Сойер Мерил. Поцелуй в темноте

   Митч бросал на нее взгляды, способные остановить разогнавшегося носорога.
   – Вы выступили заодно с группой защиты прав животных, согласившись защищать свирепую пуму, которую вознамерился усыпить департамент охоты и рыболовства. Не сомневаюсь, что зрителям любопытно, не является ли ваша программа помощи бездомным, при всех ее достоинствах, лишь способом привлечь к себе внимание прессы для облегчения восхождения по политической лестнице.
   Камера не была больше обращена на Ройс. Митч смотрел на нее так, словно был готов удушить ее собственными руками. Он разинул было рот, чтобы ответить, но Ройс ловко распорядилась временем: зазвучавшая музыка не дала Митчу произнести больше ни слова.
 
   Полу Талботту не пришлось оборачиваться, чтобы узнать, что в бар «Ликвид Зу» вошел Митч. В баре было темно, единственным освещением были розовые светящиеся слоники, потребляющие спиртное при помощи хоботов, и большой телевизионный экран. Несколько посетителей дружно приветствовали Митча вопросами, на какое место он метит – окружного или генерального прокурора.
   Пол не расслышал ответ Митча, но не сомневался, что в белокурой шевелюре друга уже к утру прибавится несколько седых волос. Он никогда еще не видел Митча настолько разгневанным, как в завершающем кадре телепрограммы.
   Митч плюхнулся на потертый табурет перед баром. Бармен подал ему виски со льдом. Сделав глоток, Митч повернулся к Полу.
   – Ну, что скажешь?
   Пол и Митч знали друг друга с тех пор, как в восемнадцатилетнем возрасте занимали соседние койки на военном корабле. С тех пор минуло почти двадцать лет, однако они остались закадычными друзьями, используя в качестве материала, скрепляющего дружбу, бескомпромиссную честность друг с другом. Митч простил бы Полу все, кроме одного – лжи.
   – Ты был безупречен, Митч, пока она не подловила тебя на политике.
   – Вот стерва! – Митч в сердцах осушил стакан и уставился в него. – Клянусь, я был готов ее придушить!
   – Знаешь, мне на протяжении всей программы казалось, что вы с ней антагонисты. Ройс Уинстон имеет на тебя зуб.
   – Еще какой! Она меня на дух не переносит. – Митч подвинул стакан, жестом потребовав налить еще порцию виски. – Но я удивлен, что ты это заметил. Не думал, что это бросается в глаза.
   – Не забывай, что в этом состоит мое ремесло. – Пол гордился своим умением видеть людей насквозь. При первой же встрече с Митчем в тренировочном лагере ВМФ невесть сколько лет тому назад он почувствовал, что за фасадом крепкого парня скрывается одинокая, мятущаяся душа.
   Годы, отданные полицейской службе, еще сильнее отточили этот инстинкт. Теперь Пол был частным детективом, а это занятие требовало от него уверенного разгадывания самых разных людей. Пол чрезвычайно редко ошибался в людях.
   Впрочем, ему не потребовалось никакого шестого чувства, чтобы смекнуть, что сейчас неподходящий момент, чтобы донимать Митча вопросами. Еще в юности, едва познакомившись с ним, Пол понял, что Митч говорит только то, что считает нужным. Даже через столько лет Пол понятия не имел, что представляла собой жизнь Митча до их встречи, и сомневался, что когда-либо будет просвещен на сей счет.
   – Видишь свободную кабинку? – пробубнил Митч. – Закажем пиццу.
   Пол потащился за ним следом в кабинку, чувствуя спазмы в желудке при одной мысли о чудовищной пицце, которой их тут могут попотчевать. Это было равносильно поглощению расплавленного сыра, намазанного на старую перчатку. Впрочем, Митчу было на это наплевать: он круглую неделю питался комбинированной пиццей, хотя требовал не класть в нее анчоусы.
