Если я буду драться, то подставлю Макса и Сэм. — Укия не мог сдержать рычания.
   — Валяй рычи сколько влезет. — Ренни сделал маленький надрез на щеке Укии и слизнул каплю крови. — Эта часть так же неприятна, как и то, что с тобой сделали Онтонгарды.
   В этом мысленном разговоре оба были очень честны и открыты. Он чувствовал страх Ренни за то, что могло произойти с Укией во время плена у Онтонгардов и как поступила бы Стая, если бы в его крови обнаружились малейшие изменения. Юношу охватил страх.
   — Мне было так страшно.
   Ренни посмотрел на Укию сверху вниз: синева его глаз стала такой глубокой, что походила на агат отцовского взгляда. Его пронзила секундная вспышка боли, когда Ренни вошел в его сознание и считал воспоминания о недавней смерти. Вожак Стаи сосредоточился на событиях в больнице: он беспокоился о крови, которая вытекла там из Укии.
   — Ты получил ее назад?
   — Да. Макс подобрал мышь.
   — Хорошо.
   Укия чувствовал, что Ренни одобряет поступок Макса и его самого.
   — Не хотелось бы мне его убивать. Помни, чем больше ты будешь драться, тем сильнее твой партнер будет тебя защищать. Ради неге прими все, что тебе припас Дегас.
   В этот момент Ренни слез с Укии и помог ему подняться, но по-прежнему легко придерживал за плечи.
   Макс хмуро спрятал пистолет в кобуру.
   — Что, черт подери, ты тут делаешь, вместо того чтобы преследовать Онтонгардов?
   — Два часа назад мы нашли их логово, но они уже смылись. При побеге два дня назад щенок оставил след. Между ним и тобой, Беннетт, существует неразрывная связь: он всегда будет бежать к тебе, а ты всегда будешь его искать, пока не найдешь.
   — Значит, вы искали меня.
   — В отелях всегда толпа народу и к тому же пускают всех.
   — Предпочитаю, чтобы меня нельзя было предугадать.
   Ренни мягко рассмеялся.
   — Твари Гекса упустили свой шанс поймать щенка. Мы должны сделать все, чтобы у них не появилось еще одного шанса.
   — Мы как раз уезжаем.
   Ренни склонил голову и прислушался.
   — Уже поздно.
   Укия напряг все свои чувства и ощутил вокруг присутствие Стаи — знакомых чужаков, которые приближались к нему из теней.
   Ренни мотнул головой в сторону двери домика.
   — Беннетт, забирай ее и прячься внутрь. Вам двоим не стоит вмешиваться в это дело.
   Макс злобно сжал челюсти, но все же втащил сопротивляющуюся Сэм в домик.
   Дворняги-Демоны поразили Укию своей дикой грацией, особенно в сравнении с недавно виденными Онтонгардами. Алисия и Квин обладали таким же способностями и силой, но вот стиля им явно не хватало. Онтонгарды одевались в лохмотья и двигались неуклюже, словно автоматы, а Дворняги походили на танцоров. Костюмы их по большей части состояли из кожи, денима и китайского шелка, плотно облегавшего изящные тела. Дворняги любили украшения из серебра, а на спине у каждого была вышита алая собака, из ноздрей которой поднимались струйки дыма. Они выступали из темноты, окружая Ренни и Укию плотным кольцом.
   В ранних воспоминаниях Ренни Дегас фигурировал как рыжеволосый бородатый человек с острым подбородком. Но за сто лет кровь пришельцев сделала свое дело: волосы его стали черными, как и у всех в Стае, подбородок приобрел квадратную форму, и борода отошла в прошлое. Теперь он и Ренни походили на родных братьев.
   Дегас неотрывно смотрел на Укию, а ноздри его расширялись, пытаясь уловить запах юноши.
   — Так это он и есть?
   Он обошел юношу вокруг, и с губ сорвался тихий рык.
   Укия разворачивался так, чтобы не оказаться к Дегасу спиной, — ему передалось недоверие Ренни к этому человеку.
