– Ты же Крутой Пришелец, а не я. Пошевели своими инопланетными мозгами и придумай что-нибудь.
Почему-то все думают, что если ты пришелец, то у тебя вместо мозгов компьютер.
Наши друзья и циклоп, тем временем сильно расшумелись. Великан нечленораздельно рычал, а Геркулес и Стелла осыпали противника отборнейшей руганью. Так что это была больше склока, нежели драка.
Поднятый ими шум привлек внимания местной шпаны, которая тоже контролировала этот район. В небо взвились черные птицы с огромными крыльями. Они сделали над горами круг, и вдруг камнем бросились к нам. Наташа взвизгнула. Я открыл рот, но из него не вырвалось ни звука. Единственно, что я успел, так это прикрыть своим телом девушку.
Не знаю, кто это, фурии или гарпии. Кажется все же гарпии. Короче, орлы-стервятники с женскими руками, грудью и головой. Только вместо волос у них тоже перья, как у индейский вождей. Суровые, по своему красивые лица. И что ни лицо, то Анна Ахматова.
И вдруг такая вот красавица от Чингачгука обняла меня, а ее губы приникли к моим губам.
Вот это поцелуй! Елы палы! У меня даже голова закружилась. Земля ушла из под ног. Ой! Что это? Мы летим? Точно, летим!
Фурия подняла меня в воздух, ее крылья шумно и гулко рассекали воздух, и мы летели. Растерянное лицо Наташи оказалось вдруг далеко внизу. Вслед нам смотрели мои друзья. Они уже и с великаном не дрались. Тот стоял рядом с ними и тоже глубокомысленно смотрел на нас, прикрываясь от солнца ладонью. Видно он не совсем понимал, что произошло. Все они стремительно удалялись. Метрах в двух от меня две гарпии несли Диогена. Философ болтал ногами и протягивал руки к земле.
– Наташа! – кричал он. – Я покидаю тебя не по своей воле. Мое сердце осталось в твоих ладонях. И не ревнуй меня. Я не соблазнюсь их красотой и останусь верен тебе!
Одна из фурий отняла у него фляжку и на лету стала из нее пить, другая заткнула философу рот поцелуем.
А горы все выше, а горы все круче, а горы уходят под самые тучи! Откуда это? Не помню. Высота такая, что память работает отвратительно. Так, какие-то невнятные куски, обрывки воспоминаний. Кажется, я даже забыл, как меня зовут. Ах да, вспомнил, я же Адал Атрейосс, герцог и этот, как его, президент пятой квинтсекции триста двадцать седьмого сектора. Супермужчина. Крутой Пришелец! Только сейчас вся моя крутизна куда-то бесследно исчезла. Остался только первобытный животный страх. Если эти летающие ведьмы меня уронят, то будь я хоть тысячу раз инопланетянин, останется от меня только мокрое место.
Но дальше началось вообще что-то невообразимое. Откуда-то сбоку послышалось пронзительное карканье и громкое хлопанье крыльев, и наш курс пересекли еще пять гарпий.
– Эй, Пенелопа! – закричала одна из них хриплым, как у вороны голосом. – Можно поздравить тебя с добычей?
– Ты свой глаз на моего петушка не ложи! – прокаркала в ответ моя гарпия.
Господи! Неужели и тут то же самое? Не надо! Прошу вас! Не надо. Эта курица с женской головой, что тоже хочет, чтобы я с ней что-то имел? Надеюсь, они имеют в виду не секс? С какой стороны к ним подходить-то? Это уже не зоофилия, это уже орнитофилия получается. Нет, тогда уж лучше вернуться к Флоре. Хотя, нет. Она меня уже не любит. Променяла на мужика с конским низом. Вряд ли после этого она уже сможет иметь дело с обыкновенным парнем. В этом мире все извращенцы!
– Не жадничай, Пенелопа! – опять закаркали гарпии. – Нам тоже хочется отведать свежей человеченки.
Ни фига себе! Так они что же, нас съесть хотят? А что, секс отменяется?
