Страница:
– Сахар это те же соль и спички. Читал, как в гражданскую войну за них отдавали фамильные бриллианты? Сахар из той же категории, – убеждал Антон и вдруг сказал: – А я, кстати, в школьные каникулы в Артеке отдыхал.
Поездка домой была желанной и пугающей. Из писем и телефонных звонков я знал, что дома все в порядке. Старшая сестренка с отличием окончила университет и работала на местном хлебозаводе экономистом – именно там, куда так хотела пристроить меня мама. От моего предложения переехать в столицу категорически отказалась, в родном городе у нее, видите ли, есть любимый. Как быстро летит время, уже невеста!
Младшая сестра оканчивала школу и еще не определилась со своим будущим. Я знал, что меня она ждет с большим нетерпением, потому что хотела получить одобрение и материальную поддержку на поступление в школу моделей. Придется заняться прочисткой мозгов. Нелегкая, скажу я вам, работенка предстоит. Любая женщина мечтает каждый день менять свои наряды, это у них как болезнь. Но когда за это еще и деньги платят, показывают по телевизору, печатают в журналах, у них от этого, как любил выражаться Сироп, «крыша конкретно отъезжает, натурально». Будем вправлять.
Родной город встретил меня грязными улицами, запущенными садами и огородами. При въезде все еще стоял монумент с надписью «СЛАВА КПСС», у буквы «В» отвалилась бетонная перекладина, и получилось «СЛАБА КПСС».
...Моя спортивная машина смотрелась в городе неуместно, горожане провожали ее завистливыми и ненавидящими взглядами. Из окон многоэтажек торчали трубы буржуек: мама писала, что городская котельная давно отключена.
Проезжая мимо знаменитого дома бабушки Фаи, я остановился. На ее дворе вот уже более сорока лет стоит памятник Сталину.
Он по-прежнему величественно возвышался над помидорами и огурцами. Давно не крашенная шинель отломилась у нижнего края, а указательный палец на правой руке был безвозвратно утерян еще во времена моего детства. Я вспомнил об этом, прочитав недавно статью в газете о бабушке Фае и ее личном памятнике. Когда-то, в конце пятидесятых, после того как памятник выбросили из актового зала районного дома культуры, она притащила его во двор в тележке, запряженной упрямым ослом, категорически не желающим тянуть такую тяжесть. По пути домой Сталин умудрился сломать ей руку, но она его простила. Перепуганный хирург, накладывавший гипс, пытался направить ее к психиатру, когда в ответ на вопрос: «Как это произошло?» – она бесхитростно ответила: «Сталин сломал». И вот теперь баба Фая стала местной достопримечательностью.
Она обрадовалась, узнав меня.
– Рада видеть тебя, сынок. А я поначалу подумала, опять коммунисты или грузины пожаловали. – И, видя мое удивление, пояснила: – Все хотят Сталина купить. Не продается!
– Как вы живы-здоровы, баба Фая, как ваши дочери?
– Живу потихоньку, а доченьки... – тут она поникла. – Старшая как уехала в Магадан на заработки еще в застойные времена, так и пропала, ни слуху ни духу. А младшая, – она обреченно махнула в сторону дома, – пьет беспробудно. Поэтому и не приглашаю в дом, не обижайся.
– Да нет, спасибо, я еще у своих не был, – захотелось сделать ей что-нибудь приятное. Я протянул ей деньги, столько, чтобы хватило не только на краску. – Вы теперь у нас знаменитость, а памятник некрашеный стоит. Держите, купите краску и приведите вождя в порядок. Это мой вклад в сохранение памятника истории.
Наконец я добрался до дома родителей. Старики порадовали. Ухоженный добротный дом, красивый палисадник, усердно дымящиеся трубы дома и бани. Гордый отец демонстрировал свои успехи в освоении целинных и залежных земель огорода, а мама наготовила столько еды, что хватило бы на роту солдат.
– Они каждый день к нам приходят, по двое, – пояснила мама, – работают на огороде и обедают. Командир даже спасибо сказал за это. Голодная армия, даже в войну такого не было!
– Развалили великую страну! – подхватил отец. – Мы живем хорошо, с твоей помощью, конечно, а что творится у соседей, сердце болит. Единственное предприятие работает, сахарный завод, и за то, чтобы туда устроиться, люди отдают по два месячных оклада! Мы опять вернулись к крепостному строю. Об одном жалею, – не унимался отец, – что не купил в свое время тебе «Волгу». Решил отложить на старость. Знаешь, во сколько превратились мои накопленные восемнадцать тысяч рублей? В тринадцать долларов! На похороны не хватит.
Мне понадобилось немало усилий, чтобы успокоить стариков.
– Как на войне, – подытожил отец, – главное выжить.
РИМА. Не для кого-то и не ради чего-то
ОЛЕГ. Тенденция к вырождению
РИМА. Лопнувший нарыв
Поездка домой была желанной и пугающей. Из писем и телефонных звонков я знал, что дома все в порядке. Старшая сестренка с отличием окончила университет и работала на местном хлебозаводе экономистом – именно там, куда так хотела пристроить меня мама. От моего предложения переехать в столицу категорически отказалась, в родном городе у нее, видите ли, есть любимый. Как быстро летит время, уже невеста!
Младшая сестра оканчивала школу и еще не определилась со своим будущим. Я знал, что меня она ждет с большим нетерпением, потому что хотела получить одобрение и материальную поддержку на поступление в школу моделей. Придется заняться прочисткой мозгов. Нелегкая, скажу я вам, работенка предстоит. Любая женщина мечтает каждый день менять свои наряды, это у них как болезнь. Но когда за это еще и деньги платят, показывают по телевизору, печатают в журналах, у них от этого, как любил выражаться Сироп, «крыша конкретно отъезжает, натурально». Будем вправлять.
Родной город встретил меня грязными улицами, запущенными садами и огородами. При въезде все еще стоял монумент с надписью «СЛАВА КПСС», у буквы «В» отвалилась бетонная перекладина, и получилось «СЛАБА КПСС».
...Моя спортивная машина смотрелась в городе неуместно, горожане провожали ее завистливыми и ненавидящими взглядами. Из окон многоэтажек торчали трубы буржуек: мама писала, что городская котельная давно отключена.
Проезжая мимо знаменитого дома бабушки Фаи, я остановился. На ее дворе вот уже более сорока лет стоит памятник Сталину.
