Страуб Питер. Обитель теней

   Умрет каждый, кто обитает во дворце и в окрестном лесу: царь и его подданные, волки и медведи, лошади и собаки…
   Ах, воробышек, я почти уверена, что ты меня понимаешь.
   С этими словами она отвернулась и снова принялась печально бродить туда-сюда.
   Храбрый же воробей выскользнул обратно через дубовую дверь. Он громко свистнул, утихомиривая своих товарищей, после чего поведал им слово в слово все, что услышал от царицы. Когда он закончил свой рассказ, один из старших воробьев промолвил:
   – Мы должны что-то придумать, как-то помочь.
   – Мы? Мы? Помочь? – тут же зачирикали молодые воробьи.
   Подобная перспектива их не очень вдохновляла: одно дело – быть свидетелями из ряда вон выходящих, пусть и трагических событий, и совсем иное – попытаться что-либо сделать.
   – Безусловно, мы обязаны помочь, – сказал самый старший воробей.
   – Мы? Помочь? – продолжала возмущенно чирикать молодежь. – Любопытно узнать, что мы можем сделать?
   – Есть только один выход, – заявил самый старший. – Мы должны отправиться к волшебнику.
   Вот теперь молодые воробьи испугались по-настоящему и подняли невообразимый шум. Никто из них волшебника никогда не видел, но все, даже самые маленькие, наслышаны были предостаточно. Одно упоминание о нем приводило их в ужас, хотя всем было известно, что волшебник охотно исполнял почти любые просьбы, правда за это приходилось платить.
   – Другого выхода нет, – повторил самый старый воробей.
   Туг же возникла тысяча вопросов. Как его найти? Далеко ли он живет? А жив ли он еще? А вдруг мы заблудимся?..
   – Я как-то раз видел его дом и, думаю, найду туда дорогу, – сказал старейший воробей. – Но это очень далеко, на противоположном конце леса.
   – Давай, показывай дорогу, – чирикнул воробей-храбрец, и стая взвилась в воздух и понеслась прочь от жуткого места.
   Долгие-долгие часы летели они над густыми зарослями и скалистыми горами, над бурными потоками и тихими зелеными долинами, мимо пещер, где живут медведи, и лисьих нор, гигантских муравейников и мирно пасущихся диких пони.
   И вот наконец над вершинами деревьев показался дымок.
   – Это дом волшебника, – сказал старый воробей.
   И они начали снижаться, снижаться и наконец увидели маленький деревянный домик с двумя окошками по обеим сторонам крыльца.
   Один за другим садились воробьи на толстую ветку возле одного из окон, а когда та под их тяжестью согнулась, следующие птицы принялись устраиваться на другом сучке, повыше, и так продолжалось, пока они не заполнили дерево до самой макушки. Тут все воробьи хором зачирикали.
   Дверь деревянного домика распахнулась, И оттуда появился волшебник. Был он очень стар, бел как лунь, а его украшенный золотыми звездами и месяцем халат так вытерся от времени, что кое-где проглядывало бледное морщинистое тело. Окинув взглядом дерево сверху донизу, он проговорил:
   – У меня, как я погляжу, сегодня гости… Так чего вы, воробьи, хотите от старого волшебника?
   Даже самый храбрый воробей почувствовал себя не в своей тарелке и на мгновение пожалел, что они сюда явились. И все же, преодолев страх, он рассказал волшебнику от начала до конца все, что услышал от царицы.
   – Ясно, – сказал старик. – Так, значит, вы просите меня вернуть царевну Розу к жизни?
   – Просим, просим, – в один голос зачирикали воробьи.
   – Ну, это нетрудно, – усмехнулся волшебник, – только как вы со мной расплатитесь за это?
   Воробьи чирикнули вопросительно.
   – Вы отдадите свои крылья?
   Ответом было протестующее чириканье.
   – Нет, это невозможно, – возразил самый старый воробей. – Ведь мы тогда не сможем летать.
   – А перьями пожертвовать вы согласны?
   Протестующее чириканье усилилось.
   – Нет, не согласны, – ответил тот же воробей. – Без перьев мы зимой все перемерзнем.
   – Ну а если вы больше не сможете чирикать?
   На мгновение птицы умолкли, затем в унисон ответили:
   – Мы согласны. Пусть это будет нашей платой.
   – Хорошо, – сказал волшебник. – Возвращайтесь во дворец.
   Взволнованные, они одновременно снялись с дерева и понеслись назад еще быстрей.
   Дворец их встретил так же, как и в первый раз: мертвой тишиной. Все его обитатели, исключая царя и царицу, спали как убитые. Воробьи недоуменно поглядывали друг на друга: неужели волшебник обманул их, приняв жертву, но не выполнив их просьбу?!
   И тут вдруг из дворца донесся тоненький голосок:
   – Ма-а-ма! Па-а-па!
   Тяжелая дубовая дверь распахнулась, и оттуда показалась маленькая заспанная девочка.
   Спустя мгновение из конюшен донеслось ржание, во дворе раздался собачий лай, взлетели мухи, зашныряли тараканы, слуги, зевая, стали подниматься с земли. Жизнь возобновилась и в лесной глуши: в берлогах заворочались медведи, лисы высунулись из нор, волки забегали меж деревьев.
   И в тот же миг каждый воробей ощутил странные превращения своего тела, точно чья-то ледяная рука схватила его и принялась сжимать, выдавливая внутренности. Разум помутился, тельце каждой птицы стало растягиваться вширь, изменяя свое строение, клюв сделался мягким и тоже расширился, ноги сильно выросли.
   На подоконниках, на булыжной мостовой, карнизах, водосточных трубах – везде, где минуту назад были птицы, восседали теперь лягушки.
   К счастью для них, царь видел это превращение и понял, что произошло. Благодарно воздев руки к небу, он во всеуслышанье объявил, что отныне все лягушки царства находятся под его личным покровительством и защитой, ибо они на самом деле – птицы, принесшие великую жертву волшебнику ради спасения его дочери и всего государства.

