Лорейн Стэнтон
Страх разоблачения

   Посвящаю моему мужу Джону и дочери Элисон за их любовь и поддержку, а также за то, что они верили в меня еще очень долго после того, как я перестала верить в себя сама.

Пролог

   Ретта Грин вошла в переполненный конференц-зал Медицинского центра и тяжело вздохнула. В помещении висело плотное облако табачного дыма, было нечем дышать, и она усомнилась, сможет ли выдержать здесь хотя бы десять минут. Но больше всего ее вывело из себя легко ощущаемое в воздухе ожидание, омерзительное любопытство.
   Собравшиеся репортеры напомнили ей стервятников, кружащихся над падалью. Обидно было сознавать, что само их присутствие здесь свидетельствовало о ее популярности. Что и говорить, в качестве театрального агента она добилась головокружительного успеха. Какие-нибудь десять лет назад эти же люди подняли бы ее на смех, вздумай она созвать пресс-конференцию. Теперь же они сбежались, как стая голодных псов в ожидании мясистой кости. Они все знали, насколько могущественна Ретта Грин, а в Голливуде только могущество сильнее денег.
   Ретта одернула строгий деловой пиджак от Диора и на секунду пожалела, что не успела заехать домой и переодеться. Она даже в лучшие дни выглядела на все свои сорок восемь лет — лишние десять фунтов и достаточно обвисшей кожи, чтобы дать неплохо заработать изобретательному пластическому хирургу. Но сегодня маленькое зеркало в пудренице показало ей, что выглядит она как старая кошелка.
   Впрочем, сейчас для нее внешность не имела значения: ведь она собиралась сообщить этим людям новость, которая разбила ее жизнь, и ей было все равно, что о ней подумают.
   Ретта медленно пробралась в переднюю часть зала и подошла к трибуне, с трудом подавив чувство паники. «Всего несколько минут, — сказала она себе, — и я смогу укрыться в тени и погоревать в одиночестве».
   Она откашлялась, дрожащей рукой взяла микрофон и абсолютно спокойно произнесла:
   — У меня короткое сообщение. Сегодня в восемь часов утра умерла Хелен Гэллоуэй.
   В зале на мгновение повисла тишина, пораженные журналисты переглядывались, не веря своим ушам. Затем послышался чей-то возглас, а за ним — рев голосов.
   — Что случилось? — прокричал Хэнк Йорк из «Верайти».
   — Это самоубийство?
   — Вы были с ней?
   Ретта схватилась руками за деревянные боковинки трибуны, чтобы удержаться на ногах, и умудрилась произнести тщательно отрепетированную фразу:
   — Я не располагаю другой информацией, так как вскрытие еще не производилось.
   Лиз Бейкер, стерва из бульварной еженедельной газетенки, протолкалась сквозь толпу, энергично работая локтями, и остановилась прямо перед Реттой, изогнув ярко намазанные губы в ядовитой усмешке.
   — Будет тебе, Ретта! Мы все знаем, что у Хелен уже несколько месяцев были проблемы. Что заставило ее перейти черту?
   Ретта застыла, услышав эти слова. При одной мысли о том, какие пакости эта дрянь может написать о Хелен, у нее на лбу выступил холодный пот. Но она могла лишь отодвинуть неизбежное на несколько часов. К завтрашнему дню правду будут знать все. Она с ненавистью уставилась на Лиз.
   — He советую тебе торопиться, Лиз. Всем уже надоели сплетни.
   — Тогда расскажи нам, что случилось.
   Несколько репортеров поддержали ее, и Ретта внезапно ощутила враждебность аудитории. Она изо всех сил старалась держать себя в руках.
   — Нам следует подождать результатов вскрытия. Больше мне нечего сказать.
   Репортеры громко запротестовали, но Ретта продолжала молча стоять на трибуне, и они начали постепенно расходиться. Глядя им в спины, Ретта вдруг поняла, что ей совершенно безразлично, что они напишут о ней.