Он по-прежнему величественно возвышался над помидорами и огурцами. Давно не крашенная шинель отломилась у нижнего края, а указательный палец на правой руке был безвозвратно утерян еще во времена моего детства. Я вспомнил об этом, прочитав недавно статью в газете о бабушке Фае и ее личном памятнике. Когда-то, в конце пятидесятых, после того как памятник выбросили из актового зала районного дома культуры, она притащила его во двор в тележке, запряженной упрямым ослом, категорически не желающим тянуть такую тяжесть. По пути домой Сталин умудрился сломать ей руку, но она его простила. Перепуганный хирург, накладывавший гипс, пытался направить ее к психиатру, когда в ответ на вопрос: «Как это произошло?» – она бесхитростно ответила: «Сталин сломал». И вот теперь баба Фая стала местной достопримечательностью.
Она обрадовалась, узнав меня.
– Рада видеть тебя, сынок. А я поначалу подумала, опять коммунисты или грузины пожаловали. – И, видя мое удивление, пояснила: – Все хотят Сталина купить. Не продается!
– Как вы живы-здоровы, баба Фая, как ваши дочери?
– Живу потихоньку, а доченьки... – тут она поникла. – Старшая как уехала в Магадан на заработки еще в застойные времена, так и пропала, ни слуху ни духу. А младшая, – она обреченно махнула в сторону дома, – пьет беспробудно. Поэтому и не приглашаю в дом, не обижайся.
– Да нет, спасибо, я еще у своих не был, – захотелось сделать ей что-нибудь приятное. Я протянул ей деньги, столько, чтобы хватило не только на краску. – Вы теперь у нас знаменитость, а памятник некрашеный стоит. Держите, купите краску и приведите вождя в порядок. Это мой вклад в сохранение памятника истории.
Наконец я добрался до дома родителей. Старики порадовали. Ухоженный добротный дом, красивый палисадник, усердно дымящиеся трубы дома и бани. Гордый отец демонстрировал свои успехи в освоении целинных и залежных земель огорода, а мама наготовила столько еды, что хватило бы на роту солдат.
– Они каждый день к нам приходят, по двое, – пояснила мама, – работают на огороде и обедают. Командир даже спасибо сказал за это. Голодная армия, даже в войну такого не было!
– Развалили великую страну! – подхватил отец. – Мы живем хорошо, с твоей помощью, конечно, а что творится у соседей, сердце болит. Единственное предприятие работает, сахарный завод, и за то, чтобы туда устроиться, люди отдают по два месячных оклада! Мы опять вернулись к крепостному строю. Об одном жалею, – не унимался отец, – что не купил в свое время тебе «Волгу». Решил отложить на старость. Знаешь, во сколько превратились мои накопленные восемнадцать тысяч рублей? В тринадцать долларов! На похороны не хватит.
Мне понадобилось немало усилий, чтобы успокоить стариков.
– Как на войне, – подытожил отец, – главное выжить.
РИМА. Не для кого-то и не ради чего-то
Знакомство Антона и Олега не переросло в дружбу. Видимо, это было невозможно. Две состоявшиеся личности с большими амбициями и честолюбием, с ярко выраженными качествами лидера, с давно сформировавшимися принципами, упорные до упрямства не станут по-настоящему близкими. Я в этом убедилась окончательно. Но их удерживало вместе неуемное желание успеха, настойчивость в достижении цели и абсолютная несовместимость, как бы парадоксально это ни звучало.
Олег после поездки на родину рассказал забавную историю о своем бывшем однокурснике.
– Алексей, так зовут моего друга, мечтал получить благоустроенную квартиру. Помните, в те времена квартиры принадлежали только государству, и необходимо было стоять в очереди в райисполкоме многие годы. Что делает Лешка? Выписывает к себе из колхоза бабушку, муж которой – родной Лешкин дед – давным-давно погиб на фронте. Зная, что бабушка склонна к сочинительству стихов, уговаривает ее посвятить одно из них Брежневу! Алексей отправил это стихотворение во все крупные литературные журналы и в ЦК, сделав приписку, что бабушка испытывает тяжелую нужду и не имеет жилья. Из ЦК КПСС поступает грозное распоряжение решить вопрос положительно. Наш перепуганный горисполком немедленно принимает решение о выделении бабушке квартиры. Но самое смешное не в этом. При оформлении документов выяснилось, что бабушка официально не регистрировала брак с дедом – в те времена об этом особенно не заботились, венчались в церкви. Но Лешка, ему надо отдать должное, не растерялся. Он решил сочетать браком бабушку и умершего деда! Оказывается, это допускалось, в случае принятия такого решения судом. Но требовались свидетели. Лешка поехал в колхоз, разыскал глухого деда и слепую бабку, уговорил их поехать в суд. Пока они собирались в дорогу, бабка умерла от старости. И грустно, и смешно. Но старик оказался крепким. Когда ему с огромным трудом разъяснили, чего от него хотят, не мог остановиться! Бедный судья более двух часов выслушивал историю о сватовстве, о подарках родственникам, о приданом, о венчании, о сказанных речах, о съеденном и выпитом. Измучив всех участников суда, он, с гордо поднятой головой, сел на свое место. Решение суда было единогласным.
Мы долго смеялись над этой историей.
– Сейчас Алексей работает на трех работах: в университете преподавателем, руководителем секции «моржей» и бухгалтером в какой-то фирме. А живет с женой, сыном и уже с двумя бабушками, точнее, с мамой и бабушкой. Все три женщины приходятся друг другу снохами! И живут при этом дружно.
– Обычный пройдоха, – высказал свое мнение Антон.
– Талантливый и коммуникабельный парень, – возразил Олег.
– Как бы то ни было, он нам подходит, – решили мужчины.
В этот вечер они назначили неведомого мне, но забавного и очень неглупого Алексея управляющим сахарным заводом.
Олег, увлеченный совместной работой с Антоном, казалось, вовсе меня не замечал. Вежливое и формально приветливое отношение пугало и одновременно раздражало. Я утешала себя мыслью, что такое поведение было вынужденным, чтобы не скомпрометировать меня перед Антоном, но шли месяцы, а он был все так же вежлив и все так же приветлив. Исчезли прежние искорки в глазах, от которых когда-то захватывало дух. Получалось, что страсть к деньгам для мужчин важнее, чем страсть к женщине.
