Страница:
— Ты ни разу мне об этом не говорила.
— Я вообще старалась об этом не думать, но мне все время представлялось, как я встаю утром, а наши имена огромными буквами на первой полосе «Тайме». Слава богу, теперь все позади.
Диана в изумлении взглянула на нее:
— Позади? Да это никогда не кончится! Любая из нас может проговориться. Или кому-то придет в голову начать раскапывать этот колодец?.. Я могу придумать тысячу причин, по которым все может выйти наружу.
Рейчел вздохнула и села на диван.
— Пожалуй, ты права. Кроме того, что б ни случилось, нам всем предстоит нести бремя вины…
— Ты часто об этом думаешь? Рейчел кивнула:
— Эти мысли всегда у меня в голове.
— У меня тоже.
Они замолчали. Через несколько минут Рейчел сказала:
— Слушай, мне пора. Мы с Брайаном встречаемся в библиотеке.
Диана вдруг подумала, что они с Рейчел никогда не обсуждали Брайана — слишком тяжела была их общая тайна.
— Тогда увидимся наследующей неделе, — сказала она.
— Пойдем в китайский ресторан. Я угощаю.
Диана проводила Рейчел до дверей, чувствуя, как в ней нарастает беспокойство. Пусть Бренда Гэллоуэй умерла, но тайна будет жить в их душах подобно злокачественной клетке, готовой вырваться на свободу.
Через месяц Диана поняла, что бесполезно пытаться скрыть свою беременность, — слишком уж многозначительно на нее поглядывали. Эд Блейк пристально смотрел на нее, безмерно портя ей тем самым жизнь. В конце концов она решила, что ей ничего не остается, кроме как признаться, и уже затем бороться за то, чтобы удержаться на работе.
С трудом натянув на себя свой любимый бежевый костюм, она позволила себе такую роскошь, как взять такси до работы. Ей требовалось быть в хорошей форме: если Эд почувствует ее неуверенность, ей придется еще труднее. Казалось, он получает истинное удовольствие, когда его подчиненные попадают в неловкое положение.
Прибыв на студию, она отправилась прямиком в шикарный офис, который Эд выделил для себя. Поскольку секретарши на месте не оказалось, она постучала в дверь.
— Входи, Диана, — сказал он. — В чем дело? Проходя через комнату и усаживаясь в низкое кожаное кресло, Диана чувствовала себя так, будто ее выставили напоказ. Эд умел так смотреть на нее, что она ощущала себя непривлекательной, особенно сейчас, когда живот уже слегка выдавался.
— Мне надо поговорить с тобой по личному вопросу, — сказала она.
Он взглянул на часы и нахмурился:
— Только побыстрее. Через десять минут у меня совещание.
Это был известный прием, и Диана посмотрела ему прямо в глаза, стараясь выглядеть уверенной.
— Я беременна. Через несколько месяцев мне понадобится короткий отпуск. Самое большее, шесть недель.
Эд откинулся в кресле, явно наслаждаясь ее дискомфортом.
— Шесть недель? Как ты собираешься обойтись этим временем?
— Я буду работать до самых родов.
— Ерунда! Мне вовсе не улыбается видеть тебя здесь с огромным пузом; Это ведь телевизионная студия, черт побери.
— Какое это имеет значение? Мне ведь не нужно будет появляться на экране. Я все равно могу прекрасно справляться со своей работой.
Поглаживая пальцами пресс-папье из яшмы, Эд пожал плечами.
— Беременной женщине не место в офисе, — отрезал он.
— Будет тебе, Эд, это же смешно! Большинство компаний предоставляет отпуска по беременности. Почему я должна из-за этого бросать работу?
В других обстоятельствах Диана призналась бы, насколько важно для нее сохранить работу. Но, зная Эда, она не хотела давать ему в руки дополнительные рычаги давления. О своем разрыве с мужем она рассказала только нескольким подругам и надеялась, что Эд об этом не знает.
Но его следующие слова лишили ее последней надежды.
— А что твой муж? — спросил он. — Поверить не могу, что он одобряет работу в таком состоянии.
Диана понимала, что обманывать его бессмысленно: он все равно обо всем узнает, если захочет.
— Мы с Джоуэлом разошлись, — тихо сказала она. Эд на пару секунд склонил голову, что, по-видимому, должно было изображать сочувствие, но Диана успела заметить довольный блеск его глаз.
— Значит, тебе нужна твоя работа, чтобы платить за квартиру, — сказал он.
Она кивнула, ненавидя его за это очередное унижение.
— Тебе надо было с самого начала мне все рассказать, Диана, — сказал он, широко улыбаясь. — Уверен, мы что-нибудь придумаем.
Он замолчал, и Диана поняла, что он ждет, когда она рассыплется в благодарностях. Но слова застряли у нее в горле. После нескольких минут напряженного молчания Эд продолжил:
— Разумеется, я теперь не смогу посылать тебя на задания: начальству это не понравится. Но и здесь, в офисе, полно работы. Ну а после того, как ты родишь, мы посмотрим, что можно будет изменить.
Хотя внешне предложение выглядело более чем щедрым, Диане хватило минуты, чтобы сообразить, что он задумал. Фактически Эд понижал ее в должности, и не было никаких гарантий, что она когда-либо снова сможет функционировать в качестве помощника продюсера. Она была в бешенстве, но пришлось согласиться — по крайней мере, временно. Диана пообещала себе, что, как только ребенок родится, она вступит в борьбу с Эдом и постарается во что бы то ни стало победить его.
— Спасибо, Эд, — еле выговорила она. — Я ценю твое отношение.
Эд внимательно посмотрел на нее, и она поняла, что он точно знает, о чем она думает и как он ей противен.
— Я рад, что смог тебе помочь. Но мне надо бежать, а то опоздаю на совещание.
Пока Диана выходила вслед за ним из офиса, ей в голову пришла неприятная мысль. Эд наверняка считает, что она теперь у него в долгу, и будет ждать, что она начнет пресмыкаться перед ним подобно очень многим сотрудникам студии. Она не сомневалась, что в один прекрасный день он потребует расплаты за свою сомнительную доброту…
Иногда Диана удивлялась, как ей удалось вынести оставшиеся недели беременности. Она страшно уставала, постоянно пребывала в депрессии, расстраивалась, что Джоуэл ей ни разу даже не позвонил. Все вышло не так, как она мечтала. Только мысль о ребенке заставляла ее держаться.
Когда холодным зимним вечером начались схватки, Диана сама вызвала такси, чтобы ехать в больницу. Съежившись на заднем сиденье и превозмогая боль, она вдруг почувствовала себя ужасно жалкой и одинокой.
