Лейстер рассеянно улыбался. Он явно симпатизировал этому необычному ребенку. Видимо, Эсми напомнила ему о собственном детстве.
   — Подожди, — вдруг спохватился палеонтолог. — Я чуть не забыл.
   Его рука погрузилась в карман и вынырнула, сжимая акулий зуб, упавший в ладонь девочки. Та в удивлении смотрела на подарок.
   Родители Эсми, видимо, остались на танцы. Незнакомец предложил ей руку. Они удалились.
   Гриффин посмотрел им вслед и подумал, что сегодняшняя ночь не забудется ей никогда. Он помнил, как то же самое случилось с ним. Маленький Гриффин стоял перед фреской «Время рептилий» в музее Пибоди, в Нью-Хейвене [26]. Это, разумеется, случилось задолго до путешествий во времени, и изображения динозавров были настолько достоверны, насколько возможно в те годы. Сейчас он мог бы указать на сотню неточностей, но тем далеким, пыльным, солнечным утром в Атланте его детства он просто стоял, не сводя глаз с удивительных чудовищ. Очарованный, забывший обо всем на свете. Стоял, пока мама не утащила его за руку.
   Мысли об Эсми и ее дальнейшей судьбе испортили ему настроение. Внезапно Гриффин остро почувствовал каждый прожитый год, постоянные мелочные компромиссы, бесконечную необходимость угождать и выгадывать.
 
   Спустя несколько минут после ухода Эсми в зал влетела молодая девушка в коротком красном платье. Она, несомненно, пришла только сейчас, иначе Гриффин заметил бы ее раньше. Он заглянул в программу вечера, прочитал последнюю строчку, и сердце его екнуло.
   Как он и подозревал, это оказалась Эсми Борст-Кэмпбелл — на десять лет старше себя предыдущей.
   Эсми была красивым ребенком. И нечего удивляться, что она стала очаровательной девушкой.
   Эсми встревоженно оглядела зал. Ее глаза равнодушно скользнули по Гриффину, которого, судя по всему, она забыла много лет назад, но, заметив Лейстера, девушка просияла и бросилась в его сторону.
   Оркестр заиграл, люди начали танцевать. Гриффин издали наблюдал, как Эсми объясняет Лейстеру, кто она такая. На шее у нее висел акулий зуб на шелковом шнурке.
   — Что это за птичка щебечет с Лейстером?
   Гриффин обернулся. Позади стояла Сэлли. На ее лице играла странная улыбка.
   — Это грустная история.
   — Тогда поведай ее мне, пока мы будем танцевать.
   Она потащила его за руку в середину зала.
   Медленный танец есть медленный танец, что бы ни случилось. Скоро Гриффин почти забыл о своей грусти, однако Сэлли прошептала:
   — Я жду.
   Гриффин рассказал ей о девочке.
   — Это и правда грустно, — подытожил он. — Эсми переполняли любопытство и энтузиазм. Она могла бы стать великим биологом. Но ей «повезло» родиться в богатой семье. У девочки была мечта, а у родителей — слишком много денег, чтобы позволить этой мечте осуществиться.
   — Так пусть начнет сейчас, — сказала Сэлли. — Она же очень молода. Еще полно времени, чтобы все изменить!
   — Уже не начнет.
   — Откуда ты знаешь?
   Гриффин узнал это, просмотрев персональные дела ученых на сто лет вперед и не встретив среди них имени Эсми.
   — Это случилось. Или случится.
   — А почему она снова здесь?
   — Я думаю, Эсми переживает сейчас один из счастливейших моментов своей жизни. В последний раз ей всерьез верится, что она выберет свою судьбу сама, без оглядки на родителей.
   Сэлли внимательно наблюдала, как девушка в красном обвила руками шею Лейстера, пристально глядя ему в глаза. Палеонтолог казался озадаченным, даже немного напуганным.
   — Девица прямо-таки вцепилась в него.
   — Она никогда не добьется своей цели. Почему же не дать ей насладиться утешительным призом?
   — А Лейстер вроде как ее трофей? — желчно сказала Сэлли. — Хорошо же им будет вдвоем! Он, по-моему, так обалдел, что не помнит, как его зовут.
   — Не всегда все происходит так, как мы хотим.
   Некоторое время они танцевали молча. Но Сэлли не унималась, она положила голову Гриффину на плечо и продолжала расспросы.
   — И все-таки интересно, как Эсми смогла сюда вернуться?