   Оставшись одна, Ретта опустилась на стул и закрыла лицо руками. Слезы потоком лились по ее щекам, когда она представила себе Хелен, лежащую на холодном мраморном столе в морге. В какой-то момент она даже громко застонала — такой острой была боль утраты. Но никто ее не слышал.

Часть I
Лето 1968 года

1

   Гасси Тремейн нацепила бледно-розовый пиджак и подошла к зеркалу. Светлые волосы обрамляли ее лицо подобно блестящей шапочке, подчеркивая тонкие черты и великолепный цвет кожи, зеленые глаза сияли. Она порадовалась, что, вопреки традиции, предпочла костюм от Шанель платью с рюшами и кружевами. Все остальные рядом с ней будут выглядеть простушками.
   Всего через несколько коротких часов придет коней ее четырехлетней каторге в Брентвудском колледже! Всем этим скучным часам зубрежки, бесконечным правилам и установкам, не говоря уже об убогих комнатенках и осклизлых душевых. Наверное, было в колледже и что-то такое, о чем она станет жалеть, но уж наверняка не об общей ванной комнате!
   От этих мыслей ее отвлек резкий стук в дверь. Она обернулась и увидела свою подругу Рейчел.
   — Ты сегодня утром разговаривала с Хелен? — спросила она.
   — После завтрака нет. А в чем дело?
   — Мы с Дианой ее повсюду ищем. Гасси пожала плечами:
   — Ты же знаешь Хелен. Наверное, бродит где-нибудь одна.
   Рейчел отодвинула в сторону кожаный чемодан и плюхнулась на заваленную вещами постель, ничуть не заботясь о том, что может помять свое белое льняное платье. Ее густые темные волосы были собраны сзади в пучок, который ей совершенно не шел, поскольку такая прическа еще больше подчеркивала резкие черты ее лица. Но. видимо, даже сегодня ей было решительно наплевать на свою внешность.
   — Если она вскоре не появится, пропустит процедуру вручения дипломов.
   Гасси только собралась ответить, как в дверь просунулась голова Дианы.
   — Нашла ее?
   — Пока нет, — ответила Рейчел.
   Диана вошла в комнату и уселась на край кресла, аккуратно расправив подол своего зеленого недорогого платья. Она была дочерью священника-методиста и одной из немногих в колледже, учившихся на стипендию.
   — Поверить невозможно, что мы заканчиваем учебу, — вздохнула она. — Еще в прошлом месяце я дни считала, а теперь вся извелась. Что, если я умру с голоду, прежде чем найду работу?
   — Ты что, уже передумала ехать в Манхэттен? — спросила Гасси.
   Диана пожалела плечами:
   — Папа настаивает, чтобы я вернулась к нему в Канзас. Ужасно неприятно его огорчать, но мне так хочется устроиться на телевидение! А он отказывается понять, что в Нью-Йорке в этом смысле самые богатые возможности. Он только и говорит о высоком уровне преступности и дороговизне.
   — Ты можешь поехать со мной в Бронкс, — предложила Рейчел. — Пожить несколько месяцев в квартире над магазинчиком моих родителей.
   Диана рассмеялась, ее яркие голубые глаза заблестели.
   — Очень соблазнительно. Ты по крайней мере не будешь голодать. Главное — постарайся не ссориться с ними. Впрочем, ты, наверное, с головой погрузишься в учебу, и тебе будет не до того.
   Очень даже может быть, — мрачно согласилась Рейчел. — Но иногда я жалею, что решила поступить в Колумбийский университет. Может, мне было бы лучше где-нибудь на Среднем Западе.
   Слушая, как они обсуждают свое будущее, Гасси почувствовала, что к горлу подкатил комок. Ей не хотелось возвращаться в роскошный особняк своих родителей, пока она не решила, что собирается делать со своей жизнью.
