Стародымов Николай. Гений Умирает Дважды

   Повинуясь этой команде, "хвостатый" отпрянул в сторону. И только потом, поняв, какие "пальчики" он оставляет на оружии, уронил, отбросил пистолет от себя. Его никто поднимать не стал.
   - Самурай, я готов, - послышался голос Карлы.
   - Хорошо... Итак, уважаемые господа, я еще раз спрашиваю: кто еще работал с Ароном Штихельмахером над его изобретением?
   Ответом была тишина. Группа людей в белых халатах теперь стояла вместе, сгрудившись... Стало видно, что Семеныч и еще двое мужчин стоят чуть впереди, стараясь собой заслонить оставшихся двух женщин.
   - Значит, больше никто?
   Спросив это, Самурай опять поднял вверх правую руку, сложил пальцы для щелчка. Обвел взглядом обреченных...
   - Ты же обещал, сволочь... - тихо сказал Семеныч. - Хоть женщин пожалей!
   - Ну вы же умные люди, - скривил губы Самурай. - И фильмы смотрите... Мы вас по закону жанра не можем пожалеть.
   Услышав эти слова, одна из женщин громко завизжала, а один из мужчин попытался рвануться вперед...
   Однако было уже поздно.
   Самурай громко щелкнул пальцами. Тут же торопливо и приглушенно застучали несколько стволов одновременно. По белым халатам словно рассыпались строчки быстро набухавших кровью отметин. Люди падали, а по ним, еще вздрагивавшим от каждого нового попадания, били, били, били...
   Бойня продолжалась всего несколько мгновений. Очереди смолкли почти одновременно. И тут же с жестяным звяканьем посыпались на пол использованные обоймы. В груде расстрелянных тел кто-то еще слабо шевелился, оттуда доносились чуть слышные стоны.
   - Ребята, помогите кто-нибудь человеку, - небрежно велел подручным Самурай, поворачиваясь к омертвело глядевшему на происходившее "хвостатому".
   На оборвавший стон одиночный хлопок он даже не обернулся.
   - Ну что, не обделался еще? Пора бы уже... - поинтересовался боевик. И проникновенно разъяснил: - Понимаешь, дружище, тут все закономерно. Та очкастая деваха, в отличие от тебя, показала себя смелым человеком, потому и умерла тихо и безболезненно. Остальные ваши не рискнули дергаться и покорно, как стадо, ждали смерти - мы их и перебили, как баранов. Ну а ты показал себя редкой сволочью. Потому и смерть примешь подобающую.
   По лицу "хвостатого" из безумно вытаращенных глаз катились слезы. Они стекали по носу, застревали в усах и бороде... Похоже, он уже мало что соображал.
   - Теперь все будут считать, что ты наш сообщник, которого мы попросту по окончании операции ликвидировали за ненадобностью, - продолжал спокойно втолковывать ему Самурай. - И если всех убитых будут жалеть, то о тебе все будут говорить: собаке - собачья смерть. Тебя даже похоронят отдельно... Понял, гнида, что своих предавать нельзя ни при каких обстоятельствах?..
   "Хвостатый" молча оседал на пол. Прямо в растекавшуюся под ним лужу. Стоявший у двери боевик направил в его сторону пистолет.
   - Сначала рот ему залепи, - равнодушно произнес главарь. - А потом стреляй, только чтобы не сразу насмерть. Или "перышком" его пощекочи... Пусть помучается.
   - Ага, - радостно осклабившись, согласился боевик.
   Сам же Самурай опять равнодушно отвернулся от человека, которого только что обрек на смерть. Причем смерть мучительную. И уставился на ошалевшую от происходившего на ее глазах Карину.
   - Ну а ты, подруженька, пойдешь с нами. И не вздумай пикнуть по пути - прикончим сразу; ты видишь, что мы это делать умеем. А будешь паинькой - останешься в живых.
   В этот момент опять приоткрылась дверь в коридор. В проем просунулась патлатая голова.
