Страница:
Но главный удар бампера "жигуленка" пришелся на врача-кардиолога Семена Яковлевича Леваневича. Он успел только хрипло вскрикнуть, после чего опрокинулся на спину, и автомобиль, подпрыгивая, прошелся по его груди обоими правыми колесами. После этого "жигуль", подрезав какую-то шарахнувшуюся от него иномарку, влился в поток машин и, свернув по кольцу в сторону станции метро, исчез из вида.
Все это произошло в одно мгновение. Налетевшая на людей машина уже исчезла, и лишь тогда раздался душераздирающий крик женщины, на глазах которой под тяжелой тушей автобуса исчезла коляска с ее ребенком. Ей вторил хрип залитой кровью старушки...
Вострецов, который в последнее мгновение успел отпрыгнуть едва ли не из-под колес машины, наклонился к Леваневичу. И даже он, далекий от медицины человек, понял, что помочь пострадавшему уже невозможно. Тот лежал, глядя широко раскрытыми глазами в глубокое синее небо. Куда-то туда, в эту неведомую даль, по темному коридору сейчас мчалась его ошеломленная случившимся душа.
Рядом лежал раскрывшийся от удара кейс Семена
Яковлевича. Из него вывалился обычный набор предметов, которые могут оказаться у мужчины - телефонный блокнот, сложенный полиэтиленовый пакет, какая-то книга, газеты, шариковая ручка... Валялся в пыли и небрежно свернутый медицинский халат, из кармана которого выскользнул какой-то предмет. Вострецов с недоумением уставился на него. Это был шприц-тюбик, точно такой же, какой он видел в утилизаторе в палате столь странно умершего Штихельмахера. Вадим протянул руку и схватил предмет. Шприц-тюбик оказался использованным.
Следователь еще не знал, что к чему в этой истории. Он интуитивно понял, что сейчас у него в руке какая-то очень важная, вероятно, даже ключевая деталь, с помощью которой можно будет хоть что-то в этом деле расставить по местам.
...В это время двое молодых парней быстро, и при этом стараясь не привлекать внимания прохожих, шли мимо рынка от брошенной машины к тоннелю, по которому можно было либо пройти на другую сторону железнодорожной ветки, либо попасть на станцию метро.
- Вспомнил, - неожиданно сказал один из них, сказал негромко и озабоченно, словно про себя.
- Что ж такого ты мог вспомнить? - насмешливо спросил второй, воткнув в рот сигарету и доставая зажигалку. - Где твой хрен в последний раз побывал?..
- Где я его видел, - уже встревоженно отозвался первый.
- Ты можешь толком объяснить, что случилось?
Они вошли в гулкий полутемный тоннель, заполненный шумом множества шагов, голосов и грохотом медленно ползущего над головой поезда.
- Ты не заметил, что наш "клиент" у перехода с кем-то разговаривал?
Его собеседник равнодушно пожал плечами.
- Заметил, конечно. Только не обратил на него внимания - он нам не заказан. А что?
- Я вспомнил, где его видел, - мрачно повторил первый. - Это "следак-важняк", он Барабаса брал.1).
1). Вострецов принимал участие в аресте преступника по кличке Барабас в романе "Тринадцатый сын Сатаны".
- Да ты что?!
Воскликнувший настолько резко остановился, что на него сзади кто-то налетел и грубо обругал. В другой раз боевик не оставил бы такое поведение безнаказанным, но теперь было не до мелочей.
- Ты уверен?
Они стояли посреди перехода, толпа, толкая и матеря, обтекала их с обеих сторон.
- Уверен, - по-прежнему мрачно ответил первый. - Я его тогда вот так, как тебя сейчас, видел. Боялся, чтобы и меня не замели...
- Дела-а... - протянул второй. - И что же будем делать?
- Не знаю... Доложим. А там пусть наши боссы решают... В конце концов, нам было дано одно, вполне конкретное задание... - он оглянулся по сторонами закончил:- И мы его выполнили.
- Ты прав.
Они оба направились дальше. На стоянке у выхода из тоннеля их ждала припаркованная напротив торгового центра серебристая "мазда".
Уже тронувшись с места, водитель сказал немного неловко:
- Слышь, Серый, ты про этого следователя шефу сам доложишь? Да?
- Да уж... - с досадой отозвался Серый.
Он был уже не рад, что узнал следователя, что сгоряча сообщил об этом напарнику - теперь придется объясняться с шефом. И еще неизвестно, как тот отреагирует на информацию о том, что они пришили врача на глазах у следователя по особо важным...
- Ситуёвина, так ее... - выругался водитель.
Он думал о том же: а ну как следователь разглядел его и запомнил - его карточек и фотороботов в разных прошлых "делах", скорее всего, хранится немало.
- Как он по возрасту-то, твой "следак"? - хмуро поинтересовался он.
- Щенок.
- И то ладно...
Серый в этом уверен не был.
МОСКОВСКАЯ ОБЛАСТЬ. ОСОБНЯК ВАХИ СУЛТАНОВА
Едва слышный звук, доносившийся из-за двери дамской уборной, насторожил Боксера. Ему уже давно не доводилось слышать такого. Тем более в стенах этого особняка - люди, способные на столь искреннее проявление чувств, сюда по своей воле попадали нечасто.
Он остановился, прислушался внимательнее. Представил, как это могло выглядеть, если бы кто-то увидел его со стороны. Однако сейчас было не до подобных мыслей - и в самом деле было похоже, что там, в дамской комнате, кто-то тихо, едва слышно, плакал. Собственно, звуков самого плача не доносилось - только по временам проникали сдавленные всхлипывания.
Входить в дамский туалет не принято (не то, чтобы запрещается - именно не принято) даже начальнику охраны. И все же... Поколебавшись, Боксер осторожно повернул ручку и чуть толкнул дверь. Хорошо отрегулированные и смазанные петли провернулись беззвучно.
Прислонившись спиной к голубому кафелю стены, прямо на мусорном бачке, закрыв лицо руками, сидела та самая блондинка, которая полчаса назад обрабатывала ногти на ногах Вахи Султанова. Сквозь ее пальцы просачивались мутноватые от размытой косметики слезы, мерно капали на распахнувшийся коротенький кокетливый халатик. Одна грудь - пышная, но еще крепкая, не кормившая, загоревшая, с большим коричневым окружием вокруг обмякшего сосочка - вылезла из-под материи, другая была видна только до половины.
