Страница:
– Я хочу тебя! – со стоном прошептал Зак. Двумя руками он приподнял ее за талию, чтобы она почувствовала его нарастающее возбуждение. – Ты когда-нибудь занималась этим стоя?
Грубый вопрос заставил Клер отпрянуть, но Зак еще плотнее прижал ее к двери. И тогда Клер изогнулась, изо всех сил вцепилась в его плечи, судорожная дрожь пробежала по ее телу.
– Стоя? – переспросила она, не соображая, что говорит.
Внезапно Зак оторвал губы от ее губ и что-то невнятно пробормотал. Не открывая глаз, Клер обхватила его за шею, желая продлить поцелуй, но Зак резко отстранился.
– Оказывается, ты быстро заводишься, Клер. Я же говорил, ты без ума от меня!
Клер онемела от потрясения и возмущения, а Зак как ни в чем не бывало направился к двери и уже с порога послал ей воздушный поцелуй.
Двадцать минут спустя Зак сидел в ночном клубе. Он был уверен, что все равно не сможет заснуть, и отправился сюда, чтобы понаблюдать за Стегнером.
Ему понадобилась вся сила воли, чтобы уйти от Клер, но Зак гордился собой. Он намеревался поиграть с ней, заставить ее проявить чувства, которые она тщательно от него скрывала. Это ему удалось, и теперь он ликовал.
Проводив рассеянным взглядом подвыпившую парочку, которая вышла из бара, он вновь вернулся к мыслям о Клер.
Раздразнить ее оказалось невероятно легко. Стоило ему только напомнить о любви ее матери к его отцу, и она мгновенно вышла из себя. Как и все в городе, Клер считала, что у их родителей был только легкий флирт, но Зак знал правду. Он улыбнулся и с наслаждением втянул в грудь свежий горный воздух, напоенный ароматом сосны. Когда придет время, он расскажет Клер, что на самом деле связывало их родителей…
Зак сидел в темноте, прислушиваясь к песне, которую исполняла какая-то посредственная рок-группа, а его мысли все время возвращались к Клер. Он все еще чувствовал ее мягкое, податливое тело, каждый дюйм которого ему хотелось ласкать и целовать. Он начал бы с самой чувствительной точки на шее, затем проложил бы дорожку из поцелуев к ее груди, а она извивалась бы по ним и умоляла его не останавливаться. Потом он раздвинул бы ей ноги и довел бы ее до исступления своими ласками…
От этих мыслей его вновь охватило возбуждение. «Сейчас же подумай о чем-нибудь другом!» – приказал он себе,
– Убийца наверняка знал, что Клер собирается в клуб, и заранее приготовил «руфи», чтобы в нужный момент вырубить ее, – пробормотал Зак, но затем понял, что Лобо нет и что он разговаривает сам с собой,
«А может быть, „руфи“ и убийство не связаны между собой, и это просто случайное совпадение?» – подумал он.
Зак стал верить в случай после того, как много лет назад Клер вернулась домой за какой-то забытой вещью и застала свою мать в объятиях его отца. Это было трагическое стечение обстоятельств, которое в конце концов привело их родителей к гибели. А два дня назад в городе произошло убийство, и именно в эту ночь кто-то подсыпал в бокал Клер наркотик… Зак подозревал, что Сет Рэмси что-то скрывает, и собирался получше приглядеться к самоуверенному адвокату. Но предварительно нужно было собрать информацию о «руфи».
Зак огляделся по сторонам. Над стойкой бара висела неоновая вывеска в виде серебряной пули, которая время от времени вспыхивала, подобно пламени на ветру, и мгновенно гасла. Если бы не зажженные свечи на столиках, зал был бы погружен в кромешную тьму. Сколоченная из сосновых досок сцена, выступающая над полом на полметра, сейчас пустовала – у музыкантов был перерыв.
Зак окинул взглядом тускло освещенные стены, на которых висели плакаты с рекламой низкопробных фильмов – в основном ранних лент с Клинтом Иствудом. Они возвращали в старые времена, когда все индейцы были плохими, а белые – избранным народом.
– Коултер! – прокричал Стегнер из-за стойки бара. – Когда ты наконец снимешь эту чертову печать с тех комнат? Из-за тебя у меня одни убытки.
Зак неторопливо направился к бару, намеренно затягивая время.
– Следственная группа из Санта-Фе должна закончить завтра, но до тех пор мотель считается местом преступления. Закон запрещает снимать печать и входить в эти номера. Ты понял меня?
Стегнер что-то пробурчал, метнув в него свирепый взгляд. Даже в пульсирующем свете неоновой рекламы Зак видел, что он вне себя от ярости. Заку уже давно хотелось упрятать этого жирного борова в тюрьму, однако Стегнеру всегда удавалось прикрыться железным алиби. «Ничего, – решил Зак, – в один прекрасный день я застану его с поличным на месте преступления, нужно только набраться терпения».
– Хочешь виски? – спросил Стегнер, навалившись жирным голым животом на стойку.
Зак покачал головой, сохранив на лице маску равнодушия. Этот ублюдок прекрасно знал, что он вообще не употребляет спиртное. Неразбавленное виски, дешевое ядовитое пойло, было любимым напитком его матери.
– У меня есть пара вопросов, на которые я хочу получить прямые ответы.
Стегнер облокотился о стойку, заставленную бутылками.
– Еще вопросы? Черт, я уже трижды давал показания!
– Ну и что? Речь ведь идет об убийстве. – Зак старался говорить, не повышая голоса, чтобы не раздражать Стегнера. – Может, ты слышал или видел, не продавал ли здесь кто-нибудь «руфи»?
– «Руфи» в моем клубе? – Стегнер уставился на него, разинув рот от удивления. Он был дьявольски изворотлив, но сейчас, кажется, говорил вполне искренне. – Нет, шериф. Здесь нет «руфи».
Зак поверил ему. Скорее всего наркотик попал в их город с Западного побережья. Его мог привезти любой, кто проводит отпуск в Таосе, и пытаться найти его – безнадежное дело. Ему жизни не хватит проверить всех толстосумов, приезжающих сюда отдохнуть.
Вопрос в том, у кого был мотив и возможность опоить этим зельем Клер. Она вернулась сюда недавно, но уже умудрилась нажить себе немало врагов. Пристрелила чужого пса, спасая Люси, и почти сразу же начала добиваться освобождения Каддафи. Она же обвинила Дункана Моррела в том, что он наводнил рынок поддельными гравюрами и репродукциями. Да, у Клер Холт было много врагов.
Но почему один из них решил подсыпать ей «руфи»?
Зак разглядывал вытатуированную на плече Стегнера гремучую змею, которая злобно взирала на него.
