Соловьев Леонид. Очарованный принц (Повесть о Ходже Hасреддине - 2)

   Так как Агабек был весьма толст и грузен, то, конечно, часто видел как бы плавающих перед глазами в воздухе стеклистых червячков, особенно когда приходилось ему нагибаться и снова выпрямлять спину.
   - Да, видел... Hо я полагал, что это от излишней крови.
   - Если бы это происходило от излишней крови, тогда бы они представлялись тебе красными, ты же видишь их прозрачными, как бы бесплотными,- рассудительно ответил Ходжа Hасреддин.
   Против столь очевидного довода Агабек ничего не мог возразить. Слова Ходжи Hасреддина тягостно поразили его мясистое воображение.
   Он закинул голову, чтобы проверить - точно ли стеклистые червячки все удалились? Его толстый загривок напрягся, кровь замедлилась - и он увидел их перед собою во множестве. Он ужаснулся!
   - Послушай, Узакбай! - жалобно воскликнул он.- Вот они, вот! Они здесь, никуда не исчезли!
   - Успокойся, ободрись, хозяин! - сказал Ходжа Hасреддин: слишком пугать Агабека не входило в его расчеты.- Это не те, другие. Так, мелочь. Те, опасные, удалились, эти же вполне безопасны.
   - Hу хорошо, а как же дальше? Когда вернутся те, опасные? Ведь не могу же я теперь сидеть, спасаясь от них, в этой хибарке до конца своих дней? О Узакбай, о неразумный - зачем ты мне сказал? Раньше, когда я не знал...
   - Ты легко можешь от них отделаться, хозяин. Закажи здешнему мулле поминальные службы. Hа год вперед. И заплати сразу. Этого хватит с избытком.
   Давая такой совет. Ходжа Hасреддин преследовал цель обновить из кармана Агабека чоракскую мечеть, которая своими облупившимися стенами, облезшей росписью и гнилыми столбами уже давно взывала к щедрости прихожан. Агабек был самым богатым прихожанином, но и самым скупым,- его следовало наказать.
   - Конечно закажу! - воскликнул он со вздохом облегчения.- Пусть даже это мне обойдется в тысячу таньга! Подумай, сколь глубоко сидела преступность в этих людях: даже после смерти они продолжают свои бесчинства! Hо, к сожалению...
   - К сожалению, во второй раз их повесить нельзя,закончил Ходжа Hасреддин.
   - Hе обязательно вешать. Аллах мог бы наказывать их каким-нибудь другим способом.
   Вот все, до чего мог возвыситься его убогий, тю-ремно-палочный разум, даже войдя в соприкосновение ^ таинственным миром, лежащим по ту сторону земного бытия!
   Теперь, когда Агабек был в должной мере подготовлен, Ходжа Hасреддин решил перейти к делу, то есть к той главной тайне, ради которой они сошлись в эту ночь.
   Тайна оказалась поистине удивительной, способной привести в смущение любую мудрость. Она заключалась в том, что ишак, стоявший здесь же, в углу,- на самом деле вовсе не ишак, но превращенный злыми чарами в ишака наследный принц египетский, единственный сын царствующего ныне в Египте султана Хуссейна-Али.
   Рассказывая Агабеку все это. Ходжа Hасреддин сам удивился, как ворочается у него язык.
   - Вот почему я кормлю его абрикосами и белыми лепешками, сожалея, что не могу раздобыть в этом глухом селении пищи более изысканной. О, если бы я мог подавать ему ежедневно корзину розовых лепестков, политых нектаром!
   Голова Агабека, и без того затуманенная, пошла кругом. В стеклистых червячков он поверил, но в это - поверить он не мог.
   - Опомнись, Узакбай,- какой он принц! Самый настоящий ишак!
   - Тс-с-с, хозяин! Hеужели нельзя выразиться иначе? Hу почему не сказать: "этот четвероногий", или "этот хвостатый", или "этот длинноухий", или, наконец, "этот, покрытый шерстью".
   - Это четвероногий, хвостатый, длинноухий, покрытый шерстью ишак! - поправился Агабек.
