Страница:
— Простите, не могли бы вы подвинуться? Я как раз тут помещусь.
Человек, к которому я обратился, повернул голову в мою сторону, тяжело уселся в вертикальное положение, от чего его живот переместился со скамейки ему на колени и пробасил:
— Да конечно, братишка, усаживайся. Может, выпьем, а то я что-то устал?
— Согласен.
Нетерпеливым жестом руки дружелюбный толстяк подозвал к себе официанта, явно своего знакомого, и заказал, заметно путаясь в словах, пару вина и хлеб, поджаренный в оливковом масле. Не успел я моргнуть, как все стояло перед нами на столе. Размеры стаканов впечатляли — по пол литра, не меньше.
— Будем знакомы! — местный завсегдатай дернул рукой с зажатым в ней стаканом, и с силой чокнулся со мной. Часть вина при этом щедро пролилась на штаны толстяка, но он совсем не обратил на это внимания, присосавшись к емкости. Его стакан опустел в один глоток. Я последовал его примеру, но отпил только треть. Вино оказалось на уровне, плотное и богатое по вкусу. Кусок жареного пшеничного хлеба прекрасным образом лег на него сверху.
Но, пока я предавался ощущениям, с моим визави произошел переход количественных изменений в качественные — повернув через минуту к нему голову, я увидел его спящим на подложенных под голову руках на столе, лицом вниз. Попытки разбудить случайного собутыльника ни к чему не привели, он только невнятно мычал и дергал плечом, настаивая на том, чтобы его оставили в покое. В зале становилось все шумнее и шумнее, и желание оставаться здесь дольше совершенно пропало. Я выложил на стол пару купюр, гарантированно покрывавших стоимость выпитого и съеденного, и ушел. Отпечаток моего мизинца сегодня ночью будет передан прямо в руки Георгию Штейну, моему отцу. Пока не густо, но прошло только три дня с момента прибытия, а сегодня я доберусь до основных складов «Восточной транспортной базы», и появится определенность в направлении поиска.
«Докер и коза». Я, конечно, предполагал, что в названии есть определенный подтекст, но вывеска, на которой здоровый, покрытый густой растительностью громила со спущенными штанами уестествлял тощую козу с рогами и бородой, не оставляла никакого простора для воображения. «Интересно, почему этот кабак у капитана — любимый? Надо бы с Корнегруцы вести себя поосторожнее, и с его земляками…» — мысли прервались, мне принесли кувшин сидра, целиком приготовленную на гриле рыбу, и в качестве бесплатного приложения — все тот же жареный хлеб. Если местное вино тянуло на твердые три балла по пятибалльной шкале, то сидру я бы поставил пять, а лучше шесть. Тонкая, чуть горчащая амброзия вливалась в горло, пузырьки углекислоты слегка покалывали язык и небо.
Вдруг нестерпимо захотелось забыть навсегда о многом, и превратиться в настоящего Клауса Фурье, имевшего возможность без всяких забот получать от жизни все то, о чем в моем положении можно было только мечтать, проводя между заданиями жизнь во всяких темных, холодных и пыльных дырах в разных концах галактики. «Дерьмо!» — я напрягся, и мысленным рывком задвинул эту мысль под ту корягу, откуда та вылезла.
С едой я закончил в начале первого, когда публика уже стала рассасываться. На улице народу тоже заметно убавилось, но праздник жизни все равно продолжался. Набережная заканчивалась достаточно пологим спуском к воде, но за ее пределами темень стояла такая, что желающих нырнуть в прохладную осеннюю водичку и разбить себе голову о камни не находилось. Пора было заняться делом.
Отойдя на приличное расстояние вдоль берега, туда, куда звуки музыки с набережной уже не доносились, я, тщательно осмотревшись, вытянул из полы куртки шнур, сложенный в несколько раз и быстро скинул с себя всю одежду, оставшись в одних плавках. Вокруг стояла тишина, огни ближайших городских построек светились минимум в километре отсюда. Аккуратно повязав тонкий шнур вокруг голени на левой ноге, я спрятал одежду и обувь под приметный обломок скалы и быстро зашел в океан.
До причалов компании нужно было плыть не меньше трех километров, стараясь максимальное время находиться под водой, и я заметно подустал, когда через тридцать минут оказался на месте. От интенсивного движения кожа не чувствовала холода, идущего от воды, но теплоотдача от этого не уменьшалась, и силы быстро покидали организм. Когда руки дотронулись до шершавой стены причала, по всем ощущениям пора было срочно выбираться на поверхность — мышцы стали слегка подрагивать, обещая вскоре скрутить меня сильнейшей судорогой. Части грузового устройства, торчащие за кромкой бетона метрах в пяти над головой, пришлись очень кстати — расправив снятый с голени шнур, я быстро раскрутил его и набросил на ближайшую балку. Вшитый в шнур тяжелый шарик помог захлестнуть веревку в три оборота и прижать последней петлей конец. Взобравшись по веревке и стряхнув одной рукой воду с тела, чтобы не оставлять повсюду мокрых следов, я встал на причал таким образом, чтобы всего меня скрывала направляющая гидравлического крана, и огляделся. Вокруг стояла абсолютная тишина и пустота. По акватории порта лениво околачивался небольшой спасательный катер, пуская в разные стороны луч прожектора, но с борта катера меня заметить не могли. Пригнувшись, я рысью пробежал несколько десятков метров, которые оставались до огромного крытого склада, и прижался к стене. Вокруг все было так же спокойно.
Небольшая дверь в обращенной к океану стене склада оказалась открытой. Я остановился: «Если это ловушка, то значит, я давно раскрыт и прожил уже лишних двое суток — устраивать сложные многоходовые операции не в стиле корпораций. Они предпочитают сначала стрелять, патронов-то то у них на всех хватит. Значит, склад — пустышка, и там нет ничего интересного. С другой стороны, если хочешь что-то спрятать, то положи это на самое видное место. Я рассуждаю именно так, но инерция обычного мышления в любом случае заставит это еще и в сейф положить. Придется проникнуть в склад, хотя бы для того, чтобы оправдать рекордный заплыв в осенней водичке». За размышлениями прошло уже секунды две, я оборвал самого себя, приоткрыв дверь и ползком просочившись через нее.
Осветительные панели внутри склада горели в десятую часть мощности, и в помещении царил полумрак. Полумрак и тишина. Ряды электромагнитных каров ждали своей очереди на выгрузку, небольшой штабель контейнеров располагался на специальной площадке с торца склада. Следовало ожидать окрика и стрельбы, но секунда заканчивалась, на смену ей приходила другая, и ничего не происходило. Я пошел вдоль стены, оглядываясь по сторонам. Где-то тут предполагался диспетчерский офис. Осматривать каждый кар или контейнер не имело абсолютно никакого смысла, к тому же это заняло бы часов десять. Я отчетливо представил себе лица стивидоров, заходящих в начале смены на склад, и видящих там полуголого человека, прыгающего с контейнера на контейнер с ключом-крокодилом в руке. А вот просмотреть записи в компьютерах диспетчеров на предмет информации по грузу стоило. В дальнем углу, метрах в трехстах от меня, под самой крышей склада виднелось огромное панорамное окно на всю ширину помещения и рядом дверь. Явно диспетчерская.