– Эй, а собственно говоря, куда мы летим? – завопил я. – Лично мне надо в Израиль, и если вы будете так любезны, и отвезете меня туда, буду очень обязан.
– Я несу тебя в свое гнездо, – ответила гарпия Пенелопа. – Если конечно мои подружки дадут нам долететь.
Подружки Пенелопы явно были настроены по-боевому. Они выстроились в клин и молнией набросились на нас. Визжали они при этом как пожарные сирены. Нет, как идущие на таран мессершмидты! У меня даже уши заложило. Но потом начался настоящий кошмар, потому что они схватились за меня со всех сторон и стали тянуть.
– Мама! – закричал я.
– Наташа! – закричал где-то рядом Диоген.
Спрашивается, кто из нас по-настоящему любит Наташу Серебрякову? Я или он? Получается, он. Ну, Купидон, погоди!..
Да, еще неизвестно, дождется ли кого-нибудь из нас Наташа. Гарпии устроили в небе самый настоящий бой. Они громко вопили и дрались друг с другом за право обладания нами.
Кошмар! Так жестоко даже отпетые уголовники не машутся! Они по-настоящему били друг друга по морде, с хрустом разбивали носы (понятно теперь, откуда у них такие кавказские профили!), сшибались, так что вокруг только перья летели. Перья и куски нашей одежды. Что, думаете, нам с Диогеном приходилось только наблюдать? Фигушки! Это вам не кинотеатр со стереозвуком. Все пришлось испытать на собственной шкуре. Я пару раз словил по физиономии, несчетное количество ударов по ребрам, а уж царапин и ссадин и вовсе не счесть. Когти на ногах у гарпий словно ножи. Запросто могут вырвать из груди сердце. В первые же минуты Пенелопа потеряла меня, и я оказался в руках и лапах Маргариты. Потом у Сусанны, и, наконец мною овладела Леопольдина, самая крупная из гарпий. Это была по-настоящему громадная гарпия. Динозавр! Почему? Да потому что одной рукой она схватила под мышку меня, в то время как под другой мышкой у нее уже болтался отнятый у кого-то Диоген. Она появилась неожиданно и самой последней, но рядом с остальными истребителями это был тяжелый бомбардировщик СУ-36. Она с легкостью разметала Пенелопу и ее неудачливых конкуренток и полетела, куда мы уже понять не могли. От страшной болтанки и всего пережитого я уже ничего не понимал. И вообще меня так укачало, что я даже про боль забыл, так было плохо. Мне хотелось только одного – лечь и тихо умереть.
Позади нас летели обиженные гарпии и пытались договориться с Леопольдиной.
– Ты, ублюдина! – надрывалась Пенелопа. – Сейчас же отдай мою добычу. Или, когда тебя не будет, я из твоего гнезда все яйца повыкидываю!
Леопольдина презрительно отмалчивалась.
– Ну, дай хотя бы заднюю ногу! Или руку!
Диогена вырвало, и его красная после вина блевотина упала на Сусанну, которая как раз летела под нами.
– Этот толстяк принадлежал мне! – зарыдала Сусанна. – Могу я хотя бы рассчитывать на потроха? Леопольдина, милочка! Я всегда делилась с тобой. Обещаю искать у тебя блох в перьях всю зиму!
– Так нечестно! – каркали остальные гарпии, всякие Маргариты, Арестиды и Парминии. – Оставьте нам хотя бы по стакану крови.
Диогена вырвало снова.
– Леопольдина, милочка! – завопил я. – Не слушай их. – Мы будем принадлежать только тебе.
– Это я и без тебя знаю! – спокойно ответил наш птеродактиль.
Еще через минуту она приземлилась и сбросила нас в свое заваленное снегом гнездо. Остальные гарпии еще несколько минут каркали, но потом увидели, что с Леопольдиной им не договориться, и улетели прочь. Леопольдина сложила крылья и прошлась по каменному выступу, на котором находилось гнездо. Критически нас рассматривала. Мы ее.