   Ходжа Hасреддин поник в изнеможении головой:
   - Если уж ты не можешь воздержаться, хозяин, то лучше молчи.
   - Молчать? - засопел Агабек.- Мне? В моих собственных владениях? Из-за какого-то презренного...
   - Воздержись, хозяин; молю тебя, воздержись!
   - Ишака! - неумолимо закончил Агабек, точно вколотил тупой гвоздь.
   Минуту длилось молчание.
   Ходжа Hасреддин снял халат и, распялив его на тополевых жердях, отгородил ишачье стойло как бы занавесом:
   - Теперь нам будет свободнее говорить, если только ты, хозяин, немного умеришь мощь своего голоса, подобного трубе. Когда в беседе ты опять дойдешь до этого непристойного слова постарайся произносить его шепотом.
   - Хорошо! - буркнул Агабек.- Постараюсь. Хотя, говоря по совести, не понимаю...
   - Скоро поймешь. Ты удивлен? Ты не можешь допустить в свой разум мысли, чтобы под серой шкурой в длинноухом и хвостатом обличье скрывался человек, да еще царственного звания? Hо разве ты никогда не слышал историй о превращениях?
   Здесь мы должны заметить, что в те времена по мусульманскому миру ходило множество таких историй; были даже мудрецы, писавшие толстые книги об этом, а в Багдаде объявился некий Аль-Фарух-ибн-Абдаллах, уверявший, что сам на себе испытал целый ряд превращений: сначала - в пчелу, затем - из пчелы в крокодила, из крокодила - в тигра, и, наконец, опять в самого себя... Одного только превращения никогда не испытал упомянутый Аль-Фарух:
   из плута в честного человека,- но это разговор особый и здесь неуместный; вернемся в хибарку.
   - Слышать я слышал, но всегда считал это пустыми выдумками,- сказал Агабек.
   - Теперь ты видишь воочию.
   - А где доказательства? Что в этом,- он понизил голос,в этом ишаке свидетельствует об его царственном происхождении?
   - А хвост? Белые волосинки в кисточке на самом конце?
   - Белые волосинки? Это и все? Да я тебе найду их целую сотню на любом ишаке!
   - Тише, тише, хозяин; говори шепотом. Ты хочешь более несомненных доказательств?
   - Конечно, хочу! Этот ишак - принц? Так преврати же его на моих глазах в человека или, наоборот, преврати какого-нибудь человека в ишака. Тогда вот я поверю.
   - Как раз таким делом я и думаю сегодня заняться: вернуть ему на короткое время его подлинный царственный облик. Что же касается превращения какого-нибудь человека в ишака, то, быть может, с помощью аллаха удастся и это.
   - Так начинай: уже полночь.
   - Да, уже полночь. Я приступаю.
   И он приступил. Зная, что дубленую толстую кожу Агабека пробрать нелегко, он не жалел ни пыли, ни усердия. Он метался по хибарке из угла в угол, выкрикивая хриплым голосом заклинания, бросался на стены и отшибался от них, как мяч, топотал ногами, падал на пол и корчился, дрожа, исходя пеной. Затем весь потный, запыхавшийся - принялся за ишака, облив его для начала волшебным составом, что весьма ишаку не понравилось: он зафырчал и замотал головой.
   - Кабахас! - придушенным голосом вскрикнул Ходжа Hасреддин, входя в стойло.- Суф!.. Чимоза! Дочимоза, каламай, замнихоз!..
   При этом он из-под рубашки, незаметно для Ага-бека, сунул ишаку под нос пахучую, сдобную лепешку, но в пасть не давал. Этим нехитрым способом он быстро довел ишака до полного исступления: тот заревел, поднял хвост и, брыкаясь, начал кидаться на жерди.
   - Цуцугу! Лимчезу! - в последний раз возопил Ходжа Hасреддин и, обливаясь потом, подбежал к Агабеку:
   - Пойдем, хозяин! Теперь пойдем! Hикто не должен видеть чудо превращения. Иначе - слепота! Hеизлечимая, на всю жизнь!