   — Мы не афишируем подобные вещи, но иногда с нами можно договориться. За определенную плату и, естественно, под строгим контролем.
   — Расскажи мне, Гриффин, — как я смогла пронести детеныша аллозавра мимо всех твоих охранников?
   — Тебе просто повезло. Такое больше не повторится.
   Она отодвинулась и холодно посмотрела на него.
   — Не морочь мне голову. Все прошло как по маслу: холл был почти пуст, а твои люди поворачивались ко мне спиной. Я хочу знать почему?
   Гриффин улыбнулся.
   — Ну-у-у… Ведомый, как обычно, здоровым бюрократическим инстинктом, я решил, что вся эта секретность — предосторожность совершенно излишняя. Поэтому я кинул Монку несколько намеков и послал его к тебе.
   — Ты кошмарный тип. — Сэлли прижалась к нему теснее некуда. — Значит, ты заставил меня скакать через расставленные обручи, как цирковую собачку? Почему у вас все не как у людей? Все так запутано, перекручено.
   — Добро пожаловать в мой мир, — отозвался Гриффин.
   — Говорят, что женщина хотя бы раз в жизни должна влюбиться в настоящего подлеца. — Она заглянула ему в глаза. — Боюсь, мой подлец — ты.
   Он чуть отодвинулся от нее.
   — Ты пьяна.
   — Везучий, — промурлыкала Сэлли. — Выходит, ты везучий.
 
   Несколько часов личного времени спустя Гриффин вернулся в свой офис. Горел свет, а второй ключ мог быть только у еще одного человека.
   — Джимми, — произнес Гриффин, открывая дверь, — клянусь, мое тело болит в местах, о существовании которых я и не…
   Кто-то повернулся на его стуле.
   — Нам надо поговорить, — произнес Старикан. Гриффин застыл на пороге. Затем вошел, закрыв дверь.
   Направился к бару и налил себе бурбона. Старикан уже заглянул сюда, автоматически заметил Гриффин.
   — Я слушаю.
   Старикан взял со стола верхний рапорт и прочел вслух: «Перебежчик рассказал, что в числе тех, на кого будет организовано покушение, есть личности, значимые для выполнения Основного Проекта. Список их составлен руководителями ранчо, первые места в нем занимают наиболее известные ученые».
   Он уронил рапорт на стол.
   — Если бы ты удосужился прочитать это до бала, то знал бы, что верхние строчки списка, составленного нашими друзьями с ранчо «Святой Спаситель», занимают Сэлли и Лейстер. Под номерами, соответственно, один и два. Тебя бы не застали врасплох, и ты бы понял, что следует держать этих двоих на расстоянии друг от друга.
   — А что случилось? Вы предупредили нас о готовящемся покушении, Джимми поймал террористов, система работает. Между прочим, я имею право выбора тактики.
   Старикан встал, опираясь рукой на стол. «Интересно, сколько он уже выпил сегодня?» — мельком подумал Гриффин.
   — Мы еле поймали двух долбаных террористов, а «крот» до сих пор работает среди наших людей! Как они узнали о бале? Кто сказал им — какой ресторан будет обслуживать наших гостей? — Он хватил кулаком по груде рапортов. — Нет у тебя никакого выбора! Ну-ка читай все! Немедленно!
   Гриффин сел. Он умел читать очень быстро, но, чтобы впитать информацию полностью, потребовался почти час. Закончив, Гриффин закрыл глаза ладонями.
   — Вы хотите, чтоб я использовал Сэлли и Лейстера как наживку.
   — Да.
   — Зная, что с ними случится.
   — Да.
   — Отправить людей на верную смерть.
   — Да.
   — Это невероятно грязная игра.
   — С моей точки зрения, это была невероятно грязная игра. Но ты все равно сделаешь как надо. Я более чем уверен.
   Гриффин посмотрел на Старикана долгим тяжелым взглядом.
   Глаза сидевшего напротив одновременно и притягивали, и отталкивали. Темно-карие, погруженные в бесконечную сеть оставленных временем морщин. Гриффин работал со Стариканом много лет, с того самого момента, как был завербован, но до сих пор не раскрыл загадку его глаз. Под этим взглядом он чувствовал себя мышью, которую гипнотизирует кобра.
   Гриффин не попробовал свой бурбон. Когда он потянулся к стакану, Старикан опередил его и вылил содержимое назад, в графин, а затем убрал графин в бар.