Боксер шагнул в помещение, плотно закрыл за собой дверь. Услышав этот звук или просто почувствовав присутствие постороннего, девушка испуганно дернулась, едва не ударившись затылком о стену, уставилась на вошедшего своими синими, как васильки в поле, глазами. От этого движения обнажилась и вторая грудь. Мужчина невольно скосил взгляд на них, однако девушка этого не заметила.
Он присел перед ней на корточки.
- Не бойся, - Боксер постарался, чтобы его голос и слова звучали как можно доброжелательнее.
И тут же поймал себя на том, что не знает, как зовут эту педикюршу. Он вообще практически никогда не интересовался именами всех этих девиц - чаще всего именно столь любимых южанами блондинок, - их часто привозили сюда, они жили здесь более или менее длительное время и потом их отсюда увозили. Он всей душой презирал это бабское, настолько расплодившееся нынче, племя, прекрасно зная, на что здесь соглашаются эти самки ради того, чтобы получить плату побольше.
- Тебя как зовут? - он положил свою могучую, столько раз посылавшую противника в нокаут, руку на ее круглое мягкое плечо.
Педикюрша сначала вздрогнула от этого прикосновения, попыталась вжаться в стену. А потом вдруг напротив, подалась к Боксеру, вцепилась своими длинными острыми ногтями в лацканы его пиджака.
- Увези меня отсюда! - заговорила она горячечным шепотом. - Не нужно мне денег, ничего не нужно! Только увези!.. Здесь страшно!
- Ну-ну, милая, успокойся... - Боксер попытался привлечь девушку к себе.
- Hе трогай меня, - вдруг заверещала она, пытаясь вырваться из его рук. - Все вы одинаковые...
Этого еще не хватало! Если сейчас кто-нибудь услышит ее визг, черт знает что может получиться. Ясно же, что у нее с Вахой что-то произошло. И если этот кавказец узнает, что его подруга взбунтовалась, неизвестно, как поведет его "горячий южный кровь"!
Боксер сграбастал девушку в свои мощные объятья, крепко зажал ей рот ладонью.
- Ну-ну, успокойся, милая, - уговаривал он ее не привыкшим к шепоту голосом. - Все будет хорошо, только не надо кричать...
Она вырывалась, крутилась, билась в истерике... Да только куда ей совладать с мускулатурой мужчины, причем, мужчины весьма спортивного! Боксер приподнял ее, уселся сам на хрустнувший под его весом мусорный бачок, легко, как куклу, не обращая внимания на ее трепыхания, развернул девушку, усадил себе на колени. От этого пояс на ее халатике окончательно распустился, и его полы разошлись. Боксер, стараясь не смотреть на ее ладное загорелое тело, какое-то время просто сидел, удерживая девушку, ожидая, пока она хоть немного успокоится. Лишь бы не укусила, - думал он, стараясь, чтобы и в самом деле его пальцы не попали в ее широко раскрытый задыхавшийся рот.
Выждав некоторое время, он поймал момент, когда она пыталась втянуть в себя воздух, отпустил рот и несильно, но звонко шлепнул девушку по щеке. Та даже поперхнулась. И разом как-то обмякла.
- Ну что, все? - теперь Боксер говорил строго - мягкость, по его мнению, могла только спровоцировать новую истерику.
- Отпусти, - тихо сказала она.
- Вот так-то лучше...
Мужчина отпустил ее, поднялся сам. Встал так, чтобы она не смогла проскочить мимо него в коридор.
- Так что же все-таки случилось? - спросил он, с невольным обостренным вниманием наблюдая за тем, как она, и в самом деле опомнившись, запахивает на груди халатик, затягивает поясок.
- Увези меня отсюда... - безнадежно попросила она еще раз. - Увези...
- Увезу! - твердо сказал Боксер. - Обязательно увезу. Только скажи, что случилось!
Он и в самом деле решил увезти отсюда эту дурочку, которая - по глупости, по жадности или по даже по похоти - вляпавшись в это дерьмо, теперь пыталась каким-то образом из него выбраться. В конце концов, он ведь мужчина, к которому обратилась за помощью женщина! Он обязан отвечать за безопасность объекта, однако в его функции не входит силой удерживать здесь ни в чем не повинных людей!..
Но ведь удерживал же! И неоднократно! Сколько тут он уже насмотрелся за время работы на Ваху! И то, что сам он лично никогда никого не мучил, мало его оправдывало даже в собственных глазах. Его угнетало тут многое - и не на последнем месте стояло то, что он, истинный русский, помогал кавказцам "доить" своих же, русских. А тут еще эта истерика у женщины, в присутствии которой совсем недавно этот зверек Ваха откровенно издевался над ним...
Уж не потому ли она обратилась за помощью именно к нему, что почувствовала, что он тут, в особняке, не свой?.. Да нет, скорее всего, она бы сейчас бросилась просить помощь к любому русскому, кто оказался бы рядом и проявил бы к ней хоть капельку искреннего сочувствия. Или даже неискреннего.
Между тем Боксер был готов и в самом деле увезти ее отсюда. Ну а там будь что будет!
- Правда увезешь?
Она не верила. Но ей так отчаянно хотелось верить хоть кому-нибудь!
- Сказал же!
Блондинка подошла, уткнулась ему лицом в широкую грудь.
- Мне страшно, Боря, - тихо сказала она. - Мне так страшно...
Боря... Откуда она знает, как его зовут? А-а, кажется, Самурай обратился у нему по имени там, когда они были у Султанова...
- Так что же случилось?
И тут ее словно прорвало. Она заговорила торопливо, горячечно, не обращая внимания на то, насколько коряво и неправильно строит фразы.
- Ваха отправил Самурая и Ису выпытать у какой-то девушки, которую они вчера привезли, что именно они изобрели с каким-то стариком. А со стариком они тоже что-то сделали, не знаю что. Он сказал Самураю, чтобы тот научил, как это делается, выпытывать, Ису... А Иса сказал, что он обязательно хочет блондинку попробовать. Тогда Ваха сказал, что вечером даст ему меня... Они не знали, что я еще не ушла и была в соседней комнате, все слышала...
Ага! Значит, Самурай должен что-то выпытать у той девушки, которую они держат в подвале... Уж он, Самурай, выпытает это точно...
- Ну а ты сюда разве не затем приехала? - с досадой скорее на себя, чем на на нее, спросил Боксер. - Ну побывает у тебя лишний черномазый хрен - что, от тебя убудет, что ли?..
Девушка отпрянула от него, стукнулась задом о раковину умывальника. Уставилась на мужчину - в первый момент скорее удивленно, чем возмущенно или обиженно. Потом глаза ее стали наполняться слезами.