   Впрочем, если вдуматься, выбор у нее был небогатый. Она могла или помогать матери в ее бесконечных благотворительных делах, или отцу в его кампании по переизбранию. Но все эти обеды и показы мод наводили на нее тоску, а политикой она совершенно не интересовалась, несмотря на то, что была единственной дочерью сенатора от Виргинии. Колледж она окончила, с отличием, а и зачем, собственно? Вряд ли для того, чтобы собирать пожертвования на предвыборную кампанию, требовалась степень в изобразительном искусстве. А именно на такого рода деятельность с ее стороны и рассчитывали родители. Малопривлекательная перспектива.
   Гасси так глубоко задумалась, что вздрогнула, когда заметила стоящую в дверях Хелен. Ее темные глаза были полны слез.
   — Хелен, что случилось? — спросила она.
   — Моя мама… она не приедет на церемонию.
   — Почему? В чем дело?
   Хелен пожала плечами, медленно вошла в комнату и прислонилась к шкафу. Темные шелковистые волосы подчеркивали бледность ее лица. Она выглядела хрупкой и уязвимой.
   — Сказала, что у нее мигрень. Но я уверена, что это… всего лишь предлог.
   — Мне очень жаль, — тихо произнесла Рейчел.
   — Да ничего особенного. Я не очень-то и ждала, что она приедет. Мы ведь с ней никогда не были близки…
   Гасси почувствовала острую жалость к подруге. Наверное, ужасно быть дочерью известной кинозвезды. Казалось, Бренду Гэллоуэй куда больше интересовали бесконечные скандалы, в которые она постоянно впутывалась, чем судьба собственной дочери.
   — Вот только досадно, что я пригласила вас к ней в Хайянис, — вздохнула Хелен. — Мне вообще больше не хочется ее видеть.
   — Так давай отменим поездку, — сказала Рейчел. — Придумаем что-нибудь другое.
   Хелен покачала головой:
   — Мне надо научиться общаться с ней. К тому же мы мечтали об этой поездке несколько недель, это же наша последняя совместная затея.
   — Как хочешь, — согласилась Рейчел. — Только помни: в случае чего, мы всегда рядом.
   Хелен печально улыбнулась:
   — Я знаю, я уже в порядке. Встретимся в зале через несколько минут.
   Когда Хелен ушла, Гасси повернулась к Рейчел и Диане и беспомощно пожала плечами. За четыре года учебы они все очень сблизились, деля друг с другом мечты и тайны. Но ни у одной из них не было слов, чтобы облегчить боль Хелен.

2

   Бренда Гэллоуэй стояла у окна своей спальни и смотрела на открывающийся ее взору восхитительный пейзаж, испытывая острое чувство собственности. Это все принадлежало ей — низкий белый дом, ухоженные лужайки, клумбы с цинией и даже голые дюны, протянувшиеся до самого края чистой голубой воды. Все в пределах видимости принадлежало исключительно ей!
   Заметив бегущего вдоль пляжа мужчину, Бренда внезапно ощутила беспокойство. Несмотря на то, что она заплатила за него непомерную цену, Рик Конти никогда не принадлежал исключительно ей. Она наблюдала, как он изящно бежит по песку, сверкая на солнце загорелой кожей, и ее беспокойство начало стремительно перерастать в гнев.
   С Риком надо что-то делать. Прекрасный секс вряд ли служит достаточным основанием, чтобы позволить какому-то начинающему актеришке играть с ней в грязные игры. Она вытащила его из безвестности, и она же выбросит его на помойку! Мужчин-проституток и так слишком много в Голливуде.
   «Рик с самого начала был ошибкой, — подумала она. — У него даже не хватило ума сообразить, что раз его уже купили, он больше не участвует в торгах. Что же, скоро он узнает, как мало он на самом деле стоит!»
   Бренда улыбнулась, представив себе его потрясение, когда она велит ему убираться. Рик рассчитывал поехать с ней на следующей неделе в Испанию, наверняка надеясь тайком завести несколько интрижек, пока она снимается в вечерних сценах на улицах Мадрида. Зря он недооценил Бренду Гэллоуэй. Зря он посчитал ее стареющей звездой, готовой на все ради молодого любовника.