   — Дегас.
   Он кивнул и слегка наклонил корпус. За Дегасом Укия различил самку вожака по имени Блейд и его помощника Коллина, он приветствовал их. Рука Ренни оставалась на груди юноши, прямо над бешено колотящимся сердцем.
   — Остальные из Стаи уже проверили его, — тихо проговорил Ренни. — И проголосовали. Он один из нас.
   Дегас ушел назад в темноту, и от него остались только два горящих глаза, рыкающий голос и волчий запах.
   — С тех пор он побывал у Гекса.
   — Я проверил его, — ответил Ренни. — Гекс ничего ему не вкачал. Это все тот же щенок, каким мы его нашли в Питтсбурге два месяца назад.
   — Щенок! — выплюнул Дегас. — Шоу, мы же не дикие звери. Даже Койот два века был человеком, а волком всего лет десять.
   — Хорошо, — пробормотал Ренни. — Гекс не навредил нашему любимому сыну.
   — Он мне не сын! — взревел Дегас. — Я не завинчивал его мамашу!
   — Мы — это Прайм! — закричал в ответ Ренни. — Сколько бы мы ни били себя пяткой в грудь и не восклицали, что мы сами по себе, мы все равно Прайм, мы его генетическая модель, его воспоминания, его воля. Этот мальчик сын Прайма, а значит, и наш сын.
   — Он чертов носитель, — заворчал Дегас.
   — Он один из Стаи — и имеет все, что нам положено. У него есть свое сердце, которое отличает доброе от дурного. Больше чем за двести лет он не сделал ребенка ни единой женщине.
   С минуту Дегас размышлял над словами Ренни, а потом тихо сказал:
   — Женщине. Ты вертишь словами, как тебе удобно. Нам приходится считаться с тем малышом в Пенсильвании. Если есть один, появятся и другие.
   Глаза Ренни беспокойно сузились.
   — Гекс пустил парню кровь и сделал того ребенка.
   — Парень должен был забрать ее! — отозвался Дегас. — Шоу, из-за твоей сентиментальности нам теперь приходится следить за двумя носителями вместо одного. Подумай, Шоу, разве каждая вытекающая из него мышь не может стать полноценным носителем, а?
   — Если все они станут относиться к жизни так же стойко и честно, как он, то риска никакого.
   Дегас посмотрел на Укию, защищенного силой Ренни, и в конце концов зарычал.
   — Здесь находятся Гексовы Твари — а значит, носителя здесь быть не должно. И это важно.
   — Дегас прав, — спокойно заметил Ренни. — Щенок, забирай своего партнера и поезжай домой.
   — Беги в конуру, щенок, — поддразнил Дегас. — А мы тем временем сделаем Тварь и отправимся дальше на охоту.
   Тварь?
   Стараясь не обращать внимания на страх и окружающее со всех сторон присутствие Стаи, Укия принюхался к ночному воздуху. Он уловил знакомый запах человека.
   Джаред!
   — Вы его схватили? — спросил юноша.
   — Он попался на пути, — ухмыльнулся Дегас. — Полицейские так всегда делают. Молодцы, из них получаются отличные Твари.
   Ренни уловил намерение Укии и крепче ухватил его, не дав броситься на Дегаса. Вожак Дворняг был выше на целый фут и значительно тяжелее, он держал Укию с нечеловеческой силой.
   — У нас не так много законов, — прошептал Ренни ему на ухо. — Один из них гласит: если псу Стаи разрешено жить, то другой пес не может убить его, кроме как в честном поединке.
   Укия горько рассмеялся.
   — Честный поединок? Как я могу победить Дегаса честным путем?
   — Если Дегас нападет на тебя — старший самец на щенка-подростка, — то это не будет честно. Но если ты бросишь ему вызов, то он имеет право биться в полную силу. Если он вынудит тебя ударить первым, то имеет право тебя убить.
   — А если я убью его в поединке? — спросил Укия.
   — Тогда будет по твоей воле. — Ренни встряхнул его. — Ты слишком слаб, малыш. Ты едва стоишь на ногах, любой мало-мальски приличный удар уничтожит тебя.