Наше благосостояние росло как на дрожжах. Неудобно об этом говорить, но было именно так. Особенно после назначения Антона первым заместителем министра. Они завладели производством пищевой соли и спичек, о которых почему-то так долго мечтали, выкупили кондитерскую и птицефабрику, стадион (зачем он им понадобился?) и даже пляж на берегу моря. Не говорю о строительных трестах, автокомбинатах и еще каких-то предприятиях. В моей голове не помещается такое большое количество ненужной мне информации.
Зато параллельно этому процессу происходили изменения и у меня. Я обзавелась симпатичным дамским джипом.
Антон вызвался обучать меня водить. Несколько дней ушло на освоение переключателей, рычагов и кнопок, их там бесчисленное множество. А зеркало, между прочим, могли бы сделать и побольше! Коробка передач была автоматическая, и все равно я с ней намучилась. Антон поначалу мужественно держал себя в руках. Наконец мы поехали, впервые в жизни я самостоятельно нажала на педаль газа. Конечно, я волновалась, костяшки пальцев побелели от напряжения, спина взмокла, как будто я только приняла душ.
– Приготовься повернуть налево, – проскрипел Антон, он волновался не меньше моего.
Я до отказа повернула руль и съехала с дороги в кювет. Он сам виноват! Почему он не предупредил меня, что после поворота надо повернуть руль обратно?
– Тормоз, тормоз! – орал Антон.
«Да, поняла, не ори! Сам ты тормоз!», – мысленно ответила я и нажала на левую педаль. Антон выскочил из машины, злобно посмотрел на меня и сказал... Что он сказал, я цитировать не буду. Лучше послушайте мой совет – никогда не просите мужа учить вождению автомобиля. Поберегите уши!
В придачу к квартире мы прикупили не менее симпатичный шестикомнатный особнячок за городом.
– Большего нам пока не надо, зачем вызывать в людях зависть, – глубокомысленно рассуждал Антон.
Не буду рассказывать вам об украшениях и нарядах. Это никому не интересно. Я много путешествовала (только всегда без Антона – работа!): Турция, Таиланд, Эмираты (общепринятые маршруты), а вот на курорты в Баден-Баден, Карловы Вары Антон отправлял меня сознательно.
– Дорогая, позаботься о здоровье. Нам наконец надо подумать о наследнике.
Действительно, пора. Антон заслужил. Но я не могла. С непонятным ужасом я находила в воображаемом будущем ребенке явные черты Антона, представляла его взрослым и таким же, как Антон, высокомерным, самоуверенным, холодным и чужим мне человеком. Нет, не могу!
Что же делать? Ну, конечно, мне поможет Ленка. Она работает мамой, я не оговорилась, подписала контракт с детским благотворительным фондом и устроилась «мамой» в семейный детский дом, воспитывает десять детей-сирот. Она должна мне помочь. Ведь она заботится о чужих детях и при этом искренне любит их, в этом должна быть скрыта какая-то истина, настоящая философия любви.
Имеют ли право люди, не испытывающие любви друг к другу, заводить ребенка? Вот пусть Ленка и ответит.
Забив багажник апельсинами, яблоками, бананами и сладостями, я отправилась к Ленке. Фонд предоставил семейному детскому дому симпатичный и изящный коттедж, на лужайке перед домом ожидали своих хозяев велосипеды, самокаты, качели, игрушечные машинки. Нажав кнопку звонка, услышала за дверью возню и чей-то детский возглас:
– Ну вот, пришла тетя Рима, а ты опять не успел пропылесосить.
– А она ничего и не заметит! – прозвучал уверенный ответ.
Из-за двери показались две симпатичные мордашки.
– Вы, тетя Рима?
– Я.
Мордашки исчезли с воплем:
– Тетя Рима пришла-а-а!
В прихожей встречали десять пар заинтересованных и ожидающих детских глаз. В ответ на приветствие они хором, растягивая каждый слог, произнесли:
– Здрась-те, те-тя Ри-ма!
Фрукты, привезенные в качестве гостинца, не произвели ожидаемого эффекта, оказывается, и холодильник, и кладовая были забиты теми же апельсинами и бананами. Зато (я мысленно похвалила себя за предусмотрительность) они пришли в неописуемый восторг от конфет на палочке.
Усадив детей у телевизора, Ленка приступила к рассказу.
– Детей я не выбирала. Какие есть, такие есть. Зато все мои. Не представляю своей жизни без Ахмета, или Алены, или кого-либо еще. Они все разные – от двух до восьми лет, пять национальностей, шестеро имеют отклонения в физическом развитии, один умственно отсталый. Ты думаешь, я о чем-то жалею? Нисколько. Трудно ли мне? Очень, словами не описать. Возьмем, например, того же Ахмета. Отец уехал воевать в Чечню и сгинул. Мать отправилась на его поиски и тоже пропала, уже больше двух лет о ней ничего не известно. Ахмет не может найти общий язык с девочками, обижает их, иногда бьет и при этом не разрешает играть с мальчиками из других семей. Зато среди мальчишек лидер, смел и отчаян, но всегда остается хитрым и замкнутым. Ему только пять. У Аленушки другая проблема. Тайком бегает к магазину, садится у входа и попрошайничает. Посмотри на наши запасы, бери и объедайся! Когда-то ее заставляли это делать родители, видимо, понравилось. Пытаюсь отучить. Борис, самый старший и самый добрый из детей, ему восемь. Страдает энурезом, писает в постель. Его отец сидит за убийство трех человек, мать умерла. Наверное, его били. До сих пор запуган. Но это пройдет, я уверена. Проблемы с каждым ребенком. А теперь расскажу об успехах. Трое отличники, Саша великолепный спортсмен, уже грамоту принес, Аня проявила способности к музыке, ее отобрали в специальную школу при консерватории, а самый младший, Стасик, знает семь букв! И еще, мусульманина Ахмета и еврея Севочку обрезала, как положено, в клинике и с ритуалами в мечети и синагоге, христиан крестила в церкви.
Я смотрела на Ленку и завидовала.
– Лен, ты чувствуешь себя счастливой?
Она ответила неожиданно:
– Нет! – в ее глазах заблестели слезы. – Они наняли меня «мамой», а ведут себя, как надсмотрщики! Проверяют, вовремя ли накормлены дети, чисто ли в доме, привожу ли сюда мужчин, представляешь? Я вынуждена заискивать перед начальством, потому что контракт составлен только на пять лет, после чего меня могут запросто выгнать. Они постоянно чем-то недовольны, а дети их боятся. Пусть только попробуют уволить! Скоро подрастут мои мужчины, они меня в обиду не дадут! Один Ахмет чего стоит. Знаешь, почему он согласился пылесосить? Скажем, помыть посуду его заставить невозможно. Потому что представляет пылесос то огнеметом, то каким-то фугасом. Если честно, я сама его немножко побаиваюсь.
