Светлова Ольга. Под крылом судьбы

   А мне предстояло решение важного вопроса. К размышлению о том, не пора ли остепениться, я приступил после последней встречи с Римой. Ее снисходительный интерес к моей личной жизни и даже услышанные нотки сочувствия я посчитал унизительными. В ее глазах я по-прежнему оставался провинциалом, не способным достигнуть столичного уровня. Престижных красавиц, то есть из хороших, как принято считать, семей, в моем окружении хватало. Но я всегда вспоминал слова мамы: «Если ты по-настоящему полюбишь свою избранницу, то она станет мне дочерью».
   Но такой, если смотреть глазами мамы, не находилось. И найдется ли? Существуют ли в природе такие девушки, которые во всех отношениях устроят своих свекровей? Судя по рассказам друзей и знакомых, это невозможно. Борьба за обладание мужчиной, который является для одной из них мужем, а для другой сыном, в конечном итоге разводит двух женщин по разные стороны баррикады. Когда думаешь об этом, становится настолько грустно, что... Давайте оставим эту тему.
   Пока я занимался бесплодными поисками своей половины, в один прекрасный день не без удивления обнаружил, что в моей квартире стал слышен только один женский голос, постепенно вытеснивший все остальные. Света завела себе не только тапочки и зубную щетку, но даже халат и отдельную полку в шифоньере. А однажды я обнаружил пакет с прокладками рядом со своими бритвенными принадлежностями и понял.
   Сейчас мы все стали специалистами по женским прокладкам. В них разбираются даже младенцы. Один приятель рассказал забавную историю, как его пятилетний сын важно сообщил о совместном с мамой визите в магазин, где они присматривали прикроватные коврики.
   – Маме понравились такие необычные коврики, – обстоятельно докладывал малыш, – по форме они были как женские прокладки, только без крылышек.
   О любви мы со Светой не говорили – и это, казалось, устраивает нас обоих. Света, как и я, приехала из провинции, училась в университете. Моя материальная поддержка помогала ей постигать азы науки, а ее неистовая страсть в постели снимала накопившиеся за день стрессы. Обычная сделка, имеющая свои временные границы.
   Но, как предостерегали классики, нет ничего более постоянного, чем временное. И потому такое внешне благополучное течение моей жизни не могло не беспокоить. Тем более что в бизнесе у меня не все было столь спокойно: я искал, к чему бы еще применить свои способности делового человека и куда бы эффективно вложить деньги.
   К счастью, я не поддался на уговоры одного своего партнера принять участие в лотерейном бизнесе. Он с большим трудом сумел добиться разрешения на выпуск собственной лотереи и очень надеялся на успех проекта. Однако налоги на такой вид деятельности были непомерно высоки, к этому надо прибавить расходы на рекламу и приобретение призов, включая автомобили, квартиры и другие дорогостоящие вещи. Несложные расчеты показывали, что стоимость такой лотереи для наших граждан была бы непомерно высока. Но это его не беспокоило. Лотерейные билеты были заказаны в Австрии – их изготовили с несколькими степенями защиты (это требования государственных органов). При этом мой шустрый дружок вместе с лотереями прикупил еще и специальный прибор, позволяющий прочитать, что записано внутри (знаете, такие мгновенные лотереи, где выигрыш определяется сразу, как только вы вскроете защитный слой?). Он предусмотрительно вынул все билеты с выигрышами и тайком перепродал по совсем другой цене. Это его и сгубило – кто-то из покупателей «выигрышных» лотерей донес куда следует. И ему пришлось делиться прибылью с отделом по борьбе с мошенничеством.
   А это, как вы понимаете, не по мне – я предпочитаю легальный с точки зрения закона бизнес.
   К тому времени я наладил производство коммерческих ларьков, что оказалось очень выгодным. Мэр города громогласно объявил о развитии малого бизнеса и позволил народу торговать. Торговые палатки появлялись в городе как грибы после дождя. Это было исключительно выгодным мероприятием для всех. Во-первых, для населения, ведь в маленьких магазинчиках товары были дешевле, чем в больших магазинах; во-вторых, многие люди, оставшиеся без работы после массового закрытия предприятий, могли прокормить себя, занимаясь этим не требующим больших капиталовложений бизнесом; в-третьих, каждый ларек платил налоги в городскую казну. Ну и, конечно, самое главное: разрешение на открытие ларька давал лично мэр. А это значит, что и его семья была сыта и довольна.
