Страница:
— Лоцманский катер быстро ходит? — обратился я к лоцману, не слушая его слов.
— Смотря для чего, — растерялся тот.
— Чтобы догнать судно в море.
— Нет, не получится. Тут вам нужен патрульный катер, они самые быстроходные в заливе, специально, чтобы ни один контрабандист не мог уйти.
— Мне нужен такой катер! Везите меня к их стоянке, — скомандовал я.
— Но никто вам не позволит брать патрульный катер, — опешил лоцман, — это же фактически всё равно что полицейские служебные машины!
— Не забывайте, я федеральный следователь. Я могу реквизировать даже катер президента, если мне это потребуется для дела. Потом, правда, голову снимут, — это я уже пробормотал себе под нос. — Показывайте!
— Показать не сложно, они рядом с нашими ботами стоят, возле одной пристани, — водитель тронул машину.
Пока мы ехали, я, периодически оглядываясь, обдумывал сложившуюся ситуацию. Что радовало, так это то, что на Оливе не слишком распространён воздушный транспорт, иначе нас давно бы выследили сверху и как следует припечатали. Но опять же — насколько местная коррумпированная власть и «Восточная транспортная база» чувствуют себя в безопасности, чтобы так нагло пытаться уничтожить федерального следователя? До сих пор такие фокусы никому даром не проходили, Федерация есть Федерация, никакой её субъект не может считать себя абсолютно независимым и неподсудным. И ещё вопрос — кто ведущий в этом тандеме? Чиновники, использующие «Восточную» в качестве инструмента, или, наоборот, руководство компании, подкупившее местное правительство? И насколько далеко зашла коррупция, до каких пределов? Пока у меня сложилось впечатление, что не дальше местных полицейских чинов. В столице Комиссар произвёл на меня впечатление скорее бессильного, чем подкупленного. Впрочем, в этих хитросплетениях разбираться уже не мне. Для меня осталось не так много работы — выяснить, что там такое везут на «Колхиде» и доложить наверх. В том, что обязательно везут какую-нибудь гадость, я не сомневался.
Мы всё ехали, и я подивился размерам порта Патрай. Тёмные, почти не освещённые и безлюдные районы старых складов сменяли сияющие иллюминацией контейнерные терминалы, где и ночью работа кипела. Вдоль штабелей носились погрузчики на длинных, как у кузнечиков, ногах. Казалось, они просто жонглируют огромными контейнерами, легко забрасывая их на несколько прислонившихся к причалу судов. Зрелище завораживало настолько, что пришлось встряхнуться, чтобы сознание вернулось к действительности.
Наконец, водитель свернул с главной трассы порта и лихо подрулил к нескольким причалам, возле которых двумя-тремя бортами теснились катера и катерочки самых разных типов.
— И где же патрульные катера? — спросил я.
— Патрульные — это те, которые с белой полосой, — ответил лоцман.
Я уважительно посмотрел на длинные мощные корпуса пятнадцатиметровых громадин и направился к причалу.
— Постойте, — окликнул меня лоцман, — вы разве не собираетесь заглянуть на пост морского патруля?
— Зачем?
— Как? Чтобы реквизировать имущество…
— Не сейчас. Уверяю вас, все формальности мы уладим.
— Вы не поняли — у вас же нет ключ-карты! Вы не сможете ими управлять!
Я даже застонал от злости — опять потеря времени!
— Где этот чёртов пост?
— Да вот же он, — лоцман показал на небольшой панельный домик с кокетливой крышей, никак не вяжущийся с типичными портовыми постройками.
Махнув лоцману рукой, я побежал к домику. Едва распахнув входную дверь, ткнул вахтёру в лицо удостоверение и потребовал начальство.
Вместо начальства нашёлся только ночной дежурный.
— Федеральный следователь Клим Стоянов. Мне нужен катер.
— Э… Все на выходе… А зачем вам катер? — дежурный блеял, как напуганная овца.
— Ты не понял, лейтенант, мне не нужен патруль, мне нужен катер, причем самый быстрый!
— Я не могу вам дать… У вас нет права…
— Послушай, парень, — я сгрёб его за лацканы и прижал к стене, — я не на вечернюю прогулку собираюсь, я провожу федеральное, слышишь, федеральное расследование! И каждый, кто мне в этом мешает, становится преступником, и будет отвечать по всей строгости закона. А уж обеспечить выполнение законов мы сможем! Ключ!
Дежурный слегка побледнел, вывернулся из моих рук и всё-таки открыл сейф.
— Не нервничай так, просто я спешу. Вот моё удостоверение, у тебя тридцать секунд, чтобы проверить его, — я дал парню возможность придти в себя.
Тридцати секунд ему хватило.
— Только не докладывай по команде, лейтенант. Операция строго секретная, — строго внушил я дежурному напоследок. Незачем моим преследователям знать, на чём я ушёл. Они, конечно, всё равно узнают, но мне нужна была фора. — Какой катер-то?
— Левый пирс, место номер два, вторым бортом, он, вообще-то не патрульный, реквизирован недавно, но рация есть…
— Ясно.
Лоцман всё ещё стоял у машины на причале, провожая меня взглядом. Я помахал ему рукой с зажатой в ней ключ-картой, чтобы показать, что всё в порядке, и побежал к катеру. Как и сказал дежурный, катер стоял вторым бортом, поэтому мне пришлось проявить некоторую ловкость, чтобы перебраться на него, прыгая по палубе ближайшей посудины. Вечерний ветер пригнал небольшую волну, и катера вразнобой танцевали, скрипя бортами друг о друга и о причал. Перебравшись на катер, я принялся отвязывать швартов и провозился с этим довольно долго с непривычки, пожалев, что оставил свой вибронож в машине. Наконец, мне удалось освободить катер от удерживающих его канатов, я бегом добрался до пульта управления под небольшим козырьком и вставил карту в предназначенную ей прорезь.
Ничего не произошло, а ветер начал потихоньку гнать катер к основному причалу. Хлопнув себя рукой по лбу, я нажал стартер и услышал, как где-то внизу запели двигатели. Катер вздрогнул и чуть привёлся к ветру. Рука сама нашла сектор машинного телеграфа и слегка сдвинула его вперёд. Катер мгновенно отреагировал, повернувшись носом к волне и медленно отходя от причала. Теперь я мог держать катер так, как мне требовалось. Не думая лишнего, я двинул рукоять вперёд на половину хода и вцепился в штурвал. И вовремя. Катер рванулся вперёд так, что моя голова чуть не оторвалась, мгновенно вышел на редан и поскакал по пологим волнам, задрав нос и закрыв мне обзор.