   Пол наблюдал за Митчем, пока тот заказывал пиццу и еще выпивки. Чем вызвано такое раздражение? Да, особа по фамилии Уинстон неплохо его подловила, но ведь он почти все интервью был на высоте.
   Конечно, теперь снова придется опровергать слухи, будто он метит в кресло окружного прокурора. Митч дал свой прежней любовнице Абигайль Карнивали слово, что не станет претендовать на этот пост, чтобы не мешать ей. Теперь плотоядная бестия потребует его крови. Непонятно, что Митч в ней нашел? Роскошная бабенка, но из тех, от которых только и жди беды.
   – Мне надо было догадаться, что Ройс выкинет что-то в этом роде. Она и сейчас, после стольких лет, идет по моему следу, как ищейка.
   Митчу была присуща южная размашистость, которую он всю жизнь пытался усмирить, но так и не поборол до конца. Когда он сердился, как сейчас, то начинал к тому же говорить с заметным южным акцентом.
   – Я не знал, что ты знаком с Ройс Уинстон.
   Митч некоторое время следил за боксом на телеэкране. Наконец он произнес:
   – Я познакомился с ней пять с чем-то лет тому назад. Ты тогда как раз отлучился, помнишь?
   – Кто же забудет вызов в управление кадров? – Пол был уволен из полиции по ложному обвинению и целый год колесил по стране на мотоцикле. Вернувшись, он обнаружил, что от него ушла жена, забрав детей. Зато у него остался друг.
   – Мне не удалось набрать за три года того количества свидетельств о непрерывном образовании, которое необходимо для получения лицензии на адвокатскую деятельность, – начал Митч свой рассказ. – Тогда я записался на юридические курсы при спортивном клубе «Джайнтс», где слушал разную дребедень про этику контрактной системы в спорте. Потом была неделя в клубе медитации: там я блудил, загорал и внимал лекциям об эффективном использовании вспомогательного персонала коллегии…
   Официант принес пиво и пиццу, проявив при этом такую же степень аккуратности, какую проявляет мусорщик, загружающий в бункер очередной бак с отбросами. Митч схватил пиццу и откусил здоровенный кусок. Пол всегда недоумевал, чем так приглянулось Митчу это заведение. Неужели трудно заметить, что пицца безобразно подгорела? Но нет, для Митча не играло роли, что именно он ест, – главное, чтобы это называлось пиццей.
   – Мне все равно не хватало свидетельства с курсов по борьбе со стрессом, поэтому я записался на недельную программу в институт самопознания в Биг-Суре – одно из многих японских заведений, пользовавшихся большой популярностью, пока мы не сообразили, что совершаем экономическое харакири, когда подвываем Токио. Первое занятие проходило в манговой роще с видом на океан. Клянусь, на полу лежали подушечки для медитации, всюду воняли курильницы. Я уже озирался, чтобы найти, где расписаться, прежде чем сделать ноги, как вдруг появилась блондинка с табличкой на груди: «Ройс».
   – Значит, Ройс Энн Уинстон была руководительницей группы?
   – Да. – Митч все заглядывал в свой стакан. – Ее фамилию я узнал потом, но было уже поздно. Там на табличках писали только имена, чтобы нам легче было общаться.
   Митч глубоко вздохнул, даже не поморщившись от запаха прокисшего пива и подгоревшей пиццы. На него нахлынули воспоминания: в ноздрях снова стоял запах сандалового дерева – тот самый, который ассоциировался у него со знакомством с Ройс.
 
   Пятью годами раньше он восседал на подушечке для медитации, поедая глазами блондинку в безразмерном свитере металлического цвета, который все равно был не в состоянии скрыть ее роскошные, как у голливудских звезд прежних времен, формы.
   Он бы поостерегся назвать ее милашкой: у нее были слишком крупные черты лица, что не соответствовало общепринятому понятию о женственности; зато у нее были широко расставленные зеленые глаза, аппетитный рот, светлые волосы, навечно растрепанные в аэродинамической трубе. Да, еще очаровательные веснушки. Она выглядела на несколько лет моложе его – ей нельзя было дать и тридцати.