   Но потом к власти пришел другой мэр, еще не совсем довольный и недостаточно сытый, и потребовал снести коммерческие ларьки – они уродуют внешний вид прославленного города. На этом мой бизнес кончился.
   Я рассказываю об этом, чтобы было понятно мое состояние в то время. Я метался в поисках стабильного и перспективного бизнеса. Мне не давали покоя лавры наших отечественных олигархов, с завидной легкостью покупавших заводы, месторождения и целые отрасли. Я был не настолько глуп, чтобы не понимать, что это возможно только при содействии властей, но таких связей и знакомств у меня пока еще не было.
   Безусловно, у этого факта были как объективные, так и субъективные причины. Моих накоплений было недостаточно, чтобы удовлетворять аппетиты людей, ставящих свою подпись на необходимых документах. Но главное оказалось не в этом. Тот круг людей, который принимал важные решения, не допускал к себе чужаков. Родственники, племянники, зятья и даже любовники их дочерей поражали своими выдающимися «талантами» и достижениями в бизнесе. Один из знакомых, удачно женившийся на дочери то ли верховного судьи, то ли генерального прокурора, придумал афоризм: «Мало быть сынком, становись зятьком».
   Но меня такая перспектива не устраивала. Я вынужден играть по тем правилам, которые есть. Но оставьте, пожалуйста, в покое мою личную жизнь, не лезьте в душу и не заставляйте любить нелюбимых. Это моя территория, и только мне решать, кого туда впускать.
   – Какая любовь, Олег! – пытался он переубедить. – Ты думаешь, я пел серенады под ее балконом и писал пламенные стихи? Чушь. Это сделка, очень выгодная сделка, и больше ничего. А любовь? Она не чужда мне, как и тебе. И у меня, если хочешь знать, есть любимая женщина.
   – А кто из них будет тебе детей рожать? Ты согласен иметь детей от нелюбимой?
   – Да, согласен. Дети ни в чем не виноваты. Это будут мои дети, и я буду о них заботиться. И неважно от кого, от любимой или нет.
   – А что ты скажешь детям, когда они поймут, что у папы есть на стороне другая женщина?
   – Ничего не скажу. Потому что они не спросят. Знаешь, какие дети сейчас пошли? Папа им необходим в качестве снабженца и спонсора, чтобы можно было похвастать друг перед другом новым мобильником и модной тачкой. Во всем остальном я им помеха.
   Видимо, я задел его за живое.
   – Оглянись, Олег, все так живут. Вон, Алик пристроил свою любовницу, от которой, кстати, имеет дочь. Он буквально купил ей мужа, приняв его на работу в одну из своих фирм, подарив машину и квартиру в соседнем подъезде, чтобы недалеко было. Этот новоявленный муж обо всем догадывается и беспрекословно уезжает в командировки, когда Алику захочется навестить любовницу. А знаешь, почему он выдал ее замуж? Потому что стала надоедать своей ревностью к его новой любовнице. А жена Алика, она мудрая женщина, давно на выходки мужа закрыла глаза. Алик обеспечивает ее и заботится о детях. Что еще надо?
   – Слушай, меня тошнит от твоего Алика.
   – А Алик, между прочим, – не унимался мой знакомый, – получил недавно награду из рук президента «за неутомимую деятельность по сохранению гуманных традиций нашего народа».
   Я неплохо знал Алика. Он обожает читать свою фамилию на театральных афишах в тех местах, где указываются спонсоры. Неплохой, на первый взгляд, спокойный и рассудительный мужик.
   – Нельзя замыкаться только в себе, надо и о людях подумать, – как-то сказал он после очередной спонсировавшейся им премьеры оперы в театре.
   Вот он и думает, преимущественно о женщинах.
   Мои размышления прервал телефонный звонок. Хорошо поставленный, спокойный и уверенный голос произнес:
   – Как поживаешь, Олег? Совсем позабыл нас, стариков.
   Этот голос невозможно было не узнать. Дядя Женя! От волнения я даже вскочил со своего кресла. Не дослушав мои радостные приветствия, он перебил:
   – Мне хотелось бы увидеть тебя, послушать о твоей жизни и... посоветоваться. Зашел бы, уважил старика.
   Просьба этого человека для меня – закон. Вместе с тем моему самолюбию льстило, что такой человек хочет со мной посоветоваться.