Пришлось ориентироваться по берегу, выворачивая на северо-восток, к выходу из залива. Убедившись, что направление взято верно, я передвинул машинный телеграф ещё на четверть вперёд. Катер ещё более ускорился, прыжки стали более длинными, а за кормой вырос бурун. Поискав глазами, я нашёл указатель скорости и определил, что сейчас двигаюсь со скоростью сорок узлов. Много это или мало я не знал, но решил пока больше не ускоряться, потому что уже почти совсем стемнело, а мне нужно было ухитриться выйти в море.
Пришлось уделить внимание приборной доске. Первым я активировал радар, который сразу же высветил мне схему залива с точкой катера на ней. Судя по его показаниям, двигался я довольно правильно, пришлось только слегка довернуть штурвал. Немного пощёлкав переключателями, я нашёл режим, где высвечивались маркеры судов, двигающихся вокруг. На моё счастье, залив был практически пуст, все суда стояли у причалов, только одна крупная метка маячила в створе выхода из залива. Судя по всему, это и есть та самая «Колхида 3». Нужно догонять.
Продолжив изучение оснащения катера, я быстро нашёл крайне полезную вещь — выдвижные подводные крылья. Не раздумывая, нажал клавишу и ощутил, как мелко задрожал корпус, отзываясь на изменение геометрии своих обводов. Наконец, крылья заняли штатную позицию, катер приподнялся над водой, болтанка сразу прекратилась, и мне удалось вздохнуть свободно. Ничего, как только я выйду из залива, качка вернётся. А пока я подал на водомёты полную мощность. Гул рассекаемой стойками крыльев воды заглушил все звуки, только брызги оседали на лице. Стрелка на указателе скорости быстро перевалила за пятьдесят узлов и двигалась к шестидесяти.
Расстояние до преследуемого судна стремительно сокращалось, хотя оно уже вышло в отрытое море, но хода не прибавило. И только сейчас я сообразил, что неплохо бы связаться с капитаном «Колхиды» по рации.
Переговорное устройство болталось на подвеске здесь же, под козырьком. Взяв в руки грушу микрофона, я нажал кнопку сбоку, рассчитывая, что для рации патрульного катера естественно быть настроенной на общую волну, поскольку не имел ни малейшего понятия о том, какой канал используют в Патрае.
— Внимание! Судно «Колхида 3»! С вами говорит федеральный следователь Клим Стоянов! Лечь в дрейф и приготовиться к осмотру судна! Прием.
В ответ — тишина. Неужели не тот канал?
Прошло несколько минут, как вдруг рация затрещала и сквозь несильные помехи пробился чей-то голос.
— Второй помощник капитана транспортного судна «Колхида 3» на связи. Ваш катер не патрульное полицейское судно, а сами вы можете быть кем угодно, так что прошу подтвердить полномочия или отвалить. Прием.
Мне захотелось сказать, что мой катер как раз патрульное судно, но ни время, ни место не располагали к беседам на отвлечённые темы, поэтому я решил проявить твёрдость.
— Номер моего служебного удостоверения — сорок восемь дробь RTN дробь сто пятьдесят восемь семь. Когда поднимусь на борт, то вы сможете его проверить, а пока сделайте запрос, если есть желание. А сейчас выполняйте приказание!
И опять долгое молчание. Я пристально смотрел на экран радара, пытаясь определить, замедляется судно или нет. Мне показалось, что его скорость не изменилась, но мой катер уже практически поравнялся с ним, двигаясь параллельными курсами.
В этот момент я пересёк условную границу, отделявшую залив от открытого моря с его длинными волнами. Что тут началось! Катер так ударялся днищем о водяные гребни, что казалось, будто все кости из меня просто высыпаются на палубу. Я понял, что пора заканчивать с погоней, пока катер не развалился.
— Почему не выполняете?! Я сказал — остановить судно! Прием! — крикнул я в переговорное устройство.
— Уважаемый господин федеральный следователь, согласно вашему приказу ход сброшен, в настоящий момент судно идет по инерции, и до полной остановки по моим расчетам должно пройти не более пяти минут. Палубная команда готова, вооружает штормтрап.
Я почувствовал, что краснею. Ещё бы — показал себя стопроцентной сухопутной крысой. Конечно, корабль не может мгновенно остановиться, это и ребёнку понятно. Грубейшая ошибка, любой учебник вам скажет, что следователю нельзя так терять авторитет.
Я решил не отвечать.
«Колхида 3» действительно почти остановилась, выбежав на пару кабельтовых, я тоже сбросил ход, убрал крылья и потихоньку начал подруливать к борту огромного в сравнении с катером судна. Потом, опомнившись, метнулся на правый борт, вывалил за борт кранцы, вернулся к штурвалу, ещё немного подрулил, потом опять перебрался на борт, нашёл швартовый трос с грузом на конце и, улучив момент касания борта «Колхиды», метнул швартов вверх.
Попал с первого раза. Швартов натянулся, потом стало ясно, что его закрепили. Теперь катер поднимался и опускался синхронно с судном.
Ещё через минуту сверху полетел, разматываясь, штормтрап.
Спрятав пистолет в наплечной кобуре, я ухватился за одну из перекладин, с трудом поймал ногой другую и принялся карабкаться вверх. Ощущения оказались совершенно экстремальные. Трап изгибался, пытался выскользнуть из-под меня, он то летал вдоль борта судна, то, отклонившись в сторону, с размаху бил меня о металлические листы обшивки. Не продвинувшись и наполовину, я ощутил, как начали дрожать руки, и появилось почти непреодолимое желание зависнуть посередине, намертво вцепившись в трап.
Но всё кончается, и я, в конце концов, добрался до палубы «Колхиды».
На палубе меня встречали несколько человек с крайне недружелюбными лицами. Появилось ощущение, что я совершил ошибку, отправившись в погоню в одиночестве.
— Федеральный следователь Стоянов! — крикнул я, преодолевая шум ветра. — Кто капитан этого судна?
Один из встречавших, коренастый мужик с красным носом и сильно помятым лицом выступил вперёд.
— Допустим, капитан я. Предъявите ваше удостоверение.