   – Так! – Она похлопала в ладоши, привлекая к себе внимание. Кольца на пальце не обнаружилось. – Я – Ройс, ваша духовная наставница. Начинаем немедленно. Каждый берет подушечку и садится на нее. Скрестите по-индийски ноги, руки положите на колени.
   Пока группа усаживалась, Митч не сводил взгляд с Ройс. Шестое чувство подсказывало ему, что перед ним достойная внимания особа. Она тем временем рассматривала сонную группу. Все эти люди ни за что бы здесь не появились, не прими законодатели решение об улучшении профессиональных качеств адвокатского корпуса с помощью подобных занятий. Какая чушь!
   – Закройте глаза и дышите глубоко-глубоко. Благовония окажут на вас умиротворяющее действие. Ни о чем не думайте. Позвольте ветру развеять ваши мысли.
   Очковтирательство! Он смотрел на Ройс, сидевшую, скрестив ноги, на подушечке. Ее ладони лежали на коленях, голова была слегка опущена. Бессознательным жестом, который он нашел весьма стимулирующим, она перебросила через плечи свои волнистые пряди.
   Она увлеченно обучала адвокатов, в большинстве мужчин, разморенных солнцем, глубокому оздоравливающему дыханию. Ей была присуща бросающаяся в глаза сексуальность. На вид она была типичной простушкой-соседкой, неспособной заронить тревогу в сердце любящей матушки; зато папаше было бы достаточно взглянуть на нее разок, чтобы, поспешно заманив сынка за сарай, прочесть ему лекцию о противозачаточных средствах.
   Она открыла глаза и посмотрела на Митча. С таким взглядом нечего делать за пределами спальни.
   – Дышите глубже, – распорядилась она.
   Он улыбнулся улыбкой знатока, при виде которой многие женщины добровольно сбрасывали трусики. Но она снова зажмурилась, не проявив к нему интереса.
   – Медленнее, медленнее, – наставляла она. – Теперь выдыхайте. – Голос ее звучал тихо, гипнотизирующе. Ему этот голос казался невыносимо сексуальным.
   – Выпускайте воздух через ноздри. Вместе с ним выходит напряжение, стресс. Сосредоточьтесь на том, что вы расстаетесь со всем ненужным. Представьте себе, какую ношу вы сваливаете с плеч. Не препятствуйте своему освобождению!
   – У поросячьей бадьи и то интереснее, – прошептал Митч. Она продолжала что-то говорить, но он отключился. Он представлял себе Ройс в постели, с рассыпавшимися по подушке волосами, с раскинутыми в стороны ногами. Его легкие наполнились запахом сандала, в голове замелькали соблазнительные сценки с Ройс в главной роли.
   – Митч! Земля вызывает Митча! – позвала его Ройс.
   Все обернулись на него. Он утратил нить ее наставлений. Неужели упустил что-то важное?
   – Простите, отвлекся. Слишком много ладана.
   Она улыбнулась. Зубы у нее у нее оказались ровные, белые.
   – Мы делимся друг с другом мыслями, которые нас покидают. С каким грузом расстались вы, Митч?
   – Я думал о том, чем бы мне хотелось владеть.
   Адвокаты дружно загоготали. Один из придурков из числа общественных защитников свалился с подушечки. Митч догадался, что и все остальные, а не только он, находят Ройс необыкновенно сексуальной.
   Она пропустила мимо ушей его двусмысленные слова и сказала:
   – Давайте я посмотрю, как вы умеете глубоко дышать, Митч.
   Чувствуя себя полным болваном, он запыхтел, как паровоз. Он был готов на что угодно, лишь бы она обратила на него внимание.