Что делается? Я еще до сих пор не успел привыкнуть к виду кентавра, а сейчас передо мной важно, как курица, расхаживала слоноподобная птица с человеческой головой руками и большими, словно накаченными силиконом, сиськами. Есть от чего сойти с ума.
– Я вас сейчас жрать не стану, – сказала после непродолжительного молчания Леопольдина и громко рыгнула. Слава Богу, в настоящий момент она сыта. – Сначала посплю. А вы тут не шумите, а то я рассержусь.
Гарпия неуклюже пригнездилась прямо в снегу, сунула голову под крыло, и вскоре оттуда донеслось невнятное сопение. Через несколько минут сопение сменилось громким и протяжным храпом, от которого на соседней горе произошел снежный обвал.
Когда я увидел, что гарпия крепко спит, то осторожно поднялся и подошел к краю каменного карниза. Глянул вниз и отшатнулся. Самоубийством пока заниматься не хотелось. Я вернулся в гнездо к Диогену.
– Отсюда не выбраться, – сказал я философу. – Положение наше практически безвыходное. Что там об этом толкует философия?
Диоген обнял меня и зарыдал, пытаясь, что-то сказать. Но говорить он не мог, только мычал и дергал головой от боли. Я глянул на моего соперника и ахнул.
Бедный Диоген! Он пострадал намного больше, чем я. Нос у него был разбит и сломан, челюсть свернута набок, не давая возможности говорить, все тело в царапинах и ссадинах, из которых ручьями лила кровь. Диоген держался за бок, и я заподозрил, что у него переломаны ребра. Мое тело тоже представляло собой сплошную боль. Но переломов не было. И то ладно. А так, положение плачевное. Что, значит, попасть в бабью драку!
Так, в первую очередь надо остановить кровотечение. Иначе запросто может быть сепсис. Неизвестно, чистые ли у гарпий когти.
Я набрал снега и стал промывать раны себе и Диогену. Не очень это приятно, скажу честно. Но не хуже йода или зеленки, это точно. Там жжет и щиплет, здесь то же самое. Жаль, спирта нет. Но тут уж ничего не попишешь. Где же его взять? Может у нашей гарпии вино есть? Нет, лучше ее об этом не спрашивать. Зачем нам неприятности?
Диоген только стонал, когда я ему промывал раны и останавливал кровь. Да, ран много и все глубокие. Как я там делал во Флоринополе? Надо сосредоточиться. Нет, главное, расслабиться…
Через минуту тело Диогена было чистым, как у ребенка. Ни одной царапины. Даже былые шрамы бесследно пропали. Как потом рассказал сам философ, это были рубцы от ударов плетьми, которыми велел его наказать тиран Сиракуз Пампуний Жестокий. Ребра – ни одной трещины!
Затем я вправил ему челюсть. Хотя долго не мог ухватиться, потому что Диоген дергался и вырывался. Он оказался из тех, кто до смерти боится врачей и не признает хирургию. Мне удалось его заставить не двигаться только, когда я пригрозил, что выкину его в пропасть. Он затих на секунду, обдумывая мою угрозу, верить ли ей или не верить. Решил не верить. Но было уже поздно. Собравшись с силой, я поставил ему челюсть на место. Диоген охнул, а потом, через несколько секунд широко улыбнулся:
– Асклепий! – В глазах у него горел огонь подлинного восхищения моим врачебным искусством. – Бог врачеватель! Я могу говорить. И у меня ничего не болит.
– Остался нос, – сказал я.
– Нос? А что нос? Что с ним?
– Он сломан.
Диоген расстроился. Из глаз его полились слезы, губы задрожали.
– Ну, ну! – похлопал я его по щеке. – Относись к этому по-философски. Сейчас я попробую что-нибудь сделать.
Я стал осторожненько ощупывать Диогену нос. Да, перегородки сломаны, носовые пазухи погнуты, переносица ушла внутрь. Да, тяжелый случай. Но не смертельный.
