Сташеф Кристофер. Чародей поневоле (пер. В.М.Федоров)

   — Я чую запах колбасы с чесноком?
   — О, да, ваша милость! — снова закивал трактирщик. — Это колбаса с чесноком, ваша милость, и очень хорошая колбаса с чесноком к тому же, если мне позволено будет сказать это. Если вашей милости угодно…
   — Моей милости угодно, — снизошел Род. — И престо аллегро ^[8], с-мерд.
   Трактирщик шарахнулся от него, напомнив Роду вексовское отношение к силлогизму, и убежал.
    Ну, и что бы это значило?— гадал Род. Должно быть, дело в чем-то, сказанном им. А он-то довольно-таки сильно гордился этим «смерд»…
   Он попробовал мясо и только стал заливать его элем, как на стол бухнулась тарелка с чесночной колбасой.
   — Отлично, — похвалил Род. — И мясо приемлемо.
   Лицо трактирщика расплылось в улыбке облегчения, он повернулся было, чтобы уйти, затем снова обернулся.
   — Ну, что еще? — спросил Род, набив полный рот колбасой с чесноком.
   Руки трактирщика снова принялись мять фартук.
   — Прошу прощения, мой мастер, но… — Губы его тоже замялись, а затем он выпалил: — Мастер часом не чародей?
   — Кто? Я? Чародей? Смешно! — Чтобы подчеркнуть сказанное, Род ткнул столовым ножом в направлении трактирщика.
   Огромный живот изумленно съежился, а затем умчался, прихватив с собой и своего владельца.
    Ну, а с чего он взял, что я чародей?— подумал Род, пережевывая большой кусок мяса. — Никогда не ел мяса лучше,— решил он. — Должно быть, дело в дыме. Интересно, какое дерево они употребляют? Дело, наверное, в этом престо аллегро. Он, вероятно, подумал, что это волшебные слова…
   Ну, они-таки сотворили чудеса.
   Род откусил чесночной колбасы и хлебнул эля.
   Он — чародей? Никогда! Он, может быть, и младший сын младшего сына, но до такого отчаяния он не дошел.
   Кроме того, чтобы стать чародеем, требовалось подписать кровью контракт, а у Рода лишней крови не было. Он без конца проливал ее в самых неподходящих местах…
   Он осушил кружку и с треском поставил ее на стол. Материализовавшийся трактирщик с кувшином снова налил доверху стакан. Род начал было благодарно улыбаться, да вспомнил свое положение и изменил улыбку на усмешку. Пошарив в кошеле, он нащупал неправильной формы самородок золота — приемлемая валюта в средневековом обществе — вспомнил, как быстро в таких заведениях обдирают щедрых и пропустил самородок в пользу обрезка серебра.
   Трактирщик уставился на маленькую белую полоску на своей ладони, глаза его при этом предпринимали доблестную попытку превратиться в полусферы. Он издал булькающий звук, заикаясь, рассыпался в благодарностях и шмыгнул прочь.
   Род с досадой закусил губу. Очевидно, даже столь маленький кусочек серебра был достаточно велик, чтобы вызвать оживленные комментарии.
   Налет гнева, однако, быстро растворился: фунт-другой мяса в желудке склонны заставить мир выглядеть лучше. Род выставил ноги в проход, потянулся и откинулся на спинку стула, ковыряя в зубах столовым ножом.
   В этом пивном зале было что-то до странности не так. Счастливые здесь были немного слишком профессиональными в этом, голоса — чуточку слишком громкими, смех — малость натянутым, с темным эхом. Мрачные, напротив, действительно были мрачными, их черные думы были похожи на стены из мореного дуба.
   Страх.
   Взять хотя бы вон ту парочку головорезов, за третьим столиком справа — они жутко серьезно относились к тому, о чем сейчас балакали. Род незаметно повернул перстень и направил его на этих двоих.
   — Но от таких собраний нет ничего хорошего, если королева продолжает посылать против нас своих солдат!