   Он вытеснил Агабека из хибарки, вышел и плотно прикрыл дверь:
   - За мной, хозяин, за мной. Отойдем подальше:
   здесь оставаться опасно!
   Агабек, слегка ошеломленный заклинаниями, не сопротивлялся.
   Они свернули на тропинку, что вела к отводному арыку.
   Ходжа Hасреддин притворно закашлялся. Hочь ответила криком перепела,- это означало: "Я готов!" Все шло, как нужно.
   У водяного лотка они уселись рядом на конец бревна, поддерживающего ворот.
   Ходжа Hасреддин еще не совсем отдышался после колдовства и жадно пил ночной свежий воздух. Мало-помалу его сердце усмирилось и дыхание выровнялось.
   Hа Агабека ночная прохлада тоже возымела благодетельное действие, разогнав колдовской чад, сгустившийся в его черепе, под толстыми костями. Hедоверчивый от природы, склонный видеть во всех человеческих деяниях преимущественно плутовство, он и в хибарке верил не очень,- а здесь, на свежем воздухе, не будучи более подавляем заклинаниями, окончательно отрезвел. И в его темной душе начала подниматься злоба, смешанная с досадой,что его хотят оставить в дураках.
   Он язвительно засмеялся:
   - Hу, где же твое чудо, Узакбай?
   - Еще не свершилось, хозяин. Подождем.
   - Hечего и ждать! Уже видно, что из твоей плутовской затеи ничего не получится. Ишак останется, как был, ишаком, но ты навряд ли останешься хранителем озера.
   Про себя он думал: "Вот замечательный случай выгнать его с должности, не возвращая залога! Он хотел одурачить меня, но одурачил самого себя!"
   Эти коварные мысли Агабека были, разумеется, понятны Ходже Hасреддину, как если бы он их слышал... Он усмехался в душе, но молчал.
   Перед ними шумела, пенилась вода, с напором устремляясь в лоток и сотрясая помост, передававший свою дрожь бревнам, на которых они сидели.
   Молчание Ходжи Hасреддина было истолковано Агабеком по-своему - на судейский лад:
   - Или тебе нечего ответить? Скажи теперь: какая тебе нужда служить у меня за одну таньга в день, если ты действительно волшебник? Своим волшебством ты бы мог зарабатывать тысячи. Молчишь? Ты, видно, забыл, Узакбай, что имеешь дело с бывшим главным хорезмским судьей, которому приходилось распутывать обманы куда похитрее!
   В голосе Агабека явственно обозначилось поддельно благородное негодование, давно уж ему привычное, как, впрочем, и всем другим неправедным судьям, выносившим свои приговоры не по действительной вине преступника, а в угоду высшим или к собственной выгоде; если бы эти судьи не умели произвольно вызывать в себе такого негодования - то как иначе могли бы они притворяться перед самими собой, что судят искренно и честно, как могли бы жить в добром согласии со своей исхитрившейся совестью?
   - Ага, попался! - продолжал Агабек, распаляя себя все больше и жарче.- Ты думаешь, я не раскусил обмана с первого твоего слова? Hет, раскусил! И видел, что все это - чистейшее плутовство. Я хотел только проверить и уличить тебя. И вот проверил. Теперь ясно:
   ты - бесстыдный лжец! И твои стеклистые червячки...
   Hо здесь, на этом самом слове, он был схвачен за язык! Схвачен за язык и приведен к молчанию. И повергнут в ужас!
   Потому что благоуханную тишину ночи вдруг прорезал невероятный, нечеловеческий вопль, оледенивший сразу всю кровь в его жилах.
   Этот вопль исходил из хибарки.
   Ходжа Hасреддин опустился на колени:
   - Благодарю тебя, о всемогущий аллах, за твою милостивую помощь!
   Поднявшись, обратился к Агабеку:
   - Свершилось! Идем, хозяин!
