Страница:
Среди тех, кто окружил их, были и эльфы. Тинкер услышала быстрый перебрех по-эльфийски. Один из пограничников, обыскивая ее, придавил ее своим весом.
— У нее на плече кобура! — закричал он своим, предупреждая. — Где-то должен быть и пистолет.
Пушка! Где она ее обронила? Пропала куда-то в круговороте событий.
Он залез в карман ее штанов и стал вываливать содержимое на высокий капот.
— Проклятье! Да здесь целое хозяйство!
— Мы не сделали ничего плохого, просто защищали своего пациента, — сказала Тинкер, пытаясь повернуться лицом.
— Заткнись, хулиганка! — Он толкнул ее в спину и снова развернул лицом к капоту.
— Оставьте ее в покое! — кричал Масленка. Пограничник повернулся к нему, подняв дубинку. Протестуя, Тинкер закричала.
И вдруг наступила тишина. Один из эльфов рукой перехватил дубинку, а за ним подошли и окружили их другие эльфы, вооруженные и рассерженные.
— Им не будет причинен вред, — сказал эльф на разговорном эльфийском. — Волк, Который Правит взял их под свою защиту.
— Нэканаин, — сказал мистер Дубинка, выговорив это слово как зазубренное. — Не понимаю.
— Они доставили сюда Волка, Который Правит, чтобы здесь о нем позаботились, — разъяснил эльф на разговорном эльфийском. — Он просил меня защитить молодых людей. Я не позволю причинить им вред.
— Что он говорит? — спросил мистер Дубинка стоявшую рядом женщину.
— Он говорит: «Руки прочь от детей, а то мы расквасим тебе морду». Сними с них наручники.
Вскоре стало очевидно, что вооруженные эльфы делились на две группы. Охранники хосписа, представители касты лэдин, в сшитой по эльфийской моде форме защитного, зелено-коричневого цвета, с луками и магическими стрелами сновали между людьми из ЗМА и личными стражами Ветроволка, сплошь принадлежавшими к более высокой касте секаша. Эти были вооружены до зубов и очень раздражены. Кажется, секаша унижали даже врачей хосписа, которые боялись сделать хоть одно неосторожное движение, когда перекладывали Ветроволка с рабочего стола на носилки и затем на руках переносили его в здание. Пока целители и секаша занимались транспортировкой раненого эльфа, двоюродных брата и сестру держали поодаль…
К этому времени новость о людях, доставивших в хоспис Ветроволка, достигла анклавов, протянувшихся вдоль Края с Эльфдомской стороны. На парковке собралось множество эльфов, прибывающих со всех сторон из темноты. Им приходилось довольствоваться зрелищем и слухами, поскольку никто из властей предержащих не обращал на эту толпу ни малейшего внимания. Лишь одна эльфийка удостоилась чести быть замеченной: она выплыла из леса, словно блуждающий огонек. Восхитительная красавица тут же заставила Тинкер остро осознать, насколько сама она низкоросла, грязна и неопрятна в сравнении с этой незнакомкой. Явно принадлежащая к высокой касте эльфийка пересекла парковку и остановила одного из охранников хосписа прикосновением сияющей руки. Вдвоем они создали заслон, который помешал Тинкер и Масленке войти в хоспис вместе с сопровождавшими их людьми и эльфами.
— Волк, Который Правит нашелся? — спросила эльфийка на высоком эльфийском языке.
Охранник низко поклонился и торопливо защебетал на том же наречии, которого Тинкер не понимала (она всегда считала, что этот наиболее формальный из эльфийских языков слишком утомителен и претенциозен, чтобы учиться свободному владению им). Она уловила, однако, имя эльфийки: Сэтато-Фоаэли-ба-Таэли. Приблизительно его можно было перевести как Воробей, Поднятый Ветром, хотя слово «сэтато» скорее означало не «поднятый», а «взмывающий ввысь» или «парящий». Поскольку красавица явно не относилась к тем эльфам, что берут себе человеческие псевдонимы, ее, вероятно, называют просто Воробьем. Или Воробьихой.
А чуть позже, как будто попутного урона, вызванного красотой Воробьихи, было недостаточно, охранник мотнул головой в сторону двоюродных брата и сестры, указывая на спасителей-людей. Эльфийка обратила на них полный удивления взгляд. Вся, от кончиков длинных, ниспадающих до колен, перевитых лентами и цветами волос, столь светлых, что они казались серебряными, до сильных стройных ног, на которые опиралось точеное гибкое тело, закутанное в мягко отсвечивающие нарядные шелка бледно-зеленого цвета, она была истинным совершенством, принявшим форму гуманоида.
— Эти двое леших? — послышался мягкий музыкальный смех. Глаза глубокого изумрудного света внимательно взглянули на молодых людей.
Охранник щелкнул языком, что является эльфийским эквивалентом пожимания плечами, и добавил пару слов о том, что Ветроволк взял дикарей под защиту.
— Да, конечно. — Воробьиха, в свою очередь, щелкнула языком, блеснув ровными жемчужными зубками, и удалилась.
Несколько минут спустя кузены сидели в приемной с кружками горячего чаю. Их охранял смешанный человеческо-эльфийский караул. Масленка дрожал, отходя от пережитого стресса, а Тинкер выглядела на удивление спокойной. Она воспользовалась передышкой, чтобы подумать. В самом деле, они сделали это! Не дали Ветроволку умереть в течение всего Дня Выключения и доставили его в безопасное место. Но почему из всего Питтсбурга он решил укрыться на ее свалке? Это просто глупое совпадение или же его привел связывающий их долг жизни? И что теперь? Неужели он опять исчезнет — до следующего чудовища и до следующей смертельной схватки?
Тинкер коснулась нагрудного кармана: заклятие оказалось на месте. Останься она наедине с Ветроволком, и вот она — последняя возможность аннулировать долг жизни. Но разве она хочет порвать эту связь — даже если бы ее действия не принесли ему вреда? И Тинкер горько посмеялась над собой: что знает она об эльфе, кроме того, что он высокомерен? Храбр. Альтруистичен. Благороден. Красив. Способен сохранять разум и выдержку, даже испытывая невероятную боль, находясь на пороге смерти. А еще — возможно — он великий любовник. Дверь распахнулась, и вошел какой-то человек. Его манера двигаться сообщала всем и каждому: «Я тут главный!» И он легко мог бы сойти за эльфа. Высокий, холеный, с длинными светлыми волосами, заплетенными в косу, стильно одетый, начиная с пестрого шелкового плаща и кончая высокими начищенными сапогами. Он пронзил взглядом съежившихся на диванчике кузенов, внимательно изучая их. Потом с шумным вздохом взглянул на свой электронный блокнот.
— Кто из вас Масленка, а кто — Тинкер?
