Сударева Инна. Каприз леди Авроры

   - Про тебя я знаю, - отмахнулся Исидор, вглядываясь и лица обитателей форта и надеясь самому угадать того сэра Корта, о котором говорилось в письме, что прилетело с голубем. - Этот что ли? - спросил у Авроры, указывая на статного и нарядного мастера Эдеваса - лекарь тут же поклонился до земли.
   - Ты Корта ищешь? - переспросила наследница. - Это не Корт. Это здешний врачеватель, мастер Эдевас. Очень хороший врачеватель.
   - Я готов поверить, что здесь все хорошие, но прежде выведи вперед своего героя. Дай мне обнять его, - громко затребовал император.
   - Его тут нет, - тихо ответила Аврора. - Он у…уехал. По срочному делу. Вот.
   Лорд озадаченно нахмурил густые брови, наморщил лоб и поджал губы:
   - Я ослышался? Есть ли дела более важные и срочные, чем встреча со мной? Чем получение награды из моих рук за спасение моей дочери? - последние слова были сказаны очень громко, и из-за этого на крепостном дворе установилась мертвая тишина, даже глупые куры и гуси заглохли в своих закутках.
   Аврора дернула отца за локоть, и он послушно наклонился, чтоб услышать то, что она вознамерилась ему сказать.
   - Папа, давай ты не будешь орать. Хотя бы сегодня, - попросила девушка.
   - Девочка моя, я ведь только…
   - Папа, очень тебя прошу, - с особым выражением молвила Аврора.
   Исидор поднял вверх руки, будто в плен решил сдаться, и брови поднял, выведя их из нахмуренного состояния, и сказал:
   - Как тебе угодно, милая. Сегодня побуду мирным барашком. Но завтра, - предательское рычание прорвалось в слово "завтра", и Аврора поспешила одернуть грозного властелина:
   - Вот завтра и порычишь на меня. С глазу на глаз. Согласен?
   Император вздохнул, едва сдерживая раздражение. Раздражался он легко, особенно, когда натыкался на неприятные сюрпризы, как вот теперь - на отсутствие того, кому он привез неслабую награду: свои благодарность и рукопожатие, лучшего вороного жеребца из императорской конюшни, клинок из прекрасной южной стали, украшенный золотом, и еще - кучу всяких приятных мелочей, способных порадовать человека военного. Вздохнув, Исидор вновь улыбнулся дочери, потом - побелевшему сэру Флокуру и его супруге, и сказал вполне миролюбиво:
   - Господа, мое вам благоволение.
   Во дворе тут же все ожило и заголосило:
   - Слава императору! Слава! Слава леди Авроре! Слава!
   Аврора, как и ее отец, улыбнулась особой - милостивой - улыбкой обитателям крепости, а потом вдруг глаза пошире открыла, от удивления: она увидела Майю возле мастера Эдеваса. Рыжая тоже кричала "слава!", очень при этом старалась и даже прыгала на месте от восторга, словно резвый ребенок.
   Наследница нахмурилась, потому что и ее отец заметил бойкую рыжую девушку в мужском платье и спросил у дочери:
   - Что за диво такое, очаровательное? Ты ее знаешь?
   - Знаю, - ответила Аврора, мстительно прищурившись. - Это Майя, невеста мастера Эдеваса…

* * *

   - Убежал, говоришь? - хмурился император, сидя у окна в покоях коменданта (сэр Флокур предоставил в распоряжение его величества свои комнаты, как самые лучшие в форте). - Очень странно. Испугался, что ли?
   Небо, на которое рассеянно смотрел император, тоже хмурилось - с севера ползла свинцовая грозовая туча, обещая сильное ненастье.
   - Нет, - покачала головой Аврора. - Корт не таков, чтоб пугаться.
   - Тогда напрашивается другой ответ: сэр Корт меня знает и не хочет видеть. Или ненавидит, или презирает, - ответил Исидор, следя за лицом дочери.
   Аврора сверкнула глазами:
   - Тогда зачем, по-твоему, он меня спасал?! Человеку, которого ненавидишь, всегда с радостью делаешь гадости. И нет большей радости, чем нанести удар по детям своего врага!