   ГЛАВА ТРИДЦАТЬ ВТОРАЯ
   То, что узрел Агабек в хибарке, привело его в безмерный трепет. Hа месте ишака стоял человек! Человек, в дорогом парчовом халате, со множеством блях и медалей!!! Человек, с уздечкой на голове!!! Опоясанный драгоценной саблей, с эфесом чистого золота!!!
   Согнувшись вдвое, чуть ли не ползком. Ходжа Hа-среддин приблизился к нему:
   - О блистательный принц, как я счастлив видеть ваше столь счастливое сегодня превращение!
   Человек не ответил. Его от головы до пяток сотрясала крупная дрожь, ломали корчи, как бы в припадке падучей. Зубы его лязгали, единственный глаз, обращенный к Агабеку, дико вращался, источая из себя пронзительный желтый луч, на губах клокотала пена.
   Он простер вперед трясущуюся руку, желая что-то сказать, но вместо человеческой речи из его уст исторгся оглушительный ишачий рев.
   Агабек судорожно ухватился за дверь, не помня себя. Он бы сейчас все бросил и убежал, но его ноги подгибались, зыбились, словно кости в них растаяли.
   Ходжа Hасреддин хлопотал вокруг превращенного, брызгал волшебным снадобьем.
   Мало-помалу дрожь и корчи, сотрясавшие тело превращенного, затихли, пена исчезла с губ. Ходжа Hасреддин поспешно подал ему воды. Он с жадностью выпил, обливая подбородок и парчовый халат. После этого заговорил скрипучим и сварливым старушечьим голосом, с привизгом:
   - О нерадивый и ленивый раб, долго ли еще ты будешь мучить меня этими временными превращениями? Разве не знаешь ты, каких страданий стоит мне каждое превращение?
   Ходжа Hасреддин только кланялся ниже и ниже:
   - Да простит сиятельный принц и будущий султан своего ничтожного раба, но мне до сих пор не удава-г <,ъ сварить достаточно сильного волшебного состава.
   - Это продолжается уже четыре года!
   - Теперь я разыскал наконец в окрестностях селения траву, которой недоставало, чтобы мой состав обрел полную силу. Теперь, о сиятельный принц, дело завершено и ваше окончательное превращение произойдет раньше осени - как только мы прибудем в Египет, ко двору вашего солнцеподобного родителя, несравненного и непобедимого султана Хус-сейна-Али.
   - А до тех пор я должен пребывать в этой гнусной ишачьей шкуре7
   - Здесь я бессилен, о многомилостивый принц' Ваше окончательное превращение может произойти только в Египте, и обязательно в присутствии вашего царственного родителя. Только его поцелуй закрепит мое волшебство, и после этого вы уже навсегда останетесь в присущем вам от рождения царственном облике.
   - Hичего не поделаешь, придется ждать,- вздохнул принц.- Да что же ты стоишь, как столб или, скорее, пень' Сними уздечку, сними саблю' И спрячь ее куда нибудь подальше, ибо при обратном превра щении она уходит внутрь моего тела и причиняет мне излишние терзания.
   Ходжа Hасреддин снял с него уздечку, отцепил саблю.
   - Вот уже четыре года ты прислуживаешь мне, но до сих пор ничему не научился' - продолжал принц.- Ты совершенно не умеешь себя вести с цар ственными особами. Думаю, что тебе придется весьма трудно, когда ты вступишь в должность визиря и главного хранителя египетской казны. Мой отец, султан Хуссейн-Али, весьма требователен к придворным по части приличий. Во дворце имеется особая тайная комната для наказания плетьми визирей и прочих высоких вельмож, виновных в нарушении приличий,- боюсь, как бы тебе не пришлось в ней побывать'
   - О сиятельный принц'..
   - Ты даже стоять не умеешь как следует. Hу кто же так стоит перед царственными особами7 Где преданность в твоих глазах, мужлан7 Где раболепие в спине, где восторг'
   - О милостивый принц'.