– Я думал, что ты должен был слышать о человеке, который привез «руфи» из Калифорнии. Ты обычно первым узнаешь все новости.
Зак хотел сыграть на его самолюбии, но это не сработало. Стегнер только пожал плечами, но ничего не сказал. Зак ушел, ни на шаг не приблизившись к разгадке этого дела.
7
8
Грубый вопрос заставил Клер отпрянуть, но Зак еще плотнее прижал ее к двери. И тогда Клер изогнулась, изо всех сил вцепилась в его плечи, судорожная дрожь пробежала по ее телу.
– Стоя? – переспросила она, не соображая, что говорит.
Внезапно Зак оторвал губы от ее губ и что-то невнятно пробормотал. Не открывая глаз, Клер обхватила его за шею, желая продлить поцелуй, но Зак резко отстранился.
– Оказывается, ты быстро заводишься, Клер. Я же говорил, ты без ума от меня!
Клер онемела от потрясения и возмущения, а Зак как ни в чем не бывало направился к двери и уже с порога послал ей воздушный поцелуй.
Двадцать минут спустя Зак сидел в ночном клубе. Он был уверен, что все равно не сможет заснуть, и отправился сюда, чтобы понаблюдать за Стегнером.
Ему понадобилась вся сила воли, чтобы уйти от Клер, но Зак гордился собой. Он намеревался поиграть с ней, заставить ее проявить чувства, которые она тщательно от него скрывала. Это ему удалось, и теперь он ликовал.
Проводив рассеянным взглядом подвыпившую парочку, которая вышла из бара, он вновь вернулся к мыслям о Клер.
Раздразнить ее оказалось невероятно легко. Стоило ему только напомнить о любви ее матери к его отцу, и она мгновенно вышла из себя. Как и все в городе, Клер считала, что у их родителей был только легкий флирт, но Зак знал правду. Он улыбнулся и с наслаждением втянул в грудь свежий горный воздух, напоенный ароматом сосны. Когда придет время, он расскажет Клер, что на самом деле связывало их родителей…
Зак сидел в темноте, прислушиваясь к песне, которую исполняла какая-то посредственная рок-группа, а его мысли все время возвращались к Клер. Он все еще чувствовал ее мягкое, податливое тело, каждый дюйм которого ему хотелось ласкать и целовать. Он начал бы с самой чувствительной точки на шее, затем проложил бы дорожку из поцелуев к ее груди, а она извивалась бы по ним и умоляла его не останавливаться. Потом он раздвинул бы ей ноги и довел бы ее до исступления своими ласками…
От этих мыслей его вновь охватило возбуждение. «Сейчас же подумай о чем-нибудь другом!» – приказал он себе,
– Убийца наверняка знал, что Клер собирается в клуб, и заранее приготовил «руфи», чтобы в нужный момент вырубить ее, – пробормотал Зак, но затем понял, что Лобо нет и что он разговаривает сам с собой,
«А может быть, „руфи“ и убийство не связаны между собой, и это просто случайное совпадение?» – подумал он.
Зак стал верить в случай после того, как много лет назад Клер вернулась домой за какой-то забытой вещью и застала свою мать в объятиях его отца. Это было трагическое стечение обстоятельств, которое в конце концов привело их родителей к гибели. А два дня назад в городе произошло убийство, и именно в эту ночь кто-то подсыпал в бокал Клер наркотик… Зак подозревал, что Сет Рэмси что-то скрывает, и собирался получше приглядеться к самоуверенному адвокату. Но предварительно нужно было собрать информацию о «руфи».
Зак огляделся по сторонам. Над стойкой бара висела неоновая вывеска в виде серебряной пули, которая время от времени вспыхивала, подобно пламени на ветру, и мгновенно гасла. Если бы не зажженные свечи на столиках, зал был бы погружен в кромешную тьму. Сколоченная из сосновых досок сцена, выступающая над полом на полметра, сейчас пустовала – у музыкантов был перерыв.
Зак окинул взглядом тускло освещенные стены, на которых висели плакаты с рекламой низкопробных фильмов – в основном ранних лент с Клинтом Иствудом. Они возвращали в старые времена, когда все индейцы были плохими, а белые – избранным народом.
– Коултер! – прокричал Стегнер из-за стойки бара. – Когда ты наконец снимешь эту чертову печать с тех комнат? Из-за тебя у меня одни убытки.
Зак неторопливо направился к бару, намеренно затягивая время.
– Следственная группа из Санта-Фе должна закончить завтра, но до тех пор мотель считается местом преступления. Закон запрещает снимать печать и входить в эти номера. Ты понял меня?
Стегнер что-то пробурчал, метнув в него свирепый взгляд. Даже в пульсирующем свете неоновой рекламы Зак видел, что он вне себя от ярости. Заку уже давно хотелось упрятать этого жирного борова в тюрьму, однако Стегнеру всегда удавалось прикрыться железным алиби. «Ничего, – решил Зак, – в один прекрасный день я застану его с поличным на месте преступления, нужно только набраться терпения».
– Хочешь виски? – спросил Стегнер, навалившись жирным голым животом на стойку.
Зак покачал головой, сохранив на лице маску равнодушия. Этот ублюдок прекрасно знал, что он вообще не употребляет спиртное. Неразбавленное виски, дешевое ядовитое пойло, было любимым напитком его матери.
– У меня есть пара вопросов, на которые я хочу получить прямые ответы.
Стегнер облокотился о стойку, заставленную бутылками.
– Еще вопросы? Черт, я уже трижды давал показания!
– Ну и что? Речь ведь идет об убийстве. – Зак старался говорить, не повышая голоса, чтобы не раздражать Стегнера. – Может, ты слышал или видел, не продавал ли здесь кто-нибудь «руфи»?
– «Руфи» в моем клубе? – Стегнер уставился на него, разинув рот от удивления. Он был дьявольски изворотлив, но сейчас, кажется, говорил вполне искренне. – Нет, шериф. Здесь нет «руфи».
Зак поверил ему. Скорее всего наркотик попал в их город с Западного побережья. Его мог привезти любой, кто проводит отпуск в Таосе, и пытаться найти его – безнадежное дело. Ему жизни не хватит проверить всех толстосумов, приезжающих сюда отдохнуть.
Вопрос в том, у кого был мотив и возможность опоить этим зельем Клер. Она вернулась сюда недавно, но уже умудрилась нажить себе немало врагов. Пристрелила чужого пса, спасая Люси, и почти сразу же начала добиваться освобождения Каддафи. Она же обвинила Дункана Моррела в том, что он наводнил рынок поддельными гравюрами и репродукциями. Да, у Клер Холт было много врагов.