- Умойся! - Боксеру было искренне неловко за свою вспышку. - Иди к себе и жди меня!.. Или нет. На выезде из гаража, у края кустарника, где скамейка...
Он резко повернулся и вышел. Все! Он решился! Хватит!
Шагая по коридору в сторону ведущей в подвал лестницы, Боксер едва не вслух разговаривал с собой, задавая себе вопросы, на которые чаще всего не в силах был ответить.
До какой же низости ты опустился, бывшая надежда и гордость советского спорта! При твоем попустительстве, при твоем пассивном соучастии сейчас издеваются над совершенно ни в чем не повинной, совсем еще юной девушкой. Ты стоишь и молчишь, когда над тобой откровенно издевается это обнаглевшее человекообразное существо, разбогатевшее на грабежах и убийствах твоих же земляков. Ты охраняешь практически мафиозную базу банды, которая терроризирует, обирает твоих сограждан... Да, при прежнем руководителе банка, при ныне уже покойном Самойлове, тоже не раз доводилось идти против закона. Но они в то время никогда не опускались до похищения и пыток девушек. Самурай, конечно, и тогда творил многое - но все это происходило где-то в других местах, ему, Боксеру, не приходилось видеть все эти мерзости. Более того, когда малыш Джонни отказался убить какую-то девчонку, Самойлов, на что уж был безжалостным человеком, не позволил даже наказать Джонни!1). А Ваха? Да у него даже капли сомнения
_________________________________________
1). Эта история подробно описана в повести "Исповедь самоубийцы".
не возникло бы, приведись наказать какого-то русака! Своего - ни в коем случае. А русского - ни секунды колебания!
Ну а теперь все, хватит! У любого предмета, у любого материала есть предел прочности, и гнуть его можно только до этого самого предела. Боксер почувствовал, что нынче он дошел до такого предела - он больше не мог и не хотел быть здесь, он больше не желал охранять все то дерьмо, которое здесь находится! Сейчас уедет отсюда - и ищи его!.. Деньги у него есть - припрятаны в надежном месте, комплект почти подлинных документов имеется, квартира прикуплена... Начнем жизнь заново!
Боксер достиг лестницы и легко сбежал по ней в подвал. Он хорошо знал, куда нужно идти.
...В камеру вошли трое - Самурай, Иса и один из охранников. Карина уставилась на них с ужасом. Она вообще мало что понимала - со вчерашнего дня, как только ее сюда привезли, как забилась в угол камеры, на жесткий топчан, так и просидела там. Несколько раз забывалась в коротком тревожном сне, поднялась пару раз - выпить несколько глотков воды из стоявшего на столике графина, да сходить по нужде - а остальное время сидела и сидела, покорно ожидая, что ей уготовила жестокая судьба. Ничего хорошего для себя она не то что не ждала - всем ее существом безраздельно завладел ужас. Этот ужас парализовал ее, затмил разум, сковал волю, лишил возможности думать хоть о чем-нибудь... Перед глазами раз за разом вставала одна и та же картина: на белых халатах медленно, словно в замедленном кино, одна за другой возникают, проявляются, увеличиваются красные пятна от впивающихся в тела пуль. Вот они стоят, ее сотрудники, у стены, стоят, с ужасом глядя на прохаживающего перед ними безжалостного человека. Они еще живые, еще на что-то надеются, потому что ничего сделать не могут. А потом на их халатах проявляются эти страшные кровавые пятна. И они падают, валятся друг на друга: вновь и вновь вздрагивают от новых и новых попаданий. Кто-то из ребят все сучит и сучит по полу ногами, обутыми в старые туфли со стоптанными каблуками; у кого-то из женщин порвались колготки и сквозь лопнувшую лайкру видна свежая ссадина на коленке. И глаза - почему-то все падали с открытыми глазами - глаза, которые теперь вдруг кажутся жутко похожими друг на друга в своей предсмертной муке и мольбе. Кровь, живая горячая кровь струится по полу, остается размазанными пятнами на окрашенной масляной краской стене...
А потом словно вдруг обрывается пленка - и они опять стоят у стены, со страхом глядя на прохаживающегося перед ними безжалостного человека - и все начинается сначала. И так раз за разом, раз за разом, раз за разом... Уже вторые сутки.
Карина сразу узнала Самурая. Да и как она могла не узнать, если его образ буквально врезался в ее память, в ее мозг, в ее сознание! И когда он с ней заговорил, девушка от каждого его слова вздрагивала, как от разрядов электрического тока.
- Ну что? - остановившись перед топчаном, на который с ногами забилась Карина, спросил Самурай. - Не соскучилась еще за мной?
Она ничего не ответила, просто сидела и смотрела в лицо этому человеку, переводя взгляд с его похотливых глаз на шевелящийся рот. Его слов она не воспринимала, только вздрагивала от каждого исходившего от него звука. Картина, которая преследовала ее вторые сутки, вдруг оборвалась. А изображение того, что происходило перед ней теперь, вдруг стало плоским, словно на экране. И этот экран начал постепенно уменьшаться, фигуры, которые она видела перед собой, удалялись, становились все более мелкими. А со всех сторон на эту уменьшавшуюся картинку плотно наступала непроглядная мгла...
- Вах, какой невоспитанный девочка, - вставил свою реплику Иса. - С ней разговоры говорят, а он молчит...
Вмешательство этого мальчишки Самураю не понравилось. Ну да тут ничего не поделаешь - родственник хозяина, и с этим приходится считаться. Поэтому он попросту проигнорировал его реплику.
- Ты хочешь отсюда уйти? - Самурай надеялся, что эти его слова прозвучали ласково, по-доброму.
Он присел на топчан. Карина подалась от него, поджала под себя ноги, еще сильнее вжалась в покрытую кафельной плиткой стену. Она по-прежнему молчала.
- Ну что ж, - с деланным сожалением вздохнул Самурай. - Я хотел с тобой по-хорошему. А ты...
Он приподнялся, протянул руку к девушке, взял за отворот платьица. Карина уже мало что понимала, она просто была не в силах что-либо воспринимать. Тянувшаяся к ней страшная рука воспринималась ею словно в замедленном фильме - и она ничего, кроме этой большой, в густых черных волосках, руки, высунувшейся, выдвинувшейся из затянувшего все мрака, не воспринимала. И она по-прежнему не издала ни звука.
Ее молчание немного насторожило Самурая. Вдруг она онемела от страха? Как тогда выполнить поручение Вахи и выпытать у нее, чем они занимались со стариком?..
Впрочем, колебался он не больше мгновения. В конце концов, этот секрет ему лично нужен не больше, чем дельфину акваланг или пингвину плавки. Вот до тела ее поскорее бы добраться - уж очень хороша девчонка!