   Я вспомнил, как впервые появился в доме дяди Жени с банками солений и малинового варенья, в жарком зимнем костюме и с напуганными глазами. В другой раз – с бутылкой сомнительного по происхождению армянского коньяка, одетый в не менее сомнительный спортивный костюм «Адидас». Теперь я решил показаться в доме дяди Жени во всеоружии. Наивный провинциальный мальчик, нечаянно поцеловавший их дочь, остался в прошлом. Пусть они увидят современного, уверенного в себе и достойного их уважения человека.
   Весь день ушел на покупку необходимого гардероба, а выбор подходящей обуви полностью измотал меня. Я понимал, что речь обязательно зайдет о моем прошлом и на поверхность всплывут воспоминания о ботинках, тех самых, что доставили мне немало мучительных минут. Я до сих пор храню их в шкафу как самое яркое напоминание о первых шагах в новой для меня жизни.
   Наконец я остановил свой выбор на туфлях от «Гуччи» – черных, из шелковистой мягкой кожи.
   Придя домой, я принял душ, облился французским одеколоном, вырядился в обновку, пригладил волосы и посмотрел на себя в зеркало. На меня взирало самодовольное лицо пижона с признаками слабоумия, присущими «новым русским». Сильный удар по моему самолюбию нанесла и Светка. Она не стеснялась в оценках:
   – Куда это ты так вырядился, петух?
   Когда женщина задает такой вопрос, надо быть начеку. Нет ничего страшнее ревнующей женщины. И пусть вас не вводит в заблуждение их романтическая нежность, переходящая в беззащитность и мечтательность. Твердая уверенность, что эти ласковые губки не способны произнести ничего страшнее слова «противный», может рассеяться, как пыль на ветру. И если вас не прельщает перспектива увидеть перед собой вместо воздушного создания уничтожающий тайфун (не зря же их называют женскими именами), то настоятельно рекомендую проявить присущую нам, мужчинам, мгновенную реакцию и упредить непредсказуемые последствия.
   – Не мели чепухи, – произношу это безразличным, но твердым, как скала, голосом. – Меня пригласили старые друзья семьи, пенсионеры.
   – В таком случае ты либо дурак, либо извращенец, желающий обольстить пенсионерку.
   Взглянув еще раз на свое отражение в зеркале, я понял, что у Светы могли возникнуть определенные основания для такого рода выводов.
   Горько вздохнув, я переоделся в свой повседневный костюм и направился в дом дяди Жени. На подарки я не поскупился: великолепный французский коньяк для дяди Жени, огромная коробка швейцарского шоколада для его жены и букет голландских роз.
   Та же арка, тот же подъезд со старыми и новыми надписями на стенах пробудили во мне воспоминания о том, как я впервые пришел сюда. Неожиданно промелькнула мысль, что сейчас откроется дверь и передо мной предстанет Рима, в тех же коротких, обтягивающих шортах, с веселыми рыжими волосами. Однако дверь не открывалась, и мне пришлось воспользоваться звонком.
   Я ожидал, что дверь откроет молодая девушка, прислуга, – сейчас стало модно заводить горничных. Забавно: десяток лет назад тот же дядя Женя с гневом осуждал эксплуатацию человека человеком, а сегодня это – нормальное явление. Мой приятель, вчерашний преподаватель пединститута, а ныне представитель иностранной компании, принял в услужение целую семью: он нанял знакомого в садовники, его жена стала горничной в их доме, а их дочь нянчит маленького ребенка хозяев.
   Но, похоже, семья дяди Жени прислуги не завела – дверь открыла дядина жена. Она не могла скрыть своего восхищения подарками и внимательно осмотрела – не меня, а мою внешность. Меня, как и прежде, она предпочла не замечать, ограничившись сухой фразой:
   – Здравствуй, Олег.
   А вот дядя Женя тепло улыбнулся (молодец, старик, зубы как на подбор!) и крепко пожал руку (силен!).
   – Пока готовится чай, пройдем в кабинет, – предложил он мне.
   В кабинете, казалось, все было без изменений, но на столе я увидел книги нового времени: Сорос, Карнеги, Ницше и неизвестный мне Иммануэль Валлерстайн. Заметив мой взгляд, дядя Женя с ноткой самоиронии сказал:
   – Вот, Олег, теперь изучаю современную западную философию. Что поделаешь? Если бы мы могли прочесть это в свое время, глядишь, все было бы по-другому. Но и сейчас не все так плохо, что скажешь?