— Понятно, что Тинкер — это я, а он — Масленка.
Человек пересек комнату и стал перед ними, возвышаясь, словно башня.
— Брат и сестра?
— Двоюродные, — ответила Тинкер.
— Я — Мейнард.
Он мог не продолжать. Все знали, кто такой директор Дерек Мейнард, глава ЗМА. В Питтсбурге фраза «Я — Мейнард» означала «Я — Бог».
Масленка застонал и еще больше вдавился в диван.
— Вам крупно повезло! Эльфы считают, что цель оправдывает средства, если при этом сохранена честь. Нам сообщили, что двор был бы очень недоволен, если бы мы применили к вам санкции. — Его «мы» прозвучало почти по-королевски. — Так что вопрос заключается в том, что именно должны мы вам простить? Являетесь ли вы гражданами, или мы должны выдать вам документы? Принадлежит ли машина вам, или вы ее украли?
— Мы граждане, — ответил Масленка, — но нам надо вернуть наши паспорта. Ваши люди их нам не отдали.
— Мы не сделали ничего плохого, — продолжила Тинкер, — пока ваши люди не напали на нас.
Мейнард посмотрел на нее прищурясь:
— Это было до или после того, как вы сломали ворота?
— Мы ждали Пуска примерно в миле от ворот, когда они ворвались в трейлер, — объяснила Тинкер. — Они хотели убить Ветроволка. У меня был его пистолет, и я выгнала их из трейлера. А потом мы сломали ворота.
Мейнард так и впился в Тинкер взглядом, однако выражение его лица по-прежнему оставалось непроницаемым.
— Откуда вы знаете, что они хотели убить Ветроволка?
— Тот, что залез в трейлер, назвал Ветроволка «сидящей уткой» или что-то в этом роде.
— «Легкой добычей», — поправил Масленка, имитируя низкий грубый голос. — Он сказал: «Он здесь. Легкая добыча». И тогда другой приказал: «Прикончи их всех, тихо». Они хотели убить нас всех.
— Ага, свидетелей-то не было, — подтвердила Тинкер.
— А почему вы решили, что вас остановили люди ЗМА?
— Они были в форме пограничников и спросили у нас документы.
— Важно, чтобы вы поняли. — Мейнард опустился на колено, стремясь оказаться на одном уровне с кузенами. — ЗМА не пыталось убить лорда Ветроволка.
— Но они были такие громадные. Вряд ли они смогли бы носить украденную форму, — возразила Тинкер. — Они намного выше вас и гораздо более мускулистые.
— Нам еще предстоит узнать, были ли они и вправду людьми ЗМА или нет. Если да, то они действовали не по моему приказу. И очень важно, чтобы не распространились слухи об обратном. Моя санкция на убийство лорда Ветроволка означала бы войну. Возможно, война — недостаточно сильное слово. Это был бы геноцид. Эльфы очистили бы Эльфдом от людей.
Отдавал ли глава ЗМА такой приказ? Тинкер подумала: а что она знает об этом человеке? О Мейнарде поговаривали разное, иногда даже оскорбительное. В то же время еще никто не называл его тупым, а уж посылать людей в униформе было бы верхом тупости.
— Хорошо, — сказала она. — Не беспокойтесь. Итак, мы не получим назад свои паспорта.
— Мы получили информацию, что на Ветроволка и его телохранителя перед самым Выключением напали варги. Телохранитель был убит, а сам он исчез. Мы не знали, где он: в городе или на Эльфдоме. Мы надеялись, что на Эльфдоме. Но, увы… А как он оказался у вас?
— Твари, похожие на варгов, загнали его на территорию нашей свалки вчера, в полночь. Я была там одна. А звери оказались временными магическими конструкциями, и мне удалось разрушить их электромагнитом. Они вернулись в изначальное состояние, превратились в маленьких собачек, и Ветроволк застрелил их.
— И вы ухаживали за ним все двадцать четыре часа?
Тинкер объяснила, что Джонни отказался лечить Ветроволка и поэтому им пришлось вести эльфийского аристократа в обсерваторию.
Мейнард мягко ругнулся:
— И никто не догадался позвонить в ЗМА?
— Нет, — признала Тинкер. — А что бы вы могли сделать?
— Наши больницы не берутся лечить эльфов, поскольку представители этой расы боятся, что мы возьмем анализы крови для изучения их генетики и используем это для составления заклятий и создания бактериологического оружия. Вы отвезли члена королевской семьи, израненного и беспомощного, в скопище ученых! Вы представляли себе, что это может означать для нашего мирного Договора?
— Мы объяснили ему, что другого выбора нет. Он с этим согласился, — сказала Тинкер. — Кроме того, мы дали ему честное слово. Анализов никто не брал.
— Вы знаете это наверняка? Вы были с ним каждую секунду?
— Когда меня не было рядом, с ним находились или Масленка, или Лейн. Мы не оставляли его одного.
— Кто это Лейн?
— Доктор Лейн Шанске. Она ксенобиолог. Она оказала Ветроволку первую помощь. Но сначала он спросил ее, знает ли она условия Договора и клянется ли им следовать.
Масленка кивнул:
— Тинкер поручилась за Лейн, и Ветроволк сказал, что для него этого вполне достаточно.
Мейнард с удивлением взглянул на Тинкер:
— Он доверил тебе поручиться за кого-то?
Тинкер пожала плечами.
— Наверно. Я спасла ему жизнь. Он спас жизнь мне. Он защитил мою честь. Я помогла заштопать его. Я грела его своим телом. Эти двадцать четыре часа были настоящим адом, понимаете?
— Понимаю.
Мейнард не отрывал от Тинкер взгляда, но она не могла понять его выражения.
— Мы свободны и у ЗМА нет к нам претензий? — наконец спросила она.
Мейнард вздохнул:
— Я просил бы вас описать как можно лучше тех, кто остановил тягач. Сейчас я пришлю кого-нибудь составить словесный портрет. Знаю, вам пришлось несладко, но нам нужно прищучить тех типов.
Мейнард не дал им возможности сказать «нет». Он встал и направился к одному из охранников — отдавать дальнейшие распоряжения.
— Если Ветроволк вне опасности, могу я с ним попрощаться? — спросила Тинкер.
— Я передам вашу просьбу его охране, — ответил Мейнард. — Они сами решат.
С этими словами он вышел из комнаты, явно собираясь начать розыск таинственных убийц. Сестра и брат опять были предоставлены самим себе под неусыпным оком смешанного караула.
Явился офицер полиции с мини-компьютером. Они составили словесные портреты трех громил. Оказалось, что Масленка лучше запомнил их лица, чем Тинкер, хотя она и провела с ними больше времени. Потом им вручили бланки для получения новых документов взамен утраченных.
Когда с этим было покончено, вошел эльф и что-то объявил на быстром высоком эльфийском наречии.