   — Но я не могу отдать ему Джареда!
   — Джаред в любом случае благополучно перенесет трансформацию и станет одним из Стаи. Неужели это так плохо?
   — Думаешь, я не знаю, как ты тоскуешь по человеческой жизни?
   — А некоторым, как Дегасу, все равно.
   — И поэтому он так противится волчьим порядкам?
   — Щенок, я не хотел доставать эти карты, но теперь они на столе. Ничего не поделаешь, придется признать свое поражение и оплакать его.
   Укия не мог подобрать слова, чтобы выразить свою скорбь. Мало ему утраты Алисии, Крэйнака и Зои, приходилось еще и Джареда отдавать. Он чуть не плакал.
   — Ох, малыш, я знаю, как это больно, — проговорил Ренни. — Но надо принять это.
   — Но…
   — Тихо! — Ренни приблизил губы к его уху и перешел на едва слышный шепот: — Не раскрывайся перед Дегасом. Ты рискуешь не только собой. Если он убьет тебя, то потом доберется и до маленького, воспользовавшись правом уничтожить тебя всего. Ради Киттаннинга, стой тихо.
   Укия замер от страха. Киттаннинг, который помещался у него на руках и не умел даже переворачиваться на другой бок. Индиго — она же будет биться за своего сына насмерть. И Макс любил Кита. Десятки людей, которые встанут на защиту ребенка, пусть даже рискуя собственной жизнью. Хеллена. Медведь. Может быть, даже и сам Ренни.
   — Да, может, и я сам. — Ренни взъерошил Укии волосы. — И все же мне бы не хотелось, чтобы ты устраивал мне проверку. Все зависит от обстоятельств, так что я могу и не поступить так, как ты бы того хотел.
   Укия дрожал от ярости.
   — Отлично. Но если Джареду суждено войти в Стаю, тогда пускай он станет твоей Тварью, а не Дегаса. Я хочу, чтобы Джаред находился под твоим контролем, а не его.
   Укия почувствовал, что Ренни мысленно содрогнулся от такой идеи. Он ненавидел делать Тварей, лишать другого человека его сущности и делать из самостоятельной личности блеклую тень самого себя. И именно поэтому Укия хотел, чтобы Ренни все-таки это сделал. Ренни позволит Джареду остаться самим собой насколько это возможно.
   Глаза Ренни сузились, как будто его осенила какая-то мысль, но он тут же ее отогнал и медленно кивнул.
   — Я сделаю это, если ты не станешь драться.
   — Никаких драк, — пообещал Укия.
   Тогда Ренни отпустил его. Между вожаками двух кланов происходила борьба воль, и наконец с глухим ворчанием Дегас отступил.
   Не говоря ни слова, Ренни снял плащ, затем рубашку с длинным рукавом; для подержания такой формы обычному человеку пришлось бы сутками просиживать в тренажерном зале. На коже не было ни единого шрама, несмотря на сто сорок лет бродяжничества и войны, давным-давно стерлись все солдатские татуировки. В обмен на свое человеческое существо Джаред получит хотя бы отменное здоровье.
   Колин вывел полицейского из темноты. Шериф практически висел в руках Дворняги, лицо его заливала кровь из раны, глаза щурились на свету. Он совершенно не понимал, что происходит, — ему не угрожали, не пугали оружием, но зачем же тогда схватили? Увидев Укию, Джаред заметно приободрился и подошел к юноше ближе.
   — Дядя, кто эти люди?
   — Они из народа моего отца. — Укия обнял его и мысленно попрощался с родственником. За плечом Джареда Ренни достал маленький футляр, на дне которого неприятно поблескивали стерильные иглы. — Они порой ведут себя очень грубо, прости, пожалуйста. Я не могу тебя защитить.
   — Твоего отца? — Джаред недоуменно посмотрел на Ренни. — Это ведь твой отец?