   Бренда отошла от окна, сбросила длинный шелковый халат и остановилась голой перед зеркалом, критически разглядывая себя. Вне всякого сомнения, она была звездой — в этом он не ошибся. Но, господи, как же ей хотелось снова стать молодой красивой старлеткой с великолепным телом и гривой рыжих волос! К сожалению, время догоняло ее. Она прекрасно понимала, что скоро ей не избежать встречи с пластическим хирургом. Вокруг рта появились мелкие морщинки, нежная кожа под широко расставленными серыми глазами слегка припухла. Даже ее знаменитые груди начали обвисать. Не так, чтоб очень, но это только начало…
   Заметив новую жесткую складку в углу рта, Бренда в ярости схватила серебряную щетку для волос и швырнула ее в зеркало, которое тут же разлетелось на кусочки. Черт бы побрал Рика Конти! Ее тело все еще великолепно, она все еще звезда! Кто он такой, чтобы позволять себе трахаться за ее спиной?!
   — Мисс Гэллоуэй, у вас все в порядке?
   Бренда резко повернулась к вошедшей в комнату экономке.
   — Я нечаянно разбила зеркало. Зайдите и уберите все, — сказала она, надевая халат.
   — Да, мэм. Но вы пообещали отпустить всех слуг на вторую половину дня. У вас было столько гостей, что мы за две недели не имели ни одного выходного…
   Бренда разозлилась — она привыкла к безусловному повиновению. Ей захотелось тут же уволить экономку, но, черт возьми, найти прислугу в Хайянисе было практически невозможно. Эти проклятые туземцы считали, что работа по дому не для них. Завтра должны были приехать еще тридцать человек гостей, так что ничего не оставалось, как договариваться. Она широко улыбнулась и задействовала все свое очарование.
   — Я совсем забыла, Мэри. Разумеется, вы можете идти. Надеюсь, для завтрашней вечеринки все готово?
   — О да, мисс Гэллоуэй. Я утром говорила с поставщиком. Он заказал всю еду в Бостоне, как вы велели.
   — А как насчет уборщиков?
   — Они должны быть здесь завтра в полдень.
   — Хорошо. Убери здесь и можешь уходить.
   — Спасибо, мисс Гэллоуэй. — Экономка благодарно улыбнулась. — Я приготовила холодный ужин для вашей дочери и ее друзей. Они должны вот-вот приехать.
   Бренда даже сжала кулаки от расстройства. Она совсем забыла про Хелен и ее подруг. Только этого ей сейчас не хватало — еще одного столкновения с дочерью!
   — Все в порядке, Мэри, — резко сказала она. — Уверена, один вечер мы сможем без вас обойтись.
   — Да, мэм. Я сейчас уберу и пойду.
   Бренда вышла из спальни и спустилась по массивной дубовой лестнице, думая о Хелен. Почему девчонка так настаивала на этом идиотском воссоединении? Какого черта ей надо?
   Через отделанный мрамором холл она прошла в гостиную — ей внезапно захотелось крепко выпить. Снова увидеть Хелен — это же казнь египетская! Она сейчас чувствовала озноб при воспоминании об укоряющих темных глазах дочери, этих проклятых голодных темных глазах. Она долгие годы твердила Хелен, что не годится на роль матери. Но девчонка все равно на что-то надеялась.
   Бренду передернуло. Она направилась к бару из тикового дерева, налила себе щедрую порцию виски и одним глотком осушила стакан. Разумеется, у Хелен есть все основания обвинять ее. Она никогда не испытывала материнских чувств к маленькой хрупкой девочке, так напоминающей ей о Карло. Даже не пыталась. Но Хелен должна была бы уже с этим смириться! Зачем она тратит время на поиски того, чего никогда не существовало?
