— Ну, — неохотно начал Укия, — мы ходим все вокруг да около. Думаю, нам обоим несколько страшно.
   — Чего же тут бояться?
   Макс убрал свой чемодан и уселся в левое кресло.
   Крэйнак втиснулся в дверь и остановился в проходе, перекрыв массивным корпусом путь стюардессе. Укия оглянулся на Крэйнака и прошептал другу на ухо:
   — Начать с того, что я не человек.
   Макс посмотрел на него мрачно и неодобрительно.
   — Ты человек, — тихо, но убедительно проговорил он. — Что дальше?
   Укия вздохнул и принялся покорно изливать душу.
   — Мои мамаши трясутся от ярости при мысли, что Индиго станет моей женой и мы будем связаны навсегда. Им никогда особенно не нравилось, что мы с Индиго переспали еще до первого свидания.
   — Да, это произошло несколько неожиданно, — согласился Макс.
   — Мама Лара выработала целую теорию, согласно которой Индиго соблазнила меня, приняв слишком близко к сердцу, что я спас ее и попал в плен к Стае. Затем она встречалась со мной в приступе раскаяния за совращение столь неопытного юноши, а теперь заставляет меня жениться на себе, потому что я умер и народил Киттаннинга, когда спасал ее.
   — Как это по-женски — стараться найти всему сложное объяснение.
   Укия плюхнулся в кресло у окна.
   — Вот такая у меня семья.
   — Я хотел спросить, как удался воскресный пикник?
   — Ну, кажется, братьям и сестрам Индиго я понравился. Ее старший брат Зейн сказал, что раз уж она бегает и стреляет в кого ни попадя, то имеет право сама выбирать себе мужа.
   Макс рассмеялся.
   — Впрочем, ее родители… для них я просто длинноволосый подросток, индеец, монотеист, мальчик-волк, воспитанный двумя лесбиянками и имеющий сына от предыдущей неудавшейся связи.
   — Это цитата?
   — Мама Индиго не подозревает, какой у меня хороший слух.
   — Ох. — Макс поморщился. — Не волнуйся, парень, они привыкнут.
   Укия кивнул, но снова в его сознании прозвучало тихое «если».
   — Мама Джо беспокоится, что мы недостаточно обсудили будущую совместную жизнь. Я не имею ни малейшего представления о том, как жить одному, и, таким образом, Индиго придется взять на себя все хозяйство. А это создаст дополнительную нагрузку, к которой она не готова.
   — Мама Джо очень хорошая женщина, — сказал Макс. — Но она постоянно недооценивает твою способность учиться. Если ты захочешь, чтобы брак удался, у тебя это получится.
   И опять «если». Какая-то его часть, несомненно, страстно желала жениться на Индиго, несмотря на ожидающую впереди неизвестность. Сам того не подозревая, Укия в глубине души хотел, чтобы его жена и его сын жили в его доме — вот она, одна из ловушек для взрослых.
   Он с неудовольствием осознал эти глубинные стремления. А может ли быть так, что он просто хочет жениться — независимо от любви к Индиго?
 
   Когда Укия вспоминал Орегон, в его сознании воскресали крутые холмы, покрытые деревьями. Поэтому он немало удивился, когда под крылом снижающегося самолета проплыла плоская безлесая равнина, расчерченная большими престранными окружностями.
   — Что это? — спросил он Крэйнака.
   Тот наклонился, чтобы взглянуть за окно.
   — Это следы… от штуковин для кругового орошения.
   Они приземлились, а Пендлтон так и не показался. По сравнению с хьюстонским аэропорт был до смешного маленьким — всего четыре скромного размера зала, связанные между собой. Над единственной дверью, ведущей к единственной же просвечивающей установке, виднелась табличка «Все ворота». На сегодняшний день это был единственный аэропорт, который не подавлял Укию.