   - Резонно, - согласился император, невольно залюбовавшись лицом дочери: оно сильно изменилось за эти два с лишним беспокойные месяца, что-то новое появилось в по-детски мягких чертах, и это новое очень нравилось Исидору. - Более-менее исключается ненависть, а вот под презрение все как раз подходит.
   Аврора не нашла, что ответить на эти слова. Отчасти (это она надеялась, что отчасти) отец был прав. И девушка сама много раз слышала, с каким презрением в голосе говорил Корт (если такое случалось) об императоре.
   - Да. Интересный тип, - протянул Исидор, видя все, что отражалось на лице дочери. - Каков из себя, хоть опиши.
   - Чтоб ты его изловил. Нет уж, - резко сказала Аврора.
   - Ого! - рассмеялся император. - Кто кого защищал-то во время всех ваших приключений? Мне уже кажется, что ты его.
   - По-разному бывало, - ответила девушка и не смогла сдержать вздоха.
   Исидор помолчал. Это маленькое признание о многом говорило. Например, о том, что его дочь очень сблизилась с неизвестным сбежавшим рыцарем. Так как император был больше военным, чем дипломатом, он спросил напрямую:
   - Вы разделили постель?
   У Авроры даже дух заняло от такого вопроса. Она подпрыгнула с кресла, в которое села, чтоб говорить с отцом, и выпалила "нет!" с таким возмущением, что у Исидора пропало самое малейшее сомнение в искренности дочери.
   - Уже лучше, - кивнул государь. - Теперь я вижу, что ты просто влюбилась. А это небольшая беда.
   - Ах, небольшая?! - тут девушку прорвало. - Небольшая, да? Единственный парень, который мне понравился, который в душу мне запал, взял и сбежал. И знаешь, почему? Знаешь?
   - Не знаю, но вот сижу и жду, когда расскажешь, - заметил Исидор. - Уверен, тебе многое мне нужно рассказать.
   Его спокойный голос немного осадил Аврору. Она вернулась в кресло и уставилась на алые кисти скатерти, покрывавшей стол.
   - Он сбежал потому, что я твоя дочь, - сказала девушка.
   - Разве так плохо быть моей дочерью? Молодые придворные, что вьются вокруг тебя в Гримтэне и Синем дворце, считают как раз наоборот, - напомнил император.
   - Очень они мне нужны, эти вызолоченные дурни, - фыркнула Аврора. - А тебе что, нужен такой зять? Хоть одного парня назови, который подошел бы мне в мужья, а тебе - в преемники.
   Исидор восторженно захлопал в ладоши:
   - Небо светлое! - сказал он. - Моя малышка задумалась о будущем моей империи? Ты что ж, всерьез замуж собралась? И считаешь, что твой никому не известный сбежавший герой лучше молодых дворян, отцы которых со мной вместе империю создавали? Не для того я и они кровь проливали, чтоб все оставить тому, кому не нравится, что ты моя дочь!
   Аврора похолодела, уразумев, в какую ловушку попала сама и Корта подставила. И опять Шип прав оказался: глупо было рассчитывать, что император так сходу согласится видеть зятем неизвестно откуда взявшегося спасителя дочери. "Сказки, розовые облака, - мелькнуло в голове девушки. - И вот я разбиваюсь…"
   Ей вдруг стало стыдно за свою глупость и очень больно: несбывшиеся мечты всегда причиняют сильную боль. Особенно мечты о любви и счастье.
   Эта боль исказила ее лицо. Так, что Исидор взволновался не на шутку, встал, подошел к дочери, которая сидела, с лицом белее снега и неподвижно уставившись в темный угол комнаты (именно темным безвыходным углом казалась теперь жизнь Авроре). Император еще не видел дочь такой. И она вдруг напомнила ему один нехороший эпизод из его жизни, который он всеми силами старался забыть, но не получалось.
   Такое же лицо, на котором закаменели отчаяние и боль, было у его супруги леди Бетан, когда он заявил ей, что больше никогда не разделит с ней постель, что отныне будет проводить ночи с юной дамой Лирил. Бетан уже не привлекала его: после рождения Авроры она изменилась лицом и телом, и Исидор считал, что не в лучшую сторону.