Неожиданно открылась дверь, и в комнату вошел самый маленький, Стасик.
– Тетя Рима, а у тебя муж есть?
Получив утвердительный ответ, он удалился. Но через минуту вернулся.
– Тетя Рима, а у тебя дети есть?
– Пока нет.
– А почему?
Ленка не дала мне ответить:
– Иди в комнату и скажи всем, чтобы нам не мешали. – И, обратившись ко мне, спросила: – А действительно, почему?
Наступила моя очередь говорить. Я, не таясь, рассказала о своих отношениях с Антоном, о страхе перед будущим ребенком.
– Значит, ты не любишь мужа, – со вздохом констатировала Ленка. – И тем не менее все, что ты сказала, ерунда. Теперь ты знаешь, какие родители были у моих детей. Но мне на это наплевать, потому что они – мои дети. Пойми, женщина рожает не для кого-то и не ради кого-то. Женщина рожает своего собственного ребенка! А кто его отец – это, в конце концов, не имеет значения.
Уходя, я расцеловала всех детей, а Стасику сказала, так, чтобы слышали все остальные:
– А дети у меня будут, можешь не сомневаться!
Но Ленка, есть у нее такая черта, прощаясь, обронила:
– А еще лучше рожать от любимого.
Олег после поездки на родину рассказал забавную историю о своем бывшем однокурснике.
– Алексей, так зовут моего друга, мечтал получить благоустроенную квартиру. Помните, в те времена квартиры принадлежали только государству, и необходимо было стоять в очереди в райисполкоме многие годы. Что делает Лешка? Выписывает к себе из колхоза бабушку, муж которой – родной Лешкин дед – давным-давно погиб на фронте. Зная, что бабушка склонна к сочинительству стихов, уговаривает ее посвятить одно из них Брежневу! Алексей отправил это стихотворение во все крупные литературные журналы и в ЦК, сделав приписку, что бабушка испытывает тяжелую нужду и не имеет жилья. Из ЦК КПСС поступает грозное распоряжение решить вопрос положительно. Наш перепуганный горисполком немедленно принимает решение о выделении бабушке квартиры. Но самое смешное не в этом. При оформлении документов выяснилось, что бабушка официально не регистрировала брак с дедом – в те времена об этом особенно не заботились, венчались в церкви. Но Лешка, ему надо отдать должное, не растерялся. Он решил сочетать браком бабушку и умершего деда! Оказывается, это допускалось, в случае принятия такого решения судом. Но требовались свидетели. Лешка поехал в колхоз, разыскал глухого деда и слепую бабку, уговорил их поехать в суд. Пока они собирались в дорогу, бабка умерла от старости. И грустно, и смешно. Но старик оказался крепким. Когда ему с огромным трудом разъяснили, чего от него хотят, не мог остановиться! Бедный судья более двух часов выслушивал историю о сватовстве, о подарках родственникам, о приданом, о венчании, о сказанных речах, о съеденном и выпитом. Измучив всех участников суда, он, с гордо поднятой головой, сел на свое место. Решение суда было единогласным.
Мы долго смеялись над этой историей.
– Сейчас Алексей работает на трех работах: в университете преподавателем, руководителем секции «моржей» и бухгалтером в какой-то фирме. А живет с женой, сыном и уже с двумя бабушками, точнее, с мамой и бабушкой. Все три женщины приходятся друг другу снохами! И живут при этом дружно.
– Обычный пройдоха, – высказал свое мнение Антон.
– Талантливый и коммуникабельный парень, – возразил Олег.
– Как бы то ни было, он нам подходит, – решили мужчины.
В этот вечер они назначили неведомого мне, но забавного и очень неглупого Алексея управляющим сахарным заводом.
Олег, увлеченный совместной работой с Антоном, казалось, вовсе меня не замечал. Вежливое и формально приветливое отношение пугало и одновременно раздражало. Я утешала себя мыслью, что такое поведение было вынужденным, чтобы не скомпрометировать меня перед Антоном, но шли месяцы, а он был все так же вежлив и все так же приветлив. Исчезли прежние искорки в глазах, от которых когда-то захватывало дух. Получалось, что страсть к деньгам для мужчин важнее, чем страсть к женщине.
Наше благосостояние росло как на дрожжах. Неудобно об этом говорить, но было именно так. Особенно после назначения Антона первым заместителем министра. Они завладели производством пищевой соли и спичек, о которых почему-то так долго мечтали, выкупили кондитерскую и птицефабрику, стадион (зачем он им понадобился?) и даже пляж на берегу моря. Не говорю о строительных трестах, автокомбинатах и еще каких-то предприятиях. В моей голове не помещается такое большое количество ненужной мне информации.
Зато параллельно этому процессу происходили изменения и у меня. Я обзавелась симпатичным дамским джипом.
Антон вызвался обучать меня водить. Несколько дней ушло на освоение переключателей, рычагов и кнопок, их там бесчисленное множество. А зеркало, между прочим, могли бы сделать и побольше! Коробка передач была автоматическая, и все равно я с ней намучилась. Антон поначалу мужественно держал себя в руках. Наконец мы поехали, впервые в жизни я самостоятельно нажала на педаль газа. Конечно, я волновалась, костяшки пальцев побелели от напряжения, спина взмокла, как будто я только приняла душ.
– Приготовься повернуть налево, – проскрипел Антон, он волновался не меньше моего.
Я до отказа повернула руль и съехала с дороги в кювет. Он сам виноват! Почему он не предупредил меня, что после поворота надо повернуть руль обратно?
– Тормоз, тормоз! – орал Антон.
«Да, поняла, не ори! Сам ты тормоз!», – мысленно ответила я и нажала на левую педаль. Антон выскочил из машины, злобно посмотрел на меня и сказал... Что он сказал, я цитировать не буду. Лучше послушайте мой совет – никогда не просите мужа учить вождению автомобиля. Поберегите уши!
В придачу к квартире мы прикупили не менее симпатичный шестикомнатный особнячок за городом.
– Большего нам пока не надо, зачем вызывать в людях зависть, – глубокомысленно рассуждал Антон.
Не буду рассказывать вам об украшениях и нарядах. Это никому не интересно. Я много путешествовала (только всегда без Антона – работа!): Турция, Таиланд, Эмираты (общепринятые маршруты), а вот на курорты в Баден-Баден, Карловы Вары Антон отправлял меня сознательно.