   — Тебе это не нужно.
   — Вы-то пили.
   — Разумеется. Но я намного старше.
   Гриффин не имел понятия о том, сколько Старикану лет. Для тех, кто принимал участие в игре со временем, предусматривались продлевающие жизнь процедуры, а Старикан играл в эту игру так долго, что почти выиграл ее. Единственное, что Гриффин знал наверняка, — это то, что он сам и Старикан были одним и тем же человеком.
   Переполняясь злостью и отвращением, Гриффин спросил:
   — А вот интересно, что с вами будет, если я сейчас перережу себе вены?
   Воцарилась тишина. Старикан молчал. Возможно, он обдумывал последствия столь глобального парадокса. Их «спонсоры» набросились бы на них, как стая разъяренных пчел. Неизменные вырвали бы дар путешествий во времени из рук людей. Задним числом. Все, связанное с этим даром, было бы отрезано от реальности и превращено во временную петлю. Ксанаду и остальные размещенные в прошлом станции перешли бы в неопределенную область того, что «могло бы быть». Исследования и открытия сотен ученых испарились бы из памяти людей. В конечном итоге получилось бы так, что дело, на которое Гриффин потратил большую часть своей жизни, никогда бы и не начиналось.
   Не факт, что он пожалел бы об этом.
   — Помнишь, — сказал наконец Старикан, — тот день в Пибоди?
   — Вы же знаете, что да.
   — Я стоял перед фреской, всем своим сердцем — твоим сердцем — желая только одного: увидеть когда-нибудь настоящего, живого динозавра. Но даже тогда, в возрасте восьми лет, я понимал, что это невозможно. Потому что такого не бывает.
   Гриффин молчал.
   — Господь подарил тебе чудо, — сказал Старикан. — Ты не швырнешь это чудо обратно ему в лицо.
   С этими словами он ушел.
   Гриффин сидел неподвижно.
   Он думал о глазах Старикана. Глазах столь глубоких, что в них можно было утонуть. Глазах столь темных, что невозможно выяснить — сколько трупов лежит на их дне. После долгих лет работы со Стариканом Гриффин так и не понял — это глаза святого или дьявола.
   Гриффин не мог забыть эти глаза.
   Его собственные глаза.
   Презирая себя, он принялся за работу.

7
ЗАШИТНАЯ ОКРАСКА

   Тренировочная станция: мезозойская эра, период поздний триас, карнийский век. 225 млн. лет до н. э.
 
   Очень важно вести себя как подобает ученому. И для этого его специально тренировали. Поэтому, когда рано утром Гриффин со своим помощником, которого за глаза звали Ирландской Тенью, вынырнул из временного туннеля, Робо Бой знал, что надо делать и что говорить.
   — Ребята поймали карликового целофизиса в районе холмов, — сообщил он, принимая от прибывших удостоверения и тщательно сравнивая фотографии с лицами. — Все ужасно взволнованы.
   Робо Бой сверил имена со списком.
   — Этот зверь меньше двух футов длиной.
   Засунул документы в машинку для проверки подлинности и подождал.
   — Мы назвали его Nanogojirasaurus.
   Вспыхнула зеленая лампочка.
   — Но Мария думает, что это просто-напросто детеныш.
   Он отомкнул тяжелую стальную дверь, чтобы люди вышли из кабины. Монотонный дождь барабанил по крыше склада. Полки загромождали разнообразные ящики и коробки. А свет одной-единственной тусклой лампочки наполнял помещение странными тенями.
   — Почему стулья до сих пор не расставлены? — осведомился Гриффин. Он зажал запястье рукой, взглянул на нее и продолжал: — У меня нет времени, я заскочил сюда по дороге в индский век.
   — Вы должны были появиться только через два часа, — возразил Робо Бой, сверяясь с расписанием.
   Ирландец вынул расписание у него из рук, зачеркнул стоящее там время и написал новое.
   — Иногда события немного расходятся с существующими записями, — пояснил он. — Всего лишь мера предосторожности.
   Зажужжал сигнал, объявляя о новом прибытии.
   С тяжелым металлическим клацаньем появилась новая кабина. Робо Бой схватил свое расписание. Из кабины вышла Сэлли.
   — Ребята поймали карликового целофизиса в районе холмов, — сообщил он, протягивая руку за удостоверением. — Все ужасно взволнованы.