   — То правда, Эдам, то правда, она не услышит нас, потому что, ежели отбросить всю шелуху, она не позволит нам достаточно приблизиться, чтобы все высказать.
   — Так тогда ее надо заставить выслушать!
   — Да. Но что в том толку? Ее вельможи не позволят ей дать то, что мы требуем.
   Эдам хлопнул ладонью по столу.
   — Но мы имеем право быть свободными, не становясь ворами и нищими! Долговым тюрьмам тоже должен быть положен конец, а с ними и налогам!
   — Да, так же должно быть с отрубанием уха за кражу ломтя хлеба. — Он потер правую сторону головы с виноватым выражением на лице. — И все же она жертвует нам.
   — Да, а теперь эта затея со своими собственными судьями. Великие Лорды не будут более вершить каждый свое правосудие, на свой собственный лад и вкус.
   — Вельможи этого не потерпят, и ты это знаешь. Судьи долго не протянут. — Лицо одноухого было мрачным, и он очертил круг на мокрой поверхности стола.
   — Да, вельможи не станут терпеть никаких замыслов королевы! — Эдам вонзил в стол нож. — Неужто Логайр не видит этого?
   — Нет, не говори против Логайра! — Лицо одноухого потемнело. — Если бы не он, мы бы досель были ордой оборванцев, без всякой общей цели! Не говори против Логайра, Эдам, потому как без него у нас не было бы ни медяшки, чтобы сидеть в этом трактире, где солдаты королевы лишь гости!
   — О да, да. Он собрал нас вместе и сделал из нас, воров, — людей. И все же теперь он держит наше новоприобретенное мужество в оковах; он алчет удержать нас от драки за то, что наше!
   Рот одноухого натянулся по углам.
   — Ты слишком много наслушался праздной и завистливой болтовни Пересмешника, Эдам!
   — И все же нам придется драться, попомни мои слова! — воскликнул Эдам, стискивая кулак. — Должна быть пролита кровь, прежде чем мы добьемся своего. Кровь должна ответить за кровь, и та кровь, что выпустили вельможи из…
   Что-то тяжелое врезалось в Рода, стукнуло его о стол, наполняя ему голову запахом пота, лука и дешевого вина.
   Род уперся рукой о стол и пихнул плечом. Тяжелая фигура откачнулась с громким «уф». Род вытащил кинжал и, нащупав печатку перстня, отключил его.
   Над ним вырисовывался человек, выглядевший ростом футов на восемь, и широкий, как фургон.
   — Ну вот! — зарычал он. — Почему ты не смотришь, куда я иду?
   Нож Рода крутанулся, отбрасывая зайчик в глаза великану.
   — Отойди, друг, — мягко сказал он. — Дай честному человеку спокойно допить свой эль.
   — Да уж, честный человек, — грубо расхохотался рослый крестьянин. — Содат, называющий себя честным человеком!
   Его ржание подхватили за другими столами.
   Держу пари, решил Род, что чужаки здесь непопулярны.
   Совершенно неожиданно смех прекратился.
   — Нет, ты положи свою игрушку, — сказал, вдруг отрезвев, великан. — И я покажу тебе, что честный крестьянин может одолеть в драке содата.
   По спине Рода пробежала колючая дрожь, так как он понял, что это все подстроено. Трактирщик уведомил этого здорового быка о местонахождении тяжелого кошеля…
   — Я с тобой не ссорился, — пробормотал Род. И сообразил чуть ли не раньше, чем эти слова слетели у него с языка, что это было самое худшее, что он мог сказать.
   Великан злобно посмотрел на него горящими глазами.
   — Не ссорился, он теперь грит. Кидается тут на пути бедного подвыпившего человека так, что тот не может не налететь на него. Но он грит «не ссорился», как увидел Большого Тома. — Огромная мясистая рука зарылась в ткань на горле Рода, поднимая его на ноги. — Нет, я те покажу ссору, — прорычал Большой Том.