   Пусть не покажется вам это пустой стариковской болтовней. В обычном, на первый взгляд, вопросе было многое скрыто. Дядя Женя решил изучить меня, понять, кем я стал, как и о чем думаю. Отвечать на такие вопросы односложно нельзя, но давать развернутый ответ, изображать из себя крутого философа не хотелось.
   – По-разному, дядя Женя, – я решил быть осторожным. – Трудные времена, но что поделаешь, выбора нет. Если сильно постараться, то что-то получается.
   Он испытующе посмотрел мне в глаза, и, кажется, оценил мою осторожность.
   – Я слышал о твоих успехах, Олег, похвально. – И вдруг он неожиданно спросил: – На твоей биографии нет черных пятен, ты чист?
   Наверное, в этот момент на моем лбу выступил холодный пот. Не помню, но так всегда пишут в романах, описывая героя в минуты сильнейшего волнения. Перед глазами всплыл образ Шефа и его последние слова.
   Но при чем здесь дядя Женя, что мог он знать об этом не самом приятном эпизоде в моей биографии? Я понял, что должен дать честный ответ. Ложь стала бы приговором нашему взаимному уважению и доверию, которыми я так дорожил. Я сделал то, что и должен быть сделать.
   – Мой шеф, – здесь я произнес его имя, – отпуская меня, сказал, что сдержал свое слово. Я чист.
   Я оставил себе лазейку на тот случай, если бы дядя Женя сделал вид, что не понимает, о чем речь. Тогда бы я тоже притворился, что оговорился, мол, хотел сказать совсем другое. Ну, вы понимаете, мы все себя так ведем, когда попадаем в неловкое положение. Но случилось невообразимое. Дядя Женя молча принял ответ, ничему не удивился и невозмутимо пригласил меня к столу.
   За столом мы старательно не упоминали имени Римы. Я, как раскаявшийся преступник, честно признался хозяйке дома, сколько комнат в моей квартире, какого года выпуска машина, где покупаю продукты и приобретаю одежду. Она восхищенно покачивала головой, цокала языком, но вслух произнесла совсем не то, что я надеялся услышать:
   – Надо же, и кто бы мог подумать!
   Дядя Женя с упреком посмотрел на жену, но ничего не сказал. Вместо этого он опять пригласил меня пройти в кабинет, где, как я догадался, и должен был состояться основной разговор.
   Усевшись в кресло, дядя Женя заговорил:
   – У Римы, а точнее, у ее мужа, – здесь дядя Женя недовольно поморщился, – возникли серьезные проблемы. Он наделал долгов и попал в неприятную ситуацию.
   Мне, бывшему специалисту по вышибанию долгов, не надо было объяснять, что такое «неприятная ситуация». Я мгновенно вспомнил самодовольную морду Сиропа, холодный и жестокий взгляд Шефа. И вдруг меня словно током ударило – Рима в опасности. Старику надо отдать должное, понимая возможные последствия для любимой и единственной дочери, он крепко держал себя в руках.
   – Понимаешь, мне, старику, как-то неловко вмешиваться в их отношения, – сказал он напоследок. – Вот я и подумал, может быть, ты сможешь помочь?
   Мне, вероятно, следовало расспросить его, о какой сумме идет речь, кто и как «напрягает» Антона, сколько осталось времени для решения вопроса, но, взглянув на дядю Женю, я понял, что он ждет совсем другого. Не раздумывая, я решительно ответил:
   – Да.

РИМА. Настоящий волшебник

   Для моей семьи наступили черные дни. Однажды Антон вернулся только под утро. На него страшно было смотреть: под глазом наливался лиловым свежий синяк, а костюм был безнадежно изорван. Муж молча прошел в комнату, отмахнулся от примочек, спешно подготовленных мной, и попросил меня присесть:
   – Я должен тебе кое-что сказать. Кредиторы обратились к помощи бандитов и требуют возврата долгов. Счетчик, как они сказали, уже включен.
   Я молча слушала, а он продолжал говорить:
   – Нам придется продать все наше имущество. Этих денег хватит только на то, чтобы погасить треть долга. Возможно, чем-то поможет мой отец. Что делать дальше, я не знаю.
   На его глазах выступили слезы, но Антон не из тех, кто может позволить себе такую слабость. Он взял в себя в руки.