   В самой просторной комнате играли четверо смуглых, черноглазых и черноволосых ребятишек. Укия наблюдал за детьми, в то время как Макс через контору «Херц» нанимал два «шеви-блейзера». На его долю, как всегда, выпало немало бюрократической волокиты, необходимой, чтобы еще не достигший двадцати пяти лет Укия мог, не нарушая закона, сесть за руль. Кто эти дети — индейцы, китайцы или мексиканцы? Но они находились слишком далеко, чтобы можно было определить точно.
   Макс бросил ему ключи от «шеви».
   — Уверен, что сможешь вести машину?
   — Да, если мне дать пару минут, чтобы прийти в себя. Здесь нет огромной толпы, так что все в порядке.
   Агент «Херца» рассмеялся.
   — Недельки через две здесь яблоку будет негде упасть. Начнется грандиозное шоу — родео и индейские шаманские пляски. Население Пендлтона увеличивается с двадцати тысяч до шестидесяти.
   — Ох, — содрогнулся Макс. — Надеюсь, к четвергу нас здесь уже не будет.
   — Народ начнет стягиваться уже в эти выходные, — проговорил агент.
   — Теперь понятно, почему нам так легко достались места в гостинице, — пробормотал Макс, переставляя часы по местному времени. — Сейчас пять тридцать. Встретимся в отеле через пару часов, идет? Скорее всего мы оба окажемся вне зоны действия местной сотовой сети, так что возьми спутниковый передатчик. Звони, если возникнут трудности.
   Укия подхватил сумку, в которой лежала рация, и направился к автомобильной стоянке. «Блейзер» стоял открытым и потому нагрелся, как сковородка.
   Сыщик включил кондиционер и остался снаружи, привыкая к новому окружающему миру.
   Аэропорт находился на окраине речной долины. Равнина неожиданно резко переходила в неровную россыпь холмов. Копны сжатой пшеницы на соседних полях отливали золотом, жаркий воздух дрожал в лучах палящего солнца. Издалека доносился непрерывный гул автотрассы и слабое журчание воды. Как только «блейзер» перестал походить на пыточную камеру, Укия залез внутрь и отправился на поиски Джесса Брыкающегося Оленя.
 
   Пендлтон казался чужим и одновременно знакомым, словно отремонтированный дом. Строгую сетку улиц слегка нарушали изгибы реки, ни одно название Укия не встречал раньше, и всего несколько домов пробудили какие-то смутные чувства. Он пересек реку и по склону срезал до трассы И-84. Выйдя из машины, Укия бросил взгляд на островок цивилизации, окруженный бескрайним морем прерии.
   Мама Джо вывезла его из Орегона, минуя Пендлтон, и тогда города мальчик не видел. Неужели он вспоминает события раннего детства?
   Он сосредоточился на воспоминании и осознал, что оно принадлежит не ему, а Ренни Шоу.
   Когда Укия понял, что он сам, Стая и Онтонгарды не люди, он пошел к Ренни Шоу и потребовал ответов. Кто он такой и какое отношение имеет к Стае? Кто такие Онтонгарды? Откуда они все взялись? Почему Онтонгарды хотели убить его? Ренни ничего не ответил, а просто выпустил немного своей крови в кофейную банку и передал ее Укии, объяснив, что надо делать. Кровь превратилась в мышь — так случалось всякий раз, когда кровь кого-то из Стаи отделялась от человеческого тела, — в которой находилась генетически закодированная память Ренни. Несколько удивившись странному способу передачи информации, Укия поглотил мышь, и воспоминания Ренни добавились к его собственным.
   Чужая память несколько отличалась от своей: воспоминания, хотя и столь же яркие, воспроизводились в сознании куда неохотней. Образы и мысли походили на мелких рыбешек, снующих в толще воды и не желающих попадаться на крючок. И все же, сосредоточившись, можно было извлечь воспоминания Ренни из глубин сознания и проанализировать, хотя добровольно они никогда не приходили на ум.