   - Люди, там получку дают...
   Это все, что успел произнести человек. Боевик, занимавшийся "хвостатым", одним рывком оказался у двери, схватил патлатого за волосы и, втянув его в помещение, сшиб с ног. Не выпуская из рук шевелеру жертвы, громила ногой захлопнул дверь, притянул голову парня к себе ирезко, одним тренированным движением, заломил ее за спину. В наступившей тишине раздался жуткий хруст ломающихся позвонков. Глаза патлатого выпучились, из уголка рта вытекла струйка крови.
   - Пора уходить, Самурай, - напомнил Карла.
   - Давно уже пора, - брюзгливо заметил главарь. Перевел глаза на здоровяка, который по-прежнему стоял рядом с Кариной. - Смотри, чтобы она не вякнула. Если только попытается рыпнуться - удуши ее, стерву!
   Девушка рядом с этой горой мускулов выглядела совсем младенцем.
   - Не рыпнется, - пробасил здоровяк. И едва ли не добродушно добавил, уже обращаясь к Карине:- Ты и в самом деле не рыпайся - удушу.
   Опять хлопнул приглушенный выстрел. В растекшейся луже остро пахнувшей мочи извивался, стонал сквозь залепивший рот пластырь, "хвостатый". Справа на спине у него расплывалось кровавое пятно.
   - В печенку, - прокомментировал Самурай. - Хорошо. Не жилец... Пошли!
   По коридору они проследовали дружной группой. Впереди шел Самурай, рядом, чуть приотстав, вышагивал Карла, за ними обреченно брела Карина, которую под локоть поддерживали могучие, словно клещи, пальцы здоровяка-"телохранителя", их окружали остальные боевики. Один нес чемоданчик с двумя "винчестерами", дискетами и кипами бумаг, которые еще час назад спокойно лежали в столах Арона Штихельмахера и его помощницы по имени Карина.
   ШВЕЙЦАРИЯ. ГОРОД МОНТРЕ, НЕПОДАЛЕКУ ОТ ЛОЗАННЫ. ТЕРРАСА КАФЕ "LE JOUR BEAU"
   - Господи, хорошо-то как здесь!
   Он мог так сказать. В самом деле, ситуация полностью под его контролем, так почему бы не повосхищаться природой, пока собеседник переваривает сообщенную им информацию?.. Александр Лосницкий, расслабленно развалившись в удобном пластмассовом полукресле, любовался открывавшимся с террасы видом.
   Впрочем, надо сказать, полюбоваться и в самом деле было чем. Голубая гладь знаменитого Женевского озера, бьющий из него гигантский фонтан, подступавшие к самому городу изумительной красоты террасы горного массива Роше-де-Не, снежные пики Западных Альп, устремленные в синеву неба...
   Собеседник, как и предвидел Лосницкий, какое-то время действительно ничего не говорил. Просто потягивал из большой кружки светлое, подернутое плотной аппетитной пенкой пиво и тоже задумчиво смотрел на спокойную поверхность озера, по которой невесомо скользили многочисленные лодки, яхты и буера. Прямо напротив собеседников ввысь била плотная струя фонтана - водомета по-русски.
   Реплика Лосницкого о красоте звучала заурядной банальностью, и со стороны могло показаться, что услышавший фразу человек попросту не любит банальностей и не считает нужным на них реагировать. На самом деле это было не так. Собеседник Лосницкого при необходимости и сам мог бы говорить банальности - а потому в данный момент счел за благо промолчать по причине совершенно иной. Он и в самом деле не знал, как отреагировать на только что полученную информацию. Однако он был слишком тертым калачом, чтобы это показать. Соответственно, как и следует в подобных случаях, он демонстрировал к услышанному полнейшее равнодушие. Тоже форма защиты, между прочим... Мимикрия... Не говорить же, в самом деле, своему информатору, что его сообщение настолько неожиданно, что нуждается сначала во всестороннем анализе и глубоком осмыслении, а потом уже в конструктивном обсуждении. Причем анализе и осмыслении отнюдь не в той организации, которой пытался продать свой секрет Лосницкий.