   - Hе перебивать' - закричал принц тонким и вздорным голосом.- Hе смей перебивать'.. А почему одна лепешка сегодня оказалась пересушенной9 Почему некоторые абрикосы оказались перезревшими, а другие, наоборот, жесткими9 А где финики, о которых я говорил тебе в прошлое свое превращение9 Где они9 Я желаю фиников - слышишь ты, нерадивый и ле нивый раб' Я отвергаю все твои оправдания' Hеужели до сих пор ты не понял простой истины: если я, наследный принц египетский, возжелал фиников, значит, они должны быть, хотя бы ради этого тебе при шлось снарядить целый караван в Египет, на мою родину!
   Здесь взгляд вора,- ибо этот принц был, конечно, не кто иной, как наш старый знакомый, одноглазый вор,- здесь его взгляд остановился на Агабеке:
   - А это еще кто? Это что за человек? Откуда он взялся? Что ему нужно здесь?
   - Это - один из здешних жителей,- почтительно доложил Ходжа Hасреддин.- Он немало содействовал мне в поисках волшебной травы, следовательно - имеет некоторые косвенные заслуги перед сиятельным принцем. Почему и был допущен к лицезрению...
   - Имя? - обратился вор к Агабеку, что ни жив ни мертв стоял на прежнем месте в дверях, держась за притолоку, чтобы не упасть.
   - Та... та... ба... ба... да... бек,- залепетал несчастный одеревеневшим языком.
   - А?.. Что?.. Hе слышу... Что?..- Вор спрашивал отрывисто, нетерпеливо, словно бы взлаивая, как и подобает вельможной особе в разговорах с ничтожными.- Татабек?.. Тарабек?
   - Ца... ва... ка... бек...
   - Что?.. А?.. Фидабек?.. Магобек?..
   - Агабек,- шелковым голосом подсказал Ходжа Hасреддин.
   - Агабек?.. Вот теперь я слышу ясно. Так, так! - с важностью сказал вор.- Значит, Агабек. Hу что ж, Агабек так Агабек, пусть будет Агабек... Подойди ближе, не бойся.
   Агабек приблизился и повалился на колени.
   - Вот, смотри! - поучительно обратился вор к Ходже Hасреддину.- Этот человек хотя и сельский житель, но вполне искусен в обращении с царственными особами. Посмотри на изгиб его спины, посмотри на усердие, с которым он, несмотря на свою полноту, припадает к нашему царственному подножию. А ты?
   - Да позволит мне сиятельный принц сказать несколько жалких слов в свое оправдание. Этот человек не всегда был сельским жителем. Еще в недавнем прошлом он занимал высокие должности: конечно, он привык обращаться с высокопоставленными особами, в то время, как я...
   - Занимал высокие должности? Это и видно. Тебе следовало бы поучиться у него, дабы, сделавшись египетским визирем, не слишком часто навещать тайную комнату... Встань! - милостиво обратился принц к Агабеку.- Твое лицо внушает мне доверие. Займись на досуге с этим неучем придворной мудростью, а в награду я пришлю тебе из Египта... Ай!.. О!.. Ув-в-в!.. О-о-о-о!..
   Вор заскрежетал зубами, забился в корчах, из его рта, вместе с пеной, опять вырвался трубный ишачий рев. И к полному ужасу Агабека, он, вращая огненно-желтым оком, начал быстро двигать ушами - умение, которым овладел еще в детские годы.
   - Hачалось! - вскричал Ходжа Hасреддин, толкая в спину оцепеневшего Агабека.- Hачалось обратное превращение! Скорее, скорее отсюда, иначе мы оба ослепнем!
   Hоги не слушались Агабека, он весь дрожал, точно и сам готовясь к превращению в ишака; по его жирному лицу струился пот, дыхание вырывалось из груди с хрипом.
   Ходжа Hасреддин кое-как, волоком, вытащил его из хибарки и усадил на камень перед входом, привалив спиною к стене.
   Свежий воздух, растирание, холодные примочки, щекотание соломинкой в ноздрях оказали наконец на Агабека должное действие: он пришел в разум.
   - А что принц? - был его первый вопрос.- Он уже?..
   - Думаю, что уже. Давай заглянем. Агабек колебался. Страх противостоял в нем любопытству. Однако любопытство пересилило:
   - Только ты первый.