   Прошло два дня после их откровенного разговора, и супругу государя достали из петли, которую она соорудила из своего шелкового пояса над кроватью в спальне.
   Бетан выжила. И даже отметины на шее никакой не осталось. Но все же Бетан умерла. В ее теле поселился кто-то другой. Жестокий и холодный. Иногда Исидору даже казалось, что она больше не женщина, до такой степени резки и точны стали речи Бетан, тверды и решительны - поступки. И никогда больше император не видел и намека на нежность и мягкость в ее глазах, даже к маленькой дочери. Глаза Бетан из голубых с поволокой, как ласковые весенние небеса, стали серыми и ясными, как безжалостная сталь меча…
   Исидору не хотелось, чтоб что-то подобное произошло сейчас с его дочерью.
   Но все, что он нашел сказать Авроре, было:
   - Крошка моя, что такое?
   - Папа, - Аврора впервые в глаза назвала его "папой" (до этого или никак или "отец"), - папа, я умру. Мне так плохо, папа, - ее глаза были сухи, и это тоже испугало императора.
   - Не говори такого, - Исидор попытался быть строгим, но голос его дрожал: он видел, что дочь не шутит и не капризничает; она, похоже, вообще капризничать разучилась.
   - Я умру без него, папа, - прошептала Аврора, видя, как темен и холоден ее угол - как могила. - Я люблю его, папа.
   - Да кто ж он такой? - с отчаянием в голосе просил император.
   - Шип. Шип Корт…
   Исидор плотнее сдвинул брови. Ему очень хотелось выругаться, громко и смачно, но он справедливо рассудил, что делу это мало поможет.

* * *

   Веда Лида своим серебряным ножиком срезала первый в этом году плод с груши-дички, откусила, причмокнула - хорош! И тут же, с быстротой белки нарезала столько, сколько могло уместиться в ее корзину. Получилось довольно много. Груши Лида собиралась засушить, а есть - зимой, когда ни с того, ни с сего захочется сладкого. Очень тогда кстати будут до шелеста высушенные ломтики: кинешь один в рот и соси его себе хоть час - во рту приятно, сладко.
   Закончив со сбором груш, Лида плотно закрыла корзину, забросила ее себе за спину и потащилась потихоньку к своему вязу. Идти было далеко: сперва через сумрачную и сырую лощину, потом - вдоль душистого молодого ельника, по колено погружаясь в мягкий, изумрудный мох. Зато по пути можно грибы заприметить.
   У лощины ее остановил тихий свист. Звук был похож на пение черногрудки, но лишь похож. Веда прекрасно знала, что человечьи губы никогда не смогут высвистеть то, что могла крохотная пташка.
   Так и есть - на едва приметную тропку, веде навстречу, из густых зарослей ирги, вышел Корт. Как всегда, в черном, но без своего грозного оружия. Вместо парных мечей за спиной Шипа были только лук и колчан со стрелами. У пояса висел мешок, а из него торчали пестрые перья куропаток. Сегодня Корт был мирным охотником и не желал ничего кроме удачи на охоте.
   - Давай помогу, матушка, - сказал он, протягивая руку к ноше веды.
   - А что? Спина уже не болит? - спросила Лида.
   - С чего ей болеть? - пожал плечами Корт. - Больше месяца прошло, а травы твои, как всегда, чудеса творят, - и, взяв корзину, легко закинул ее на плечо, принюхался. - Груши. Много набрала.
   - Сколько лес дал, столько и набрала, больше мне не надобно, - хихикнула веда. - А ты неси, неси…
   Он и понес, быстро и бесшумно ступая по мхам и траве. Лида заспешила следом, не забывая срывать по пути всякие травинки и листья, и запихивала находки в свою поясную сумку.
   - Ворожить что будешь, матушка? - спросил Корт, видя, что она делает.
   - Поворожу, конечно. На сердце твое. Чтоб и оно не болело.
   - Оно и не болит, - молодой человек вновь пожал плечами и поправил корзину.
