Страница:
Но он остался на месте.
Тираннозавр форсировал ручей в два прыжка. Он приближался к человеку, увеличиваясь в глазах, до тех пор, пока для Лейстера в мире не осталось ничего, кроме нависшей над ним уродливой, чудовищных размеров головы, на которой он мог бы сосчитать каждую серебристую полоску. Внезапно голова поднялась и резко мотнулась вбок, Лейстер полетел в сторону. Чувство такое, словно его лягнул першерон: чудовище просто сшибло преграду со своего пути. Лейстер врезался в Патрика, который схватил его за плечи, пытаясь оттащить от тираннозавра. Оба рухнули, не удержавшись на ногах.
Что ж, его отвергли. Шрам хотел только Тамару и больше никого на свете.
Лейстер ощутил странную смесь разочарования и радости. Не его вина, если Тамара погибнет, он сделал все, что в человеческих силах. Тут палеонтолог осознал, что все еще держит лопату, которую забыл выпустить из рук, бросившись к тираннозавру. В отчаянии, из последних сил Лейстер обрушил ее на ногу звереныша. Тираннозавры созданы для быстрой ходьбы, кости их полые, как у птиц. Если удастся сломать хищнику бедро…
К сожалению, лопата не принесла Шраму особого вреда, он просто споткнулся об нее, ничего не сломав. Шагнув, тираннозавр с невероятной силой вырвал ее из рук Лейстера, так что тот, кувыркаясь, покатился по земле. Неожиданно рядом раздался пронзительный крик.
С трудом приподнявшись на локте, Лейстер увидел, что Патрик, истерически вопя, колотит детеныша ручкой пистолета. Это было глупо, тот даже ничего не почувствовал. Зверя скорее озадачило, чем рассердило их неуклюжее нападение.
И тут неизвестно откуда возникла Тамара — вся ярость и порыв, настоящая богиня битвы. Она высоко подняла копье, держа его обеими руками прямо перед мордой Шрама. Костяшки ее пальцев побелели.
Собрав все силы, Тамара метнула свое оружие прямо в центр звериной морды.
Чудовище задергалось и испустило дух.
Наступила оглушающая тишина.
Лейстер поднялся, постанывая.
— У меня, по-моему, сломано ребро.
— У тебя, по-моему, сломана голова! — напустилась на него Тамара. — Что ты вытворял? На тираннозавра — с лопатой! Идиот!
— Я… — Все вокруг казалось нереальным. — А ты как здесь очутилась? Ты же бежала… — он махнул рукой в сторону кустов терновника, — … туда…
— Вернулась! Глянула через плечо, увидела ваш дурдом и побежала расхлебывать!
Внезапно Патрик согнулся от смеха.
— Ричард, — простонал он, — ты видел морду этого монстра?
— Когда ты лупил его ручкой пистолета?
— Он просто обалдел! Я думаю, никто, кроме меня…
Они бросились обнимать друг друга, хлопать по спинам, рыдать и хохотать — все одновременно. Годовой запас эмоций бурлил у них внутри, требуя выхода.
— Прямо сквозь предглазничное окно! [34] — кричала Тамара. — В центр черепа, где нет костей, а только мягкие ткани! Копье воткнулось ему в мозг! Вот так! Лейстер, ты был прав — практическая анатомия действительно наше спасение!
Она достала нож и склонилась над трупом тираннозавра.
— Что ты делаешь? — спросил Лейстер.
— Вырезаю зуб. Я прибила этого монстра и имею право на трофей, черт меня дери!
Патрик вытащил фотоаппарат.
— Встань около туши, — скомандовал он. — Поставь ногу ему на голову. Ага, вот так! Юбочку задери. Ой! Эй! Нет! — Он захохотал и увернулся от Тамары, замахнувшейся на него древком копья. — Я тебе добра желаю: капелька эротики пойдет на пользу карьере.
Он снова заставил ее позировать и сделал несколько кадров.
— Будь уверена, эти фотографии прогремят на весь мир. Теперь все вместе… Лейстер, подними лопату вверх!
Патрик установил треногу.
— Нам лучше побыстрей отщелкать снимки, вырезать зуб и делать отсюда ноги, — сказал Лейстер. — Я не хочу дожидаться, пока мамаша появится здесь в поисках своего дитятки.
По дороге домой Хозяйка и Хозяин Долины чудились Лейстеру за каждым кустом. Путь оказался свободным, и все же, увидев впереди Дымную лощину, огни хижины и последние блики заходящего солнца на пролетающем спутнике, он вздохнул с облегчением. Возвращение было приятным. Ему хотелось послушать, как Тамара расписывает свои подвиги. Посмотреть на Лай-Цзу и на ее еще плоский живот. Разделить общую радость.
«Это мой дом, — подумал он. — Мой народ. Моя стая».
13
Тираннозавр форсировал ручей в два прыжка. Он приближался к человеку, увеличиваясь в глазах, до тех пор, пока для Лейстера в мире не осталось ничего, кроме нависшей над ним уродливой, чудовищных размеров головы, на которой он мог бы сосчитать каждую серебристую полоску. Внезапно голова поднялась и резко мотнулась вбок, Лейстер полетел в сторону. Чувство такое, словно его лягнул першерон: чудовище просто сшибло преграду со своего пути. Лейстер врезался в Патрика, который схватил его за плечи, пытаясь оттащить от тираннозавра. Оба рухнули, не удержавшись на ногах.
Что ж, его отвергли. Шрам хотел только Тамару и больше никого на свете.
Лейстер ощутил странную смесь разочарования и радости. Не его вина, если Тамара погибнет, он сделал все, что в человеческих силах. Тут палеонтолог осознал, что все еще держит лопату, которую забыл выпустить из рук, бросившись к тираннозавру. В отчаянии, из последних сил Лейстер обрушил ее на ногу звереныша. Тираннозавры созданы для быстрой ходьбы, кости их полые, как у птиц. Если удастся сломать хищнику бедро…
К сожалению, лопата не принесла Шраму особого вреда, он просто споткнулся об нее, ничего не сломав. Шагнув, тираннозавр с невероятной силой вырвал ее из рук Лейстера, так что тот, кувыркаясь, покатился по земле. Неожиданно рядом раздался пронзительный крик.
С трудом приподнявшись на локте, Лейстер увидел, что Патрик, истерически вопя, колотит детеныша ручкой пистолета. Это было глупо, тот даже ничего не почувствовал. Зверя скорее озадачило, чем рассердило их неуклюжее нападение.