   – А теперь, Митч, – насмешливо заключила она, – выдохните все свои тревоги, избавьтесь от своей навязчивой идеи – почасовой оплаты за адвокатские услуги.
   Коллеги покатились со смеху, в восторге хлопая себя по ляжкам. От этого ладана и впрямь можно было лишиться рассудка. Митч не соизволил пояснить, что работает в прокуратуре и в отличие от большинства юристов не выставляет счетов по часам.
   Медитация продолжалась все утро. Затем у всех юристов появились вопросы, и они образовали вокруг Ройс плотную толпу. Митч держался в сторонке, но внимательно слушал. Ей приходилось нелегко, но она с честью выпутывалась из затруднительного положения.
   Наконец возможность показать себя получил последний страждущий. Митч стоял неподалеку, притворяясь, будто наслаждается зрелищем бескрайнего океана, пока бесстыдник втолковывал Ройс, что ему известна пара, вознесшаяся на небывалые трансцендентные вершины благодаря практике орального секса.
   – Я не занимаюсь оральным сексом, – отрезала Ройс, устав от приставаний. – От этого слишком толстеешь!
   Она удалилась, прежде чем нахал нашелся, что ответить. Покачав головой, Митч устремился за ней следом и настиг на тропинке, ведущей к воде.
   – Минутку, Ройс!
   – Митч, Торквемада в легионе мучителей! Ваше место в бассейне, на водной терапии. – Она еще не успела взять себя в руки.
   – Никуда они не денутся. Распишусь позже.
   – Марш к группе! – Она заторопилась по тропинке, прочь от него.
   Он поставил хорошую оценку виду сзади, особенно ногам. Он тащился за ней следом, раздумывая на ходу, что бы еще сказать. Непростая ситуация всегда вызывала у него прилив энергии.
   Она неожиданно остановилась, и он с наслаждением врезался в нее. Что за грудь – большая, упругая!
   – Извините, – сказал он, обнимая ее, словно иначе ему было бы трудно удержаться на ногах. Вблизи она смотрелась еще более соблазнительно.
   – Учтите, Митч, – сказал она, высвобождаясь, – я терпеть не могу адвокатов. Я всегда вспоминаю слова своего отца: между шлюхой и адвокатом нет ни малейшей разницы. Оба отдаются за деньги. Поработав здесь, я еще больше убедилась в его правоте.
   – Тогда зачем вы здесь работаете?
   – Я журналистка. Мне нужны деньги. – Она помахала рукой. – Возвращайтесь к группе. Не тратьте понапрасну время.
   Не дав ему шанса ответить, она заторопилась дальше. Но Митч устремился за ней. Он привык, что ничто в жизни не дается ему просто так. Если ему чего-то хотелось, он был вынужден добиваться своего в поте лица.
   – Я занимаюсь юриспруденцией, – сказал он, обнаружив ее на камне у полосы прибоя, – ради денег. На самом деле я – изобретатель.
   – Неужели? – Ее зеленые глаза глядели недоверчиво.
   – Да. Я придумал лекарство, которое сейчас проходит проверку. На это могут уйти годы – сами знаете, бюрократия.
   – Что же это за лекарство?
   Он присел на камень с ней рядом, глядя на нее как можно более бесхитростным взглядом.
   – Нечто такое, без чего не может обойтись ни одна женщина.
   – Переносной определитель вранья?
   Он притворился оскорбленным и стал провожать взглядом пенные валы, лениво подкатывающиеся к берегу.
   Она дала себя обмануть – прикоснувшись к его руке, она молвила:
   – Расскажите мне о своем изобретении.
   – Это таблетка, – сказал он, сохраняя серьезное выражение. – Она делает сперму менее калорийной.
   Ройс замигала, не сразу спохватившись.
   – Вот мерзавец!
   – До совершенства я еще не дошел, но мне осталось совсем немного.
   Она толкнула его в грудь обеими руками, но он успел заметить улыбку на ее лице. Он поймал ее за руки.