   — Я то, что от него осталось, — мягко пробормотал Ренни, накладывая себе на руку жгут. — Его отца много лет назад убил тот, за кем мы охотимся теперь. Если мы перестанем воевать, все, что мы любим, исчезнет. Поэты, пьющие кофе и пишущие стихи просто для красоты. Молодые женщины в летних платьях, бросающие тебе вслед горячие взгляды. Кошки, которые трутся о твои ноги. Детский смех. Даже самый простой цветочек,
   Ренни вонзил шприц себе в вену и набрал ампулу рубиново-красной крови.
   — Очень трудно все время убивать, лгать и грабить, если на самом деле ты мечтаешь о тихой и спокойной жизни. Тобой движет только осознание того, что, как бы жесток ни был ты, у твоего врага вообще нет души.
   — Но если его отец умер, — нахмурился Джаред, — как ты можешь быть тем, что осталось?
   — С помощью простого укола. — Ренни схватил шерифа за руку, воткнул сверкающую иглу в вену и сделал инъекцию. — Вот как этот.
   Джаред отшатнулся назад, держась за руку и глядя на красную точку на коже.
   — Что ты сделал?
   — Нечто необходимое. — Ренни положил шприц обратно в футляр. — Скоро ты все поймешь окончательно и осознаешь, как мне тяжело.
   Дегас вошел в круг света.
   — След остывает.
   — Все готово, — ответил Ренни. — Здесь безопасно, но уезжайте как можно скорее. Не показывайтесь в Пендлтоне. Гоните сразу в Айдахо, на самолет сядете там.
   И больше ни слова. Стая растворилась в темноте, быстро и бесшумно. Через секунду в круге света не осталось никого, кроме Укии и Джареда.
   — Что они со мной сделали? — спросил несчастный шериф.
   — Они превратили тебя в одного из них. Сначала тебе будет очень плохо, потом получше, но ты уже не будешь прежним собой.
   Джаред молча смотрел на юношу.
   — Что стало с моей сестренкой? — спросил он наконец.
   Укия покачал головой.
   — Ее… ее больше нет.
   — Что ты имеешь в виду? — тихо проговорил Джаред.
   — Те, кто ее забрал, сделали с ней то же самое, что Стая с тобой. Только у нее все гораздо хуже. Ты теперь будешь измененной репродукцией оригинала, то есть сохранишь некую часть самого себя, свои желания и мечты. А все, принадлежавшее Зое, исчезнет.
   — А Мэтт Броди, его жена и Квин?
   — Их тоже нет.
   Укия взглянул на домик: дверь тихонько распахнулась, и на пороге появились Макс и Сэм. Должно быть, они наблюдали за происходящим из окна, потому что у Макса был такой же расстроенный вид.
   Джаред, моргая, смотрел на Укию. Он выглядел куда моложе, чем казалось раньше, растерянным и испуганным.
   — Но должен быть способ вернуть Зою обратно!
   Укия с трудом сглотнул, пытаясь подавить нарастающее отчаяние, но гнев и ярость прорывались наружу.
   — Нет, его нет! Вирус будет захватывать ее как раковая опухоль, как рак крови, кости и плоти. Его нельзя ни остановить, ни уничтожить. Он пройдет сквозь нее всю, превратит в самое себя, и Зои больше не будет!
   — Если этот вирус похож на рак, — тихо проговорила Сэм, — то есть быстро растущие клетки, то нельзя ли попробовать химиотерапию?
   — Я не знаю, как она действует, — покачал головой Укия.
   Они говорили о химиотерапии с мамой Ларой в связи с опухолью у нее в голове. Казалось, что надежды никакой нет и никакие лекарства уже не понадобятся, и доктора считали, что только чудо поможет ей выжить… Укии неожиданно пришло в голову, что его кровь могла как-то повлиять на ее выздоровление. Сэм объяснила:
   — Пациенту вводится наркотик, который стимулирует клетки к быстрому размножению, как и сам рак. Таким образом появляется шанс, что после гибели больных клеток здоровые смогут нормально вырасти.