И тут неизвестно откуда возникла Тамара — вся ярость и порыв, настоящая богиня битвы. Она высоко подняла копье, держа его обеими руками прямо перед мордой Шрама. Костяшки ее пальцев побелели.
Собрав все силы, Тамара метнула свое оружие прямо в центр звериной морды.
Чудовище задергалось и испустило дух.
Наступила оглушающая тишина.
Лейстер поднялся, постанывая.
— У меня, по-моему, сломано ребро.
— У тебя, по-моему, сломана голова! — напустилась на него Тамара. — Что ты вытворял? На тираннозавра — с лопатой! Идиот!
— Я… — Все вокруг казалось нереальным. — А ты как здесь очутилась? Ты же бежала… — он махнул рукой в сторону кустов терновника, — … туда…
— Вернулась! Глянула через плечо, увидела ваш дурдом и побежала расхлебывать!
Внезапно Патрик согнулся от смеха.
— Ричард, — простонал он, — ты видел морду этого монстра?
— Когда ты лупил его ручкой пистолета?
— Он просто обалдел! Я думаю, никто, кроме меня…
Они бросились обнимать друг друга, хлопать по спинам, рыдать и хохотать — все одновременно. Годовой запас эмоций бурлил у них внутри, требуя выхода.
— Прямо сквозь предглазничное окно! [34] — кричала Тамара. — В центр черепа, где нет костей, а только мягкие ткани! Копье воткнулось ему в мозг! Вот так! Лейстер, ты был прав — практическая анатомия действительно наше спасение!
Она достала нож и склонилась над трупом тираннозавра.
— Что ты делаешь? — спросил Лейстер.
— Вырезаю зуб. Я прибила этого монстра и имею право на трофей, черт меня дери!
Патрик вытащил фотоаппарат.
— Встань около туши, — скомандовал он. — Поставь ногу ему на голову. Ага, вот так! Юбочку задери. Ой! Эй! Нет! — Он захохотал и увернулся от Тамары, замахнувшейся на него древком копья. — Я тебе добра желаю: капелька эротики пойдет на пользу карьере.
Он снова заставил ее позировать и сделал несколько кадров.
— Будь уверена, эти фотографии прогремят на весь мир. Теперь все вместе… Лейстер, подними лопату вверх!
Патрик установил треногу.
— Нам лучше побыстрей отщелкать снимки, вырезать зуб и делать отсюда ноги, — сказал Лейстер. — Я не хочу дожидаться, пока мамаша появится здесь в поисках своего дитятки.
По дороге домой Хозяйка и Хозяин Долины чудились Лейстеру за каждым кустом. Путь оказался свободным, и все же, увидев впереди Дымную лощину, огни хижины и последние блики заходящего солнца на пролетающем спутнике, он вздохнул с облегчением. Возвращение было приятным. Ему хотелось послушать, как Тамара расписывает свои подвиги. Посмотреть на Лай-Цзу и на ее еще плоский живот. Разделить общую радость.
«Это мой дом, — подумал он. — Мой народ. Моя стая».
13
УТРАЧЕННОЕ ЗВЕНО
Терминал-Сити: телезойская эра, эогнотский период, афразийская эпоха, орогенианский век. 50 млн. лет н. э.
Бродя по крутым обрывам над ручьем, впадавшим в реку Эджин, Сэлли углядела кое-что интересное. В изъеденном эрозией утесе таилось небольшое вкрапление темного материала, напоминающего асфальт. Она немедленно вскарабкалась туда — такие вкрапления часто хранили в себе интересные ископаемые. Сэлли отковырнула кусочек и понюхала, пытаясь обнаружить керогены [35]. Зеленоватая полоска коррозии указывала на что-то маленькое, глубоко внедрившееся в плоть скалы. Она открыла перочинный ножик и выковыряла предмет, чтобы идентифицировать его.
Объект был плоским и имел форму диска. Гертруда тронула его языком. Медь. Вероятно, пенни.
На миг Сэлли почувствовала головокружение, осознав, как далеко находится от своего дома и своего времени. Пласт, который она исследовала, сформировался из видоизмененной миллионами лет щебенки, дорожного покрытия, сплющенного и искореженного постепенным слиянием Африки и Европейского континента. В результате возникли Средиземные горы, возвышающиеся на горизонте. Когда-то эта дорога несла на себе туристов в арендованных машинах и полные детей школьные автобусы, стремительные мотоциклы и тяжелые фургоны, огромные платформы, полные новехоньких автомобилей, несущиеся на бешеной скорости спортивные кары и развалюхи, полные беженцев…
Теперь же только острый глаз ученого и тщательный анализ могли определить, что человеческая раса действительно когда-то существовала.
Сэлли аккуратно завернула кусочек металла в носовой платок, чтобы потом исследовать тщательней. Затем открыла блокнот, намереваясь описать находку, и с раздражением обнаружила, что в ручке кончились чернила.
— Доктор Сэлли!
Она обернулась.
Ирландец. Он стоял около ручья и махал рукой, призывая ее спуститься. Сэлли отрицательно качнула головой и показала вдаль, туда, где ручей впадал в реку. Несколько платибелодонов плескались и ныряли в ярко-зеленой воде. Это были забавные существа с хоботом и большими клыками, торчащими из широкой, похожей на лопату челюсти. Им явно нравилось в воде, они зачерпывали полные рты водорослей и поедали их с большим аппетитом. Золотистые блики играли на шеях животных.
— Поднимайтесь! Отсюда прекрасный вид!
Недовольно скривив рот, Джимми полез наверх.
Сэлли неосознанно тронула свой ошейник. Она не доверяла Джимми Бойли. Он словно состоял из уверенности в себе и холодного расчета. Даже в улыбке — сплошной лед.
— Вот и я.
Джимми плюхнулся на склон рядом с ней, ожидая ответа. Он никогда никуда не спешил. Джимми всегда имел в запасе столько времени, сколько ему хотелось.
— Разве вы не должны быть с Гриффином? — наконец отозвалась она.
— Хотел спросить у вас то же самое.
Бойли подождал. Она не отвечала.
— Он переживает из-за вас. Мы все переживаем.
— Со мной все в порядке.
— Тогда почему вы не в Терминал-Сити, на переговорах?
— Потому что здесь я принесу больше пользы.
— Каким образом?