   – Я виноват перед тобой. Прости, если сможешь. Ты вернешься к своим родителям, с разводом с моей стороны проблем не будет.
   Я растерялась. О чем он говорит? Выходит, он предлагает мне уйти? Как благородно!
   – Не надо так говорить, Антон. – Я погладила мужа по плечу и без особой веры в успех добавила: – Я поговорю с папой, может, и он чем-нибудь поможет.
   – Исключено, – отмахнулся от моих слов Антон. – Я ослушался твоего отца, и ждать от него помощи не стоит.
   Нам, женщинам, все-таки легче. Мужчины носятся со своей гордостью, как спортсмены с олимпийской медалью, порой обрекая себя на невыносимые страдания. Обычная, простая человеческая просьба ими воспринимается как нечто унизительное, способное нанести ущерб их бесценной и бесконечно превозносимой гордости.
   Я немедленно отправилась к папе. Я рассказала ему все: как Антон создал свою фирму, как ему вначале не везло, как потом ему попались перспективные клиенты, как мы ездили в Париж, чем кончились наши переговоры и, наконец, о его распухшем глазе. Папа глубоко вздохнул, надолго задумался, а потом сказал:
   – Послушай внимательно, дочка, и ответь мне – только, пожалуйста, честно.
   Вообще-то я всегда старалась быть честной с папой, кроме тех вещей, которые ему знать не положено по той простой причине, что он мужчина. И папа, как мне казалось, всегда соблюдал этот паритет, не задавая неприятных вопросов. Но сегодня он впервые нарушил нашу негласную договоренность:
   – Ты ведь не любишь Антона, верно?
   Возможно, в любой другой ситуации я набралась бы смелости и честно все рассказала. Но не теперь.
   – Папа, мой муж в беде, – ответила я отцу. – И я вместе с ним. Вместе. Что еще ты хочешь от меня услышать?
   – Мне этого достаточно, – вздохнул он и, выдержав паузу, добавил: – Но на вопрос ты не ответила.
   Я промолчала.
   – Хорошо, – кивнул отец, не дождавшись от меня ответа. – Надо подумать, что можно сделать.
   Началась чехарда ужасных событий. Обожаемый Антоном автомобиль исчез первым. Антон с грустным смехом рассказывал, как он покупал билет в трамвае.
   – Я сначала встал в проходе, и каждый входящий в трамвай посчитал своим долгом пихнуть меня в спину. А затем все пассажиры приняли меня за идиота, когда я стал выяснять стоимость проезда!
   Исчезновение автомобиля я приняла стоически, но когда из дома стали выносить мебель, в том числе мое любимое кресло-качалку, я не выдержала и расплакалась. Антон, переживающий не меньше моего, крепко встряхнул меня и с металлом в голосе произнес:
   – Я тебя предупреждал. Ты должна ясно осознавать – твой муж неудачник!
   И взяв себя в руки, добавил:
   – Прости. Ты молода и красива. У тебя все должно получиться. Так что давай расстанемся.
   Он меня уже достал. Я так и сказала:
   – Ты меня достал! Если хочешь избавиться от меня, так и скажи, только не изображай из себя благородного дона Педро или какого-нибудь Родригеса из мексиканского сериала.
   Антон растерялся и даже развел руками.
   – Ну, прости меня. Прости.
   – Еще добавь «дорогая», тебе так нравится это идиотское словечко!
   Он попытался меня обнять, но я оттолкнула его и ушла на кухню, чтобы не видеть всего этого ужаса.
   В тот же вечер Антон сообщил, что в ближайшие дни мы переезжаем жить к его родителям. О моих и речи быть не могло. Мой в прямом смысле слова бедный муж продолжал оставаться гордым. Может, поэтому я и не ушла от него?
   – Но почему нам не снять небольшую квартирку? – недоумевала я.
   – Потому что у нас нет денег, доро... – начал было произносить ненавистное словечко Антон, но тут же осекся: – Все, что я зарабатываю, должно уходить на погашение долгов.
   Я готова, как жена декабриста, стерпеть все бытовые трудности, но только не его папочку. Говорят, даже сталь имеет свою усталость и ломается. А я всего лишь человек. К сожалению, и от моего папы не поступало обнадеживающих сообщений. «Он на самом деле не волшебник, а так хотелось бы», – с грустью подумала я.