– Дорогая, позаботься о здоровье. Нам наконец надо подумать о наследнике.
Действительно, пора. Антон заслужил. Но я не могла. С непонятным ужасом я находила в воображаемом будущем ребенке явные черты Антона, представляла его взрослым и таким же, как Антон, высокомерным, самоуверенным, холодным и чужим мне человеком. Нет, не могу!
Что же делать? Ну, конечно, мне поможет Ленка. Она работает мамой, я не оговорилась, подписала контракт с детским благотворительным фондом и устроилась «мамой» в семейный детский дом, воспитывает десять детей-сирот. Она должна мне помочь. Ведь она заботится о чужих детях и при этом искренне любит их, в этом должна быть скрыта какая-то истина, настоящая философия любви.
Имеют ли право люди, не испытывающие любви друг к другу, заводить ребенка? Вот пусть Ленка и ответит.
Забив багажник апельсинами, яблоками, бананами и сладостями, я отправилась к Ленке. Фонд предоставил семейному детскому дому симпатичный и изящный коттедж, на лужайке перед домом ожидали своих хозяев велосипеды, самокаты, качели, игрушечные машинки. Нажав кнопку звонка, услышала за дверью возню и чей-то детский возглас:
– Ну вот, пришла тетя Рима, а ты опять не успел пропылесосить.
– А она ничего и не заметит! – прозвучал уверенный ответ.
Из-за двери показались две симпатичные мордашки.
– Вы, тетя Рима?
– Я.
Мордашки исчезли с воплем:
– Тетя Рима пришла-а-а!
В прихожей встречали десять пар заинтересованных и ожидающих детских глаз. В ответ на приветствие они хором, растягивая каждый слог, произнесли:
– Здрась-те, те-тя Ри-ма!
Фрукты, привезенные в качестве гостинца, не произвели ожидаемого эффекта, оказывается, и холодильник, и кладовая были забиты теми же апельсинами и бананами. Зато (я мысленно похвалила себя за предусмотрительность) они пришли в неописуемый восторг от конфет на палочке.
Усадив детей у телевизора, Ленка приступила к рассказу.
– Детей я не выбирала. Какие есть, такие есть. Зато все мои. Не представляю своей жизни без Ахмета, или Алены, или кого-либо еще. Они все разные – от двух до восьми лет, пять национальностей, шестеро имеют отклонения в физическом развитии, один умственно отсталый. Ты думаешь, я о чем-то жалею? Нисколько. Трудно ли мне? Очень, словами не описать. Возьмем, например, того же Ахмета. Отец уехал воевать в Чечню и сгинул. Мать отправилась на его поиски и тоже пропала, уже больше двух лет о ней ничего не известно. Ахмет не может найти общий язык с девочками, обижает их, иногда бьет и при этом не разрешает играть с мальчиками из других семей. Зато среди мальчишек лидер, смел и отчаян, но всегда остается хитрым и замкнутым. Ему только пять. У Аленушки другая проблема. Тайком бегает к магазину, садится у входа и попрошайничает. Посмотри на наши запасы, бери и объедайся! Когда-то ее заставляли это делать родители, видимо, понравилось. Пытаюсь отучить. Борис, самый старший и самый добрый из детей, ему восемь. Страдает энурезом, писает в постель. Его отец сидит за убийство трех человек, мать умерла. Наверное, его били. До сих пор запуган. Но это пройдет, я уверена. Проблемы с каждым ребенком. А теперь расскажу об успехах. Трое отличники, Саша великолепный спортсмен, уже грамоту принес, Аня проявила способности к музыке, ее отобрали в специальную школу при консерватории, а самый младший, Стасик, знает семь букв! И еще, мусульманина Ахмета и еврея Севочку обрезала, как положено, в клинике и с ритуалами в мечети и синагоге, христиан крестила в церкви.
Я смотрела на Ленку и завидовала.
– Лен, ты чувствуешь себя счастливой?
Она ответила неожиданно:
– Нет! – в ее глазах заблестели слезы. – Они наняли меня «мамой», а ведут себя, как надсмотрщики! Проверяют, вовремя ли накормлены дети, чисто ли в доме, привожу ли сюда мужчин, представляешь? Я вынуждена заискивать перед начальством, потому что контракт составлен только на пять лет, после чего меня могут запросто выгнать. Они постоянно чем-то недовольны, а дети их боятся. Пусть только попробуют уволить! Скоро подрастут мои мужчины, они меня в обиду не дадут! Один Ахмет чего стоит. Знаешь, почему он согласился пылесосить? Скажем, помыть посуду его заставить невозможно. Потому что представляет пылесос то огнеметом, то каким-то фугасом. Если честно, я сама его немножко побаиваюсь.
Неожиданно открылась дверь, и в комнату вошел самый маленький, Стасик.
– Тетя Рима, а у тебя муж есть?
Получив утвердительный ответ, он удалился. Но через минуту вернулся.
– Тетя Рима, а у тебя дети есть?
– Пока нет.
– А почему?
Ленка не дала мне ответить:
– Иди в комнату и скажи всем, чтобы нам не мешали. – И, обратившись ко мне, спросила: – А действительно, почему?
Наступила моя очередь говорить. Я, не таясь, рассказала о своих отношениях с Антоном, о страхе перед будущим ребенком.
– Значит, ты не любишь мужа, – со вздохом констатировала Ленка. – И тем не менее все, что ты сказала, ерунда. Теперь ты знаешь, какие родители были у моих детей. Но мне на это наплевать, потому что они – мои дети. Пойми, женщина рожает не для кого-то и не ради кого-то. Женщина рожает своего собственного ребенка! А кто его отец – это, в конце концов, не имеет значения.
Уходя, я расцеловала всех детей, а Стасику сказала, так, чтобы слышали все остальные:
– А дети у меня будут, можешь не сомневаться!
Но Ленка, есть у нее такая черта, прощаясь, обронила:
– А еще лучше рожать от любимого.
ОЛЕГ. Тенденция к вырождению
Получая государственное имущество в собственность с помощью Антона практически за бесценок, я его либо перепродавал полностью или частично, либо отдавал в аренду иностранцам. Обычная спекулятивная операция. Но прибыль достигала, как бы не соврать, нескольких сотен процентов.