Я полез в карман за пластиковой картой, нащупал её и протянул капитану. В этот момент мне показалось, будто в меня ударила молния. Ярчайший свет ударил мне прямо в лицо, и пришлось зажмуриться, чтобы не ослепнуть. Рука сама потянулась к пистолету, я уже почти вытащил его, но было поздно. Кто-то схватил меня за руки, кто-то пытался зажать сгибом локтя шею, кто-то просто повис на спине.
Пришлось отбиваться на ощупь, с благодарностью вспоминая уроки Масая. Создав в воображении картину боя, я нанёс несколько коротких ударов в стороны — попал — потом перебросил через себя стоявшего сзади, а потом зрение частично вернулось, и последнюю пару я уже отбросил ударами ног.
Воспользовавшись передышкой, я огляделся. Пистолет валялся совсем рядом, но двое матросов с короткими баграми явно ждали, когда я попытаюсь его взять. Я секунду подумал, потом повернулся и бросился бежать вдоль палубы, пытаясь выиграть время. Матросы бежали за мной, причём у одного в руках поблёскивал мой пистолет, но он не стрелял, потому что я старался максимально прятаться в тени надстроек и палубных механизмов. Это мне удавалось неплохо, пока кто-то не додумался включить всё освещение, какое только можно.
Меня быстро окружили, прижимая к борту. Оставалось одно — прыгнуть за борт и попытаться доплыть до катера. Но не успел я сделать и шагу, как будто змея метнулась ко мне, и что-то сильно ударило в грудь, выбив весь воздух из лёгких.
Уже заваливаясь на спину, я успел ещё раз подумать, что совершил ошибку. Последнее, что я почувствовал — удар затылком о металл палубы.
Глава 6
— Смотря для чего, — растерялся тот.
— Чтобы догнать судно в море.
— Нет, не получится. Тут вам нужен патрульный катер, они самые быстроходные в заливе, специально, чтобы ни один контрабандист не мог уйти.
— Мне нужен такой катер! Везите меня к их стоянке, — скомандовал я.
— Но никто вам не позволит брать патрульный катер, — опешил лоцман, — это же фактически всё равно что полицейские служебные машины!
— Не забывайте, я федеральный следователь. Я могу реквизировать даже катер президента, если мне это потребуется для дела. Потом, правда, голову снимут, — это я уже пробормотал себе под нос. — Показывайте!
— Показать не сложно, они рядом с нашими ботами стоят, возле одной пристани, — водитель тронул машину.
Пока мы ехали, я, периодически оглядываясь, обдумывал сложившуюся ситуацию. Что радовало, так это то, что на Оливе не слишком распространён воздушный транспорт, иначе нас давно бы выследили сверху и как следует припечатали. Но опять же — насколько местная коррумпированная власть и «Восточная транспортная база» чувствуют себя в безопасности, чтобы так нагло пытаться уничтожить федерального следователя? До сих пор такие фокусы никому даром не проходили, Федерация есть Федерация, никакой её субъект не может считать себя абсолютно независимым и неподсудным. И ещё вопрос — кто ведущий в этом тандеме? Чиновники, использующие «Восточную» в качестве инструмента, или, наоборот, руководство компании, подкупившее местное правительство? И насколько далеко зашла коррупция, до каких пределов? Пока у меня сложилось впечатление, что не дальше местных полицейских чинов. В столице Комиссар произвёл на меня впечатление скорее бессильного, чем подкупленного. Впрочем, в этих хитросплетениях разбираться уже не мне. Для меня осталось не так много работы — выяснить, что там такое везут на «Колхиде» и доложить наверх. В том, что обязательно везут какую-нибудь гадость, я не сомневался.
Мы всё ехали, и я подивился размерам порта Патрай. Тёмные, почти не освещённые и безлюдные районы старых складов сменяли сияющие иллюминацией контейнерные терминалы, где и ночью работа кипела. Вдоль штабелей носились погрузчики на длинных, как у кузнечиков, ногах. Казалось, они просто жонглируют огромными контейнерами, легко забрасывая их на несколько прислонившихся к причалу судов. Зрелище завораживало настолько, что пришлось встряхнуться, чтобы сознание вернулось к действительности.
Наконец, водитель свернул с главной трассы порта и лихо подрулил к нескольким причалам, возле которых двумя-тремя бортами теснились катера и катерочки самых разных типов.
— И где же патрульные катера? — спросил я.
— Патрульные — это те, которые с белой полосой, — ответил лоцман.
Я уважительно посмотрел на длинные мощные корпуса пятнадцатиметровых громадин и направился к причалу.
— Постойте, — окликнул меня лоцман, — вы разве не собираетесь заглянуть на пост морского патруля?
— Зачем?
— Как? Чтобы реквизировать имущество…
— Не сейчас. Уверяю вас, все формальности мы уладим.
— Вы не поняли — у вас же нет ключ-карты! Вы не сможете ими управлять!
Я даже застонал от злости — опять потеря времени!
— Где этот чёртов пост?
— Да вот же он, — лоцман показал на небольшой панельный домик с кокетливой крышей, никак не вяжущийся с типичными портовыми постройками.
Махнув лоцману рукой, я побежал к домику. Едва распахнув входную дверь, ткнул вахтёру в лицо удостоверение и потребовал начальство.
Вместо начальства нашёлся только ночной дежурный.
— Федеральный следователь Клим Стоянов. Мне нужен катер.
— Э… Все на выходе… А зачем вам катер? — дежурный блеял, как напуганная овца.
— Ты не понял, лейтенант, мне не нужен патруль, мне нужен катер, причем самый быстрый!
— Я не могу вам дать… У вас нет права…
— Послушай, парень, — я сгрёб его за лацканы и прижал к стене, — я не на вечернюю прогулку собираюсь, я провожу федеральное, слышишь, федеральное расследование! И каждый, кто мне в этом мешает, становится преступником, и будет отвечать по всей строгости закона. А уж обеспечить выполнение законов мы сможем! Ключ!
Дежурный слегка побледнел, вывернулся из моих рук и всё-таки открыл сейф.
— Не нервничай так, просто я спешу. Вот моё удостоверение, у тебя тридцать секунд, чтобы проверить его, — я дал парню возможность придти в себя.
Тридцати секунд ему хватило.
— Только не докладывай по команде, лейтенант. Операция строго секретная, — строго внушил я дежурному напоследок. Незачем моим преследователям знать, на чём я ушёл. Они, конечно, всё равно узнают, но мне нужна была фора. — Какой катер-то?