   Бренда налила себе еще виски и села на край белой кожаной софы. Теперь, когда ее дочь превратилась в прелестную девушку, глупо думать, что между ними могут возникнуть какие-то теплые отношения. Женщина женщине всегда враг. Когда-нибудь Хелен это поймет. Когда-нибудь она заглянет в зеркало и увидит за спиной тень своей соперницы, надвигающейся на нее подобно голодному пауку…
   От этих мыслей Бренду отвлек звук шагов. Она подняла голову и увидела Рика, входящего в раздвижную стеклянную дверь. На нем ничего не было, кроме куска ярко-зеленой ткани, туго обтянувшей бедра, и маленького золотого медальона на шее. На груди его сверкали капли, стекая в заросли золотистых волос. Бренда ощутила запах пота, который должен был бы показаться ей отвратительным, но на самом деле возбуждал. Черт возьми, он в один момент превращал ее в течную сучку!
   Она в уме сосчитала до трех, затем уставилась на Рика холодным взглядом, на совершенствование которого понадобились годы.
   — Где ты шлялся, черт побери? Я привезла тебя сюда не для того, чтобы ты целыми днями болтался где попало!
   На красивом лице появилось выражение изумления.
   — Извини. Я не подумал, что тебе это может не понравиться.
   Ей польстила нотка беспокойства в его голосе. Кто знает, может, этот негодяй и не сделан целиком из стали?
   — Что случилось, детка? — спросил он, садясь рядом с ней на диван. — Почему ты так напряжена?
   Бренда прищурившись посмотрела на него, но не произнесла тех обидных слов, которые приготовила для расставания. Это можно и отложить: все равно она твердо решила не брать его с собой в Испанию.
   — Просто я вся на взводе. В любую минуту могут приехать Хелен и ее подруги.
   — Ну и что? — Он провел пальцами по ее плечу, массируя напряженные мышцы. — Забудь о Хелен. Расслабься.
   Как она ни презирала Рика, каждое его прикосновение творило с ней чудеса. Он положил руку ей на грудь и дотронулся до соска через тонкую ткань халата. Он не был ласковым любовником — мял грудь грубыми пальцами, пока Бренда не перестала отличать боль от наслаждения. Она глухо застонала, когда он задрал ей халат и провел ладонью по белому животу. Когда он сунул пальцы глубоко в нее, она уже вся дрожала и терлась о него, забыв обо всем на свете.
   Но он не давал ей кончить. Гладил ее, пока ей не стало казаться, что она сходит с ума, а затем убрал руку. Он наказывал ее. Этот гребаный ублюдок наказывал ее! В ярости Бренда оскалила зубы, как бешеная собака, и впилась ему в руку, чувствуя вкус крови.
   Рик издал странный гортанный звук — нечто среднее между криком боли и стоном животного наслаждения, — отдернул руку и грубо толкнул ее на диван. Когда он сбросил трусы, Бренда жадно потянулась к нему, но он оттолкнул ее руку, одним резким и грубым движением вошел в нее, а затем начал остервенело двигаться, быстро унося ее куда-то вдаль, за пределы разума.
   Бренда ощутила сильный оргазм и тут же почувствовала, как Рик вздрогнул и упал ей на грудь. Она медленно приходила в себя, ощущая тошноту от приторного вкуса крови. Почему она опять позволила ему бросить ее в эту черную яму похоти и насилия?!
   Ну ничего, скоро она уедет в Испанию, а там…
   Но когда Бренда заглянула в его насмешливые голубые глаза, то прочитала в них правду. Как бы она ни пыталась сделать вид, что может прожить без него, он был для нее наркотиком, от которого у нее уже не было сил отказаться…
   При других обстоятельствах Диана Хендерсон, наверное, наслаждалась бы непривычной для нее роскошью поездки в «Роллс-Ройсе». Как далеко ушла дочка приходского священника из Канзаса! Но стоило ей взглянуть на Хелен, забившуюся в угол и напоминающую сломанную куклу, настроение у нее сразу падало. Хелен казалась оживленной и даже веселой во время выпускной церемонии, но как только она села в «Роллс-Ройс», который должен был доставить их в Хайянис, она снова впала в депрессию.