Взобравшись по эстакаде, я добрался до этой двери и попытался сходу зайти внутрь. Сходу не получилось — на этот раз присутствовал запертый замок, к счастью, знакомой конструкции. Помог взятый с собой шнур, вернее зашитый туда короткий твердый пластиковый стержень с шариком. Другой конец штыря был сильно заострен. Его то я и протолкнул с усилием через щель в накладной панели дактилоскопа, аккуратно прицелившись. Острие уперлось в управляющую микросхему в определенном месте, и магнитный запор сдался.
В помещении оказались панорамные окна и с наружной стороны, выходившие на подъездные пути, и, конечно же, на пост охраны у ворот терминала. Компьютеры находились в ждущем режиме, но активация любого из мониторов означала возникновение довольно яркого пятна в темноте диспетчерской. Охранник, прогуливающийся у своего поста, вполне мог его заметить, что в мои планы не входило. Папка с какими-то накладными решила эту небольшую проблему — приложив ее под углом к линзе проектора, я получил двухмерное изображение, но, меняя угол наклона, можно было просветить картинку на всю глубину. При определенной сноровке скорость просмотра не сильно отличалась от обычной, когда перед глазами голограмма. Сноровка в моем багаже знаний и умений имелась, так что содержимое баз данных только мелькало перед глазами. За следующие десять минут я понял, что в моих руках пусто. Ни одного намека на что-либо, ведущее к грузам минеральной корпорации, ни одной зацепки. Я вернул все в исходное состояние и на четвереньках пополз к выходу — после десяти минут на корточках чуть заныли колени. Уровень глюкозы в крови сильно упал, а мышцы требовали сатисфакции за данную им нагрузку.
Магнит запора чуть щелкнул, и дверь встала на место. Дальше я сполз по лестнице вниз, выскочил со склада и сполз по стене в воду, при этом постаравшись не поднять кучу брызг. Обратный путь измотал меня до предела — я плыл раза в полтора дольше, хотя обычно возвращаешься быстрее. Когда я уже вылезал на берег, прибрежная волна приложила меня так, что только чудом на торчащей из воды скале не остались некоторые части тела. Допрыгав по острой гальке до камня, под которым лежала спрятанная одежда, я без сил рухнул на землю и минут десять лежал без движения. Подходил третий час ночи, и если я собирался закончить прогулку правильно, то следовало торопиться. Пронизывающий ночной ветер высушил мокрую после плавания кожу, и, одевшись, я зашагал к набережной, приглаживая на ходу волосы.
На всякий случай пришлось, на подходе к порту, начать тщательно изображать походку человека, крепко заложившего за воротник. Большая часть заведений еще была открыта, и мой выбор остановился на здоровенном кабаке, где еще оставалось приличное количество народу, на фоне которого можно затеряться. Действительно, никого не удивил клиент, тихо севший за свободный стол и заказавший бутылку крепкой виноградной водки и пустой стакан. Отпустило окончательно после второго стакана — ударная доза калорий жадно поглотилась организмом, приведя его в почти нормальное состояние. Следующие две порции создали ощущение праздника — меня уже по-настоящему повело, алкоголь ударил в ноги. По дороге в квартиру притворяться не пришлось, и в слот для ключа я попал не с первого раза. Никакая врожденная резистентность не сможет противостоять литру жидкости, содержащей около семидесяти процентов чистого этилового спирта.
Лежа в кровати, я сам для себя резюмировал — на основном терминале все чисто, значит, слова капитана «Колхиды 3» о каком-то там допуске начинают весить все больше и больше. По всей видимости, я попал в самую точку, появившись в виде штурмана Фурье на борту корабля, и ситуация должна развиться в нужном направлении в ближайшее время. На следующий день начинается рейс. Там должны произойти интересующие меня события. С этой мыслью я уснул, предварительно сходив отхлебнуть водички из-под крана.
«Колхида 3», покинувшая сухой док, во всей своей красе, не шелохнувшись, стояла на спокойной воде у причала, пуская тусклые блики от подернутого ранней холодной дымкой солнца, задрав вверх носовую часть. С утра головная боль и сухость во рту преследовали меня до тех пор, пока я, перетащив к тому моменту часть своих вещей в каюту и переделав еще кучу дел по своему заведованию, не уселся на широкий, во всю стену диван, и не заварил себе литра два травяного чая. Траву для заварки, помогающую в моем случае, мне передал старпом. Увидев меня, идущего утром по трапу, с мутным взглядом перебравшего вчера человека, Аберкромби, старший помощник капитана, молча махнул мне рукой, приглашая зайти в свои апартаменты. Каюта у него была почти как капитанская, большая, с отдельным кабинетом и спальней. При такой каюте я бы и на берегу не селился — на судне оставался. Старпом усадил меня на стул в кабинете, а сам завозился вокруг колбы с кипятком. Он добавил туда пару щепоток какой-то травы, покрутил емкость, держа ее за горлышко, и разлил получившийся отвар в две кружки, стоящие на столе. Потом уселся на банкетку рядом, и осторожно, стараясь не обжечься, сделал большой глоток. Его красное лицо заправского алкоголика приняло мечтательное выражение. Посидев так пару секунд, Аберкромби заметил, что я сижу и смотрю на него, не притрагиваясь к кружке.
— Давай, угощаю — он показал рукой на кружку.
Я столь же осторожно потянул в себя горячую жидкость. Сначала сильно обожгло желудок, изрядно травмированный спиртом, выпитым накануне. Но буквально сразу за этим я почувствовал, что меня отпускает похмельное ощущение. Аберкромби понял по моему виду, что травяной чай подействовал.
— Это с моей родины, с Гленгойна. Местная трава, нигде больше не растет, выписываю оттуда. Самое лучшее средство, за исключением оперативной пересадки печени. На вот тебе пакет. Бери, бери, не стесняйся, у меня хватит.
Он протянул мне небольшой пакет с сухими черными листьями.
— Ты, оказывается, нормальный человеку — пьешь потихоньку. А я думал, что у нас в экипаже трезвенник появился, будет ходить повсюду и гноить.
— Да нет, я пью, как все, просто на работе стараюсь не разгоняться, так уж сложилось.
— Это правильно, правильная постановка вопроса.