   — Не знаю, как это сработает. Многие яды не действуют на Стаю. Наши клетки способны распознать и обезвредить любое опасное вещество. Думаю, все кончится тем, что погибнут все человеческие клетки.
   — За двести лет, я думаю, Стая испробовала все средства хотя бы единожды, — проговорил Макс. — Что происходит, если кто-то из Стаи делает инъекцию Онтонгарду? Я, конечно, не без ума от такой идеи, но пускай лучше Зоя и Крэйнак сохранят хоть что-то от себя самих.
   — Стая уже однажды пробовала. Ничего не вышло, — ответил Укия.
   — А почему? — не отступала Сэм.
   Юноша неожиданно понял Ренни и проникся к нему сочувствием. Когда сам Укия стал задавать вопросы об отношениях между Стаей и Онтонгардами, вожак Волков попросту передал ему свою память.
   — Обычно в Стае воспоминания передаются в виде мышей.
   — Как Ренни сделал с тобой, да? — уточнил Макс.
   — Ага.
   Укия поморщился, вспомнив, какие неприятные ощущения доставляла чужая мышь. Да и она совсем не обрадовалась новому владельцу.
   — То есть если ты сделаешь Онтонгарду инъекцию генов Стаи, — предположил Макс, — этот Онтонгард получит память Стаи?
   — Нет, не совсем, — ответил Укия. — Мне стало плохо от воспоминаний Ренни, потому что наши с ним клетки были друг другу враждебны. Но каким-то образом они пришли к соглашению. Пока я был мертв, а Стая разыскивала ключ от корабля, Ренни и Хеллена не могли поглотить мою память — мыши отказывались к ним идти. Сначала необходимо взаимное согласие — только тогда может произойти обмен.
   — А Гекс не может заставить память действовать в его интересах? — продолжал спрашивать Макс. — Как, например, он заставил Киттаннинга превратиться из мыши в ребенка?
   — Что он? — вытаращила глаза Сэм.
   — Это долгая история, — нахмурился Макс. — Я тебе потом расскажу.
   Укия задумался над вопросом. Скорее всего ни Гекс, ни его Твари не смогут воспринять мышь Стаи, даже если им удастся установить над ней власть. Он попытался подобрать слова, чтобы выразить это инстинктивное чувство.
   — Гекс, наверное, сочтет эту затею слишком опасной. Прайм уничтожил все силы завоевателей, кроме Гекса. Онтонгарды воспринимали Прайма как своего, он ухитрился скрыть свою индивидуальность. Гекс так и не смог разгадать загадку Прайма, и Стая для него тоже непонятна.
   Сэм с трудом могла уследить за ходом разговора.
   — Но теперь-то Онтонгарды узнают Стаю.
   — Узнают, да. Но не понимают. Твари Гекса нападут без малейших колебаний и будут сражаться насмерть. И то же самое: Стая всегда постарается убить Тварь — только они способны убежать, когда нет ни малейшего шанса выиграть. И по этой причине Стая все время идет на голову впереди Онтонгардов.
   — Что ты имеешь в виду? — не понял Макс. — Стая уже делала попытки привить Онтонгардам свои воспоминания? Что произошло?
   — Я как раз собираюсь рассказать, — сказал Укия. — Вы готовы выслушать?
   — Да, — ответила Сэм.
   Макс и Джаред просто кивнули. Укия закрыл глаза ладонями.
   — Стая считает, что одной мыши не хватит, клетки Онтонгардов не остановятся, пока не уничтожат ее. Гекс однажды инфицировал совсем маленького мальчика, лет шести, наверное. Волки-Воины не хотели его убивать, так и не попробовав спасти. Они убили ребенка, чтобы ослабить клетки Онтонгардов.
   Укию передернуло. Убийство произошло очень быстро и действенно; Ренни с трудом вынес это зрелище.
   — Затем вкололи в тело генетический субстрат Стаи. Кровь дали несколько волков.
   — Ребенок умер, — предположил Макс.