— Левый пирс, место номер два, вторым бортом, он, вообще-то не патрульный, реквизирован недавно, но рация есть…
— Ясно.
Лоцман всё ещё стоял у машины на причале, провожая меня взглядом. Я помахал ему рукой с зажатой в ней ключ-картой, чтобы показать, что всё в порядке, и побежал к катеру. Как и сказал дежурный, катер стоял вторым бортом, поэтому мне пришлось проявить некоторую ловкость, чтобы перебраться на него, прыгая по палубе ближайшей посудины. Вечерний ветер пригнал небольшую волну, и катера вразнобой танцевали, скрипя бортами друг о друга и о причал. Перебравшись на катер, я принялся отвязывать швартов и провозился с этим довольно долго с непривычки, пожалев, что оставил свой вибронож в машине. Наконец, мне удалось освободить катер от удерживающих его канатов, я бегом добрался до пульта управления под небольшим козырьком и вставил карту в предназначенную ей прорезь.
Ничего не произошло, а ветер начал потихоньку гнать катер к основному причалу. Хлопнув себя рукой по лбу, я нажал стартер и услышал, как где-то внизу запели двигатели. Катер вздрогнул и чуть привёлся к ветру. Рука сама нашла сектор машинного телеграфа и слегка сдвинула его вперёд. Катер мгновенно отреагировал, повернувшись носом к волне и медленно отходя от причала. Теперь я мог держать катер так, как мне требовалось. Не думая лишнего, я двинул рукоять вперёд на половину хода и вцепился в штурвал. И вовремя. Катер рванулся вперёд так, что моя голова чуть не оторвалась, мгновенно вышел на редан и поскакал по пологим волнам, задрав нос и закрыв мне обзор.
Пришлось ориентироваться по берегу, выворачивая на северо-восток, к выходу из залива. Убедившись, что направление взято верно, я передвинул машинный телеграф ещё на четверть вперёд. Катер ещё более ускорился, прыжки стали более длинными, а за кормой вырос бурун. Поискав глазами, я нашёл указатель скорости и определил, что сейчас двигаюсь со скоростью сорок узлов. Много это или мало я не знал, но решил пока больше не ускоряться, потому что уже почти совсем стемнело, а мне нужно было ухитриться выйти в море.
Пришлось уделить внимание приборной доске. Первым я активировал радар, который сразу же высветил мне схему залива с точкой катера на ней. Судя по его показаниям, двигался я довольно правильно, пришлось только слегка довернуть штурвал. Немного пощёлкав переключателями, я нашёл режим, где высвечивались маркеры судов, двигающихся вокруг. На моё счастье, залив был практически пуст, все суда стояли у причалов, только одна крупная метка маячила в створе выхода из залива. Судя по всему, это и есть та самая «Колхида 3». Нужно догонять.
Продолжив изучение оснащения катера, я быстро нашёл крайне полезную вещь — выдвижные подводные крылья. Не раздумывая, нажал клавишу и ощутил, как мелко задрожал корпус, отзываясь на изменение геометрии своих обводов. Наконец, крылья заняли штатную позицию, катер приподнялся над водой, болтанка сразу прекратилась, и мне удалось вздохнуть свободно. Ничего, как только я выйду из залива, качка вернётся. А пока я подал на водомёты полную мощность. Гул рассекаемой стойками крыльев воды заглушил все звуки, только брызги оседали на лице. Стрелка на указателе скорости быстро перевалила за пятьдесят узлов и двигалась к шестидесяти.
Расстояние до преследуемого судна стремительно сокращалось, хотя оно уже вышло в отрытое море, но хода не прибавило. И только сейчас я сообразил, что неплохо бы связаться с капитаном «Колхиды» по рации.
Переговорное устройство болталось на подвеске здесь же, под козырьком. Взяв в руки грушу микрофона, я нажал кнопку сбоку, рассчитывая, что для рации патрульного катера естественно быть настроенной на общую волну, поскольку не имел ни малейшего понятия о том, какой канал используют в Патрае.
— Внимание! Судно «Колхида 3»! С вами говорит федеральный следователь Клим Стоянов! Лечь в дрейф и приготовиться к осмотру судна! Прием.
В ответ — тишина. Неужели не тот канал?
Прошло несколько минут, как вдруг рация затрещала и сквозь несильные помехи пробился чей-то голос.
— Второй помощник капитана транспортного судна «Колхида 3» на связи. Ваш катер не патрульное полицейское судно, а сами вы можете быть кем угодно, так что прошу подтвердить полномочия или отвалить. Прием.
Мне захотелось сказать, что мой катер как раз патрульное судно, но ни время, ни место не располагали к беседам на отвлечённые темы, поэтому я решил проявить твёрдость.
— Номер моего служебного удостоверения — сорок восемь дробь RTN дробь сто пятьдесят восемь семь. Когда поднимусь на борт, то вы сможете его проверить, а пока сделайте запрос, если есть желание. А сейчас выполняйте приказание!
И опять долгое молчание. Я пристально смотрел на экран радара, пытаясь определить, замедляется судно или нет. Мне показалось, что его скорость не изменилась, но мой катер уже практически поравнялся с ним, двигаясь параллельными курсами.
В этот момент я пересёк условную границу, отделявшую залив от открытого моря с его длинными волнами. Что тут началось! Катер так ударялся днищем о водяные гребни, что казалось, будто все кости из меня просто высыпаются на палубу. Я понял, что пора заканчивать с погоней, пока катер не развалился.
— Почему не выполняете?! Я сказал — остановить судно! Прием! — крикнул я в переговорное устройство.
— Уважаемый господин федеральный следователь, согласно вашему приказу ход сброшен, в настоящий момент судно идет по инерции, и до полной остановки по моим расчетам должно пройти не более пяти минут. Палубная команда готова, вооружает штормтрап.
Я почувствовал, что краснею. Ещё бы — показал себя стопроцентной сухопутной крысой. Конечно, корабль не может мгновенно остановиться, это и ребёнку понятно. Грубейшая ошибка, любой учебник вам скажет, что следователю нельзя так терять авторитет.
Я решил не отвечать.
«Колхида 3» действительно почти остановилась, выбежав на пару кабельтовых, я тоже сбросил ход, убрал крылья и потихоньку начал подруливать к борту огромного в сравнении с катером судна. Потом, опомнившись, метнулся на правый борт, вывалил за борт кранцы, вернулся к штурвалу, ещё немного подрулил, потом опять перебрался на борт, нашёл швартовый трос с грузом на конце и, улучив момент касания борта «Колхиды», метнул швартов вверх.