Аберкромби выдержал длинную паузу, явно желая мне что-то сказать, но как будто не решаясь. Прекратив колебания, он продолжил:
— Тут вот какое дело… М-м-м... Через два часа десять минут начнется погрузка, а мне позарез надо сходить в город по делам, буквально ненадолго. Вот что. Допуска у тебя, я так понимаю, нет, но мы сделаем так. Я тебе отдам свой пропуск на терминал, по нему ты встанешь на пульт нашей грузовой машины, код доступа — семь, ноль, четыре, GLR. Ты, вижу, наш человек, я тебе доверяю, — Аберкромби чуть потряхивало. — Сможешь справиться?
— Да справиться я смогу без проблем, просто, если все вскроется…
— Не переживай ты из-за этого. На обратном пути охраннику я скажу, что забыл пропуск на борту, да он меня и так пропустит. Никто и не узнает. Все будут думать, что на пульте я. Охране это все равно, а морякам — тем более.
— Но капитан говорил, что мне надо находиться в каюте при погрузке и выгрузке, и я ему это официально подтвердил.
— Слово твое, хочешь — давай, хочешь — забирай обратно. Никто лично проверять-то тебя не будет, я так с боцманом уже раньше договаривался, но он сейчас не очень себя чувствует, благодаря тебе, кстати. Просто оставь свой пропуск в каюте. Ну, договорились?!
— Ладно, я согласен, но если что, придется все, как есть рассказать.
— «Если что» не произойдет. Ну, я побежал. Вот пропуск, и удачи.
Сидя в каюте в ожидании начала погрузки, я, не торопясь, прихлебывая отвар, оценивал все минусы, могущие возникнуть в случае, если обнаружится подмена. При наихудшем варианте развития событий грозил арест меня и старпома и последующее разбирательство, при котором меня могли или раскрыть, и тогда в пору писать завещание, или выгнать с работы, что тоже означало провал задания. Плюсы обдумывать смысла не было — сплошные плюсы. По часам выходило, что через десять минут с причала начнут подавать контейнера. Я поднялся и прошел в отделение под рубкой, с доступом через палубу комсостава.
Надежная дверь открылась по старпомовскому пропуску. Внутри стоял знакомый Клаусу Фурье пульт. Поляризованный широкий иллюминатор давал хороший обзор на всю палубу перед надстройкой, а включенные мониторы показывали внутренности трюма с наложенной сеткой грузового плана. Даже ребенок смог бы управиться с процессом, тем более что основную работу выполняла автоматика, и присутствие человека требовалось только на экстренный случай, а больше по традиции. Я вставил пропуск старпома в идентификатор и ввел сообщенный Аберкромби код. На одном из мониторов появилось сообщение о готовности судна к погрузке, и процесс пошел. По краям палубы засветились красные предупредительные огни, инфракрасные датчики показали, что на поверхности палубы отсутствуют люди и посторонние предметы. В следующую секунду палуба от самой надстройки завернулась и, сворачиваясь в огромный рулон, стала обнажать внутренности судового трюма «Колхиды 3». По окончанию процедуры собранная в один сверток палуба улеглась в специальные направляющие на баке судна. Потом зашевелилась рампа контейнерного манипулятора, и стала выезжать от кромки причала на всю ширину палубы, нависая над глубоким провалом трюма. Одновременно раздвигалось непрозрачное, в цвет океана, покрытие, надежно скрывая от посторонних глаз подробности погрузки. «Еще один кирпичик в стену», — подумал я. На причале тем временем прошло движение по карам, которые стали один за другим исчезать в приемнике грузовой машины. В том же темпе на мониторе, показывающем внутренности трюма, повисли гроздья контейнеров. Все они были в максимально водозащищенном исполнении, редко мною, то есть Клаусом, встречаемом на практике. По конструкции судна я ранее уже выяснил, что предусмотрена выгрузка на воду, так что такая конструкция контейнеров предполагалась. Правда, существовали и более скромные модификации, гораздо дешевле, но тоже водонепроницаемые. Озарение пришло позже, в самом конце погрузки, когда я увидел контейнера принципиально другого типа — по сути, это были бронированные цистерны, оборудованные автономными источниками питания, системой обеспечения сохранности содержимого и несущие на себе знак «Биологическая опасность!». Эти контейнера пошли в наиболее защищенные места, у самой надстройки. Проводив взглядом две таких единицы, я услышал стук в дверь отделения. Первое, что пришло при этом в голову — «Все пропало. Конец!». Я глубоко вздохнул и пошел открывать, приготовившись к, возможно, последней в моей жизни драке.
На пороге стоял старпом, обдавая меня густым сивушным запахом.
— Все в порядке? — чуть испуганным голосом спросил он.
— Да, все в норме, погрузка заканчивается, сейчас подают последние шесть мест, еще минут семь работы. Судно встало на ровный киль.
— Давай-ка я тут все закончу, а то капитан уже на борту, как бы не заподозрил чего, мне показалось, что он меня краем глаза заметил! Ты иди, иди в свою каюту, а с меня причитается.
Старпом подмигнул мне и резво опустил свое седалище в кресло.
Я без приключений добрался до своей каюты, никем не замеченный и сделал это вовремя — только в моих руках оказалась галета из пачки, забытой в термошкафе предыдущим хозяином, как дверь приоткрылась, и в образовавшейся щели появилась голова капитана Корнегруцы. Голова покрутилась из стороны в сторону, и отметила факт моего присутствия в каюте.
— Фурье, вы не покидали каюту?
— Господин капитан, я тут сижу с начала погрузки, как полагается.
— Да? Странно, кого же тогда я видел внизу? Хорошо, через десять минут все закончится, и вы сможете выйти.
— Мне необходимо в город, кое-что купить в рейс…
— Да без проблем. Только когда через проходную это кое-что понесете — положите в непрозрачный пакет, на всякий случай. Будьте на борту к двадцати часам.
Голова капитана убралась из дверного проема. Я выглянул в иллюминатор — палуба приняла свой первоначальный вид, и предупредительные огни погасли. Погрузка закончилась, и два матроса уже шли вдоль бортов, проверяя правильность закрытия палубы. Достав из кармана одну из местных монет, полученных вчера вечером на сдачу в баре, я задумался на некоторое время, а потом стал наносить на ребро монеты еле видимые царапины с помощью своего универсального ножа. Закончив с этим, я сунул монету обратно в карман, взял с полки пустую сумку, и отправился в город за покупками.