   - Это спина не болит, а вот тут у тебя болит, - Лида резво обогнала парня и ткнула сухоньким пальчиком в его грудь, слева. - Я по голосу слышу. Уж месяц ты у меня. Тело твое поправилось, кровь твоя вернулась, а голос - как был голосом хворого, так и остался. А голос - он от сердца идет. Каково там, таково и с голосом… Ну, может у других и по-другому, а у Шипов так.
   Корт слушал ее болтовню и улыбался.
   - Ты не думай, я не спятила, - бормотала Лида. - Я всего лишь чуть-чуть ума лишилась. Только в мире ничего просто так не случается. Одно теряешь - другое находишь. Кто ум теряет, тот глаз лишний обретает, сокрытое видеть начинает. Вот что ты видишь?
   Молодой человек хмыкнул:
   - Лес вижу, небо, листья, травы, мох и птиц… Тебя вот вижу, дерево твое - там впереди. Или вижу, - усмехнулся, потрепав рукой прыгнувшего навстречу полосатого приятеля меж ушей. - Столько всего вижу, что не перебрать за день. И за два, наверно.
   - Это все и я вижу, - хихикнула веда. - Только еще я могу видеть, какого оно все света.
   - Света? - переспросил Корт. - Может, цвета?
   - Нееет, - лукаво протянула Лида и заморгала желтыми глазами. - Света, света. Все в мире светится. Только по-разному.
   Корт не стал ее перебивать, и старушка разговорилась:
   - Вот березы - от них теплый огонь, золотистый. Возле березы и стоять приятно, верно? На душе сразу легчает. Потому что она греет, силу дает. А ель? Ель успокаивает, но и грустью повевает. У ней свет другой - как у костра затухающего. Со зверями, людьми сложнее - их свет меняется. Наверно, как и настроение. Я вижу твой свет. Он не полон. Вот здесь, - Лида опять дотронулась до его груди, к сердцу, - здесь мрачно у тебя, будто пропасть открылась. Это плохо. Может, люди с таким и живут, но для Шипа это - начало смерти.
   - Разве не было такого со мной тогда, когда я Бию и Лилею потерял? - спросил вдруг Корт, понимая, о чем она. - В те дни мне так все болело, что хотелось в реке утопиться. Что ж тогда ты ничего мне не сказала?
   - О нет, - покачала взъерошенной головой Лида. - Тогда в тебе пламя бушевало, ослепляющее. Оно тебя самого сжигало. Но ты с ним совладал и направил его на врагов. Вспомни: как много ты тогда убивал. Никто не мог отразить твои удары. Они били, как молния. Но в тебе они тоже многое убили…
   И вновь Корт все понял. Да, тогда, после гибели родных ему хотелось мстить. Это страстное желание не давало думать о смерти. Он не мог умереть, не наказав тех, кто уничтожил его семью. И в тот год мечи Шипа Кортериса были самыми кровавыми в Крапчем крае. Он убивал пришельцев с запада всюду, где только встречал. Он сражался днем, вместе с другими воинами-Шипами. А ночами, когда его соратники отдыхали, Корт в одиночку пробирался в станы неприятеля и возвращался обратно, весь покрытый кровью, своей и вражьей. Его воинское мастерство стало необычайным, казалось, ему не нужен был отдых, а раны, которые он получал, заживали невероятно быстро. И товарищи начали говорить про Корта - Непрошиба…
   И что теперь? Корт Непрошиба решил умереть. Так, как может умереть Шип, считающий, что больше ничего его на этом свете не держит. Раньше Корта держала месть, злоба к тем, кто захватил его земли. Поэтому, когда Шипы погибли, а те, что уцелели, рассеялись, отказавшись продолжать сопротивление, он стал наемным убийцей: он был готов убивать всякого, кто был пришельцем с запада.
   Корт узнал: западники любили воевать не только с чужаками, но и сами с собой. Охотно покупали его мечи, чтоб направить их против своих же земляков. Купец заказывал купца, который мешал его торговле, барон заказывал барона, который оскорбил его при знатной даме. Желающих отправить на тот свет ближнего своего оказалось очень много. И они хорошо платили за эти услуги.