   – Квартиру мы все-таки снимем, как-нибудь проживем, – я попыталась переубедить мужа, а мысленно добавила: «Мои родители не оставят нас без поддержки, я папу знаю».
   – У тебя на это только три дня, – сообщил Антон, – не уверен, что что-то получится.
   В этот момент зазвонил телефон. Переговорив с кем-то, Антон, впервые за последние дни широко улыбнувшись, сообщил:
   – Не три дня, а целых две недели. Мне неожиданно предоставили отсрочку! – Но тут же призадумался: – Странно это.
   – Вот видишь, – обрадовалась я, – не уверен, не обгоняй. Две недели!
   Признаюсь, во мне появилась уверенность еще и потому, что в эту минуту я вспомнила об Олеге. Он не подведет моих ожиданий, я в этом нисколько не сомневалась.
   Ничего не сказав Антону (а вы бы на моем месте сказали?), я направилась к Олегу. Но по дороге к нему моя уверенность стала улетучиваться. Безусловно, я сильно волновалась. Просить о помощи унизительно, а мне приходилось делать это впервые. Кроме того, меня беспокоили воспоминания о нашей последней встрече. Его попытка казаться гордым и недоступным пугала возможным унижением.
   Олег встретил меня какими-то встревоженными, изучающими глазами. Не успев как следует поздороваться, он произнес:
   – Что случилось, Рима, рассказывай.
   Он напомнил мою сокурсницу Ритку, тоже предпочитавшую ставить вопросы ребром:
   – Ты с ними особенно не сюсюкай, – настоящий армейский инструктаж, – «Пока не купишь шубу, ко мне не прикасаться!». Поняла? Ты ему – надеюсь, она, все-таки, имела в виду законного супруга – за «просто так» не давай.
   Меня передернуло от вопроса Олега, но пути назад не было.
   – Я пришла попросить тебя... занять у тебя денег. Сложились такие обстоятельства... – Я замялась, не зная, как рассказать о происходящем.
   Олег долго и настойчиво глядел мне в глаза. Даже не глядел, а всматривался.
   – Хорошо, – вдруг спокойно и без эмоций ответил он. – Сколько?
   Я назвала сумму, необходимую на ближайшие три месяца, чтобы снять квартиру.
   – Этого мало, – неожиданно ответил Олег, – тебе понадобится больше.
   Он что, переквалифицировался в экстрасенса?
   – Давай договоримся следующим образом. Через неделю я сам подыщу тебе подходящую и недорогую квартиру. А деньги получишь завтра, об этом не беспокойся.
   Меня обожгло! Откуда он знает, что я прошу денег на квартиру? Неужели это он со своими бандитами мучает Антона? Внезапная догадка заставила меня онеметь. Олег увидел мое замешательство и поспешил развеять его:
   – Я все знаю, Рима, но не имею к этому делу ровным счетом никакого отношения. Поверь, я просто хочу тебе помочь.
   Вот оно, объяснение неожиданной отсрочки! Спасение от бандитов приходит в лице... бандита!
   Олег наверняка стал экстрасенсом, а иначе как объяснить его следующие слова:
   – Поверь, с прошлым давно покончено, но, узнав о твоих неприятностях, мне пришлось восстановить прежние связи.
   – Значит, ты опять стал бандитом?
   Олег рассмеялся.
   – Смотря что ты понимаешь под этим словом. Людей я не убивал и не резал, детей не похищал и выкуп не требовал, не грабил и даже не занимался заурядным воровством. Честно признаться, это был обычный бизнес, с той лишь разницей, что люди, работавшие со мной, не позволяли себя обманывать... как твоего мужа.
   Жестоко. Неудачнику никогда не позволят забыть о неудачах. Голливуд своими фильмами сформировал в наших людях стойкое отвращение к неудачникам, к которым, если быть до конца объективным, можно отнести абсолютно всех нас. По меркам Голливуда, конечно.
   Но как он узнал о моих проблемах?
   Олег, похоже, прочитал и эту мою мысль, спросив:
   – А кто тебя направил ко мне?
   – Никто. – Я пожала плечами. – Я пришла сама.
   В глазах Олега я увидела настоящую, искреннюю радость.
   – Значит, ты мне доверяешь. Приятно слышать.
   Ничего не понимаю. Мужчины всегда становятся такими загадочными, когда дело заходит о деньгах. Но какая мне, в конце концов, разница? Я своего добилась и, как мне казалось, сохранила достоинство.