Сойер Мерил. Поцелуй в темноте

   Он долго смотрела на фотографию, а потом дотронулась своим изящным ноготком до лица Уорда. Из глаз у нее полились слезы.
   – Такой буду я, когда потеряю Дэвида.
   Ройс ждала в тени напротив ветеринарной лечебницы. Вал сказала ей, что Пол подвезет сюда Митча в своем служебном автомобиле, чтобы забрать Дженни. Ройс было необходимо повидать Митча, убедить его, что она заслуживает прощения. Она знала, что он возвратился в Сан-Франциско накануне вечером, но не станет открывать ей дверь. Телефонный номер он сменил.
   За дни, прошедшие со времени появления ее статьи, отношение общественности к Митчу претерпело радикальную перемену. Она не только вернула ему доброе имя, но превратила в живую легенду. Но разве это хоть немного помогло лично Ройс? Ничуть. Он не хотел ее видеть. Возможно, он никогда не сменит гнев на милость.
   Когда фургончик для развоза пиццы, которым пользовался Пол в целях наблюдения, затормозил у двери ветлечебницы, уже наступили сумерки. Пол остался за рулем, Митч вышел. Ройс перешла улицу, чтобы поговорить с ним, пока он будет сажать Дженни в машину.
   Спустя несколько минут он появился в дверях с Дженни на поводке. Одна\папа у собаки была в гипсе, шерсть на груди выбрита, грудь туго перебинтована. Дженни заметила Ройс раньше, чем Митч, заскулила, замахала хвостом. Митч замер, уставившись на Ройс.
   – С твоей матерью все хорошо? – спросила Ройс.
   – Разве тебе есть до этого дело? Если бы было, ты бы не посмела…
   – Постарайся понять! Я была в отчаянии. Я люблю тебя. Я не хотела навредить ни тебе, ни тем более твоей матери.
   Митч подвел собаку к фургончику и распахнул дверцу.
   – Вспомни похороны моего отца, Митч. Ты тогда сказал мне, что совершил ошибку и раскаиваешься. Я знаю, что ты при этом чувствовал. Мне не следовало позволять Уолли копаться в твоем прошлом. Прости меня.
   Он смотрел на нее, сжав зубы и сузив глаза.
   – А что ты мне ответила на похоронах, Ройс?
   Ей не хотелось вспоминать свою слепую ярость, но солгать Митчу она не смогла.
   – Я ответила, что если ты не пропадешь с глаз, я отрублю тебе яйца ржавым мачете.
   – В таком случае ты знаешь, что я чувствую. – Он говорил тихо, презрительно, безапелляционно. – Я погубил дорогого тебе человека, а ты в отместку перечеркнула моей матери шанс выкарабкаться. Какого отношения ты можешь теперь от меня ожидать?
   Пол посмотрел на друга, усевшегося с ним рядом. Ройс осталась стоять на тротуаре, обреченно глядя на Митча.
   – Чего ты ждешь? – гаркнул Митч. – Едем отсюда к черту!
   Пол надавил на газ и врезался в утренний поток машин. У Митча было похоронное выражение лица. В былые времена Пол хранил бы молчание, но Вал научила его важности человеческого общения.
   – Ты читал статью Ройс?
   Митч долго отмалчивался, но наконец буркнул:
   – Читал.
   Его раздраженный тон не обескуражил Пола.
   – Между прочим, она спасла твою карьеру.
   Митч смотрел прямо перед собой; одной рукой он поглаживал Дженни, лежавшую с высунутым языком на полу позади его кресла.
   – Готов биться об заклад, Ройс отхватит за свою статейку Пулитцеровскую премию. Это все, что ей требуется, – слава и деньги.
   – Брось, Митч! С чего ты это взял? Разве ты не видишь, что Ройс тебя по-настоящему любит? Прости ее, Митч.
   Митч развернулся в кресле.
   – Тебе следовало бы быть на моей стороне.
   – Я и так на твоей стороне. Просто я хочу, чтобы ты был так же счастлив, как я.