Но когда все осталось позади и врач положил ей на руки крошечную девочку, ее охватила такая любовь, такое сладкое, пронзительное чувство, что она забыла о всех своих страданиях. Тихонько покачивая дочь, она поклялась, что маленькая Кэрри получит всю любовь и заботу, в которых нуждается, не ребенок не пострадает из-за того, что их бросил Джоуэл!
Через три дня Рейчел забрала Диану и верещащую Кэрри из больницы и отвезла их домой. Уложив Кэрри в кроватку, Диана осторожно села на диван и вздохнула:
— Господи, как я рада, что все прошло благополучно! Эти последние недели я так нервничала…
— Ничего удивительного. Тебе же не на кого было положиться.
Диана кивнула, машинально поглаживая одеяльце, которое держала в руках.
— Конечно, мне было трудно без Джоуэла, особенно во время родов. Но ведь я справилась! Теперь я уверена, что смогу воспитать Кэрри одна.
— Ты будешь замечательной мамой, — уверила ее Рейчел. — И, кто знает, может быть, ты еще встретишь своего мужчину…
Диана нахмурилась и покачала головой:
— Не думаю. После ошибки, которую я совершила с Джоуэлом, я никогда снова не смогу доверять себе. Наверное, я не слишком хорошо разбираюсь в людях. Вижу только то, что хочется видеть.
— Почему ты всегда так жестока к себе? Ты не должна всю оставшуюся жизнь ходить в рубище и посыпать голову пеплом только потому, что Джоуэл оказался подонком.
Диана не успела ответить — раздался звонок в дверь. Она недоуменно пожала плечами, встала и направилась в маленькую прихожую. Когда она открыла дверь, молодая девушка-посыльная одарила ее сияющей улыбкой.
— Вы Диана Эллиот?
Диана кивнула, и девушка протянула ей тонкий конверт.
— Я приходила пять раз за последние четыре дня. Начала уже думать, что так вас и не поймаю. Распишитесь, пожалуйста, вот здесь.
Диана расписалась на бумажке, которую протянула ей посыльная. Ее охватило дурное предчувствие. Сначала она подумала, что Эд Блейк все же уволил ее, но, заметив странный обратный адрес на конверте, отмела эту возможность. Вернувшись в гостиную, она снова села на диван, нервно теребя конверт.
— Представить не могу, что это такое.
Когда Диана наконец вскрыла конверт и пробежала аккуратно напечатанное письмо, ее пробрала дрожь.
— Это от Джоуэла. Он подает на развод.
— И на каком же основании?
— Никогда не слышала такой формулировки. «Интеллектуальная жестокость».
Рейчел впала в ярость.
— Он совсем рехнулся! Ты не должна ему спускать такие выходки!
Диана, внезапно почувствовав страшную усталость, прилегла на диван и закрыла глаза.
— Какая разница?
— Почему ты должна брать вину на себя? Найди адвоката и обвини его в том, что он тебя бросил. Бог мой, поверить невозможно, что он на такое решился!
Одна мысль о сцене в суде наполнила Диану ужасом, но она понимала, что Рейчел права. Она лишь подпишется под своим поражением, если не попробует защищаться и позволит Джоуэлу публично обвинить ее в интеллектуальной жестокости.
— Наверное, мне действительно следует поговорить с адвокатом.
— Я попрошу Брайана кого-нибудь найти. Как только Джоуэл увидит, что ты собираешься сопротивляться, он сразу даст задний ход.
Диана тяжело вздохнула. Как она могла так ошибиться в Джоуэле? Она его любила, доверяла ему — и теперь осталась одна с ребенком и вынуждена защищаться от самого близкого человека… Ну что ж, никогда больше она не будет вести себя так глупо, никогда не позволит иллюзии любви обмануть себя. У нее есть Кэрри и работа, они станут всей ее жизнью, и никто больше не сможет причинить ей боль.
Мик Тревис ненавидел больницы — этот запах антисептики, которому никогда не удавалось полностью скрыть запах болезни и смерти. Страх и обреченность, казалось, пропитывали все вокруг. Но он должен был навестить своего старого друга Ральфа Эдвардса. Ральф умирал, и как ни старался Мик избежать встречи лицом к лицу со смертью, совесть не позволяла ему отказать другу в последней просьбе.
Пробираясь по многочисленным коридорам больницы, Мик старался не обращать внимания на отрешенные улыбки медсестер. Они напоминали ему, что он тоже смертен и скоро может оказаться на одной из этих коек, испуганный и одинокий.
Когда он вошел в палату, Эдварде спал, и Мик замер на месте, не в силах заставить себя подойти к кровати. Эдварде превратился в скелет, присоединенный проволочками к разным приборам. Щеки ввалились, кожа приобрела неприятный желтый оттенок. И запах! В комнате просто некуда было деваться от запаха гниющей плоти. Мику очень хотелось повернуться и сбежать, но тут Эдварде открыл глаза и улыбнулся.
— Мик, ты пришел. Я знал, что ты придешь…
Мик все-таки заставил себя подойти поближе и улыбнулся, стараясь скрыть свой ужас и отвращение.
— А как же! Я пришел, как только получил твое письмо. Как ты себя чувствуешь?
— Как в аду, но скоро все кончится. Рак печени сжигает быстро.
Мик задыхался, на верхней губе выступили капли пота, в ушах странно звенело. Он боялся грохнуться в обморок, поэтому поскорее сел на стул.
После длинной паузы Эдварде покачал головой и сказал:
— Наверное, неприятно видеть меня таким. Я уж и позабыл, как погано выгляжу…
Вместо того чтобы опровергнуть эту правду, Мик сидел, хватая ртом воздух, пока дурнота не прошла.
— Черт, извини меня, — пробормотал он.
— Пустяки, — нетерпеливо сказал Эдварде. — Мне надо кое-что тебе сказать, пока эти чертовы лекарства меня снова не усыпили. Достань конверт из верхнего ящика вон того стола.
Мику наконец удалось взять себя в руки. Он достал конверт и в недоумении уставился на него.
— Это дело Конти, — прохрипел Эдварде. — Мне так и не довелось узнать, что с ним случилось, но я хочу, чтобы ты продолжил поиски. Раскрой это дело за меня, Мик.
Мик уже много месяцев вообще не вспоминал о Рике Конти и о деле, которое когда-то так заинтересовало его. Он удивился, что Эдварде все еще одержим этим делом, и даже подумал, не повредился ли он рассудком.
— Откуда у тебя эта папка, Ральф? Это же собственность полицейского управления.
Приступ кашля сотряс исхудавшее тело Эдвардса, и прошло несколько минут, прежде чем он снова смог заговорить.