   Ибо он, информатор, пока еще не догадывается, с кем он разговаривает в данный момент, кто рядом с ним благодушно посасывает пивко с аппетитной пенкой. А должен был бы, если только он не конченый дурак... Впрочем, в организации, в которой Лосницкий работает, дураков не держат. Значит, отдает себе отчет, на что идет. И просто переоценивает свои возможности. А это чревато, ох как чревато, в таких делах, как попытка продажи чужой интеллектуальной собственности!..
   В конце концов любая, даже самая честно-благородная, международно-интернациональная организация состоит из отдельных, вполне конкретных людей, принадлежащих к разным, опять же вполне конкретным странам-государствам... Даже не так, не к странам, потому что страны - это нечто на данный момент вполне определенное и в то же время в перспективе способное к изменениям - как территориальным, так и (что особенно важно!) к политическим. Так что люди, работающие в международных организациях, принадлежат в первую очередь к конкретным народам, к этносам по-научному. А этнос это такая штука, которой пока еще никому не удавалось дать абсолютно четкого определения; потому приходится довольствоваться формулировкой, которую вывел земляк Лосницкого, гениальный диалектик от истории Лев Николаевич Гумилев: этнос - это коллектив, состоящий из людей, отличающихся своеобразным стереотипом поведения, которые - в чем и состоит суть! - противопоставляют себя всем остальным этносам... Так американцы или австралийцы стали американцами или австралийцами только когда противопоставили себя всем остальным народам, в том числе и тем, выходцами из которых изначально были их предки...
   Так и Фрэнк Фарренхауз никогда не забывал, что он, помимо того, что официально является сотрудником Всемирной организации здравоохранения, принадлежит вместе с тем к своей стране, к своему народу, к своему этносу, черт бы побрал это корявое слово.
   Самое лучшее во всей этой истории - то, что Лосницкий обратился именно к нему, к Фрэнку Фарренхаузу, а не, скажем, что было бы вполне логично, к тому же Розанову, американскому представителю, предки которого происходят из России. Потому что тогда все сливки опять достались бы этим проклятым янки, ну а лавры (в форме всемирно известных зелененьких листочков с изображением стародавних штатовских президентов) - персонально Розанову.
   ...- Так как, вы говорите, имя этого вашего Кулибина? - небрежно поинтересовался Фрэнк, оценивающе глядя на пивную кружку - мол, хватит, или еще заказать.
   Фарренхауз, как это и положено профессиональному разведчику, был большим эрудитом и любил иногда в беседе щегольнуть познаниями в области культуры или истории страны своего собеседника. К тому же в свое время он прослушал курсы лекций в Гейдельбергском университете в ФРГ и в Школе живых восточных языков Сорбонны, где готовят специалистов по России, был знатоком творчества Дениса Давыдова и Валентина Пикуля, прекрасно говорил по-русски и несколько лет работал в Советском Союзе. О чем его собеседник, естественно, не догадывался - сейчас они общались по-французски.
   - Ну, он наш только относительно - по стране, но не по национальности,- снисходительно ухмыльнулся Лосницкий.- Зовут его Арон Абрамович Штихельмахер. Проживает в Москве. Ну а обо всем остальном мы с вами поговорим, когда достигнем более определенной договоренности.
   - Да-да, конечно,- понимающе усмехнулся Фрэнк и повторил: - Более определенной договоренности.
   Это было мальчишество, мальчишество, непозволительное ни для его возраста, ни для уровня его профессионализма, но Фарренхаузу почему-то нестерпимо захотелось слегка щелкнуть по носу этого человека, причем щелкнуть побольнее. Он не имел права так поступать, хотя бы потому, что иметь в числе завербованных такого агента всегда неплохо - как для пользы дела, так и своего престижа. Однако...