   – Ни черта ты не понимаешь!
   Пол свернул на пятачок перед пожарным гидрантом, где было запрещено останавливаться, выключил двигатель и потребовал:
   – Тогда объясни.
   Митч колебался, и Пол понимал почему. Они дружили уже два десятка лет, но никогда не откровенничали друг с другом. Да, Митч знал, каким потрясением стало для Пола расставание с полицейской службой, однако эмоциональная сторона того кризиса оставалась за пределами обсуждения. Митч тогда посоветовал Полу не сидеть сиднем, а начать новую жизнь. Если бы Пол сейчас последовал его примеру и прибег к понуканию, это не дало бы никакого результата.
   Наконец Митч вздохнул, по-прежнему глядя прямо перед собой.
   – Я ожидал от Ройс доверия. Ее следовало убедить, что не я – источник ее бед. Но даже после того, как я сделал ей предложение, она не призналась, что нарушила слово и послала своего дядю шпионить за мной. Если бы она мне доверилась, моей матери не пришлось бы страдать.
   – Что бы ты сделал, если бы она призналась? Разве ты был способен понять, что она поступила так от отчаяния?
   – Я бы рвал и метал, но по крайней мере успел бы предпринять шаги, чтобы защитить мать. – Митч пожал плечами. – Не знаю, добилась бы Ройс моего прощения. Трудно сказать.
   – Ты думаешь, твое упрямство для нее секрет? Она любит тебя, Митч. Ты не знаешь, какое ей понадобилось присутствие духа, чтобы написать статью. Ведь задача была не только восстановить твою репутацию, но и помочь тебе добиться желаемого – назначения судьей.
   Митч снова обернулся к Дженни и погладил ее по голове. Собака помахала хвостом и лизнула хозяину руку. Когда Пол снова увидел его лицо, он был поражен выражением глубокой печали.
   – К черту судейство! Знаешь, чего мне больше всего хочется? Побыть в одной комнате с матерью, поговорить с ней, увидеть, что она больше не сходит с ума. Вот чего лишила меня Ройс! Долгие годы лечения дали результат: мать стала поправляться. Потом появляется ублюдок-корреспондент и начинает ее терроризировать. Представляешь, он преследовал ее через весь парк, а он там не меньше, чем парк Золотые Ворота, и сфотографировал, только загнав в оранжерею!
   – Господи, Митч, как мне жаль ее! – Эти банальные слова не передавали и малой доли испытываемого Полом сострадания. На прошлой неделе произошло одно из ответственнейших событий в его жизни: из Айовы прилетели его родители, и он познакомил Вал со своей матерью. Как это печально – не знать материнской любви и поддержки, которая позволяла ему не падать духом даже в самые горестные минуты?
   – Теперь я поместил ее в частную лечебницу под Сан-Франциско. За ней наблюдают лучшие психиатры, но я сомневаюсь, что когда-либо смогу предстать перед ней. – Митч умолк и нахмурился. Казалось, он хочет что-то добавить. Но поразмыслив, он сменил тему: – Надо отвезти Дженни домой. У меня ночной вызов в суд по вопросу освобождения под залог Джиана Вискотти.
   – Ты защищаешь Вискотти?
   – Да. Лучший способ забыть о своих невзгодах – закрутиться в делах, не оставляя времени для личного.
   – Именно это мы с тобой имели до того, как у нас появились Ройс и Вал, – успешные карьеры. Ты этого хочешь – карьеры вместо подлинной жизни? Лично мне этого теперь недостаточно.
   Судя по выражению лица Митча, он не собирался прислушиваться к аргументам друга. Пол знал, что его слова пали на благодатную почву, просто Митч еще не созрел для полной откровенности.
   – Мое желание не имеет значения. Я дал согласие защищать Вискотти. В этом сейчас смысл моей жизни.
   – Но, Митч, из-за Вискотти мы прошли через весь этот ад! Вспомни хотя бы о деньгах, которые у нас ушли на то, чтобы изобличить этого негодяя.