***

   – Вот почему лягушки прыгают и квакают, – объяснил воробей соседу по ветке, завершая свой рассказ. – Когда-то они были воробьями, но старый волшебник их надул. Они до сих пор пытаются чирикнуть и взлететь, но могут только квакать и подпрыгивать.

Глава 11

   – Ну вот тебе вторая сказка перед сном, – сказал маг Тому. – А теперь, боюсь, я вынужден тебя покинуть. Не сомневаюсь тем не менее, что ты без труда найдешь дорогу обратно, к теплой постельке. – Он уже начал подниматься, но что-то – очевидно, выражение лица мальчика – его остановило. – О чем задумался, Том?
   – О первом дне в школе… – Лицо его вдруг вспыхнуло от гнева. – Тогда директор задержал Дэла и еще одного мальчика у себя в кабинете и тоже стал рассказывать им сказки.
   И вам это отлично известно.
   Маг поднялся, заложил руки за, спину и потянулся всем телом, привстав на цыпочки.
   – Я только прошу тебя задуматься об одной вещи, Том.
   Чем бы ты пожертвовал ради спасения чьей-то жизни? Крыльями или… Кем ты себя видишь: воробьем или лягушкой?
   Он ослепительно улыбнулся, воздел руки в воздух и… исчез, как будто испарился.