   — Это детеныш, — ответила Сэлли. — Я читала рапорт Марии Капорелли. Я же из второго поколения, забыл?
   Гриффину она сказала:
   — Нельзя сократить для меня всю эту бюрократическую процедуру?
   — Разумеется.
   Гриффин кивнул Ирландцу, тот подался вперед и отпер дверь. Сэлли шагнула в комнату. — Эй! — возмутился Робо Бой.
   Ирландец положил руку ему на плечо и спокойно сказал:
   — Позволь дать тебе маленький совет, сынок. Не надо прыгать выше головы. Ты большего добьешься в жизни, если чуть-чуть расслабишься.
   Робо Бой вспыхнул и, чтобы скрыть это, усердно заметался по комнате. Первым делом он поставил в ряд четыре стула. Затем разложил складной стол. Последним штрихом стали стаканы и графин с водой, которую предварительно охладили, подержав канистру около кабины.
   Совещание проводили на складе, потому что там было во много раз прохладнее, чем снаружи. Временной туннель действовал как поглотитель тепла, высасывая его из окружающего воздуха и отправляя в темноту неизвестности между станциями. Никто точно не знал, куда оно исчезает. Туннель смоделировали в виде многомерной трещины в пространстве, и никто еще не сообразил — как можно выйти за его стены.
   Пока Гриффин аккуратно раскладывал документы, а Сэлли наливала себе воды, Робо Бой вернул канистру на ее обычное место рядом с маячком времени. Этот маячок был одной из важнейших частей механизма по управлению временем. Именно он привязывал определенный туннель к определенному месту на временной шкале и, таким образом, ориентировал путешественников. Без него никто не смог бы попасть на станцию. Она бы просто потерялась — маленький островок человеческой жизни в бесконечном океане времени. Часто Робо Бой ловил себя на желании раздавить маячок и отсечь всех присутствующих от мира людей. Его останавливала лишь мысль, что он будет обречен провести остаток своих дней среди неверующих дарвинистов.
   Хлопнула дверь, ведущая наружу.
   — Ау! — Кто-то стоял, хлопая глазами, в ворвавшемся вместе с ним облаке жаркого, влажного воздуха. — Есть здесь кто-нибудь?
   Это оказался Лейстер. Он закрыл за собой дверь и повесил на крючок плащ. Повернулся, заметил Сэлли.
   — Привет, Лейстер. — На ее лице появилась и тут же исчезла дразнящая улыбка. Она демонстративно отвела глаза. Лейстер в свою очередь пробормотал нечто любезное и, глядя в сторону, со скрипом отодвинул стул.
   Что-то здесь происходит, отметил Робо Бой. Такое, о чем определенно знают все присутствующие. И этих двоих очень тяготит присутствие друг друга, их взгляды бродят по комнате, стараясь не встречаться. А все чувствуют возникшее напряжение, даже не отдавая себе в этом отчета.
   — Вы прекрасно знаете друг друга, — сказал Гриффин. — Но, несмотря на это, вы согласитесь, что Основной Проект настолько важен, что надо отбросить в сторону все личные чувства… — Он запнулся и обратился к Робо Бою: — Ты почему еще здесь?
   — Я провожу инвентаризацию. — Робо Бой махнул расписанием в сторону полок.
   — А нельзя заняться этим в другое время?
   — Можно.
   — Тогда проваливай.
   Робо Бой аккуратно сложил листочки, на которых было зафиксировано расписание прибытий, в конверт. Конверт запихал в специальный ящик. Снял с крючка плащ. Ирландец задумчиво наблюдал за ним, прислонившись к полкам и сложив руки на груди.
   Внезапный спазм страха прошил тело Робо Боя. Неужели вычислили? Да нет, если бы это случилось, его бы давным-давно арестовали. Он принял свой обычный упрямый вид, который его мать называла поросячьей рожицей, и вышел наружу, под дождь. Но перед этим Робо Бой отпустил дверь так, чтобы она хлопнула за его спиной.
   Он не оглянулся, будучи уверен, что Ирландец уже забыл о его скромной персоне. Робо Бой по опыту знал, что большинство людей не обращают на него внимания, считая непроходимым тупицей.
 
   — Привет, Робо Бой, — услышал он чей-то приветливый голос.
   С ним поравнялась Молли Герхард, кузина Лейстера. Девушка была в плаще с капюшоном, надетом поверх обычного наряда палеонтолога: рубашка, шорты цвета хаки, помятая шляпа.