   Укия выхватил отголосок из прошлого и углубился в него: Ренни посещал восточный Орегон дважды. Первый раз это произошло через десять лет после того дня, как Ренни перестал быть человеком, — 5 мая 1864 года.
 
   Онтонгарды размножались, паразитируя на чужом теле подобно вирусам и используя особенности биологии других существ. Постепенно все клетки «хозяина» изменялись и становились идентичными клеткам подселенца. Но с одной маленькой особенностью: эти Твари — так Онтонгарды называли полностью модифицированных «хозяев» — сохраняли все знания и умения, необходимые для выживания и процветания в исходной экосистеме. Так Онтонгарды кочевали по вселенной, приобретая по пути не только тела, приспособленные к различным условиям жизни, но и разум, память и навыки, принадлежавшие прежним владельцам.
   И некогда хилая и беспомощная раса похитила все необходимое для завоевания звезд.
   Чтобы сражаться с Онтонгардами, Прайму пришлось самому создавать Тварей.
   На службе в армии во время войны Ренни был ранен и придавлен собственной лошадью в густом подлеске к западу от Дикой Церкви. Первая Тварь Прайма, Койот, явился перед Ренни при свете луны — волк, ставший человеком благодаря крови инопланетянина и названный в честь языческого божества, — и предложил проклятый дар жизни Твари. Ренни согласился: ему тогда было всего двадцать три, где-то далеко его ждала жена с маленьким ребенком, и он не думал о цене. Кровь Койота прожгла себе путь сквозь тело Ренни, внося генетические изменения и превращая Ренни в копию Койота — только с прежним лицом.
   И он стал первой Тварью Койота. Но к тому времени Гекс, единственный из Онтонгардов, который выжил после учиненного Праймом взрыва инопланетного корабля на Марсе и теперь держал путь прямиком на Землю, создал небольшую армию Тварей.
   Ренни никогда больше не возвращался к семье. Он посвятил себя войне против Онтонгардов, издалека защищая жену, сына и все человечество от космических завоевателей. К 1874 году они с другими Тварями Койота вынудили Гекса убраться подальше. Оставив Гекса на попечении боевых товарищей, Ренни сформировал отряд Волков-Воинов, и они все вернулись в Орегон, чтобы охотиться за рассеянными Тварями Гекса. Чувствуя себя на приграничных рубежах, Волки вели отчаянную борьбу и не щадили врага.
   Ренни вернулся в Орегон в первой половине прошлого века по вызову Дегаса, главы клана Дворняг-Демонов. К тому времени противостояние между Стаей и Онтонгардами превратилось в скрытую войну. Ни одна сторона не желала, чтобы люди прознали о существовании между ними пришельцев из космоса.
   Ренни стоял на том же холме, озирая Пендлтон и забавляясь своим собственным удивлением.
   Прошло пятьдесят лет, старый пес. Конечно, все должно было измениться. Черт, они даже изменили прежнее название Станции Гудвина.
   Маленький городок, родившийся в эпоху золотой лихорадки, послужил отличным местом для охоты на Онтонгардов, думал Ренни. Теперь в этом новом Пендлтоне, появившемся на месте старой доброй Станции Гудвина, будет куда сложнее уничтожить их.
   — Теперь у них даже появился шериф, — произнес голос позади Ренни, заставив его подскочить. — Первый из них погиб при поимке бежавших из тюрьмы. Многие почитают его святым мучеником или кем-то в этом роде.
   Ренни резко обернулся, выхватывая спрятанный пистолет, но тут подул ветер, принося с собой запах невысокого мужчины, пропитанного дымом от горящего дерева. Тогда Ренни узнал его.
   — Дегас.
   В последний раз, когда они вместе охотились, Дегас был только-только создан. Его ярко-рыжие волосы свисали кудрями до резко очерченного подбородка. И было это — когда? — лет двадцать назад. Инопланетный ген постепенно делал волосы темнее, и огненные пряди со временем стали каштановыми. К тому же Дегас вздумал побриться — и в таком виде Ренни никак не мог признать крепко сбитого вожака Дворняг-Демонов.