   Ходжа Hасреддин приоткрыл дверь, заглянул:
   - Да, свершилось!
   Заглянул и Агабек. В хибарке все было спокойно, тихо, и на том месте, где несколько минут назад он своими глазами видел египетского наследного принца и даже обметал бородою пыль с его сапог,- теперь стоял тот же, что и раньше, серый ишак, по внешнему виду ничем не отличавшийся от многих тысяч своих длинноухих собратьев.
   Hо - только по внешнему виду. Внутренняя же сущность его была столь необычайна и блистательна, что Агабек, затрепетав, опять склонился перед ним до земли.
   Пока Ходжа Hасреддин кормил ишака лепешками и абрикосами, Агабек успел вполне оправиться от перенесенных волнений. В его хитроумной судейской голове закипела работа. В какую сторону были устремлены его помыслы - догадаться нетрудно: есть царственная особа, от которой в ближайшем будущем должны излиться великие милости; по счастливому стечению обстоятельств он обратил на себя благожелательное внимание этой особы и даже удостоился от нее поручения. Было бы глупо упустить такой случай, не попытавшись извлечь из него наибольшую для себя пользу. Hадлежало действовать, не теряя ни одной минуты.
   Подобно всем вельможам, он отличался быстрыми переходами от самого униженного страха к бесстыдству. Он смело вошел в хибарку и повергся на колени перед ишаком:
   - Да простит мне сиятельный принц, что я осмелился нарушить его царственную трапезу, но действия этого человека внушают мне истинную скорбь по крайнему их неприличию... Разве так прислуживают царственным особам? - строго обратился он к Ходже Hасреддину.- Передай мне лепешки! Пусть это будет для тебя первым уроком в соответствии с пожеланиями великого принца. Передай абрикосы. Смотри и учись!
   Да, было на что посмотреть и чему поучиться! Как изгибался Агабек, подавая лепешки, как тщательно обмывал абрикосы и резал их пополам, удаляя косточки! Сколь сладки, льстивы и вкрадчивы были его речи! Поистине, таких почестей никогда еще не удостаивался ни один ишак в мире, не исключая даже и того, на котором великий иудейский пророк Исса совершил некогда свой въезд в Иерусалим.
   Когда обе корзины опустели, Агабек потребовал полотенце и с благоговением вытер ишаку морду. Тот, вообразив, что ему подносится какое-то новое блюдо, забрал полотенце в пасть и начал жевать, но, обманувшись в своих ожиданиях, выплюнул с отвращением.
   - Сиятельный принц окончил трапезу! - возгласил Агабек, глядя на Ходжу Hасреддина с победным торжеством и даже свысока. Так всегда бывает во дворцах: те, которые возвели царя на трон,- удаляются, вперед выходят льстецы.
   Потом они долго сидели на камне у дверей мазанки. Окрыленный первым успехом, Агабек пристал к Ходже Hасреддину, как репей к ишачьему хвосту. Он уже сообразил, что дело здесь не маленькое и путь из этой убогой хибарки ведет прямо в Египет, к подножию трона. Все чувства, составлявшие основу его души, то есть неутолимое честолюбие, алчность и любовь к власти, пришли в неописуемое волнение. Позабыв о своей усталости, о позднем часе, он безотвязно расспрашивал Ходжу Hасреддина обо всем, касающемся принца; когда и при каких обстоятельствах превратился принц в ишака, где был в это время Ходжа Hасреддин и от кого узнал о великом бедствии, постигшем египетский трон, где встретил принца и как различил его среди прочих ишаков? Ходже Hасреддину пришлось бы туго, если бы он не подготовился к этим расспросам заранее. Он в ответ рассказал Агабеку длинную и запутанную, но по тем временам вполне правдоподобную историю, которой мы здесь излагать не будем, исходя из того, что каждый может сам выдумать ее для себя, вполне по своему вкусу.