   К сожалению, ее плохое настроение оказалось заразным. Даже Рейчел и Гасси с момента отъезда из Брентвуда не произнесли практически ни одного слова. Гасси старательно покрывала ногти еще одним слоем лака. Она всегда казалась спокойной и отстраненной, невозможно было догадаться, о чем она думает. Сказывалась ее жизнь в привилегированных условиях: Гасси выросла в семье сенатора и рано узнала, как необходимо скрывать свои чувства. Рейчел Вайс была куда проще. Она то и дело осторожно поглядывала на Хелен, и в ее глазах мелькало беспокойство.
   «Мы все такие разные, — подумала Диана. — Такие непохожие друг на друга подруги. И все же что-то свело нас вместе в Брентвуде…»
   — Скоро приедем? — спросила она, не выдержав гнетущего молчания. Эта неприятная привычка осталась у нее с детства — вечно ей хотелось сгладить острые углы.
   Хелен оторвалась от окна и безразлично пожала плечами.
   — Примерно через час.
   — Ты уверена, что хочешь через это пройти? — спросила Рейчел, с тревогой взглянув на Хелен. — Еще не поздно передумать.
   — И что я скажу матери? — тусклым голосом спросила Хелен. — Она нас ждет.
   — Ну и что? После того, как она с тобой обошлась, ты ей ничего не должна.
   Хелен задумчиво покачала головой:
   — Бренда была бы в восторге, если бы я совсем исчезла. Именно этого ей больше всего хочется, я достаточно хорошо ее изучила. Но я не доставлю ей такого удовольствия!
   После небольшой паузы Гасси сказала:
   — Все бы ничего, если ты уверена, что сможешь выдержать такое давление. Какой смысл наказывать себя, чтобы доказать что-то своей матери.
   Хелен обиженно выпрямилась.
   — Не обращайся со мной, как с больной. Я уже в порядке, честно.
   Гасси пожала плечами и грациозно помахала рукой в воздухе, чтобы подсушить ногти. Потом передвинулась на сиденье и принялась рыться в холодильнике.
   — Тогда мы вполне можем начать вечеринку. Уверена, у твоей матери есть здесь что-нибудь получше того ужасного пунша, которым нас поили в колледже.
   Через несколько секунд она вытащила бутылку и торжествующе воскликнула:
   — Voila! Шампанское!
   Диана, наблюдавшая, как Гасси умело открывает шампанское, внезапно почувствовала себя не в своей тарелке. Хотя никто никогда об этом не напоминал, Диана знала, что она среди них чужая, студентка, получающая стипендию, тогда как они — законные наследницы богатства и привилегий. Такая роскошь, как хорошее шампанское и лимузины, были не из ее жизни, и она даже чувствовала себя слегка виноватой, что способна получать от них удовольствие. По правде говоря, только большим усилием воли она заставила себя спокойно взять изящный бокал из рук Гасси.
   — За дружбу! — сказала Рейчел, поднимая свой бокал. — За нас!
   Они чокнулись, и, пока слышался хрустальный звон, Диана старалась запечатлеть в своей памяти эту картину. Ей очень хотелось верить, что они останутся друзьями, но она знала, что жизнь быстро разделывается с самыми лучшими намерениями. Интересно, не приходят ли ее подругам в голову те же мысли?
   — Вы в самом деле думаете, что мы будем поддерживать связь? — спросила она.
   — Разумеется! — возмутилась Рейчел. — Мы всегда будем друзьями.
   Гасси согласно кивнула и, чокнувшись с подругами, осушила бокал.
   — Просто не представляю, что бы я без вас делала, — мягко сказала Хелен, поддаваясь общему настроению.