***

   – Нет! – закричал Том, и как был, на четвереньках, рванулся к тому месту, где только что стоял Коллинз.
   Пальцы его схватили только землю и траву. В каком-то исступлении он завертел головой, надеясь увидеть Коллинза убегающим в лес, однако, кроме деревьев и затухающего костра, вокруг ничего не было. Лишь за деревьями, вдали, мерцали еле различимые огоньки у дома. Коллинза и след простыл. Том со стоном опустился на жесткую траву. В голове его все смешалось: спящая мертвым сном Роза, воробьи и лягушки, старец-волшебник, бревно, взмывающее в воздух, подчиняясь его воле…
   На это лето я стану твоим отцом.
   Том поднялся с земли. Что ж, до дома он как-нибудь, наверное, доберется… Не успел он, однако, сделать и шага, как перед глазами все поплыло.
   Сначала он подумал, что сейчас снова потеряет сознание и окажется в потерпевшем крушение поезде, а вокруг будут крики и стоны, скрежет металла…
   И обжигающий спину кофе…
   (Может, ты выплеснул кофе на одежду?).
   И тут он осознал, что маг, встречая их в Холмистом Доле, уже тогда знал, что отправит Тома в тот поезд именно в момент аварии. (Несчастный случай? Что-нибудь действительно серьезное или, может, поезд просто сильно дернулся ?) А за мгновение до того, как лес перед ним исчез, испарился точно так же, как и Коулмен Коллинз, Тома осенила другая, еще более страшная, догадка: ведь это Коллинз каким-то образом устроил катастрофу на железной дороге, чтобы спустя несколько часов отправить туда его.
   Это – Уровень первый. Всякий настоящий маг знает, что в определенных ситуациях правилами можно – и даже необходимо – пренебречь.
   Из горла Тома рвался крик, который был бы таким же истошно-пронзительным, как вопли погибающих в искореженном вагоне, если бы страх не парализовал его голосовые связки. Стена деревьев расплывалась перед глазами, точно бледно-зеленая акварель под проливным дождем. Зеленая пелена, холодная, как полотно абстракциониста, обволокла его со всех сторон, и у него возникло ощущение, как будто он падает без парашюта с летящего на головокружительной высоте самолета.
   Внезапно перед ним материализовались белые колонны.
   Земля под ногами, чуть дрогнув, затвердела. Он сделал шаг и тут же споткнулся о какой-то металлический предмет, оказавшийся ножкой стула.
   – Боже милостивый! – прошептал Том.
   Он находился в просторном сводчатом помещении, прямо в центре длинных рядов кресел, чуть под уклон спускающихся к задернутой занавесом сцене. Белые колонны четко выделялись на фоне бледно-зеленых стен. Высоко под потолком горели несколько ламп.
   Он, несомненно, очутился каким-то образом в том самом Большом театре, где Коллинз собирался научить его летать.
   – Боже милостивый, – повторил Том, – как я сюда попал?
   Незряче, точно заведенный механизм, он двинулся между рядами к проходу, нащупал дверь, толкнул ее и оказался в холле, также освещенном несколькими лампочками. Коридор этот он сразу узнал: вход в Малый театр находился от него всего в пяти футах. Прикрыв за собой дверь, он взглянул на бронзовую табличку. Теперь на ней было выгравировано:
   "Большой театр иллюзий". Под табличкой висел белый листок бумаги. "Ступай в постель, сынок" – прочитал Том.
   Он побрел по коридору прочь отсюда, а за ним, одна за другой, гасли лампы. Сейчас ему хотелось только одного – завалиться спать и плюнуть на все эти штучки Коллинза, которые тот вывалил на него в избытке, точно из рога изобилия. Вот почему лягушки прыгают и квакают… Когда-то они были воробьями, но старый волшебник их надул. Они до сих пор пытаются чирикнуть и взлететь, но могут только квакать и подпрыгивать…