Самурай рванул на себя платье. Материя поддалась не сразу, легкое тельце девушки оторвалось от стены, ее лицо оказалось вскинутым к лицу насильника. Ох, как же она хороша - опять оценил про себя Самурай. Особенно эти большие, черные, полные животного ужаса, глазищи!..
Как же приятно трахать женщину, которая тебя вот так, до сжимающего все внутри ужаса, боится!.. Как же невероятно приятно вонзаться в женское тело, которое тебя не только не хочет принимать - которое тебя ненавидит, которое тебя отторгает!.. А ты его имеешь и чувствуешь, что внутри тебя кипит, всевластвует ликование самца, овладевшего очередной, а точнее, внеочередной самкой!.. Сила, сила, сила - кому они нужны, эти любовные сопли!..
И он больше не стал сдерживаться. Он почувствовал, как наливается необузданной силой его мужское естество и параллельно затуманивается голова. Он больше ничего не видел и видеть не хотел, кроме этого беспомощного существа, которое оказалось в его полной власти. Еще одним движением он разодрал-таки платье. Маленькие крепенькие грудки, которые она инстинктивно попыталась прикрыть извечным женским жестом, плоский животик, точеное загорелое тельце... Давно у похотливого Самурая не было такого юного совершенного создания... Он легко, одним пальцем, зацепил ее тоненькие трусики; они лопнули от первого же его движения.
Но чего ж она не кричит-то, не молит о пощаде?.. Они ведь всегда просят не трогать, такие вот молодые... А-а, ладно! Все потом, потом, после того, как вся его похоть сладостными толчками выплеснется в это чудесное покорное тельце! Только тогда к нему вернется способность соображать... Самурай отшвырнул в сторону тряпки, которые только что были женской одеждой, начал торопливо расстегивать пояс.
Иса на происходившее смотрел с откровенным удовольствием. Как же замечательно, что у его отца есть такой двоюродный брат, как Ваха. Как здесь все здорово! Сейчас он тоже навалится на эту смугленькую девчонку. А потом, вечером, Ваха уступит ему ту блондинку... И все это достается ему само собой, без малейшего с его стороны усилия. Здорово!
Самурай наконец совладал со своей одеждой, опять схватил по-прежнему молчавшую, как будто безразличную к происходившему девушку, повалил ее на спину. Она не сопротивлялась - лишь крепко сжимала поджатые к животу ноги, а руками закрывала груди... Впрочем, ее груди Самурая ничуть не волновали. Своими сильными руками он развдинул ее ноги и всей тяжелой волосатой тушей навалился на девушку...
Третий мужчина, присутствовавший в камере, один из охранников, глядя на происходившее, досадовал только на одно - что ему еще долго ждать своей очереди. Самурай знал, кого нынче с собой брать в подвал - была б его воля, он бы уже давно выгнал этого Боксера к чертовой матери и поставил начальником охраны именно этого импонирующего ему парня. Он не из чистоплюев, какого корчит из себя отставной спортсмен. Подумать только, шишка на ровном месте - член олимпийской сборной Союза, призер какой-то Олимпиады!.. Толку-то от этого олимпийского прошлого - надо жить настоящим! Вот этой девчонкой сейчас нужно жить, этим маленьким тельцем, на котором сейчас, сладостно постанывая, елозит покрытое густыми зарослями жестких волос туша Самурая.
...Самурай отвалился скоро - наверное, слишком завелся при виде смуглого юного тела. Удовлетворенно зарычал и расслабленно замер. До крайности возбужденный, Иса нетерпеливо потрепал его по мохнатому плечу.
- Слезай, дай мне!
- Ага, сейчас...
В чем, в чем, а в этом он сопляка сейчас прекрасно понимал - когда при таком присутствуешь, и в самом деле трудно сдержаться. Особенно по молодости. Еще не вытерпит, да штаны мужским добром намочит... Гы-гы-гы, во картина была бы, если бы он сейчас не успел до нее донести это самое добро!..
Так их и застал Боксер, резко, рывком распахнувший дверь в камеру.
Карина безучастно лежала на спине, раскинув вытянутые ноги, расслабленно вытянув вдоль тела руки и равнодушно глядя в потолок. Готовый навалиться на нее Иса не стал даже раздеваться, лишь спустил до колен столь любимые кавказцами "фирменные" спортивные штаны. Самурай подтирался порванным женским платьем и довольно смотрел на свою жертву. Предвкушавший свою очередь возбужденный зрелищем охранник уже начал снимать джинсовую рубашку, чтобы потом, когда придет его очередь, не потерять ни единого мгновения...
Животные! Двуногие животные... Даже разумными их не назовешь...
Все трое мужчин резко повернулись на звук распахнувшейся двери. Карина на это не отреагировала никак.
- Ты это чего?.. - успел произнести удивленный Самурай.
Его вопрос заглушил громкий дуплет выстрелов. Одна пуля разнесла череп охраннику, который, так и не успев ничего понять, ткнулся окровавленным лицом в установленный в углу камеры унитаз. Вторая отшвырнула к стене Ису; тот сполз на пол голым задом, удивленно глядя на своего убийцу уже ничего не видевшим взором (Боксеру бросился в глаза большой, смуглый, по-мусульмански обрезанный член уже мертвого человека, который обмякал и опадал, заваливаясь головкой влево)...
- Ты что?.. - уже иначе, со страхом, повторил голый Самурай.
Услышавшая выстрелы девушка уже сжалась в крохотный комочек, забилась в угол, почти осмысленно уставилась на черную отверстие дула пистолета, смотревшего на насильника. Но кричать даже не пыталась - она вообще не выдавила из себя ни звука с того времени, как ее привезли сюда и заперли в этой комнате.
- Мне все это надоело, Самурай, - сказал Боксер. - И я выхожу из игры. Эту девушку я забираю с собой - может, это мне зачтется когда-нибудь... И не вздумай мне мешать - я выстрелю раньше, чем ты дернешься.
- Я не собираюсь тебе мешать, - торопливо проговорил Самурай, медленно подаваясь в дальний угол. - Делай, как знаешь... - Наконец он достиг стены, прижался к ней и теперь стоял, с интересом и с опаской наблюдая за происходившим, ничуть не стесняясь своей наготы. - Ты что же это, ментам сдаваться пойдешь? На нары захотел?..
Не отвечая, Боксер подошел к девушке, протянул к ней руки, при этом не забывая все время коситься на жавшегося в углу Самурая. Довериться Самураю мог только человек, который его вообще не знал - Боксер же знал его слишком хорошо... Карина засучила ножками, стараясь отодвинуться от мужчины еще дальше.