— Ветроволк спит, — перевел Масленка Тинкер. В свое время ему хватило терпения выучить высокий язык. — Он велел передать, что «наши желания встретятся».
— Могу я его увидеть? — спросила Тинкер эльфа, заслужив удивленный взгляд Масленки поверх кружки с чаем.
— Батья? — спросил эльф.
Тинкер встала и отвесила формальный поклон.
— Шия. Аум гэйато.
Представитель личной охраны Ветроволка поклонился в ответ и повел ее к двери, по обеим сторонам которой стояли изумительно красивые эльфы, элегантно держа в руках мечи и автоматы. Она шла между ними, опустив голову и чувствуя себя неряшливой и беспородной, как дворняжка.
Да, целительная магия серьезно поработала над Ветроволком. Все его раны превратились в едва заметные шрамы. Он спал глубоким сном, и его дыхание было ровным и легким. В общем, эльф выглядел теперь куда лучше, чем его спасительница.
Тинкер достала из кармана лист контурной бумаги, развернула его и посмотрела на глиф. Теперь или никогда.
Могла ли она действительно склониться над доверчиво распростертым телом и приложить глиф? Произнести заклинание и надеяться на лучшее? Сыграть в магическую русскую рулетку с его жизнью? Внезапно она словно ощутила в руке рукоять его пистолета и вздрогнула от мысли, что приставляет стальное дуло к виску Ветроволка.
Никогда.
Она выбросила листок в мусорную корзину, стоявшую рядом с кроватью. Какой бы невезучей она ни была, но лучше верить в то, что Ветроволк переживет ее на много веков, чем рисковать его жизнью. Поднявшись на цыпочки, она запечатлела на прохладных, чуть суховатых губах Ветроволка прощальный поцелуй.
Может быть, еще через пять лет какое-нибудь чудовище снова загонит эльфа в ее жизнь. Странно, но все это время она будет по нему скучать.
Глава 2
Время, казалось, ползло. Заря только начала разгораться, когда Масленка и Тинкер вышли из здания больницы. Кто-то отогнал тягач от входа и запер его. Нужно было отыскать ключи. Когда же им удалось забраться в машину, оказалось, что прорыв через границу стоил им полного бака горючего. Масленка вытащил канистру и пошел искать газолин.
Усталая, как черт, Тинкер заперлась в трейлере и, скинув с себя одежду, которую носила весь этот долгий день, натянула чистые трусики и свежую ховербайкерскую футболку. Свернувшись калачиком на том столе, где еще недавно лежал Ветроволк, она попыталась заснуть. Ее левая рука, разодранная зубами зверя, страшно болела, но она чувствовала себя слишком усталой и потому не стала проверять, что творится под повязкой, которую наложил Джонни. Да и что смотреть: все бинты из аптечки первой помощи ушли на Ветроволка. Уже засыпая, она вспомнила: Джонни говорил, что ей придется обратиться в больницу. Когда Масленка вернется, он отвезет ее в «Мерси».
Ее разбудил стук в дверь трейлера. Тинкер совершенно замерзла и едва не свалилась со стола от слабости. Падая, она попыталась удержаться левой рукой и закричала от боли. Потом свернулась калачиком вокруг больной руки, нянча ее и ругаясь. Тот, кто стоял за дверью, стучать перестал.
Вдруг платформу как-то странно шатнуло, и Тинкер вскрикнула от удивления: непонятная сила потянула ее одновременно вверх и назад. Это Ветроволк подхватил ее и усадил на рабочем столе.
— Ветроволк! — заморгала она, смущенная его появлением. Но потом поняла, что он, наверное, открыл дверь кабины тягача и перелез в трейлер через вентиляционный люк. — Что вы тут делаете?
— Для чего это? — Он держал в руке то самое заклятие, которое она выбросила в мусор.
— Тулу сказала мне, что я должна наложить это заклятие, когда заплачу долг.
— Долг?
— Вы наложили на меня долг жизни, когда мы воевали с завром… Пять лет назад.
Эльф уставился в потолок и подумал с минуту.
— Так ты — тот бесстрашный маленький дикарь с кривой металлической палкой? Тот, что выколол завру глаз, когда я был почти без сознания?
«Он был почти без сознания?»
— Ну да. Я схватила кусок обода колеса.
— Ты была мальчиком.
Она покачала головой.
— Я — девочка! Мне было всего тринадцать. Обычный ребенок…
Он холодно рассмеялся.
— А сейчас ты не ребенок? — Он смял контурную бумагу и отбросил ее в сторону. — И кто же сказал тебе об этом долге?
— Тулу. Я показала ей заклятие, которое вы наложили на меня, и спросила, что это. Она сказала, что, если вы умрете, мое тело сгниет вместе с вашим.
Он спокойно продолжал:
— Так это единственная причина, по которой ты спасла меня?
Она махнула здоровой рукой, словно отгоняя вопрос.
— Это просто делало ситуацию еще более страшной, вот и все. Чтобы напугать меня до смерти, вполне хватало и Фу-псов. А тут мне еще приходилось постоянно думать об этой маленькой проблемке, от которой мороз по коже. Я не могла поступить иначе, но зато теперь мы равны.
— Мы не равны.
— Что? Посмотрите, я спасла вас! Я рисковала жизнью, руку себе покалечила. — Она подняла руку, показывая ему перевязку. — Дом свой сломала, чтобы вас повезти в этом драндулете. Мы разрушили в саду Лейн все клумбы, погубили цветы, ям во дворе понаделали своим тягачом, и я даже обещала ей отправиться в колледж — только чтобы утешить ее! Я угрожала пистолетом пограничникам, которые, впрочем, оказались не пограничниками, но это к делу не относится. Все для спасения вашей жизни! Вы бы уже давно померли! Если бы я не помогла вам сражаться с паскудными Фу-псами, а потом не перетащила ваш тощий эльфийский зад на эту сторону Края, вы уже давно отправились бы к своим предкам, и не один раз!
Он выхватил нож, отчего Тинкер вскрикнула и отскочила назад. Вспышка света на серебряном лезвии — и бинты были разрезаны.
«Не спорь с эльфом! Да, сэр. Нет, сэр. Или убирайся прочь с его пути!»
Он взглянул на израненную руку, а потом вдруг порывисто притянул к себе голову Тинкер. Его губы коснулись ее лба в том же месте, где когда-то давным-давно он нарисовал тот символ.
«Что за черт? Что это значит?»
Ветроволк подошел к двери и отворил ее. А потом вернулся и поднял девушку на руки как ребенка.
Тинкер запищала:
— Что вы делаете, черт побери? Опустите меня!
— Нет.