   Так что, не имея больше возможности сражаться, как на войне, Корт стал воевать чуть по-другому. Он порезал скулу, так обозначив свое новое занятие, и начал принимать заказы. Чего проще? Найди преступный Ламдол, докажи тамошним, что ты - стоящая фигура, и проявляй себя в выбранном направлении. Мечи и ножи Корта легко добыли хозяину новый статус…
   Когда-то он даже радовался этим ужасным успехам. И готовился посвятить убийствам за деньги всю оставшуюся жизнь. А жить Корт желал долго, чтоб за это время уничтожить как можно большее количество врагов.
   Только теперь все развалилось. Точно так же, как когда-то - его счастливая жизнь в Крапчем крае. И даже еще хуже: Корт вдруг явно увидел, что будущего у него нет…

* * *

   - Ночи стали прохладнее. Осень идет, - заметила веда, плетя косу из медвежьей травы.
   Корт, сидевший недалече, на толстой ветке вяза, и попивавший чай из целебных листьев зверобоя, лишь пожал плечами. По его мнению, все шло как надо: за летом полагалось выступить осени.
   - Ты в этом году будешь со мной зимовать? - спросила Лида.
   Убийца мотнул головой - это значило "нет".
   - Куда подашься?
   - Есть еще одно дело, - ответил наконец молодой человек. - Думаю до зимы успеть его сделать, - и глотнул еще чаю.
   Корт любил настой из зверобоя: он делал мысли бодрей и свежей. Вот и сейчас горьковатый и душистый напиток навел его на кое-какие размышления, и потихоньку выстраивалась довольно-таки четкая линия действий.
   - Что-то мы давненько рыжуху Майю не видали, - опять заговорила Лида.
   Корт лишь хмыкнул.
   - Ты совсем не думаешь о ней, - заметила веда, и в голосе ее послышалось что-то вроде порицания. - А ведь она - единственная, с кем ты можешь восстановить наш род.
   Молодой человек хмыкнул второй раз и спросил:
   - Зачем?
   - Что? - подняла седые брови Лида.
   - Зачем восстанавливать род Шипов? - пояснил Корт. - Зачем восстанавливать то, что оказалось неспособным выжить, когда пришли чужаки с запада? Ты думаешь, если мы с Майей нарожаем кучу детей, это вернет нам наши земли? Наши пущи и рощи? Прогонит западников? Это смешно… И смешна была твоя попытка сблизить нас. Смешна и горька. Зачем ты это сделала? Лишь твой ослабевший разум тебя и оправдывает, - убийца покачал головой. - Я относился к Майе, как к сестре. Я учил ее, я помогал тебе растить ее. Неужели ты не видела, не понимала, кто она для меня? И что теперь? Кто она для меня теперь? Кто я для нее?
   - Она любит тебя. Полюбила с того самого дня, как увидела. Она мне призналась…
   - Но я ее не люблю, - очень жестко вдруг ответил Корт. - Точнее, люблю ее не так, как мужчина любит женщину… Почему ты и она все решили в обход меня? Это было предательство. Меня предали те, кто мне родней всех на этом свете! - он почти выкрикнул упрек. - Ты стала мне матушкой, Майя - сестрой. Разве плохая из нас была семья?
   Лида ничего не сказала в ответ. Зато Корт разговорился:
   - И я знаю, почему все произошло. Майя испугалась "белой мыши". Так она ее называет. Испугалась и согласилась пойти на обман…
   Он помолчал, глядя на дно своей деревянной чашки. Оттуда на него тоже смотрели - почерневшие цветки зверобоя. Корт раздраженно выплеснул остатки настоя вниз и бросил чашку на циновку. Потом спрыгнул с ветки, на которой сидел, в гнездо и подошел к Лиде. Та подняла на него свои желтые глаза и сокрушенно покачала головой:
   - Что за чернота в тебе, крошка Корти?