   Правая рука Рода метнулась вперед, рубанув великана по локтю, а затем отскочив. Рука, сжимавшая его горло, разжалась и упала, временно онемев. Большой Том уставился на свою руку с таким видом, точно его предали.
   Род сжал губы и сунул кинжал в ножны. Он шагнул назад, размял колени, потер правым кулаком о ладонь левой. Крестьянин был рослым, но он, видимо, ничего не понимал в боксе.
   Жизнь вернулась в руку Тома, а с ней и боль. Великан заревел от гнева, его рука сжалась в кулак, нацелилась на Рода в широком матросском замахе, который изничтожал все, во что попадал.
   Но Род прыгнул под него и в сторону, а когда кулак прошел мимо него, дотянулся сзади до плеча Большого Тома и дал сильный толчок, чтобы добавить к инерции замаха.
   Большой Том развернулся, Род поймал его правое запястье, вывернул его за спину Тома и рванул немного повыше: Большой Том взвыл. Пока он выл, рука Рода проскользнула у Тома подмышкой и поймала шею в полунельсон.
   Неплохо, подумал Род. Покамест ему не было нужды боксировать, Он всадил колено в спину Тома и освободил свой захват. Том вылетел на открытое пространство перед очагом, попытался восстановить равновесие, но не сумел. Перевернутые столы заклацали и застучали по полу, тогда как клиенты поспешили удрать, все как один, будучи чересчур рады предоставить место у огня Большому Тому.
   Тот бухнулся на колени, помотал головой и поднял взгляд, чтобы увидеть Рода, стоящего, мрачно улыбаясь, перед ним в стойке борца и манящего его к себе обеими руками.
   Том глухо зарычал и уперся ногой в плиту очага.
   Он рванулся на Рода головой вперед, как бык.
   Род шагнул в сторону и подставил ногу. Большой Том пошел молотить прямо по первому ряду столов. Род зажмурил глаза и стиснул зубы. Раздался треск, словно при четырех одновременных попаданиях на кегельбане. Род содрогнулся. Он открыл глаза и заставил себя посмотреть.
   Из месива деревянных обломков появилась голова Большого Тома с широко раскрытыми глазами и отвисшей челюстью.
   Род печально покачал головой, зацокал языком:
   — У тебя была тяжелая ночь, Большой Том. Почему бы тебе не пойти домой и не проспаться?
   Том поднял себя: голень, запястье, ключицу — и снова собрал все это, потративши какое-то время на инвентаризацию тела.
   Удовлетворенный тем, что он снова целый, он притопнул ногой, уперся кулаками в бедра и посмотрел на Рода.
   — Ну вот, парень! — пожаловался он. — Ты не дерешься и наполовину, как честный джентльмен!
   — Едва ли вообще, как джентльмен, — согласился Род. — Что ты скажешь, если мы попробуем еще один бросок, Том? Вдвое больше или ничего!
   Великан оглядел свое тело, словно сомневаясь в его прочности, испытующе пнул остатки дубового стола, трахнул кулаком по собственным, толщиной со ствол дерева, бицепсам и кивнул.
   — Я позволю себе, потому как я в форме, — сказал он. — Давай, малый.
   Он шагнул на расчищенный пол перед очагом, осторожно обошел вдоль периметра, косясь гибельным взглядом на Рода.
   — Наш добрый хозяин сказал тебе, что у меня в кошеле есть серебро, не так ли? — сверкнул глазами Род.
   Большой Том не ответил.
   — И сказал к тому же, что я легкая добыча, — задумчиво рассуждал Род. — Ну, он был неправ в обоих пунктах.
   Глаза Тома выпучились. Он издал огорченный рев:
   — Никакого серебра?
   Род кивнул.
   — Я так и думал, что он сказал тебе. — Его глаза стрельнули в сторону трактирщика, держащегося у стола с пепельным лицом.
   И, взглянув обратно, успел заметить, что стопа Большого Тома направляется прямо к его животу.
   Род отпрянул назад, взметнув вперед обе руки, чтобы поймать пятку Большого Тома и вдохновить ее на большие высоты.