Но почему один из них решил подсыпать ей «руфи»?
Зак разглядывал вытатуированную на плече Стегнера гремучую змею, которая злобно взирала на него.
– Я думал, что ты должен был слышать о человеке, который привез «руфи» из Калифорнии. Ты обычно первым узнаешь все новости.
Зак хотел сыграть на его самолюбии, но это не сработало. Стегнер только пожал плечами, но ничего не сказал. Зак ушел, ни на шаг не приблизившись к разгадке этого дела.
7
– Почему я позволила Заку сделать из меня посмешище?! – воскликнула Клер вслух, хотя с ней были только собаки. Они сидели на заднем сиденье джипа, высунув голову из окна и подставив носы встречному ветру.
– Какая же я идиотка! – пробормотала Клер.
Она презирала себя за то, что с такой готовностью ответила на поцелуй Зака. Он грубиян, идущий на поводу своих низменных, порочных страстей! И он полная противоположность тому идеальному мужчине, о котором она мечтала…
«Ты без ума от меня, – вспомнила Клер его слова. – Так же, как твоя мать была без ума от моего отца».
– Неправда! – Она в отчаянии ударила ладонью по рулевому колесу. Однако отчасти Зак был прав: ее всегда влекло к нему. Некая темная часть ее души на каком-то подсознательном уровне отзывалась на Зака Коултера. Но это же самое непреодолимое влечение к Джеку Коултеру погубило ее мать…
Недаром говорят: «Какова мать, такова и дочь».
Клер грустно подумала, что ничего с этим не поделаешь, такова голая правда. Единственный выход – отвергнуть тот путь, по которому пошла ее мать и который вверг ее в искушение. Мать, которую она боготворила, не устояла перед Коултером, но Клер поклялась не повторять подобной ошибки.
На перекрестке она свернула и вскоре подъехала к своему салону. По выходным она открывала магазин в полдень, а перед этим встречалась с отцом в церкви, после чего вместе завтракали. Они совершали этот ритуал каждое воскресенье с тех пор, как она вернулась в Таос. Обнаружив на площадке его машину, Клер подумала, что отец, наверное, ужасно встревожен. Она объехала здание, остановилась в тени тополя и закрыла все окна машины, оставив собак внутри.
– Какая же я все-таки трусиха! – пробормотала она, открывая заднюю дверь магазина.
Клер любила отца и знала, какие чувства он испытывает, когда слышит о Коултерах. Унижение, которое он пережил после предательства жены, до сих пор причиняло ему боль. Увидев Лобо, он наверняка потребует от нее объяснений и, естественно, расстроится.
Отец дал ее матери все и любил ее всем сердцем, но не смог удержать ее возле себя. Она связалась с Джеком Коултером – человеком, пользующимся в городе дурной славой, – и это было трудно пережить. Когда жена погибла в автомобильной катастрофе вместе со своим любовником, Алекс Холт был раздавлен горем. А когда об этомузнал весь город, к его горю еще добавилась и боль унижения.
У отца был тяжелый, властный характер, но Клер считала, что он чрезмерно опекает ее лишь потому, что любит и хочет видеть счастливой.
Она вошла в зал и сразу увидела инвалидное кресло отца перед стеклянной дверью в салон. У Алекса Холта были густые, абсолютно седые волосы, и Клер с грустью подумала, что на его красивом лице появились новые морщины, которых она раньше не замечала. Рядом с креслом стояла Мод Пфистер. С тех пор, как отца пять лет назад разбил паралич, Мод работала у него в качестве экономки и жила в их особняке.
Не желая признавать, что стал инвалидом, Алекс Холт никогда не употреблял слово «сиделка», хотя Мод была именно сиделкой. Она просто помогала отцу передвигаться по дому и по городу и следила за тем, чтобы он вовремя принимал лекарства.
– Доброе утро! – с напускной радостью произнесла Клер, распахнув дверь.
– Дорогая, что-то случилось? – встревоженно спросил отец. – Ты не пришла в церковь…
Мод подмигнула ей, и морщинки побежали вокруг уголков ее добрых карих глаз. Она была крупной женщиной и сложением напоминала рыцаря в доспехах, но у нее была живая улыбка и большое чувство юмора, без которого она бы не смогла так долго проработать у отца Клер.
– Извини, папа, что заставила тебя нервничать. Я просто проспала, прости.
Он подкатил на кресле к бронзовому апачу. Мать Клер любила эту статую, потому считала, что это работа высокого класса, которую многие музеи мира почли бы за честь выставить в своих залах. А уж в таких вещах она разбиралась прекрасно. Именно благодаря матери, которая была страстной поклонницей искусства юго-западных штатов, Клер увлеклась живописью. Она часто вспоминала, с каким увлечением мать рассказывала ей о мировых шедеврах. Хотя Клер уже выросла, ей, как ребенку, не хватало дружеского общения с матерью. Она часто задумывалась над тем, как сложились бы их судьбы, если бы мать осталась жива.
Отец вновь вернулся к прерванному разговору:
– Я звонил тебе прошлой ночью, почему ты не перезвонила мне?
Мод картинно закатила глаза, давая понять, что Алекс в плохом настроении. А когда он был раздражен, ему никто не решался перечить.
– Я вернулась домой слишком поздно, – сказала Клер, обиженная резким тоном отца. Она не желала отчитываться о каждом своем шаге и прекрасно понимала, что если бы не отстаивала свои права на личную жизнь, то отец уже давно подавил бы ее.
Впрочем, не было ничего удивительного в том, что отец ожесточился. Судьба сыграла с ним злую шутку: сначала мать Клер предала его, а потом, когда он стал привыкать к жизни без нее, его разбил паралич.
– Ты была с Сетом? – с надеждой в голосе спросил отец.
Клер кивнула. Ее отец мечтал о том, чтобы она вышла замуж за Сета; если бы это случилось, он бы был самым счастливым человеком на свете. Алекс Холт хотел, чтобы она подарила ему внука, который бы в будущем возглавил его банк. Преуспевающий адвокат Сет Рэмси был совершенством в глазах ее отца, но Клер придерживалась иного мнения. А теперь, после его лжи, она вообще больше не желала встречаться с ним.
– Ты вновь стала работать допоздна? – Он недовольно посмотрел на Клер.
– У тебя взрослая дочь, Алекс, не учи ее, – вмешалась Мод. – Бизнес важен для Клер так же, как для тебя твой банк.
Естественно, отец был с ней не согласен. Он вообще был против того, чтобы она открыла салон, и предлагал Клер должность вице-президента банка, но она категорически отказалась.