Он вынес ее из трейлера и зашагал в сторону хосписа. К нему тут же бросилось несколько эльфов, низко кланяясь и тараторя на высокоэльфийском. Ветроволк, не удостаивая их взглядом, отдавал короткие распоряжения, которые всегда встречали быстрый поклон и послушное: «Шия, зэ дому».
Ветроволк внес Тинкер в здание и двинулся по бесконечному лабиринту коридоров. Вокруг продолжал бушевать шторм высокой эльфийской речи, слишком быстрой для того, чтобы девушка могла хоть что-нибудь понять.
— Пожалуйста, говорите медленнее, пожалуйста!
Она ненавидела высокий эльфийский язык за его нарочитую вежливость. Но сколько ни просила она говорить медленней, на нее никто не обращал внимания.
Наконец Ветроволк зашел в маленькую, типичную для хосписа комнатку. Пол теплого синего цвета, стены — желто-медовые, свет мягко льется откуда-то с потолка. Ветроволк положил Тинкер на высокую кровать. Ее изголовье из светлой березы выглядело настоящим произведением искусства, но, несомненно, служило той же самой цели, что и утилитарная конструкция в любой человеческой больнице.
Тинкер села, бранясь на смеси разговорного эльфийского и английского.
— Ответьте же мне, черт побери! Что вы себе позволяете?
Среброволосая эльфийка достала из березового шкафчика какую-то банку и передала Ветроволку. Тот открутил широкую крышку. Внутри оказался большой золотой цветок.
— Нюхай! — скомандовал Ветроволк.
Тинкер осторожно понюхала. Запах напомнил жимолость, с ее теплым усыпляющим ароматом, с мягким жужжанием пчел и покачиванием зеленых ветвей; летний ветерок, голубое небо, нежные, сверкающие белизной облака, пушистые и мягкие; дрема, наваливающаяся, вздымающаяся, легкая, как дымка, и острая, словно лезвие…
Тинкер поняла, что откидывается назад, и подскочила. Раненой рукой попыталась отодвинуть цветок. Балансируя на пороге сна, она не отдавала себе отчета, к чему это может привести, и от вспышки боли заскулила как щенок.
Ветроволк подхватил ее голову сзади и, крепко обняв правой рукой, левой поднес цветок к самому ее носу.
— Просто вдыхай.
Но она сопротивлялась, не понимая, что именно происходит, и не желая утратить над собой контроль. Почувствовав на лице сладкие шелковые лепестки, Тинкер ударила своего недавнего подопечного. Причем метила в пах, но он повернулся, и удар пришелся на бедро.
— Не воюй, маленькая дикарка! — Зажав подбородок Тинкер большим пальцем и мизинцем так, что ее лицо оказалось словно в тисках, Ветроволк удерживал цветок остальными пальцами. Потом, отпустив ее голову, он перехватил запястья, заставив девушку лечь на спину, пришпилив ее к постели. — А то будет больно.
Тинкер задержала дыхание и рванулась, стараясь попасть в цель ногой. Тогда Ветроволк просто навалился на нижнюю часть ее тела всем своим весом. Тинкер прекратила сопротивление и сделала вдох. И теплая сладость, нагоняющая сон так же, как чистые простыни на мягкой, как перышки, постели в комнате, наполненной утренним солнцем, белым светом, проникающим сквозь тонкие занавески, и ветром, доносящимся из сада сквозь открытое окно, охватила ее…
Эльфийка пересекла комнату, заливаясь музыкальным смехом — так смеяться умеют только эльфы, — держа в руке серебряный нож. Воздух вокруг стал ослепительно белым. И все впечатления потонули в нем, теплом и текучем, словно мед, и таком же сладком…
Фу-псы гнались за Тинкер в кошмарных снах. Только они менялись. Иногда это были огромные кошки. Иногда — громадные собаки. В другой раз — китайские драконы, скользившие по свалке, словно гигантские ядовитые змеи. Тинкер бежала, но ноги не слушались ее, словно она двигалась по пояс в густой грязи. Но внезапно этот сон сменился другим: Ветроволк баюкал ее, и его руки были теплыми и мягкими, как у дедушки. Его голос ласковым шепотом лился ей в ухо.
— Фу-псы! Фу-псы! — задыхаясь, кричала она, дико оглядываясь кругом. Но в той комнате, где она спала, не обнаруживалось ничего более опасного, чем тени, которые отбрасывали стул рядом с кроватью, низкий столик с кувшином воды и стаканами.
— Все они сдохли, — бормотал Ветроволк, гладя ее по голове, и она откидывалась назад на подушку.
Она прижималась к нему, потому что сон опять уносил ее к страшным чудовищам на свалке, и очертания комнаты превращались в горы металла.
— Не уходи!
— Не уйду.
Она заставляла себя сфокусироваться на Ветроволке. Ей показалось, что она слышит звук, похожий на скольжение чешуи по стали, и Тинкер тихонько заскулила, цепляясь за его волосы.
— Успокойся. Ты в безопасности, — спокойно говорил Ветроволк. — Я не дам тебя в обиду.
«Подумай о Ветроволке». Ее пальцы пробежали по его волосам, нашли уши и принялись исследовать их очертания. Она изучала их форму и текстуру, ощущала легкую податливость хряща, мягкость мочки и замысловатый изгиб внутренней части… Спустя несколько минут эльф тихо застонал и остановил ее любопытную руку. Поднеся ее ко рту, принялся целовать кончики пальцев, потом ладонь, а затем пробежал легким как перышко языком до той точки на запястье, где прощупывался пульс.
Кто бы мог подумать, что это так приятно? Когда-нибудь надо будет повторить это наяву. Тинкер смотрела на него, и красота его глаз снова ошеломляла ее.
— Кажется, я никогда не видела ничего синее. Может, кобальт?
— Синее моих глаз?
— Ну да.
Он торжественно изучил ее лицо, а потом произнес:
— А у твоих глаз цвет лакированного ореха.
— Это хорошо?
В этом сне Ветроволк смотрел на нее с необычайной нежностью.
— Твои глаза теплые, земные, в них достаточно силы, чтобы противостоять любой напасти.
— О! Но они тебе нравятся?
— Ты мне нравишься вся. На тебя приятно смотреть.
Теперь стало понятно, что это сон.
— Ну конечно, с такими волосами и с таким носом! — И она два раза ущипнула себя за кончик носа. Забавно! Нос словно онемел, как это случалось, когда она напивалась. Вот у Ветроволка, конечно, нос — само совершенство. Она пробежала пальчиками по линии его носа. Ну конечно.
— У тебя чудесные волосы, — сказал Ветроволк мечтательно.
— Ты что?
— Они очень чистые.
— А я думала, что эльфам нравятся длинные волосы. — Она подергала за короткий локон, стремясь показать, что он какой угодно, но только не длинный.
— В функциональности бывает такая красота, перед которой бледнеет мода. В нашем случае традиционное оттеснило модное и стало чем-то почти геологическим.