Глава 12

   – Нет, сначала ты ответь на мой вопрос.
   – Только после того, как ты мне расскажешь про Розу Армстронг.
   – Я хочу знать, чем ты занимался ночью.
   – Ничего не могу сказать тебе.
   – Дядя Коул запретил, да?
   – Нет.
   – Ну тогда ты можешь рассказать мне. Ведь ты спускался вниз, так? Выходил из дома? – Дэл водил туда-сюда ложкой в тарелке с овсянкой. – Кто-нибудь тебя заметил?
   – Ну хорошо, – сдался Том. – Я действительно спустился вниз, после чего стал следить за теми людьми, что были на террасе.
   – Что-что ты стал делать? – Дэл вытаращился на Тома, похоже совершенно потеряв самоконтроль.
   – Ну, пошел в лес, хотя теперь я уже ни в чем не уверен.
   А потом вообще наступила какая-то чертовщина. Короче говоря, пришел в себя я почему-то в Большом театре.
   – Та-а-ак… – Дэл слегка расслабился. – Значит, он хотел, чтобы ты вышел из дома.
   – Это точно?
   – Абсолютно, – без тени сомнения ответил Дэл. Они сидели за завтраком в его комнате: поднос с едой появился за дверью ровно в девять. – Я и сам тысячу раз прошел через нечто подобное. Он тебя заколдовал. Вот почему ты ничего не можешь толком рассказать мне: в голове у тебя все перемешалось. Я прав? Но ты не волнуйся – это нормально.
   Это – часть того, что мы и собирались здесь найти. Теперь-то я спокоен… А то боялся, что ты сотворишь нечто такое, за что он вышвырнет нас обоих.
   – Ну, раз ты успокоился, давай, рассказывай про Розу Армстронг.
   – А что ты хочешь знать про нее?
   – Например, с какой стати она подчиняется твоему дядюшке? Зачем она отправилась туда, в лес, глубокой ночью?
   Ей что, делать больше нечего?
   Дэл отодвинул от себя тарелку.
   – Вероятно, она просто помогает дяде Коулу. Другой причины, по-моему, нет…
   – Да, но почему?
   – Потому что он – великий человек. – Дэл посмотрел на Тома так, будто тот признался, что не знает, сколько будет дважды два. – Потому что она его уважает. Потому что ей нравится с ним работать.
   – А он ей платит за работу?
   – Понятия не имею, и вообще, спроси что-нибудь полегче. Я знаю только то, что родители ее умерли, а живет она с бабушкой в одном из городков неподалеку. Да будет тебе известно, что дядя Коул – местная знаменитость, да и не только местная. Когда-то, много лет назад, он много путешествовал, и люди это помнят. В Холмистом Доле он пользуется всеобщим уважением, даже любовью. Ты читал афиши там, внизу?
   – Нет еще, – ответил Том, – я собирался сделать это сегодня.
   – Ну, тогда сам увидишь. Где он только не побывал! А потом понял, что зря растрачивает свой талант, и обосновался здесь.
   – А сколько Розе лет?
   – Она примерно нашего возраста, ну, может, на год старше.
   – Тебе она нравится?
   – Конечно нравится.
   – Очень?
   – Что значит – очень?
   – Сам понимаешь.
   – Ну хорошо. Очень.
   – Ты с ней гулял?
   – Балда ты, – беззлобно сказал Дэл. – Это же совсем другое.
   – Ладно, просто я не так выразился. Твои отношения с ней позволяют тебе поговорить с ней откровенно? О твоем дядюшке, например?
   – В общем-то, да, с ней вполне можно поговорить и на эту тему. Вот только бесполезно это: она не знает, что стоит за тем или иным его поручением. Ход его мыслей напоминает.., ну, что-то вроде неимоверно сложной головоломки, в которой Роза, как, впрочем, и все остальные, – лишь один из маленьких фрагментов.
   – А ты с ней целовался и все такое прочее?
   – Не твое дело.
   – Брось. Ежу понятно – у тебя с ней шуры-муры. Говоришь, она на год старше тебя? И что, позволяет тебе ухаживать за ней?
   – Представь себе, иногда позволяет.
   – Она хорошенькая?
   – Сам увидишь.
   – Да, Найтингейл, в тихом омуте черти водятся, – с усмешкой прищурился Том. – Надо же, и молчал все это время…
   Она – твоя подружка, да? И каждое лето ты гуляешь с девочкой на год тебя старше? Вот это да!
   – Идем-ка вниз, – натянуто проговорил Дэл. – А сам-то ты? Разве не гулял с Дженни Оливер или Дианой Дарлинг?
   Это были девочки из школы Фиппса – Бернвуда; Том несколько раз появлялся с ними на танцах.
   – Иногда, – с важным видом сказал Том.
   – Ну и все тогда.
   Дэл поднялся, за ним и Том.
   – В тихом омуте черти водятся, – ехидно повторил он, и они вышли в залитый солнечными лучами коридор. Уже на лестнице Том продолжил тему:
   – А какая она? Блондинка?
   – Угу.
   – Ну расскажи же про нее что-нибудь еще, – не отставал Том.
   – Что тебе еще? Она блондинка, у нее есть нос, рот и два глаза. Ростом примерно как ты. Лицо… Господи, разве можно описать чье-то лицо?
   – Почему же нельзя? Ты попробуй.
   Они остановились в дверях гостиной. Том обратил внимание на то, что комната была тщательно прибрана, точно мистера Пита и его троллей тут никогда и не было.
   – Видишь ли… – Дэл замялся. – У нее всегда такое выражение лица, будто бы ее.., гм.., обидели или причинили боль.
   – Обидели ? – Том ожидал чего угодно, только не подобного определения, и от неожиданности рассмеялся.
   – Я же говорил, что это невозможно выразить словами.
   Пойдем, он ждет нас.
   Том посмотрел через плечо на афиши, развешанные по всей стене, отметив лишь, что напечатаны они были давно вышедшими из употребления литерами и что ни одно из красовавшихся на них имен не знакомо ему. Он проследовал за Дэлом. Сон, завтрак и сияющее солнце подняли ему настроение; теперь он воспринимал пребывание в Обители Теней как игру, причем такую захватывающую, с какой сталкиваться ему еще не доводилось. В самом деле, несмотря на все кошмары прошлой ночи, никто не причинил ему никакого вреда, даже не угрожал – он стал всего лишь жертвой или даже, скорее, участником мистификации, разыгранной настолько гениально, что только по-настоящему великому иллюзионисту такое под силу.
   Листка бумаги с надписью от руки на двери уже не было.
   А был ли он вообще, засомневался Том и подумал, что мало-помалу проникается атмосферой Обители Теней.
   – Ты когда-нибудь слыхал такое имя – Херби? Ничего оно тебе не говорит? – спросил он у Дэла.
   – Херби? – переспросил Дэл. – С Херби ты еще увидишься.