Сверкнув на солнце, напротив салона остановилось красная «Феррари» Сета. Когда он вышел из машины, Клер бросила на него тревожный взгляд. Естественно, ей хотелось послушать оправдания Сета, а затем уличить его во лжи, но было бы неразумно выяснять с ним отношения в присутствии отца. Кроме того, она пообещала Заку, что никому не скажет о том, что случилось с ней в ту злополучную ночь.
Сет, одетый в легкий синий спортивный пиджак и, как всегда, при галстуке, легко вбежал в галерею. Улыбка заиграла на его губах, когда он увидел отца Клер, а Мод немного поморщилась, и Клер поняла, что она не слишком жалует адвоката. По таосским стандартам Сет, кичащийся своим дорогим автомобилем и гарвардскими связями, выглядел как орхидея среди сорняков.
Впрочем, хотя Сет не соответствовал местному колориту, он вполне вписывался в деловые круги. Алекс Холт, узнав, что Сет – выпускник Гарвардского юридического колледжа, взялся опекать молодого адвоката. Проблема состояла в том, что создать доходную юридическую контору в маленьком городке было довольно проблематично. Большинство богачей жили в других штатах и имели своих личных адвокатов. Но Сет, надо отдать ему должное, много и упорно работал и постепенно приобретал все новых клиентов.
– Клер, как ты? – встревоженно спросил Сет, направляясь к ней. – Я ужасно беспокоился! Что с тобой случилось? – Не дожидаясь ответа, он обратился к ее отцу: – Здравствуйте, Алекс. Что вы думаете обо всей этой суете?
Клер почувствовала, что у нее задрожали руки, и сжала их в кулаки. Ее отец ненавидел сюрпризы, особенно если они касались кого-то из его близких. Она уповала лишь на то, что новости не дошли до него так быстро.
– Ты имеешь в виду убийство Моррела? – с улыбкой спросил Алекс. – Я всегда удивлялся, почему никто не отправил его к праотцам уже давно.
Внимание Сета, как всегда, было полностью сосредоточено на ее отце.
– Его убили в «Приюте беглеца». Ума не приложу, что он делал в этом гадючнике. А знаете, кто ведет расследование? Зак Коултер! Я был у Макса Бессинджера, работал над контрактами по недвижимости, когда в кабинет ввалился Коултер и начал задавать нам вопросы.
– Я был категорически против назначения этого бездельника на должность шерифа, – сказал Алекс. – Он гроша ломаного не стоит.
Клер не выносила, когда кого-то ругали за глаза, и заступилась за Зака.
– Лично я рада, что Зак Коултер занимается этим делом, – заметила она. – Неужели вы думаете, что Олли Хэммонд лучше провел бы расследование?
– Кроме того, шериф уже проявил себя. Он нашел и задержал водителя грузовика, который врезался в фургон Ирмы Пачеко и скрылся с места происшествия, – вмешалась в разговор Мод. – Шерифу, правда, пришлось поломать голову, прежде чем он поймал нарушителя: ведь у грузовика снесло передний бампер.
Сет неодобрительно покосился на нее, а Алекс бросил сердитый взгляд на Клер.
– Попомни мои слова: Коултер завалит все дело! У него просто не хватит мозгов, чтобы распутать убийство.
– Полностью согласен с вами, – кивнул Сет. – Он даже не ищет убийцу, а пытается втянуть в эти неприятности невинных людей – например, меня и Клер.
– Что?! – Голос отца прогремел в зале, подобно залпу из пушки.
– Дело в том, что как раз в тот вечер мы с Сетом были в ночном клубе, – Клер решила опередить Сета и изложить свою версию случившегося. – Мне стало плохо от коктейля, и я пошла в туалетную комнату, а когда вышла, не смогла найти Сета.
– Я сам искал тебя везде! Как ты добралась домой?
– Меня подвез друг, – солгала Клер: на самом деле ее на рассвете подбросил домой человек, доставляющий свежий хлеб из городской пекарни в индейский поселок.
– Какого черта ты отправилась в притон Бэма Стегнера?! – воскликнул Алекс.
–Это была моя идея, – поспешно вмешался Сет. – Мне хотелось послушать «Расти рутс». Это лучшая рок-группа, которая здесь была за последние пять лет. В клубе собралось половина города.
Алекс пожал плечами, но распекать Клер не стал.
– Я читала в утренней газете, что кто-то украл медведя Стегнера, – заметила Мод.
Алекс снова нахмурился, его брови сошлись на переносице.
– Клер, это случайно не твоих рук дело?
– Клянусь, я не крала Каддафи и не знаю, кто это сделал.
Их разговор был прерван туристами, которые хотели приобрести плетеные корзины. Клер объяснила им, что с тех пор, как индейцы перестали кочевать, они больше не плетут корзины для перевозки пожитков. Вместо корзин она предложила туристам керамическую посуду, изготовленную в индейском поселке.
Пока пришедшая пара рассматривала гончарные изделия, выполненные талантливой Дианой Рейна, Клер проводила отца с Сетом и выпустила из машины собак. Вернувшись в зал, она обнаружила там скучающего Неваду.
Клер изобразила улыбку, подавив в душе справедливый гнев, и Невада широко улыбнулся в ответ. Клер машинально отметила, что улыбка у него весьма обаятельная. Невада был наполовину индейцем; его черные как уголь волосы были заплетены в длинные прямые косички, свисавшие до плеч. Такие прически носили воины сиу. Как обычно, на нем были кожаные джинсы, настолько узкие, что скрипели при каждом его шаге. Ремень на тонкой талии, свитый из многоцветного конского волоса, венчала серебряная пряжка размером с блюдце.
Невада всегда с ужасающей целеустремленностью добивался коммерческого успеха. Вообще-то его звали Невада Мерфи, но, став художником, он отбросил фамилию: ему казалось, что она звучит слишком обыденно. Себя он считал вторым Р. Г. Горманом.
Его холодные голубые глаза резко контрастировали с блестящими черными волосами и медной кожей. Однако на лице Невады всегда появлялась широкая обезоруживающая улыбка, когда он хотел чего-то добиться от собеседника.
– Как поживаешь? – с теплой, дружеской улыбкой спросил Невада.
– Прекрасно, – сказала Клер, вспомнив, что при встрече в клубе он ограничился едва заметным кивком. Смерть Дункана изменила все, и она догадывалась, зачем Невада явился к ней.
– Похоже, что салон Дункана Моррела временно будет закрыт, – сказал он. – Я не думаю, что жена захочет заниматься этим бизнесом.
Клер пожала плечами, понимая, к чему он клонит.