   — То, что выжило, ребенком не назовешь. Тело развалилось на куски и разбежалось на много маленьких животных, часть от Стаи, часть от Онтонгардов. Животные Стаи вернулись к донорам, клетки несколько ослабли, но не пострадали. А животных Онтонгардов поймали и убили.
   Сэм вытянула руки, желая остановить поток информации и прояснить некоторые детали.
   — То есть твоего отца звали Прайм, а Гекс — это вожак Онтонгардов. Теперь они оба умерли, и твой отец — это Ренни, а Алисия — это Гекс, так?
   Макс и Укия переглянулись между собой, но никто из них не мог бы объяснить лучше.
   — В общем виде да, — наконец кивнул Укия. — Более или менее.
   — Но ты какой-то другой. В чем состоит твоя особенность? — допытывалась Сэм. — А ты можешь переделать Онтонгарда во что-нибудь другое?
   — Нет! — воскликнул Укия. Макс мрачно на него посмотрел.
   — Ты говорил, что твоя кровь изменяла людей, не причиняя им никакого вреда. Твоя мама и ее собаки остались сами собой. Ты не мог бы сделать инъекцию Крэйнаку и Зое?
   — То есть сделать их своими Тварями? — Укия отпрыгнул от Макса в сторону; как вообще можно такое предлагать!
   — Ну, на данном этапе я счастлив, что являюсь собой, — пробормотал Макс. — Но если бы у меня был выбор — стать твоей Тварью или Гексовой, я бы не стал колебаться. Знаю, тебе неприятна эта мысль, но если это единственный способ их спасти, то нам стоит его попробовать.
   — Нет! Нет! — Укия отшатнулся и замахал руками. — Твари — это точные генетические копии. Мои тоже будут носителями, как я.
   — Может быть, — покачал головой старший детектив. — Но ведь собаки не стали носителями, да и мама твоя. Твоя кровь их изменила, но не превратила ни в Тварей, ни в носителей.
   — Но Крэйнак и Зоя — Твари Онтонгардов! — закричал Укия. — Представь себе гада вроде Гекса, но который при этом помешан на том, чтобы наплодить как можно больше детей. Это настоящие насильники, которые имеют женщину независимо от ее возраста и желания.
   — Но они же будут твоими Тварями, — настаивал Макс. — А значит, их жизненные принципы будут схожи с твоими.
   — Генетически я ошметок инопланетного мутанта! — предупредил Укия. — Моя кровь делает такие вещи, о которых Стая ничего не знает. У моих Тварей может быть вообще совершенно самостоятельное сознание, но тут не стоит забывать, что тела уже принадлежат Онтонгардам.
   — Или твоя кровь способна вернуть им человеческий рассудок, — возразил Макс.
   — Макс, как бы я ни любил своих друзей, рисковать я все равно не могу. — Укия в отчаянии покачал головой. — Кроме того, Стая не позволит жить ни мне, ни им.
   — Но ведь волкодава они не убили, — заметил старший детектив.
   — Это другое, — возразил Укия. — Тогда произошел несчастный случай, к тому же собаки ведь не стали Тварями. И вообще подозреваю, что об этом знают только Волки-Воины. Стая терпит Киттаннинга, потому что он получился не по моей вине и к тому же обещает стать порядочным человеком. А если я сделаю Тварь, они решат, что ошиблись во мне, и уничтожат и меня, и Киттаннинга, и Тварь.
   У Сэм был такой вид, словно она готовилась расплакаться от безысходности ситуации.
   — Не могу поверить, что эти люди прилетели на космическом корабле, раз вся их техника не способна решить такую проблему.
   — А зачем им-то ее решать? — приподнял брови Укия. — Зачем им желать уничтожить самих себя?
   Макс вздохнул.
   — Укия, а нет ли какого-нибудь устройства, которое бы уничтожало последствия трансформации? Какой-нибудь наркотик? Антибактериальное средство, или химиотерапия, или антивирус — хоть что-нибудь?