   Митч мрачно усмехнулся.
   – Считай это форой, которая у нас есть в этом деле.
   Пол снова вырулил на проезжую часть.
   – Ты знаешь, что ФБР с помощью лазерной технологии снимает отпечатки пальцев с обивки кресла, в котором сидел убийца, пока Кэролайн истекала кровью?
   – Да, ты говорил мне об этом. Это открывает любопытные перспективы. Если полиция сможет снимать отпечатки пальцев с поверхности любого типа, то поимка преступников превратится в плевое дело.
   – Там нигде не оказалось отпечатков Джиана, – заметил Пол. – Наверное, он их стер. Кресло станет для него адской сковородой. Я должен был получить из ФБР результаты еще сегодня, но не получил. Наверное, мой человек позвонит завтра.
   – Как только что-то узнаешь, немедленно звони мне. Мне надо представлять, с чем мне предстоит бороться.
   Пол подъехал к дому Митча сзади и помог выгрузить Дженни.
   – Вечером я везу Вал на свидание к брату. Если я тебе понадоблюсь, позвони туда. Митч положил руку Полу на плечо.
   – Спасибо. Ты хороший друг. Мой единственный друг. Я не слишком избалован дружбой.
   – Любой гордился бы твоей дружбой, но ты не предоставляешь людям шансов.
   Митч в ответ лишь приподнял одну бровь, как бы говоря: «Что я могу поделать?»
   – Ройс очень похожа на Вал: она не только возлюбленная, но и верный друг. Если у тебя есть сердце, прости Ройс. Поверь, пока этого не произойдет, ты не будешь в ладу с собой.
 
   Пол и Вал сидели в кабинете на втором этаже, принадлежавшем Дэвиду. От Дэвида, уже неспособного говорить, не отходил Тревор. Вал пыталась отвлечь брата, напоминая ему о забавных происшествиях, случавшихся с ними в детстве.
   Пол думал о том, что Дэвид не протянет долго. Вал предстоит столкнуться с суровой реальностью – со смертью.
   – Мистер Талботт, – позвал его доброволец санитар, заглянувший в кабинет, – вас к телефону. Джим Уиксон.
   – Спасибо. – Пол встал и подошел к антикварному столику, на котором стоял телефонный аппарат. Джим сдержал слово: он звонил Полу, прежде чем оповестить о результатах полицию. – Привет, Джим. Как там наши отпечатки на обивке?
   Он мысленно молился об успехе. Технология была неопробованной; в прошлом у полиции не было возможности снимать отпечатки с ткани и прочих мягких материалов. Кресло Кэролайн было обито парчой – тканью мягкой и грубой одновременно, что еще больше затрудняло задачу. Но мебель только что была вычищена. Если на обивке остались отпечатки, то принадлежать они могут только убийце.
   – Удача! – крикнул Джим; Пол представил себе его улыбку до ушей. – Мы не только сняли отпечатки, но и идентифицировали их через центральный компьютер в Сакраменто.
   Этот компьютер в столице штата содержал информацию об отпечатках пальцев всех людей, кто подвергался в Калифорнии этой процедуре для получения водительских прав. Более того, он обладал невиданным быстродействием, проверяя в считанные минуты тысячи отпечатков, на что в былые времена уходили дни, а то и недели.
   Слушая Джима, Пол сползал со стула.
   – Черт!..
   – В чем дело? – встрепенулась Вал.
   – Немедленно вызывай полицию, Джим. Пускай объявят срочный розыск.
   – Да что случилось? – крикнула Вал. Пол нажал кнопку разъединения, но по-прежнему держал в руке трубку.
   – Какой телефон у Ройс? Ее надо немедленно предупредить. Ты ни за что не поверишь, чьи отпечатки нашли на этом проклятом кресле!
 
   Ройс загнала свою темпераментную «Тойоту» в гараж позади дома и выключила зажигание. Не снимая рук с руля, она уставилась в темноту. «Что дальше?» – спрашивала она себя, все еще переживая неудачу разговора с Митчем.