Единственным исключением из этой схемы был сахарный завод. Во-первых, стыдно перед земляками, если бы я просто перепродал завод. Тогда их продолжали бы грабить и обманывать, как это было до меня. Во-вторых, я инвестировал в него значительные личные средства, купив новое и современное оборудование, собираясь создать образцовое предприятие, чтобы отец мною гордился.
А гордиться было чем: завод не только предоставил работу половине горожан, но и скупал продукцию практически у всех местных фермеров. Если бы я захотел, то стал бы мэром города в два счета. А еще лучше, посадил бы на эту должность Алексея. Наша продукция продавалась во всех регионах страны и успешно конкурировала с другой, также специализировавшейся на сахаре фирмой «Сладкая жизнь».
Конечно, материально я ни в чем не нуждался. Как и Антон и, естественно, как и дядя Женя, которому по праву принадлежала треть прибыли. Он купил себе роскошную пятикомнатную квартиру в элитном районе города, дом охранялся круглосуточно, во дворе дежурил персональный автомобиль, прислуживала горничная. Я гордился произошедшими в его жизни переменами.
– Ерунда, не это является смыслом нашей жизни, – отмахивался дядя Женя. – Ты еще не дорос до того, чтобы понять, о чем я мечтаю. Только, пожалуйста, не обижайся. Прими эти слова как комплимент твоей молодости.
Однажды дядя Женя вызвал меня, предупредив, что нам предстоит очень серьезный разговор.
Усадив в любимое, роскошное, старинное кресло, дядя Женя насупился и глубоко вздохнул:
– Послушай меня, Олег, сахарный завод придется продать. – Он энергично поднял руку, предупреждая мои возражения. – Так надо.
Я все-таки не сдержался:
– Дядя Женя, вы же знаете, это мое любимое детище. Моя гордость, в конце концов. Я всегда беспрекословно подчинялся вам, но...
Он поморщился, недовольный вспышкой моих эмоций.
– Научись держать себя в руках. Ты уже не зеленый юноша. – И, еще раз вздохнув, продолжил: – Ты знаешь фирму с глупым названием «Сладкая жизнь»? Кому она принадлежит, не по документам, а на самом деле?
Я встревожился. Такие вопросы не предвещали ничего хорошего.
– Максиму, – произнес дядя Женя как судья, выносящий приговор.
Вот это да! В стране повсюду мелькали вывески и рекламные плакаты со словами «Макс», «Макси», «МАКСИМальный комфорт». Ему принадлежали телекомпания и газета, конфеты и шоколад, магазины и рестораны. И это не все; Максиму принадлежали нефтяные месторождения, горнорудные компании и еще два банка в придачу! Выдающийся бизнесмен был сыном руководителя могущественного ведомства, одно название которого заставляет трепетать любого предпринимателя в стране, по слухам – лучше Самого, как говорится, его правая рука.
– Он недавно был в твоем городе, – неторопливо рассказывал дядя Женя. – Местный мэр водил его на завод. И ему он очень понравился. Пойми правильно, купив завод, он станет монополистом, поднимет цены на сахар и будет получать сверхдоходы. Не мне тебя учить.
Тягаться с таким сыночком было не по зубам. Многие предприниматели мечтали попасть под его крыло. Предприятия, функционировавшие под его «крышей», имели немалые преимущества: налоговая инспекция напрочь забывала к ним дорогу, таможенники отказывались от непомерных аппетитов, милиция с удовольствием и безвозмездно обеспечивала охрану. Что же делать?
– Придется отдавать, ничего не поделаешь, – резюмировал дядя Женя. – Но не даром, конечно.
– Я слышал, что он не любит платить по счетам, предпочитает иные методы, – поморщился я.
– Верно. За завод он платить не хочет, но взамен дает обязательство не чинить тебе препятствий в производстве соли. Теперь вся соль в стране твоя, Олег.
– Постойте, дядя Женя, она и без его вмешательства была моей, – удивился я.
– Ты меня не понял, соль его тоже заинтересовала. Но мне удалось отстоять наши позиции. Он твердо пообещал, что мешать не будет.
– «Справедливая» сделка, ничего не скажешь.
– Ну что, согласен?
– Он что, ждет моего ответа?
– Нет, я ответил ему за тебя. Согласием.
Провожая, дядя Женя похлопал меня по плечу и неожиданно шепнул на ухо:
– Скоро я буду дедом. Вот так, Олег.
Он что, решил доконать меня окончательно? Я ничего не ответил.
Хлопоты, связанные с передачей завода, быстро закончились. Алексея и всю команду менеджеров удалось сохранить в прежних должностях. Это утешало, я не подвел тех, кто в меня верил.
Но передача завода вызвала неожиданный гнев Антона. Еще бы: его как раз назначили министром, и вдруг я посмел что-то решать, не посоветовавшись с ним, с членом правительства!
– Ты не смел этого делать без моего разрешения! – кипятился он. – Времена Евгения Ильича прошли, теперь я твой босс!
– Я не собираюсь спрашивать твоего разрешения, Антон. За каждую сделку я рассчитался с тобою сполна. – От грубости меня удерживало лишь понимание того, что он муж Римы. – А дядю Женю не следует хоронить преждевременно.
Антон неожиданно успокоился.
– Хорошо, я погорячился. Прошу, не передавай мои слова тестю, я многим ему обязан. Но давай поговорим начистоту. – Он наконец предложил мне присесть. – Все, чем ты управляешь сегодня, по сути, принадлежит мне. Ты за свою работу имеешь столько, что тебе может позавидовать любой в стране, разве что кроме некоторых избранных. Я не против материальной поддержки Евгения Ильича, он это заслужил. Но с сегодняшнего дня принимаю решения я.
– Тебе не хотелось бы меня уволить?
– Не надо язвить, Олег. Я надеюсь, ты помнишь, при каких обстоятельствах мы познакомились? Кто спас тебя от неминуемой тюрьмы и разорения?
– Я все помню, Антон. Я принял твою помощь с благодарностью и за все рассчитался.
– Ты хочешь сказать, что все нажитое является твоей собственностью?
– Нет. Считаю, что тебе принадлежит треть нашего бизнеса, другая треть – дяде Жене, – спокойно ответил я.
– Вы воспользовались тем, что я, по закону, не имею права заниматься бизнесом и потому доверился тебе. Меня ограбили! – Антон вскочил и возбужденно заходил по комнате.
– Не стоит так огорчаться, – улыбнулся я. – Поговори откровенно с дядей Женей. Думаю, ты все поймешь.
Неожиданно Антон смягчился, надел очки и ласково посмотрел на меня.