— У нее на плече кобура! — закричал он своим, предупреждая. — Где-то должен быть и пистолет.
Пушка! Где она ее обронила? Пропала куда-то в круговороте событий.
Он залез в карман ее штанов и стал вываливать содержимое на высокий капот.
— Проклятье! Да здесь целое хозяйство!
— Мы не сделали ничего плохого, просто защищали своего пациента, — сказала Тинкер, пытаясь повернуться лицом.
— Заткнись, хулиганка! — Он толкнул ее в спину и снова развернул лицом к капоту.
— Оставьте ее в покое! — кричал Масленка. Пограничник повернулся к нему, подняв дубинку. Протестуя, Тинкер закричала.
И вдруг наступила тишина. Один из эльфов рукой перехватил дубинку, а за ним подошли и окружили их другие эльфы, вооруженные и рассерженные.
— Им не будет причинен вред, — сказал эльф на разговорном эльфийском. — Волк, Который Правит взял их под свою защиту.
— Нэканаин, — сказал мистер Дубинка, выговорив это слово как зазубренное. — Не понимаю.
— Они доставили сюда Волка, Который Правит, чтобы здесь о нем позаботились, — разъяснил эльф на разговорном эльфийском. — Он просил меня защитить молодых людей. Я не позволю причинить им вред.
— Что он говорит? — спросил мистер Дубинка стоявшую рядом женщину.
— Он говорит: «Руки прочь от детей, а то мы расквасим тебе морду». Сними с них наручники.
Вскоре стало очевидно, что вооруженные эльфы делились на две группы. Охранники хосписа, представители касты лэдин, в сшитой по эльфийской моде форме защитного, зелено-коричневого цвета, с луками и магическими стрелами сновали между людьми из ЗМА и личными стражами Ветроволка, сплошь принадлежавшими к более высокой касте секаша. Эти были вооружены до зубов и очень раздражены. Кажется, секаша унижали даже врачей хосписа, которые боялись сделать хоть одно неосторожное движение, когда перекладывали Ветроволка с рабочего стола на носилки и затем на руках переносили его в здание. Пока целители и секаша занимались транспортировкой раненого эльфа, двоюродных брата и сестру держали поодаль…
К этому времени новость о людях, доставивших в хоспис Ветроволка, достигла анклавов, протянувшихся вдоль Края с Эльфдомской стороны. На парковке собралось множество эльфов, прибывающих со всех сторон из темноты. Им приходилось довольствоваться зрелищем и слухами, поскольку никто из властей предержащих не обращал на эту толпу ни малейшего внимания. Лишь одна эльфийка удостоилась чести быть замеченной: она выплыла из леса, словно блуждающий огонек. Восхитительная красавица тут же заставила Тинкер остро осознать, насколько сама она низкоросла, грязна и неопрятна в сравнении с этой незнакомкой. Явно принадлежащая к высокой касте эльфийка пересекла парковку и остановила одного из охранников хосписа прикосновением сияющей руки. Вдвоем они создали заслон, который помешал Тинкер и Масленке войти в хоспис вместе с сопровождавшими их людьми и эльфами.
— Волк, Который Правит нашелся? — спросила эльфийка на высоком эльфийском языке.
Охранник низко поклонился и торопливо защебетал на том же наречии, которого Тинкер не понимала (она всегда считала, что этот наиболее формальный из эльфийских языков слишком утомителен и претенциозен, чтобы учиться свободному владению им). Она уловила, однако, имя эльфийки: Сэтато-Фоаэли-ба-Таэли. Приблизительно его можно было перевести как Воробей, Поднятый Ветром, хотя слово «сэтато» скорее означало не «поднятый», а «взмывающий ввысь» или «парящий». Поскольку красавица явно не относилась к тем эльфам, что берут себе человеческие псевдонимы, ее, вероятно, называют просто Воробьем. Или Воробьихой.
А чуть позже, как будто попутного урона, вызванного красотой Воробьихи, было недостаточно, охранник мотнул головой в сторону двоюродных брата и сестры, указывая на спасителей-людей. Эльфийка обратила на них полный удивления взгляд. Вся, от кончиков длинных, ниспадающих до колен, перевитых лентами и цветами волос, столь светлых, что они казались серебряными, до сильных стройных ног, на которые опиралось точеное гибкое тело, закутанное в мягко отсвечивающие нарядные шелка бледно-зеленого цвета, она была истинным совершенством, принявшим форму гуманоида.
— Эти двое леших? — послышался мягкий музыкальный смех. Глаза глубокого изумрудного света внимательно взглянули на молодых людей.
Охранник щелкнул языком, что является эльфийским эквивалентом пожимания плечами, и добавил пару слов о том, что Ветроволк взял дикарей под защиту.
— Да, конечно. — Воробьиха, в свою очередь, щелкнула языком, блеснув ровными жемчужными зубками, и удалилась.
Несколько минут спустя кузены сидели в приемной с кружками горячего чаю. Их охранял смешанный человеческо-эльфийский караул. Масленка дрожал, отходя от пережитого стресса, а Тинкер выглядела на удивление спокойной. Она воспользовалась передышкой, чтобы подумать. В самом деле, они сделали это! Не дали Ветроволку умереть в течение всего Дня Выключения и доставили его в безопасное место. Но почему из всего Питтсбурга он решил укрыться на ее свалке? Это просто глупое совпадение или же его привел связывающий их долг жизни? И что теперь? Неужели он опять исчезнет — до следующего чудовища и до следующей смертельной схватки?
Тинкер коснулась нагрудного кармана: заклятие оказалось на месте. Останься она наедине с Ветроволком, и вот она — последняя возможность аннулировать долг жизни. Но разве она хочет порвать эту связь — даже если бы ее действия не принесли ему вреда? И Тинкер горько посмеялась над собой: что знает она об эльфе, кроме того, что он высокомерен? Храбр. Альтруистичен. Благороден. Красив. Способен сохранять разум и выдержку, даже испытывая невероятную боль, находясь на пороге смерти. А еще — возможно — он великий любовник. Дверь распахнулась, и вошел какой-то человек. Его манера двигаться сообщала всем и каждому: «Я тут главный!» И он легко мог бы сойти за эльфа. Высокий, холеный, с длинными светлыми волосами, заплетенными в косу, стильно одетый, начиная с пестрого шелкового плаща и кончая высокими начищенными сапогами. Он пронзил взглядом съежившихся на диванчике кузенов, внимательно изучая их. Потом с шумным вздохом взглянул на свой электронный блокнот.
— Кто из вас Масленка, а кто — Тинкер?
— Понятно, что Тинкер — это я, а он — Масленка.
Человек пересек комнату и стал перед ними, возвышаясь, словно башня.