   Стопа Тома описала четкую дугу. На какой-то миг он повис в воздухе, молотя руками, затем покатился по полу.
   Глаза Рода наполнились болью, когда Большой Том забарахтался, борясь за дыхание, вышибленное из него полом.
   Род шагнул вперед, схватил Тома за грудки, уперся ногой в его стопу и бросил свой вес назад, силком подымая великана на ноги. Том медленно повалился вперед. Род втиснулся плечом Тому в подмышку и толчком вернул великана в вертикальное положение.
   — Эй, хозяин! — крикнул он. — Бренди — и живо!
   Род любил думать о себе, как о человеке, на которого люди могли опереться, но в данном случае это было смешно.
   Когда Большой Том несколько ожил и ответил на короткие насмешки своих собутыльников, и когда посетители несколько восстановили порядок в помещении и вернулись на свои места, а Род все еще не свершил над трактирщиком чего-либо напоминающего месть, глаза этого достопочтенного человека заискрились надеждой. Он снова появился перед Родом, выпятив вперед подбородок и опустив углы рта.
   Род вытянул себя из глубины размышлений, довольно циничных, о природной доброте человека и сосредоточился на трактирщике.
   — Ну, что тебе надо?
   Трактирщик с трудом сглотнул.
   — Если ваша милость позволит, есть небольшое дело о нескольких сломанных столах и стульях…
   — Столах, — произнес Род. — Стульях…
   Он наступил трактирщику на ногу и обвил рукой его шею.
   — Ах ты, грязный маленький скупердяй! Ты натравил на меня этого буйвола, ты пытался меня ограбить, и ты еще имеешь наглость стоять тут и говорить мне, что я должен тебе деньги?
   Он подчеркивал каждый свой довод, тряся шею трактирщика, медленно подталкивая его спиной к столбу. Тот сделал мастерскую попытку слиться с корой дерева, но преуспел только в том, чтобы расползтись по столбу.
   — И венец всего этого — мой эль нагрелся! — закричал Род. — Ты называешь себя трактирщиком и так обращаешься с джентльменом, имеющим герб?
   — Простите, мастер, простите, — застучал зубами трактирщик, вцепившись в руку Рода с похвальным усилием и негативным эффектом. — Я не хотел никакого вреда, ваша милость! Я хотел только…
   — Да, только ограбить меня! — фыркнул Род, выпуская его и отшвыривая спиной на стол. — Берегись этой породы, потому что когда ты становишься у них на пути, они становятся жестокими. Итак! Кубок горячего вина с пряностями к тому времени, когда я сосчитаю до трех, и я, может быть, удержусь от вытягивания твоих ушей и завязывания их у тебя под подбородком. Мигом!
   Он сосчитал до трех с двухсекундной паузой между цифрами, и кубок очутился в его руке. Трактирщик шмыгнул прочь, прижав ладони к ушам, а Род сел, потягивая вино и размышляя о том, какой скупердяй — трактирщик.
   Оторвавшись от кубка, он увидел, что на столе лежит половина чесночной колбаски. Он взял ее тяжелой рукой и запихнул в кошель. Вполне можно прихватить ее с собой; это было единственно хорошим, что случилось сегодня.
   Он встал и крикнул:
   — Эй, хозяин!
   Трактирщик подскочил в тот же миг.
   — Комнату на одного, с толстым одеялом!
   — Комнату на одного, сэр! Тотчас же, сэр! — Трактирщик шмыгнул вон, все еще кланяясь. — Толстые одеяла, сэр! Безусловно, сэр!
   Род скрипнул зубами и повернулся к двери. Он шагнул вон и прислонился спиной к косяку, уронив голову на грудь и закрыв глаза.
   — Закон джунглей, — пробормотал он про себя. — Если оно выглядит слабым — терзай его. Если оно окажется сильным — склоняйся перед ним, дай ему терзать себя и надейся, что оно тебя не сожрет.