Попал с первого раза. Швартов натянулся, потом стало ясно, что его закрепили. Теперь катер поднимался и опускался синхронно с судном.
Ещё через минуту сверху полетел, разматываясь, штормтрап.
Спрятав пистолет в наплечной кобуре, я ухватился за одну из перекладин, с трудом поймал ногой другую и принялся карабкаться вверх. Ощущения оказались совершенно экстремальные. Трап изгибался, пытался выскользнуть из-под меня, он то летал вдоль борта судна, то, отклонившись в сторону, с размаху бил меня о металлические листы обшивки. Не продвинувшись и наполовину, я ощутил, как начали дрожать руки, и появилось почти непреодолимое желание зависнуть посередине, намертво вцепившись в трап.
Но всё кончается, и я, в конце концов, добрался до палубы «Колхиды».
На палубе меня встречали несколько человек с крайне недружелюбными лицами. Появилось ощущение, что я совершил ошибку, отправившись в погоню в одиночестве.
— Федеральный следователь Стоянов! — крикнул я, преодолевая шум ветра. — Кто капитан этого судна?
Один из встречавших, коренастый мужик с красным носом и сильно помятым лицом выступил вперёд.
— Допустим, капитан я. Предъявите ваше удостоверение.
Я полез в карман за пластиковой картой, нащупал её и протянул капитану. В этот момент мне показалось, будто в меня ударила молния. Ярчайший свет ударил мне прямо в лицо, и пришлось зажмуриться, чтобы не ослепнуть. Рука сама потянулась к пистолету, я уже почти вытащил его, но было поздно. Кто-то схватил меня за руки, кто-то пытался зажать сгибом локтя шею, кто-то просто повис на спине.
Пришлось отбиваться на ощупь, с благодарностью вспоминая уроки Масая. Создав в воображении картину боя, я нанёс несколько коротких ударов в стороны — попал — потом перебросил через себя стоявшего сзади, а потом зрение частично вернулось, и последнюю пару я уже отбросил ударами ног.
Воспользовавшись передышкой, я огляделся. Пистолет валялся совсем рядом, но двое матросов с короткими баграми явно ждали, когда я попытаюсь его взять. Я секунду подумал, потом повернулся и бросился бежать вдоль палубы, пытаясь выиграть время. Матросы бежали за мной, причём у одного в руках поблёскивал мой пистолет, но он не стрелял, потому что я старался максимально прятаться в тени надстроек и палубных механизмов. Это мне удавалось неплохо, пока кто-то не додумался включить всё освещение, какое только можно.
Меня быстро окружили, прижимая к борту. Оставалось одно — прыгнуть за борт и попытаться доплыть до катера. Но не успел я сделать и шагу, как будто змея метнулась ко мне, и что-то сильно ударило в грудь, выбив весь воздух из лёгких.
Уже заваливаясь на спину, я успел ещё раз подумать, что совершил ошибку. Последнее, что я почувствовал — удар затылком о металл палубы.
Глава 6
Клирик
К утру меня уже тошнило от выпитых бессчетных кружек чая и кофе и сожранной пачки галет. За прошедшие шесть часов наблюдения за мерно покачивающимся баком прямо по курсу и бурунов в корме не произошло ровным счетом ничего интересного. Единственным разнообразием явился вялый диалог с вахтенным механиком, но тот, поболтав со мной ни о чем, вернулся к захватившему его стратегическому симулятору, а на штурманской вахте такие вещи были очень чреваты. Настройки датчика состояния внимания, надетого на шнуре через шею, настаивали на ежесекундном обзоре картины окружающего мира визуально и с помощью локаторов. Пару раз радар доставал какие-то корабли, но они находились далеко за горизонтом, и рассмотреть что-либо в полагающийся вахтенному бинокль с мощным фотоумножителем не удалось. Однако кое-что, обнаруженное среди приборов на самом мостике, оказалось стоящим внимания — но не в рубке, а на обезьяньем мостике — открытой платформе над рубкой.
Передумав обо всем, о чем можно было подумать Клаусу Фурье, и осознанно порадовавшись некоторым моментам его биографии, я, одурев от безделья, среди ночи решил проветриться и пройтись по открытым крыльям мостика и подняться на открытый всем ветрам верх. Сняв с вешалки на переборке куртку вахтенного, я открыл массивную дверь и выбрался на крыло. Сразу же пронизывающий воздушный поток забрался под одежду и выдул даже остатки тепла — я мгновенно замерз, но, раз уж захотелось хлебнуть свежего воздуха — будь любезен. Пришлось застегнуть куртку как можно плотнее, перед тем, как взойти по трапу на верхнюю точку надстройки. Еще внутри рубки я включил дополнительное освещение, так что поручни и ступеньки светились по контуру мягким приглушенным светом, не мешающим привыкшим в темноте глазам. Так же все было и на обезьяньем мостике. На верху я огляделся — кругом сплошной мрак, и только справа на траверзе горизонт стал чуть светлее, готовясь через пару часов зазеленеть и взвалить на себя пылающий солнечный шар. Оценив открывшийся вид, я переключился на содержимое открытого мостика, так как количество аппаратуры, бросившееся в глаза, показалось слишком большим по сравнению со стандартным для такого судна. И действительно, законсервированный и обесточенный пульт управления крупнокалиберным пулеметом занимал почетное место в середине площадки. Довольно, как мне удалось разглядеть, потертые от частого использования рукояти системы наведения мирно покоились в своих гнездах, сложенные по-походному. Следы силикона на поворотном основании говорили о том, что за состоянием этого приспособления внимательно следят и производят регулярное обслуживание и проворачивание. Сразу стало понятным назначение метровой высоты жалюзи, идущих сплошным кольцом между верхним и основным мостиками. Ничего примечательного я больше не увидел, продрог окончательно, и решил вернуться в тепло рубки.
Сняв с себя ярко-оранжевую куртку вахтенного, я взглянул на часы. Уже шел второй час вахты Аберкромби. Как я и думал, старпом на вахту не вышел, с прямой подачи Корнегруцы, и мне пришлось околачиваться на мостике до восьми часов судового времени, когда раздались тяжелые шаги на трапе. В рубку вошел капитан. Щурясь опухшими веками на яркое утреннее солнце, Корнегруцы зевнул во всю свою огромную пасть, провел рукой по отнюдь не украшающей его трехдневной щетине, и бодро поздоровался:
— Привет, Фурье, — в рейсе капитан, судя по всему, предпочитал со всеми фамильярничать, быть на «ты» и подшучивать при каждом удобном поводе. — Сколько на румбе?