   После того как он извинился перед ней за то, как поступил с ее отцом, прошло пять лет, прежде чем она окончательно вернулась к жизни. Все это время Митч ждал. Ей тоже ничего не оставалось, кроме ожидания. И надежды.
   Нет, надежда и ожидание – удел пассивных натур, а ей хотелось действовать. Но как? Она устало выбралась из машины. В доме звонил телефон. Она нашла в сумочке ключи от двери и кинулась по тропинке к дому, но телефон уже умолк.
   Она включила свет и осмотрела кухню. На полу и на столах лежали нераспакованные коробки. Она решила, что не продаст дом, раз брак с Митчем провалился. В таком случае ее ждала утомительная процедура разбора коробок, зато за это время она решит, как быть с Митчем. Она обязательно что-нибудь придумает.
   Телефон снова ожил. Звонила Талиа.
   – Сегодня в джаз-клубе выступает Дон Альфорд. Хочешь пойти с нами?
   Талиа встречалась теперь с мужчиной из своей лечебной группы. Ройс пока не познакомилась с ним, но Талиа была теперь счастливее, чем когда-либо с кем-нибудь еще.
   – Нет, спасибо. Как-нибудь в другой раз. Я совершенно без сил.
   Она испытывала чувство вины из-за того, что подозревала Талию. Она со всеми – и с подругами, и с дядей Уолли – чувствовала себя не в своей тарелке. Проведя столько времени в тисках подозрений, она не знала, куда деваться от смущения, хотя подозреваемые проявляли понимание ее положения. Со временем ее жизнь войдет в нормальное русло. Но вот Митча ей пока не вернуть…
   – О'кей. – Голос Талии звучал необыкновенно бодро. – Сегодня мне звонил Брент. Он совершенно расплющен. Его родители потрясены смертью Кэролайн. Элеонора глотает таблетки, Уорд вообще в коматозном состоянии.
   Ройс пробурчала что-то невразумительное. Какое ей дело до Фаренхолтов? Зачем она позволяла родителям Брента третировать ее? Винить их в ее трудностях было теперь нелепостью, но она все равно поражалась своей мягкотелости.
   А Брент? Бесхребетный слизняк, маменькин сынок! В «Экземинер» ей показывали фотографии, не опубликованные в газете. На похоронах Кэролайн он висел на шее у матери, она – у него. Уорд был сражен горем, но по крайней мере ни за кого не цеплялся.
   Что стало бы с Брентом без материнской опеки? Ройс не удивилась бы, если бы оказалось, что Брент за всю жизнь любил одну-единственную женщину – Элеонору Фаренхолт.
   Талиа попрощалась. Ройс повесила трубку, продолжая думать о Бренте и его матери. Митч был лишен материнской любви, зато вырос сильным и независимым. Такому человеку никто не нужен.
   От этих мыслей у Ройс выступили слезы на глазах, но она решительно смахнула их. Плачем беде не поможешь… Резкий стук в дверь оторвал ее от мыслей. Она пробралась среди коробок в холл.
   На ходу она вспомнила обещание Уолли как раз сегодня заменить разбитую входную дверь новой. Он хотел, чтобы она приняла участие в заказе, но она отказалась – не хватило духу.
   Как она могла выбрать сама другую дверь взамен отцовского витража? «Езжай один, Уолли, – сказала она. – Возьми ту, которая понравится тебе больше всего».
   Заметив издалека, что дверь заменена, она остановилась. В подсознании задребезжал предостерегающий колокольчик. Дверь! С ней что-то не так…
   Настойчивый стук повторился. Ройс вошла в гостиную. Здесь до нее дошло, что новая дверь как две капли воды походила на ту, которую она видела в бреду, когда впервые оказалась у Митча. Невероятно, но это она! Она привалилась к прохладной стене, припоминая во всех подробностях тот кошмарный сон.
   В том сне ее пытались убить.