Сэлли пожала плечами. За рекой один из Неизменных перегонял небольшое стадо индрикотериев на новое пастбище. Эти млекопитающие, самые огромные из когда-либо существовавших, были очень спокойны и даже ласковы. Высотой около четырнадцати футов в холке, они напоминали смесь жирафа, слона и лошади. Сэлли влюбилась в них с первого взгляда.
Она подняла бинокль, чтобы рассмотреть Неизменного. Высокий и невозмутимый, он шагал впереди стада. Неизменные тоже обладали странной красотой: тонкие, как ангелы Эль Греко, и бесплотные в своей асексуальности. Но при взгляде на них сердце Сэлли не билось сильнее: они были слишком идеальны. В них отсутствовали греховность и непредсказуемость, вечные спутники биологической жизни.
Солнце рассыпало золотые искры по шее одного из индрикотериев. Сэлли опустила бинокль и снова поднесла руку к своему ошейнику. Джимми заметил ее движение.
— Гриффин не использует контроллер, если это вас беспокоит, — сказал он. — Это не в его стиле.
— Помолчите, — раздраженно сказала Сэлли. — Лучше послушайте.
С первых же секунд телезойская эра впечатлила Сэлли тишиной. Оглушающая тишина правила миром, даже когда пели птицы и перекликались друг с другом насекомые. Что-то непоправимое случилось в природе за последние несколько миллионов лет. Судя по всему, большие животные исчезли, млекопитающие полностью вымерли. Не существовало тысячи привычных звуков.
Исключением стала долина реки Эджин. Сюда Неизменные импортировали множество животных из разных эпох, организовав своего рода хит-парад млекопитающих. За небольшим исключением (вроде любимцев Сэлли — платибелодонов, которым дозволялось свободно плавать вверх-вниз по реке), каждый вид располагался на собственной территории, строго в порядке появления на Земле, и прогулка вниз по реке напоминала путешествие сквозь время. Сэлли потратила пару дней, пройдя по берегу мимо глиптодонов и мегатериев плейстоцена, грациозных кинтоцериев плиоцена, шансетериев миоцена, пока не дошла до олигоцена с его бронтотериями и индрикотериями. Тут у нее кончилась еда, и ей пришлось повернуть обратно.
— Я ничего не слышу, — сказал Джимми.
— Вы слышите все, что нужно. Просто не понимаете, что это значит.
Она не знала, как глубоко выборка животных уходит во время. Оканчивается она на мелких — не больше барсука — млекопитающих, переживших падение метеорита, перебравшихся в ранний палеоцен и, таким образом, заселивших Землю? Или дальше по берегу начинается царство динозавров? Сэлли знала, что предпочла бы она. Но даже с первого взгляда заметно, что логика Неизменных не имеет ничего общего с ее собственной.
— Поразительно, — произнес Джимми. — Миллионы лет эти животные вымирали, и вот они снова тут.
— Утраченное звено, — согласилась Сэлли. Джимми поднял голову.
— Это что еще за штука?
— Иногда ископаемые останки какого-то вида, начиная с определенного периода, будто испаряются, а потом, через миллионы лет, неожиданно «выскакивают» вновь. То есть в течение этого интервала вид выглядит вымершим, а много позже появляется животное, по всем статьям являющееся его потомком. В таких случаях ученые делают предположение о существовании между ними нескольких поколений эволюционировавших животных. Это и есть утраченное звено.
— Доктор, — сказал Джимми, — давайте-ка напрямую. На мой взгляд, вы здесь только мешаете, но Гриффин считает иначе. Он хотел бы видеть вас рядом с собой в Терминал-Сити. Его нервирует ваше отсутствие.
— Если это так важно, почему он не сказал мне об этом прошлой ночью? Мы спали в одной кровати.
Джимми отвел глаза.
— Он не может рассуждать здраво, когда дело касается вас.
— Ага. Значит этот разговор — не его идея?
— Мужчина в постели думает не головой, — смущенно сказал Джимми. — Но на то и существуют друзья, чтобы о нем позаботиться.
Сэлли встала.
— Если я действительно нужна Гриффину, он сможет легко притащить меня к себе. — Она опять дотронулась до ошейника.
Джимми тоже поднялся, отряхивая брюки.
— Он не играет в эти игры, доктор Сэлли. Честно.
— Ой, подождите, — спохватилась она. — Дайте мне вашу ручку. Моя не пишет.
Джимми заколебался.
— Она принадлежала еще моему отцу.
— Не беспокойтесь, я верну.
Джимми неохотно вытащил из кармана ручку фирмы «Монблан» и протянул ее Сэлли.
— Хотелось бы получить ее назад в целости и сохранности, — сказал он.
— Обещаю быть аккуратной.
Когда Джимми ушел, Сэлли спустилась к ручью. Она собиралась направиться вверх по склону, к подножию Средиземных гор, но нескончаемый день, жара, послеполуденное солнце расслабили ее и лишили воли. На берегу стоял клен, словно дожидаясь, когда кто-то под него сядет. Именно это и сделала Сэлли.
Разморенная на солнце, она закрыла глаза и погрузилась в фантазии, которые приходили к ней время от времени и которых она научилась не стесняться, считая просто частью работы человеческого мозга.
Ей казалось, что она раскапывает склон горы где-то в Патагонии, осторожно обнажая череп гигантозавра. Череп на добрую треть крупнее всех найденных до сих пор, что автоматически превращало гигантозавра в самого большого хищника из когда-либо живших на Земле. Мысленно Сэлли тут же оказывается на ежегодной встрече Палеонтологического общества в Денвере, где и представляет свою невероятную находку. И, разумеется, поскольку череп полностью и окончательно опровергает все теории Лейстера, он стоит перед ней на коленях — спутанный веревками, с повязкой на глазах и совершенно обнаженный.
Общество вручает ей медаль Ромера-Симпсона [36], Сэлли по спутниковой связи произносит по этому случаю речь.
В мечтах вместо привычных брюк на ней широкая джинсовая юбка. Одной рукой Сэлли поднимает ее выше колен, другой берет Лейстера за волосы и засовывает его голову себе между ног. Белья на ней, конечно же, нет.
— Вылижи меня, — шипит она в момент, когда ее речь прерывается бурными аплодисментами. И добавляет искушающе: — Если мне понравится, возможно продолжение.
Это, конечно, ложь, но ей хочется, чтобы он наизнанку вывернулся, ублажая ее.