   – Дайте мне шанс!
   Какое-то время они смотрели друг другу в глаза, едва не соприкасаясь губами, обдавая друг друга горячим дыханием. Он уловил головокружительный аромат ее духов. От ее тела так и веяло жаром, ее восхитительная грудь прикасалась к его груди. Волны ритмично накатывались на берег, располагая к хорошо знакомому обоим телам ритмическому занятию.
   – В данный момент со мной не очень-то весело, – сказала она наконец. – Моя мать недавно скончалась от рака. Я никак не смирюсь с тем, что ее больше нет… – В глазах у нее блеснули слезы.
   – Расскажите, как это произошло.
   Следующие два дня они не расставались. Говорила в основном она – о матери. Он слушал, держа ее за руку; Заходить дальше он пока не осмеливался, чувствуя, что ее уже достаточно издергали озорники-юристы.
   Он не делился с ней своими профессиональными проблемами. Зачем, раз она ненавидит адвокатов? Для того чтобы передумать, ей понадобится немало времени. Разумеется, он ни разу не позволил разговору перейти на его семью, его прошлое. Это было табу.
   Он впервые исполнял роль чуткого кавалера. Обычно он покорял женщин силой. Если они отшатывались, он махал на них рукой. Однако он понимал, что Ройс не из тех, кто клюет на мускулистых балбесов из раздевалки.
   Она вызывала у него интерес, озадачивала его. Ее представления о жизни показались ему оригинальными, сама она все больше его завораживала.
   В последний вечер был устроен прощальный ужин у бассейна с лечебными грязями. Митч ждал Ройс, но она не явилась. Он нашел ее на темной автостоянке: она загружала свои вещи в видавшую виды «Тойоту».
   – Не удерете же вы, не попрощавшись!
   Именно это она и собиралась сделать. Выходит, он ошибся на ее счет: ему-то казалось, что дело сдвинулось с мертвой точки…
   – Меня ждет отец. – Она захлопнула багажник и подошла к дверце. – Я вынуждена торопиться обратно в Сан-Франциско.
   – Он болен?
   – После смерти матери он… в депрессии. – В темноте было трудно разобрать выражение ее лица, однако, судя по голосу, у нее разрывалось сердце от жалости к отцу.
   Он дал ей салфетку, прихваченную со стола, и ручку.
   – Запишите свой номер телефона. Я вам позвоню. – Он поостерегся спрашивать, захочет ли она снова с ним увидеться, – мало ли, каков будет ответ?
   Она послушно нацарапала несколько цифр.
   – Меня целый месяц не будет дома. Я накопила денег, чтобы свозить отца в Италию, к родственникам матери.
   – Месяц? – Это прозвучало, как смертный приговор. Он терпел весь уик-энд, надеясь встретиться с ней в Сан-Франциско. Теперь придется махнуть рукой на предосторожности. Он обнял ее. Объятия получились более грубыми, чем ему хотелось. – Не забывайте меня.
   Не дав ей ответить, он взял ее за подбородок и поцеловал. Он планировал нежный поцелуй, но не имел ни малейшего представления о нежности. Его губы расплющили ей рот. Она покачнулась, схватила его за плечи, чтобы устоять, вскрикнула от неожиданности. При этом ее рот приоткрылся, и он воспользовался брешью, чтобы засунуть язык ей в рот и нашарить там кончик ее языка. Она ответила на поцелуй, судорожно обняв его за шею.
   Ее пальцы уже ерошили ему волосы. Его мужское естество должным образом отреагировало на происходящее. Зачем он ждал столько времени?
   – Митч… – прошептала она ему в самое ухо. – Еще один шрам от все той же драки?
   Дьявол! Она нащупала у него на голове, в волосах над ухом, третий шрам. Она уже спрашивала его о происхождении двух шрамов у него на лице, но он отмахнулся, сославшись на давнюю драку. Это не вполне соответствовало действительности, зато не препятствовало продвижению по служебной лестнице.