***

   Обогнав замешкавшегося перед дверью Тома, Дэл вошел в бледно-зеленый зал с колоннами, уселся на первый ряд и, взглянув на сцену, расхохотался. Заинтригованный Том тоже посмотрел на сцену и опешил: на стуле с высокой спинкой восседал, раскинув руки и вытянув ноги, манекен в черном вечернем костюме, с выбеленной пудрой или мелом физиономией и в рыжем кудрявом парике.
   – А вот и Херби, собственной персоной, – объявил Дэл, как только Том плюхнулся рядом с ним в кресло. – Херби Баттер, прошу любить и жаловать.
   – Так это кукла?!
   – Тс-с-с…
   Рука манекена поднялась под углом в сорок пять градусов, голова повернулась сначала в одну, потом в другую сторону, затем точно так же вздернулась и вторая рука. Движения были как у робота: стремительные, дергающиеся, абсолютно нечеловеческие. Том расслабился в кресле – спектакль этот ему нравился.
   – Чудо механики – маг и акробат, – шепнул ему на ухо Дэл, как будто объявляя номер представления.
   Согнулась одна нога, потом другая, и тут робот-манекен поднялся со стула. Тому показалось, что он слышит, как внутри его работают механизмы. Манекен двинулся по сцене – сначала чуть неуклюже, был даже момент, когда он едва не свалился в зал, затем вдруг изменил походку и принялся вышагивать с потрясающе надменным видом. Тут на пути ему встретился тяжелый занавес. Сначала, видимо, манекен намеревался пройти прямо сквозь него, но потом все-таки остановился, немного подумал, вздернул руку и сдвинул портьеру в сторону.
   – Так это же твой дядя, – прошептал Том.
   – А то кто же? – усмехнулся Дэл.
   – Потрясающе!
   В ответ Дэл закатил глаза: ну, разумеется, потрясающе.
   Херби Баттер – он же Коулмен Коллинз – потешно расхаживал по сцене еще несколько минут, точно заводная игрушка, тупо таращась круглыми, лишенными всякого выражения глазами. Физиономия его под толстым слоем пудры казалась удивительно молодой и какой-то бесполой. Если бы не мужской костюм, это бледное личико под копной рыжих кудрей могло принадлежать довольно симпатичной девице чуть более двадцати лет.
   Затем Коллинз решил продемонстрировать им кое-что еще.
   Все теми же резкими, дергающимися движениями он переместился в середину сцены и тут на секунду замер, уставившись на мальчиков.
   – Теперь смотри, – Дэл толкнул Тома локтем в бок.
   Не успел он это произнести, как робот взвился в воздух, сделал сальто, приземлился на руки, раздвинул ноги и с легкостью несколько раз прошелся по сцене колесом. Потом из стойки на руках фигура с потрясающей быстротой и ловкостью принялась выполнять сальто назад с переворотом, приземляясь то на ноги, то на руки, мелькая в воздухе, и вдруг замерла на миг, тут же рухнув на сцену лицом вниз, точно ее выключили дистанционным управлением. Через несколько секунд Коллинз прямо так, как лежал на сцене, не изменяя положения рук и ног ни на миллиметр, медленно-медленно принял вертикальное положение – трюк этот, несомненно, требовал не только громадной физической силы, но и поразительного владения каждым мускулом тела.
   Том только ахнул.
   А Херби Баттер поклонился "публике" и, пятясь, исчез за занавесом, откуда через мгновение появился вновь, катя перед собой стол на колесиках, на котором был высокий шелковый цилиндр накрытый шелковой же белой шалью.
   – Вообразите птичку, – сказал он.
   Голос явно не принадлежал Коулмену Коллинзу: он был намного звонче и моложе.
   Маг сдернул шаль, и из цилиндра не вылетел, а выпал белый голубь.