   Опомнись, Ройс! Ты просто утомлена. Это всего лишь Уолли – он всегда навещает тебя по вечерам. Обвиняя себя в разрыве Ройс с Митчем, он теперь проводил с ней больше времени, Чем раньше.
   Но разве Уолли не говорил, что пойдет вечером в пресс-клуб? Или это было вчера?
   Полная дурных предчувствий, она подошла к двери и щелкнула выключателем с мыслью зажечь наружный свет. В следующий момент она вспомнила, что фонарь разбили полицейские. Стоило ей подумать о том ночной рейде, как ее охватила ярость, и она решительно распахнула дверь.
   – Здравствуй, Ройс.
   Сначала она увидела револьвер, направленный ей прямо в сердце, потом нож. Лезвие ножа отражало лунный свет – совсем как в памятном страшном сне.

31

   Митч смотрел на Джиана Вискотти, сидевшего напротив него за узким столом в помещении, предназначенном для общения адвокатов с клиентами. Перед его мысленным взором стоял, впрочем, не Вискотти – он видел только Ройс.
   После расставания с Полом она не выходила у него из головы. Совсем недавно он сидел в этой же комнате с Ройс. «Сосредоточиться!» – приказал он себе. Единственным способом забыть ее было работать до полного изнеможения.
   – Не понимаю, почему меня отказываются выпускать под залог, – говорил Джиан, совершенно забыв об итальянским акценте и благополучно перейдя на родной техасский.
   – Подозрение в убийстве или измене не подразумевает автоматического освобождения под залог, – устало объяснял ему Митч. – Судьи редко идут на то, чтобы выпускать подозреваемых в убийстве до суда. На вас, судя во всему, собираются навесить также убийство Линды Аллен. При двух убийствах вы можете забыть о выходе под залог.
   Джиан запустил свои изящные пальцы в густую шевелюру. Митч заметил, что у него дрожат руки. Ничего удивительного: тюрьма действует шокирующе на всех, даже на убийц. Он готов был посочувствовать молодому человеку; но потом вспомнил, какую отвагу проявила в аналогичной ситуации Ройс. Она не сломалась, Джиан же наверняка скоро полезет на стену.
   – После того как я добился, чтобы вас перевели в другую камеру, вам уже не так худо? – спросил Митч.
   – Да, спасибо. – Джиан смущенно поерзал. – Я не бываю в душе, так что извините, если от меня…
   – Не беда. – Митч сомневался, догадывается ли его подзащитный, что его ждет в тюрьме штата. Приставания в душе будут там отнюдь не главной его проблемой. – Займемся доказательствами, чтобы я мог приступить к вашей защите.
   – Доказательства? Кто-то подбросил мне револьвер. Я неспособен на убийство…
   – Погодите! – оборвал его Митч. – Ограничивайтесь фактами. Не надо связывать мне руки всяким враньем.
   Рассказ Джиана, этого американского жиголо на европейский манер, получился долгим и утомительным. У Митча создалось впечатление, что этот прожженный жулик не убивал Кэролайн. Он сел в машину и поехал домой, убеждая себя, что с Дженни он не будет чувствовать одиночества. Скучать по Ройс он не станет.
   – Ну ее к черту! – сказал он вслух. Не надо было копаться в его грязном белье. Он расшибался ради нее в лепешку, а она тем временем занималась у него за спиной неблаговидными делами. Ладно, статейка у нее получилась блестящая, его репутация спасена. Но его матери статья уже не могла помочь.
   Машина впереди ехала так медленно, что Митч принялся сигналить, вымещая свое огорчение из-за Ройс. В тот момент, когда он, не вытерпев, обогнал надоевшую ему машину, зазвонил телефон.
   – Дюран слушает, – сказал он, морщась от шума в трубке. Он давно собирался починить этот телефон, но все не находил времени.
   – Говорит Говард Шульц. Вы меня слышите, Митч?
   – Слышу, но телефон может в любую минуту отключиться. Если это произойдет, я вам позвоню… – Он переждал очередной залп помех. – Как только доберусь до дому.
   – Я просто хотел уведомить вас, что вас назначат судьей вместо Уилнера.