На небольшой красивой площади в конце парка, спускающегося к океану почти в плотную, я нашел вполне приличный супермаркет, где и прикупил пятнадцать литров спирта и упаковку пива, уже для собственных нужд. Спирт же предназначался для капитана и старпома — я, являясь обладателем такого ценного с их точки зрения продукта, сильно вырасту в их глазах, особенно когда их собственные запасы подойдут к концу. Поставив забитую до отказа сумку на землю, я подошел к фонтану посередине площади. Посаженные когда-то вокруг деревья еще шелестели прозрачной бледно-синей листвой на ветру. От подсвеченного зеленым фонтана, струя которого спиралью выходила из небольшого бассейна в основании, ощутимо веяло холодком. Народу вокруг почти не было, только какой-то взлохмаченного вида субъект сидел, забравшись с ногами, на скамейке, и смотрел что-то с небольшого проектора. В фонтане на дне лежали несколько монет, брошенных туда на счастье. Я тоже решил внести свою лепту, и, поковырявшись в кармане, вытащил монетку и отправил ее в воду. «Теперь точно вернусь из рейса». Мой жест привлек внимание субъекта на скамейке — отвлекшись на секунду от своего явно увлекательного занятия, он искоса бросил на меня недовольный взгляд. Я пожал плечами, подхватил тяжелую сумку и пошел восвояси. Настроение считалось испорченным.
К восьми вечера уже стемнело, и в рубке, где на отход судна по привычке собрались все штурмана, включили панорамную ретрансляцию с радара. Капитан сидел посередине в удобном кресле вахтенного, а я и старпом встали чуть позади. На стеклах иллюминаторов, окружающих помещение мостика, засветилось схематическое изображение окружающего пространства. Портовый диспетчер передал подтверждение на отход. Капитан дотронулся до пульта управления и по всему корпусу «Колхиды 3» прошло чуть заметное дрожание. Вспомогательный двигатель подал давление на турбины семи подруливающих устройств, расположенных по бортам и в носу судна. Со щелчком отстегнулись швартовые механизмы, и причал начал медленно удаляться. Когда судно отошло примерно на двадцать метров, капитан подал нагрузку на носовой подруливатель, и «Колхида 3» пошла в циркуляцию с нулевым радиусом. Через пять минут нос корабля уже смотрел на далекий океанский горизонт, не видимый, впрочем, на тот момент. Пауза, и включился главный двигатель. Турбины водометов зашумели, и, постепенно ускоряясь, «Колхида 3» отправилась в свой путь.
После прохождения фарватера, когда огни Патраи скрылись за кормой, капитан потерял всякий интерес к управлению судном и собрался уходить к себе. Пошептавшись о чем-то со старпомом, Корнегруцы обратился ко мне:
— Клаус, все-таки ваш первый рейс на этом судне и на этой планете. Как себя чувствуете?
— Отлично, спасибо, что поинтересовались.
— Сейчас не ваша вахта, а старпомовская, но прошу вас минут двадцать тут присмотреть за всем. Курс введен в рулевку, все в порядке, да что я тут рассуждаю — сами знаете.
— Да, конечно, побуду тут.
Красноносые с грохотом скатились вниз, а я остался в одиночестве на мостике. Наступила тишина, разбавляемая только отдаленным шумом, доносящимся из машинного отделения. Вокруг отчетливо проступило безмолвие темного зверя — океана. Клаус Фурье работал с этим, жил с этим и любил это. Я же имел собственный небольшой опыт оставаться наедине со смутно-живущим чудовищем. Двое в моей голове сошлись на том, что они — друзья зверю. Я уткнулся лбом в холодное стекло иллюминатора, подпер кулаком подбородок и задумался. Часть той горы, которая украшала мои плечи, свалилась. Груз, путь и происхождение которого я отслеживал, перевозился именно «Колхидой 3». Впереди — путь, ведущий меня к разгадке и тем самым увеличивающий мои шансы на выживание. Посмотрим…
Георгий Штейн, глава оперативного департамента сектора, один из лучших оперативников и тактиков Ордена Адвентистов, просыпался всегда очень рано, часа за два до того, как вставала основная масса людей, его окружающих. Он предпочитал добирать недостающие часы сна в дневное время, когда активность человека снижается, после обеденного приема пищи. Утро же Штейн считал слишком ценным периодом суток для того, чтобы проводить его в постели. База на высокогорном плато, в двадцати семи километрах над поверхностью планеты Эспинадо, населенной в основном туземцами, вяло ведущими меновую торговлю со странными чужаками, недавно стала прибежищем для Георгия, и он еще не совсем освоился с разреженным воздухом и кофе с температурой кипения шестьдесят градусов. Небольшой звон в ушах продолжал постоянно преследовать его, но сердечно-сосудистая система уже начала привыкать к окружающей среде. По крайней мере, когда оперативник вскочил с кровати, стоящей в узкой келье, его не настигло сильнейшее головокружение, как это было по началу. Каменный пол холодил ступни, но это только бодрило организм. Распахнув окно, Штейн увидел насаженное на неправдоподобно высокие и тонкие горные пики на горизонте солнце. Нежно-фиолетовые лучи только начинали разогревать инистый воздух, температура была градусов пять, не выше. Раздевшись и прыгнув в небольшой бассейн с ледяной дождевой водой, Георгий сделал несколько энергичных гребков, проплыв метров двадцать туда и обратно, и выскочил из воды, чуть ли не покрываясь наледью на ходу. В свой крохотный кабинет он попал через длинный коридор, вырубленный в толще у самого края скалы. База находилась в заброшенном миссионерском монастыре — лишь незначительные переделки были осуществлены. Открыв сейф, спрятанный за каменной плиткой, Штейн извлек оттуда лист пластика с изображением какой-то монеты. Он очередной раз углубился в подробное изучение подробного скана, чуть заметно шевеля губами — от этой привычки Штейн пытался избавиться всю свою жизнь. Через несколько минут он, явно исчерпав полностью содержимое изображения, скрутил листки в тонкую трубку и поджег их с помощью валявшейся на столе зажигалки. Листки вмиг полностью превратились в дым, не оставив даже пепла. Глава оперативного департамента встал, набросил на плечи куртку и вышел из кабинета. Скоро он уже покидал монастырь, небрежно кивнув часовому у входа в ответ на его приветствие. На краю скального обрыва околачивался местный житель, вхолостую прокачивая свой воздушный пузырь. Георгий подошел к аборигену, и знаками показал, что ему необходимо добраться в Легкий город внизу ущелья за тридцатую часть солнца — то есть, срочно. На неподвижном лице туземца появилась вертикальная щель рта, и вылезший оттуда язык заколебался, говоря, что это сделать можно, но стоить это будет не один, не два, а три ранда. Штейн нетерпеливо махнул рукой, соглашаясь. Туземец сразу же стал раздуваться, исходя паром от своей кожи, а Георгий забрался в маленькую плетеную корзинку, привязанную к тонким нижним конечностям таксиста. За минуту из горба на спине местного извозчика раздулся гигантский пузырь, и Георгий, сидя в корзинке, медленно полетел вниз, к Легкому Городу, где его ожидала встреча, которую он не желал афишировать ни в коем случае.