   – А сейчас вообразите кошку…
   Белоснежный кот выбрался из шляпы через край и тут же стал подкрадываться к ошалевшей от страха птице.
   Херби Баттер в очередной раз сотворил сальто назад, приземлившись чуть ли не на кончики пальцев, затем вернулся в исходное положение и накинул на кота шаль. Она медленно опустилась на поверхность стола так, будто под нею ничего и не было.
   – Вот так: кошка и птичка, птичка и кошка…
   Именно в то, первое, утро он поведал Тому и Дэлу историю, оканчивающуюся словами: Теперь я кошачий король!
   – Можно вопрос? – сказал Том, поднимая руку, точно он был на уроке латыни.
   – Конечно.
   Маг присел на столик; голос его был все таким же звонким и бесполым.
   – Как у вас все это получается – я имею в виду акробатические трюки, – ведь вы хромаете?
   Том прямо-таки физически ощутил молчаливое неодобрение Дэла, однако маг и бровью не повел.
   – Хороший вопрос, и слишком откровенный, чтобы быть невежливым, так что ты, племянничек, не дуйся. Ответь я: потому что мне это нужно, ты бы вряд ли удовлетворился, хоть это и чистая правда, А потому я объясню тебе все подробно, но не сейчас, а через некоторое время, поскольку, Том, я намереваюсь научить тебя кое-чему похожему. Ты все со временем узнаешь, обещаю. Еще вопросы есть?
   Том отрицательно покачал головой.
   – Тогда прошу тебя подойти и пожать мне руку. Пожалуйста.
   Озадаченный, Том поднялся и направился к сцене. Маг, соскользнув со стола, подошел к самому ее краю, наклонился, но, вместо того чтобы пожать мальчику ладонь, сомкнул пальцы на запястье Тома. Тот удивленно поднял голову и взглянул в бесстрастное белое лицо. Ничего от Коулмена Коллинза в нем не было.
   – Все, что ты сейчас услышишь, – пальцы на запястье напряглись, – это для твоего же блага. Так вот, запомни: находясь здесь, ты столкнешься с очень многими странностями, с явлениями на первый взгляд совершенно невероятными и необъяснимыми. Учти только одно: все эти явления – порождение твоего разума, твоего сознания и подсознания, в том числе в результате взаимодействия с разумом моим.
   Вне тебя они не существуют, не существуют нигде.
   Херби Баттер отпустил руку Тома.
   – На протяжении трех месяцев – столько, сколько ты здесь пробудешь, – этот мир будет твоим, предназначенным для тебя и создающимся при твоем непосредственном участии, с твоей помощью. – Он улыбнулся. – Вот в чем смысл истории про кошачьего короля, по крайней мере отчасти.
   "Да, в самом деле", – подумал Том.
   – Прочувствуй это, посвяти этому всего себя. Ведь ты – один из очень немногих, кто на это способен.
   "Да, это так", – подумал Том, не обращая внимания на острые взгляды Дэла.
   – И вот еще что: этим летом ты будешь один. Твоя мама улетает завтра в Англию, а ее двоюродная сестра собирается замуж за.., за какого-то адвоката, да? Свадьба назначена на сегодня, и сразу после нее мама твоя отправится в Англию.
   Это так?
   – Да, но откуда…
   – Значит, это лето станет для Тома Фланагена периодом взросления, а я смогу наконец сбросить с себя непосильную уже ношу. Ты, Том, мальчик особенный, необыкновенный.
   Ночью ты мне это доказал.
   Потемневшее, задумчивое лицо Дэла встревожило бы Тома, но он не сводил взгляда с бледного бесполого лица наклонившегося к нему человека, узнавая в нем того крепкого, сильного Коллинза, которого ему довелось увидеть прошлой ночью.
   – Спасибо, – только и вымолвил он.