   – Отлично! – Ему полагалось восторгаться услышанным, но судейская должность его больше не влекла. Как и все остальное на свете. Его телом и рассудком, казалось, завладел кто-то неведомый, безразличный ко всему. Он по-прежнему переживал из-за разрыва с Ройс, но не собирался на этом зацикливаться.
   – Это произойдет… – Яростные помехи нарушили связь.
   Митч потеребил аппарат, но тщетно. Он бросил трубку и остановился на красный свет. Наконец-то сбывается его мечта: он становится судьей.
   Новые обязанности отнюдь не были синекурой, но он устал год за годом защищать преступников. Ему хотелось перемен. При этом он не тешил себя иллюзиями: его ждала все та же комедия правосудия, только наблюдаемая под другим углом.
   Телефон опять зазвонил. Рывком тронув машину с места на «желтый» и проскочив перекресток еще до того, как загорелся «зеленый», Митч схватил трубку.
   – Вал? – Голос принадлежал Ройс. У Митча волосы встали дыбом. Он сменил номер телефона, велел у себя в фирме не принимать звонков от Ройс; дело было за тем, чтобы сменить номер телефона в машине. Что ей надо? У него и в мыслях не было, что она могла ошибочно набрать этот номер.
   – Прекрати меня преследовать, Ройс, черт тебя возьми!
   – Я просто хотела тебя предупредить, что не смогу пойти с тобой и Дэвидом на вечернее шоу. Я слишком устала. Созвонимся завтра.
   Она сказала что-то еще, но он не разобрал ее слов из-за помех.
   – Что ты несешь, Ройс? Ты что, забыла, что Дэвид не…
   – Когда увидишь Митча, передай ему, что я его любила. Искренне любила. Я…
   Связь внезапно прервалась, однако в трубке раздались частые гудки отбоя. Что за чертовщина? На сей раз дело было не в телефоне. Она бросила трубку, не договорив. Час от часу не легче!
   Разговор был совершенно бессмысленным. Чего ради ей понадобилось звонить и нести чепуху? Бред какой-то! Впрочем, чему удивляться? Ройс всегда была чудачкой. В свое время ее причуды казались ему полными очарования…
   Он застрял под знаком «СТОП» так надолго, что успел бы при желании прочесть здесь «Войну и мир». Он старался не замечать, что, свернув налево, за считанные минуты доберется до дома Ройс. Что он там забыл? У нее все в порядке. Она просто пытается привлечь его внимание. Ну ее!
   Борьба с собой не увенчалась успехом: он свернул налево и помчался, как сумасшедший, превышая разрешенную скорость. Дорога до дома Ройс отняла несколько минут. Дом был погружен в темноту, только из-за занавешенного окна на втором этаже пробивался свет. Останавливая машину, Митч клял себя за малодушие. На звонок в дверь никто не откликнулся, но Митч припомнил, что звонок был обесточен во время обыска. Стук в дверь тоже не дал результата.
   Он хотел уехать, но напоследок пригляделся к новой двери. Она удивительно походила на ту, что, согласно рассказу Ройс, привиделась ей в бреду. Зачем было покупать дверь, связанную с такими неприятными воспоминаниями? Опять бессмыслица. Предчувствие беды, посетившее его во время дурацкого звонка в машине, вернулось, только многократно усиленное.
   Что если звонок был мольбой о помощи?
   Скорее всего у него просто разыгралось воображение. Если быть с собой до конца честным, то надо признаться, что он по-прежнему влюблен в нее. Как он ни работал над собой, чувства отказывались повиноваться приказу. Слова Пола не остались без отклика. Частичка его души – вероятно, та, что послабее, – искала предлога, чтобы простить ее.
   Он обогнул дом и с удивлением нашел заднюю дверь незапертой. Он вошел неслышно, повинуясь внутреннему голосу, советовавшему до поры до времени помалкивать.