Человек, к которому я обратился, повернул голову в мою сторону, тяжело уселся в вертикальное положение, от чего его живот переместился со скамейки ему на колени и пробасил:
— Да конечно, братишка, усаживайся. Может, выпьем, а то я что-то устал?
— Согласен.
Нетерпеливым жестом руки дружелюбный толстяк подозвал к себе официанта, явно своего знакомого, и заказал, заметно путаясь в словах, пару вина и хлеб, поджаренный в оливковом масле. Не успел я моргнуть, как все стояло перед нами на столе. Размеры стаканов впечатляли — по пол литра, не меньше.
— Будем знакомы! — местный завсегдатай дернул рукой с зажатым в ней стаканом, и с силой чокнулся со мной. Часть вина при этом щедро пролилась на штаны толстяка, но он совсем не обратил на это внимания, присосавшись к емкости. Его стакан опустел в один глоток. Я последовал его примеру, но отпил только треть. Вино оказалось на уровне, плотное и богатое по вкусу. Кусок жареного пшеничного хлеба прекрасным образом лег на него сверху.
Но, пока я предавался ощущениям, с моим визави произошел переход количественных изменений в качественные — повернув через минуту к нему голову, я увидел его спящим на подложенных под голову руках на столе, лицом вниз. Попытки разбудить случайного собутыльника ни к чему не привели, он только невнятно мычал и дергал плечом, настаивая на том, чтобы его оставили в покое. В зале становилось все шумнее и шумнее, и желание оставаться здесь дольше совершенно пропало. Я выложил на стол пару купюр, гарантированно покрывавших стоимость выпитого и съеденного, и ушел. Отпечаток моего мизинца сегодня ночью будет передан прямо в руки Георгию Штейну, моему отцу. Пока не густо, но прошло только три дня с момента прибытия, а сегодня я доберусь до основных складов «Восточной транспортной базы», и появится определенность в направлении поиска.
«Докер и коза». Я, конечно, предполагал, что в названии есть определенный подтекст, но вывеска, на которой здоровый, покрытый густой растительностью громила со спущенными штанами уестествлял тощую козу с рогами и бородой, не оставляла никакого простора для воображения. «Интересно, почему этот кабак у капитана — любимый? Надо бы с Корнегруцы вести себя поосторожнее, и с его земляками…» — мысли прервались, мне принесли кувшин сидра, целиком приготовленную на гриле рыбу, и в качестве бесплатного приложения — все тот же жареный хлеб. Если местное вино тянуло на твердые три балла по пятибалльной шкале, то сидру я бы поставил пять, а лучше шесть. Тонкая, чуть горчащая амброзия вливалась в горло, пузырьки углекислоты слегка покалывали язык и небо.
Вдруг нестерпимо захотелось забыть навсегда о многом, и превратиться в настоящего Клауса Фурье, имевшего возможность без всяких забот получать от жизни все то, о чем в моем положении можно было только мечтать, проводя между заданиями жизнь во всяких темных, холодных и пыльных дырах в разных концах галактики. «Дерьмо!» — я напрягся, и мысленным рывком задвинул эту мысль под ту корягу, откуда та вылезла.
С едой я закончил в начале первого, когда публика уже стала рассасываться. На улице народу тоже заметно убавилось, но праздник жизни все равно продолжался. Набережная заканчивалась достаточно пологим спуском к воде, но за ее пределами темень стояла такая, что желающих нырнуть в прохладную осеннюю водичку и разбить себе голову о камни не находилось. Пора было заняться делом.
Отойдя на приличное расстояние вдоль берега, туда, куда звуки музыки с набережной уже не доносились, я, тщательно осмотревшись, вытянул из полы куртки шнур, сложенный в несколько раз и быстро скинул с себя всю одежду, оставшись в одних плавках. Вокруг стояла тишина, огни ближайших городских построек светились минимум в километре отсюда. Аккуратно повязав тонкий шнур вокруг голени на левой ноге, я спрятал одежду и обувь под приметный обломок скалы и быстро зашел в океан.
До причалов компании нужно было плыть не меньше трех километров, стараясь максимальное время находиться под водой, и я заметно подустал, когда через тридцать минут оказался на месте. От интенсивного движения кожа не чувствовала холода, идущего от воды, но теплоотдача от этого не уменьшалась, и силы быстро покидали организм. Когда руки дотронулись до шершавой стены причала, по всем ощущениям пора было срочно выбираться на поверхность — мышцы стали слегка подрагивать, обещая вскоре скрутить меня сильнейшей судорогой. Части грузового устройства, торчащие за кромкой бетона метрах в пяти над головой, пришлись очень кстати — расправив снятый с голени шнур, я быстро раскрутил его и набросил на ближайшую балку. Вшитый в шнур тяжелый шарик помог захлестнуть веревку в три оборота и прижать последней петлей конец. Взобравшись по веревке и стряхнув одной рукой воду с тела, чтобы не оставлять повсюду мокрых следов, я встал на причал таким образом, чтобы всего меня скрывала направляющая гидравлического крана, и огляделся. Вокруг стояла абсолютная тишина и пустота. По акватории порта лениво околачивался небольшой спасательный катер, пуская в разные стороны луч прожектора, но с борта катера меня заметить не могли. Пригнувшись, я рысью пробежал несколько десятков метров, которые оставались до огромного крытого склада, и прижался к стене. Вокруг все было так же спокойно.
Небольшая дверь в обращенной к океану стене склада оказалась открытой. Я остановился: «Если это ловушка, то значит, я давно раскрыт и прожил уже лишних двое суток — устраивать сложные многоходовые операции не в стиле корпораций. Они предпочитают сначала стрелять, патронов-то то у них на всех хватит. Значит, склад — пустышка, и там нет ничего интересного. С другой стороны, если хочешь что-то спрятать, то положи это на самое видное место. Я рассуждаю именно так, но инерция обычного мышления в любом случае заставит это еще и в сейф положить. Придется проникнуть в склад, хотя бы для того, чтобы оправдать рекордный заплыв в осенней водичке». За размышлениями прошло уже секунды две, я оборвал самого себя, приоткрыв дверь и ползком просочившись через нее.
Осветительные панели внутри склада горели в десятую часть мощности, и в помещении царил полумрак. Полумрак и тишина. Ряды электромагнитных каров ждали своей очереди на выгрузку, небольшой штабель контейнеров располагался на специальной площадке с торца склада. Следовало ожидать окрика и стрельбы, но секунда заканчивалась, на смену ей приходила другая, и ничего не происходило. Я пошел вдоль стены, оглядываясь по сторонам. Где-то тут предполагался диспетчерский офис. Осматривать каждый кар или контейнер не имело абсолютно никакого смысла, к тому же это заняло бы часов десять. Я отчетливо представил себе лица стивидоров, заходящих в начале смены на склад, и видящих там полуголого человека, прыгающего с контейнера на контейнер с ключом-крокодилом в руке. А вот просмотреть записи в компьютерах диспетчеров на предмет информации по грузу стоило. В дальнем углу, метрах в трехстах от меня, под самой крышей склада виднелось огромное панорамное окно на всю ширину помещения и рядом дверь. Явно диспетчерская.