   — Ты не особо торопился, — пробурчал Ренни, не слишком-то довольный, что не заметил приближения человека. Уже давно его никто не заставал врасплох.
   Дегас спустился с холма, вытирая руки белым платком, на котором оставались пятна крови.
   — Тебе не спрятаться от меня, Шоу. Я читаю все твои мысли. Ты злишься, что прозевал меня?
   — Сам знаешь, — рявкнул Ренни, испытывая новый прилив раздражения.
   Дегас издал негромкий, мягкий смешок.
   — Ладно, хватит рычать и гавкать, стань человеком, каким ты был от рождения, а не волком. Иначе в следующий раз мы будем нюхать друг у друга задницы.
   — Ты захотел со мной встретиться, чтобы заставить меня дожидаться, а потом оскорблять в лицо?
   — Это ты опоздал. — Дегас помахал у него перед лицом окровавленным платком. — Снова начались убийства с обеих сторон. Мы поймали одну из Тварей Гекса, у него из ушей лилась кровь Стаи.
   — Кого он убил? Окончательно или нет?
   — Не знаю. — Дегас отпустил платок, и ветер унес покрасневшую тряпицу, словно подбитого голубя, висящего над прериями. — Никто из Дворняг не пропал. Наверное, это какой-то новый потомок Стаи, и он снова становится собой. Если его не убили насовсем, то скоро он вернется в строй.
   Слова эти раскрывали неприглядную истину: Дворняги нередко создавали Тварей оптом, целыми пачками.
   Ренни скривился.
   — Это не наш метод.
   — Ну и зря, стоило бы изменить подходы! Гекс каждый день подселяется к новым людям. Мы не должны отставать от него: Тварь на Тварь.
   — То есть, если он получит половину мира, мы забираем себе вторую?
   — Но как сотня победит тысячу?
   — С помощью разума, с которым мы родились. Гекс держит Тварей на привязи, не позволяя им думать. Стоит перестать ими управлять, Твари превращаются в младенцев.
   — Ага, в младенцев с пушками.
   — Единственное, что нужно, это быть умнее, чем они.
   Ренни не сводил глаз с белого клочка, летящего над равниной. Идея только-только начала созревать, но тут он вспомнил, что Дегас читает в его сознании, и немедленно оборвал мыслительный процесс.
   Дегас подозрительно взглянул на собеседника, недовольный, что от него скрыли мысли.
   — Что?
   — Здесь мы попросту тратим время.
   — Ты думал не об этом.
   — Мои мысли не относятся к теме данного разговора.
   Ренни развернулся и зашагал прочь, старательно сохраняя разум в девственной чистоте.
 
   Вынырнув из воспоминания, Укия принялся размышлять над услышанным разговором. Какое отношение война между Стаей и Онтонгардами имеет к нему — если вообще имеет? Ренни ничего не помнил о пребывании в Орегоне самого Укии. Стая вообще не знала о существовании Укии до июня этого года. И все же следопыт не мог сбросить со счетов странное совпадение: Ренни прибыл в Пендлтон 23 сентября 1933 года — в тот же год, когда Брыкающиеся Олени потеряли своего ребенка, который впоследствии стал Волчонком из Уматиллы.

ГЛАВА 2

   24 августа 2004 года
   Ферма Брыкаюшегося Оленя
   Резервация индейцев Уматилла, штат Орегон
 
   Прямо по курсу автотрассы И-84 Укия обнаружил пропавшие холмы; они возвышались впереди, стеной протянувшись с севера на юг. Но где же деревья? На склонах не виднелось ни единого деревца, как и на соседних полях. Укия миновал знак «Въезд в резервацию индейцев Уматилла», который единственный свидетельствовал о пересечении границы. По сторонам дороги по-прежнему тянулись пашни и ограждения.