   Сейчас он что-то неопределенно буркнул и отвлек ее, прижав к себе, чтобы она почувствовала всю твердость его намерений.
   – Не надо, – прошептала она с улыбкой.
   Если бы он хотя бы на мгновение поверил, что она действительно возражает, то немедленно отпустил бы ее, но она продолжала его обнимать, ее губы оставались в той же близости от его лица. Даже в темноте безлунного вечера он видел отблеск страсти в ее зеленых глазах.
   Она нашла губами его губы. Он ответил со всей своей необузданностью, навалился на нее всем телом, едва не опрокинув на капот машины. Ей это пришлось по нраву: она едва не царапала ему затылок, ее бедра тесно прижались к его.
   Он запустил руку ей в волосы, намотал их себе на ладонь. Рывок – и ее голова была запрокинута; в его распоряжении оказалась вся ее нежная шея. Сначала он покрыл поцелуями этот участок ее тела, потом двинулся вниз – туда его манил вырез ее блузки. Его язык забрался в тесное ущелье между грудями, рука с наслаждением обхватила одну грудь.
   Ознакомившись с формой ее груди, он потрогал большим пальцем сосок и быстро добился, чтобы он напрягся.
   – О, Митч!..
   Он отпустил ее волосы, сделал шаг назад. Она упала ему на грудь, уткнувшись макушкой ему в подбородок. На то, чтобы расстегнуть ее блузку, ушло одно мгновение. Ее кружевной лифчик с половинными чашечками оказался образцом интимного искусства. Лежащая в нем грудь преподносилась Митчу, как трепетная языческая жертва.
   – Понятно: фронтальная загрузка. – Он расстегнул лифчик. Груди легли ему в ладони, которые ему пришлось при этом широко раскрыть. Его возбуждение было теперь так сильно, что застежка-«молния» выступала в роли пыточного приспособления для его рвущейся на волю мужественности.
   Сердце Ройс трепетало прямо у него в руке, прерывистое дыхание обжигало ему шею. Он наклонился и поцеловал сначала одну, потом другую грудь, неторопливо очертив языком твердые соски.
   – На заднем сиденье твоей «Тойоты» нам хватит места.
   – Я тебя едва знаю, – прошептала она. – Это будет просто секс.
   – Меня это устраивает. – Он еще поработал над ее соском, потом поднял голову и улыбнулся улыбкой сорванца. – Ты ведь хочешь меня. Не отрицай.
   В следующее мгновение на темную стоянку влетела машина. Свет фар окатил застывшую парочку, словно скованную арктическим холодом. Митч загородил Ройс собой. Она стала судорожно приводить в порядок свою одежду.
   – Вот незадача! – простонал Митч. Все пошло насмарку: опомнившаяся Ройс уже устроилась за рулем и засунула ключ в замок зажигания.
   – Увидимся через месяц! – крикнул он вдогонку «Тойоте», поспешно покидавшей стоянку, снова погрузившуюся в темноту.

4

   В слабом свечении розового слоника над кабинкой в «Ликвид Зу» Пол разглядывал Митча, который уже несколько минут держал паузу. Мысленно он все еще находился в прошлом пятилетней давности, вместе с Ройс.
   – Что произошло после ее отъезда? – поинтересовался Пол.
   – Месяц выдался такой, что чертям стало бы тошно, – сказал Митч. – Окружной прокурор слег на несколько недель с сердечным приступом, и на меня навалили столько дел, что их не потянул бы и десяток человек. Но я ни по одному не захотел заключать сделки.
   Пол обратил внимание на то, с какой неприязнью выговорил Митч последние слова. Митч придерживался мнения, что сделки о признании вины подрывают основы юриспруденции. Возможно, так оно и было. Так или иначе, благодаря сделкам многие адвокаты по уголовным делам богатели на глазах, самозабвенно защищая правонарушителей, постоянно находившихся в поле внимания судебной машины.