— Я забрал ее, когда городской совет выставил меня из офиса, — сказал он еле слышно. — Рик Конти никого больше не интересовал. Я был единственным, кто пытался отыскать бедолагу. Теперь твоя очередь.
Мик смотрел на приятеля, и жалость жгла его сердце.
— Ты же знаешь, что я очень занят, Ральф. У меня полно проектов, хватит на несколько ближайших лет.
— Но подумай, какую книгу ты сможешь написать! Расследование убийства, связанное со звездой Голливуда.
— Убийства? У тебя нет доказательств, что Конти убили.
— У меня нет. Но где-то эти доказательства есть. Поищи как следует, и найдешь.
Мик задумчиво поглаживал подбородок, ощущая знакомое замирание в душе. Это было похоже на вдохновение — непреодолимый порыв, который заставлял его сломя голову бросаться в очередное расследование. Бренда Гэллоуэй была мертва, но вся ее жизнь состояла из серии шумных скандалов, а эта история об исчезнувшем любовнике могла вызвать дополнительный интерес читателей. Ее биография могла превратиться в потрясающий бестселлер.
— Я возьму папку, но ничего не обещаю, — сказал он. — Посмотрим, как пойдет дело.
Эдварде устало улыбнулся, но глаза его вдруг заблестели.
— Ты это сделаешь. Жаль, что меня не будет, когда зачитают приговор.
13
— Я вообще старалась об этом не думать, но мне все время представлялось, как я встаю утром, а наши имена огромными буквами на первой полосе «Тайме». Слава богу, теперь все позади.
Диана в изумлении взглянула на нее:
— Позади? Да это никогда не кончится! Любая из нас может проговориться. Или кому-то придет в голову начать раскапывать этот колодец?.. Я могу придумать тысячу причин, по которым все может выйти наружу.
Рейчел вздохнула и села на диван.
— Пожалуй, ты права. Кроме того, что б ни случилось, нам всем предстоит нести бремя вины…
— Ты часто об этом думаешь? Рейчел кивнула:
— Эти мысли всегда у меня в голове.
— У меня тоже.
Они замолчали. Через несколько минут Рейчел сказала:
— Слушай, мне пора. Мы с Брайаном встречаемся в библиотеке.
Диана вдруг подумала, что они с Рейчел никогда не обсуждали Брайана — слишком тяжела была их общая тайна.
— Тогда увидимся наследующей неделе, — сказала она.
— Пойдем в китайский ресторан. Я угощаю.
Диана проводила Рейчел до дверей, чувствуя, как в ней нарастает беспокойство. Пусть Бренда Гэллоуэй умерла, но тайна будет жить в их душах подобно злокачественной клетке, готовой вырваться на свободу.
Через месяц Диана поняла, что бесполезно пытаться скрыть свою беременность, — слишком уж многозначительно на нее поглядывали. Эд Блейк пристально смотрел на нее, безмерно портя ей тем самым жизнь. В конце концов она решила, что ей ничего не остается, кроме как признаться, и уже затем бороться за то, чтобы удержаться на работе.
С трудом натянув на себя свой любимый бежевый костюм, она позволила себе такую роскошь, как взять такси до работы. Ей требовалось быть в хорошей форме: если Эд почувствует ее неуверенность, ей придется еще труднее. Казалось, он получает истинное удовольствие, когда его подчиненные попадают в неловкое положение.
Прибыв на студию, она отправилась прямиком в шикарный офис, который Эд выделил для себя. Поскольку секретарши на месте не оказалось, она постучала в дверь.
— Входи, Диана, — сказал он. — В чем дело? Проходя через комнату и усаживаясь в низкое кожаное кресло, Диана чувствовала себя так, будто ее выставили напоказ. Эд умел так смотреть на нее, что она ощущала себя непривлекательной, особенно сейчас, когда живот уже слегка выдавался.
— Мне надо поговорить с тобой по личному вопросу, — сказала она.
Он взглянул на часы и нахмурился:
— Только побыстрее. Через десять минут у меня совещание.
Это был известный прием, и Диана посмотрела ему прямо в глаза, стараясь выглядеть уверенной.
— Я беременна. Через несколько месяцев мне понадобится короткий отпуск. Самое большее, шесть недель.
Эд откинулся в кресле, явно наслаждаясь ее дискомфортом.
— Шесть недель? Как ты собираешься обойтись этим временем?
— Я буду работать до самых родов.
— Ерунда! Мне вовсе не улыбается видеть тебя здесь с огромным пузом; Это ведь телевизионная студия, черт побери.
— Какое это имеет значение? Мне ведь не нужно будет появляться на экране. Я все равно могу прекрасно справляться со своей работой.
Поглаживая пальцами пресс-папье из яшмы, Эд пожал плечами.
— Беременной женщине не место в офисе, — отрезал он.
— Будет тебе, Эд, это же смешно! Большинство компаний предоставляет отпуска по беременности. Почему я должна из-за этого бросать работу?
В других обстоятельствах Диана призналась бы, насколько важно для нее сохранить работу. Но, зная Эда, она не хотела давать ему в руки дополнительные рычаги давления. О своем разрыве с мужем она рассказала только нескольким подругам и надеялась, что Эд об этом не знает.
Но его следующие слова лишили ее последней надежды.
— А что твой муж? — спросил он. — Поверить не могу, что он одобряет работу в таком состоянии.
Диана понимала, что обманывать его бессмысленно: он все равно обо всем узнает, если захочет.
— Мы с Джоуэлом разошлись, — тихо сказала она. Эд на пару секунд склонил голову, что, по-видимому, должно было изображать сочувствие, но Диана успела заметить довольный блеск его глаз.
— Значит, тебе нужна твоя работа, чтобы платить за квартиру, — сказал он.
Она кивнула, ненавидя его за это очередное унижение.
— Тебе надо было с самого начала мне все рассказать, Диана, — сказал он, широко улыбаясь. — Уверен, мы что-нибудь придумаем.
Он замолчал, и Диана поняла, что он ждет, когда она рассыплется в благодарностях. Но слова застряли у нее в горле. После нескольких минут напряженного молчания Эд продолжил:
— Разумеется, я теперь не смогу посылать тебя на задания: начальству это не понравится. Но и здесь, в офисе, полно работы. Ну а после того, как ты родишь, мы посмотрим, что можно будет изменить.
Хотя внешне предложение выглядело более чем щедрым, Диане хватило минуты, чтобы сообразить, что он задумал. Фактически Эд понижал ее в должности, и не было никаких гарантий, что она когда-либо снова сможет функционировать в качестве помощника продюсера. Она была в бешенстве, но пришлось согласиться — по крайней мере, временно. Диана пообещала себе, что, как только ребенок родится, она вступит в борьбу с Эдом и постарается во что бы то ни стало победить его.