   — Мое имя Раймонд, — сухо отозвался он. — Я понятия не имею, почему все упорно называют меня этой дурацкой кличкой.
   — Не обижайся, она тебе просто идет, вот и все. А я хочу спросить твоего совета.
   — Моего совета? Никто здесь не спрашивает моего совета.
   — Все говорят, что тебя часто переводили с место на место. Поэтому ты лучше всех знаешь, как это делается. Кстати, ты слышал последнюю сплетню?
   — Какую сплетню?
   — Насчет Сэлли, Лейстера и Основного Проекта.
   Робо Бой считал Молли не хуже и не лучше других. Легкомысленная болтушка, только и всего. Но даже ей он боялся показать свою заинтересованность в Основном Проекте. Поэтому Робо Бой глубоко вздохнул и, махнув рукой в сторону разбросанных в грязи палаток и подсобных помещений лагеря, спросил:
   — Скажи на милость, что ты делаешь в этой дыре?
   — Мне просто нравятся динозавры.
   — Тогда ты попала не по адресу. Карнийский век — это…
   Они подошли к палатке, где размещалась столовая. Собственно, туда Робо Бой и направлялся с самого начала.
   — Слушай, — предложил он, — давай зайдем внутрь, там все и обсудим.
   — Хорошо, — лучезарно улыбнулась Молли и, тряхнув рыжими кудряшками, вошла первой. Робо Бой последовал за ней, косясь на ее ягодицы. Он подозревал, что она не носит бюстгальтер, но ее рубашка была слишком свободной, чтобы Робо Бой мог проверить свою догадку.
 
   — Карнийский век — не место для любителей динозавров, — объяснял Робо Бой, прихлебывая чай. — Они очень редки, потому-то все так и сходят с ума от сегодняшней удачи. Основные обитатели здесь — архозавры [27] и синапсиды [28]. Они борются между собой за выживание, а ранние динозавры не представляют собой ничего серьезного. Но впоследствии случится забавная вещь: синапсиды получат сокрушительный удар в эволюционной лотерее, большинство видов вымрет окончательно и бесповоротно. Единственные, кто доживет до юрского периода, это млекопитающие, и то только потому, что займут нишу мелких животных. В ней они и застрянут до конца мезозоя и начала кайнозоя. Пока понятно?
   Молли утвердительно кивнула.
   — Прекрасно. Архозавры тоже начнут терять позиции, хотя крокодилы, например, будут чувствовать себя вполне неплохо. Но победителями выйдут динозавры. От триаса до мезозоя вся Земля будет принадлежать им. Однако важно осознавать, что динозавры — существа неконкурентоспособные.
   — Как это?
   — Они не завоевали свое место в борьбе с конкурирующими видами, стараясь приспособиться лучше, чем другие. Всего-навсего вулканические процессы, образовавшие Атлантический океан, изменили среду обитания так, что динозавры возвысились над своими соперниками. Им просто повезло.
   Робо Бой самодовольно сложил руки на груди. Можно гордиться отличным представлением. Он отбарабанил весь этот бред на одном дыхании, без ошибок и даже с ноткой снисходительности в голосе. Его удивило, как внимательно слушала Молли.
   И вдруг она неожиданно спросила:
   — Как ты думаешь, а меня могут взять на такую работу, как у тебя? На складе? Ведь для нее не требуется специальных знаний — знай управляй себе подъемником, верно?
   — Нет, не верно. — Робо Бой даже не попытался скрыть раздражение. — Подъемники используются на том конце туннеля, там у них полно энергии, а здесь я таскаю все на себе.
   Посылки приходили в виде тюков, привязанных к специальным щитам-поддонам. В этих поддонах он и измерял свою работу. Три поддона — легкий день, десять — надо звать на помощь.
   — Гружу и разгружаю без всякой техники.
   — Тяжко. И как же ты попал на эту должность?
   — Перевелся.
   Легко переходить с места на место, если ты усердный работник и готов вкалывать там, куда никто особо не стремится. Робо Бой старательно портил отношения со всеми окружающими, поэтому они и не расстраивались, когда он подавал заявление о переводе. Вот так Робо Бой вроде бы бесцельно перескакивал с одной станции на другую. А в итоге оказался здесь, в глубоком триасе, имея полный доступ ко всем прибывающим и отбывающим грузам и своей главной цели — временному туннелю.
   — А как ты вообще начал работать в прошлом?