Лейстер невероятно возбужден. Сэлли чувствует это по тому, как истово он водит языком. По тихим стонам, которые он издает, целуя ее, пока она не становится влажной. По едва сдерживаемому пылу, с каким он ласкает ее клитор.
Но по мере того как Лейстер доставляет ей удовольствие (а она произносит речь, имеющую оглушительный успех), его движения меняются. Они становятся мягче, томительней… может быть, романтичней… Это уже — и Сэлли может позволить себе такую выдумку в собственной фантазии — не просто похоть, но настоящее чувство. В порыве возбуждения он начинает против своей воли влюбляться в нее. Внутренне Лейстер восстает против этого, однако он бессилен перед собственной страстью, перед потоком всесокрушающего желания.
В этот момент она достигает оргазма.
Фантазируя, Сэлли вцепилась в нежную кожу на внутренней стороне бедер — она гордилась своим умением не касаться самых интимных мест даже в такие моменты — и с силой сжала ее, глубоко впиваясь в тело ногтями, пока боль не стала удовольствием, а удовольствие — облегчением.
Отдышавшись, она откинулась назад, размышляя. Сэлли понимала всю иронию происходящего, но не считала, что фантазии с Ричардом Лейстером в главной роли хоть в какой-то степени нечестны по отношению к Гриффину. Если любишь мужчину, это отнюдь не значит, что нельзя помечтать о ком-то еще.
А она любила Гриффина. Сэлли вообще имела привычку тут же влюбляться в мужчин, с которыми ложилась в постель, и считала, что она заложена в неё от природы. Но то, что в этот раз все было серьезно и навсегда, казалось ей немного странным.
Почему именно Гриффин?
Он ведь на редкость странный человек. Она знала запах его одеколона и еще тысячу подобных мелочей. К примеру, то, что его кошмарные часы марки «Ролекс» были водонепроницаемыми, антиударными и первоначально предназначались для инженеров атомных станций. Но Сэлли не понимала Гриффина. Его внутренний мир оставался для нее загадкой.
Гертруда, подобно ненормальной крестной фее из «Золушки», вломилась в ее жизнь и сказала: «Верь мне. Он — то, что надо. Через неделю ты даже представить себе не сможешь, как жила до сих пор».
И вот прошла неделя, потом еще одна, а ничего не изменилось. Даже запуталось еще больше. Настоящая любовь оказалась совершенно не похожа на ту, о которой мечтала Сэлли.
Меньше чем через полчаса из леса, как бы прогуливаясь, вышла Молли Герхард. Сэлли доверяла Шпионке Молли даже меньше, чем Джимми Ирландцу. Молли умела снимать защиту: она казалась такой милой, такой спокойной и понимающей. С ней было так приятно поговорить. Хотелось подружиться с ней, доверить свои тайны, разделить сокровенные мысли.
— Ну, как делишки? — спросила Молли. Она набрала несколько килограммов с тех пор, как они с Сэлли виделись в последний раз, но это лишь помогало ей выглядеть уютно и дружелюбно. — Я тут наткнулась на Джимми, он в расстроенных чувствах. Вы с ним поссорились?
— Так, — сказала Сэлли, — только не надо притворяться, что ты просто проходила мимо!
Молли усмехнулась.
— Разве с тобой притворишься. Джимми просто-напросто подумал, что тебе будет легче поговорить со мной, чем с ним.
— Между нами, девочками?
— Он иногда бывает на редкость туп, — сказала Молли. — Гриффин, правда, не лучше. Вообще-то я не должна так говорить о своем боссе.
— Нет, если только ты не собираешься залезть в душу к его девушке.
— Нам действительно нужно кое-что обсудить, — упорствовала Молли. — Давай вернемся в поселок. Я заварю тебе чаю.
— Я собиралась подняться выше по течению и… — начала Сэлли, но внезапно почувствовала, что ей больше никуда не хочется. — Ну ладно.
Насколько поняла Сэлли, никто не озаботился, чтобы дать поселку хоть какое-то имя. Это была горстка коттеджей с тростниковыми крышами, оснащенных всеми удобствами и приборами, назначения которых она так и не поняла. Сэлли видывала мотели побольше.
— Иногда здесь проводятся совещания, — объяснил ей Гриффин.
— Как случилось, что я никогда не слышала об этом месте? — спросила Сэлли.
— Оно для управленцев — администраторов, политиков и так далее. Не для палеонтологов.
— Почему?
— Если честно, вы ничего не решаете.
Дальше по реке возвышался Терминал-Сити, на вид — огромный утес из чистого золота. Когда Сэлли увидела его впервые, она подумала, что это две подводные горы, фантастическим образом выброшенные на сушу и разделенные узкой перемычкой неба и реки. Цвет, решила Сэлли, отражает заходящее солнце. Позже ей показалось, что здание имитирует естественную возвышенность, пострадавшую от эрозии, что-то вроде скульптур Урсулы ван Ридингсвард [37], только из желтого кирпича.
Но это действительно было золото.
— Знаешь что, — перебила ее мысли Молли Герхард, — тут можно прекрасно провести медовый месяц.
Сэлли фыркнула.
— Не то сказала? — тихо поинтересовалась Молли.
— Вон мой коттедж, — вместо ответа произнесла Сэлли. — Заходи, я приготовлю чай.
— Посмотри-ка на это, — предложила она Молли и поспешила к задней двери коттеджа, держа в обеих руках по кочану капусты. Что-то большое продиралось сквозь кусты, Сэлли положила кочаны на землю и слегка подтолкнула. Молли остановилась за ее спиной.
Ждать пришлось недолго, из подлеска на лужайку неуклюже выбрался глиптодон. Это было симпатичное животное, затянутое в панцирь, как черепаха, и большое, как «фольксваген». Панцирь состоял из чешуек и походил на перевернутую миску. На голове — будто две сросшиеся ермолки.
— Какой уродец, — сказал Молли.
— Да ты что? Он — прелесть!
Глиптодон медленно приблизился к капусте, тщательно обнюхал ее и, видимо, одобрил. Схрумкал сначала один кочан, потом другой и убрел обратно в лес. Эти угрюмые существа, глиптодоны, напоминали Сэлли анкилозавров.
И немного Гриффина.
Вода закипела, Сэлли налила две чашки и отнесла их на кухонный стол.
— Ну, — сказала она, — как идут переговоры?
Молли выглядела расстроенной.
— Всё говорят. И никак не могут договориться.
— Не удивлена.
— Да? — Молли наклонилась вперед. — Ты что-то поняла?