— Спасибо, Эд, — еле выговорила она. — Я ценю твое отношение.
Эд внимательно посмотрел на нее, и она поняла, что он точно знает, о чем она думает и как он ей противен.
— Я рад, что смог тебе помочь. Но мне надо бежать, а то опоздаю на совещание.
Пока Диана выходила вслед за ним из офиса, ей в голову пришла неприятная мысль. Эд наверняка считает, что она теперь у него в долгу, и будет ждать, что она начнет пресмыкаться перед ним подобно очень многим сотрудникам студии. Она не сомневалась, что в один прекрасный день он потребует расплаты за свою сомнительную доброту…
Иногда Диана удивлялась, как ей удалось вынести оставшиеся недели беременности. Она страшно уставала, постоянно пребывала в депрессии, расстраивалась, что Джоуэл ей ни разу даже не позвонил. Все вышло не так, как она мечтала. Только мысль о ребенке заставляла ее держаться.
Когда холодным зимним вечером начались схватки, Диана сама вызвала такси, чтобы ехать в больницу. Съежившись на заднем сиденье и превозмогая боль, она вдруг почувствовала себя ужасно жалкой и одинокой.
Но когда все осталось позади и врач положил ей на руки крошечную девочку, ее охватила такая любовь, такое сладкое, пронзительное чувство, что она забыла о всех своих страданиях. Тихонько покачивая дочь, она поклялась, что маленькая Кэрри получит всю любовь и заботу, в которых нуждается, не ребенок не пострадает из-за того, что их бросил Джоуэл!
Через три дня Рейчел забрала Диану и верещащую Кэрри из больницы и отвезла их домой. Уложив Кэрри в кроватку, Диана осторожно села на диван и вздохнула:
— Господи, как я рада, что все прошло благополучно! Эти последние недели я так нервничала…
— Ничего удивительного. Тебе же не на кого было положиться.
Диана кивнула, машинально поглаживая одеяльце, которое держала в руках.
— Конечно, мне было трудно без Джоуэла, особенно во время родов. Но ведь я справилась! Теперь я уверена, что смогу воспитать Кэрри одна.
— Ты будешь замечательной мамой, — уверила ее Рейчел. — И, кто знает, может быть, ты еще встретишь своего мужчину…
Диана нахмурилась и покачала головой:
— Не думаю. После ошибки, которую я совершила с Джоуэлом, я никогда снова не смогу доверять себе. Наверное, я не слишком хорошо разбираюсь в людях. Вижу только то, что хочется видеть.
— Почему ты всегда так жестока к себе? Ты не должна всю оставшуюся жизнь ходить в рубище и посыпать голову пеплом только потому, что Джоуэл оказался подонком.
Диана не успела ответить — раздался звонок в дверь. Она недоуменно пожала плечами, встала и направилась в маленькую прихожую. Когда она открыла дверь, молодая девушка-посыльная одарила ее сияющей улыбкой.
— Вы Диана Эллиот?
Диана кивнула, и девушка протянула ей тонкий конверт.
— Я приходила пять раз за последние четыре дня. Начала уже думать, что так вас и не поймаю. Распишитесь, пожалуйста, вот здесь.
Диана расписалась на бумажке, которую протянула ей посыльная. Ее охватило дурное предчувствие. Сначала она подумала, что Эд Блейк все же уволил ее, но, заметив странный обратный адрес на конверте, отмела эту возможность. Вернувшись в гостиную, она снова села на диван, нервно теребя конверт.
— Представить не могу, что это такое.
Когда Диана наконец вскрыла конверт и пробежала аккуратно напечатанное письмо, ее пробрала дрожь.
— Это от Джоуэла. Он подает на развод.
— И на каком же основании?
— Никогда не слышала такой формулировки. «Интеллектуальная жестокость».
Рейчел впала в ярость.
— Он совсем рехнулся! Ты не должна ему спускать такие выходки!
Диана, внезапно почувствовав страшную усталость, прилегла на диван и закрыла глаза.
— Какая разница?
— Почему ты должна брать вину на себя? Найди адвоката и обвини его в том, что он тебя бросил. Бог мой, поверить невозможно, что он на такое решился!
Одна мысль о сцене в суде наполнила Диану ужасом, но она понимала, что Рейчел права. Она лишь подпишется под своим поражением, если не попробует защищаться и позволит Джоуэлу публично обвинить ее в интеллектуальной жестокости.
— Наверное, мне действительно следует поговорить с адвокатом.
— Я попрошу Брайана кого-нибудь найти. Как только Джоуэл увидит, что ты собираешься сопротивляться, он сразу даст задний ход.
Диана тяжело вздохнула. Как она могла так ошибиться в Джоуэле? Она его любила, доверяла ему — и теперь осталась одна с ребенком и вынуждена защищаться от самого близкого человека… Ну что ж, никогда больше она не будет вести себя так глупо, никогда не позволит иллюзии любви обмануть себя. У нее есть Кэрри и работа, они станут всей ее жизнью, и никто больше не сможет причинить ей боль.
Мик Тревис ненавидел больницы — этот запах антисептики, которому никогда не удавалось полностью скрыть запах болезни и смерти. Страх и обреченность, казалось, пропитывали все вокруг. Но он должен был навестить своего старого друга Ральфа Эдвардса. Ральф умирал, и как ни старался Мик избежать встречи лицом к лицу со смертью, совесть не позволяла ему отказать другу в последней просьбе.
Пробираясь по многочисленным коридорам больницы, Мик старался не обращать внимания на отрешенные улыбки медсестер. Они напоминали ему, что он тоже смертен и скоро может оказаться на одной из этих коек, испуганный и одинокий.
Когда он вошел в палату, Эдварде спал, и Мик замер на месте, не в силах заставить себя подойти к кровати. Эдварде превратился в скелет, присоединенный проволочками к разным приборам. Щеки ввалились, кожа приобрела неприятный желтый оттенок. И запах! В комнате просто некуда было деваться от запаха гниющей плоти. Мику очень хотелось повернуться и сбежать, но тут Эдварде открыл глаза и улыбнулся.
— Мик, ты пришел. Я знал, что ты придешь…
Мик все-таки заставил себя подойти поближе и улыбнулся, стараясь скрыть свой ужас и отвращение.
— А как же! Я пришел, как только получил твое письмо. Как ты себя чувствуешь?
— Как в аду, но скоро все кончится. Рак печени сжигает быстро.
Мик задыхался, на верхней губе выступили капли пота, в ушах странно звенело. Он боялся грохнуться в обморок, поэтому поскорее сел на стул.