- Не бойся, малышка, иди ко мне, - Боксер старался успокоить ее, говорить как можно ласковее.
Все это произошло в одно мгновение. Налетевшая на людей машина уже исчезла, и лишь тогда раздался душераздирающий крик женщины, на глазах которой под тяжелой тушей автобуса исчезла коляска с ее ребенком. Ей вторил хрип залитой кровью старушки...
Вострецов, который в последнее мгновение успел отпрыгнуть едва ли не из-под колес машины, наклонился к Леваневичу. И даже он, далекий от медицины человек, понял, что помочь пострадавшему уже невозможно. Тот лежал, глядя широко раскрытыми глазами в глубокое синее небо. Куда-то туда, в эту неведомую даль, по темному коридору сейчас мчалась его ошеломленная случившимся душа.
Рядом лежал раскрывшийся от удара кейс Семена
Яковлевича. Из него вывалился обычный набор предметов, которые могут оказаться у мужчины - телефонный блокнот, сложенный полиэтиленовый пакет, какая-то книга, газеты, шариковая ручка... Валялся в пыли и небрежно свернутый медицинский халат, из кармана которого выскользнул какой-то предмет. Вострецов с недоумением уставился на него. Это был шприц-тюбик, точно такой же, какой он видел в утилизаторе в палате столь странно умершего Штихельмахера. Вадим протянул руку и схватил предмет. Шприц-тюбик оказался использованным.
Следователь еще не знал, что к чему в этой истории. Он интуитивно понял, что сейчас у него в руке какая-то очень важная, вероятно, даже ключевая деталь, с помощью которой можно будет хоть что-то в этом деле расставить по местам.
...В это время двое молодых парней быстро, и при этом стараясь не привлекать внимания прохожих, шли мимо рынка от брошенной машины к тоннелю, по которому можно было либо пройти на другую сторону железнодорожной ветки, либо попасть на станцию метро.
- Вспомнил, - неожиданно сказал один из них, сказал негромко и озабоченно, словно про себя.
- Что ж такого ты мог вспомнить? - насмешливо спросил второй, воткнув в рот сигарету и доставая зажигалку. - Где твой хрен в последний раз побывал?..
- Где я его видел, - уже встревоженно отозвался первый.
- Ты можешь толком объяснить, что случилось?
Они вошли в гулкий полутемный тоннель, заполненный шумом множества шагов, голосов и грохотом медленно ползущего над головой поезда.
- Ты не заметил, что наш "клиент" у перехода с кем-то разговаривал?
Его собеседник равнодушно пожал плечами.
- Заметил, конечно. Только не обратил на него внимания - он нам не заказан. А что?
- Я вспомнил, где его видел, - мрачно повторил первый. - Это "следак-важняк", он Барабаса брал.1).
1). Вострецов принимал участие в аресте преступника по кличке Барабас в романе "Тринадцатый сын Сатаны".
- Да ты что?!
Воскликнувший настолько резко остановился, что на него сзади кто-то налетел и грубо обругал. В другой раз боевик не оставил бы такое поведение безнаказанным, но теперь было не до мелочей.
- Ты уверен?
Они стояли посреди перехода, толпа, толкая и матеря, обтекала их с обеих сторон.
- Уверен, - по-прежнему мрачно ответил первый. - Я его тогда вот так, как тебя сейчас, видел. Боялся, чтобы и меня не замели...
- Дела-а... - протянул второй. - И что же будем делать?
- Не знаю... Доложим. А там пусть наши боссы решают... В конце концов, нам было дано одно, вполне конкретное задание... - он оглянулся по сторонами закончил:- И мы его выполнили.
- Ты прав.
Они оба направились дальше. На стоянке у выхода из тоннеля их ждала припаркованная напротив торгового центра серебристая "мазда".
Уже тронувшись с места, водитель сказал немного неловко:
- Слышь, Серый, ты про этого следователя шефу сам доложишь? Да?
- Да уж... - с досадой отозвался Серый.
Он был уже не рад, что узнал следователя, что сгоряча сообщил об этом напарнику - теперь придется объясняться с шефом. И еще неизвестно, как тот отреагирует на информацию о том, что они пришили врача на глазах у следователя по особо важным...
- Ситуёвина, так ее... - выругался водитель.
Он думал о том же: а ну как следователь разглядел его и запомнил - его карточек и фотороботов в разных прошлых "делах", скорее всего, хранится немало.
- Как он по возрасту-то, твой "следак"? - хмуро поинтересовался он.
- Щенок.
- И то ладно...
Серый в этом уверен не был.
МОСКОВСКАЯ ОБЛАСТЬ. ОСОБНЯК ВАХИ СУЛТАНОВА
Едва слышный звук, доносившийся из-за двери дамской уборной, насторожил Боксера. Ему уже давно не доводилось слышать такого. Тем более в стенах этого особняка - люди, способные на столь искреннее проявление чувств, сюда по своей воле попадали нечасто.
Он остановился, прислушался внимательнее. Представил, как это могло выглядеть, если бы кто-то увидел его со стороны. Однако сейчас было не до подобных мыслей - и в самом деле было похоже, что там, в дамской комнате, кто-то тихо, едва слышно, плакал. Собственно, звуков самого плача не доносилось - только по временам проникали сдавленные всхлипывания.
Входить в дамский туалет не принято (не то, чтобы запрещается - именно не принято) даже начальнику охраны. И все же... Поколебавшись, Боксер осторожно повернул ручку и чуть толкнул дверь. Хорошо отрегулированные и смазанные петли провернулись беззвучно.
Прислонившись спиной к голубому кафелю стены, прямо на мусорном бачке, закрыв лицо руками, сидела та самая блондинка, которая полчаса назад обрабатывала ногти на ногах Вахи Султанова. Сквозь ее пальцы просачивались мутноватые от размытой косметики слезы, мерно капали на распахнувшийся коротенький кокетливый халатик. Одна грудь - пышная, но еще крепкая, не кормившая, загоревшая, с большим коричневым окружием вокруг обмякшего сосочка - вылезла из-под материи, другая была видна только до половины.
Боксер шагнул в помещение, плотно закрыл за собой дверь. Услышав этот звук или просто почувствовав присутствие постороннего, девушка испуганно дернулась, едва не ударившись затылком о стену, уставилась на вошедшего своими синими, как васильки в поле, глазами. От этого движения обнажилась и вторая грудь. Мужчина невольно скосил взгляд на них, однако девушка этого не заметила.