— Ничего такого, чего не поняла бы ты, если б хорошенько задумалась.
— И что же это?
Сэлли ничего не ответила, прихлебывая чай. Молли изменила тактику.
— Послушай. Мы теряем время. Наше рабочее расписание делится на определенные периоды, в каждый из которых есть определенный доступ. Мы сейчас в эре приоритета D, и доступ, в течение которого мы здесь можем находиться, составляет восемь дней. Улавливаешь, о чем я?
— Ненавижу бюрократический жаргон. Объясни по-человечески.
— Хорошо. Мы здесь уже шесть дней. Еще два — и Старикан найдет нас и вернет обратно. Пойдем со мной в Терминал-Сити. Помоги нам найти решение.
— Решение не там.
— А где? Здесь?
— Да, — сказала Сэлли. — Ты когда-нибудь рассматривала здешние водоросли?
— Те штуки, что болтаются в воде? Нет.
— А я — да. Это абсолютно новая биологическая форма. Хочешь — верь, хочешь — нет, они произошли от ламинарий. Забудь о глиптодонах. Водоросли куда важней.
— Не понимаю.
— Объясняю. Основная разница между мезозоем и кайнозоем — не отсутствие динозавров, а наличие травы. Трава изменила все. Ее способность к невероятно быстрому восстановлению привела к распространению крупных травоядных, таких как бизоны и буйволы. За ними появились большие хищники: львы, тигры. Теоретически занять пустующие после исчезновения крупных динозавров ниши должны были птицы. Как удалось млекопитающим их обскакать? Ответ один: трава. Трава сменила правила игры, и динозавры не смогли вернуться.
— Хорошо, это понятно. А где тут связь с нашей проблемой?
— Водоросли — это нечто новое. Они меняют правила. Я хочу посмотреть, что они сделали с местной экосистемой.
— На мой взгляд, местная экосистема до жути скучна, — сказала Молли. — Тучи каких-то серых птиц, несколько ящериц… Не понимаю, что тебе до них, когда вокруг столько невероятных млекопитающих? Ты ведь никогда раньше таких не видела, правда? Мне казалось, ты должна быть в восхищении.
— Я и была. Сначала. Но они оторваны от жизни. Это как прийти в зоопарк: ты видишь слона, нескольких кенгуру, пруд с пингвинами и гадаешь, какая экосистема смогла произвести именно таких животных. Ты ничего не знаешь об их поведении, понятия не имеешь, каковы они в реальной жизни, на воле. Я хочу увидеть телезой. Мне надо побродить по округе и проникнуться здешней природой.
Она не сказала Молли, хотя для нее самой было очевидным, что здешнее время не может быть родным для Неизменных. Окружающую природу не испортила технологическая цивилизация. Пусть Неизменные достигли уровня, при котором смогли восстановить вымершую фауну и флору, реанимировать тонкие нити, связывавшие их воедино, невозможно устранить последствия физического воздействия: срытые горы, истраченные ископаемые, шахты, вбурившиеся глубоко в землю.
Это не под силу даже им.
— Хорошо, — согласилась Молли, — если ты хочешь посмотреть, кто тебе мешает?
Сэлли молча подняла подбородок, чтобы ошейник стал более заметен.
Пораженная Молли протянула руку и коснулась пальцев Сэлли.
— О, Сэлли, ты ведь не думаешь…
— Думаю.
Ящик для перевозки животных был унизителен сам по себе, но она и представить себе не могла, что, когда вылезет из него в Терминал-Сити, то ее возьмут на поводок. Мышление Неизменных оказалось на редкость узким. Они обвили шею Сэлли ошейником и отдали Гриффину контроллер. Он спрятал его в карман.
— Обещаю тебе, — сказал он, как только Неизменный отошел достаточно далеко, — никогда его не использовать.
Она протянула раскрытую ладонь.
— Положи его сюда, и я буду в этом совершенно уверена.
Гриффин выглядел смущенным.
— Не могу. Они ведь тут же узнают.
— Тебе что, это нравится? — возмутилась Сэлли. — Ты наслаждаешься!
— Конечно, нет.
Переругиваясь, они прошли сквозь транспортные ворота и попали в поселок.
Они помирились той ночью, спали вместе и даже занимались любовью. Но подозрения остались, и сутки спустя полная невеселых размышлений Сэлли отправилась прогуляться.
Млекопитающие выглядели удивительно, приходилось признать. Терминал-Сити, который она сначала приняла за конечный пункт, а впоследствии определила как зону карантина или передержки для дальнейшей пересылки животных куда-то еще, оказался набит чудесами. Взять хотя бы кинтоцериев — примитивных копытных, напоминающих оленя, с парой рожек возле глаз и еще одной — на носу. Сэлли не могла удержаться от смеха, завидев такую красоту. Прямо изобретение доктора Сьюсса [38].
Бродя по крутым обрывам над ручьем, впадавшим в реку Эджин, Сэлли углядела кое-что интересное. В изъеденном эрозией утесе таилось небольшое вкрапление темного материала, напоминающего асфальт. Она немедленно вскарабкалась туда — такие вкрапления часто хранили в себе интересные ископаемые. Сэлли отковырнула кусочек и понюхала, пытаясь обнаружить керогены [35]. Зеленоватая полоска коррозии указывала на что-то маленькое, глубоко внедрившееся в плоть скалы. Она открыла перочинный ножик и выковыряла предмет, чтобы идентифицировать его.
Объект был плоским и имел форму диска. Гертруда тронула его языком. Медь. Вероятно, пенни.
На миг Сэлли почувствовала головокружение, осознав, как далеко находится от своего дома и своего времени. Пласт, который она исследовала, сформировался из видоизмененной миллионами лет щебенки, дорожного покрытия, сплющенного и искореженного постепенным слиянием Африки и Европейского континента. В результате возникли Средиземные горы, возвышающиеся на горизонте. Когда-то эта дорога несла на себе туристов в арендованных машинах и полные детей школьные автобусы, стремительные мотоциклы и тяжелые фургоны, огромные платформы, полные новехоньких автомобилей, несущиеся на бешеной скорости спортивные кары и развалюхи, полные беженцев…
Теперь же только острый глаз ученого и тщательный анализ могли определить, что человеческая раса действительно когда-то существовала.
Сэлли аккуратно завернула кусочек металла в носовой платок, чтобы потом исследовать тщательней. Затем открыла блокнот, намереваясь описать находку, и с раздражением обнаружила, что в ручке кончились чернила.