– Теперь ты похож на Бельмондо, – попытался я успокоить плачущего и стонущего от боли философа. – Женщины от него тащатся.
– Как же теперь на меня глянет Наташа? – прорыдал Диоген. – О, моя несравненная красавица! О моя гордость, мой греческий нос! Как же я буду без тебя? И даже нечем горе залить. Моя драгоценная фляга утеряна.
Первый раз вижу, чтобы так убивались из-за сломанного носа. Да и греческим носом называть ту картошку, которая была до недавнего времени у Диогена, несколько необдуманно. Хотя, каждый волен думать о себе что хочет.
Я продолжал ощупывать нос Диогена, и по мере того, как мои пальцы исследовали его носовую область, Диоген переставал плакать и стенать.
– Что, полегчало? – поинтересовался я.
– Ты знаешь, Адал, да. Мне намного легче. Совсем не болит. У тебя волшебные руки. Если бы ты еще сделал все, как было, я был бы счастлив.
– Как было? – усмехнулся я. И вдруг мне чертовски сильно захотелось вернуть Диогеновскому носу былую форму. – Попробуем.
Я нажал пальцами, внутренне ожидая, что сейчас раздастся дикий крик, а то и удар. Нет, никаких ругательств и проклятий не последовало. Диоген сидел и стоически терпел мои действия. Я нажал сильнее. Тот же эффект. Тогда я стал мять нос и лицо философа, словно это была мягкая глина или пластилин. Чудо? Чудо. Называйте это, как хотите. Но не прошло и десяти минут, как я вернул Диогену его прежнюю внешность. Нет, не прежнюю. Наоборот, он стал еще симпатичнее. Философ быстро сообразил, что к чему и сам попросил гнусавым шепотом:
– Убери курносость, пожалуйста. Страсть, как надоело быть курносым. Во всей Греции нет ни одного курносого философа, кроме меня.
Я убрал, и чуть уменьшил ноздри и прибавил, опять же по просьбе Диогена, горбинку. Она, якобы придаст его облику мужественность. Хм, действительно придала. Им теперь можно запросто пугать детей. Но Диоген был счастлив и прямо сиял, как снег на вершине окружающих нас гор.
– Готово! – сказал я и вытер пот с лица.
– Здорово! – каркнул за спиной голос.
Мы оба вздрогнули. Увлекшись косметической операцией, как-то совсем позабыли про гарпию, и даже не обратили внимания на то, что она давно перестала храпеть. А она, как оказалось, все это время внимательно наблюдала за моими действиями.
– А вот я хочу курносый нос! – заявила она, подходя ко мне. – Когда-то в детстве, когда я только что вылупилась из яйца, он у меня таким и был. Но потом борьба за жизнь, неизбежные эволюционные процессы, то да се… в общем, теперь уже не то. – Гарпия грустно вздохнула. – А я так мечтаю снова стать курносой девочкой. Можешь?
Я внимательно с лап до головы осмотрел Леопольдину.
– Сделаем!
Операция шла минут пятьдесят или сорок, точно не припомню. Пришлось повозиться и попотеть. Организм не совсем знакомый, к тому же у меня самые поверхностные знания по ветеринарии. К тому же, когда я с грехом пополам справился с ее носом и сделал его таким, каким его задумала матушка природа, и получился он действительно очень даже неплохим, Леопольдина вдруг потребовала, чтобы я сделал ее черные перья белыми. Сначала я растерялся. Но потом проник в ее подсознание, мысленно провел необходимые анализы, проследил схему строения ее ДНК, сделал необходимые изменения, а именно, поменял генетический код, структуру желез, сегментацию и пигментацию, и прямо на глазах, наш динозавр стал превращаться в прекрасную принцессу-лебедь. И все за очень короткий промежуток времени. Фантастика! Толстые мускулистые руки ее стали по-девичьи нежными, тонкими и грациозными. И никаких ужасных когтей! Грудь. О, что это за грудь! Достойна кисти Рафаэля и резца Родена. Ее бы на обложку «Плэйбоя»! Сам бы купил. А лицо! Это же лицо богини. Венера и Афродита в одном облике. Это, все, что касается человеческих черт. С птичьими все тоже было о, кей. Даже больше. Перья отливали серебром и золотом и ослепительно сверкали на солнце. Я даже сам удивился тому, что сотворил. Даже на несколько секунд наполнился гордостью.