   Убийца криво усмехнулся, какое-то время потратил на раздумья: стоит ли говорить о проблемах с полубезумной старухой, и решился. Ведь не с кем ему больше было о них говорить. Он сел напротив, подвернув ноги кренделем, и спросил:
   - Кому мне сегодня верить, матушка? Тебе ли, которая подговорила Майю опоить меня? Майе ли, которая предала меня дважды: продав князю Трифору девушку, что мне доверилась, и выдав себя за мою погибшую жену, чтоб переспать со мной? Всего за несколько дней я узнал много предателей. И этот удар в спину - тоже предательство, моего боевого брата. Ты ведь знаешь, что такое боевое братство? Его чтут все и везде. И знаешь ли, матушка, кто для меня был самым надежным в последнее время? Это вон тот зверь, что не говорит по-человечьи и жрет все подряд, - Корт махнул рукой в сторону Или (кошак после славной охоты мирно спал недалеко от гнезда веды, на одной и веток, свесив лапы и хвост вниз). - А еще - дочь моего заклятого врага. Дочь того, кого я убивать нанимался. Дочь того, кто наш народ уничтожил… Так скажи мне, матушка: что это такое твориться, что все стало с ног на голову?
   Лида молча слушала, без отрыва глядя в глаза молодого человека, которые сверкали из-под нахмуренных бровей. Тонкие руки старухи не оставляли свое работы, и зеленая травяная коса становилась все длиннее и укладывалась вокруг веды кольцами.
   - Все меняется, Корти. Друзья предают, враги помогают. Может, ты прав, и время нашего народа ушло навсегда, - ответила она. - Чужаки с запада уже не чужаки на наших землях и землях других народов. Они здесь хозяева, их дети уже здешние… И верить тебе сейчас надо лишь себе самому. Ты можешь поступить так, как поступили последние Шипы - уйти в темную Мирму. Но можешь остаться в Твердых землях и продолжать искать новое место в новом мире, среди нового народа. Кто знает, кто знает…
   - Ха-ха! - сердито выкрикнул Корт, вскакивая на ноги. - Ну и ответ. То же самое, как нет ответа…
   - Ты полюбил эту девушку? - вдруг спросила Лида и посмотрела на убийцу так, что ему показалось - яркий луч пронзил его голову и осветил все мысли сразу, даже самые потаенные. - Девушку, которой испугалась Майя? Дочь лорда Исидора.
   Корт промолчал. Затем потянулся к мечам, которых не касался более месяца. Рубцы висели внутри гнезда, на сучке, и какой-то шустрый паук уже соорудил между ними кружевную паутину. Убийца безжалостно порвал липкие белые нити и вытянул клинки из ножен. Они встретили его голубоватым холодным сиянием - прекрасная сталь была готова показать себя в любой момент.
   - Я говорил о деле, - сказал Корт, прилаживая мечи за спину. - Мне надо его завершить. Потом… я не знаю. Но я чувствую: мне пора к Безликой, в еловый мрак…

* * *

   В стольном Гримтэне уже целый месяц готовились к веселью. Поводов было несколько: Праздник Желтых Берез (знаменовал начало осени и сбор урожая) и счастливое возвращение наследницы престола в отчий дом.
   Император, обычно с презрением относившийся ко всяким празднествам и считавший их пустой тратой времени, сил и денег, в этот раз не поскупился и выделил для торжества средств в два раза больше, чем рассчитали устроители. Для такой щедрости тоже имелся повод: Исидор хотел расшевелить, оживить дочь. На его взгляд в последнее время она была слишком молчалива и печальна.
   Больше всего императора сбило с толку то, что Аврора никак не отреагировала на подарки, которыми он ее завалил по прибытии в Гримтэнский замок. Роскошные яркие платья самых модных фасонов и цветов, всевозможные украшения из благородных металлов и драгоценных камней, изящная шелковая и замшевая обувь, расшитая бисером, - ничего не заставило наследницу посветлеть лицом. Она лишь равнодушно окинула взглядом сияющее великолепие, разложенное на столах в ее комнате, провела рукой по тончайшему кружеву ближайшего платья, скорее шепнула, чем сказала, "спасибо" и скрылась в гардеробной. Через некоторое время появилась, в мрачном черном платье, старых черных туфельках и с волосами, убранными в две простые косы. Что ужаснуло Исидора - она оделась сама, причесалась сама, а, выйдя, не произнесла ни звука и села у окна, превратившись в неподвижную мрачную и очень скорбную статую.