   Включив свет; он увидел нагромождение коробок. Эта картина не вызвала у него тревоги. Он на цыпочках пробрался в холл, где в алькове помещался на тумбочке телефонный аппарат. Он дотронулся до трубки и поднес палец к свету, проникающему через кухонную дверь.
   Кровь.
   Кровь Ройс.
   Истина дошла до него, как озарение, как удар в солнечное сплетение. Предчувствие не обмануло его и на этот раз.
   В тюрьму попал вовсе не убийца!
   Джиана подставили точно так же, как Ройс. Ответ на вопрос «кто» не вызывал теперь у Митча ни малейших сомнений. Он только удивлялся, что не догадался обо всем раньше.
   Высокомерный болван, сукин сын!
   Покрывшись липким потом от охватившей его паники, Митч понял, насколько ему дорога Ройс. Неужели пять лет, что они провели врозь, ничему его не научили? Он и тогда тосковал по ней, но не так сильно, как теперь, когда узнал ее по-настоящему. Как он сможет жить дальше, если допустит, чтобы с Ройс случилось несчастье?
   Он схватил трубку, намереваясь вызвать полицию, но трубка молчала. Сверху раздались негромкие звуки. Митч окаменел, поняв, что это за звуки.
   Мужской смех. Ройс наверняка еще жива. Слава тебе Господи!
   Митч мгновенно оценил свои шансы. Если бежать за помощью, то можно потом не застать Ройс в живых. Так рисковать он не мог.
   Он стал подниматься вверх по лестнице с максимальной скоростью, при которой удавалось сделать подъем бесшумным. Голос звучал все громче, тон казался вполне мирным. Хриплому мужскому баритону отвечал голос Ройс. Потерпи, девочка, не дай ему умолкнуть!
   Последний пролет был уже, чем главная лестница. Наконец Митч достиг цели и спрятался за приоткрытой дверью. В щель между дверью и косяком он разглядел следующую картину: Ройс лежала на кушетке с привязанными к спинке руками, а рядом с ней сидел, повернувшись к Митчу спиной, Брент Фаренхолт.
   Проклятье! Почему он не носит револьвер? Он без всяких угрызений совести всадил бы этому подонку в спину целую обойму. Ты оказался дураком, Митч: ты недооценил Брента.
   Обзывая себя безмозглым дурнем, Митч просунул в щель палец. Он увидел, как Ройс, заметив его маневр, поспешно отвернулась.
   Глаза Ройс наполнились слезами. Небо услышало ее молитвы, и Митч правильно расшифровал ее зов. Она была удивлена, когда Брент разрешил ей сделать один звонок, поверив ее наспех слепленной истории насчет похода куда-то с Вал и ее братом. Она набрала номер телефона у Митча в машине. Ей повезло: он оказался за рулем, взял трубку и сообразил, что она не напрасно обратилась к нему как к Вал.
   Ройс догадалась, что Бренту не захочется, чтобы Вал приезжала за Ройс. Садизм побуждал его медленно умерщвлять Ройс, как Кэролайн, заставлять ее страдать на протяжении долгих часов, а самому наслаждаться изысканным зрелищем.
   Он уже порезал ее в нескольких местах. Это были неглубокие порезы, но и из-за них Ройс могла со временем истечь кровью. Уже сейчас она сильно ослабела, одежда стала липкой от собственной теплой крови. Она понимала, что не выживет, если раны не будут вовремя перевязаны.
   – А Кэролайн не плакала, – упрекнул Брент Ройс, неверно истолковав ее слезы облегчения при виде Митча.
   Теперь Ройс осмелела. До Митча можно было дотянуться рукой, а это рождало надежду, хотя она знала, что он безоружен, иначе сразу ворвался бы в комнату.
   – Она пыталась меня надуть, притворившись мертвой, но у нее ничего не вышло. – Брент засмеялся своим обезоруживающим смехом, так хорошо знакомым Ройс. Этим смехом он располагал к себе людей. – Она потянулась к телефону, но я наступил ей на руку и не убирал ногу до тех пор, пока сам Господь уже не мог бы ее спасти.