Он присел перед ней на корточки.
- Не бойся, - Боксер постарался, чтобы его голос и слова звучали как можно доброжелательнее.
И тут же поймал себя на том, что не знает, как зовут эту педикюршу. Он вообще практически никогда не интересовался именами всех этих девиц - чаще всего именно столь любимых южанами блондинок, - их часто привозили сюда, они жили здесь более или менее длительное время и потом их отсюда увозили. Он всей душой презирал это бабское, настолько расплодившееся нынче, племя, прекрасно зная, на что здесь соглашаются эти самки ради того, чтобы получить плату побольше.
- Тебя как зовут? - он положил свою могучую, столько раз посылавшую противника в нокаут, руку на ее круглое мягкое плечо.
Педикюрша сначала вздрогнула от этого прикосновения, попыталась вжаться в стену. А потом вдруг напротив, подалась к Боксеру, вцепилась своими длинными острыми ногтями в лацканы его пиджака.
- Увези меня отсюда! - заговорила она горячечным шепотом. - Не нужно мне денег, ничего не нужно! Только увези!.. Здесь страшно!
- Ну-ну, милая, успокойся... - Боксер попытался привлечь девушку к себе.
- Hе трогай меня, - вдруг заверещала она, пытаясь вырваться из его рук. - Все вы одинаковые...
Этого еще не хватало! Если сейчас кто-нибудь услышит ее визг, черт знает что может получиться. Ясно же, что у нее с Вахой что-то произошло. И если этот кавказец узнает, что его подруга взбунтовалась, неизвестно, как поведет его "горячий южный кровь"!
Боксер сграбастал девушку в свои мощные объятья, крепко зажал ей рот ладонью.
- Ну-ну, успокойся, милая, - уговаривал он ее не привыкшим к шепоту голосом. - Все будет хорошо, только не надо кричать...
Она вырывалась, крутилась, билась в истерике... Да только куда ей совладать с мускулатурой мужчины, причем, мужчины весьма спортивного! Боксер приподнял ее, уселся сам на хрустнувший под его весом мусорный бачок, легко, как куклу, не обращая внимания на ее трепыхания, развернул девушку, усадил себе на колени. От этого пояс на ее халатике окончательно распустился, и его полы разошлись. Боксер, стараясь не смотреть на ее ладное загорелое тело, какое-то время просто сидел, удерживая девушку, ожидая, пока она хоть немного успокоится. Лишь бы не укусила, - думал он, стараясь, чтобы и в самом деле его пальцы не попали в ее широко раскрытый задыхавшийся рот.
Выждав некоторое время, он поймал момент, когда она пыталась втянуть в себя воздух, отпустил рот и несильно, но звонко шлепнул девушку по щеке. Та даже поперхнулась. И разом как-то обмякла.
- Ну что, все? - теперь Боксер говорил строго - мягкость, по его мнению, могла только спровоцировать новую истерику.
- Отпусти, - тихо сказала она.
- Вот так-то лучше...
Мужчина отпустил ее, поднялся сам. Встал так, чтобы она не смогла проскочить мимо него в коридор.
- Так что же все-таки случилось? - спросил он, с невольным обостренным вниманием наблюдая за тем, как она, и в самом деле опомнившись, запахивает на груди халатик, затягивает поясок.
- Увези меня отсюда... - безнадежно попросила она еще раз. - Увези...
- Увезу! - твердо сказал Боксер. - Обязательно увезу. Только скажи, что случилось!
Он и в самом деле решил увезти отсюда эту дурочку, которая - по глупости, по жадности или по даже по похоти - вляпавшись в это дерьмо, теперь пыталась каким-то образом из него выбраться. В конце концов, он ведь мужчина, к которому обратилась за помощью женщина! Он обязан отвечать за безопасность объекта, однако в его функции не входит силой удерживать здесь ни в чем не повинных людей!..
Но ведь удерживал же! И неоднократно! Сколько тут он уже насмотрелся за время работы на Ваху! И то, что сам он лично никогда никого не мучил, мало его оправдывало даже в собственных глазах. Его угнетало тут многое - и не на последнем месте стояло то, что он, истинный русский, помогал кавказцам "доить" своих же, русских. А тут еще эта истерика у женщины, в присутствии которой совсем недавно этот зверек Ваха откровенно издевался над ним...
Уж не потому ли она обратилась за помощью именно к нему, что почувствовала, что он тут, в особняке, не свой?.. Да нет, скорее всего, она бы сейчас бросилась просить помощь к любому русскому, кто оказался бы рядом и проявил бы к ней хоть капельку искреннего сочувствия. Или даже неискреннего.
Между тем Боксер был готов и в самом деле увезти ее отсюда. Ну а там будь что будет!
- Правда увезешь?
Она не верила. Но ей так отчаянно хотелось верить хоть кому-нибудь!
- Сказал же!
Блондинка подошла, уткнулась ему лицом в широкую грудь.
- Мне страшно, Боря, - тихо сказала она. - Мне так страшно...
Боря... Откуда она знает, как его зовут? А-а, кажется, Самурай обратился у нему по имени там, когда они были у Султанова...
- Так что же случилось?
И тут ее словно прорвало. Она заговорила торопливо, горячечно, не обращая внимания на то, насколько коряво и неправильно строит фразы.
- Ваха отправил Самурая и Ису выпытать у какой-то девушки, которую они вчера привезли, что именно они изобрели с каким-то стариком. А со стариком они тоже что-то сделали, не знаю что. Он сказал Самураю, чтобы тот научил, как это делается, выпытывать, Ису... А Иса сказал, что он обязательно хочет блондинку попробовать. Тогда Ваха сказал, что вечером даст ему меня... Они не знали, что я еще не ушла и была в соседней комнате, все слышала...
Ага! Значит, Самурай должен что-то выпытать у той девушки, которую они держат в подвале... Уж он, Самурай, выпытает это точно...
- Ну а ты сюда разве не затем приехала? - с досадой скорее на себя, чем на на нее, спросил Боксер. - Ну побывает у тебя лишний черномазый хрен - что, от тебя убудет, что ли?..
Девушка отпрянула от него, стукнулась задом о раковину умывальника. Уставилась на мужчину - в первый момент скорее удивленно, чем возмущенно или обиженно. Потом глаза ее стали наполняться слезами.
- Умойся! - Боксеру было искренне неловко за свою вспышку. - Иди к себе и жди меня!.. Или нет. На выезде из гаража, у края кустарника, где скамейка...
Он резко повернулся и вышел. Все! Он решился! Хватит!