   — Я получил степень магистра геологии. Естественно, с хорошими оценками. Написал работу, в которой сделал кое-какие предложения по достаточно важным вопросам. Начальству понравилось.
   — Да, на это я не гожусь, — со вздохом признала Молли.
   — Нет, наверное. Так что там по поводу Лейстера и Сэлли? — спросил Робо Бой, откинувшись на спинку стула и скрестив руки на груди. Он всем своим видом стремился показать, насколько мало его интересуют подобные проблемы.
   Молли легкомысленно хихикнула.
   — Их назначили руководителями экспедиции Основного Проекта. Вместе. Можешь вообразить себе, что из этого получится!
   — С трудом… Подожди минутку! Это же проект третьего поколения!
   — Их обоих продвигает Гриффин. Во всяком случае, он это предложил, а кто же ему откажет! Лейстер жил до 2034-го, поэтому ему придется перепрыгнуть в будущее. Бедняге будет нелегко: в своем времени у него много друзей-палеонтологов.
   — Я представить не могу, как эти двое поладят друг с другом. Кстати, кого назначат главой экспедиции?
   — Никого. Точнее — обоих. Один будет отвечать за лагерь, а второй — за исследования. К счастью для них, остальную часть группы составят недавние выпускники, такие зеленые, что даже не в курсе их дурацких взаимоотношений.
   — Угу, — буркнул Робо Бой.
   Про себя он удивился — откуда Молли так досконально знает всю подноготную этой истории. Вряд ли от вечно молчаливого Лейстера. Неужели у нее есть знакомые в администрации? Можно спросить напрямую, но это не будет соответствовало его образу туповатого зануды.
 
   Через три дня, во вторник, состоялся праздник в честь окончания тренировок на выживание. Развели огонь, зажарили большого ринхозавра, пиво лилось рекой. Все уселись вокруг костра, хотя ночь и оставалась пока теплой. Лейстер поднялся, произнес коротенькую речь и представил всем собравшимся приехавшую с лекцией исследовательницу.
   Сильвия Дэйвенпорт входила в число ученых третьего поколения. Она прибыла с Кольцевой станции, находившейся на сотни лет вперед. Сильвия встала, освещенная бликами огня, и начала рассказывать новичкам о метеоритной теории вымирания [29]. Робо Бой, сидя поодаль, презрительно слушал.
   Верхний триас был влажным и грязным. Особенно — тренировочный лагерь. Но Робо Бой не расстраивался. Где бы он ни работал, он все равно не покидал территории лагеря, исполняя привычную роль интенданта.
   — Мы видим, — говорила Дэйвенпорт, — что во время События выжило количество динозавров достаточное, чтобы в течение следующего тысячелетия вновь заселить Землю. Но уже через десяток лет мы наблюдаем резкое сокращение числа особей, а еще через столетие они вымирают окончательно. Почему? Ведь другие животные адаптировались! Более того, адаптировались даже родственные динозаврам птицы! Почему того же не сделали наземные виды? Нелетающие динозавры смогли пережить самые тяжелые времена. Что же сгубило их позже?
   Робо Бой подался вперед и прищурил глаза. Этот трюк он освоил еще в школе. Создавалось впечатление, что Робо Бой полностью поглощен лекцией и жадно впитывает каждое слово. На самом же деле его мысли бродили далеко отсюда.
   Он «выключил» голос выступающей. Прямо за его спиной Лейстер бормотал что-то сидящей подле него женщине — словно повторял то, что сказала Дэйвенпорт. Робо Бой «выключил» его тоже и с наслаждением погрузился в уютный мир своих собственных мыслей.
   Он презирал ученых за их болтливость, за то, что они легко перескакивают от предположения к предположению, спрашивают, обсуждают, фантазируют, в то время как истина лежит буквально у них под ногами — прочная, нерушимая, неизменная. Робо Бой никогда этого не понимал. Если бы он хотя бы на секунду допустил, что их несерьезный и полный соблазнов образ жизни может быть оправдан, из него улетучилась бы вся уверенность, оставив лишь растерянность и хаос. Подобные убеждения Робо Бой приобрел еще до своего третьего рождения в качестве полночного христианина. Теперь он привык относиться к ученым с иронией, общаться с ними, надев маску — маску недалекого и бесполезного человека, каким когда-то был на самом деле. Так его прошлая жизнь получила хоть какую-то ценность. Маскировка помогала двигаться к главной цели его новой жизни.