После длинной паузы Эдварде покачал головой и сказал:
— Наверное, неприятно видеть меня таким. Я уж и позабыл, как погано выгляжу…
Вместо того чтобы опровергнуть эту правду, Мик сидел, хватая ртом воздух, пока дурнота не прошла.
— Черт, извини меня, — пробормотал он.
— Пустяки, — нетерпеливо сказал Эдварде. — Мне надо кое-что тебе сказать, пока эти чертовы лекарства меня снова не усыпили. Достань конверт из верхнего ящика вон того стола.
Мику наконец удалось взять себя в руки. Он достал конверт и в недоумении уставился на него.
— Это дело Конти, — прохрипел Эдварде. — Мне так и не довелось узнать, что с ним случилось, но я хочу, чтобы ты продолжил поиски. Раскрой это дело за меня, Мик.
Мик уже много месяцев вообще не вспоминал о Рике Конти и о деле, которое когда-то так заинтересовало его. Он удивился, что Эдварде все еще одержим этим делом, и даже подумал, не повредился ли он рассудком.
— Откуда у тебя эта папка, Ральф? Это же собственность полицейского управления.
Приступ кашля сотряс исхудавшее тело Эдвардса, и прошло несколько минут, прежде чем он снова смог заговорить.
— Я забрал ее, когда городской совет выставил меня из офиса, — сказал он еле слышно. — Рик Конти никого больше не интересовал. Я был единственным, кто пытался отыскать бедолагу. Теперь твоя очередь.
Мик смотрел на приятеля, и жалость жгла его сердце.
— Ты же знаешь, что я очень занят, Ральф. У меня полно проектов, хватит на несколько ближайших лет.
— Но подумай, какую книгу ты сможешь написать! Расследование убийства, связанное со звездой Голливуда.
— Убийства? У тебя нет доказательств, что Конти убили.
— У меня нет. Но где-то эти доказательства есть. Поищи как следует, и найдешь.
Мик задумчиво поглаживал подбородок, ощущая знакомое замирание в душе. Это было похоже на вдохновение — непреодолимый порыв, который заставлял его сломя голову бросаться в очередное расследование. Бренда Гэллоуэй была мертва, но вся ее жизнь состояла из серии шумных скандалов, а эта история об исчезнувшем любовнике могла вызвать дополнительный интерес читателей. Ее биография могла превратиться в потрясающий бестселлер.
— Я возьму папку, но ничего не обещаю, — сказал он. — Посмотрим, как пойдет дело.
Эдварде устало улыбнулся, но глаза его вдруг заблестели.
— Ты это сделаешь. Жаль, что меня не будет, когда зачитают приговор.
13
Рейчел бросила карандаш на стол и потерла руки. В церковном подвале, где располагалась школа, было холодно, и она уже не в первый раз подумала, стоит ли экономить какие-то жалкие пенсы, выключая отопление после ухода детей. Но, взглянув на бухгалтерскую книгу, лежащую перед ней, она поняла, что выбора у них нет.
Так вышло, что за последние несколько лет ее мягко, но настойчиво перевели на роль администратора. Теперь на ней лежал бухгалтерский учет, заказ всего необходимого для школы, разрешение редких конфликтов с раздраженным родителем и тому подобные малоприятные обязанности. И хотя Кэл клялся и божился, что она когда-нибудь вернется в класс, оба знали, что это пустые обещания. И чем больше она вникала вдела школы, пытающейся устоять на ногах, тем меньше у нее оставалось шансов обучать детей Гарлема.
Услышав какое-то шуршание, Рейчел подняла голову и увидела Мэри Бевинс.
— Что ты здесь делаешь? Я думала, ты давным-давно ушла домой.
Мэри подошла ближе и уселась на край стола.
— Я и ушла. Но вернулась с Кэлом. Нам надо с тобой поговорить.
Рейчел с любопытством взглянула на нее, но она лишь усмехнулась и покачала головой.
— Имей терпение: Он сейчас придет.
Рейчел откинулась на спинку стула и принялась разглядывать Мэри. Ее все еще удивляло, что они стали друзьями. Конечно, не такими друзьями, как с Дианой, но вполне притерпелись друг к другу, что три года назад казалось Рейчел невозможным. Так вышло, что та ночь бунта изменила все. Мэри постепенно стала чувствовать себя с ней свободнее, перестала постоянно держать круговую оборону. Они теперь хорошо понимали друг друга, что очень радовало Рейчел.
— Прекрасно, что ты еще здесь. — Когда Кэл вошел в комнату, она стала казаться совсем крошечной. — Хочу попросить тебя об одолжении, Рейчел.
— А именно?
— Видишь ли, у нас появился шанс получить большое пожертвование от Конгресса еврейских женщин. Они хотят встретиться с кем-нибудь из школы, вот мы и решили, что ты подойдешь лучше всех.
— Я? Ты что, рехнулся?! Да я такими делами никогда не занималась!
— Тогда надо научиться, — твердо сказала Мэри. — Ты наша единственная надежда.
— Но почему?
Кэл и Мэри смущенно переглянулись.
— Ты еврейка, — наконец прямо сказал Кэл. — И вообще, ты принадлежишь к их кругу.
— Да будет тебе, — фыркнула Рейчел, начиная злиться. — Может, когда-то и принадлежала, но с этим давно покончено.
— Послушай, — нетерпеливо сказал Кэл. — Это богатые белые женщины. Если я появлюсь на ленче, то перепугаю их до смерти. Они хотят помочь черным детишкам, а не Братству.
— Значит, хочешь прикрыться мной? Кэл окрысился:
— Ты знаешь, что это не так! Но ради детей мы должны играть по их правилам. Эти люди никогда не дадут нам ни гроша, если будут думать, что это их как-то свяжет с Братством. Нам надо разделить школу и Братство, или мы потеряем этот шанс заполучить крупную сумму.
— Разве это не называется продаться? — сердито спросила Рейчел.
Кэл покачал головой, его широкие плечи опустились.
— Это называется — смотреть на вещи реально. У нас на выбор два варианта: проглотить свою гордость и протянуть руку за деньгами, чтобы продолжать учить детей, или закрыть школу. Что ты выберешь, Рейчел? Предпочтешь все бросить?
Рейчел стало стыдно, и она опустила глаза.
— Извини, я не имела права так говорить.
На его лице, будто вырезанном из черного дерева, появилась улыбка, что случалось крайне редко.
— Почему? Я то же самое твердил себе сотни раз. Но я наконец сообразил, что надо либо идти на компромисс, либо довольствоваться ничем. А этим «ничем» мой народ уже сыт по горло.
— А остальное Братство? — тихо спросила Рейчел. — Они тебя поддерживают?
Кэл вдруг как-то сразу сник, а Мэри тяжело вздохнула.