Взобравшись по эстакаде, я добрался до этой двери и попытался сходу зайти внутрь. Сходу не получилось — на этот раз присутствовал запертый замок, к счастью, знакомой конструкции. Помог взятый с собой шнур, вернее зашитый туда короткий твердый пластиковый стержень с шариком. Другой конец штыря был сильно заострен. Его то я и протолкнул с усилием через щель в накладной панели дактилоскопа, аккуратно прицелившись. Острие уперлось в управляющую микросхему в определенном месте, и магнитный запор сдался.
В помещении оказались панорамные окна и с наружной стороны, выходившие на подъездные пути, и, конечно же, на пост охраны у ворот терминала. Компьютеры находились в ждущем режиме, но активация любого из мониторов означала возникновение довольно яркого пятна в темноте диспетчерской. Охранник, прогуливающийся у своего поста, вполне мог его заметить, что в мои планы не входило. Папка с какими-то накладными решила эту небольшую проблему — приложив ее под углом к линзе проектора, я получил двухмерное изображение, но, меняя угол наклона, можно было просветить картинку на всю глубину. При определенной сноровке скорость просмотра не сильно отличалась от обычной, когда перед глазами голограмма. Сноровка в моем багаже знаний и умений имелась, так что содержимое баз данных только мелькало перед глазами. За следующие десять минут я понял, что в моих руках пусто. Ни одного намека на что-либо, ведущее к грузам минеральной корпорации, ни одной зацепки. Я вернул все в исходное состояние и на четвереньках пополз к выходу — после десяти минут на корточках чуть заныли колени. Уровень глюкозы в крови сильно упал, а мышцы требовали сатисфакции за данную им нагрузку.
Магнит запора чуть щелкнул, и дверь встала на место. Дальше я сполз по лестнице вниз, выскочил со склада и сполз по стене в воду, при этом постаравшись не поднять кучу брызг. Обратный путь измотал меня до предела — я плыл раза в полтора дольше, хотя обычно возвращаешься быстрее. Когда я уже вылезал на берег, прибрежная волна приложила меня так, что только чудом на торчащей из воды скале не остались некоторые части тела. Допрыгав по острой гальке до камня, под которым лежала спрятанная одежда, я без сил рухнул на землю и минут десять лежал без движения. Подходил третий час ночи, и если я собирался закончить прогулку правильно, то следовало торопиться. Пронизывающий ночной ветер высушил мокрую после плавания кожу, и, одевшись, я зашагал к набережной, приглаживая на ходу волосы.
На всякий случай пришлось, на подходе к порту, начать тщательно изображать походку человека, крепко заложившего за воротник. Большая часть заведений еще была открыта, и мой выбор остановился на здоровенном кабаке, где еще оставалось приличное количество народу, на фоне которого можно затеряться. Действительно, никого не удивил клиент, тихо севший за свободный стол и заказавший бутылку крепкой виноградной водки и пустой стакан. Отпустило окончательно после второго стакана — ударная доза калорий жадно поглотилась организмом, приведя его в почти нормальное состояние. Следующие две порции создали ощущение праздника — меня уже по-настоящему повело, алкоголь ударил в ноги. По дороге в квартиру притворяться не пришлось, и в слот для ключа я попал не с первого раза. Никакая врожденная резистентность не сможет противостоять литру жидкости, содержащей около семидесяти процентов чистого этилового спирта.
Лежа в кровати, я сам для себя резюмировал — на основном терминале все чисто, значит, слова капитана «Колхиды 3» о каком-то там допуске начинают весить все больше и больше. По всей видимости, я попал в самую точку, появившись в виде штурмана Фурье на борту корабля, и ситуация должна развиться в нужном направлении в ближайшее время. На следующий день начинается рейс. Там должны произойти интересующие меня события. С этой мыслью я уснул, предварительно сходив отхлебнуть водички из-под крана.
«Колхида 3», покинувшая сухой док, во всей своей красе, не шелохнувшись, стояла на спокойной воде у причала, пуская тусклые блики от подернутого ранней холодной дымкой солнца, задрав вверх носовую часть. С утра головная боль и сухость во рту преследовали меня до тех пор, пока я, перетащив к тому моменту часть своих вещей в каюту и переделав еще кучу дел по своему заведованию, не уселся на широкий, во всю стену диван, и не заварил себе литра два травяного чая. Траву для заварки, помогающую в моем случае, мне передал старпом. Увидев меня, идущего утром по трапу, с мутным взглядом перебравшего вчера человека, Аберкромби, старший помощник капитана, молча махнул мне рукой, приглашая зайти в свои апартаменты. Каюта у него была почти как капитанская, большая, с отдельным кабинетом и спальней. При такой каюте я бы и на берегу не селился — на судне оставался. Старпом усадил меня на стул в кабинете, а сам завозился вокруг колбы с кипятком. Он добавил туда пару щепоток какой-то травы, покрутил емкость, держа ее за горлышко, и разлил получившийся отвар в две кружки, стоящие на столе. Потом уселся на банкетку рядом, и осторожно, стараясь не обжечься, сделал большой глоток. Его красное лицо заправского алкоголика приняло мечтательное выражение. Посидев так пару секунд, Аберкромби заметил, что я сижу и смотрю на него, не притрагиваясь к кружке.
— Давай, угощаю — он показал рукой на кружку.
Я столь же осторожно потянул в себя горячую жидкость. Сначала сильно обожгло желудок, изрядно травмированный спиртом, выпитым накануне. Но буквально сразу за этим я почувствовал, что меня отпускает похмельное ощущение. Аберкромби понял по моему виду, что травяной чай подействовал.
— Это с моей родины, с Гленгойна. Местная трава, нигде больше не растет, выписываю оттуда. Самое лучшее средство, за исключением оперативной пересадки печени. На вот тебе пакет. Бери, бери, не стесняйся, у меня хватит.
Он протянул мне небольшой пакет с сухими черными листьями.
— Ты, оказывается, нормальный человеку — пьешь потихоньку. А я думал, что у нас в экипаже трезвенник появился, будет ходить повсюду и гноить.
— Да нет, я пью, как все, просто на работе стараюсь не разгоняться, так уж сложилось.
— Это правильно, правильная постановка вопроса.