Преобразившаяся Леопольдина полетела на соседнюю скалу, которая была покрыта гладким прозрачным льдом, и стала глядеться в нее словно в зеркало. Не могла оторваться от своего отражения наверно целый час. Так что мы с Диогеном даже устали и изрядно продрогли. Когда же она вернулась, то схватила меня в объятья.
Опять поцелуй! Как же они любят целоваться! И как классно они это делают!
– Девочки! – звонким, словно колокольчик голосом, стала созывать Леопольдина своих подруг гарпий. – Летите сюда. Гляньте на меня! Это же я, Леопольдина!
Гарпии слетелись, словно вороны и раскаркались на всю округу. Долго не могли поверить, что Леопольдина это Леопольдина, а когда разобрались, в чем дело, тут же выстроились в очередь на операцию. Было их штук сорок. И все женшины.
Ох, и потрудился я! Как хирург на бородинском сражении. Первые пять операций заняли у меня по полчаса каждая и пятиминутные перерывы. Зато, когда я набил руку, дело пошло быстро и весело, как у рабочего на конвейере. Трудился всю ночь, так что к утру еле держался на ногах. Но скажу сразу, моральное удовлетворение от своей работы получил полное. Столько сотворил красавиц, у самого в глазах замелькало. И каждая благодарила меня поцелуем. Диогена гарпии тоже целовали за компанию. Он конечно отбивался. Кричал, что только одна женщина имеет на это право. Но все же сдался. Кто же перед таким устоит? Губы у нас распухли и сильно болели.
– Наташе ни слова! – заключили мы тайный договор.
Гарпии опять выстроились перед нами, только в этот раз, это больше походило на конкурс красоты, и Леопольдина спросила певучим и сладострастным голосом:
– Что мы можем сделать для тебя, чудотворец?
Вот это уже деловой разговор. И хотя мы от усталости валились с ног, я ответил не раздумывая:
– Если вас не затруднит, не могли бы вы доставить меня и моих друзей в Землю Обетованную, что лежит за горами?
– Это в Израиль что ли?
– Ну да. Если быть совсем точным, то в город Ерихон.
– Конечно, о чем разговор! – воскликнула Леопольдина. – Не пройдет и дня, как вы там будете.
Она взмахнула могучими крыльями, схватила меня в объятья, словно мать младенца, а руки ее остались по прежнему невероятно сильными, и взмыла в воздух. Рядом закружилась Сусанна с Диогеном в руках и остальные красавицы. Все сорок штук. От их хлопающих крыльев и прекрасных лиц у меня зарябило в глазах.
– Сначала к моим друзьям! – скомандовал я.
И гарпии понесли нас на то самое место, откуда мы были ими похищены. Там я к своему великому счастью и обнаружил моих друзей, которые от горя и отчаяния почти потеряли головы. Они понуро сидели рядом с великаном, который лежал на земле лицом вниз со связанными за спиной руками (все-таки Стелла и Геркулес его вырубили), и изредка с тоской в глазах поглядывали в ту сторону, куда нас унесли ужасные создания. А перед ними лежала непреодолимая пропасть. И было такое чувство, что они сидят и раздумывают, а не броситься ли им вниз. Геркулес сидел в центре, по бокам от него Наташа и Стелла. Трио очень живописное. Жаль, что я не художник. Обязательно бы написал полотно и назвал бы его «Отчаяние».
Когда мы приземлились рядом с ним они еще больше потеряли головы, только в этот раз уже не от горя, а от счастья.