– Хорошо, Олег. Давай условимся о следующем. Тебе принадлежит сорок девять процентов, мне пятьдесят один. А Евгений Ильич стар для бизнеса, он всегда будет получать свой гонорар. – Он взял меня за руку и крепко пожал ее. – Соглашайся.
Я мягко высвободил ладонь.
– Поговори с тестем. Старик еще очень силен, уверяю тебя. Не стоит сбрасывать его со счетов.
Антон надолго задумался. Я пытался прочесть его мысли. Бесполезно. Минутная вспышка гнева погасла, на лице появилась отрешенная маска чиновника, и только глаза выдавали напряженную работу мысли. Он снова стал министром.
– Ты не понимаешь, Олег, в силу своего происхождения. Скажу тебе откровенно. Мой отец был крупным руководителем, дед возглавлял обком партии, а прадед и все другие предки были дворянами. А я министр, понимаешь? В обойме. Как бы тебе это объяснить... Я один из тех, кто олицетворяет в стране власть. Так будет всегда! И не в твоих интересах вступать со мной в конфликт. А Евгений Ильич – он своего рода выскочка, его время прошло.
Что я мог ответить на откровенные угрозы Антона? Послать его подальше? Глупо. Стерпеть унижение? Стыдно. Пусть с ним разбирается дядя Женя, это его зять и, следовательно, его проблема.
– Мой прадед был пастухом, дед – инженером, родители – учителями, – заговорил я; Антон внимательно слушал. – В ваших аристократических тонкостях мне разбираться недосуг. Посоветуйся с тестем, вы же семья, твоя жена – его законная наследница. Разберетесь как-нибудь между собой.
– Жаль, что мы не нашли взаимопонимания. Хорошо, я поговорю с ним, – ответил Антон, и мы распрощались.
Единственным исключением из этой схемы был сахарный завод. Во-первых, стыдно перед земляками, если бы я просто перепродал завод. Тогда их продолжали бы грабить и обманывать, как это было до меня. Во-вторых, я инвестировал в него значительные личные средства, купив новое и современное оборудование, собираясь создать образцовое предприятие, чтобы отец мною гордился.
А гордиться было чем: завод не только предоставил работу половине горожан, но и скупал продукцию практически у всех местных фермеров. Если бы я захотел, то стал бы мэром города в два счета. А еще лучше, посадил бы на эту должность Алексея. Наша продукция продавалась во всех регионах страны и успешно конкурировала с другой, также специализировавшейся на сахаре фирмой «Сладкая жизнь».
Конечно, материально я ни в чем не нуждался. Как и Антон и, естественно, как и дядя Женя, которому по праву принадлежала треть прибыли. Он купил себе роскошную пятикомнатную квартиру в элитном районе города, дом охранялся круглосуточно, во дворе дежурил персональный автомобиль, прислуживала горничная. Я гордился произошедшими в его жизни переменами.
– Ерунда, не это является смыслом нашей жизни, – отмахивался дядя Женя. – Ты еще не дорос до того, чтобы понять, о чем я мечтаю. Только, пожалуйста, не обижайся. Прими эти слова как комплимент твоей молодости.
Однажды дядя Женя вызвал меня, предупредив, что нам предстоит очень серьезный разговор.
Усадив в любимое, роскошное, старинное кресло, дядя Женя насупился и глубоко вздохнул:
– Послушай меня, Олег, сахарный завод придется продать. – Он энергично поднял руку, предупреждая мои возражения. – Так надо.
Я все-таки не сдержался:
– Дядя Женя, вы же знаете, это мое любимое детище. Моя гордость, в конце концов. Я всегда беспрекословно подчинялся вам, но...
Он поморщился, недовольный вспышкой моих эмоций.
– Научись держать себя в руках. Ты уже не зеленый юноша. – И, еще раз вздохнув, продолжил: – Ты знаешь фирму с глупым названием «Сладкая жизнь»? Кому она принадлежит, не по документам, а на самом деле?
Я встревожился. Такие вопросы не предвещали ничего хорошего.
– Максиму, – произнес дядя Женя как судья, выносящий приговор.
Вот это да! В стране повсюду мелькали вывески и рекламные плакаты со словами «Макс», «Макси», «МАКСИМальный комфорт». Ему принадлежали телекомпания и газета, конфеты и шоколад, магазины и рестораны. И это не все; Максиму принадлежали нефтяные месторождения, горнорудные компании и еще два банка в придачу! Выдающийся бизнесмен был сыном руководителя могущественного ведомства, одно название которого заставляет трепетать любого предпринимателя в стране, по слухам – лучше Самого, как говорится, его правая рука.
– Он недавно был в твоем городе, – неторопливо рассказывал дядя Женя. – Местный мэр водил его на завод. И ему он очень понравился. Пойми правильно, купив завод, он станет монополистом, поднимет цены на сахар и будет получать сверхдоходы. Не мне тебя учить.
Тягаться с таким сыночком было не по зубам. Многие предприниматели мечтали попасть под его крыло. Предприятия, функционировавшие под его «крышей», имели немалые преимущества: налоговая инспекция напрочь забывала к ним дорогу, таможенники отказывались от непомерных аппетитов, милиция с удовольствием и безвозмездно обеспечивала охрану. Что же делать?
– Придется отдавать, ничего не поделаешь, – резюмировал дядя Женя. – Но не даром, конечно.
– Я слышал, что он не любит платить по счетам, предпочитает иные методы, – поморщился я.
– Верно. За завод он платить не хочет, но взамен дает обязательство не чинить тебе препятствий в производстве соли. Теперь вся соль в стране твоя, Олег.
– Постойте, дядя Женя, она и без его вмешательства была моей, – удивился я.
– Ты меня не понял, соль его тоже заинтересовала. Но мне удалось отстоять наши позиции. Он твердо пообещал, что мешать не будет.
– «Справедливая» сделка, ничего не скажешь.
– Ну что, согласен?
– Он что, ждет моего ответа?
– Нет, я ответил ему за тебя. Согласием.
Провожая, дядя Женя похлопал меня по плечу и неожиданно шепнул на ухо:
– Скоро я буду дедом. Вот так, Олег.
Он что, решил доконать меня окончательно? Я ничего не ответил.
Хлопоты, связанные с передачей завода, быстро закончились. Алексея и всю команду менеджеров удалось сохранить в прежних должностях. Это утешало, я не подвел тех, кто в меня верил.