— Брат и сестра?
— Двоюродные, — ответила Тинкер.
— Я — Мейнард.
Он мог не продолжать. Все знали, кто такой директор Дерек Мейнард, глава ЗМА. В Питтсбурге фраза «Я — Мейнард» означала «Я — Бог».
Масленка застонал и еще больше вдавился в диван.
— Вам крупно повезло! Эльфы считают, что цель оправдывает средства, если при этом сохранена честь. Нам сообщили, что двор был бы очень недоволен, если бы мы применили к вам санкции. — Его «мы» прозвучало почти по-королевски. — Так что вопрос заключается в том, что именно должны мы вам простить? Являетесь ли вы гражданами, или мы должны выдать вам документы? Принадлежит ли машина вам, или вы ее украли?
— Мы граждане, — ответил Масленка, — но нам надо вернуть наши паспорта. Ваши люди их нам не отдали.
— Мы не сделали ничего плохого, — продолжила Тинкер, — пока ваши люди не напали на нас.
Мейнард посмотрел на нее прищурясь:
— Это было до или после того, как вы сломали ворота?
— Мы ждали Пуска примерно в миле от ворот, когда они ворвались в трейлер, — объяснила Тинкер. — Они хотели убить Ветроволка. У меня был его пистолет, и я выгнала их из трейлера. А потом мы сломали ворота.
Мейнард так и впился в Тинкер взглядом, однако выражение его лица по-прежнему оставалось непроницаемым.
— Откуда вы знаете, что они хотели убить Ветроволка?
— Тот, что залез в трейлер, назвал Ветроволка «сидящей уткой» или что-то в этом роде.
— «Легкой добычей», — поправил Масленка, имитируя низкий грубый голос. — Он сказал: «Он здесь. Легкая добыча». И тогда другой приказал: «Прикончи их всех, тихо». Они хотели убить нас всех.
— Ага, свидетелей-то не было, — подтвердила Тинкер.
— А почему вы решили, что вас остановили люди ЗМА?
— Они были в форме пограничников и спросили у нас документы.
— Важно, чтобы вы поняли. — Мейнард опустился на колено, стремясь оказаться на одном уровне с кузенами. — ЗМА не пыталось убить лорда Ветроволка.
— Но они были такие громадные. Вряд ли они смогли бы носить украденную форму, — возразила Тинкер. — Они намного выше вас и гораздо более мускулистые.
— Нам еще предстоит узнать, были ли они и вправду людьми ЗМА или нет. Если да, то они действовали не по моему приказу. И очень важно, чтобы не распространились слухи об обратном. Моя санкция на убийство лорда Ветроволка означала бы войну. Возможно, война — недостаточно сильное слово. Это был бы геноцид. Эльфы очистили бы Эльфдом от людей.
Отдавал ли глава ЗМА такой приказ? Тинкер подумала: а что она знает об этом человеке? О Мейнарде поговаривали разное, иногда даже оскорбительное. В то же время еще никто не называл его тупым, а уж посылать людей в униформе было бы верхом тупости.
— Хорошо, — сказала она. — Не беспокойтесь. Итак, мы не получим назад свои паспорта.
— Мы получили информацию, что на Ветроволка и его телохранителя перед самым Выключением напали варги. Телохранитель был убит, а сам он исчез. Мы не знали, где он: в городе или на Эльфдоме. Мы надеялись, что на Эльфдоме. Но, увы… А как он оказался у вас?
— Твари, похожие на варгов, загнали его на территорию нашей свалки вчера, в полночь. Я была там одна. А звери оказались временными магическими конструкциями, и мне удалось разрушить их электромагнитом. Они вернулись в изначальное состояние, превратились в маленьких собачек, и Ветроволк застрелил их.
— И вы ухаживали за ним все двадцать четыре часа?
Тинкер объяснила, что Джонни отказался лечить Ветроволка и поэтому им пришлось вести эльфийского аристократа в обсерваторию.
Мейнард мягко ругнулся:
— И никто не догадался позвонить в ЗМА?
— Нет, — признала Тинкер. — А что бы вы могли сделать?
— Наши больницы не берутся лечить эльфов, поскольку представители этой расы боятся, что мы возьмем анализы крови для изучения их генетики и используем это для составления заклятий и создания бактериологического оружия. Вы отвезли члена королевской семьи, израненного и беспомощного, в скопище ученых! Вы представляли себе, что это может означать для нашего мирного Договора?
— Мы объяснили ему, что другого выбора нет. Он с этим согласился, — сказала Тинкер. — Кроме того, мы дали ему честное слово. Анализов никто не брал.
— Вы знаете это наверняка? Вы были с ним каждую секунду?
— Когда меня не было рядом, с ним находились или Масленка, или Лейн. Мы не оставляли его одного.
— Кто это Лейн?
— Доктор Лейн Шанске. Она ксенобиолог. Она оказала Ветроволку первую помощь. Но сначала он спросил ее, знает ли она условия Договора и клянется ли им следовать.
Масленка кивнул:
— Тинкер поручилась за Лейн, и Ветроволк сказал, что для него этого вполне достаточно.
Мейнард с удивлением взглянул на Тинкер:
— Он доверил тебе поручиться за кого-то?
Тинкер пожала плечами.
— Наверно. Я спасла ему жизнь. Он спас жизнь мне. Он защитил мою честь. Я помогла заштопать его. Я грела его своим телом. Эти двадцать четыре часа были настоящим адом, понимаете?
— Понимаю.
Мейнард не отрывал от Тинкер взгляда, но она не могла понять его выражения.
— Мы свободны и у ЗМА нет к нам претензий? — наконец спросила она.
Мейнард вздохнул:
— Я просил бы вас описать как можно лучше тех, кто остановил тягач. Сейчас я пришлю кого-нибудь составить словесный портрет. Знаю, вам пришлось несладко, но нам нужно прищучить тех типов.
Мейнард не дал им возможности сказать «нет». Он встал и направился к одному из охранников — отдавать дальнейшие распоряжения.
— Если Ветроволк вне опасности, могу я с ним попрощаться? — спросила Тинкер.
— Я передам вашу просьбу его охране, — ответил Мейнард. — Они сами решат.
С этими словами он вышел из комнаты, явно собираясь начать розыск таинственных убийц. Сестра и брат опять были предоставлены самим себе под неусыпным оком смешанного караула.
Явился офицер полиции с мини-компьютером. Они составили словесные портреты трех громил. Оказалось, что Масленка лучше запомнил их лица, чем Тинкер, хотя она и провела с ними больше времени. Потом им вручили бланки для получения новых документов взамен утраченных.
Когда с этим было покончено, вошел эльф и что-то объявил на быстром высоком эльфийском наречии.
— Ветроволк спит, — перевел Масленка Тинкер. В свое время ему хватило терпения выучить высокий язык. — Он велел передать, что «наши желания встретятся».