   — Все же у каждого человека есть своя гордость, — произнес голос у него за ухом.
   Улыбнувшись, Род поднял голову.
   — Все тут ты, старый крот?
   — Клянитесь! ^[9]— ответил Векс.
   Род испустил поток брани, оказавшей честь и матросу с похмелья.
   — Теперь лучше себя чувствуешь? — осведомился позабавленный Векс.
   — Ненамного. Где человек, вроде трактирщика, прячет свою гордость, Векс? Он, черт возьми, безусловно не дает ей показаться. Подобострастность — да, скупость — да, но самоуважение? Нет. Этого я в нем не видел.
   — Гордость и самоуважение — необязательно синонимы, Род.
   Кто-то потянул Рода за локоть. Он резко повернул голову, напрягая мускулы.
   Это был Большой Том, согнувший свои шесть футов пять дюймов в доблестной попытке понизить свою голову до одного с Родом уровня.
   — Добрый вечер, мастер.
   На миг Род уставился на него, не отвечая.
   — Вечер добрый, — ответил он, заботливо нейтральным голосом. — Что я могу сделать для тебя?
   Большой Том согнул плечи и почесал в основании черепа.
   — Эх, мастер, — пожаловался он. — Вы недавно малость сделали из меня дурака.
   — О? — поднял бровь Род. — Ты заметил!
   — Да, — признался великан. — И… ну…
   Он стащил с головы шляпу и закрутил ее в руках.
   — Ведь, кажется, похоже… Ну, мастер, вы кончили меня здесь, и это верно как евангелие.
   Род почувствовал, что спина его распрямляется.
   — И мне полагается возместить тебе это, не так ли? Оплатить за твои повреждения, я полагаю?
   — Э, нет, мастер! — отшатнулся Большой Том. — Дело не в этом, совсем не в этом! Просто… ну… я решил, что я, если вам может… то есть… Я…
   Он крутил шляпу, придавая ей такие вращения, которые поразили бы тополога; затем слова вышли единым духом.
   — Я думал, не может ли вам понадобиться слуга, знаете — своего рода грум или лакей — и… — Его голос оборвался. Он искоса поглядел на Рода, полный страха и надежд.
   Миг-другой Род стоял замерев. Он рыскал глазами по открытому, почти обожающему лицу великана.
   Затем он скрестил руки на груди и снова привалился к косяку.
   — Это как же это так, Большой Том? Не прошло и получаса, как ты пытался ограбить меня? А теперь предлагаешь мне доверять тебе, как оруженосцу?
   Большой Том нахмурясь зажал меж зубов нижнюю губу.
   — Я знаю, мастер, это не кажется правильным, но… — Он сделал неопределенный жест руками. — Ну, дело в том, что вы единственный человек из всех, на кого я поднимал руку, который смог побить меня, и…
   Голос его снова сник. Род медленно кивнул, не сводя глаз с Большого Тома.
   — И следовательно, ты должен мне служить.
   Большой Том обиженно оттопырил нижнюю губу.
   — Не должен, мой мастер, я хочу.
   — Грабитель, — произнес Род. — Разбойник. И я должен тебе доверять.
   Шляпа Большого Тома снова завертелась.
   — У тебя открытое лицо, — размышлял вслух Род. — Не такое, чтобы прятать свои чувства.
   Большой Том широко улыбнулся, кивая.
   — Это, конечно, ничего не значит, — продолжал Род. — Я знал немало кажущихся невинными девушек, оказавшихся первоклассными суками.
   Лицо Тома вытянулось.
   — Так что ты можешь быть честным — или ты можешь быть основательным негодяем. Загадка — В Е К Сиди думай.
   Голос у него за ухом произнес:
   — Предварительная интерпретация доступных данных указывает на простоватую в основном структуру личности. Вероятность того, что этот индивидуум послужит надежным источником информации по местным социальным переменным, превосходит вероятность того, что индивидуум будет практиковать серьезную двуличность.