   Аврора стала такой после того, как в форте Гедеон Исидор ударил кулаком по столу и приказал ей забыть про Корта, Шипов и прочую нечисть.
   - Это нелюди! Звери! Я воевал с ними - я видел, как они свирепы, - говорил он дочери. - Их необходимо было уничтожить: для безопасности моих людей, моего народа, моей семьи. Для тебя, наконец! Чтоб мы могли спокойно строить новое будущее на этих землях.
   - Свирепы? - хмыкнула тогда Аврора. - А как бы ты себя вел, если бы в твой дом ворвались грабители и убийцы? Неужели был бы кроток, как ягненок? Или все силы бы положил на то, чтоб наказать налетчиков? Выдал бы им свою жену, детей? Или резал бы врагов беспощадно? Точно так, как они стали резать твоих родных и близких? Ведь это ты и твои люди вторглись на их земли, а не наоборот. Ведь так?
   - Пусть так. Но это не дает тебе права любить этого зверя!
   - Этот зверь сказал мне, что не хочет, чтоб ты страдал сердцем, потеряв меня. Поэтому он вез меня обратно в Синий замок.
   - Уловка! Чтоб подобраться ко мне и отомстить!
   - Почему же он сбежал?
   - Испугался! В самый последний момент испугался, поджал хвост и удрал в леса.
   - Корт не таков, чтоб пугаться. Мы такое, такое вместе пережили, - и тут на глаза Авроры навернулись горькие слезы. - Он несколько раз чуть не погиб, спасая мне жизнь…
   Исидор малость смягчился. Сел рядом, погладил дочь по дрожащему плечу.
   - Пусть так. Я признаю: Корт утешил мое сердце, вернув тебя. С умыслом или нет - его дело. Я благодарен, я хотел отблагодарить его честь по чести. Но он сам отказался. Допускаю мысль, что этот Шип отличается от тех Шипов, которых я знавал. Что он, в самом деле, честен и благороден и хотел лишь одного: чтоб бедная, похищенная разбойниками, дочь вернулась к своему страдающему отцу. Тогда то, что Корт сбежал из Гедеона - очень правильный поступок. Он сделал свое дело и исчез, скромно, без лишних волнений и тревог. Его жизнь осталась при нем, наша - при нас. Если рассудить так, то этот Шип еще и очень мудр.
   - Но я хотела, чтоб вы встретились, чтоб поговорили. Я ведь люблю его. Я и тебя люблю, - Аврора обняла отца и не лукавила ни капли, прижимаясь лицом к его бородатой щеке. - И я очень хочу, чтоб два дорогих мне человека были всегда рядом…
   Император помолчал, хмуря брови. Конечно, проявление дочерней любви и нежности не оставили его равнодушным. Он был рад такой приятной неожиданности, как теплые слова и не менее теплые объятия. Но чтоб его уравняли с Шипом? Возмутительно! Однако вслух Исидор выразился по-другому, очень мягко, но уверенно:
   - Милая. Забудь его. Это самое правильное, что ты можешь сделать, - он вновь погладил дочь - уже по золотистым волосам, которые приятно пахли ромашкой. - Поверь: это пройдет. Время поможет. И я помогу…
   Аврора лишь вздохнула и повторила нехорошие слова:
   - Я умру без него, папа…
   - Ну-ну, крошка моя, ну-ну, - ободряюще пробормотал император, а про себя подумал: "Глупости бабские. Пройдет…"
   Но пока выходило по-иному.
   Аврора мрачнела и худела.
   Не помогали ни ее любимые блюда и сласти, в которых девушку теперь не ограничивали, ни роскошные подарки, ни шумные ватаги юных придворных - девушек и юношей, засылаемых императором к ней, чтоб они вытащили наследницу в парк погулять и потанцевать на залитых солнцем лужайках. Ведь когда-то Аврора обожала плясать и прыгать под веселые звуки барабанов, свирелей и бубнов. Танцевать босиком, на мягкой траве, под роскошными кленами или нежными липами.