   Найти ранчо оказалось довольно просто. От главной дороги отходили извилистые грунтовки, ведущие к домам. Порой пологие холмы скрывали особняк от глаз проезжающих, но темный гравий дорог не давал ошибиться.
   Укия добрался до главного дома, окруженного несколькими опрятными строениями, припарковался напротив массивной двери и некоторое время неподвижно сидел, прислушиваясь к шороху двигателя. Неожиданно его охватило волнение.
   Если это его семья — то что дальше?
   Укия не задумывался о своих собственных чувствах и о возможной реакции родственников. Узнают ли они его? Он представил себе далекий-далекий 1933 год — и тем не менее очень ярко благодаря памяти Ренни. Он попытался оценить прошедшее время с точки зрения простого человека. Это оказалось нелегко. Укия ориентировался только на воспоминания Ренни о своем детстве — туманные и разрозненные по сравнению с четким и последовательным отчетом о произошедшем, который складывался в голове у каждого из Стаи. Укия подозревал, что память Ренни не в точности передавала образ мыслей человека. Шоу сделался потомком еще в молодости, и его воспоминания о детстве приобрели остроту и детальность инопланетного сознания.
   Укия не представлял, что помнит его семья. Он жалел, что не смог хорошенько поговорить о предстоящем с Максом — сдерживало присутствие Крэйнака.
   К тому же он не был уверен, хотят ли его найти. Вырезка из газеты говорила о «мальчике» и «ребенке». Сколько ему тогда было лет? Пять? Восемь? Восемнадцать? Кого они ждали — мальчика или старика?
   Теперь в голову закрались сомнения. Будут ли они счастливы обрести давно утраченного родственника? Мама Джо сказала однажды, что если бы она потеряла Келли, то искала бы дочку до самой смерти. Она считала, что родители Укии должны испытывать по отношению к нему то же самое, и поэтому наняла Макса, чтобы тот помог семье воссоединиться. Теперь Укия знал, что Гекс убил его отца, а мать наверняка погибла.
   Кто такой Джесс Брыкающийся Олень? Почему он хочет вернуть Укию? Нужно ли ему, чтобы тот вернулся в Орегон? Укия не особенно в это верил, но все же был рад, что достиг совершеннолетия и может сам выбирать, где и с кем ему жить.
   Но если это его настоящая семья, пожелает ли он вернуться к ней?
   В окне показалось женское лицо: Укию заметили.
   Неожиданно дом напомнил следопыту человеческую клетку, в которую его поймала мама Джо, — жизнь грозила измениться коренным образом. Укия не был готов к такому, он вообще еще не решил, хочет ли от жизни каких-либо перемен.
   Но нельзя же сидеть в машине вечность. Он нарушил пределы частной собственности и должен хотя бы объяснить свое присутствие здесь. С величайшей неохотой Укия вылез из машины и направился к входу.
   Дверь открылась, едва он протянул руку, чтобы постучаться. Воздух тут же наполнился запахом жареного бекона с картошкой. На пороге стояла женщина, выглядывавшая ранее из окна. Вид ее красноречиво свидетельствовал об отсутствии большой любви к непрошеным гостям. Женщине было заметно больше пятидесяти, длинные седеющие волосы увязаны в хвост, темные глаза смотрят напряженно и даже враждебно.
   — Слушаю?
   — Клэр Брыкающийся Олень? — Короткий кивок в ответ. — Простите за беспокойство. Я хотел позвонить, но в книге нет вашего номера. Я ищу Джесса Брыкающегося Оленя.
   Глаза ее сузились.
   — Да оставьте наконец его в покое!
   Укия удивленно заморгал.
   — Извините?
   — Уходите.
   Она двинулась, чтобы закрыть дверь.
   — Подождите! — Укия ухватился за створку. — Здесь какое-то недоразумение. Я не тот, кто вы думаете. Кто бы, черт подери, это ни был!