— Доктор Сэлли!
Она обернулась.
Ирландец. Он стоял около ручья и махал рукой, призывая ее спуститься. Сэлли отрицательно качнула головой и показала вдаль, туда, где ручей впадал в реку. Несколько платибелодонов плескались и ныряли в ярко-зеленой воде. Это были забавные существа с хоботом и большими клыками, торчащими из широкой, похожей на лопату челюсти. Им явно нравилось в воде, они зачерпывали полные рты водорослей и поедали их с большим аппетитом. Золотистые блики играли на шеях животных.
— Поднимайтесь! Отсюда прекрасный вид!
Недовольно скривив рот, Джимми полез наверх.
Сэлли неосознанно тронула свой ошейник. Она не доверяла Джимми Бойли. Он словно состоял из уверенности в себе и холодного расчета. Даже в улыбке — сплошной лед.
— Вот и я.
Джимми плюхнулся на склон рядом с ней, ожидая ответа. Он никогда никуда не спешил. Джимми всегда имел в запасе столько времени, сколько ему хотелось.
— Разве вы не должны быть с Гриффином? — наконец отозвалась она.
— Хотел спросить у вас то же самое.
Бойли подождал. Она не отвечала.
— Он переживает из-за вас. Мы все переживаем.
— Со мной все в порядке.
— Тогда почему вы не в Терминал-Сити, на переговорах?
— Потому что здесь я принесу больше пользы.
— Каким образом?
Сэлли пожала плечами. За рекой один из Неизменных перегонял небольшое стадо индрикотериев на новое пастбище. Эти млекопитающие, самые огромные из когда-либо существовавших, были очень спокойны и даже ласковы. Высотой около четырнадцати футов в холке, они напоминали смесь жирафа, слона и лошади. Сэлли влюбилась в них с первого взгляда.
Она подняла бинокль, чтобы рассмотреть Неизменного. Высокий и невозмутимый, он шагал впереди стада. Неизменные тоже обладали странной красотой: тонкие, как ангелы Эль Греко, и бесплотные в своей асексуальности. Но при взгляде на них сердце Сэлли не билось сильнее: они были слишком идеальны. В них отсутствовали греховность и непредсказуемость, вечные спутники биологической жизни.
Солнце рассыпало золотые искры по шее одного из индрикотериев. Сэлли опустила бинокль и снова поднесла руку к своему ошейнику. Джимми заметил ее движение.
— Гриффин не использует контроллер, если это вас беспокоит, — сказал он. — Это не в его стиле.
— Помолчите, — раздраженно сказала Сэлли. — Лучше послушайте.
С первых же секунд телезойская эра впечатлила Сэлли тишиной. Оглушающая тишина правила миром, даже когда пели птицы и перекликались друг с другом насекомые. Что-то непоправимое случилось в природе за последние несколько миллионов лет. Судя по всему, большие животные исчезли, млекопитающие полностью вымерли. Не существовало тысячи привычных звуков.
Исключением стала долина реки Эджин. Сюда Неизменные импортировали множество животных из разных эпох, организовав своего рода хит-парад млекопитающих. За небольшим исключением (вроде любимцев Сэлли — платибелодонов, которым дозволялось свободно плавать вверх-вниз по реке), каждый вид располагался на собственной территории, строго в порядке появления на Земле, и прогулка вниз по реке напоминала путешествие сквозь время. Сэлли потратила пару дней, пройдя по берегу мимо глиптодонов и мегатериев плейстоцена, грациозных кинтоцериев плиоцена, шансетериев миоцена, пока не дошла до олигоцена с его бронтотериями и индрикотериями. Тут у нее кончилась еда, и ей пришлось повернуть обратно.
— Я ничего не слышу, — сказал Джимми.
— Вы слышите все, что нужно. Просто не понимаете, что это значит.
Она не знала, как глубоко выборка животных уходит во время. Оканчивается она на мелких — не больше барсука — млекопитающих, переживших падение метеорита, перебравшихся в ранний палеоцен и, таким образом, заселивших Землю? Или дальше по берегу начинается царство динозавров? Сэлли знала, что предпочла бы она. Но даже с первого взгляда заметно, что логика Неизменных не имеет ничего общего с ее собственной.
— Поразительно, — произнес Джимми. — Миллионы лет эти животные вымирали, и вот они снова тут.
— Утраченное звено, — согласилась Сэлли. Джимми поднял голову.
— Это что еще за штука?
— Иногда ископаемые останки какого-то вида, начиная с определенного периода, будто испаряются, а потом, через миллионы лет, неожиданно «выскакивают» вновь. То есть в течение этого интервала вид выглядит вымершим, а много позже появляется животное, по всем статьям являющееся его потомком. В таких случаях ученые делают предположение о существовании между ними нескольких поколений эволюционировавших животных. Это и есть утраченное звено.
— Доктор, — сказал Джимми, — давайте-ка напрямую. На мой взгляд, вы здесь только мешаете, но Гриффин считает иначе. Он хотел бы видеть вас рядом с собой в Терминал-Сити. Его нервирует ваше отсутствие.
— Если это так важно, почему он не сказал мне об этом прошлой ночью? Мы спали в одной кровати.
Джимми отвел глаза.
— Он не может рассуждать здраво, когда дело касается вас.
— Ага. Значит этот разговор — не его идея?
— Мужчина в постели думает не головой, — смущенно сказал Джимми. — Но на то и существуют друзья, чтобы о нем позаботиться.
Сэлли встала.
— Если я действительно нужна Гриффину, он сможет легко притащить меня к себе. — Она опять дотронулась до ошейника.
Джимми тоже поднялся, отряхивая брюки.
— Он не играет в эти игры, доктор Сэлли. Честно.
— Ой, подождите, — спохватилась она. — Дайте мне вашу ручку. Моя не пишет.
Джимми заколебался.
— Она принадлежала еще моему отцу.
— Не беспокойтесь, я верну.
Джимми неохотно вытащил из кармана ручку фирмы «Монблан» и протянул ее Сэлли.
— Хотелось бы получить ее назад в целости и сохранности, — сказал он.
— Обещаю быть аккуратной.
Когда Джимми ушел, Сэлли спустилась к ручью. Она собиралась направиться вверх по склону, к подножию Средиземных гор, но нескончаемый день, жара, послеполуденное солнце расслабили ее и лишили воли. На берегу стоял клен, словно дожидаясь, когда кто-то под него сядет. Именно это и сделала Сэлли.