   Род медленно кивнул. Он удовольствовался бы и равным шансом. Он выудил из кошеля обрезок серебра — тот слегка пах чесноком — и хлопнул его в ладонь великана.
   Тот уставился на серебро в своей руке, затем на Рода, потом снова на металл.
   Внезапно его рука сжалась в кулак и слегка задрожала. Его пристальный взгляд снова встретился с глазами Рода.
   — Ты принял мою монету, — пояснил Род. — Ты мой человек.
   Лицо Большого Тома раскололось в усмешке от уха до уха.
   — Да, мастер! Благодарю вас, мастер. Навек благодарен вам, мастер! Я…
   — Сообщение принял. — Роду было крайне неприятно видеть, как пресмыкается взрослый человек. — Ты поступаешь на службу прямо сейчас. Скажи мне, какие есть шансы получить работу в армии королевы?
   — О, самые блестящие, мастер! — ухмыльнулся Большой Том. — Они всегда нуждаются в новых содатах.
   Дурной знак, решил Род.
   — О'кей, — сказал он. — Дуй обратно в трактир, выясни, которая комната отведена нам, и удостоверься, что там нет в шкафу какого-нибудь головореза.
   — Да, мастер! Счас же! — Большой Том заторопился обратно в трактир.
   Род улыбнулся, закрыв глаза, и привалился затылком к косяку. Он помотал головой из стороны в сторону, молча смеясь. Он никогда не перестанет изумляться психологии грубиянов: как этот человек мог меньше чем за десять минут перейти от надменности к верности, ему никогда не понять.
   Ночной воздух прорезал низкий вой, переходящий в пронзительный визг.
   Глаза Рода резко распахнулись. Сирена? В этой культуре?
   Звук доносился слева, он поднял взгляд и увидел там замок на вершине холма.
   И там, у основания башни, что-то пылало и пронзительно визжало, словно «черный ворон», оплакивающий смерть нескольких патрульных машин.
   Посетители в беспорядке выбежали из трактира и столпились во дворе, глазея и тыча пальцами.
   — То баньши!
   — Снова!
   — Нет, все будет хорошо. Разве он не появлялся уже трижды? А королева все жива!
   — Векс, — осторожно позвал Род.
   — Да, Род.
   — Векс, там баньши. На стене замка. Баньши, Векс.
   Ответа не было.
   Затем за ухом Рода зарычало хриплое гудение, нараставшее до тех пор, пока не стало угрожать разорвать ему голову, и оборвалось…
   Род помотал головой и постучал себя по макушке ладонью.
   — Придется мне сделать этому парню капитальный ремонт, — пробурчал он. — У него, бывало, случались тихие приступы.
   Для Рода было бы глупо идти в конюшню вновь включать Векса, пока во дворе было полно зевак: он бы сильно бросался в глаза.
   Поэтому он поднялся в свою комнату полежать, пока все малость не поутихнет; и, конечно, к тому времени, когда двор опустел, Род уже слишком удобно устроился, чтобы брать на себя труд спускаться в конюшню. В любом случае, нет никакой причины включать робота, ночь будет тихой.
   В комнате было темно за исключением длинной полосы света самой большой луны, струившегося из окна. Из пивного зала доносилось приглушенное бормотание и клацанье — загулявшие клиенты-полуночники пили допоздна. В комнате Рода было очень мирно.
   Однако, не тихо. Большой Том, свернувшийся на тюфяке в ногах постели, храпел как бульдозер на холостом ходу, издавая больше шума во сне, чем учинял бодрствуя.
   Вот тут была загадка — Большой Том. Род никогда не участвовал в драке, где его не ударили хотя бы раз. Большой Том всякий раз подставлял себя под удар; и разумеется, он был рослым, но он не должен был оказаться таким неуклюжим. Рослые люди могут быть быстрыми…
   Но зачем тогда Большой Том затеял драку?
   Чтобы Род взял его слугой?