Шагая по коридору в сторону ведущей в подвал лестницы, Боксер едва не вслух разговаривал с собой, задавая себе вопросы, на которые чаще всего не в силах был ответить.
До какой же низости ты опустился, бывшая надежда и гордость советского спорта! При твоем попустительстве, при твоем пассивном соучастии сейчас издеваются над совершенно ни в чем не повинной, совсем еще юной девушкой. Ты стоишь и молчишь, когда над тобой откровенно издевается это обнаглевшее человекообразное существо, разбогатевшее на грабежах и убийствах твоих же земляков. Ты охраняешь практически мафиозную базу банды, которая терроризирует, обирает твоих сограждан... Да, при прежнем руководителе банка, при ныне уже покойном Самойлове, тоже не раз доводилось идти против закона. Но они в то время никогда не опускались до похищения и пыток девушек. Самурай, конечно, и тогда творил многое - но все это происходило где-то в других местах, ему, Боксеру, не приходилось видеть все эти мерзости. Более того, когда малыш Джонни отказался убить какую-то девчонку, Самойлов, на что уж был безжалостным человеком, не позволил даже наказать Джонни!1). А Ваха? Да у него даже капли сомнения
_________________________________________
1). Эта история подробно описана в повести "Исповедь самоубийцы".
не возникло бы, приведись наказать какого-то русака! Своего - ни в коем случае. А русского - ни секунды колебания!
Ну а теперь все, хватит! У любого предмета, у любого материала есть предел прочности, и гнуть его можно только до этого самого предела. Боксер почувствовал, что нынче он дошел до такого предела - он больше не мог и не хотел быть здесь, он больше не желал охранять все то дерьмо, которое здесь находится! Сейчас уедет отсюда - и ищи его!.. Деньги у него есть - припрятаны в надежном месте, комплект почти подлинных документов имеется, квартира прикуплена... Начнем жизнь заново!
Боксер достиг лестницы и легко сбежал по ней в подвал. Он хорошо знал, куда нужно идти.
...В камеру вошли трое - Самурай, Иса и один из охранников. Карина уставилась на них с ужасом. Она вообще мало что понимала - со вчерашнего дня, как только ее сюда привезли, как забилась в угол камеры, на жесткий топчан, так и просидела там. Несколько раз забывалась в коротком тревожном сне, поднялась пару раз - выпить несколько глотков воды из стоявшего на столике графина, да сходить по нужде - а остальное время сидела и сидела, покорно ожидая, что ей уготовила жестокая судьба. Ничего хорошего для себя она не то что не ждала - всем ее существом безраздельно завладел ужас. Этот ужас парализовал ее, затмил разум, сковал волю, лишил возможности думать хоть о чем-нибудь... Перед глазами раз за разом вставала одна и та же картина: на белых халатах медленно, словно в замедленном кино, одна за другой возникают, проявляются, увеличиваются красные пятна от впивающихся в тела пуль. Вот они стоят, ее сотрудники, у стены, стоят, с ужасом глядя на прохаживающего перед ними безжалостного человека. Они еще живые, еще на что-то надеются, потому что ничего сделать не могут. А потом на их халатах проявляются эти страшные кровавые пятна. И они падают, валятся друг на друга: вновь и вновь вздрагивают от новых и новых попаданий. Кто-то из ребят все сучит и сучит по полу ногами, обутыми в старые туфли со стоптанными каблуками; у кого-то из женщин порвались колготки и сквозь лопнувшую лайкру видна свежая ссадина на коленке. И глаза - почему-то все падали с открытыми глазами - глаза, которые теперь вдруг кажутся жутко похожими друг на друга в своей предсмертной муке и мольбе. Кровь, живая горячая кровь струится по полу, остается размазанными пятнами на окрашенной масляной краской стене...
А потом словно вдруг обрывается пленка - и они опять стоят у стены, со страхом глядя на прохаживающегося перед ними безжалостного человека - и все начинается сначала. И так раз за разом, раз за разом, раз за разом... Уже вторые сутки.
Карина сразу узнала Самурая. Да и как она могла не узнать, если его образ буквально врезался в ее память, в ее мозг, в ее сознание! И когда он с ней заговорил, девушка от каждого его слова вздрагивала, как от разрядов электрического тока.
- Ну что? - остановившись перед топчаном, на который с ногами забилась Карина, спросил Самурай. - Не соскучилась еще за мной?
Она ничего не ответила, просто сидела и смотрела в лицо этому человеку, переводя взгляд с его похотливых глаз на шевелящийся рот. Его слов она не воспринимала, только вздрагивала от каждого исходившего от него звука. Картина, которая преследовала ее вторые сутки, вдруг оборвалась. А изображение того, что происходило перед ней теперь, вдруг стало плоским, словно на экране. И этот экран начал постепенно уменьшаться, фигуры, которые она видела перед собой, удалялись, становились все более мелкими. А со всех сторон на эту уменьшавшуюся картинку плотно наступала непроглядная мгла...
- Вах, какой невоспитанный девочка, - вставил свою реплику Иса. - С ней разговоры говорят, а он молчит...
Вмешательство этого мальчишки Самураю не понравилось. Ну да тут ничего не поделаешь - родственник хозяина, и с этим приходится считаться. Поэтому он попросту проигнорировал его реплику.
- Ты хочешь отсюда уйти? - Самурай надеялся, что эти его слова прозвучали ласково, по-доброму.
Он присел на топчан. Карина подалась от него, поджала под себя ноги, еще сильнее вжалась в покрытую кафельной плиткой стену. Она по-прежнему молчала.
- Ну что ж, - с деланным сожалением вздохнул Самурай. - Я хотел с тобой по-хорошему. А ты...
Он приподнялся, протянул руку к девушке, взял за отворот платьица. Карина уже мало что понимала, она просто была не в силах что-либо воспринимать. Тянувшаяся к ней страшная рука воспринималась ею словно в замедленном фильме - и она ничего, кроме этой большой, в густых черных волосках, руки, высунувшейся, выдвинувшейся из затянувшего все мрака, не воспринимала. И она по-прежнему не издала ни звука.
Ее молчание немного насторожило Самурая. Вдруг она онемела от страха? Как тогда выполнить поручение Вахи и выпытать у нее, чем они занимались со стариком?..
Впрочем, колебался он не больше мгновения. В конце концов, этот секрет ему лично нужен не больше, чем дельфину акваланг или пингвину плавки. Вот до тела ее поскорее бы добраться - уж очень хороша девчонка!
Самурай рванул на себя платье. Материя поддалась не сразу, легкое тельце девушки оторвалось от стены, ее лицо оказалось вскинутым к лицу насильника. Ох, как же она хороша - опять оценил про себя Самурай. Особенно эти большие, черные, полные животного ужаса, глазищи!..