Разморенная на солнце, она закрыла глаза и погрузилась в фантазии, которые приходили к ней время от времени и которых она научилась не стесняться, считая просто частью работы человеческого мозга.
Ей казалось, что она раскапывает склон горы где-то в Патагонии, осторожно обнажая череп гигантозавра. Череп на добрую треть крупнее всех найденных до сих пор, что автоматически превращало гигантозавра в самого большого хищника из когда-либо живших на Земле. Мысленно Сэлли тут же оказывается на ежегодной встрече Палеонтологического общества в Денвере, где и представляет свою невероятную находку. И, разумеется, поскольку череп полностью и окончательно опровергает все теории Лейстера, он стоит перед ней на коленях — спутанный веревками, с повязкой на глазах и совершенно обнаженный.
Общество вручает ей медаль Ромера-Симпсона [36], Сэлли по спутниковой связи произносит по этому случаю речь.
В мечтах вместо привычных брюк на ней широкая джинсовая юбка. Одной рукой Сэлли поднимает ее выше колен, другой берет Лейстера за волосы и засовывает его голову себе между ног. Белья на ней, конечно же, нет.
— Вылижи меня, — шипит она в момент, когда ее речь прерывается бурными аплодисментами. И добавляет искушающе: — Если мне понравится, возможно продолжение.
Это, конечно, ложь, но ей хочется, чтобы он наизнанку вывернулся, ублажая ее.
Лейстер невероятно возбужден. Сэлли чувствует это по тому, как истово он водит языком. По тихим стонам, которые он издает, целуя ее, пока она не становится влажной. По едва сдерживаемому пылу, с каким он ласкает ее клитор.
Но по мере того как Лейстер доставляет ей удовольствие (а она произносит речь, имеющую оглушительный успех), его движения меняются. Они становятся мягче, томительней… может быть, романтичней… Это уже — и Сэлли может позволить себе такую выдумку в собственной фантазии — не просто похоть, но настоящее чувство. В порыве возбуждения он начинает против своей воли влюбляться в нее. Внутренне Лейстер восстает против этого, однако он бессилен перед собственной страстью, перед потоком всесокрушающего желания.
В этот момент она достигает оргазма.
Фантазируя, Сэлли вцепилась в нежную кожу на внутренней стороне бедер — она гордилась своим умением не касаться самых интимных мест даже в такие моменты — и с силой сжала ее, глубоко впиваясь в тело ногтями, пока боль не стала удовольствием, а удовольствие — облегчением.
Отдышавшись, она откинулась назад, размышляя. Сэлли понимала всю иронию происходящего, но не считала, что фантазии с Ричардом Лейстером в главной роли хоть в какой-то степени нечестны по отношению к Гриффину. Если любишь мужчину, это отнюдь не значит, что нельзя помечтать о ком-то еще.
А она любила Гриффина. Сэлли вообще имела привычку тут же влюбляться в мужчин, с которыми ложилась в постель, и считала, что она заложена в неё от природы. Но то, что в этот раз все было серьезно и навсегда, казалось ей немного странным.
Почему именно Гриффин?
Он ведь на редкость странный человек. Она знала запах его одеколона и еще тысячу подобных мелочей. К примеру, то, что его кошмарные часы марки «Ролекс» были водонепроницаемыми, антиударными и первоначально предназначались для инженеров атомных станций. Но Сэлли не понимала Гриффина. Его внутренний мир оставался для нее загадкой.
Гертруда, подобно ненормальной крестной фее из «Золушки», вломилась в ее жизнь и сказала: «Верь мне. Он — то, что надо. Через неделю ты даже представить себе не сможешь, как жила до сих пор».
И вот прошла неделя, потом еще одна, а ничего не изменилось. Даже запуталось еще больше. Настоящая любовь оказалась совершенно не похожа на ту, о которой мечтала Сэлли.
Меньше чем через полчаса из леса, как бы прогуливаясь, вышла Молли Герхард. Сэлли доверяла Шпионке Молли даже меньше, чем Джимми Ирландцу. Молли умела снимать защиту: она казалась такой милой, такой спокойной и понимающей. С ней было так приятно поговорить. Хотелось подружиться с ней, доверить свои тайны, разделить сокровенные мысли.
— Ну, как делишки? — спросила Молли. Она набрала несколько килограммов с тех пор, как они с Сэлли виделись в последний раз, но это лишь помогало ей выглядеть уютно и дружелюбно. — Я тут наткнулась на Джимми, он в расстроенных чувствах. Вы с ним поссорились?
— Так, — сказала Сэлли, — только не надо притворяться, что ты просто проходила мимо!
Молли усмехнулась.
— Разве с тобой притворишься. Джимми просто-напросто подумал, что тебе будет легче поговорить со мной, чем с ним.
— Между нами, девочками?
— Он иногда бывает на редкость туп, — сказала Молли. — Гриффин, правда, не лучше. Вообще-то я не должна так говорить о своем боссе.
— Нет, если только ты не собираешься залезть в душу к его девушке.
— Нам действительно нужно кое-что обсудить, — упорствовала Молли. — Давай вернемся в поселок. Я заварю тебе чаю.
— Я собиралась подняться выше по течению и… — начала Сэлли, но внезапно почувствовала, что ей больше никуда не хочется. — Ну ладно.
Насколько поняла Сэлли, никто не озаботился, чтобы дать поселку хоть какое-то имя. Это была горстка коттеджей с тростниковыми крышами, оснащенных всеми удобствами и приборами, назначения которых она так и не поняла. Сэлли видывала мотели побольше.
— Иногда здесь проводятся совещания, — объяснил ей Гриффин.
— Как случилось, что я никогда не слышала об этом месте? — спросила Сэлли.
— Оно для управленцев — администраторов, политиков и так далее. Не для палеонтологов.
— Почему?
— Если честно, вы ничего не решаете.
Дальше по реке возвышался Терминал-Сити, на вид — огромный утес из чистого золота. Когда Сэлли увидела его впервые, она подумала, что это две подводные горы, фантастическим образом выброшенные на сушу и разделенные узкой перемычкой неба и реки. Цвет, решила Сэлли, отражает заходящее солнце. Позже ей показалось, что здание имитирует естественную возвышенность, пострадавшую от эрозии, что-то вроде скульптур Урсулы ван Ридингсвард [37], только из желтого кирпича.
Но это действительно было золото.