Но передача завода вызвала неожиданный гнев Антона. Еще бы: его как раз назначили министром, и вдруг я посмел что-то решать, не посоветовавшись с ним, с членом правительства!
– Ты не смел этого делать без моего разрешения! – кипятился он. – Времена Евгения Ильича прошли, теперь я твой босс!
– Я не собираюсь спрашивать твоего разрешения, Антон. За каждую сделку я рассчитался с тобою сполна. – От грубости меня удерживало лишь понимание того, что он муж Римы. – А дядю Женю не следует хоронить преждевременно.
Антон неожиданно успокоился.
– Хорошо, я погорячился. Прошу, не передавай мои слова тестю, я многим ему обязан. Но давай поговорим начистоту. – Он наконец предложил мне присесть. – Все, чем ты управляешь сегодня, по сути, принадлежит мне. Ты за свою работу имеешь столько, что тебе может позавидовать любой в стране, разве что кроме некоторых избранных. Я не против материальной поддержки Евгения Ильича, он это заслужил. Но с сегодняшнего дня принимаю решения я.
– Тебе не хотелось бы меня уволить?
– Не надо язвить, Олег. Я надеюсь, ты помнишь, при каких обстоятельствах мы познакомились? Кто спас тебя от неминуемой тюрьмы и разорения?
– Я все помню, Антон. Я принял твою помощь с благодарностью и за все рассчитался.
– Ты хочешь сказать, что все нажитое является твоей собственностью?
– Нет. Считаю, что тебе принадлежит треть нашего бизнеса, другая треть – дяде Жене, – спокойно ответил я.
– Вы воспользовались тем, что я, по закону, не имею права заниматься бизнесом и потому доверился тебе. Меня ограбили! – Антон вскочил и возбужденно заходил по комнате.
– Не стоит так огорчаться, – улыбнулся я. – Поговори откровенно с дядей Женей. Думаю, ты все поймешь.
Неожиданно Антон смягчился, надел очки и ласково посмотрел на меня.
– Хорошо, Олег. Давай условимся о следующем. Тебе принадлежит сорок девять процентов, мне пятьдесят один. А Евгений Ильич стар для бизнеса, он всегда будет получать свой гонорар. – Он взял меня за руку и крепко пожал ее. – Соглашайся.
Я мягко высвободил ладонь.
– Поговори с тестем. Старик еще очень силен, уверяю тебя. Не стоит сбрасывать его со счетов.
Антон надолго задумался. Я пытался прочесть его мысли. Бесполезно. Минутная вспышка гнева погасла, на лице появилась отрешенная маска чиновника, и только глаза выдавали напряженную работу мысли. Он снова стал министром.
– Ты не понимаешь, Олег, в силу своего происхождения. Скажу тебе откровенно. Мой отец был крупным руководителем, дед возглавлял обком партии, а прадед и все другие предки были дворянами. А я министр, понимаешь? В обойме. Как бы тебе это объяснить... Я один из тех, кто олицетворяет в стране власть. Так будет всегда! И не в твоих интересах вступать со мной в конфликт. А Евгений Ильич – он своего рода выскочка, его время прошло.
Что я мог ответить на откровенные угрозы Антона? Послать его подальше? Глупо. Стерпеть унижение? Стыдно. Пусть с ним разбирается дядя Женя, это его зять и, следовательно, его проблема.
– Мой прадед был пастухом, дед – инженером, родители – учителями, – заговорил я; Антон внимательно слушал. – В ваших аристократических тонкостях мне разбираться недосуг. Посоветуйся с тестем, вы же семья, твоя жена – его законная наследница. Разберетесь как-нибудь между собой.
– Жаль, что мы не нашли взаимопонимания. Хорошо, я поговорю с ним, – ответил Антон, и мы распрощались.
РИМА. Лопнувший нарыв
Ленка оказалась права, совершенно неважно, кто отец ребенка. Конечно, генетику тоже надо уважать. Меня совершенно не прельщает идея родить ребенка от алкоголика или сумасшедшего. А Антон вполне подходил на роль отца: высокий, умный, симпатичный и здоровый.
Я была уверена, что у нас родится сын. Этого хотел папа, этого хотел Антон. Не просто хотел, а яростно и с остервенением желал только сына.
– Нам нужен мальчик, Рима, – настраивал он меня.
Вообще-то мне было все равно. Я ждала ребенка, своего собственного и желанного ребенка. Мечтаете о мальчике? Я не против, пусть будет сын.
Но Антону я ответила иначе, пусть побесится, напомнив с каким одобрением он реагировал на рассуждения Коли, мужа моей подруги Тани.
– Помнишь, как Коля рассуждал на эту тему? – Я старалась говорить серьезно. – Что пол будущего ребенка зависит только от мужчины. Для того чтобы создать мальчика, необходимо вдохновение, огромная душевная энергия и даже крепкое физическое здоровье. А если хочешь девочку, то эти мужские качества вроде как и ни к чему. Женщине отводится скромная роль инкубатора. Насколько я помню, ты не стал возражать. Поэтому все претензии в случае рождения девочки, пожалуйста, предъявляй только к себе.
Антон вынужденно улыбнулся.
– Помню. Он еще говорил, что мальчики для родины, а девочки для души. А он, мол, для родины старается. Гордится тремя сыновьями и, кстати, правильно делает.
Я была уверена, что у нас родится сын. Этого хотел папа, этого хотел Антон. Не просто хотел, а яростно и с остервенением желал только сына.
– Нам нужен мальчик, Рима, – настраивал он меня.
Вообще-то мне было все равно. Я ждала ребенка, своего собственного и желанного ребенка. Мечтаете о мальчике? Я не против, пусть будет сын.
Но Антону я ответила иначе, пусть побесится, напомнив с каким одобрением он реагировал на рассуждения Коли, мужа моей подруги Тани.
– Помнишь, как Коля рассуждал на эту тему? – Я старалась говорить серьезно. – Что пол будущего ребенка зависит только от мужчины. Для того чтобы создать мальчика, необходимо вдохновение, огромная душевная энергия и даже крепкое физическое здоровье. А если хочешь девочку, то эти мужские качества вроде как и ни к чему. Женщине отводится скромная роль инкубатора. Насколько я помню, ты не стал возражать. Поэтому все претензии в случае рождения девочки, пожалуйста, предъявляй только к себе.
Антон вынужденно улыбнулся.
– Помню. Он еще говорил, что мальчики для родины, а девочки для души. А он, мол, для родины старается. Гордится тремя сыновьями и, кстати, правильно делает.