Сначала ребята даже не поняли, что произошло. Так и сидели с опущенными вниз головами и смотрели в пропасть. Когда появились гарпии, они глянули на них без всякого интереса, и снова уставились в пропасть. И только когда я крикнул:
– Эй, что же вы нас так плохо встречаете? Не вижу радостных лиц и шикарных букетов, а где приветственные речи?
Наташа первой вскочила на ноги и запрыгала, как одержимая.
– Сережка! Ты? – закричала она, и я даже с расстояния в двадцать метров увидел, на ее лице слезы. Сердце мое забилось от счастья.
Когда же я оказался на земле, целый и невредимый, она подбежала ко мне и, клянусь, что это правда, осыпала мое лицо поцелуями.
– А меня? – тут же взвыл Диоген, брошенный на землю Сусанной рядом со мной.
Наташа лишь рассмеялась в ответ. Говорить она уже ничего не могла, только смеялась и плакала и оглядывала меня с ног до головы, словно не верила, что это я это я. У меня тоже пропал дар речи. Слова сначала застряли в глотке, а потом куда-то исчезли. Кажется, чего проще? В голове тут же промелькнул воображаемый диалог меня с самим собой:
«Скажи! Скажи, что ты ее любишь. Сейчас самый подходящий момент. Она так рада. Неужели, болван ты этакий, не видишь, что и она тебя любит? Так не смотрят на тех, кого не любят».
«Любит? Неужели? А может быть она просто радуется, что я вернулся? Кто кроме меня может вернуть ее обратно домой?»
Так я подумал, и сам себе не поверил. А все равно сказать ничего не смог. Стоял как дурак, держал Наташу в объятиях и молчал. Ну просто ступор на меня нашел. За что мне все это?
Наташка, словно угадав мои мысли, вдруг смутилась, отпрянула от меня и опустила глаза. Тут же к ее ногам, оттолкнув меня в сторону, свалился Диоген и стал целовать землю, на которой виднелись ее следы.
– Прекраснейшая! – кричал он. – Только мысль о тебе давала мне сил пройти это испытание. Геркулес, налей мне, дружище, иначе мое сердце не выдержит столь великого счастья и разорвется на куски.
Вокруг громко хлопали крыльями и что-то бурно обсуждали гарпии. Почему-то они походили на стаю домашних гусей. Тут, прорвавшись сквозь них, ко мне подбежали Геркулесь и Стелла. Она тоже начали обнимать меня и хлопать по плечам. Они громко радовались моему чудесному спасению и возвращению.
– Ну и поволновались же мы! – кричал Геркулес. – Слов нет! Сколько слез пролили! А этого, – он кивнул на великана, – чуть не убили. Только вот пытки достойной не успели придумать. А так бы…
– Сегодня самый счастливый день в моей жизни, – говорила Стелла и я первый раз услышал, что ее голос может дрожать, – если не считать дня, когда я давала присягу твоему отцу, Адал.
В общем мы еще минут пятнадцать радовались встрече, потом я быстро и коротко рассказал, каким образом нам удалось избежать смерти, и друзья слушали мою удивительную историю с открытыми ртами.
– Так что теперь мы очень скоро окажемся в Израиле! – Такими словами закончил я свой рассказ.
И мы спешно начали собираться. Геркулес и Стелла весело болтали. Наташа молчала. В мою сторону она даже не смотрела. Правда, на Диогена, который вертелся вокруг нее как преданная собачонка, и все пытался продемонстрировать свой новый героический профиль, она тоже внимания не обращала. Но я видел, что настроение у нее резко переменилось. Я не узнавал Наташу. Словно передо мной была совсем другая девушка. Видимо что-то в ее душе произошло, пока меня здесь не было. Надо же! Какая досада, что я и в этот раз прокололся. Мне даже послышалось, как где-то поблизости нехорошим словом выругался невидимый Купидон.
Перед самым отлетом я велел Стелле и Геркулесу освободить циклопа. Парочка сначала ни в какую, даже пришлось прикрикнуть на них. Они ворча подошли к напуганному верзиле и разрубили веревки на его руках.