   Но к тому времени, когда лимузин остановился около роскошного дома, Хелен снова замолчала. На лице появилось мрачное выражение, которое ее подруги сразу заметили. Диана, чувствуя себя особенно неловко, перевела взгляд на элегантное белое строение.
   Казалось, дом перенесли сюда из какого-то фантастического голливудского фильма вместе с лужайками и цветниками. Струи сверкающей воды падали из двух симметрично расположенных бронзовых фонтанов в небольшой пруд, дно которого было выложено камнем. В пруду плавали разноцветные рыбки. За домом возвышалась стена соснового леса, усиливая впечатление изолированности от всего мира. Диане такая роскошь никогда и не снилась. Это был своего рода памятник успеху и богатству.
   Гасси и Рейчел уже вылезли из лимузина и смотрели, как шофер выгружает их багаж, а Диана осталась сидеть рядом с Хелен, потеряв дар речи от всего этого великолепия. Тут она увидела, как через лужайку идет Бренда Гэллоуэй, и у нее перехватило дыхание.
   Она видела мать Хелен бесчисленное количество раз на экране, но не ожидала, что и в реальной жизни от этой женщины исходит такой мощный магнетизм. Это завораживало и беспокоило. Диана ощутила странное щекотание внизу живота, когда вслед за Хелен вылезала из машины.
   Казалось, Бренда плыла над толстым травяным ковром, ее алый халат бился о ноги под дуновением морского ветерка. Подойдя к Хелен, она улыбнулась и легонько обняла ее.
   — Мне очень жаль, что я пропустила твою выпускную церемонию, лапочка, — сказала она низким хрипловатым голосом. — Но у меня была такая ужасная мигрень.
   Хелен высвободилась из ее объятий.
   — Ладно, мама, проехали. Я и не ждала, что ты приедешь.
   Бренда сразу разозлилась и опустила руки.
   — Зря ты так, Хелен. Я же извинилась.
   — Ну, разумеется! С помощью извинения можно решить все проблемы.
   Бренда окончательно сбросила маску доброжелательности и уперла руки в бока; во всем ее облике появилось что-то вульгарное.
   — Если ты приехала сюда ругаться, тебе лучше сразу уехать! У меня нет ни малейшего желания терпеть твои безобразные выходки! Поняла?
   Хелен уже давно привыкла, что мать унижает ее в присутствии друзей и знакомых. Она отвела глаза и кивнула.
   — Вот и прекрасно, — как ни в чем не бывало сказала Бренда, делая шаг назад. — А теперь почему бы тебе не представить мне своих подруг?
   Пока Хелен, заикаясь, представляла девушек, Диана тщетно боролась с ощущением надвигающегося несчастья. Перспектива провести три дня в этом роскошном доме на пляже потеряла всякую привлекательность, и Диана недоумевала, зачем вообще Бренда Гэллоуэй разрешила им приехать. Она явно не была заинтересована в налаживании отношений со своей дочерью. А Хелен? Почему она захотела провести несколько дней с женщиной, которая смотрела на нее с такой ненавистью?
   — Ладно, девушки, надеюсь, вы получите удовольствие от пребывания здесь. Пожалуйста, зовите меня Бренда, — сказала она, снова надев маску доброжелательности. — Сегодня, кроме нас, никого не будет, а завтра я устраиваю маленькую вечеринку. Если пожелаете, можете присутствовать.
   Диана нервно рассмеялась и тут же густо покраснела.
   — Большое спасибо, — пробормотала она.
   Бросив на нее беглый взгляд, Бренда пожала плечами:
   — Что же мы здесь стоим? Пойдемте в дом. Уверена, вам захочется освежиться перед ужином.
   Диана, как ни старалась, не могла скрыть своего беспокойства, обмениваясь тревожными взглядами с Рейчел и Гасси. Судя по всему, ее сверкающие фантазии насчет отдыха на мысе Код оказались глупыми, пустыми мечтами. По лицам подруг она видела, что и они думают то же самое. Вместо великолепного приключения их короткие каникулы быстро превращались в настоящую катастрофу.