Шутка была из разряда покрытых ракушками и опутанных густой бородой. Смысл ее терялся в глубине веков, но практиковалась она повсеместно в морской среде. Пришлось ответить:
— Один я на румбе.
— Курс, спрашиваю, какой?
— Четвертый курс Бакинский мореходка!
Кэп довольно заржал, и я присоединился к его проявлению чувств, чуть не падая в пароксизме смеха. Насмеявшись до упаду, довольные друг другом, мы постепенно успокоились. Корнегруцы спросил:
— Что у нас с кофе? — и посмотрел на угловой шкаф со встроенной кофеваркой.
— Одну минуту.
Вдобавок к неописуемо наглому поведению капитана и старпома, выразившемуся в моей рекордной по продолжительности вахте, этот мешок с песком еще потребовал кофе чуть ли не в постель! Клаус Фурье сказал бы пару теплых слов и по поводу вахты, и по поводу всего остального, но в моем положении не стоило обострять ситуацию, и я молча зарядил новый пакет в дозатор. Пробитый паром порошок отдал свою горечь в одноразовый стаканчик.
— Мне четыре сахара, как обычно.
— Понял.
Я поднес кэпу кофе, и тот, забрав стаканчик, с удовольствием сделал глубокий глоток.
— Ну, как вахта?
— Без происшествий. Можно вопрос?
— Задавай, конечно.
— Я тут прогулялся наверху и нашел любопытное устройство…
— Ты о пулемете, что ли? — перебил меня капитан. — Отличная штука, очень полезная. Фурье, вот почему, ты думаешь, у тебя такой сочный оклад и рейсовая премия? А почему, ты думаешь, экипаж на берегу все время в обнимку со стаканом? Я тебе отвечу. Здесь в море есть один нюанс, который называется каперство. Две гигантских плавучих платформы — океанские города, вне юрисдикции планетного правительства. Каждая имеет по нескольку грязных ядерных бомб, и спорить с ними — себе дороже. Вот людишки оттуда и шустрят, где чего плохо лежит, то есть, плывет. Но все не так плохо — у нашей фирмы есть береговое авиационное отделение, и в случае чего, в пределах часа двойка штурмовых экранопланов оказывается неподалеку. Задача — продержаться этот час. «Колхида 3» — особое судно, ходит не по обычным маршрутам, так что для любителей нажиться за чужой счет — отличная цель. И я, и старпом за последний год не по разу управлялись с этим пулеметом. Советую и тебе научиться. Или умеешь?
Я задумался на секунду, но, поскольку Фурье в свое время провел два года в береговой охране и с таким оборудованием был знаком, ответил:
— Опыт определенный есть.
— Я почему-то так и думал. И вот еще что — не держи обиды на все вот это. Бывает. Когда тебе понадобится — обращайся, вахту я тебе должен. Можешь отдыхать.
— Вахту сдал.
— Вахту принял.
Спустившись в столовую, я застал там только сменившегося одновременно со мной второго механика, склонившегося над тарелкой с супом, и внимательно изучавшего ее содержимое. Разговаривать с ним не особенно хотелось, и я, быстро поев, отправился к себе в каюту, где упал в койку, добирать пропущенный ночной сон.
Корабль мерно рассекал корпусом океан, после междурейсового ремонта легко делая тридцать пять узлов на своей крейсерской скорости. По прокладке курс лежал на северо-восток, к анклаву нугенов, где предполагалось забрать суперкарго. Вахта сменялась вахтой, палубная команда на рабочем дне в сто первый раз драила свое заведование, радуя глаз покрасневшими и задубевшими от восьмичасового нахождения на свежем воздухе физиономиями. Если кто и попивал, то в глаза это не бросалось. Даже Аберкромби, сменяя меня на мостике, старательно рассасывал мятный леденец, чтобы перебить иногда имевшийся перегар.
На четвертые сутки, пройдя более двух с половиной тысяч миль, «Колхида 3», находясь в окрестностях колонии нугенов, стала подворачивать к берегу. Климат заметно поменялся, и относительно мягкая поздняя осень, еще позволявшая особо закаленным желающим прохаживаться по улице в рубашке, осталась позади. На этих широтах мелкая ледяная крупа секла лицо, не закрытое маской, до кровавых полос, а все небо до горизонта было затянуто плотной пеленой черно-зеленых грозовых облаков. Температура упала до двух градусов ниже нуля. Хотя океан и оставался чистым везде, куда только мог дотянуться человеческий взгляд, но карта погоды, передаваемая раз в сутки с немногочисленных спутников, показывала на севере, на расстоянии не более тысячи миль, отдельные льдины и айсберги, дальше к полюсу смыкающиеся в сплошные ледяные поля площадью в десятки тысяч квадратных километров.
Скоро стал виден берег, местами уже покрытый мелким сухим снегом. Но общую картину все-таки создавали темные гранитные скалы, складками собравшиеся вдоль океанского прибоя. Когда судно подошло ближе, между скал открылось небольшое пространство — залив, пологие берега которого по обеим сторонам несли на себе отчетливые следы цивилизации. Целиком скроенные из плит фотонакопителя, всасывающего из окружающего пространства все, до последней, калории солнечного света, приземистые треугольные дома в кажущемся беспорядке стояли тут и там. Приблизительно по центру на правом берегу стояла башня ретранслятора, усеянная различными дополнительными устройствами, как кактус колючками. К небольшому дебаркадеру было пришвартовано с десяток разнокалиберных плавсредств — от мощного катера до простого пластикового скутера. Особняком держался мощный траулер, чьи огромные ваерные барабаны горбами выступали на корме. Такой рыбак легко обеспечивал основным продуктом питания — рыбой — все местное население. Корабль остановился в восьми кабельтовых от устья залива, рулевка на автомате удерживала местоположение относительно берега, корректируя течение из залива и сильный отжимной ветер.