   И что насчет Эдама и Одноухого? Их разговор, кажется, указывал на то, что они были на митинге-накачке у верфи, что означало, в свою очередь, их принадлежность к пролетарской партии. Как там ее называл тот юный демагог? Да, Дом Хлодвига.
   Но если Эдам и Одноухий были представительными образчиками, Дом Хлодвига был домом, разделившимся в самом себе. Там, кажется, существовало две фракции: одна, поддерживающая Логайра — юного оратора? — и другая, возглавляемая Пересмешником, кто бы там он ни был. Обычные две фракции, ненасильственная и насильственная, язык и меч.
   Так вот, почему вдруг Большому Тому захотелось получить работу дворецкого? Может быть, он хочет подняться по социальной лестнице? Нет, он был не подхалимного типа. Лучшее жалование? Но он, кажется, умеренно преуспевал, как районный тяжеловес.
   Чтобы не спускать глаз с Рода?
   Род перекатился на бок. Том вполне мог быть немаловажным членом Дома Хлодвига. Но зачем Дому держать его под колпаком? Они ведь не могли ничего подозревать, не так ли?
   Если догадка Векса была верна и Дом поддерживала инопланетная сила, они определенно могли что-то заподозрить — не важно как.
   Но не позволял ли Род снова разгуляться своей паранойе? У него начисто пропал сон, все мускулы напряглись. Он вздохнул и скатился с постели; теперь он не мог уснуть. Лучше включить Векса и поговорить. Род нуждался в электронной объективности робота, собственной у него было слишком мало.
   Большой Том зашевелился и проснулся, когда Род поднял ржавый дверной засов.
   — Мастер? Камо грядеши?
   — Просто немного тревожусь за своего коня, Большой Том. Думаю пробежаться до конюшни и удостовериться, что конюх обращается с ним правильно. Спи.
   С миг Большой Том только пялил глаза.
   — Воистину, — произнес он, — вы крайне заботливы, мастер.
   Он перевернулся и зарылся головой в складки плаща, используемого в качестве подушки.
   — Чтобы так сильно беспокоиться за коня, — сонно пробормотал он и снова захрапел.
   Род усмехнулся и выбрался из комнаты.
   Он нашел черную лестницу в нескольких шагах — темную и старую, но ближе к конюшне, чем главная дверь.
   У подножия лестницы находилась дверь, та, что не часто использовалась — когда он открывал ее, она застонала, словно лягушка-бык в течке.
   Двор заливал мягкий, золотистый свет трех лун. Самая большая луна была лишь немногим меньше земной, но располагалась намного ближе; она заполняла собой целых тридцать градусов неба, вечное полнолуние перед равноденствием.
   — Отличная планета для влюбленных, — задумчиво произнес Род, и из-за того, что его глаза приклеились к луне, он не заметил серой полоски шнура, натянутого чуть выше порога. И споткнулся.
   Его руки метнулись вперед, шлепнув по земле, чтобы смягчить падение. Что-то твердое ударило его по затылку, и мир растворился в снопе искр.
   Вокруг него было красноватое свечение, а в голове — пульсирующая боль. Что-то холодное и мокрое прошлось по его лицу. Он содрогнулся и полностью пришел в сознание.
   Род лежал на спине; над ним был сводчатый потолок из известняка, мерцавшего блестками отраженного света. С потолка до зеленого ковра тянулись тощие известковые колонны — сталактиты и сталагмиты. Зеленый ковер простирался во всех направлениях по меньшей мере на милю. Свет, казалось, исходил отовсюду — пляшущий, колеблющийся свет, зажигавший искры на потолке в запутанном танце.
   Зеленый ковер расстилался и под ним; он чувствовал его холодный и пружинящий, влажный под его спиной, мох толщиной в три дюйма. Он попытался вытянуть руку и коснуться мха, но обнаружил, что не может пошевелить ни рукой, ни ногой. Подняв голову, он поискал взглядом связывающие его веревки, но тут не было и нити.
   Он помотал головой, пытаясь вытряхнуть из нее боль так, чтобы суметь мыслить ясно.