   – Под конец того проклятого месяца, когда я уже надеялся на возвращение Ройс, мне подсунули очередное дело: в автомобильной аварии погиб мужчина. По словам его спутника, оставшегося в живых, за рулем сидел погибший, однако полиция заподозрила выжившего, оказавшегося, как показала проверка, под градусом, в том, что машину вел он.
   Улики были так себе. Само предъявление обвинения Теренсу Уинстону, местной знаменитости, автору постоянной рубрики в «Экземенере» и видной фигуре в либеральных политических кругах, находилось под вопросом.
   – Ты не знал, что это отец Ройс?
   – Не знал! Я спросил, как ее фамилия, когда мы брели по пляжу. Шум прибоя, глухое ухо – как тут было разобрать фамилию? Мне показалось, что она назвалась Ройс Эннстон, а она, конечно, сказала «Ройс Энн Уинстон».
   Дело меня разозлило. Даже если бы нам удалось доказать, что за рулем сидел Уинстон, хороший защитник запросто отвел бы обвинение в вождении в нетрезвом виде. Полиция воспользовалась для анализа дыхательной трубкой, и данные превышали допустимый уровень на какую-то пустячную цифру.
   – Надо было сделать ему анализ крови, тем более что авария была со смертельным исходом.
   – Вот-вот. Полиция вела все дело спустя рукава. Спустя час после аварии оцепление на месте происшествия было снято.
   – Типичная история, – сказал Пол и задумался, прихлебывая теплое пиво. Обычно место преступления оставалось огороженным на протяжении нескольких дней, любые вещественные доказательства подвергались тщательному изучению. Однако на мостовой самой главной заботой была непрерывность движения транспорта, поэтому здесь сплошь и рядом возможность исследовать место преступления сохранялась в лучшем случае считанные часы.
   – Я уговорил заместителя шерифа, составившего протокол, – кретина, наверняка получившего диплом юриста заочно, – все запротоколировать. Что с того, что Уинстон – местная знаменитость? Разве это значит, что он должен выйти сухим из воды? Однако доказать его виновность было бы затруднительно. Автомобиль сгорел. То, что не погибло в огне, было испорчено пожарными, не пожалевшими воды.
   – Ты в то время ни разу не говорил с Ройс?
   – Я звонил ей, но никто не снимал трубку. В газетах ни разу не появилось ее имя – в заметках указывалось лишь, что у подозреваемого есть дочь и что его жена недавно умерла. – Митч покачал головой. – Я увидел Ройс только на предварительном слушании. Не помню, чтобы кто-либо когда-нибудь смотрел на меня с такой же ненавистью, кроме одного человека…
   В полутьме шрамы на лице Митча были почти незаметны. Пол знал, что был человек, ненавидевший Митча несравненно сильнее, чем Ройс, но за все время их знакомства ни разу не пытался выяснить, кто пытался его убить. Пол знал одно: Митч подвергся нападению. Он подозревал, что речь идет о женщине, но не смог бы сказать, на чем основано подозрение. То была чистейшая интуиция.
   – Уинстона взялся защищать его давний приятель, адвокат по завещательным делам. Я отвел его с пол-оборота еще на предварительном слушании. – Митч отодвинул недоеденную пиццу. – Уинстон был так раздавлен, что Ройс пришлось выводить его из зала суда, когда судья постановил, что имеющихся доказательств достаточно для возбуждения дела.
   На следующее утро я прочел в газете, что отец Ройс застрелился. Он находился в депрессии после смерти жены и был слишком напуган перспективой суда.
   – Господи! – Пол присвистнул. Как раз в то время он отсутствовал, пытаясь наладить свою жизнь после ухода из полиции. Возвратился он вскоре после этих событий, но прошло еще полгода, прежде чем он окончательно ожил. В те месяцы Митч избегал загружать его своими проблемами.