Аберкромби выдержал длинную паузу, явно желая мне что-то сказать, но как будто не решаясь. Прекратив колебания, он продолжил:
— Тут вот какое дело… М-м-м... Через два часа десять минут начнется погрузка, а мне позарез надо сходить в город по делам, буквально ненадолго. Вот что. Допуска у тебя, я так понимаю, нет, но мы сделаем так. Я тебе отдам свой пропуск на терминал, по нему ты встанешь на пульт нашей грузовой машины, код доступа — семь, ноль, четыре, GLR. Ты, вижу, наш человек, я тебе доверяю, — Аберкромби чуть потряхивало. — Сможешь справиться?
— Да справиться я смогу без проблем, просто, если все вскроется…
— Не переживай ты из-за этого. На обратном пути охраннику я скажу, что забыл пропуск на борту, да он меня и так пропустит. Никто и не узнает. Все будут думать, что на пульте я. Охране это все равно, а морякам — тем более.
— Но капитан говорил, что мне надо находиться в каюте при погрузке и выгрузке, и я ему это официально подтвердил.
— Слово твое, хочешь — давай, хочешь — забирай обратно. Никто лично проверять-то тебя не будет, я так с боцманом уже раньше договаривался, но он сейчас не очень себя чувствует, благодаря тебе, кстати. Просто оставь свой пропуск в каюте. Ну, договорились?!
— Ладно, я согласен, но если что, придется все, как есть рассказать.
— «Если что» не произойдет. Ну, я побежал. Вот пропуск, и удачи.
Сидя в каюте в ожидании начала погрузки, я, не торопясь, прихлебывая отвар, оценивал все минусы, могущие возникнуть в случае, если обнаружится подмена. При наихудшем варианте развития событий грозил арест меня и старпома и последующее разбирательство, при котором меня могли или раскрыть, и тогда в пору писать завещание, или выгнать с работы, что тоже означало провал задания. Плюсы обдумывать смысла не было — сплошные плюсы. По часам выходило, что через десять минут с причала начнут подавать контейнера. Я поднялся и прошел в отделение под рубкой, с доступом через палубу комсостава.
Надежная дверь открылась по старпомовскому пропуску. Внутри стоял знакомый Клаусу Фурье пульт. Поляризованный широкий иллюминатор давал хороший обзор на всю палубу перед надстройкой, а включенные мониторы показывали внутренности трюма с наложенной сеткой грузового плана. Даже ребенок смог бы управиться с процессом, тем более что основную работу выполняла автоматика, и присутствие человека требовалось только на экстренный случай, а больше по традиции. Я вставил пропуск старпома в идентификатор и ввел сообщенный Аберкромби код. На одном из мониторов появилось сообщение о готовности судна к погрузке, и процесс пошел. По краям палубы засветились красные предупредительные огни, инфракрасные датчики показали, что на поверхности палубы отсутствуют люди и посторонние предметы. В следующую секунду палуба от самой надстройки завернулась и, сворачиваясь в огромный рулон, стала обнажать внутренности судового трюма «Колхиды 3». По окончанию процедуры собранная в один сверток палуба улеглась в специальные направляющие на баке судна. Потом зашевелилась рампа контейнерного манипулятора, и стала выезжать от кромки причала на всю ширину палубы, нависая над глубоким провалом трюма. Одновременно раздвигалось непрозрачное, в цвет океана, покрытие, надежно скрывая от посторонних глаз подробности погрузки. «Еще один кирпичик в стену», — подумал я. На причале тем временем прошло движение по карам, которые стали один за другим исчезать в приемнике грузовой машины. В том же темпе на мониторе, показывающем внутренности трюма, повисли гроздья контейнеров. Все они были в максимально водозащищенном исполнении, редко мною, то есть Клаусом, встречаемом на практике. По конструкции судна я ранее уже выяснил, что предусмотрена выгрузка на воду, так что такая конструкция контейнеров предполагалась. Правда, существовали и более скромные модификации, гораздо дешевле, но тоже водонепроницаемые. Озарение пришло позже, в самом конце погрузки, когда я увидел контейнера принципиально другого типа — по сути, это были бронированные цистерны, оборудованные автономными источниками питания, системой обеспечения сохранности содержимого и несущие на себе знак «Биологическая опасность!». Эти контейнера пошли в наиболее защищенные места, у самой надстройки. Проводив взглядом две таких единицы, я услышал стук в дверь отделения. Первое, что пришло при этом в голову — «Все пропало. Конец!». Я глубоко вздохнул и пошел открывать, приготовившись к, возможно, последней в моей жизни драке.
На пороге стоял старпом, обдавая меня густым сивушным запахом.
— Все в порядке? — чуть испуганным голосом спросил он.
— Да, все в норме, погрузка заканчивается, сейчас подают последние шесть мест, еще минут семь работы. Судно встало на ровный киль.
— Давай-ка я тут все закончу, а то капитан уже на борту, как бы не заподозрил чего, мне показалось, что он меня краем глаза заметил! Ты иди, иди в свою каюту, а с меня причитается.
Старпом подмигнул мне и резво опустил свое седалище в кресло.
Я без приключений добрался до своей каюты, никем не замеченный и сделал это вовремя — только в моих руках оказалась галета из пачки, забытой в термошкафе предыдущим хозяином, как дверь приоткрылась, и в образовавшейся щели появилась голова капитана Корнегруцы. Голова покрутилась из стороны в сторону, и отметила факт моего присутствия в каюте.
— Фурье, вы не покидали каюту?
— Господин капитан, я тут сижу с начала погрузки, как полагается.
— Да? Странно, кого же тогда я видел внизу? Хорошо, через десять минут все закончится, и вы сможете выйти.
— Мне необходимо в город, кое-что купить в рейс…
— Да без проблем. Только когда через проходную это кое-что понесете — положите в непрозрачный пакет, на всякий случай. Будьте на борту к двадцати часам.
Голова капитана убралась из дверного проема. Я выглянул в иллюминатор — палуба приняла свой первоначальный вид, и предупредительные огни погасли. Погрузка закончилась, и два матроса уже шли вдоль бортов, проверяя правильность закрытия палубы. Достав из кармана одну из местных монет, полученных вчера вечером на сдачу в баре, я задумался на некоторое время, а потом стал наносить на ребро монеты еле видимые царапины с помощью своего универсального ножа. Закончив с этим, я сунул монету обратно в карман, взял с полки пустую сумку, и отправился в город за покупками.