   Укия уже было открыл рот, чтобы дать отрицательный ответ, но тут глубоко задумался. В битве против Онтонгардов в качестве оружия использовался овипозитор. Космическая раса под названием Самм заключила торговые отношения с менее развитыми Онтонгардами. Они считали, что в случае открытой войны победа будет на стороне высокотехнологической цивилизации, и осознали опасность только после того, как четверть населения оказалась уничтожена или трансформирована. Было уже невозможно отличить врага от друга, и Саммам пришлось срочно разыскивать пути спасения. Ученые поняли, что основная борьба проходит на молекулярном уровне, и принялись разрабатывать оборудование для генных операций. Закончилось все тем, что Онтонгарды не только уничтожили соседнюю расу, но и воспользовались их техническими достижениями для своих целей;
   — Ну, в овипозиторе есть один блок, который занимается генными изменениями. Вообще-то он создает существо, среднее между Онтонгардом и местным жителем. Внешне этого ребенка не отличить от местных, а его потомки послужат идеальными «хозяевами» для Онтонгардов.
   — То есть мы попробуем использовать овипозитор для генных изменений, которые помогут вернуть Зою, — спокойно проговорил Джаред.
   Укия передернул плечами.
   — Овипозитор находился на корабле, а Прайм его уничтожил.
   — Корабль — это то место, куда водили твою мать? — спросил Джаред. — Высоко в горах? Под землей?
   Укия удивленно созерцал Джареда в течение минуты, а потом растерянно протянул:
   — Да.
   — Он не разрушен, а только слегка поврежден, — сказал бывший шериф. — Ты там был однажды.
   — Я? — Переходный возраст у него закончился двести лет назад, а голос по-прежнему ломался. — Откуда ты знаешь?
   — Прадедушка Джей рассказывал. Когда он был маленьким, вы вдвоем ходили в горы. Твоя мама описывала тебе, как она попала домой, и давала очень ясные указатели, а ты их все запомнил. При жизни она не позволяла тебе ходить туда, а жила она очень долго. Но после ее смерти ты пошел искать это место.
   — И я его нашел?
   — Да, нашел.

ГЛАВА 19

   Пятница. 3 сентября 2004 года
   Голубые горы. Восточный Орегон
 
   Укия заметил оживление на лицах Сэм и Джареда и поморщился.
   Впрочем, Макс понял, в чем дело.
   — Укия раньше знал, где находится корабль. А теперь уже не помнит.
   — Я не помню ничего из того, что было до убийства Волшебного Мальчика. У меня не осталось ни одного воспоминания о жизни с семьей.
   Радостная улыбка мгновенно сползла с лица Джареда — он явно чувствовал себя обманутым. И что еще хуже, его начало трясти — это заработал чужеродный вирус. Укия чувствовал, как клетки Стаи штурмуют защитные силы организма, отыскивая природную слабость, свойственную всем Брыкающимся Оленям, которую они приобрели через Укию, когда тот еще пребывал в материнской утробе.
   Юноша лихорадочно соображал, как бы ему подать Джареду хоть малейшую надежду. Судя по фотографиям, тело Волшебного Мальчика разлетелось на маленькие кусочки: ладони отдельно от рук, плечи — от тела. Настоящая головоломка.
   Какая-то часть Волшебного Мальчика превратилась в Укию, именно часть, иначе он бы помнил все. Нога, или обезглавленный корпус, или руки — со временем они трансформировались в Укию.
   Значит, где-то могут быть другие части, которые приняли иные формы. Если найти хотя бы один кусочек, возможно, удалось бы вспомнить, где находится корабль. Но останется ли Укия после этого самим собой?
   — Может быть, если я найду где-нибудь память… — неуверенно предложил он.
   Сэм удивленно на него посмотрела.
   — А как именно ты находишь память?
   Укия взглянул на Макса — тот кивнул, соглашаясь, что пришла пора раскрыть все карты.
   — Я не столько личность, сколько колония одноклеточных существ. Если отрезать мне руку, она очень быстро перестроится и образует некий организм, приспособленный для самостоятельной жизни. Например, рыбу, или птицу, или мышь. А на теле вырастет еще одна рука.