Глава 13

   – А теперь не развлечься ли нам? – сказал маг. – Вам нужно закрыть глаза.
   Том зажмурился, все еще ощущая жесткие пальцы Коллинза на запястье и все еще внутренне ликуя от похвалы маэстро.
   – Внимание! Уровень второй, – объявил маг.
   Том открыл глаза. Секундное воспоминание о крушении поезда заставило его рассердиться на самого себя: как он мог воспринять это всерьез и не распознать мистификацию?!
   Но ведь все было настолько достоверно, натурально… Том посмотрел на Дэла, но тот отвел взгляд.
   За те несколько секунд, что мальчики провели с закрытыми глазами, обстановка на сцене переменилась: место стола заняла громоздкая и сложная деревянная декорация, похожая на иллюстрацию из книги, причем, как показалось Тому, иностранной. Откуда-то лилась звонкая веселенькая мелодия. Шел 1959 год, и эта простенькая джазовая музыка живо напомнила двум пятнадцатилетним подросткам звуковое сопровождение диснеевских мультиков, которые они еще совсем детьми смотрели каждую субботу по утрам. Декорация на сцене изображала домик из мультфильмов, с надписью черным через все окно у парадной двери:
   "АПТЕКАРСКИЕ ТОВАРЫ".
   – Давайте заглянем внутрь, – предложил Коллинз.
   Теперь на нем был полосатый фартук и пенсне. Без клоунского грима он стал похож на старого доброго, всеми любимого дядюшку.
   Стены аптеки раздвинулись, выставляя напоказ то, что было внутри: длинные ряды полок, забитые пузырьками и склянками, прилавок, а на нем громадный черный кассовый аппарат.
   – Что вы хотели, молодые люди? Может, что-нибудь от кашля?
   Несколько пузырьков с этикетками "Микстура от кашля" радостно запрыгали на своей полке, при этом громко и назойливо кашляя.
   – Или снотворное?
   Теперь уже другие пузырьки оглушительно захрапели.
   – Или средство против роста?