– В следующий уик-энд начнутся состязания по родео и фестиваль искусств, – заметил Невада, словно Клер была не в курсе этих событий, которые каждый год открывали в их городе туристский сезон. Окинув взглядом стены зала, он поинтересовался: – Тебе, наверное, нужны новые работы для продажи?
– Нет, – отрезала Клер. – У меня есть несколько свадебных одеял навахо, которые я повешу на стенах. Кроме того, я выставлю коллекцию барабанов Джима Лайтфута.
– Я хочу выручить тебя, – спокойно сказал Невада. – Ты можешь продать мои картины, написанные маслом.
Клер знала, что это своего рода извинение. Знала она и то, что Невада талантлив и его картины пользуются спросом. Но она не хотела иметь дело с человеком, который однажды уже предал ее.
– Я не могу помочь тебе, но кто-нибудь, вероятно, сможет. Обратись в другие салоны.
– Клер, без моих работ тебе не выкрутиться, – нахмурился Невада. – Пойми, я сделал то, что должен был сделать: я ушел к Моррелу, поскольку это было нужно для моей карьеры.
Клер пожала плечами.
– Скажи лучше, сколько оттисков с гравюр ты разрешил сделать Дункану Моррелу? – спросила она.
Невада медлил с ответом. Она предупреждала его о том, как нечестно ведет дела Моррел, но он тогда не поверил ей.
– Двадцать пять репродукций.
– Серьезно? – Клер попыталась подсчитать, сколько Дункан заработал на мошенничестве.
– А с картин, написанных маслом?
– Столько же.
– Так… Полагаю, что, если ты разрешил ему сделать пятьдесят репродукций с оригинала, Моррел сделал не меньше пятисот и, разумеется, не поделился с тобой прибылью. А пятьсот – слишком большой тираж, и ты знаешь это. Теперь цена оригинала упадет вдвое, а может – втрое.
– Но Дункан думал…
– Он заботился только о себе.
Клер вновь удивилась, как легко Моррелу удавалось дурачить людей. Женщины были от него без ума – достаточно вспомнить, как Ванесса Трент была убита известием о его смерти. Господи, какие наивные люди!
– Многие туристы не могут позволить себе оригиналы, – упорствовал Невада. – Репродукции – это золотая жила.
– Нет, теперь это зыбучие пески. Помнишь, как департамент полиции Беверли-Хиллз закрыл несколько салонов, потому что они продавали незаконные копии картин? Так вот, в первую очередь тогда пострадали художники.
– Никто не смог доказать, что Дункан был замешан в том скандале. Честно говоря, я не верю в то, что он собирался разрушить мою карьеру, – настаивал Невада. – Он хотел сделать из меня звезду!
«В этом-то все и дело», – с сожалением подумала Клер. Невада был слишком честолюбивым и не замечал, что Дункан Моррел – жестокий и алчный тип, готовый ради прибыли пойти на что угодно. Он наводнил рынок нелегальными гравюрами и тем самым поставил под угрозу карьеру Невады.
– Я не могу помочь тебе, – твердо сказала Клер. – Обратись в другие салоны. Мне нужен художник с незапятнанной репутацией.
Зак подъехал к салону Клер в пять часов, поскольку знал, что по выходным она закрывается рано. Сегодня он задал несколько вопросов о «руфи» Анжеле Уитмор и ее любовнику Карлтону Коулу. Анжела признала, что в тот вечер заказала всем коктейли, но сказала, что о «руфи» слышит впервые в жизни, и Зак поверил ей. Коул тоже заявил, что ничего не знает, но Зак был готов поспорить на месячный заработок, что парень солгал. У него были калифорнийские водительские права, поэтому Зак позвонил приятелю в управление полиции Сан-Франциско и попросил проверить Коула по разным базам данных штата.
Клер вышла из галереи в сопровождении собак и начала закрывать дверь. Она не заметила машину Зака,, но Лобо тут же энергично завилял хвостом. Повернувшись, Клер увидела Зака и в растерянности остановилась. Он едва не рассмеялся, вспомнив, какое выражение появилось у нее на лице, когда он уходил от нее вчера.
– Сейчас мы поедем в мотель, – сказал он, когда Клер подошла к машине. – Я хочу, чтобы ты уточнила кое-что, прежде чем снова откроют доступ в номера.
– Хорошо, – неохотно согласилась Клер.
– Но сначала мы заедем к тебе и оставим собак дома.
Зак поехал следом за ее пыльным зеленым джипом. Они миновали рыночную площадь и поехали вдоль домов, обнесенных заборами от койотов. Пучки диких цветов росли между вбитыми в землю кольями вместе с кустами кроличьей капусты, усыпанной ярко-желтыми цветами.
Клер свернула на тихую улицу, хорошо известную в городе. Это был элитный район с большими участками вокруг домов. Особняки постройки прошлого века, как правило, приобретали богачи из Калифорнии, а затем переделывали в соответствии с собственными вкусами. Это была наиболее изолированная и привилегированная часть города.
Когда они подъехали к дому Клер, Зак не стал выходить из машины. Дожидаясь, пока она впустит собак в дом, он откинулся в кресле и устало закрыл глаза: прошлой ночью ему вообще не удалось поспать.
Должно быть, Зак все же задремал, поскольку не слышал, как Клер подбежала к его джипу.
– Лобо просто обезумел! – воскликнула она. – Только что он напал на меня!
– Какая же я идиотка! – пробормотала Клер.
Она презирала себя за то, что с такой готовностью ответила на поцелуй Зака. Он грубиян, идущий на поводу своих низменных, порочных страстей! И он полная противоположность тому идеальному мужчине, о котором она мечтала…
«Ты без ума от меня, – вспомнила Клер его слова. – Так же, как твоя мать была без ума от моего отца».
– Неправда! – Она в отчаянии ударила ладонью по рулевому колесу. Однако отчасти Зак был прав: ее всегда влекло к нему. Некая темная часть ее души на каком-то подсознательном уровне отзывалась на Зака Коултера. Но это же самое непреодолимое влечение к Джеку Коултеру погубило ее мать…
Недаром говорят: «Какова мать, такова и дочь».
Клер грустно подумала, что ничего с этим не поделаешь, такова голая правда. Единственный выход – отвергнуть тот путь, по которому пошла ее мать и который вверг ее в искушение. Мать, которую она боготворила, не устояла перед Коултером, но Клер поклялась не повторять подобной ошибки.
На перекрестке она свернула и вскоре подъехала к своему салону. По выходным она открывала магазин в полдень, а перед этим встречалась с отцом в церкви, после чего вместе завтракали. Они совершали этот ритуал каждое воскресенье с тех пор, как она вернулась в Таос. Обнаружив на площадке его машину, Клер подумала, что отец, наверное, ужасно встревожен. Она объехала здание, остановилась в тени тополя и закрыла все окна машины, оставив собак внутри.
– Какая же я все-таки трусиха! – пробормотала она, открывая заднюю дверь магазина.
Клер любила отца и знала, какие чувства он испытывает, когда слышит о Коултерах. Унижение, которое он пережил после предательства жены, до сих пор причиняло ему боль. Увидев Лобо, он наверняка потребует от нее объяснений и, естественно, расстроится.
Отец дал ее матери все и любил ее всем сердцем, но не смог удержать ее возле себя. Она связалась с Джеком Коултером – человеком, пользующимся в городе дурной славой, – и это было трудно пережить. Когда жена погибла в автомобильной катастрофе вместе со своим любовником, Алекс Холт был раздавлен горем. А когда об этомузнал весь город, к его горю еще добавилась и боль унижения.
У отца был тяжелый, властный характер, но Клер считала, что он чрезмерно опекает ее лишь потому, что любит и хочет видеть счастливой.
Она вошла в зал и сразу увидела инвалидное кресло отца перед стеклянной дверью в салон. У Алекса Холта были густые, абсолютно седые волосы, и Клер с грустью подумала, что на его красивом лице появились новые морщины, которых она раньше не замечала. Рядом с креслом стояла Мод Пфистер. С тех пор, как отца пять лет назад разбил паралич, Мод работала у него в качестве экономки и жила в их особняке.
Не желая признавать, что стал инвалидом, Алекс Холт никогда не употреблял слово «сиделка», хотя Мод была именно сиделкой. Она просто помогала отцу передвигаться по дому и по городу и следила за тем, чтобы он вовремя принимал лекарства.
– Доброе утро! – с напускной радостью произнесла Клер, распахнув дверь.
– Дорогая, что-то случилось? – встревоженно спросил отец. – Ты не пришла в церковь…
Мод подмигнула ей, и морщинки побежали вокруг уголков ее добрых карих глаз. Она была крупной женщиной и сложением напоминала рыцаря в доспехах, но у нее была живая улыбка и большое чувство юмора, без которого она бы не смогла так долго проработать у отца Клер.
– Извини, папа, что заставила тебя нервничать. Я просто проспала, прости.
Он подкатил на кресле к бронзовому апачу. Мать Клер любила эту статую, потому считала, что это работа высокого класса, которую многие музеи мира почли бы за честь выставить в своих залах. А уж в таких вещах она разбиралась прекрасно. Именно благодаря матери, которая была страстной поклонницей искусства юго-западных штатов, Клер увлеклась живописью. Она часто вспоминала, с каким увлечением мать рассказывала ей о мировых шедеврах. Хотя Клер уже выросла, ей, как ребенку, не хватало дружеского общения с матерью. Она часто задумывалась над тем, как сложились бы их судьбы, если бы мать осталась жива.
Отец вновь вернулся к прерванному разговору:
– Я звонил тебе прошлой ночью, почему ты не перезвонила мне?
Мод картинно закатила глаза, давая понять, что Алекс в плохом настроении. А когда он был раздражен, ему никто не решался перечить.
– Я вернулась домой слишком поздно, – сказала Клер, обиженная резким тоном отца. Она не желала отчитываться о каждом своем шаге и прекрасно понимала, что если бы не отстаивала свои права на личную жизнь, то отец уже давно подавил бы ее.
Впрочем, не было ничего удивительного в том, что отец ожесточился. Судьба сыграла с ним злую шутку: сначала мать Клер предала его, а потом, когда он стал привыкать к жизни без нее, его разбил паралич.
– Ты была с Сетом? – с надеждой в голосе спросил отец.
Клер кивнула. Ее отец мечтал о том, чтобы она вышла замуж за Сета; если бы это случилось, он бы был самым счастливым человеком на свете. Алекс Холт хотел, чтобы она подарила ему внука, который бы в будущем возглавил его банк. Преуспевающий адвокат Сет Рэмси был совершенством в глазах ее отца, но Клер придерживалась иного мнения. А теперь, после его лжи, она вообще больше не желала встречаться с ним.
– Ты вновь стала работать допоздна? – Он недовольно посмотрел на Клер.
– У тебя взрослая дочь, Алекс, не учи ее, – вмешалась Мод. – Бизнес важен для Клер так же, как для тебя твой банк.
Естественно, отец был с ней не согласен. Он вообще был против того, чтобы она открыла салон, и предлагал Клер должность вице-президента банка, но она категорически отказалась.
Сверкнув на солнце, напротив салона остановилось красная «Феррари» Сета. Когда он вышел из машины, Клер бросила на него тревожный взгляд. Естественно, ей хотелось послушать оправдания Сета, а затем уличить его во лжи, но было бы неразумно выяснять с ним отношения в присутствии отца. Кроме того, она пообещала Заку, что никому не скажет о том, что случилось с ней в ту злополучную ночь.
Сет, одетый в легкий синий спортивный пиджак и, как всегда, при галстуке, легко вбежал в галерею. Улыбка заиграла на его губах, когда он увидел отца Клер, а Мод немного поморщилась, и Клер поняла, что она не слишком жалует адвоката. По таосским стандартам Сет, кичащийся своим дорогим автомобилем и гарвардскими связями, выглядел как орхидея среди сорняков.
Впрочем, хотя Сет не соответствовал местному колориту, он вполне вписывался в деловые круги. Алекс Холт, узнав, что Сет – выпускник Гарвардского юридического колледжа, взялся опекать молодого адвоката. Проблема состояла в том, что создать доходную юридическую контору в маленьком городке было довольно проблематично. Большинство богачей жили в других штатах и имели своих личных адвокатов. Но Сет, надо отдать ему должное, много и упорно работал и постепенно приобретал все новых клиентов.
– Клер, как ты? – встревоженно спросил Сет, направляясь к ней. – Я ужасно беспокоился! Что с тобой случилось? – Не дожидаясь ответа, он обратился к ее отцу: – Здравствуйте, Алекс. Что вы думаете обо всей этой суете?
Клер почувствовала, что у нее задрожали руки, и сжала их в кулаки. Ее отец ненавидел сюрпризы, особенно если они касались кого-то из его близких. Она уповала лишь на то, что новости не дошли до него так быстро.
– Ты имеешь в виду убийство Моррела? – с улыбкой спросил Алекс. – Я всегда удивлялся, почему никто не отправил его к праотцам уже давно.
Внимание Сета, как всегда, было полностью сосредоточено на ее отце.
– Его убили в «Приюте беглеца». Ума не приложу, что он делал в этом гадючнике. А знаете, кто ведет расследование? Зак Коултер! Я был у Макса Бессинджера, работал над контрактами по недвижимости, когда в кабинет ввалился Коултер и начал задавать нам вопросы.
– Я был категорически против назначения этого бездельника на должность шерифа, – сказал Алекс. – Он гроша ломаного не стоит.
Клер не выносила, когда кого-то ругали за глаза, и заступилась за Зака.
– Лично я рада, что Зак Коултер занимается этим делом, – заметила она. – Неужели вы думаете, что Олли Хэммонд лучше провел бы расследование?
– Кроме того, шериф уже проявил себя. Он нашел и задержал водителя грузовика, который врезался в фургон Ирмы Пачеко и скрылся с места происшествия, – вмешалась в разговор Мод. – Шерифу, правда, пришлось поломать голову, прежде чем он поймал нарушителя: ведь у грузовика снесло передний бампер.
Сет неодобрительно покосился на нее, а Алекс бросил сердитый взгляд на Клер.
– Попомни мои слова: Коултер завалит все дело! У него просто не хватит мозгов, чтобы распутать убийство.
– Полностью согласен с вами, – кивнул Сет. – Он даже не ищет убийцу, а пытается втянуть в эти неприятности невинных людей – например, меня и Клер.
– Что?! – Голос отца прогремел в зале, подобно залпу из пушки.
– Дело в том, что как раз в тот вечер мы с Сетом были в ночном клубе, – Клер решила опередить Сета и изложить свою версию случившегося. – Мне стало плохо от коктейля, и я пошла в туалетную комнату, а когда вышла, не смогла найти Сета.
– Я сам искал тебя везде! Как ты добралась домой?
– Меня подвез друг, – солгала Клер: на самом деле ее на рассвете подбросил домой человек, доставляющий свежий хлеб из городской пекарни в индейский поселок.
– Какого черта ты отправилась в притон Бэма Стегнера?! – воскликнул Алекс.
–Это была моя идея, – поспешно вмешался Сет. – Мне хотелось послушать «Расти рутс». Это лучшая рок-группа, которая здесь была за последние пять лет. В клубе собралось половина города.
Алекс пожал плечами, но распекать Клер не стал.
– Я читала в утренней газете, что кто-то украл медведя Стегнера, – заметила Мод.
Алекс снова нахмурился, его брови сошлись на переносице.
– Клер, это случайно не твоих рук дело?
– Клянусь, я не крала Каддафи и не знаю, кто это сделал.
Их разговор был прерван туристами, которые хотели приобрести плетеные корзины. Клер объяснила им, что с тех пор, как индейцы перестали кочевать, они больше не плетут корзины для перевозки пожитков. Вместо корзин она предложила туристам керамическую посуду, изготовленную в индейском поселке.
Пока пришедшая пара рассматривала гончарные изделия, выполненные талантливой Дианой Рейна, Клер проводила отца с Сетом и выпустила из машины собак. Вернувшись в зал, она обнаружила там скучающего Неваду.
Клер изобразила улыбку, подавив в душе справедливый гнев, и Невада широко улыбнулся в ответ. Клер машинально отметила, что улыбка у него весьма обаятельная. Невада был наполовину индейцем; его черные как уголь волосы были заплетены в длинные прямые косички, свисавшие до плеч. Такие прически носили воины сиу. Как обычно, на нем были кожаные джинсы, настолько узкие, что скрипели при каждом его шаге. Ремень на тонкой талии, свитый из многоцветного конского волоса, венчала серебряная пряжка размером с блюдце.
Невада всегда с ужасающей целеустремленностью добивался коммерческого успеха. Вообще-то его звали Невада Мерфи, но, став художником, он отбросил фамилию: ему казалось, что она звучит слишком обыденно. Себя он считал вторым Р. Г. Горманом.
Его холодные голубые глаза резко контрастировали с блестящими черными волосами и медной кожей. Однако на лице Невады всегда появлялась широкая обезоруживающая улыбка, когда он хотел чего-то добиться от собеседника.
– Как поживаешь? – с теплой, дружеской улыбкой спросил Невада.
– Прекрасно, – сказала Клер, вспомнив, что при встрече в клубе он ограничился едва заметным кивком. Смерть Дункана изменила все, и она догадывалась, зачем Невада явился к ней.
– Похоже, что салон Дункана Моррела временно будет закрыт, – сказал он. – Я не думаю, что жена захочет заниматься этим бизнесом.
Клер пожала плечами, понимая, к чему он клонит.
– В следующий уик-энд начнутся состязания по родео и фестиваль искусств, – заметил Невада, словно Клер была не в курсе этих событий, которые каждый год открывали в их городе туристский сезон. Окинув взглядом стены зала, он поинтересовался: – Тебе, наверное, нужны новые работы для продажи?
– Нет, – отрезала Клер. – У меня есть несколько свадебных одеял навахо, которые я повешу на стенах. Кроме того, я выставлю коллекцию барабанов Джима Лайтфута.
– Я хочу выручить тебя, – спокойно сказал Невада. – Ты можешь продать мои картины, написанные маслом.
Клер знала, что это своего рода извинение. Знала она и то, что Невада талантлив и его картины пользуются спросом. Но она не хотела иметь дело с человеком, который однажды уже предал ее.
– Я не могу помочь тебе, но кто-нибудь, вероятно, сможет. Обратись в другие салоны.
– Клер, без моих работ тебе не выкрутиться, – нахмурился Невада. – Пойми, я сделал то, что должен был сделать: я ушел к Моррелу, поскольку это было нужно для моей карьеры.
Клер пожала плечами.
– Скажи лучше, сколько оттисков с гравюр ты разрешил сделать Дункану Моррелу? – спросила она.
Невада медлил с ответом. Она предупреждала его о том, как нечестно ведет дела Моррел, но он тогда не поверил ей.
– Двадцать пять репродукций.
– Серьезно? – Клер попыталась подсчитать, сколько Дункан заработал на мошенничестве.
– А с картин, написанных маслом?
– Столько же.
– Так… Полагаю, что, если ты разрешил ему сделать пятьдесят репродукций с оригинала, Моррел сделал не меньше пятисот и, разумеется, не поделился с тобой прибылью. А пятьсот – слишком большой тираж, и ты знаешь это. Теперь цена оригинала упадет вдвое, а может – втрое.
– Но Дункан думал…
– Он заботился только о себе.
Клер вновь удивилась, как легко Моррелу удавалось дурачить людей. Женщины были от него без ума – достаточно вспомнить, как Ванесса Трент была убита известием о его смерти. Господи, какие наивные люди!
– Многие туристы не могут позволить себе оригиналы, – упорствовал Невада. – Репродукции – это золотая жила.
– Нет, теперь это зыбучие пески. Помнишь, как департамент полиции Беверли-Хиллз закрыл несколько салонов, потому что они продавали незаконные копии картин? Так вот, в первую очередь тогда пострадали художники.
– Никто не смог доказать, что Дункан был замешан в том скандале. Честно говоря, я не верю в то, что он собирался разрушить мою карьеру, – настаивал Невада. – Он хотел сделать из меня звезду!
«В этом-то все и дело», – с сожалением подумала Клер. Невада был слишком честолюбивым и не замечал, что Дункан Моррел – жестокий и алчный тип, готовый ради прибыли пойти на что угодно. Он наводнил рынок нелегальными гравюрами и тем самым поставил под угрозу карьеру Невады.
– Я не могу помочь тебе, – твердо сказала Клер. – Обратись в другие салоны. Мне нужен художник с незапятнанной репутацией.
Зак подъехал к салону Клер в пять часов, поскольку знал, что по выходным она закрывается рано. Сегодня он задал несколько вопросов о «руфи» Анжеле Уитмор и ее любовнику Карлтону Коулу. Анжела признала, что в тот вечер заказала всем коктейли, но сказала, что о «руфи» слышит впервые в жизни, и Зак поверил ей. Коул тоже заявил, что ничего не знает, но Зак был готов поспорить на месячный заработок, что парень солгал. У него были калифорнийские водительские права, поэтому Зак позвонил приятелю в управление полиции Сан-Франциско и попросил проверить Коула по разным базам данных штата.
Клер вышла из галереи в сопровождении собак и начала закрывать дверь. Она не заметила машину Зака,, но Лобо тут же энергично завилял хвостом. Повернувшись, Клер увидела Зака и в растерянности остановилась. Он едва не рассмеялся, вспомнив, какое выражение появилось у нее на лице, когда он уходил от нее вчера.
– Сейчас мы поедем в мотель, – сказал он, когда Клер подошла к машине. – Я хочу, чтобы ты уточнила кое-что, прежде чем снова откроют доступ в номера.
– Хорошо, – неохотно согласилась Клер.
– Но сначала мы заедем к тебе и оставим собак дома.
Зак поехал следом за ее пыльным зеленым джипом. Они миновали рыночную площадь и поехали вдоль домов, обнесенных заборами от койотов. Пучки диких цветов росли между вбитыми в землю кольями вместе с кустами кроличьей капусты, усыпанной ярко-желтыми цветами.
Клер свернула на тихую улицу, хорошо известную в городе. Это был элитный район с большими участками вокруг домов. Особняки постройки прошлого века, как правило, приобретали богачи из Калифорнии, а затем переделывали в соответствии с собственными вкусами. Это была наиболее изолированная и привилегированная часть города.
Когда они подъехали к дому Клер, Зак не стал выходить из машины. Дожидаясь, пока она впустит собак в дом, он откинулся в кресле и устало закрыл глаза: прошлой ночью ему вообще не удалось поспать.
Должно быть, Зак все же задремал, поскольку не слышал, как Клер подбежала к его джипу.
– Лобо просто обезумел! – воскликнула она. – Только что он напал на меня!
8
Зак мгновенно вышел из автомобиля. Клер выглядела такой напуганной, что ему захотелось обнять ее за дрожащие плечи и утешить. Но он поборол искушение, зная, что ей это не понравится.
– Что значит – напал? Он укусил тебя?
Клер покачала головой.
– Нет. Я пошла к главным воротам, чтобы взять почту, которая со вчерашнего дня лежит в ящике. Но когда мы подошли к воротам, Лобо повел себя странно. Он зарычал на Люси и загнал ее под куст, а потом без всякой причины начал рычать на меня. Я приказала ему успокоиться, а он оскалился и припал на задние лапы, словно собирался вцепиться мне в глотку!
От нехорошего предчувствия у Зака по спине пробежал холодок. Он обошел олеандровый куст, который закрывал выбеленную стену, окружающую дом Клер. Перед арочным входом, ведущим во двор, находился почтовый ящик. Лобо стоял между ящиком и воротами и рычал на Люси, которая в страхе забилась под куст.
– Лобо! – позвал Зак. – В чем дело?
Лобо перестал рычать и рысью подбежал к Заку. Шерсть у него на загривке стояла дыбом.
– Он опасен и не слушается команд! – воскликнула Клер. – Это в нем говорит волчья кровь. Еще утром он вел себя смирно, а сейчас едва не загрыз мою собаку…
– Успокойся, – Зак присел перед Лобо и посмотрел псу в глаза. – Ты хочешь нас о чем-то предупредить, верно?
Лобо смотрел мимо него, не спуская глаз с Клер. Когда она сделала шаг по направлению к дому, он метнулся и встал между ней и стеной, рыча и принюхиваясь.
– Не двигайся! – Зак схватил ее за руку и оттащил от стены. – Лобо пытается предупредить нас об опасности. Я сейчас проверю, в чем дело.
– Что значит – напал? Он укусил тебя?
Клер покачала головой.
– Нет. Я пошла к главным воротам, чтобы взять почту, которая со вчерашнего дня лежит в ящике. Но когда мы подошли к воротам, Лобо повел себя странно. Он зарычал на Люси и загнал ее под куст, а потом без всякой причины начал рычать на меня. Я приказала ему успокоиться, а он оскалился и припал на задние лапы, словно собирался вцепиться мне в глотку!
От нехорошего предчувствия у Зака по спине пробежал холодок. Он обошел олеандровый куст, который закрывал выбеленную стену, окружающую дом Клер. Перед арочным входом, ведущим во двор, находился почтовый ящик. Лобо стоял между ящиком и воротами и рычал на Люси, которая в страхе забилась под куст.
– Лобо! – позвал Зак. – В чем дело?
Лобо перестал рычать и рысью подбежал к Заку. Шерсть у него на загривке стояла дыбом.
– Он опасен и не слушается команд! – воскликнула Клер. – Это в нем говорит волчья кровь. Еще утром он вел себя смирно, а сейчас едва не загрыз мою собаку…
– Успокойся, – Зак присел перед Лобо и посмотрел псу в глаза. – Ты хочешь нас о чем-то предупредить, верно?
Лобо смотрел мимо него, не спуская глаз с Клер. Когда она сделала шаг по направлению к дому, он метнулся и встал между ней и стеной, рыча и принюхиваясь.
– Не двигайся! – Зак схватил ее за руку и оттащил от стены. – Лобо пытается предупредить нас об опасности. Я сейчас проверю, в чем дело.