— Знаешь что, — перебила ее мысли Молли Герхард, — тут можно прекрасно провести медовый месяц.
Сэлли фыркнула.
— Не то сказала? — тихо поинтересовалась Молли.
— Вон мой коттедж, — вместо ответа произнесла Сэлли. — Заходи, я приготовлю чай.
* * *
Едва она успела поставить чайник на плиту, как снаружи раздались знакомые звуки. Сэлли метнулась к холодильнику.— Посмотри-ка на это, — предложила она Молли и поспешила к задней двери коттеджа, держа в обеих руках по кочану капусты. Что-то большое продиралось сквозь кусты, Сэлли положила кочаны на землю и слегка подтолкнула. Молли остановилась за ее спиной.
Ждать пришлось недолго, из подлеска на лужайку неуклюже выбрался глиптодон. Это было симпатичное животное, затянутое в панцирь, как черепаха, и большое, как «фольксваген». Панцирь состоял из чешуек и походил на перевернутую миску. На голове — будто две сросшиеся ермолки.
— Какой уродец, — сказал Молли.
— Да ты что? Он — прелесть!
Глиптодон медленно приблизился к капусте, тщательно обнюхал ее и, видимо, одобрил. Схрумкал сначала один кочан, потом другой и убрел обратно в лес. Эти угрюмые существа, глиптодоны, напоминали Сэлли анкилозавров.
И немного Гриффина.
Вода закипела, Сэлли налила две чашки и отнесла их на кухонный стол.
— Ну, — сказала она, — как идут переговоры?
Молли выглядела расстроенной.
— Всё говорят. И никак не могут договориться.
— Не удивлена.
— Да? — Молли наклонилась вперед. — Ты что-то поняла?
— Ничего такого, чего не поняла бы ты, если б хорошенько задумалась.
— И что же это?
Сэлли ничего не ответила, прихлебывая чай. Молли изменила тактику.
— Послушай. Мы теряем время. Наше рабочее расписание делится на определенные периоды, в каждый из которых есть определенный доступ. Мы сейчас в эре приоритета D, и доступ, в течение которого мы здесь можем находиться, составляет восемь дней. Улавливаешь, о чем я?
— Ненавижу бюрократический жаргон. Объясни по-человечески.
— Хорошо. Мы здесь уже шесть дней. Еще два — и Старикан найдет нас и вернет обратно. Пойдем со мной в Терминал-Сити. Помоги нам найти решение.
— Решение не там.
— А где? Здесь?
— Да, — сказала Сэлли. — Ты когда-нибудь рассматривала здешние водоросли?
— Те штуки, что болтаются в воде? Нет.
— А я — да. Это абсолютно новая биологическая форма. Хочешь — верь, хочешь — нет, они произошли от ламинарий. Забудь о глиптодонах. Водоросли куда важней.
— Не понимаю.
— Объясняю. Основная разница между мезозоем и кайнозоем — не отсутствие динозавров, а наличие травы. Трава изменила все. Ее способность к невероятно быстрому восстановлению привела к распространению крупных травоядных, таких как бизоны и буйволы. За ними появились большие хищники: львы, тигры. Теоретически занять пустующие после исчезновения крупных динозавров ниши должны были птицы. Как удалось млекопитающим их обскакать? Ответ один: трава. Трава сменила правила игры, и динозавры не смогли вернуться.
— Хорошо, это понятно. А где тут связь с нашей проблемой?
— Водоросли — это нечто новое. Они меняют правила. Я хочу посмотреть, что они сделали с местной экосистемой.
— На мой взгляд, местная экосистема до жути скучна, — сказала Молли. — Тучи каких-то серых птиц, несколько ящериц… Не понимаю, что тебе до них, когда вокруг столько невероятных млекопитающих? Ты ведь никогда раньше таких не видела, правда? Мне казалось, ты должна быть в восхищении.
— Я и была. Сначала. Но они оторваны от жизни. Это как прийти в зоопарк: ты видишь слона, нескольких кенгуру, пруд с пингвинами и гадаешь, какая экосистема смогла произвести именно таких животных. Ты ничего не знаешь об их поведении, понятия не имеешь, каковы они в реальной жизни, на воле. Я хочу увидеть телезой. Мне надо побродить по округе и проникнуться здешней природой.
Она не сказала Молли, хотя для нее самой было очевидным, что здешнее время не может быть родным для Неизменных. Окружающую природу не испортила технологическая цивилизация. Пусть Неизменные достигли уровня, при котором смогли восстановить вымершую фауну и флору, реанимировать тонкие нити, связывавшие их воедино, невозможно устранить последствия физического воздействия: срытые горы, истраченные ископаемые, шахты, вбурившиеся глубоко в землю.
Это не под силу даже им.
— Хорошо, — согласилась Молли, — если ты хочешь посмотреть, кто тебе мешает?
Сэлли молча подняла подбородок, чтобы ошейник стал более заметен.
Пораженная Молли протянула руку и коснулась пальцев Сэлли.
— О, Сэлли, ты ведь не думаешь…
— Думаю.
Ящик для перевозки животных был унизителен сам по себе, но она и представить себе не могла, что, когда вылезет из него в Терминал-Сити, то ее возьмут на поводок. Мышление Неизменных оказалось на редкость узким. Они обвили шею Сэлли ошейником и отдали Гриффину контроллер. Он спрятал его в карман.
— Обещаю тебе, — сказал он, как только Неизменный отошел достаточно далеко, — никогда его не использовать.
Она протянула раскрытую ладонь.
— Положи его сюда, и я буду в этом совершенно уверена.
Гриффин выглядел смущенным.
— Не могу. Они ведь тут же узнают.
— Тебе что, это нравится? — возмутилась Сэлли. — Ты наслаждаешься!
— Конечно, нет.
Переругиваясь, они прошли сквозь транспортные ворота и попали в поселок.
Они помирились той ночью, спали вместе и даже занимались любовью. Но подозрения остались, и сутки спустя полная невеселых размышлений Сэлли отправилась прогуляться.
Млекопитающие выглядели удивительно, приходилось признать. Терминал-Сити, который она сначала приняла за конечный пункт, а впоследствии определила как зону карантина или передержки для дальнейшей пересылки животных куда-то еще, оказался набит чудесами. Взять хотя бы кинтоцериев — примитивных копытных, напоминающих оленя, с парой рожек возле глаз и еще одной — на носу. Сэлли не могла удержаться от смеха, завидев такую красоту. Прямо изобретение доктора Сьюсса [38].