На небольшой красивой площади в конце парка, спускающегося к океану почти в плотную, я нашел вполне приличный супермаркет, где и прикупил пятнадцать литров спирта и упаковку пива, уже для собственных нужд. Спирт же предназначался для капитана и старпома — я, являясь обладателем такого ценного с их точки зрения продукта, сильно вырасту в их глазах, особенно когда их собственные запасы подойдут к концу. Поставив забитую до отказа сумку на землю, я подошел к фонтану посередине площади. Посаженные когда-то вокруг деревья еще шелестели прозрачной бледно-синей листвой на ветру. От подсвеченного зеленым фонтана, струя которого спиралью выходила из небольшого бассейна в основании, ощутимо веяло холодком. Народу вокруг почти не было, только какой-то взлохмаченного вида субъект сидел, забравшись с ногами, на скамейке, и смотрел что-то с небольшого проектора. В фонтане на дне лежали несколько монет, брошенных туда на счастье. Я тоже решил внести свою лепту, и, поковырявшись в кармане, вытащил монетку и отправил ее в воду. «Теперь точно вернусь из рейса». Мой жест привлек внимание субъекта на скамейке — отвлекшись на секунду от своего явно увлекательного занятия, он искоса бросил на меня недовольный взгляд. Я пожал плечами, подхватил тяжелую сумку и пошел восвояси. Настроение считалось испорченным.
К восьми вечера уже стемнело, и в рубке, где на отход судна по привычке собрались все штурмана, включили панорамную ретрансляцию с радара. Капитан сидел посередине в удобном кресле вахтенного, а я и старпом встали чуть позади. На стеклах иллюминаторов, окружающих помещение мостика, засветилось схематическое изображение окружающего пространства. Портовый диспетчер передал подтверждение на отход. Капитан дотронулся до пульта управления и по всему корпусу «Колхиды 3» прошло чуть заметное дрожание. Вспомогательный двигатель подал давление на турбины семи подруливающих устройств, расположенных по бортам и в носу судна. Со щелчком отстегнулись швартовые механизмы, и причал начал медленно удаляться. Когда судно отошло примерно на двадцать метров, капитан подал нагрузку на носовой подруливатель, и «Колхида 3» пошла в циркуляцию с нулевым радиусом. Через пять минут нос корабля уже смотрел на далекий океанский горизонт, не видимый, впрочем, на тот момент. Пауза, и включился главный двигатель. Турбины водометов зашумели, и, постепенно ускоряясь, «Колхида 3» отправилась в свой путь.
После прохождения фарватера, когда огни Патраи скрылись за кормой, капитан потерял всякий интерес к управлению судном и собрался уходить к себе. Пошептавшись о чем-то со старпомом, Корнегруцы обратился ко мне:
— Клаус, все-таки ваш первый рейс на этом судне и на этой планете. Как себя чувствуете?
— Отлично, спасибо, что поинтересовались.
— Сейчас не ваша вахта, а старпомовская, но прошу вас минут двадцать тут присмотреть за всем. Курс введен в рулевку, все в порядке, да что я тут рассуждаю — сами знаете.
— Да, конечно, побуду тут.
Красноносые с грохотом скатились вниз, а я остался в одиночестве на мостике. Наступила тишина, разбавляемая только отдаленным шумом, доносящимся из машинного отделения. Вокруг отчетливо проступило безмолвие темного зверя — океана. Клаус Фурье работал с этим, жил с этим и любил это. Я же имел собственный небольшой опыт оставаться наедине со смутно-живущим чудовищем. Двое в моей голове сошлись на том, что они — друзья зверю. Я уткнулся лбом в холодное стекло иллюминатора, подпер кулаком подбородок и задумался. Часть той горы, которая украшала мои плечи, свалилась. Груз, путь и происхождение которого я отслеживал, перевозился именно «Колхидой 3». Впереди — путь, ведущий меня к разгадке и тем самым увеличивающий мои шансы на выживание. Посмотрим…
***
Георгий Штейн, глава оперативного департамента сектора, один из лучших оперативников и тактиков Ордена Адвентистов, просыпался всегда очень рано, часа за два до того, как вставала основная масса людей, его окружающих. Он предпочитал добирать недостающие часы сна в дневное время, когда активность человека снижается, после обеденного приема пищи. Утро же Штейн считал слишком ценным периодом суток для того, чтобы проводить его в постели. База на высокогорном плато, в двадцати семи километрах над поверхностью планеты Эспинадо, населенной в основном туземцами, вяло ведущими меновую торговлю со странными чужаками, недавно стала прибежищем для Георгия, и он еще не совсем освоился с разреженным воздухом и кофе с температурой кипения шестьдесят градусов. Небольшой звон в ушах продолжал постоянно преследовать его, но сердечно-сосудистая система уже начала привыкать к окружающей среде. По крайней мере, когда оперативник вскочил с кровати, стоящей в узкой келье, его не настигло сильнейшее головокружение, как это было по началу. Каменный пол холодил ступни, но это только бодрило организм. Распахнув окно, Штейн увидел насаженное на неправдоподобно высокие и тонкие горные пики на горизонте солнце. Нежно-фиолетовые лучи только начинали разогревать инистый воздух, температура была градусов пять, не выше. Раздевшись и прыгнув в небольшой бассейн с ледяной дождевой водой, Георгий сделал несколько энергичных гребков, проплыв метров двадцать туда и обратно, и выскочил из воды, чуть ли не покрываясь наледью на ходу. В свой крохотный кабинет он попал через длинный коридор, вырубленный в толще у самого края скалы. База находилась в заброшенном миссионерском монастыре — лишь незначительные переделки были осуществлены. Открыв сейф, спрятанный за каменной плиткой, Штейн извлек оттуда лист пластика с изображением какой-то монеты. Он очередной раз углубился в подробное изучение подробного скана, чуть заметно шевеля губами — от этой привычки Штейн пытался избавиться всю свою жизнь. Через несколько минут он, явно исчерпав полностью содержимое изображения, скрутил листки в тонкую трубку и поджег их с помощью валявшейся на столе зажигалки. Листки вмиг полностью превратились в дым, не оставив даже пепла. Глава оперативного департамента встал, набросил на плечи куртку и вышел из кабинета. Скоро он уже покидал монастырь, небрежно кивнув часовому у входа в ответ на его приветствие. На краю скального обрыва околачивался местный житель, вхолостую прокачивая свой воздушный пузырь. Георгий подошел к аборигену, и знаками показал, что ему необходимо добраться в Легкий город внизу ущелья за тридцатую часть солнца — то есть, срочно. На неподвижном лице туземца появилась вертикальная щель рта, и вылезший оттуда язык заколебался, говоря, что это сделать можно, но стоить это будет не один, не два, а три ранда. Штейн нетерпеливо махнул рукой, соглашаясь. Туземец сразу же стал раздуваться, исходя паром от своей кожи, а Георгий забрался в маленькую плетеную корзинку, привязанную к тонким нижним конечностям таксиста. За минуту из горба на спине местного извозчика раздулся гигантский пузырь, и Георгий, сидя в корзинке, медленно полетел вниз, к Легкому Городу, где его ожидала встреча, которую он не желал афишировать ни в коем случае.