Как же приятно трахать женщину, которая тебя вот так, до сжимающего все внутри ужаса, боится!.. Как же невероятно приятно вонзаться в женское тело, которое тебя не только не хочет принимать - которое тебя ненавидит, которое тебя отторгает!.. А ты его имеешь и чувствуешь, что внутри тебя кипит, всевластвует ликование самца, овладевшего очередной, а точнее, внеочередной самкой!.. Сила, сила, сила - кому они нужны, эти любовные сопли!..
И он больше не стал сдерживаться. Он почувствовал, как наливается необузданной силой его мужское естество и параллельно затуманивается голова. Он больше ничего не видел и видеть не хотел, кроме этого беспомощного существа, которое оказалось в его полной власти. Еще одним движением он разодрал-таки платье. Маленькие крепенькие грудки, которые она инстинктивно попыталась прикрыть извечным женским жестом, плоский животик, точеное загорелое тельце... Давно у похотливого Самурая не было такого юного совершенного создания... Он легко, одним пальцем, зацепил ее тоненькие трусики; они лопнули от первого же его движения.
Но чего ж она не кричит-то, не молит о пощаде?.. Они ведь всегда просят не трогать, такие вот молодые... А-а, ладно! Все потом, потом, после того, как вся его похоть сладостными толчками выплеснется в это чудесное покорное тельце! Только тогда к нему вернется способность соображать... Самурай отшвырнул в сторону тряпки, которые только что были женской одеждой, начал торопливо расстегивать пояс.
Иса на происходившее смотрел с откровенным удовольствием. Как же замечательно, что у его отца есть такой двоюродный брат, как Ваха. Как здесь все здорово! Сейчас он тоже навалится на эту смугленькую девчонку. А потом, вечером, Ваха уступит ему ту блондинку... И все это достается ему само собой, без малейшего с его стороны усилия. Здорово!
Самурай наконец совладал со своей одеждой, опять схватил по-прежнему молчавшую, как будто безразличную к происходившему девушку, повалил ее на спину. Она не сопротивлялась - лишь крепко сжимала поджатые к животу ноги, а руками закрывала груди... Впрочем, ее груди Самурая ничуть не волновали. Своими сильными руками он развдинул ее ноги и всей тяжелой волосатой тушей навалился на девушку...
Третий мужчина, присутствовавший в камере, один из охранников, глядя на происходившее, досадовал только на одно - что ему еще долго ждать своей очереди. Самурай знал, кого нынче с собой брать в подвал - была б его воля, он бы уже давно выгнал этого Боксера к чертовой матери и поставил начальником охраны именно этого импонирующего ему парня. Он не из чистоплюев, какого корчит из себя отставной спортсмен. Подумать только, шишка на ровном месте - член олимпийской сборной Союза, призер какой-то Олимпиады!.. Толку-то от этого олимпийского прошлого - надо жить настоящим! Вот этой девчонкой сейчас нужно жить, этим маленьким тельцем, на котором сейчас, сладостно постанывая, елозит покрытое густыми зарослями жестких волос туша Самурая.
...Самурай отвалился скоро - наверное, слишком завелся при виде смуглого юного тела. Удовлетворенно зарычал и расслабленно замер. До крайности возбужденный, Иса нетерпеливо потрепал его по мохнатому плечу.
- Слезай, дай мне!
- Ага, сейчас...
В чем, в чем, а в этом он сопляка сейчас прекрасно понимал - когда при таком присутствуешь, и в самом деле трудно сдержаться. Особенно по молодости. Еще не вытерпит, да штаны мужским добром намочит... Гы-гы-гы, во картина была бы, если бы он сейчас не успел до нее донести это самое добро!..
Так их и застал Боксер, резко, рывком распахнувший дверь в камеру.
Карина безучастно лежала на спине, раскинув вытянутые ноги, расслабленно вытянув вдоль тела руки и равнодушно глядя в потолок. Готовый навалиться на нее Иса не стал даже раздеваться, лишь спустил до колен столь любимые кавказцами "фирменные" спортивные штаны. Самурай подтирался порванным женским платьем и довольно смотрел на свою жертву. Предвкушавший свою очередь возбужденный зрелищем охранник уже начал снимать джинсовую рубашку, чтобы потом, когда придет его очередь, не потерять ни единого мгновения...
Животные! Двуногие животные... Даже разумными их не назовешь...
Все трое мужчин резко повернулись на звук распахнувшейся двери. Карина на это не отреагировала никак.
- Ты это чего?.. - успел произнести удивленный Самурай.
Его вопрос заглушил громкий дуплет выстрелов. Одна пуля разнесла череп охраннику, который, так и не успев ничего понять, ткнулся окровавленным лицом в установленный в углу камеры унитаз. Вторая отшвырнула к стене Ису; тот сполз на пол голым задом, удивленно глядя на своего убийцу уже ничего не видевшим взором (Боксеру бросился в глаза большой, смуглый, по-мусульмански обрезанный член уже мертвого человека, который обмякал и опадал, заваливаясь головкой влево)...
- Ты что?.. - уже иначе, со страхом, повторил голый Самурай.
Услышавшая выстрелы девушка уже сжалась в крохотный комочек, забилась в угол, почти осмысленно уставилась на черную отверстие дула пистолета, смотревшего на насильника. Но кричать даже не пыталась - она вообще не выдавила из себя ни звука с того времени, как ее привезли сюда и заперли в этой комнате.
- Мне все это надоело, Самурай, - сказал Боксер. - И я выхожу из игры. Эту девушку я забираю с собой - может, это мне зачтется когда-нибудь... И не вздумай мне мешать - я выстрелю раньше, чем ты дернешься.
- Я не собираюсь тебе мешать, - торопливо проговорил Самурай, медленно подаваясь в дальний угол. - Делай, как знаешь... - Наконец он достиг стены, прижался к ней и теперь стоял, с интересом и с опаской наблюдая за происходившим, ничуть не стесняясь своей наготы. - Ты что же это, ментам сдаваться пойдешь? На нары захотел?..
Не отвечая, Боксер подошел к девушке, протянул к ней руки, при этом не забывая все время коситься на жавшегося в углу Самурая. Довериться Самураю мог только человек, который его вообще не знал - Боксер же знал его слишком хорошо... Карина засучила ножками, стараясь отодвинуться от мужчины еще дальше.
- Не бойся, малышка, иди ко мне, - Боксер старался успокоить ее, говорить как можно ласковее.