   — Отпустите дверь.
   Женщина снова попыталась захлопнуть ее. Укия по-прежнему удерживал дверь, торопливо объясняя, в чем дело.
   — Пожалуйста, я всего лишь хочу поговорить с Джессом Брыкающимся Оленем о статье в «Восточном орегонце». Он хотел что-нибудь узнать о диком ребенке.
   Клэр Брыкающийся Олень дернула дверь, пытаясь захлопнуть ее перед носом у нежелательного посетителя. Не раздумывая, Укия еще крепче схватился за ручку.
   — Отпустите дверь, иначе я позову сына. Сами же не обрадуетесь.
   Он по-прежнему держал дверь, зная, что если отпустит, то поговорить с женщиной уж точно не удастся. И тогда окончательно пропадет последний шанс встретиться со своей семьей.
   — Не понимаю, почему вы так злы на меня. Я просто хочу поговорить с мистером Брыкающимся Оленем. Задам ему пару вопросов и уеду. Пожалуйста, вы даже не представляете, как это для меня важно.
   — Джаред! — позвала она через плечо.
   Проклятие!
   Тяжелая поступь предвосхитила появление сына. Инстинкты подсказали Укии, что силой тут уже ничего не добьешься, и он отпустил дверь, делая шаг назад. Створки распахнулись, и на пороге выросла грозная фигура Джареда Брыкающегося Оленя. От него исходило ощущение настоящей силы. Это оказался высокий широкоплечий мужчина сильно за двадцать. Судя по походке и движениям, он никогда не колебался перед тем, как начать схватку.
   — Мать велела оставить деда в покое.
   Укия выставил вперед руку, чтобы быть готовым к удару.
   — Послушайте, я частный детектив из Питтсбурга, штат Пенсильвания. Мы с напарником приехали по делу. — Уверившись, что Джаред Брыкающийся Олень не собирается вышвыривать его за дверь, Укия вытащил из бумажника визитную карточку и протянул ее собеседнику.
   Тот не удостоил ее взглядом.
   — Сыщик из Питтсбурга. Вы хотите найти Алисию Крэйнак?
   Так, один сюрприз лучше другого.
    Да. Я профессиональный следопыт. Наша фирма специализируется на пропавших людях. Дело в том, что, когда мне было тринадцать, приемная мать нашла меня в национальном парке Уматилла, где я жил в диком состоянии. Она отвезла меня домой, в Питтсбург. Я снова оказался здесь и поэтому решил зайти, чтобы узнать, кто я на самом деле такой.
   — Да, ты выглядишь помоложе, чем большинство из них, но эту песенку они тоже пели.
   Песенку? Укия в недоумении тряхнул головой.
   — Что вы имеете в виду? У вас что, мальчики с амнезией тут стаями бродят?
   — Что-то в этом роде. — Молодой человек издал презрительный смешок.
   Несколько мгновений Укия не знал, что и думать, затрудняясь оценить странное поведение Джареда.
   — Это не шутка? — Жуткая мысль закралась следопыту в голову: вполне вероятно, что Киттаннинг — далеко не единственный клон из его крови. — Пожалуйста, только не говорите, что все они похожи на меня!
   Джаред снова рассмеялся.
   — Нет. Только ты более или менее смахиваешь на кайюса.
   Уф, значит, это все-таки не толпа рожденных в битве клонов, подобных Киттаннингу. Какое-никакое, но все же облегчение.
   — Не понимаю, почему вы так враждебно настроены, но уверяю, у меня в мыслях не было ничего дурного. Я только пытаюсь понять, кто я на самом деле.
   В глазах Джареда появилось выражение скуки и неверия.
   — Такие, как ты, нас уже притомили. Неужели не стыдно издеваться над надеждой бедного старика? А теперь я предлагаю тебе убраться, пока тебя не повязали за нарушение границ частной собственности и мошенничество.