— Клей Матис и еще несколько человек заявили, что покидают Братство, — сказала она, не отрывая взгляда от Кэла. — Но нас осталось вполне достаточно, чтобы продолжать действовать. Так мы можем на тебя рассчитывать, Рейчел?
— Конечно, — сказала она. — Вот только боюсь, плохой из меня пиарщик.
Кэл шумно вздохнул с облегчением:
— Ты попробуй, а там посмотришь, как пойдет.
— Ладно, — сказала Рейчел, — назначай встречу. Она попрощалась с Мэри и Кэлом, набросила на плечи старый шерстяной жакет и направилась вниз по улице к подземке. Пока дребезжащий поезд вез ее в Вест-Сайд, она мучилась сомнениями, удастся ли ей уговорить нескольких богатых евреек вложить деньги в дышащую на ладан школу в Гарлеме. Разве станут они слушать женщину, одетую в потрепанные джинсы, к тому же лишенную всяких светских манер? Что ей надо сказать, чтобы они поняли?
Когда она вышла из подземки, уже зажглись фонари. Она выбросила все мысли из головы и поспешила к дому Брайана, чувствуя себя неуютно в сгущающейся темноте и ощущая знакомое нетерпение. Ей так хотелось поскорее его увидеть и обо всем рассказать, но он наверняка еще не вернулся из офиса. Брайан был просто одержим работой, всегда брал самые трудные дела и с блеском выигрывал их, производя самое благоприятное впечатление на своих начальников. Рейчел знала, что в душе он лелеет мечту стать окружным прокурором, она его понимала, но эта перспектива слегка пугала ее. Она не могла представить себя в качестве жены крупного политического деятеля. А если учесть, что сама она работала в негритянской школе в Гарлеме, этот конфликт ставил под сомнение их общее будущее.
Рейчел своим ключом открыла дверь, прошла в гостиную, небрежно бросив жакет на диван, и удивилась, увидев сидящего на кухне Брайана. В руке он держал банку пива.
— Ты сегодня рано, — заметила она.
Он улыбнулся и показал на кастрюлю на плите, в которой что-то булькало.
— Да, я пораньше освободился и решил приготовить нам ужин. Как ты насчет спагетти?
— Замечательно, — сказала она, садясь рядом с ним за стол. — Но мне надо не поздно вернуться. Родители и так меня заклевали за то, что я столько времени провожу в Манхэттене. Не хочется их злить еще больше.
Он нахмурился:
— А я надеялся, что ты останешься. Покачав головой, Рейчел потянулась к его руке и переплела свои пальцы с его пальцами.
— Не могу, не сегодня.
Брайан помолчал, и она кожей чувствовала его разочарование. Они так редко бывали вместе. Всякий раз не хватало времени, чтобы поделиться мыслями, обо всем рассказать. Она не могла припомнить, когда они в последний раз занимались любовью не спеша.
— Знаешь, если честно, то я не очень голодна, — мягко сказала она и выразительно посмотрела на него.
В голубых глазах Брайана заплясали знакомые искорки.
— С каких пор вы научились читать мои мысли, леди?
— Меня не мысли твои интересуют.
— Тогда почему бы нам не закончить этот разговор в спальне?
Она кивнула и улыбнулась ему.
Когда он нежно поцеловал ее, Рейчел забыла обо всем на свете. Существовал только Брайан и ее любовь к нему, которую ей во что бы то ни стало надо было сохранить…
Позднее Рейчел свернулась калачиком на кровати, положив голову ему на плечо, вдыхая терпкий мужской запах его кожи.
— Я тебя люблю, — прошептала она.
— Достаточно сильно, чтобы выйти за меня замуж? Она резко втянула воздух. Господи, неужели сейчас начнется один из тех бесконечных споров, которые так пугали и расстраивали ее?
— Ты же знаешь, что да. Но нам надо подождать, разобраться во всем…
Брайан тяжело вздохнул, отодвинулся от нее и принялся шарить по столику в поисках сигарет.
— Время ничего не изменит, черт побери.
— Но как же быть с моими родителями, с работой? У нас так много проблем…
— Проблемы надо решать, моя дорогая. Или ты полагаешь, что со временем это все исчезнет само собой?
— Нет. Конечно, нет, — сказала она и тоже протянула руку за сигаретой.
Рейчел закурила и откинулась на подушки, пытаясь представить себе, какой будет их жизнь, если они наплюют на все и поженятся. Что, если различия между ними в конечном итоге разрушат их любовь? Она представить себе не могла жизнь без Брайана, но трезвая часть ее рассудка подсказывала, что такое вполне может произойти.
Что же делать? Рейчел была уверена, что любовь к Брайану — единственная любовь в ее жизни. Больше никого не будет, без него ей придется провести остаток дней в пустоте и одиночестве. Конечно, у нее будет работа, друзья, но внутри — пустота и горькие сожаления…
— Ладно, — сказала она дрожащим голосом. — Давай поженимся.
Брайан улыбнулся и ласково обнял ее за плечи.
— У нас все получится. Я обещаю.
Рейчел тяжело вздохнула. Ее по-прежнему мучили сомнения, причем не только насчет будущего с Брайаном. Она боялась окончательного разрыва с родителями, которые наверняка не одобрят ее отношений с ирландцем-католиком. Но Рейчел предпочла поверить ему. Что бы ни случилось, они будут вместе, и одного этого уже достаточно.
Два дня спустя Рейчел сидела за столом напротив родителей и чувствовала, что решимости у нее значительно поубавилось. Они и представления не имели, что существует такой человек, как Брайан Макдональд, а она теперь собиралась разбить все их мечты, заявив, что выходит за него замуж.
— Что случилось? — спросила Наоми, почувствовав неладное.
— Да ничего, мам. Мне просто надо вам кое-что сказать. Наоми взглянула на Сола и покачала головой:
— Я знала, что это до добра не доведет! Ее никогда нет дома, она не спит в своей постели…
— Шшш, пусть она скажет.
Хотя Рейчел весь день подбирала нужные слова, она неожиданно потеряла дар речи и молча смотрела на родителей. Как смеет она разрушать их мир? Ее охватило чувство вины, но перед ней тут же возник образ Брайана, и это заставило ее продолжать.
— Я встретила одного человека. Мне хотелось бы привести его сюда и познакомить с вами.
— Кто он такой? — сразу насторожился Сол. — Где ты его встретила?
— В колледже, несколько лет назад. Я его люблю, мама. Наоми сидела молча, словно не желая больше ничего слышать, но Сол напрягся, как будто ощутив угрозу.
— Так расскажи нам об этом человеке, Рейчел. Он еврей?
— Нет, — тихо ответила она. — Его зовут Брайан Макдональд. Я его люблю и собираюсь выйти за него замуж. Пожалуйста, постарайтесь меня понять!