— Могу я его увидеть? — спросила Тинкер эльфа, заслужив удивленный взгляд Масленки поверх кружки с чаем.
— Батья? — спросил эльф.
Тинкер встала и отвесила формальный поклон.
— Шия. Аум гэйато.
Представитель личной охраны Ветроволка поклонился в ответ и повел ее к двери, по обеим сторонам которой стояли изумительно красивые эльфы, элегантно держа в руках мечи и автоматы. Она шла между ними, опустив голову и чувствуя себя неряшливой и беспородной, как дворняжка.
Да, целительная магия серьезно поработала над Ветроволком. Все его раны превратились в едва заметные шрамы. Он спал глубоким сном, и его дыхание было ровным и легким. В общем, эльф выглядел теперь куда лучше, чем его спасительница.
Тинкер достала из кармана лист контурной бумаги, развернула его и посмотрела на глиф. Теперь или никогда.
Могла ли она действительно склониться над доверчиво распростертым телом и приложить глиф? Произнести заклинание и надеяться на лучшее? Сыграть в магическую русскую рулетку с его жизнью? Внезапно она словно ощутила в руке рукоять его пистолета и вздрогнула от мысли, что приставляет стальное дуло к виску Ветроволка.
Никогда.
Она выбросила листок в мусорную корзину, стоявшую рядом с кроватью. Какой бы невезучей она ни была, но лучше верить в то, что Ветроволк переживет ее на много веков, чем рисковать его жизнью. Поднявшись на цыпочки, она запечатлела на прохладных, чуть суховатых губах Ветроволка прощальный поцелуй.
Может быть, еще через пять лет какое-нибудь чудовище снова загонит эльфа в ее жизнь. Странно, но все это время она будет по нему скучать.
Глава 2
ПЕРЕД ОЧАМИ БОГА
Время, казалось, ползло. Заря только начала разгораться, когда Масленка и Тинкер вышли из здания больницы. Кто-то отогнал тягач от входа и запер его. Нужно было отыскать ключи. Когда же им удалось забраться в машину, оказалось, что прорыв через границу стоил им полного бака горючего. Масленка вытащил канистру и пошел искать газолин.
Усталая, как черт, Тинкер заперлась в трейлере и, скинув с себя одежду, которую носила весь этот долгий день, натянула чистые трусики и свежую ховербайкерскую футболку. Свернувшись калачиком на том столе, где еще недавно лежал Ветроволк, она попыталась заснуть. Ее левая рука, разодранная зубами зверя, страшно болела, но она чувствовала себя слишком усталой и потому не стала проверять, что творится под повязкой, которую наложил Джонни. Да и что смотреть: все бинты из аптечки первой помощи ушли на Ветроволка. Уже засыпая, она вспомнила: Джонни говорил, что ей придется обратиться в больницу. Когда Масленка вернется, он отвезет ее в «Мерси».
Ее разбудил стук в дверь трейлера. Тинкер совершенно замерзла и едва не свалилась со стола от слабости. Падая, она попыталась удержаться левой рукой и закричала от боли. Потом свернулась калачиком вокруг больной руки, нянча ее и ругаясь. Тот, кто стоял за дверью, стучать перестал.
Вдруг платформу как-то странно шатнуло, и Тинкер вскрикнула от удивления: непонятная сила потянула ее одновременно вверх и назад. Это Ветроволк подхватил ее и усадил на рабочем столе.
— Ветроволк! — заморгала она, смущенная его появлением. Но потом поняла, что он, наверное, открыл дверь кабины тягача и перелез в трейлер через вентиляционный люк. — Что вы тут делаете?
— Для чего это? — Он держал в руке то самое заклятие, которое она выбросила в мусор.
— Тулу сказала мне, что я должна наложить это заклятие, когда заплачу долг.
— Долг?
— Вы наложили на меня долг жизни, когда мы воевали с завром… Пять лет назад.
Эльф уставился в потолок и подумал с минуту.
— Так ты — тот бесстрашный маленький дикарь с кривой металлической палкой? Тот, что выколол завру глаз, когда я был почти без сознания?
«Он был почти без сознания?»
— Ну да. Я схватила кусок обода колеса.
— Ты была мальчиком.
Она покачала головой.
— Я — девочка! Мне было всего тринадцать. Обычный ребенок…
Он холодно рассмеялся.
— А сейчас ты не ребенок? — Он смял контурную бумагу и отбросил ее в сторону. — И кто же сказал тебе об этом долге?
— Тулу. Я показала ей заклятие, которое вы наложили на меня, и спросила, что это. Она сказала, что, если вы умрете, мое тело сгниет вместе с вашим.
Он спокойно продолжал:
— Так это единственная причина, по которой ты спасла меня?
Она махнула здоровой рукой, словно отгоняя вопрос.
— Это просто делало ситуацию еще более страшной, вот и все. Чтобы напугать меня до смерти, вполне хватало и Фу-псов. А тут мне еще приходилось постоянно думать об этой маленькой проблемке, от которой мороз по коже. Я не могла поступить иначе, но зато теперь мы равны.
— Мы не равны.
— Что? Посмотрите, я спасла вас! Я рисковала жизнью, руку себе покалечила. — Она подняла руку, показывая ему перевязку. — Дом свой сломала, чтобы вас повезти в этом драндулете. Мы разрушили в саду Лейн все клумбы, погубили цветы, ям во дворе понаделали своим тягачом, и я даже обещала ей отправиться в колледж — только чтобы утешить ее! Я угрожала пистолетом пограничникам, которые, впрочем, оказались не пограничниками, но это к делу не относится. Все для спасения вашей жизни! Вы бы уже давно померли! Если бы я не помогла вам сражаться с паскудными Фу-псами, а потом не перетащила ваш тощий эльфийский зад на эту сторону Края, вы уже давно отправились бы к своим предкам, и не один раз!
Он выхватил нож, отчего Тинкер вскрикнула и отскочила назад. Вспышка света на серебряном лезвии — и бинты были разрезаны.
«Не спорь с эльфом! Да, сэр. Нет, сэр. Или убирайся прочь с его пути!»
Он взглянул на израненную руку, а потом вдруг порывисто притянул к себе голову Тинкер. Его губы коснулись ее лба в том же месте, где когда-то давным-давно он нарисовал тот символ.
«Что за черт? Что это значит?»
Ветроволк подошел к двери и отворил ее. А потом вернулся и поднял девушку на руки как ребенка.
Тинкер запищала:
— Что вы делаете, черт побери? Опустите меня!
— Нет.
Он вынес ее из трейлера и зашагал в сторону хосписа. К нему тут же бросилось несколько эльфов, низко кланяясь и тараторя на высокоэльфийском. Ветроволк, не удостаивая их взглядом, отдавал короткие распоряжения, которые всегда встречали быстрый поклон и послушное: «Шия, зэ дому».