   Как сотруднику разведки за долгие годы своей карьеры, Фарренхаузу нередко доводилось иметь дело с предателями и изменниками. Он умело использовал их в интересах своей страны, в интересах военно-политического блока, в который его страна входила... По сути, разведка в значительной степени в том и состоит, чтобы уметь кого-то завербовать, то есть, по сути, склонить к предательству... И в то же время Фрэнк таких людей всегда искренне презирал. Ладно, по большому счету еще понять и простить человека, изменившего своей стране или своему делу под влиянием таких обстоятельств, как угроза его жизни или жизни его близких. Это поняли в свое время немцы, объявив сразу после окончания второй мировой войны амнистию всем своим землякам, которые, оказавшись в плену, сотрудничали с советской разведкой или контрразведкой или же аналогичными структурами стран антигитлеровской коалиции; это поняли израильтяне, которые заранее объявляют амнистию солдату, попавшему в плен к врагу и выдавшему какие-то секреты... Но вот так, когда человек сам, добровольно, согласен продать (именно продать!) некий секрет, который может принести твоей стране немалую экономическую выгоду... Нет, таких людей ("инициативщиков" на жаргоне спецслужб) Фрэнк от души презирал. Потому и не удержался от мальчишеской выходки.
   Он достал из кармана сотовый телефон, включил его, быстро набрал хорошо знакомый номер.
   - Вас слушают.
   Делая вид, что любуется далекими пиками гор, Фрэнк исподволь наблюдал за насторожившимся Лосницким.
   - Хелена, еще раз добрый день. Мне нужна ваша помощь, - сказал он по-немецки, небрежно поигрывая зажигалкой.
   - Слушаю вас, герр Фарренхауз, - с готовностью отозвалась секретарша.
   Как многие старые девы, работающие на данном поприще, она была неравнодушна к своему холостому патрону.
   - Найдите, пожалуйста, в нашем компьютере московский телефонный справочник. Мне нужен телефон и адрес некоего Штихельмахера Арона Абрамовича. И покопайтесь в наших архивах, нет ли случайно у нас что-нибудь по этому человеку. Когда я вернусь в офис, мне все это понадобится. Заранее спасибо, Хелена, до свидания... - он нажал кнопку отбоя. - Вот видите, как все просто, уважаемый Александер...
   По мере того, как продолжался разговор Фарренхауза с Хеленой, Лосницкий менялся в лице. Всего лишь несколько минут назад это был вальяжный, самоуверенный человек с барски небрежными жестами. А теперь вдруг стал больше напоминать ребенка, который шел в магазин за конфетами и вдруг обнаружил, что потерял деньги... Даже не так, не потерял, а вдруг понял, что деньги у него украли.
   - Но погодите, как же... - только и смог проговорить он и умолк.
   - Да вот так, уважаемый Александер, - снисходительно улыбнулся Фарренхауз. - Вы свои представления о разведчиках и торговцах секретами почерпнули из книг и фильмов. А ведь все течет, все изменяется, что понял еще Гераклит из Эфеса, который жил двадцать пять веков назад, и чего не можете понять вы... У меня на столе в офисе уже лежит все, что имеется в архиве Всемирной организации здравоохранения на этого вашего Штихельмахера. - О том, что к процессу подключится весь необъятный банк данных разведуправления Республики Маркланд, Фрэнк говорить, конечно, не стал.- После этого выяснить подробности об изобретении, о котором вы рассказываете, для нас не будет составлять труда - сами понимаете: посольство, агентура... Так что, уважаемый Александер, мы с вами сейчас будем говорить совершенно об ином. Мы попытаемся договориться - и я уверен, что мы с вами договоримся - об условиях нашего дальнейшего сотрудничества касающегося вашей непосредственной деятельности в Министерстве иностранных дел России.
   Лосницкий трясущейся рукой достал носовой платок и вытер мгновенно взмокший лоб.
   - Я... - пробормотал он. - Министерство... Я ничего не понимаю, что вы...