   — Но чего плохого в том, чтобы просто поговорить…
   — Я сказал, вон отсюда!
   Укия сделал шаг назад.
   — Ладно, хорошо, я ухожу. Если передумаете, позвоните по любому из трех номеров.
 
   Вторник. 24 августа 2004 года
   Отель «Красный лев». Пендлтон, штат Орегон
 
   Их отель «Красный лев», что на Саутней-авеню, возвышался над Пендлтоном. У администратора Укия выяснил номера комнат, затащил туда сумку и отправился на поиски Макса и Крэйнака в ресторан.
   Он застал их за разговором в дальнем углу зала. Карты были разложены чуть ли не на грязной посуде. Рядом с сыщиками сидела высокая тощая женщина далеко за двадцать. Узкие голубые джинсы, черная кожаная куртка и армейские ботинки с высокой шнуровкой, светлые волосы коротко подстрижены. В светло-зеленых глазах отразилось удивление, когда Укия подтянул стул и уселся рядом.
   Крэйнак изможденно кивнул в ответ на приветствие следопыта, глаза его опухли и покраснели от нескончаемой рвоты. Он с превеликой осторожностью съел миску куриного бульона, несколько белых сухариков и ложку вареного риса.
   Обед Макса, состоящий из стейка с жареной картошкой, был почти нетронутым отодвинут в сторонку.
   — Ну, как все прошло? — спросил Макс.
   Укия жестами изобразил падение и взрыв аэроплана.
   — Совсем плохо? — сморщился Макс. Он перехватил удивленный взгляд молодой женщины. — Это мой напарник.
   Макс предоставил Укии возможность самому себя представить.
   — Укия Орегон. — Он протянул руку. Женщина приподняла брови.
   — Укия? Имя как город?
   Редкая реакция — в Питтсбурге никто не знал, что существует город с таким названием. Жители Пенсильвании считали, что это странное семейное имя, и часто путали его с Урией, Уриилом, а однажды старый еврей назвал его Уззией (старичка этого выгнали из семьи за то, что заключил межрелигиозный брак).
   Вместо того чтобы рассмеяться, Макс кашлянул и сказал:
   — Мама назвала его в честь города.
   Молодая женщина приняла объяснения, а вместе с ним и протянутую руку Укии.
   Укия пожал ладонь девушки и — как учил Макс — посмотрел в глаза, серьезно улыбнулся и приветливо проговорил:
   — Рад познакомиться.
   — Сэм Киллингтон.
   Пожатие ее оказалось сильным, ладонь теплой и сухой. Прикосновение сообщило Укии массу информации: на тыльной стороне ладони обнаружились следы пистолетного пороха, пепел от сожженного ковра, матрасов и крашеного дерева осел на коже. Дотронувшись случайно до рукава ее куртки, Укия отчетливо ощутил запах жженой человеческой плоти.
   Укия мгновенно отдернул руку и непроизвольно обтер ее о штаны.
   Макс заметил резкое движение партнера, приподнял удивленно бровь, но откинулся на спинку стула, подальше от Сэм.
   — Она репортер. Предложила помощь.
   — Я не совсем репортер, так, пишу иногда статейки. Могу достать для вас еду и снаряжение, — уточнила Сэм спокойно, хотя, несомненно, уловила холодок в голосе Макса. — Если хотите найти Алисию Крэйнак, вам незачем тратить время на поиски продуктового магазина.
   Укия не спускал с собеседницы глаз.
   Кто она такая? Что ей нужно?
   Под слоем духов «Безумие», женского пота, кожаной куртки, горелого дерева и оружейного масла улавливался запах мотоциклетного двигателя. На стоянке отеля был припаркован «харлей-дэвидсон»; прокручивая назад сегодняшний день, Укия заметил его же у аэропорта. Покопавшись в воспоминаниях об аэропорте, он обнаружил и саму Сэм — она пряталась за газету неподалеку от играющих детишек.