Ветроволк внес Тинкер в здание и двинулся по бесконечному лабиринту коридоров. Вокруг продолжал бушевать шторм высокой эльфийской речи, слишком быстрой для того, чтобы девушка могла хоть что-нибудь понять.
— Пожалуйста, говорите медленнее, пожалуйста!
Она ненавидела высокий эльфийский язык за его нарочитую вежливость. Но сколько ни просила она говорить медленней, на нее никто не обращал внимания.
Наконец Ветроволк зашел в маленькую, типичную для хосписа комнатку. Пол теплого синего цвета, стены — желто-медовые, свет мягко льется откуда-то с потолка. Ветроволк положил Тинкер на высокую кровать. Ее изголовье из светлой березы выглядело настоящим произведением искусства, но, несомненно, служило той же самой цели, что и утилитарная конструкция в любой человеческой больнице.
Тинкер села, бранясь на смеси разговорного эльфийского и английского.
— Ответьте же мне, черт побери! Что вы себе позволяете?
Среброволосая эльфийка достала из березового шкафчика какую-то банку и передала Ветроволку. Тот открутил широкую крышку. Внутри оказался большой золотой цветок.
— Нюхай! — скомандовал Ветроволк.
Тинкер осторожно понюхала. Запах напомнил жимолость, с ее теплым усыпляющим ароматом, с мягким жужжанием пчел и покачиванием зеленых ветвей; летний ветерок, голубое небо, нежные, сверкающие белизной облака, пушистые и мягкие; дрема, наваливающаяся, вздымающаяся, легкая, как дымка, и острая, словно лезвие…
Тинкер поняла, что откидывается назад, и подскочила. Раненой рукой попыталась отодвинуть цветок. Балансируя на пороге сна, она не отдавала себе отчета, к чему это может привести, и от вспышки боли заскулила как щенок.
Ветроволк подхватил ее голову сзади и, крепко обняв правой рукой, левой поднес цветок к самому ее носу.
— Просто вдыхай.
Но она сопротивлялась, не понимая, что именно происходит, и не желая утратить над собой контроль. Почувствовав на лице сладкие шелковые лепестки, Тинкер ударила своего недавнего подопечного. Причем метила в пах, но он повернулся, и удар пришелся на бедро.
— Не воюй, маленькая дикарка! — Зажав подбородок Тинкер большим пальцем и мизинцем так, что ее лицо оказалось словно в тисках, Ветроволк удерживал цветок остальными пальцами. Потом, отпустив ее голову, он перехватил запястья, заставив девушку лечь на спину, пришпилив ее к постели. — А то будет больно.
Тинкер задержала дыхание и рванулась, стараясь попасть в цель ногой. Тогда Ветроволк просто навалился на нижнюю часть ее тела всем своим весом. Тинкер прекратила сопротивление и сделала вдох. И теплая сладость, нагоняющая сон так же, как чистые простыни на мягкой, как перышки, постели в комнате, наполненной утренним солнцем, белым светом, проникающим сквозь тонкие занавески, и ветром, доносящимся из сада сквозь открытое окно, охватила ее…
Эльфийка пересекла комнату, заливаясь музыкальным смехом — так смеяться умеют только эльфы, — держа в руке серебряный нож. Воздух вокруг стал ослепительно белым. И все впечатления потонули в нем, теплом и текучем, словно мед, и таком же сладком…
Фу-псы гнались за Тинкер в кошмарных снах. Только они менялись. Иногда это были огромные кошки. Иногда — громадные собаки. В другой раз — китайские драконы, скользившие по свалке, словно гигантские ядовитые змеи. Тинкер бежала, но ноги не слушались ее, словно она двигалась по пояс в густой грязи. Но внезапно этот сон сменился другим: Ветроволк баюкал ее, и его руки были теплыми и мягкими, как у дедушки. Его голос ласковым шепотом лился ей в ухо.
— Фу-псы! Фу-псы! — задыхаясь, кричала она, дико оглядываясь кругом. Но в той комнате, где она спала, не обнаруживалось ничего более опасного, чем тени, которые отбрасывали стул рядом с кроватью, низкий столик с кувшином воды и стаканами.
— Все они сдохли, — бормотал Ветроволк, гладя ее по голове, и она откидывалась назад на подушку.
Она прижималась к нему, потому что сон опять уносил ее к страшным чудовищам на свалке, и очертания комнаты превращались в горы металла.
— Не уходи!
— Не уйду.
Она заставляла себя сфокусироваться на Ветроволке. Ей показалось, что она слышит звук, похожий на скольжение чешуи по стали, и Тинкер тихонько заскулила, цепляясь за его волосы.
— Успокойся. Ты в безопасности, — спокойно говорил Ветроволк. — Я не дам тебя в обиду.
«Подумай о Ветроволке». Ее пальцы пробежали по его волосам, нашли уши и принялись исследовать их очертания. Она изучала их форму и текстуру, ощущала легкую податливость хряща, мягкость мочки и замысловатый изгиб внутренней части… Спустя несколько минут эльф тихо застонал и остановил ее любопытную руку. Поднеся ее ко рту, принялся целовать кончики пальцев, потом ладонь, а затем пробежал легким как перышко языком до той точки на запястье, где прощупывался пульс.
Кто бы мог подумать, что это так приятно? Когда-нибудь надо будет повторить это наяву. Тинкер смотрела на него, и красота его глаз снова ошеломляла ее.
— Кажется, я никогда не видела ничего синее. Может, кобальт?
— Синее моих глаз?
— Ну да.
Он торжественно изучил ее лицо, а потом произнес:
— А у твоих глаз цвет лакированного ореха.
— Это хорошо?
В этом сне Ветроволк смотрел на нее с необычайной нежностью.
— Твои глаза теплые, земные, в них достаточно силы, чтобы противостоять любой напасти.
— О! Но они тебе нравятся?
— Ты мне нравишься вся. На тебя приятно смотреть.
Теперь стало понятно, что это сон.
— Ну конечно, с такими волосами и с таким носом! — И она два раза ущипнула себя за кончик носа. Забавно! Нос словно онемел, как это случалось, когда она напивалась. Вот у Ветроволка, конечно, нос — само совершенство. Она пробежала пальчиками по линии его носа. Ну конечно.
— У тебя чудесные волосы, — сказал Ветроволк мечтательно.
— Ты что?
— Они очень чистые.
— А я думала, что эльфам нравятся длинные волосы. — Она подергала за короткий локон, стремясь показать, что он какой угодно, но только не длинный.
— В функциональности бывает такая красота, перед которой бледнеет мода. В нашем случае традиционное оттеснило модное и стало чем-то почти геологическим.