— Этого понять мы не сможем никогда, — медленно произнес Сол; его привычное добродушное выражение исчезло, сменившись безжалостной маской, сразу сделавшей его чужим. — Если ты выйдешь за него замуж, для меня ты умрешь.
Наоми вскрикнула и схватила его за руку.»
— Подожди, Сол! Подумай, что ты говоришь! Может быть, он примет иудейство. Может быть…
— Нет! — тихо сказал Сол, не сводя с Рейчел усталых глаз. — Все эти годы я смотрел в сторону, когда моя дочь притворялась обычной американкой, кем-то еще, забыв о вере предков. Я говорил себе, что это ничего, что все молодые должны попробовать, где глубоко, а где мелко, что когда-нибудь она поймет, что значит быть еврейкой. Но я больше не могу смотреть в сторону.
— Папа, пожалуйста, не заставляй меня выбирать между вами!
Сол покачал головой, и лицо его, как тенью, накрыла неизбывная печаль. Он сразу стал стариком.
— Ты уже выбрала, иди к своему гою. Моя дочь умерла.
Он встал, бросил последний тоскливый взгляд на Рейчел и вышел из комнаты. Глядя ему вслед, Рейчел почувствовала такую боль в груди, что стало трудно дышать. Она повернулась к Наоми:
— Мама, зачем он это делает?
— Он твой отец и поступает так, как считает правильным.
Так вышло, что за последние несколько лет ее мягко, но настойчиво перевели на роль администратора. Теперь на ней лежал бухгалтерский учет, заказ всего необходимого для школы, разрешение редких конфликтов с раздраженным родителем и тому подобные малоприятные обязанности. И хотя Кэл клялся и божился, что она когда-нибудь вернется в класс, оба знали, что это пустые обещания. И чем больше она вникала вдела школы, пытающейся устоять на ногах, тем меньше у нее оставалось шансов обучать детей Гарлема.
Услышав какое-то шуршание, Рейчел подняла голову и увидела Мэри Бевинс.
— Что ты здесь делаешь? Я думала, ты давным-давно ушла домой.
Мэри подошла ближе и уселась на край стола.
— Я и ушла. Но вернулась с Кэлом. Нам надо с тобой поговорить.
Рейчел с любопытством взглянула на нее, но она лишь усмехнулась и покачала головой.
— Имей терпение: Он сейчас придет.
Рейчел откинулась на спинку стула и принялась разглядывать Мэри. Ее все еще удивляло, что они стали друзьями. Конечно, не такими друзьями, как с Дианой, но вполне притерпелись друг к другу, что три года назад казалось Рейчел невозможным. Так вышло, что та ночь бунта изменила все. Мэри постепенно стала чувствовать себя с ней свободнее, перестала постоянно держать круговую оборону. Они теперь хорошо понимали друг друга, что очень радовало Рейчел.
— Прекрасно, что ты еще здесь. — Когда Кэл вошел в комнату, она стала казаться совсем крошечной. — Хочу попросить тебя об одолжении, Рейчел.
— А именно?
— Видишь ли, у нас появился шанс получить большое пожертвование от Конгресса еврейских женщин. Они хотят встретиться с кем-нибудь из школы, вот мы и решили, что ты подойдешь лучше всех.
— Я? Ты что, рехнулся?! Да я такими делами никогда не занималась!
— Тогда надо научиться, — твердо сказала Мэри. — Ты наша единственная надежда.
— Но почему?
Кэл и Мэри смущенно переглянулись.
— Ты еврейка, — наконец прямо сказал Кэл. — И вообще, ты принадлежишь к их кругу.
— Да будет тебе, — фыркнула Рейчел, начиная злиться. — Может, когда-то и принадлежала, но с этим давно покончено.
— Послушай, — нетерпеливо сказал Кэл. — Это богатые белые женщины. Если я появлюсь на ленче, то перепугаю их до смерти. Они хотят помочь черным детишкам, а не Братству.
— Значит, хочешь прикрыться мной? Кэл окрысился:
— Ты знаешь, что это не так! Но ради детей мы должны играть по их правилам. Эти люди никогда не дадут нам ни гроша, если будут думать, что это их как-то свяжет с Братством. Нам надо разделить школу и Братство, или мы потеряем этот шанс заполучить крупную сумму.
— Разве это не называется продаться? — сердито спросила Рейчел.
Кэл покачал головой, его широкие плечи опустились.
— Это называется — смотреть на вещи реально. У нас на выбор два варианта: проглотить свою гордость и протянуть руку за деньгами, чтобы продолжать учить детей, или закрыть школу. Что ты выберешь, Рейчел? Предпочтешь все бросить?
Рейчел стало стыдно, и она опустила глаза.
— Извини, я не имела права так говорить.
На его лице, будто вырезанном из черного дерева, появилась улыбка, что случалось крайне редко.
— Почему? Я то же самое твердил себе сотни раз. Но я наконец сообразил, что надо либо идти на компромисс, либо довольствоваться ничем. А этим «ничем» мой народ уже сыт по горло.
— А остальное Братство? — тихо спросила Рейчел. — Они тебя поддерживают?
Кэл вдруг как-то сразу сник, а Мэри тяжело вздохнула.
— Клей Матис и еще несколько человек заявили, что покидают Братство, — сказала она, не отрывая взгляда от Кэла. — Но нас осталось вполне достаточно, чтобы продолжать действовать. Так мы можем на тебя рассчитывать, Рейчел?
— Конечно, — сказала она. — Вот только боюсь, плохой из меня пиарщик.
Кэл шумно вздохнул с облегчением:
— Ты попробуй, а там посмотришь, как пойдет.
— Ладно, — сказала Рейчел, — назначай встречу. Она попрощалась с Мэри и Кэлом, набросила на плечи старый шерстяной жакет и направилась вниз по улице к подземке. Пока дребезжащий поезд вез ее в Вест-Сайд, она мучилась сомнениями, удастся ли ей уговорить нескольких богатых евреек вложить деньги в дышащую на ладан школу в Гарлеме. Разве станут они слушать женщину, одетую в потрепанные джинсы, к тому же лишенную всяких светских манер? Что ей надо сказать, чтобы они поняли?
Когда она вышла из подземки, уже зажглись фонари. Она выбросила все мысли из головы и поспешила к дому Брайана, чувствуя себя неуютно в сгущающейся темноте и ощущая знакомое нетерпение. Ей так хотелось поскорее его увидеть и обо всем рассказать, но он наверняка еще не вернулся из офиса. Брайан был просто одержим работой, всегда брал самые трудные дела и с блеском выигрывал их, производя самое благоприятное впечатление на своих начальников. Рейчел знала, что в душе он лелеет мечту стать окружным прокурором, она его понимала, но эта перспектива слегка пугала ее. Она не могла представить себя в качестве жены крупного политического деятеля. А если учесть, что сама она работала в негритянской школе в Гарлеме, этот конфликт ставил под сомнение их общее будущее.