   - Бросьте, Александер, - небрежно прервал его
   Фарренхауз, по-прежнему отрешенно глядя на гладь озера. - Неужто вы думаете, что мы не знаем, кто вы такой и откуда?.. То, что вы тут находитесь с частной поездкой, я еще как-то могу допустить, хотя думаю, что это не так, - методично добивал собеседника Фрэнк. - Но это в данный момент неважно... Кстати, а как лично вы узнали о существовании этого самого изобретения Штихельмахера?
   - Это мое дело, - попытался огрызнуться Лосницкий.
   Фарренхауз равнодушно пожал плечами.
   - В принципе конечно, - согласился он. - Только хотите вы того или нет, но вам придется рассказать и об этом... Другое дело, что и в самом деле меня лично куда больше интересует другой вопрос: сколько человек и кто конкретно еще знает о существовании прибора Штихельмахера? И вот на этот вопрос вам придется ответить прямо сейчас и прямо здесь - сами понимаете, насколько важно нам это знать.
   Лосницкий сидел, откинувшись на спинку полукресла и прикрыв глаза. Было ясно, что сейчас он пытается оценить степень своего поражения и прокручивает варианты, что можно извлечь из данной, откровенно патовой, ситуации.
   - Ну так кто же? - Фарренхауз не был заинтересован, чтобы пауза слишком затягивалась.
   Похоже, Александр на что-то решился. Он резко выпрямился, опершись локтями на столик. Уставился прямо в глаза Фрэнку.
   - Ладно, я свалял дурака, не на ту кобылку поставил, - проговорил русский. - Но только это не означает, что я прямо теперь просто так расскажу вам все до конца. Да, вы сможете выйти на Штихельмахера и, быть может, даже завладеть его изобретением. Но только я один - понимаете? - я единственный, кто сейчас вам может хоть приблизительно сказать, сколько человек присутствовали на той вечеринке.
   - На какой вечеринке? - быстро переспросил Фарренхауз.
   - А на той самой, - почти спокойно и почти уверенно парировал бледный Лосницкий. - Я хочу получить более или менее приличный эквивалент своей информации в конвертируемых дензнаках.
   - Благое намерение, - согласно опустил голову разведчик. - И сколько ж вы хотите?
   - Сто тысяч долларов. Еще час назад я хотел потребовать от вас миллион, да только сдуру назвал вам имя изобретателя, так что теперь вы сможете найти его и без меня.
   Он блефовал. Он великолепно знал, что о миллионном гонораре за его информацию не может идти и речи. Однако специально запрашивал такие суммы, рассуждая, по старой, советской еще, привычке, "проси больше - больше и дадут".
   - Ну а за что же вам тогда платить сто тысяч?
   Фарренхауз знал, за что, но спросил только лишь для того, чтобы выиграть немного времени на обдумывание ситуации.
   В конце концов, если разобраться, сто "кусков" - это сумма, на которую резидентура может "расколоться". У них есть фонд для финансирования рискованных операций. Если деньги пропадут, с него, с Фарренхауза, стружку снимут, но не слишком глубоко, особенно если он сумеет толково объяснить причины, по которым он пошел на подобную авантюру. А в данном случае он сумеет объяснить... Зато если все выгорит, именно он, Фрэнк Фарренхауз, станет человеком, который добудет для своей страны такой важный секрет. И вполне сможет рассчитывать, что при внедрении прибора в производство он сможет заполучить некоторый процент от его реализации. А это, если секретом распорядиться с толком, - миллионы, сотни миллионов долларов!
   Рассуждая таким образом, он тем не менее внимательно выслушал Лосницкого.
   - Вы сейчас заинтересованы в том, чтобы как можно быстрее заполучить прибор, а точнее идею прибора, - выторговывал свою долю Лосницкий. - Если старик вздумает обнародовать результаты своих трудов, вы сразу лишитесь преимущества, которое я вам предоставил. Если помимо меня кто-то из тех, кто присутствовал на вечеринке, осознал важность сказанного... - он чуть было в чем-то не проговорился, чуть было не назвал имя человека, от которого узнал о существовании изобретения, но вовремя осекся и тут же поправился: - ...осознал важность открытия, у вас будут конкуренты...