Я не понаслышке знал многое о расе нугенов, иногда встречая их на протяжении моей жизни. Нелепые, с шестью конечностями, покрытые панцирем, шатающиеся при ходьбе из стороны в сторону креветки — переростки. Эй, где мое пиво! Развившиеся в разумные существа земноводные. Однако, несмотря на внешнюю безобидность, в общении, а тем более при ведении с ними дел, необходимо было всегда находиться начеку. Социальные нормы нугенов делали их поведение во многом необъяснимым и жестоким для несведущего человека. Со мной этот номер не прошел бы ни в коем случае — я видел насквозь их твердые туловища. И готов был прозакладывать свою голову, что эти скользкие существа по самые свои верхние лопасти замешаны в раскладе, который мне еще предстояло изучить до конца. Поэтому, когда Корнегруцы, после короткого диалога с кем-то из анклава, дал команду спустить на воду катер, чтобы забрать с берега двух суперкарго, нугенов, я вызвался принять участие в поездке. Капитан согласился, но заметил:
— Что, Клаус, на чужих посмотреть решил, нугенов раньше не видел?
— Да вот, не доводилось пока, вживую.
— Эти хоть не воняют, а то я, помню, по молодости служил в экипаже, где было двое монолов. Ближе трех метров к ним никто не подходил — а то сразу смычку за борт!
Пока кэп предавался воспоминаниям, на правом борту боцман и один из матросов уже полезли в катер, и я, быстро одевшись в гидрокомбинезон, взятый из рундука в каюте, побежал туда.
Рукав шлюпбалки аккуратно приводнил катер, и в ту же секунду боцман, голова которого выступала за обводы корпуса, следя за обстановкой, придал плавсредству максимально возможное ускорение. Катер резво встал на дыбы — так, что Анатолиу чуть было не приложило еще не успевшим убраться прицепным устройством по темечку. Постояв свечкой доли секунды, катер выровнялся, и рванул к берегу. По моим ощущениям, поездка заняла не более минуты — за это время нас несколько раз так ударило о волну, что только пристегнутые ремни безопасности помогли мне избежать переломов — вождение явно не было сильной стороной боцмана. Заложив лихой вираж, катер подплыл вплотную к дебаркадеру. Матрос перепрыгнул на причал, и закрепил швартовый конец. На дебаркадере царила пустота. Я поинтересовался у Анатолиу:
Передумав обо всем, о чем можно было подумать Клаусу Фурье, и осознанно порадовавшись некоторым моментам его биографии, я, одурев от безделья, среди ночи решил проветриться и пройтись по открытым крыльям мостика и подняться на открытый всем ветрам верх. Сняв с вешалки на переборке куртку вахтенного, я открыл массивную дверь и выбрался на крыло. Сразу же пронизывающий воздушный поток забрался под одежду и выдул даже остатки тепла — я мгновенно замерз, но, раз уж захотелось хлебнуть свежего воздуха — будь любезен. Пришлось застегнуть куртку как можно плотнее, перед тем, как взойти по трапу на верхнюю точку надстройки. Еще внутри рубки я включил дополнительное освещение, так что поручни и ступеньки светились по контуру мягким приглушенным светом, не мешающим привыкшим в темноте глазам. Так же все было и на обезьяньем мостике. На верху я огляделся — кругом сплошной мрак, и только справа на траверзе горизонт стал чуть светлее, готовясь через пару часов зазеленеть и взвалить на себя пылающий солнечный шар. Оценив открывшийся вид, я переключился на содержимое открытого мостика, так как количество аппаратуры, бросившееся в глаза, показалось слишком большим по сравнению со стандартным для такого судна. И действительно, законсервированный и обесточенный пульт управления крупнокалиберным пулеметом занимал почетное место в середине площадки. Довольно, как мне удалось разглядеть, потертые от частого использования рукояти системы наведения мирно покоились в своих гнездах, сложенные по-походному. Следы силикона на поворотном основании говорили о том, что за состоянием этого приспособления внимательно следят и производят регулярное обслуживание и проворачивание. Сразу стало понятным назначение метровой высоты жалюзи, идущих сплошным кольцом между верхним и основным мостиками. Ничего примечательного я больше не увидел, продрог окончательно, и решил вернуться в тепло рубки.
Сняв с себя ярко-оранжевую куртку вахтенного, я взглянул на часы. Уже шел второй час вахты Аберкромби. Как я и думал, старпом на вахту не вышел, с прямой подачи Корнегруцы, и мне пришлось околачиваться на мостике до восьми часов судового времени, когда раздались тяжелые шаги на трапе. В рубку вошел капитан. Щурясь опухшими веками на яркое утреннее солнце, Корнегруцы зевнул во всю свою огромную пасть, провел рукой по отнюдь не украшающей его трехдневной щетине, и бодро поздоровался:
— Привет, Фурье, — в рейсе капитан, судя по всему, предпочитал со всеми фамильярничать, быть на «ты» и подшучивать при каждом удобном поводе. — Сколько на румбе?
Шутка была из разряда покрытых ракушками и опутанных густой бородой. Смысл ее терялся в глубине веков, но практиковалась она повсеместно в морской среде. Пришлось ответить:
— Один я на румбе.
— Курс, спрашиваю, какой?
— Четвертый курс Бакинский мореходка!
Кэп довольно заржал, и я присоединился к его проявлению чувств, чуть не падая в пароксизме смеха. Насмеявшись до упаду, довольные друг другом, мы постепенно успокоились. Корнегруцы спросил:
— Что у нас с кофе? — и посмотрел на угловой шкаф со встроенной кофеваркой.
— Одну минуту.
Вдобавок к неописуемо наглому поведению капитана и старпома, выразившемуся в моей рекордной по продолжительности вахте, этот мешок с песком еще потребовал кофе чуть ли не в постель! Клаус Фурье сказал бы пару теплых слов и по поводу вахты, и по поводу всего остального, но в моем положении не стоило обострять ситуацию, и я молча зарядил новый пакет в дозатор. Пробитый паром порошок отдал свою горечь в одноразовый стаканчик.
— Мне четыре сахара, как обычно.
— Понял.
Я поднес кэпу кофе, и тот, забрав стаканчик, с удовольствием сделал глубокий глоток.
— Ну, как вахта?
— Без происшествий. Можно вопрос?
— Задавай, конечно.