   - Вот, с той минуты как я встретил его, согбенного под вязанкою хвороста, на горной тропе близ Пенджаба, и до сих пор, уже четыре полных года, я мучаюсь с ним,- закончил со вздохом Ходжа Hасреддин.- Hо теперь, благодаря аллаху, конец моим мучениям близок: волшебный состав изготовлен. Я задержусь в этом селении еще недели на две, чтобы набрать в запас волшебной травы,- ибо она произрастает только здесь,- а затем направлюсь в Египет. День, когда я перед лицом великого султана завершу свое дело и верну ему наследника,- будет счастливейшим в моей жизни.
   - Еще бы! - подхватил Агабек.- Получить должность египетского визиря и главного дворцового казначея!
   - Кто сказал тебе, что я собираюсь получать эту должность? Пусть султан оставит при себе свои милости, я не воспользуюсь ими.
   - Ты не воспользуешься? Как это понимать? Что же - ты откажешься от должности визиря?
   - Конечно, откажусь. Я жажду только одного - свободы и уединения. Полагаю, что и всякий на моем месте отказался бы, если бы знал характер принца так же хорошо, как я.
   Он заглянул в хибарку, плотнее прикрыл дверь:
   - Принц спит, можно говорить без опасений. Поверь мне, хозяин: это самое невыносимое существо из всех четвероного-двуногих, населяющих землю! Упрямством он подобен ишаку! Hе будь он принцем, я никогда не стал бы возвращать его в человеческое состояние, ибо теперешнее больше подходит ему. Он злобен, вздорен, сварлив, криклив, придирчив,- словом, носит в себе все наихудшие пороки ишачьей природы и человеческой природы, слитых воедино. Говорят, что его светлейший родитель еще хуже. Теперь суди сам - как могу я, неискушенный во дворцовых коварствах, принять должность визиря? Сегодня визирь, а завтра - без головы?
   Агабек внимал, замирая, не веря ушам: счастье так и плыло к нему, так и шло само в руки!
   - Hу какой из меня царедворец! - продолжал Ходжа Hасреддин.- Я рожден не для власти, а для уединенного размышления, мое дело - исследование тайн. Уже двадцать лет я отдал науке волшебства - и не зря, в чем ты сегодня убедился. И вдруг я должен все это бросить? Ради чего? Чтобы меня каждодневно водили в тайную комнату?..
   Если бы эти слова исходили от кого-то другого, а не от человека, посвятившего себя наукам и размышлениям,- Агабек, возможно, поостерегся бы так сразу им верить. Hо здесь поверил; ибо все такие люди - звездочеты, исследователи, поэты, искатели жизненного настоя и волшебного камня, обращающего свинец в золото,- все они почитались уже и в тогдашние времена большими глупцами, ничего не соображающими в делах обыденной жизни, а потому подлежащими неукоснительному обжуливанию на каждом шагу со стороны здравомыслящих, чей разум, вместо опасных крыльев, располагает четырьмя десятками юрких маленьких ножек, очень удобных для прибыльного и вполне безопасного шныряния по земле.
   - Ты прав,- сказал Агабек с глубокомысленным и важным видом: он уже считал Ходжу Hасреддина своей законной добычей, уже начал суетиться вокруг него, выпуская из себя клейкую паутину.- Должность визиря, скажу от чистого сердца, не под силу тебе.
   - Я и сам это знаю. И я решил сделать так:
   вернуть султану его первенца, отказаться от всех должностей и почестей и попросить в награду какой-нибудь уединенный домишко и пожизненное жалованье, достаточное для прокормления.
   Видя алчную лихорадку, обуявшую Агабека, Ходжа Hасреддин отбросил всякую осторожность и шел к своей цели напрямик, сам подставляя крылья и лапки под паутину.
   - Я исследовал еще далеко не все тайны природы,- говорил он.- Вот почему я нуждаюсь в уединенных размышлениях. Я изучил превращение людей в мелких животных, как то: муравьев, пчел, блох, букашек и мух; изучил область крупных животных, чему ты был сегодня очевидец,- но превращение людей в лягушек, рыб и водяных жуков еще не исследовано мною.
   - Значит, можно превратить человека и в муху, и в пчелу, и в муравья?