Рейчел своим ключом открыла дверь, прошла в гостиную, небрежно бросив жакет на диван, и удивилась, увидев сидящего на кухне Брайана. В руке он держал банку пива.
— Ты сегодня рано, — заметила она.
Он улыбнулся и показал на кастрюлю на плите, в которой что-то булькало.
— Да, я пораньше освободился и решил приготовить нам ужин. Как ты насчет спагетти?
— Замечательно, — сказала она, садясь рядом с ним за стол. — Но мне надо не поздно вернуться. Родители и так меня заклевали за то, что я столько времени провожу в Манхэттене. Не хочется их злить еще больше.
Он нахмурился:
— А я надеялся, что ты останешься. Покачав головой, Рейчел потянулась к его руке и переплела свои пальцы с его пальцами.
— Не могу, не сегодня.
Брайан помолчал, и она кожей чувствовала его разочарование. Они так редко бывали вместе. Всякий раз не хватало времени, чтобы поделиться мыслями, обо всем рассказать. Она не могла припомнить, когда они в последний раз занимались любовью не спеша.
— Знаешь, если честно, то я не очень голодна, — мягко сказала она и выразительно посмотрела на него.
В голубых глазах Брайана заплясали знакомые искорки.
— С каких пор вы научились читать мои мысли, леди?
— Меня не мысли твои интересуют.
— Тогда почему бы нам не закончить этот разговор в спальне?
Она кивнула и улыбнулась ему.
Когда он нежно поцеловал ее, Рейчел забыла обо всем на свете. Существовал только Брайан и ее любовь к нему, которую ей во что бы то ни стало надо было сохранить…
Позднее Рейчел свернулась калачиком на кровати, положив голову ему на плечо, вдыхая терпкий мужской запах его кожи.
— Я тебя люблю, — прошептала она.
— Достаточно сильно, чтобы выйти за меня замуж? Она резко втянула воздух. Господи, неужели сейчас начнется один из тех бесконечных споров, которые так пугали и расстраивали ее?
— Ты же знаешь, что да. Но нам надо подождать, разобраться во всем…
Брайан тяжело вздохнул, отодвинулся от нее и принялся шарить по столику в поисках сигарет.
— Время ничего не изменит, черт побери.
— Но как же быть с моими родителями, с работой? У нас так много проблем…
— Проблемы надо решать, моя дорогая. Или ты полагаешь, что со временем это все исчезнет само собой?
— Нет. Конечно, нет, — сказала она и тоже протянула руку за сигаретой.
Рейчел закурила и откинулась на подушки, пытаясь представить себе, какой будет их жизнь, если они наплюют на все и поженятся. Что, если различия между ними в конечном итоге разрушат их любовь? Она представить себе не могла жизнь без Брайана, но трезвая часть ее рассудка подсказывала, что такое вполне может произойти.
Что же делать? Рейчел была уверена, что любовь к Брайану — единственная любовь в ее жизни. Больше никого не будет, без него ей придется провести остаток дней в пустоте и одиночестве. Конечно, у нее будет работа, друзья, но внутри — пустота и горькие сожаления…
— Ладно, — сказала она дрожащим голосом. — Давай поженимся.
Брайан улыбнулся и ласково обнял ее за плечи.
— У нас все получится. Я обещаю.
Рейчел тяжело вздохнула. Ее по-прежнему мучили сомнения, причем не только насчет будущего с Брайаном. Она боялась окончательного разрыва с родителями, которые наверняка не одобрят ее отношений с ирландцем-католиком. Но Рейчел предпочла поверить ему. Что бы ни случилось, они будут вместе, и одного этого уже достаточно.
Два дня спустя Рейчел сидела за столом напротив родителей и чувствовала, что решимости у нее значительно поубавилось. Они и представления не имели, что существует такой человек, как Брайан Макдональд, а она теперь собиралась разбить все их мечты, заявив, что выходит за него замуж.
— Что случилось? — спросила Наоми, почувствовав неладное.
— Да ничего, мам. Мне просто надо вам кое-что сказать. Наоми взглянула на Сола и покачала головой:
— Я знала, что это до добра не доведет! Ее никогда нет дома, она не спит в своей постели…
— Шшш, пусть она скажет.
Хотя Рейчел весь день подбирала нужные слова, она неожиданно потеряла дар речи и молча смотрела на родителей. Как смеет она разрушать их мир? Ее охватило чувство вины, но перед ней тут же возник образ Брайана, и это заставило ее продолжать.
— Я встретила одного человека. Мне хотелось бы привести его сюда и познакомить с вами.
— Кто он такой? — сразу насторожился Сол. — Где ты его встретила?
— В колледже, несколько лет назад. Я его люблю, мама. Наоми сидела молча, словно не желая больше ничего слышать, но Сол напрягся, как будто ощутив угрозу.
— Так расскажи нам об этом человеке, Рейчел. Он еврей?
— Нет, — тихо ответила она. — Его зовут Брайан Макдональд. Я его люблю и собираюсь выйти за него замуж. Пожалуйста, постарайтесь меня понять!
— Этого понять мы не сможем никогда, — медленно произнес Сол; его привычное добродушное выражение исчезло, сменившись безжалостной маской, сразу сделавшей его чужим. — Если ты выйдешь за него замуж, для меня ты умрешь.
Наоми вскрикнула и схватила его за руку.»
— Подожди, Сол! Подумай, что ты говоришь! Может быть, он примет иудейство. Может быть…
— Нет! — тихо сказал Сол, не сводя с Рейчел усталых глаз. — Все эти годы я смотрел в сторону, когда моя дочь притворялась обычной американкой, кем-то еще, забыв о вере предков. Я говорил себе, что это ничего, что все молодые должны попробовать, где глубоко, а где мелко, что когда-нибудь она поймет, что значит быть еврейкой. Но я больше не могу смотреть в сторону.
— Папа, пожалуйста, не заставляй меня выбирать между вами!
Сол покачал головой, и лицо его, как тенью, накрыла неизбывная печаль. Он сразу стал стариком.
— Ты уже выбрала, иди к своему гою. Моя дочь умерла.
Он встал, бросил последний тоскливый взгляд на Рейчел и вышел из комнаты. Глядя ему вслед, Рейчел почувствовала такую боль в груди, что стало трудно дышать. Она повернулась к Наоми:
— Мама, зачем он это делает?
— Он твой отец и поступает так, как считает правильным.