— Я тут прогулялся наверху и нашел любопытное устройство…
— Ты о пулемете, что ли? — перебил меня капитан. — Отличная штука, очень полезная. Фурье, вот почему, ты думаешь, у тебя такой сочный оклад и рейсовая премия? А почему, ты думаешь, экипаж на берегу все время в обнимку со стаканом? Я тебе отвечу. Здесь в море есть один нюанс, который называется каперство. Две гигантских плавучих платформы — океанские города, вне юрисдикции планетного правительства. Каждая имеет по нескольку грязных ядерных бомб, и спорить с ними — себе дороже. Вот людишки оттуда и шустрят, где чего плохо лежит, то есть, плывет. Но все не так плохо — у нашей фирмы есть береговое авиационное отделение, и в случае чего, в пределах часа двойка штурмовых экранопланов оказывается неподалеку. Задача — продержаться этот час. «Колхида 3» — особое судно, ходит не по обычным маршрутам, так что для любителей нажиться за чужой счет — отличная цель. И я, и старпом за последний год не по разу управлялись с этим пулеметом. Советую и тебе научиться. Или умеешь?
Я задумался на секунду, но, поскольку Фурье в свое время провел два года в береговой охране и с таким оборудованием был знаком, ответил:
— Опыт определенный есть.
— Я почему-то так и думал. И вот еще что — не держи обиды на все вот это. Бывает. Когда тебе понадобится — обращайся, вахту я тебе должен. Можешь отдыхать.
— Вахту сдал.
— Вахту принял.
Спустившись в столовую, я застал там только сменившегося одновременно со мной второго механика, склонившегося над тарелкой с супом, и внимательно изучавшего ее содержимое. Разговаривать с ним не особенно хотелось, и я, быстро поев, отправился к себе в каюту, где упал в койку, добирать пропущенный ночной сон.
Корабль мерно рассекал корпусом океан, после междурейсового ремонта легко делая тридцать пять узлов на своей крейсерской скорости. По прокладке курс лежал на северо-восток, к анклаву нугенов, где предполагалось забрать суперкарго. Вахта сменялась вахтой, палубная команда на рабочем дне в сто первый раз драила свое заведование, радуя глаз покрасневшими и задубевшими от восьмичасового нахождения на свежем воздухе физиономиями. Если кто и попивал, то в глаза это не бросалось. Даже Аберкромби, сменяя меня на мостике, старательно рассасывал мятный леденец, чтобы перебить иногда имевшийся перегар.
На четвертые сутки, пройдя более двух с половиной тысяч миль, «Колхида 3», находясь в окрестностях колонии нугенов, стала подворачивать к берегу. Климат заметно поменялся, и относительно мягкая поздняя осень, еще позволявшая особо закаленным желающим прохаживаться по улице в рубашке, осталась позади. На этих широтах мелкая ледяная крупа секла лицо, не закрытое маской, до кровавых полос, а все небо до горизонта было затянуто плотной пеленой черно-зеленых грозовых облаков. Температура упала до двух градусов ниже нуля. Хотя океан и оставался чистым везде, куда только мог дотянуться человеческий взгляд, но карта погоды, передаваемая раз в сутки с немногочисленных спутников, показывала на севере, на расстоянии не более тысячи миль, отдельные льдины и айсберги, дальше к полюсу смыкающиеся в сплошные ледяные поля площадью в десятки тысяч квадратных километров.
Скоро стал виден берег, местами уже покрытый мелким сухим снегом. Но общую картину все-таки создавали темные гранитные скалы, складками собравшиеся вдоль океанского прибоя. Когда судно подошло ближе, между скал открылось небольшое пространство — залив, пологие берега которого по обеим сторонам несли на себе отчетливые следы цивилизации. Целиком скроенные из плит фотонакопителя, всасывающего из окружающего пространства все, до последней, калории солнечного света, приземистые треугольные дома в кажущемся беспорядке стояли тут и там. Приблизительно по центру на правом берегу стояла башня ретранслятора, усеянная различными дополнительными устройствами, как кактус колючками. К небольшому дебаркадеру было пришвартовано с десяток разнокалиберных плавсредств — от мощного катера до простого пластикового скутера. Особняком держался мощный траулер, чьи огромные ваерные барабаны горбами выступали на корме. Такой рыбак легко обеспечивал основным продуктом питания — рыбой — все местное население. Корабль остановился в восьми кабельтовых от устья залива, рулевка на автомате удерживала местоположение относительно берега, корректируя течение из залива и сильный отжимной ветер.
Я не понаслышке знал многое о расе нугенов, иногда встречая их на протяжении моей жизни. Нелепые, с шестью конечностями, покрытые панцирем, шатающиеся при ходьбе из стороны в сторону креветки — переростки. Эй, где мое пиво! Развившиеся в разумные существа земноводные. Однако, несмотря на внешнюю безобидность, в общении, а тем более при ведении с ними дел, необходимо было всегда находиться начеку. Социальные нормы нугенов делали их поведение во многом необъяснимым и жестоким для несведущего человека. Со мной этот номер не прошел бы ни в коем случае — я видел насквозь их твердые туловища. И готов был прозакладывать свою голову, что эти скользкие существа по самые свои верхние лопасти замешаны в раскладе, который мне еще предстояло изучить до конца. Поэтому, когда Корнегруцы, после короткого диалога с кем-то из анклава, дал команду спустить на воду катер, чтобы забрать с берега двух суперкарго, нугенов, я вызвался принять участие в поездке. Капитан согласился, но заметил:
— Что, Клаус, на чужих посмотреть решил, нугенов раньше не видел?
— Да вот, не доводилось пока, вживую.
— Эти хоть не воняют, а то я, помню, по молодости служил в экипаже, где было двое монолов. Ближе трех метров к ним никто не подходил — а то сразу смычку за борт!
Пока кэп предавался воспоминаниям, на правом борту боцман и один из матросов уже полезли в катер, и я, быстро одевшись в гидрокомбинезон, взятый из рундука в каюте, побежал туда.
Рукав шлюпбалки аккуратно приводнил катер, и в ту же секунду боцман, голова которого выступала за обводы корпуса, следя за обстановкой, придал плавсредству максимально возможное ускорение. Катер резво встал на дыбы — так, что Анатолиу чуть было не приложило еще не успевшим убраться прицепным устройством по темечку. Постояв свечкой доли секунды, катер выровнялся, и рванул к берегу. По моим ощущениям, поездка заняла не более минуты — за это время нас несколько раз так ударило о волну, что только пристегнутые ремни безопасности помогли мне избежать переломов — вождение явно не было сильной стороной боцмана. Заложив лихой вираж, катер подплыл вплотную к дебаркадеру. Матрос перепрыгнул на причал, и закрепил швартовый конец. На дебаркадере царила пустота. Я поинтересовался у Анатолиу: