Страница:
– Мы имеем дело с психопатом, – продолжал Пол. – Полагаю, убийство Линды Аллен – его же рук дело. Я посоветовал баллистической лаборатории сравнить пули, убившие Кэролайн и осведомительницу. Через день-другой ответ будет готов.
Митч почесал в затылке.
– Что же нам делать, пока убийца не найден? Следующей мишенью может стать Ройс.
– Верно, – согласился Пол, – но если бы он – или она – собирался ее убить, это бы уже произошло. По-моему, Ройс нужна была просто как фигура для выгораживания истинного виновного. Но ты защитил ее, Митч, спрятав и не спуская с нее глаз.
– Теперь-то она будет на виду. Отныне всему миру известно, что мы живем вместе.
– Вот поэтому, – подхватил Пол, – я и нанял службу охраны для присмотра за твоим жилищем. – Это по меньшей мере отвадит от вас Ингеблатта и прочих репортеров. На время, пока ты будешь отсутствовать, я договорился, что с Ройс побудет Герт. Ей ни на минуту нельзя оставаться одной, пока убийца не будет схвачен.
– Правильно, – одобрил Митч. – Например, мне уже завтра надо в суд. Я не смогу быть с ней весь день.
– Помните, – Пол оглядел всех троих, – не смейте обсуждать дело из автомобилей и по мобильным телефонам. Пользуйтесь обыкновенными телефонными линиями – на них прослушивание затруднено. Зачем нам держать преступника в курсе наших действий? Он вряд ли раздобудет, электронное подслушивающее устройство. Они недоступны.
– Кстати, о телефонах! – Митч хлопнул себя по лбу. – Не поможет ли сузить список подозреваемых перечень лиц, располагающих номером мобильного телефона Ройс?
Пол в сомнении покачал головой.
– Мы с Вал прошлись по перечню.
– Уолли, Вал и Талиа названивали Ройс каждый вечер.
– Не забывай о Бренте, – напомнила Вал.
– Но они давали ее номер другим людям, и разнесся слух, что она живет одна в надежном месте.
– Верно, – сказала Ройс. – Я разговаривала кое с кем из старых друзей, с людьми, знавшими моего отца, с сотрудниками газеты. У всех у них создалось впечатление, что я живу одна и постоянно переезжаю с одного места на другое.
– Я знаю, ты рассчитывал на то, что преступник – это один из тех, кто звонил Ройс вечером перед убийством, – сказал Пол Митчу, – но эта версия не оправдалась. Слишком многие люди могли считать, что она в тот вечер была одна.
– Как насчет звонка в два тридцать с минутами? – напомнила Ройс. Пол пожал плечами.
– Пока что мы не можем напрямую связать его с преступлением. Вдруг кто-то ошибся номером или просто проказничал? Мы в неведении.
– Значит, мы возвращаемся к тому, с чего начинали, – подытожила Вал. – Из-за чего убита Кэролайн? Деньги?
– Нет, – убежденно сказал Пол. – Это преступление по страсти. Кто-то сильно ненавидел Кэролайн Рэмбо и хотел причинить ей страдания. Я не сбрасываю со счетов итальянского графа. Странный субъект!
– Без Дженни дом кажется каким-то безмолвным, – сказала Ройс у заднего входа. – Как ее состояние?
– Лучше. Завтра, по дороге на обещанный романтический ужин мы ее проведаем.
Они поднялись наверх, не включая свет, чтобы не привлечь тучу репортеров, роившуюся перед домом; Митч заботливо поддерживал Ройс.
– Почему Уолли так задержался на Юге? – поинтересовался Митч.
Только не это, обеспокоенно подумала Ройс. Не нужно, чтобы у Митча появились подозрения. Этот вечер символизировал начало новой жизни. Ей хотелось укрепить их отношения, а уж потом сознаться в содеянном.
– Уолли пишет серию статей о том, как южные штаты оставляют калифорнийский бизнес на бобах с помощью налоговых льгот и дешевой рабочей силы. – Она радовалась, что разговор происходит в темноте: сейчас она не смогла бы смотреть Митчу в глаза. – Ты наверняка читал статью, объясняющую, почему птица с Юга гораздо дешевле нашей.
– Читал. Ты уверена, что он там? Ты сама ему хоть раз туда звонила?
Ройс остановилась. Слова Митча и их смысл стали для нее потрясением. У него имелись подозрения, но он подозревал дядю Уолли вовсе не в раскапывании его прошлого, а ни больше ни меньше – в причастности к убийству!
– Что ты такое говоришь?
Он немного помедлил и ответил:
– Ничего, ангел, просто размышляю вслух.
– Вовсе нет! Ты считаешь, что меня подставил Уолли? Ты ошибаешься. Зачем ему убивать Кэролайн Рэмбо?
– Мотив не просматривается, – согласился Митч, ласково подталкивая ее вверх по лестнице. – Но у меня все равно остаются по его поводу кое-какие сомнения. Наверное, это просто воображение.
Ройс в очередной раз порадовалась, что они разговаривают в потемках. Митч был чрезвычайно умен и обладал развитой интуицией. Он чуял, что от Уолли исходит опасность. Лишь бы он ничего не пронюхал!
– Окажи мне услугу.
– Я на все готова, – шепотом отозвалась она.
– Когда Уолли вернется, встреть его в аэропорту. Чтобы у тебя не осталось никаких сомнений, что он прилетел из… Откуда, кстати?
Она едва нашлась, что ответить.
– В последний раз он, кажется, сказал, что звонит из Арканзаса.
Господи, как она ненавидит вранье! Может, следует сказать Митчу правду? Ведь он ее любит. Да, но как он прореагирует на то, что она бесцеремонно нарушила свое слово?
Подобно тому как у луны есть обратная сторона, в Митче оставалось что-то потаенное, неведомое. Она доверила ему свою жизнь, но не могла надеяться, что он поймет, почему она позволила Уолли рыться в его прошлом.
– Сделай мне приятное, – сказал он. – Вернись и скажи, что твой дядя действительно был на Юге.
– Обязательно, – пообещала она.
– Убийца допустил роковую для себя ошибку, – сказал Митч. – Я могу доказать, что на месте преступления были преднамеренно оставлены уличающие вещественные доказательства. В такой ситуации жюри любого состава поверит, что и остальные преступления были совершены с целью подвести тебя под монастырь. Плотоядная отлично это знает и скорее откажется от обвинений, чем пойдет на риск: признание тебя неви^ новной станет минусом в ее прокурорской деятельности.
– Обвинение будет снято? Слава Богу! – Ройс вздохнула. – Наконец-то все останется позади! – Ей следовало завизжать от радости, но все ее тело гудело от изнеможения, рассудок почти не повиновался. Наконец-то свободна!.. Почему-то ей не до конца верилось в столь благоприятный исход.
Ройс кинула одежду в бельевую корзину и направилась в душ, нисколько не стесняясь Митча. Она не собиралась скрывать от него свою наготу: любовь покончила со смущением.
Ей следовало рассказать ему про Уолли, но у нее просто не повернулся язык. Отдохнув и как следует поразмыслив, она найдет способ разъяснить, что сделано и почему.
Она встала под душ, подставила голову под струю, собираясь вымыть волосы, но непрошеные слезы затмили ей взор. Наконец-то свободна! Только сейчас это дошло до нее во всей полноте. Слезы покатились по щекам, смешиваясь с теплой водой. Долгие месяцы она видела впереди только черную дыру вместо радужного будущего. Как ни чудовищно это звучало, смерть Кэролайн вернула Ройс к жизни.
Митч тоже зашел под душ и обнял Ройс сзади. Он не произнес ни слова, но она чувствовала, что он, как и она, вернулся к жизни. Только сейчас она поняла, что он не на шутку боялся за нее – возможно, даже больше, чем она сама. Он крепко прижимал ее к себе. Мало-помалу слезы Ройс иссякли.
Будущее снова виделось ей в радужном свете, прежний сумеречный мир отступил, потесненный восхитительными перспективами. Она любила Митча, и сила этой любви была для нее откровением: раньше она не подозревала, что способна на такое сильное чувство. Она испытывала потребность понемногу, день за днем демонстрировать ему силу своей любви.
Митч помогал ей мыться: он намыливал губку и скользил ею по ее телу. Его движения были стремительными, деловыми. В них не было ни капли секса: Митч понимал, насколько она измучена. Он помог ей вымыть волосы шампунем, а потом выставил из-под душа.
Вытираясь махровым полотенцем, она слушала раздающиеся из-за занавески уютные звуки: Митч фальшиво напевал, нежась под душем. Она встряхнула волосами, сняла со стены фен и стала сушить волосы, расчесывая их пальцами.
Митч вышел из-под душа. Ройс видела его в зеркале с головы до ног. Он был высок, строен, с развитой мускулатурой, особенно на груди. С его внушительного члена стекали капельки воды.
Он представлял собой такой великолепный образчик мужского совершенства, что Ройс почувствовала, как по ее телу волнами растекается истома. Она выпрямилась и откинула волосы с лица. Посмотрев на себя в зеркало, она поняла, что растрепанные волосы придают ей дикий, распутный вид. Она обернулась, собираясь шутливо отозваться о своей внешности.
Он наскоро высушил голову и стоял теперь взъерошенный, держась одной рукой за перекладину для полотенец и не сводя глаз с Ройс. Они много раз видели друг друга обнаженными, почему же он так странно на нее смотрит?
Она скользнула взглядом по его великолепному телу и обнаружила, что его член с каждой секундой наливается силой, увеличивается в длине и в диаметре, неумолимо приподнимается. Увидев, что одного созерцания ее наготы достаточно, чтобы Митч ощутил вожделение, Ройс осознала свою власть над ним. Однако гордыня недолго кружила ей голову: совсем скоро она ощутила то же самое, что ощущал он, только по-женски.
Не думая больше о своих растрепанных волосах, она в два прыжка пересекла ванную и оказалась перед ним. Опустившись на колени, она поцеловала чувствительный безволосый участок кожи у него на животе, под пупком, а потом стала спускаться все ниже, наслаждаясь ароматом чистоты и мыла, источаемым его телом. Наконец она замерла: ей в нос уткнулась его восставшая плоть. Она просунула руку ему между ног и взвесила на ладони его мошонку.
Ее тут же охватил жар, свидетельство того, что и она реагировала на Митча без промедления. Она провела пальцем по его члену и задержалась на головке, за что была вознаграждена негромким стоном. Митч запустил пальцы ей в волосы и ласково массировал ей затылок. Она пустила в ход язык, пройдя им тот же маршрут, который только что проделал ее палец. Снова стон. Она наслаждалась собственным вожделением. Ее ласки становились все настойчивее.
Митч потянул ее за волосы, заставив приподнять лицо.
– Черт возьми, Ройс, если ты не уймешься, я сейчас…
– Знаю. Этого я и добиваюсь.
– Не добьешься. – Он принудил ее встать.
– Сегодня я за главную. – Сказав это, она шаловливо улыбнулась и выключила свет. Толкнув его в грудь, она заставила его сесть на край джакузи, потом встала к нему лицом, закинула ему на поясницу одну ногу, другую, уселась ему на колени, придвинулась вплотную и сама ввела в себя его заждавшуюся плоть.
Они стали покачиваться, набирая скорость. Она наслаждалась чувством обладания: теперь она овладевала им. Она уже достаточно изучила Митча, чтобы знать, что он может в любую секунду испытать оргазм. Она торжествовала: на сей раз у Митча не было возможности по своему обыкновению контролировать свои эмоции. Ее тело тоже было близко к упоительной судороге, но она заставила себя посмотреть Митчу в лицо.
Его лицо освещал свет луны, делая его щеки еще более впалыми, заставляя ресницы отбрасывать тень на лицо, превращая в глубокие расселины два шрама, о происхождении которых ей оставалось только гадать.
– Я люблю тебя, Митч. Я всегда буду тебя любить, невзирая ни на что. – Она не позволила ему ответить, закрыв его рот поцелуем.
По его телу пробежала крупная дрожь; она кончила одновременно с ним. Его сильные руки притянули ее, и она закрыла глаза, чувствуя блаженное облегчение. Она была полностью удовлетворена.
Опомнилась она лишь тогда, когда он положил ее в постель. Она растянулась на прохладных, чистых простынях, и он убрал у нее со лба влажную прядь волос. Он шепотом произносил слова любви, говорил об ожидающем их будущем; он был трогательно нежен, что так не походило на прежнего Митча.
Они уже отходили ко сну в объятиях друг друга, когда внизу раздался какой-то шум.
– Оливер, – прошептал Митч, касаясь губами ее щеки. – Я забыл его накормить. Если он не поест, то всю ночь не будет давать нам спать.
– Он такой жирный, что ему невредно попоститься, – возразила было Ройс, но Митч уже вскочил.
Прошла минута-другая – и зазвонил ее телефон. Ройс поспешно нажала кнопку и посмотрела на циферблат радиочасов. 10.30? А ей казалось, что уже давно ночь. Она, пошатываясь, пересекла комнату и вынула из сумки телефон.
– Ройс!
– Дядя Уолли!
– Я не хочу, чтобы ты имела дело с Митчеллом Дюраном.
Она вздохнула; видимо, ее арест еще не стал общенациональной сенсацией. Дядя еще не знал того, о чем уже знали все в районе залива. Лучше скорее его просветить. Она надеялась, что тогда Уолли поймет, что Митч достоин ее любви. Но УЬлли не дал ей говорить.
– Невероятная новость, Ройс! Знаешь, где был Митч до академии Святого Игнатия?
Вернувшийся в спальню Митч прошептал:
– Если это по твоему делу, то пользуйтесь обычными телефонными линиями.
Она накрыла трубку рукой и так же шепотом ответила:
– Это Уолли.
– Господи, Ройс, – крикнул Уолли, – Митч попал в академию из дома для умалишенных преступников в Фэр-Акрз!
27
Митч почесал в затылке.
– Что же нам делать, пока убийца не найден? Следующей мишенью может стать Ройс.
– Верно, – согласился Пол, – но если бы он – или она – собирался ее убить, это бы уже произошло. По-моему, Ройс нужна была просто как фигура для выгораживания истинного виновного. Но ты защитил ее, Митч, спрятав и не спуская с нее глаз.
– Теперь-то она будет на виду. Отныне всему миру известно, что мы живем вместе.
– Вот поэтому, – подхватил Пол, – я и нанял службу охраны для присмотра за твоим жилищем. – Это по меньшей мере отвадит от вас Ингеблатта и прочих репортеров. На время, пока ты будешь отсутствовать, я договорился, что с Ройс побудет Герт. Ей ни на минуту нельзя оставаться одной, пока убийца не будет схвачен.
– Правильно, – одобрил Митч. – Например, мне уже завтра надо в суд. Я не смогу быть с ней весь день.
– Помните, – Пол оглядел всех троих, – не смейте обсуждать дело из автомобилей и по мобильным телефонам. Пользуйтесь обыкновенными телефонными линиями – на них прослушивание затруднено. Зачем нам держать преступника в курсе наших действий? Он вряд ли раздобудет, электронное подслушивающее устройство. Они недоступны.
– Кстати, о телефонах! – Митч хлопнул себя по лбу. – Не поможет ли сузить список подозреваемых перечень лиц, располагающих номером мобильного телефона Ройс?
Пол в сомнении покачал головой.
– Мы с Вал прошлись по перечню.
– Уолли, Вал и Талиа названивали Ройс каждый вечер.
– Не забывай о Бренте, – напомнила Вал.
– Но они давали ее номер другим людям, и разнесся слух, что она живет одна в надежном месте.
– Верно, – сказала Ройс. – Я разговаривала кое с кем из старых друзей, с людьми, знавшими моего отца, с сотрудниками газеты. У всех у них создалось впечатление, что я живу одна и постоянно переезжаю с одного места на другое.
– Я знаю, ты рассчитывал на то, что преступник – это один из тех, кто звонил Ройс вечером перед убийством, – сказал Пол Митчу, – но эта версия не оправдалась. Слишком многие люди могли считать, что она в тот вечер была одна.
– Как насчет звонка в два тридцать с минутами? – напомнила Ройс. Пол пожал плечами.
– Пока что мы не можем напрямую связать его с преступлением. Вдруг кто-то ошибся номером или просто проказничал? Мы в неведении.
– Значит, мы возвращаемся к тому, с чего начинали, – подытожила Вал. – Из-за чего убита Кэролайн? Деньги?
– Нет, – убежденно сказал Пол. – Это преступление по страсти. Кто-то сильно ненавидел Кэролайн Рэмбо и хотел причинить ей страдания. Я не сбрасываю со счетов итальянского графа. Странный субъект!
– Без Дженни дом кажется каким-то безмолвным, – сказала Ройс у заднего входа. – Как ее состояние?
– Лучше. Завтра, по дороге на обещанный романтический ужин мы ее проведаем.
Они поднялись наверх, не включая свет, чтобы не привлечь тучу репортеров, роившуюся перед домом; Митч заботливо поддерживал Ройс.
– Почему Уолли так задержался на Юге? – поинтересовался Митч.
Только не это, обеспокоенно подумала Ройс. Не нужно, чтобы у Митча появились подозрения. Этот вечер символизировал начало новой жизни. Ей хотелось укрепить их отношения, а уж потом сознаться в содеянном.
– Уолли пишет серию статей о том, как южные штаты оставляют калифорнийский бизнес на бобах с помощью налоговых льгот и дешевой рабочей силы. – Она радовалась, что разговор происходит в темноте: сейчас она не смогла бы смотреть Митчу в глаза. – Ты наверняка читал статью, объясняющую, почему птица с Юга гораздо дешевле нашей.
– Читал. Ты уверена, что он там? Ты сама ему хоть раз туда звонила?
Ройс остановилась. Слова Митча и их смысл стали для нее потрясением. У него имелись подозрения, но он подозревал дядю Уолли вовсе не в раскапывании его прошлого, а ни больше ни меньше – в причастности к убийству!
– Что ты такое говоришь?
Он немного помедлил и ответил:
– Ничего, ангел, просто размышляю вслух.
– Вовсе нет! Ты считаешь, что меня подставил Уолли? Ты ошибаешься. Зачем ему убивать Кэролайн Рэмбо?
– Мотив не просматривается, – согласился Митч, ласково подталкивая ее вверх по лестнице. – Но у меня все равно остаются по его поводу кое-какие сомнения. Наверное, это просто воображение.
Ройс в очередной раз порадовалась, что они разговаривают в потемках. Митч был чрезвычайно умен и обладал развитой интуицией. Он чуял, что от Уолли исходит опасность. Лишь бы он ничего не пронюхал!
– Окажи мне услугу.
– Я на все готова, – шепотом отозвалась она.
– Когда Уолли вернется, встреть его в аэропорту. Чтобы у тебя не осталось никаких сомнений, что он прилетел из… Откуда, кстати?
Она едва нашлась, что ответить.
– В последний раз он, кажется, сказал, что звонит из Арканзаса.
Господи, как она ненавидит вранье! Может, следует сказать Митчу правду? Ведь он ее любит. Да, но как он прореагирует на то, что она бесцеремонно нарушила свое слово?
Подобно тому как у луны есть обратная сторона, в Митче оставалось что-то потаенное, неведомое. Она доверила ему свою жизнь, но не могла надеяться, что он поймет, почему она позволила Уолли рыться в его прошлом.
– Сделай мне приятное, – сказал он. – Вернись и скажи, что твой дядя действительно был на Юге.
– Обязательно, – пообещала она.
– Убийца допустил роковую для себя ошибку, – сказал Митч. – Я могу доказать, что на месте преступления были преднамеренно оставлены уличающие вещественные доказательства. В такой ситуации жюри любого состава поверит, что и остальные преступления были совершены с целью подвести тебя под монастырь. Плотоядная отлично это знает и скорее откажется от обвинений, чем пойдет на риск: признание тебя неви^ новной станет минусом в ее прокурорской деятельности.
– Обвинение будет снято? Слава Богу! – Ройс вздохнула. – Наконец-то все останется позади! – Ей следовало завизжать от радости, но все ее тело гудело от изнеможения, рассудок почти не повиновался. Наконец-то свободна!.. Почему-то ей не до конца верилось в столь благоприятный исход.
Ройс кинула одежду в бельевую корзину и направилась в душ, нисколько не стесняясь Митча. Она не собиралась скрывать от него свою наготу: любовь покончила со смущением.
Ей следовало рассказать ему про Уолли, но у нее просто не повернулся язык. Отдохнув и как следует поразмыслив, она найдет способ разъяснить, что сделано и почему.
Она встала под душ, подставила голову под струю, собираясь вымыть волосы, но непрошеные слезы затмили ей взор. Наконец-то свободна! Только сейчас это дошло до нее во всей полноте. Слезы покатились по щекам, смешиваясь с теплой водой. Долгие месяцы она видела впереди только черную дыру вместо радужного будущего. Как ни чудовищно это звучало, смерть Кэролайн вернула Ройс к жизни.
Митч тоже зашел под душ и обнял Ройс сзади. Он не произнес ни слова, но она чувствовала, что он, как и она, вернулся к жизни. Только сейчас она поняла, что он не на шутку боялся за нее – возможно, даже больше, чем она сама. Он крепко прижимал ее к себе. Мало-помалу слезы Ройс иссякли.
Будущее снова виделось ей в радужном свете, прежний сумеречный мир отступил, потесненный восхитительными перспективами. Она любила Митча, и сила этой любви была для нее откровением: раньше она не подозревала, что способна на такое сильное чувство. Она испытывала потребность понемногу, день за днем демонстрировать ему силу своей любви.
Митч помогал ей мыться: он намыливал губку и скользил ею по ее телу. Его движения были стремительными, деловыми. В них не было ни капли секса: Митч понимал, насколько она измучена. Он помог ей вымыть волосы шампунем, а потом выставил из-под душа.
Вытираясь махровым полотенцем, она слушала раздающиеся из-за занавески уютные звуки: Митч фальшиво напевал, нежась под душем. Она встряхнула волосами, сняла со стены фен и стала сушить волосы, расчесывая их пальцами.
Митч вышел из-под душа. Ройс видела его в зеркале с головы до ног. Он был высок, строен, с развитой мускулатурой, особенно на груди. С его внушительного члена стекали капельки воды.
Он представлял собой такой великолепный образчик мужского совершенства, что Ройс почувствовала, как по ее телу волнами растекается истома. Она выпрямилась и откинула волосы с лица. Посмотрев на себя в зеркало, она поняла, что растрепанные волосы придают ей дикий, распутный вид. Она обернулась, собираясь шутливо отозваться о своей внешности.
Он наскоро высушил голову и стоял теперь взъерошенный, держась одной рукой за перекладину для полотенец и не сводя глаз с Ройс. Они много раз видели друг друга обнаженными, почему же он так странно на нее смотрит?
Она скользнула взглядом по его великолепному телу и обнаружила, что его член с каждой секундой наливается силой, увеличивается в длине и в диаметре, неумолимо приподнимается. Увидев, что одного созерцания ее наготы достаточно, чтобы Митч ощутил вожделение, Ройс осознала свою власть над ним. Однако гордыня недолго кружила ей голову: совсем скоро она ощутила то же самое, что ощущал он, только по-женски.
Не думая больше о своих растрепанных волосах, она в два прыжка пересекла ванную и оказалась перед ним. Опустившись на колени, она поцеловала чувствительный безволосый участок кожи у него на животе, под пупком, а потом стала спускаться все ниже, наслаждаясь ароматом чистоты и мыла, источаемым его телом. Наконец она замерла: ей в нос уткнулась его восставшая плоть. Она просунула руку ему между ног и взвесила на ладони его мошонку.
Ее тут же охватил жар, свидетельство того, что и она реагировала на Митча без промедления. Она провела пальцем по его члену и задержалась на головке, за что была вознаграждена негромким стоном. Митч запустил пальцы ей в волосы и ласково массировал ей затылок. Она пустила в ход язык, пройдя им тот же маршрут, который только что проделал ее палец. Снова стон. Она наслаждалась собственным вожделением. Ее ласки становились все настойчивее.
Митч потянул ее за волосы, заставив приподнять лицо.
– Черт возьми, Ройс, если ты не уймешься, я сейчас…
– Знаю. Этого я и добиваюсь.
– Не добьешься. – Он принудил ее встать.
– Сегодня я за главную. – Сказав это, она шаловливо улыбнулась и выключила свет. Толкнув его в грудь, она заставила его сесть на край джакузи, потом встала к нему лицом, закинула ему на поясницу одну ногу, другую, уселась ему на колени, придвинулась вплотную и сама ввела в себя его заждавшуюся плоть.
Они стали покачиваться, набирая скорость. Она наслаждалась чувством обладания: теперь она овладевала им. Она уже достаточно изучила Митча, чтобы знать, что он может в любую секунду испытать оргазм. Она торжествовала: на сей раз у Митча не было возможности по своему обыкновению контролировать свои эмоции. Ее тело тоже было близко к упоительной судороге, но она заставила себя посмотреть Митчу в лицо.
Его лицо освещал свет луны, делая его щеки еще более впалыми, заставляя ресницы отбрасывать тень на лицо, превращая в глубокие расселины два шрама, о происхождении которых ей оставалось только гадать.
– Я люблю тебя, Митч. Я всегда буду тебя любить, невзирая ни на что. – Она не позволила ему ответить, закрыв его рот поцелуем.
По его телу пробежала крупная дрожь; она кончила одновременно с ним. Его сильные руки притянули ее, и она закрыла глаза, чувствуя блаженное облегчение. Она была полностью удовлетворена.
Опомнилась она лишь тогда, когда он положил ее в постель. Она растянулась на прохладных, чистых простынях, и он убрал у нее со лба влажную прядь волос. Он шепотом произносил слова любви, говорил об ожидающем их будущем; он был трогательно нежен, что так не походило на прежнего Митча.
Они уже отходили ко сну в объятиях друг друга, когда внизу раздался какой-то шум.
– Оливер, – прошептал Митч, касаясь губами ее щеки. – Я забыл его накормить. Если он не поест, то всю ночь не будет давать нам спать.
– Он такой жирный, что ему невредно попоститься, – возразила было Ройс, но Митч уже вскочил.
Прошла минута-другая – и зазвонил ее телефон. Ройс поспешно нажала кнопку и посмотрела на циферблат радиочасов. 10.30? А ей казалось, что уже давно ночь. Она, пошатываясь, пересекла комнату и вынула из сумки телефон.
– Ройс!
– Дядя Уолли!
– Я не хочу, чтобы ты имела дело с Митчеллом Дюраном.
Она вздохнула; видимо, ее арест еще не стал общенациональной сенсацией. Дядя еще не знал того, о чем уже знали все в районе залива. Лучше скорее его просветить. Она надеялась, что тогда Уолли поймет, что Митч достоин ее любви. Но УЬлли не дал ей говорить.
– Невероятная новость, Ройс! Знаешь, где был Митч до академии Святого Игнатия?
Вернувшийся в спальню Митч прошептал:
– Если это по твоему делу, то пользуйтесь обычными телефонными линиями.
Она накрыла трубку рукой и так же шепотом ответила:
– Это Уолли.
– Господи, Ройс, – крикнул Уолли, – Митч попал в академию из дома для умалишенных преступников в Фэр-Акрз!
27
Ройс и Герт стояли на берегу пассажирского потока, пока он не превратился в слабый ручеек. Уолли все не показывался. Тревожное чувство, не покидавшее Ройс с той минуты, когда Митч посоветовал ей встретить дядин самолет, резко усилилось.
Она была свято убеждена, что Уолли ничего не сделает во вред ей. Однако червь сомнения делал свое черное дело. Одно ее радовало: она убедилась, что хотя бы Вал совершенно непричастна к делу. Впрочем, это было слабым утешением: ее грызло беспокойство из-за Уолли, да и из-за Митча тоже.
Накануне ночью она была так измождена, что провалилась в забытье. Но во сне ее мучили кошмары. Что совершил Митч, если его поместили в тюрьму-психушку?
«Я не хочу, чтобы ты имела дело с Митчеллом Дюраном». Дядины слова прозвучали зловеще.
Она не знала, что подумать. Если она была в ком-то уверена, то только в Митче. Она находилась с ним в более интимных отношениях, чем с кем-либо еще за всю жизнь, и наверняка заметила бы отклонение в его психике, делающее его опасным.
Однако она ровно ничего не замечала. Да, ему был присущ цинизм, отсутствие всяких иллюзий. Но это еще не превращало его в угрозу для общества.
Тогда как объяснить шрамы на его лице и глухоту на одно ухо? Почему ей пришло в голову, что он мог – не без оснований – поднять руку на одного из своих родителей? Если бы случилось именно это, его бы отправили как раз в такое учреждение. Но, видимо, впоследствии его оттуда освободили – или он сбежал?
Какое-то объяснение должно было существовать. И скорее всего оно сняло бы с Митча всякие подозрения. Несмотря на то, что он собой представлял и как поступил с ее отцом, сердце подсказывало ей, что он совсем неплохой человек. У его пребывания в подобном зловещем учреждении должно было быть какое-то разумное обоснование.
– Вашего дяди в самолете нет, – сказала Герт, когда появился пилот.
Ройс онемела от острого разочарования и тошнотворного подозрения. Она хотела было уйти и уже повернулась, но тут в поле ее зрения попала знакомая фигура. Она замерла, как вкопанная.
– Уолли!
Слава Богу, это был он, ее дядя: он шагал рядом с бортпроводницей, с его плеча свисала дорожная сумка.
– Прошу прощения, – повинился он, обнимая племянницу одной рукой. – У меня хронический недосып. Сел в самолет и сразу отключился. Видел бы сейчас десятый сон, если бы меня не растолкала эта юная леди.
Ройс вполуха услышала, как Уолли прощается с бортпроводницей. Разом ослабев от облегчения, Ройс не могла ни о чем думать. У нее в мозгу билась одна радостная мысль: Митч ошибся! Уолли действительно побывал на Юге.
– Уолли, познакомься: Герт Штрассер. Пол поручил ей постоянно держать меня под присмотром. Мы вынуждены соблюдать максимальную осторожность: Ингеблатт рыщет вокруг, пользуясь сканером для подслушивания телефонных разговоров. Поэтому я не могла поговорить с тобой вчера вечером.
Уолли добродушно улыбнулся Герт, которая ответила ему неясным ворчанием и зашагала за ними следом. Троица вышла из аэропорта. Уолли, естественно, ни словом не обмолвился о Митче. Пока они шли к «БМВ» Герт, Ройс узнала, что Уолли осведомлен об убийстве Кэролайн. Алиби Ройс не стало предметом обсуждения. Дядю интересовало другое: кому понадобилось убивать Кэролайн.
Этот вопрос Ройс задавала себе тысячу раз. Проникнув в мотивы убийцы, они его вычислят. Впрочем, в данный момент Ройс больше всего занимало не убийство. Главной ее заботой был Митч. Ей показалось, что дорога до города заняла в три раза больше времени, чем обычно. Она не могла обратиться к Уолли с расспросами, пока они не останутся наедине.
В квартире у Уолли Герт плюхнулась на диван и включила «мыльную оперу». Ройс и Уолли удалились на кухню под предлогом приготовления кофе.
– Что ты сказал мне про Митча вчера вечером? – спросила Ройс, как только они оказались вне пределов слышимости для Герт.
Уолли вынул из кармана две магнитофонные кассеты.
– Клянусь, это материал на Пулитцеровскую премию.
Он так сиял, что ей захотелось отвесить ему оплеуху.
– Не забывай, Уолли, мы дали слово. Слово репортера священно – ты сам меня этому учил. – Он нехотя кивнул, и она продолжила: – Объясни, как Митч оказался в этом учреждении.
– Послушай пленки – сама поймешь. – Он вытащил из своей спортивной сумки магнитофон. – Монахиня, сестра Мария Агнес, многое рассказала мне о Митче. Потом я отправился в Фэр-Акрз. – Он поставил первую пленку. – Это заведение поскромнее, чем большинство учреждений, принадлежащих штату. Вокруг фермы. Сама лечебница – тоже ферма. Те, кто не представляет опасности, работают в поле.
Ройс ждала, пытаясь представить себе Митча в кукурузе. Уолли включил воспроизведение. Хочет ли она слушать? Не исказит ли запись образ любимого человека?
«Это мое интервью с Эммой Краули, работавшей в Фэр-Акрз, когда там находился Митч. – Голос Уолли звучал на пленке немного выше, чем в жизни. – Вы помните мальчика по фамилии Дженкинс?»
«Вы репортер?» – Женщина говорила с сильным южным акцентом, враждебным тоном.
«Да. Я работаю в „Сан-Франциско Экземинер“.
«Мне нечего сказать».
«Даю слово, наш разговор не для печати».
«Ничего плохого о Дженкинсах я не скажу. – Долгое молчание. – Парень попал в беду?»
«Почему, он известный адвокат. Это к нему идут попавшие к беду. Он защищает мою племянницу. Поэтому я здесь. Я беспокоюсь за нее».
«Вот оно как – адвокат? А что, он всегда тараторил без умолку».
«Расскажите о нем». – Просьба была произнесена умиротворяющим тоном, и Ройс представила себе, как собеседница Уолли клюнула на его милую улыбку.
«Его мать, Лолли Дженкинс, жила вон там, пониже, с двоюродными сестрами. Здесь почти все друг дружку знают. Лолли была моложе меня на два года. Она всегда была малость не в себе. Не такая психованная, как здешние пациенты, но как бы всегда во сне. Все твердили, что это потому, что она из Нью-Йорка, но мой отец объяснил, что она ехала в машине с родителями, родители погибли, а она выжила. Лолли было лет шестнадцать, когда она однажды вечером исчезла. Через два дня ее подобрал на дороге шериф. Все решили – хотя сама Лолли помалкивала, – что ее изнасиловала шайка парней из колледжа. Избили они ее будь здоров».
Ройс загородила глаза от яркого солнечного света, льющегося в кухонное окно. Одно открытие состоялось, и оно стало для нее шоком. Теперь она знала, почему Митч отказывается защищать обвиненных в изнасиловании.
«Шериф отвез Лолли обратно на ферму к кузинам. Как только он выпустил ее из машины, она спряталась в сарае. Вот как была перепугана! Все, конечно, думали, что она одумается, но прошло три дня – а она так и не вышла».
Ройс уставилась на магнитофон, с острой жалостью представляя себе ужас несчастной Лолли. Ей не у кого было искать сочувствия: никто бы ее не понял. Она сделала единственное, казавшееся ей выходом: спряталась в спасительной темноте сарая. Ей требовалась медицинская помощь, добрый совет, любовь…
«Кузен Лолли полез за ней в сарай, и она убила его вилами. На суде никто не сомневался, как было дело: ее пришлось держать в смирительной рубашке. Стоило ей завидеть парня, похожего по возрасту на студента колледжа, как она пыталась его прикончить».
«Шериф не пытался найти шайку, изнасиловавшую Лолли?» – спросил Уолли собеседницу.
«Пытался, но никто не знал, откуда они взялись. Кто-то видел машину с парнями в ночь, когда пропала Лолли. Но Лолли была слишком не в себе, чтобы помочь розыскам».
«Она не нападала на шерифа?» – спросил Уолли.
«Нет, он был староват, а Лолли не боялась ни мальчишек, ни стариков. Судья сказал, что у него еще не бывало такого печального случая, но Лолли убила человека и способна убить еще. Поэтому вместо того, чтобы приговорить ее к пожизненному тюремному заключению, он отправил ее сюда».
– Боже! – вырвалось у Ройс. Она тут же спохватилась: в соседней комнате находилась Герт. Наверное, следствием этого изнасилования стало рождение Митча!
От этой мысли она окаменела. Когда до Митча дошла страшная правда? Он столько лет жил с ужасной мыслью: из-за него рухнула жизнь его матери!
Эмма продолжала:
«Когда выяснилось, что Лолли ждет ребенка, было уже поздно что-либо сделать. Мы боялись, что она попытается наложить на себя руки, но когда ребенок родился, она оказалась любящей матерью. Она как будто не видела связи между изнасилованием и своим материнством».
«Значит, ей стало лучше?»
«Нет. Ее держали в женском отделении, и она почти не видела мужчин. Ее участок в огороде был прямо перед корпусом. Она проводила там почти все время. Надзиратели следили, чтобы поблизости не оказалось мужчин. Но Лолли оставалась прежней. Возможно, сейчас ей лучше. Лет десять тому назад сын перевел ее в какую-то шикарную частную больницу».
Вон оно что, подумала Ройс. Его мать содержится в психиатрической лечебнице. Но зачем ему проводить деньги на ее содержание через Каймановы острова? Впрочем, это не имеет значения. Она благословляла его за то, что он постарался обеспечить хороший уход матери; жизнь которой сложилась так несчастливо.
«Когда родился ребенок, в Фэр-Акрз директорствовала мисс Раймонд. Она жалела Лолли. Она сказала: „Не беда!“ и разрешила ей оставить ребенка при себе – сначала ненадолго, но год шел за годом, а мисс Раймонд все не находила сил причинить Лолли боль и отнять у нее Бобби».
Бобби? Наверное, полное имя мальчика было Роберт. Значит, на самом деле Митча зовут Роберт Дженкинс. Ройс подумала, что это имя ему не очень подходит. Для такого выдающегося человека, как Митч, не годилось простецкое имя Роберт.
«А школа?» – спросил Уолли.
«Он ходил в школу прямо тут, на территории. В ней учатся дети сотрудников. Невесть что, конечно… Все бы ничего, но как-то жарким днем, в конце августа, сюда забрела старая ищейка. Он назвал пса Харли, как мотоцикл. Уж как Бобби его любил! Лолли почти все время проводила в огороде. Детей одного с Бобби возраста вокруг не было».
У Ройс щемило сердце от жалости к Митчу – одинокому мальчишке, угодившему в такое место. Неудивительно, что ему был так дорог бедолага Харли. Она почти не слушала рассказ Эммы о том, как Митч был вынужден застрелить любимого пса – своего единственного друга, дар небес.
«Если хотите знать мое мнение, то я считаю, что тот фермер получил по заслугам. Бобби оглушил его прикладом дробовика и отделал по первое число. Тому наложили шесть швов, чтобы зашить рану. Фермер донес на него, и Бобби арестовали».
«Это в восемь-то лет?» – удивился Уолли.
«Прежний шериф к тому времени ушел на пенсию, а новый, молодой, считал, что сынок Лолли такой же псих, как она. Они посадили Бобби в тюрьму, где он дожидался, пока из Тилерсвилля пожалует судья».
– Ну и варварство! – не вытерпела Ройс, представившая себя на месте Митча.
Внутри у нее что-то оборвалось. Она прощалась вместе с несчастным ребенком с невинностью, с доверчивым детским отношением к миру. Все это рухнуло. Она представила себе, с какой болью прощался маленький Митч с детской наивностью, и испытала не меньшее, чем он тогда, страдание. Как хорошо ей запомнился ее собственный опыт пребывания в тюрьме! Что должен был чувствовать в заключении мальчишка? Особенно после того, как собственноручно прикончил обожаемую собаку…
«В общем, Бобби взбесился. Говорят, он стал орать во все горло, биться головой о стену. Я сама ходила к нему, хотела помочь. Это зрелище я никогда не забуду. Они надели на него смирительную рубашку. Он лепетал какую-то чушь: мол, у него в голове кто-то сидит и с ним разговаривает. Бедненький, такой кроха! Кто мог подумать, что он таким вымахает! В общем, я оказалась единственной, у кого хватило ума сбегать за молодым врачом, который приехал в Фэр-Акрз на лето интерном. Он сделал Бобби укол, и мальчик уснул. Представляете, что нашел врач? Гусеницу у мальчика в ухе! Он ее вытащил, но они так долго ждали, так долго кричали, что он такой же ненормальный, как его мамаша, что он успел оглохнуть на это ухо».
Ройс похолодела. То, что случилось с Митчем, было даже не варварством, а чем-то таким, чему было трудно подобрать определение. Неужели такое могло происходить в их стране? Ею овладело бешенство, сменившееся отчаянием.
Она была свято убеждена, что Уолли ничего не сделает во вред ей. Однако червь сомнения делал свое черное дело. Одно ее радовало: она убедилась, что хотя бы Вал совершенно непричастна к делу. Впрочем, это было слабым утешением: ее грызло беспокойство из-за Уолли, да и из-за Митча тоже.
Накануне ночью она была так измождена, что провалилась в забытье. Но во сне ее мучили кошмары. Что совершил Митч, если его поместили в тюрьму-психушку?
«Я не хочу, чтобы ты имела дело с Митчеллом Дюраном». Дядины слова прозвучали зловеще.
Она не знала, что подумать. Если она была в ком-то уверена, то только в Митче. Она находилась с ним в более интимных отношениях, чем с кем-либо еще за всю жизнь, и наверняка заметила бы отклонение в его психике, делающее его опасным.
Однако она ровно ничего не замечала. Да, ему был присущ цинизм, отсутствие всяких иллюзий. Но это еще не превращало его в угрозу для общества.
Тогда как объяснить шрамы на его лице и глухоту на одно ухо? Почему ей пришло в голову, что он мог – не без оснований – поднять руку на одного из своих родителей? Если бы случилось именно это, его бы отправили как раз в такое учреждение. Но, видимо, впоследствии его оттуда освободили – или он сбежал?
Какое-то объяснение должно было существовать. И скорее всего оно сняло бы с Митча всякие подозрения. Несмотря на то, что он собой представлял и как поступил с ее отцом, сердце подсказывало ей, что он совсем неплохой человек. У его пребывания в подобном зловещем учреждении должно было быть какое-то разумное обоснование.
– Вашего дяди в самолете нет, – сказала Герт, когда появился пилот.
Ройс онемела от острого разочарования и тошнотворного подозрения. Она хотела было уйти и уже повернулась, но тут в поле ее зрения попала знакомая фигура. Она замерла, как вкопанная.
– Уолли!
Слава Богу, это был он, ее дядя: он шагал рядом с бортпроводницей, с его плеча свисала дорожная сумка.
– Прошу прощения, – повинился он, обнимая племянницу одной рукой. – У меня хронический недосып. Сел в самолет и сразу отключился. Видел бы сейчас десятый сон, если бы меня не растолкала эта юная леди.
Ройс вполуха услышала, как Уолли прощается с бортпроводницей. Разом ослабев от облегчения, Ройс не могла ни о чем думать. У нее в мозгу билась одна радостная мысль: Митч ошибся! Уолли действительно побывал на Юге.
– Уолли, познакомься: Герт Штрассер. Пол поручил ей постоянно держать меня под присмотром. Мы вынуждены соблюдать максимальную осторожность: Ингеблатт рыщет вокруг, пользуясь сканером для подслушивания телефонных разговоров. Поэтому я не могла поговорить с тобой вчера вечером.
Уолли добродушно улыбнулся Герт, которая ответила ему неясным ворчанием и зашагала за ними следом. Троица вышла из аэропорта. Уолли, естественно, ни словом не обмолвился о Митче. Пока они шли к «БМВ» Герт, Ройс узнала, что Уолли осведомлен об убийстве Кэролайн. Алиби Ройс не стало предметом обсуждения. Дядю интересовало другое: кому понадобилось убивать Кэролайн.
Этот вопрос Ройс задавала себе тысячу раз. Проникнув в мотивы убийцы, они его вычислят. Впрочем, в данный момент Ройс больше всего занимало не убийство. Главной ее заботой был Митч. Ей показалось, что дорога до города заняла в три раза больше времени, чем обычно. Она не могла обратиться к Уолли с расспросами, пока они не останутся наедине.
В квартире у Уолли Герт плюхнулась на диван и включила «мыльную оперу». Ройс и Уолли удалились на кухню под предлогом приготовления кофе.
– Что ты сказал мне про Митча вчера вечером? – спросила Ройс, как только они оказались вне пределов слышимости для Герт.
Уолли вынул из кармана две магнитофонные кассеты.
– Клянусь, это материал на Пулитцеровскую премию.
Он так сиял, что ей захотелось отвесить ему оплеуху.
– Не забывай, Уолли, мы дали слово. Слово репортера священно – ты сам меня этому учил. – Он нехотя кивнул, и она продолжила: – Объясни, как Митч оказался в этом учреждении.
– Послушай пленки – сама поймешь. – Он вытащил из своей спортивной сумки магнитофон. – Монахиня, сестра Мария Агнес, многое рассказала мне о Митче. Потом я отправился в Фэр-Акрз. – Он поставил первую пленку. – Это заведение поскромнее, чем большинство учреждений, принадлежащих штату. Вокруг фермы. Сама лечебница – тоже ферма. Те, кто не представляет опасности, работают в поле.
Ройс ждала, пытаясь представить себе Митча в кукурузе. Уолли включил воспроизведение. Хочет ли она слушать? Не исказит ли запись образ любимого человека?
«Это мое интервью с Эммой Краули, работавшей в Фэр-Акрз, когда там находился Митч. – Голос Уолли звучал на пленке немного выше, чем в жизни. – Вы помните мальчика по фамилии Дженкинс?»
«Вы репортер?» – Женщина говорила с сильным южным акцентом, враждебным тоном.
«Да. Я работаю в „Сан-Франциско Экземинер“.
«Мне нечего сказать».
«Даю слово, наш разговор не для печати».
«Ничего плохого о Дженкинсах я не скажу. – Долгое молчание. – Парень попал в беду?»
«Почему, он известный адвокат. Это к нему идут попавшие к беду. Он защищает мою племянницу. Поэтому я здесь. Я беспокоюсь за нее».
«Вот оно как – адвокат? А что, он всегда тараторил без умолку».
«Расскажите о нем». – Просьба была произнесена умиротворяющим тоном, и Ройс представила себе, как собеседница Уолли клюнула на его милую улыбку.
«Его мать, Лолли Дженкинс, жила вон там, пониже, с двоюродными сестрами. Здесь почти все друг дружку знают. Лолли была моложе меня на два года. Она всегда была малость не в себе. Не такая психованная, как здешние пациенты, но как бы всегда во сне. Все твердили, что это потому, что она из Нью-Йорка, но мой отец объяснил, что она ехала в машине с родителями, родители погибли, а она выжила. Лолли было лет шестнадцать, когда она однажды вечером исчезла. Через два дня ее подобрал на дороге шериф. Все решили – хотя сама Лолли помалкивала, – что ее изнасиловала шайка парней из колледжа. Избили они ее будь здоров».
Ройс загородила глаза от яркого солнечного света, льющегося в кухонное окно. Одно открытие состоялось, и оно стало для нее шоком. Теперь она знала, почему Митч отказывается защищать обвиненных в изнасиловании.
«Шериф отвез Лолли обратно на ферму к кузинам. Как только он выпустил ее из машины, она спряталась в сарае. Вот как была перепугана! Все, конечно, думали, что она одумается, но прошло три дня – а она так и не вышла».
Ройс уставилась на магнитофон, с острой жалостью представляя себе ужас несчастной Лолли. Ей не у кого было искать сочувствия: никто бы ее не понял. Она сделала единственное, казавшееся ей выходом: спряталась в спасительной темноте сарая. Ей требовалась медицинская помощь, добрый совет, любовь…
«Кузен Лолли полез за ней в сарай, и она убила его вилами. На суде никто не сомневался, как было дело: ее пришлось держать в смирительной рубашке. Стоило ей завидеть парня, похожего по возрасту на студента колледжа, как она пыталась его прикончить».
«Шериф не пытался найти шайку, изнасиловавшую Лолли?» – спросил Уолли собеседницу.
«Пытался, но никто не знал, откуда они взялись. Кто-то видел машину с парнями в ночь, когда пропала Лолли. Но Лолли была слишком не в себе, чтобы помочь розыскам».
«Она не нападала на шерифа?» – спросил Уолли.
«Нет, он был староват, а Лолли не боялась ни мальчишек, ни стариков. Судья сказал, что у него еще не бывало такого печального случая, но Лолли убила человека и способна убить еще. Поэтому вместо того, чтобы приговорить ее к пожизненному тюремному заключению, он отправил ее сюда».
– Боже! – вырвалось у Ройс. Она тут же спохватилась: в соседней комнате находилась Герт. Наверное, следствием этого изнасилования стало рождение Митча!
От этой мысли она окаменела. Когда до Митча дошла страшная правда? Он столько лет жил с ужасной мыслью: из-за него рухнула жизнь его матери!
Эмма продолжала:
«Когда выяснилось, что Лолли ждет ребенка, было уже поздно что-либо сделать. Мы боялись, что она попытается наложить на себя руки, но когда ребенок родился, она оказалась любящей матерью. Она как будто не видела связи между изнасилованием и своим материнством».
«Значит, ей стало лучше?»
«Нет. Ее держали в женском отделении, и она почти не видела мужчин. Ее участок в огороде был прямо перед корпусом. Она проводила там почти все время. Надзиратели следили, чтобы поблизости не оказалось мужчин. Но Лолли оставалась прежней. Возможно, сейчас ей лучше. Лет десять тому назад сын перевел ее в какую-то шикарную частную больницу».
Вон оно что, подумала Ройс. Его мать содержится в психиатрической лечебнице. Но зачем ему проводить деньги на ее содержание через Каймановы острова? Впрочем, это не имеет значения. Она благословляла его за то, что он постарался обеспечить хороший уход матери; жизнь которой сложилась так несчастливо.
«Когда родился ребенок, в Фэр-Акрз директорствовала мисс Раймонд. Она жалела Лолли. Она сказала: „Не беда!“ и разрешила ей оставить ребенка при себе – сначала ненадолго, но год шел за годом, а мисс Раймонд все не находила сил причинить Лолли боль и отнять у нее Бобби».
Бобби? Наверное, полное имя мальчика было Роберт. Значит, на самом деле Митча зовут Роберт Дженкинс. Ройс подумала, что это имя ему не очень подходит. Для такого выдающегося человека, как Митч, не годилось простецкое имя Роберт.
«А школа?» – спросил Уолли.
«Он ходил в школу прямо тут, на территории. В ней учатся дети сотрудников. Невесть что, конечно… Все бы ничего, но как-то жарким днем, в конце августа, сюда забрела старая ищейка. Он назвал пса Харли, как мотоцикл. Уж как Бобби его любил! Лолли почти все время проводила в огороде. Детей одного с Бобби возраста вокруг не было».
У Ройс щемило сердце от жалости к Митчу – одинокому мальчишке, угодившему в такое место. Неудивительно, что ему был так дорог бедолага Харли. Она почти не слушала рассказ Эммы о том, как Митч был вынужден застрелить любимого пса – своего единственного друга, дар небес.
«Если хотите знать мое мнение, то я считаю, что тот фермер получил по заслугам. Бобби оглушил его прикладом дробовика и отделал по первое число. Тому наложили шесть швов, чтобы зашить рану. Фермер донес на него, и Бобби арестовали».
«Это в восемь-то лет?» – удивился Уолли.
«Прежний шериф к тому времени ушел на пенсию, а новый, молодой, считал, что сынок Лолли такой же псих, как она. Они посадили Бобби в тюрьму, где он дожидался, пока из Тилерсвилля пожалует судья».
– Ну и варварство! – не вытерпела Ройс, представившая себя на месте Митча.
Внутри у нее что-то оборвалось. Она прощалась вместе с несчастным ребенком с невинностью, с доверчивым детским отношением к миру. Все это рухнуло. Она представила себе, с какой болью прощался маленький Митч с детской наивностью, и испытала не меньшее, чем он тогда, страдание. Как хорошо ей запомнился ее собственный опыт пребывания в тюрьме! Что должен был чувствовать в заключении мальчишка? Особенно после того, как собственноручно прикончил обожаемую собаку…
«В общем, Бобби взбесился. Говорят, он стал орать во все горло, биться головой о стену. Я сама ходила к нему, хотела помочь. Это зрелище я никогда не забуду. Они надели на него смирительную рубашку. Он лепетал какую-то чушь: мол, у него в голове кто-то сидит и с ним разговаривает. Бедненький, такой кроха! Кто мог подумать, что он таким вымахает! В общем, я оказалась единственной, у кого хватило ума сбегать за молодым врачом, который приехал в Фэр-Акрз на лето интерном. Он сделал Бобби укол, и мальчик уснул. Представляете, что нашел врач? Гусеницу у мальчика в ухе! Он ее вытащил, но они так долго ждали, так долго кричали, что он такой же ненормальный, как его мамаша, что он успел оглохнуть на это ухо».
Ройс похолодела. То, что случилось с Митчем, было даже не варварством, а чем-то таким, чему было трудно подобрать определение. Неужели такое могло происходить в их стране? Ею овладело бешенство, сменившееся отчаянием.