   - Ладно, убедили, - кивнул Фрэнк, приняв решение. - Сделка состоялась. Вы мне рассказываете все, передаете список лиц, которые могут что-то знать о приборе. Я в свою очередь передаю вам пакет с пятьюдесятью тысячами долларов... Да-да, пятьдесят - и ни цента больше... И с этого момента вы становитесь нашим агентом... Да не дергайтесь вы так, право слово! Неужто вы думали, что мы вас просто так отпустим, если вы оказались у нас на крючке? Поверьте, агенты получают не так уж плохо...
   - Но и долго не живут, - угрюмо произнес Лосницкий, никак не реагируя на то, что собеседник в два раза снизил плату за его поступок. - Во всяком случае на свободе.
   - Не попадайтесь - и проживете на свободе до глубокой старости, - лицемерно усмехнулся разведчик. - Нам ведь невыгодно сдавать своих информаторов - согласно классификации одного из руководителей разведки Древнего Китая, Сунь-цзы, вы нам нужны как агент жизни... Ну а потом у вас просто нет другого выхода. Вы же сами понимаете, что разговор с вами уже записан, так что вы у нас на крючке. И только от вас зависит ваше будущее - примете наши предложения, тогда будете жить припеваючи настолько долго, насколько у вас хватит осторожности и везения, или же не принимаете их и тогда уж пеняйте на себя.
   Лосницкий вздрогнул. Потом, попытавшись взять себя в руки, постарался спросить как можно небрежнее:
   - Вы... Вы меня убьете?
   Фарренхауз рассмеялся - теперь уже вполне искренне.
   - Да Бог с вами, дорогой Александер! Да зачем же нам вас убивать?.. Право, вы и в самом деле не тех книжек начитались... Какой смысл нам рисковать своими людьми или выбрасывать деньги на наемных киллеров, чтобы убить человека, с которыми мы не смогли договориться? Мы же не террористы, право слово, мы честные разведчики... Нет, все гораздо проще: просто запись этого разговора завтра же будет передана вашим людям на Лубянке и на Смоленской площади. Пусть ваши соотечественники сами с вами разбираются. Всего-то и делов!
   Лосницкий попытался спасти остатки своего реноме.
   - Но и я могу сообщить о вас, скажем в ООН, и тогда у вас тоже будут неприятности...
   Русский не успел закончить фразы, потому что его собеседник опять рассмеялся.
   - Из вас, уважаемый Александер, шантажист, как... Впрочем, не буду вас обижать сравнением, потому что любое из них будет для вас просто оскорбительным... Даже если вы попытаетесь доставить мне неприятности, вам это не удастся. В самом худшем случае я буду просто выдворен из страны. Но этого не произойдет, потому что вы ничем не сможете подтвердить свои обвинения...
   Бледный Лосницкий тоже улыбнулся, постаравшись сделать это как можно высокомернее.
   - Но я тоже записываю наш разговор. И тоже могу передать эту пленочку...
   - Да неужто вы думаете, что я этого не предусмотрел?.. - Фрэнк сейчас выглядел даже раздосадованным непонятливостью собеседника. - Если бы вы были немного наблюдательнее, то обратили бы внимание, что мы встретились именно в этом кафе и сели именно за этот столик. Здесь под столешницей я заранее спрятал специальное устройство, которое создает такой фон на записывающую аппаратуру, что вашу пленку, даже если на ней и будет прослушиваться какая-то речь, никто не сможет использовать в качестве улики.
   - А вы... - пробормотал Лосницкий.