– Ноги сам развяжешь, – сказал Геркулес. Он не удержался и все-таки пнул верзилу под ребра. Тот охнул, а Стелла удовлетворенно фыркнула.
Потом был полет. Очень необычный полет. Хотя, что тут такого? На кентаврах мы скакали, почему бы не прокатиться на гарпиях? К тому же они теперь такие симпатичные и милые создания. Сама кротость и доброта. Да еще всю дорогу услаждали наш слух прекрасным пением. Они больше не издавали того ужасного карканья, а пели великолепными поставленными голосами, не хуже Мансерат Кабалье. А мы сидели на них верхом и наслаждались удивительными пейзажами, которые расстилались под нами. Оба солнца светили нам в спины.
К вечеру горы стали мельчать. Мы преодолели последний самый высокий и практически непроходимый снежный перевал, дальше горы уже не были покрыты снегом. Сначала протянулась гряда голых темно-серых скал, между которыми зияли черные пропасти и затянутые седыми туманами ущелья, за ними показались вершины покрытые зеленью трав и кустарников. Вдалеке побежала вдаль живописная равнина, а на горизонте сливалась с небом темно-синяя полоска моря, и где-то на берегу в центре всего этого великолепия засверкали в солнечных лучах желтые камни городских стен.
– Ерихон! Град Израилев! – объявила Леопольдина.
– Так держать! – оживился я. – Полный вперед!
Гарпии замахали крыльями и устремились к городу. Сердце мое забилось в предвкушении чего-то важного, если не сказать великого. Там впереди меня ожидает судьба.
Не буду рассказывать, как мы расстались с гарпиями. Ничего примечательного в этом не было. Они опустились прямо у городских ворот, где как раз расположился небольшой импровизированный рынок. Рынок хоть и был небольшим, народу на нем было предостаточно. Толкучки существуют во все времена и во всех мирах. Так что, когда мы вдруг на бреющим полете спикировали вниз, толпа продавцов и покупателей с дикими криками, давя и роняя друг друга, стала разбегаться в разные стороны. Видимо в здешних краях гарпий не видали, потому что паника поднялась нешуточная. Стражники у ворот стали дудеть в трубы и что-то громко кричать. Что именно они кричали, понять было трудно, потому что кричали и галдели все. В том числе и гарпии. Девицы видимо сами испугались того эффекта, который произвели на бедных ерихонцев. Поэтому вместо того, чтобы спокойно сесть на землю и дать нам возможность сойти, они стали метаться, как перепуганные голуби над площадью, чем еще больше распугали людей. Те просто обезумели. Они бегали туда сюда, падали, кричали, сшибали прилавки и палатки, под ноги им катились различные овощи и фрукты, спотыкаясь о которые многие кувыркались и падали. Были тут старики, женщины, дети, а также лошади, буйволы, ослы и верблюды и конечно же собаки без счета. Животные перепугались не меньше людей, а может быть и больше и тоже стали мычать, ржать, реветь и лаять на все голоса. Последними начали кричать мы, потому что гарпии ни с того ни с сего вдруг стали сбрасывать нас вниз. Их конечно можно понять. Теперь это были вовсе не те хищные создания, что прежде, а милые кроткие и добрые девушки, весьма стеснительные и пугливые. Однако нам от этого легче не стало. Думаете, такое удовольствие, когда тебя сбрасывают с двадцатиметровой высоты да еще и без парашюта?
К счастью гарпии, хоть и утратили свою смелость и решительность, не потеряли находчивости. Я это понял, когда упал прямо на самый большой шатер, стоящий в центре рынка. Крыша шатра, который был туго натянут, сработала как батут. Упав на нее, я тут же взлетел снова, потом опять вниз, снова вверх. Когда же я перестал летать, рядом упали Стелла с Наташей, и от их удара крыша вновь подбросила меня вверх. Когда я летел вниз, то встретился с девушками, которые летели мне навстречу. Мы чудом не столкнулись. Затем к нам присоединился Геркулес. Так мы вчетвером и летали вперемешку, пока наши полеты не прекратил Диоген.