   - А у меня нет с собой магнитофона, - откровенно засмеялся Фарренхауз. - Здесь же спрятан специальным образом экранированный микрофон. А записывающая аппаратура находится в машине, которая расположилась вон там, на безопасном расстоянии и передача информации в которую идет узким, точно настроенным лучом... Любезнейший господин Лосницкий, вы никак не хотите понять одну простейшую истину: каждый человек должен заниматься своим делом. Самый умный дилетант никогда не сможет переиграть самого посредственного профессионала... Высокие блондины в черных ботинках встречаются в кино, но не в жизни. Итак, хватит нам с вами заниматься ерундой и игрой в шпионов. Поскольку вы согласны на нас работать - а в этом я не сомневаюсь - я предлагаю вам для начала изложить прямо сейчас все, что касается прибора Штихельмахера. Деньги получите при нашей следующей встрече... Да не переживайте: мы своих агентов не обманываем!
   Лосницкий с тоской смотрел на лазурную гладь озера. Теперь его уже не радовал вид скользящих по воде яхт, лодок и буеров. Он понял, что проиграл.
   ПОДМОСКОВЬЕ, РУЗСКИЙ РАЙОН. ОСОБНЯК ВАХИ СУЛТАНОВА.
   На разнеженном лице Вахи было написано такое блаженство, что ему можно было позавидовать.
   Облаченный в один только небрежно запахнутый короткий махровый халат, оставляющий открытой смуглую мускулистую грудь, он полулежал в низком кресле, вытянув мохнатые ноги и устроив их на еще более низкой мягкой скамеечке. Перед ним на подушечке на коленях пристроилась едва одетая пухлая блондинка и массировала ему распаренные ступни. У нее под рукой находился раскрытый футлярчик с принадлежностями для педикюра.
   - Вах, великий Аллах свидетель, если бы мне в детстве кто-то сказал, что я буду жить рядом с Москвой в таком вот доме и мне ногти на ногах будет обрезать красивая русская блондинка, я бы в такую сказку никогда не поверил, - разглагольствовал Ваха с заметным кавказским акцентом. - Хорошее время пришло, спасибо Горбачеву и остальным, которые это новое время создали... Я ведь когда-то срочную службу служил в этих местах, в стройбате, подмосковный пансионат космонавтов строили... Офицеры и прапора почти все были русаки и хохлы, а рядовые почти все чурки из Средней Азии. Только несколько человек нечурок, в том числе и мы... Сначала нас, кавказцев, командиры попытались зажать, а потом поняли, что мы в части порядок наведем лучше, чем все их уставы и политработы... Как-то, помню, против нас чурки толпой поднялись, а их человек сто или двести - хрен их кто, обезьян, пересчитает. А нас всего-то одиннадцать человек, и старший был у нас Сараби Варитлов, ох и сильный был, помню... Мы встали на плацу в круг, спина к спине, и стоим. Эти обезьяны вокруг нас прыгают, визжат, ругаются, плюются, а подойти к нам кто-нибудь не может - боятся. Не то что подойти - за камнем наклониться боялись, мартышки... Тут бежит наш замполит - молодой парнишка был, лейтенантик, старательный, верил, дурак, в дружбу народов и во всякое такое другое. Чурки его увидели - и сразу врассыпную... Как же давно это было!.. Сейчас мы русских вот где держим, - мгновенно переключившись на другую тему, он показал своим слушателям крепкий смуглый кулак. - Теперь они у нас служат, а их блондинки нам ногти на ногах обрезают...
   Присутствовавшие слушали Ваху с разным чувством. Его двоюродный племянник Иса, только недавно приехавший сюда с Кавказа, с откровенным удовольствием. В самом деле, как представишь только, что такая вот белая женщина и его будет обслуживать... С ней ведь можно делать все, что захочешь... А он, Иса, уже хочет... Нужно будет попросить ее у Вахи. Или не ее - какая разница, в самом деле! Главное - чтобы русская! И чтобы блондинка! Смуглые мужчины любят белых женщин, и пользуются взаимностью. Не зря же кавказские женщины слово "блондинка" произносят через букву "я". А впрочем, смуглых и богатых согласна любить любая - во всяком случае в этом Иса убежден.