Светлова Ольга. Под крылом судьбы

   А меня нет. А на нет и суда нет, как нет и прокуратуры, администрации президента, комитетчиков и других уважаемых и исключительно компетентных людей.
   – Олег Александрович в командировке, – будет отвечать секретарша. – А телефон в Москве оставил, на столе забыл. Я так переживаю... Если он свяжется со мной, я немедленно сообщу ему о вас.
   Мне нравится Китай. И традиции, и кипящее строительство, и памятники старины. Поток людей всюду: на проспектах и улицах, в переулках и во дворах, в магазинах и ресторанах. Они везде, их много, они похожи друг на друга. Пытаясь разглядеть лица, я не увидел злобы и ненависти, холода и равнодушия, как это нередко бывает у нас, но я не встретил также страсти, отчаяния, мечтаний и нежности. Все лица одинаково приветливы. «Их тьмы, и тьмы, и тьмы».
   Обращаясь к прохожему, я испытываю приятные ощущения. Не понимая ни слова из моей речи, китайский собеседник пытается добросовестно помочь гостю. Это важно, и я благодарен ему за это.
   Проблем с языком у меня, как правило, не бывает. Проблемы у тех, кто хоть что-то знает. Когда не знаешь ничего, то соответственно нет и проблем. Приехав в чужую страну, надо выучить несколько слов: здравствуйте, до свиданья, спасибо, гостиница, такси (оно во всех странах «такси»), девушка, красивая (это слово обязательно для мужчин), сколько стоит, пиво и можно еще водка (если есть такое желание). Этого достаточно. По-китайски это будет: ниха, цайдье, сесся, пингва, такси, кунья, пьяоля, до-ся, пидъё и пайдъё. Да, еще одно слово: хао – хорошо, и пухао – нехорошо. Китайцы молодцы, голову себе не морочат. Добавляете к любому слову приставку «пу» и получаете новое слово с обратным смыслом. А теперь можете положить визитную карточку гостиницы в нагрудный карман и смело отправляться в путь. Только не забудьте визитку, название отеля, если вы рискнете произнести его вслух, не поймет ни один таксист. Во-первых, вы обязательно забудете название, а во-вторых, с вашим произношением в Китае ловить нечего.
   Бродить по улицам китайских городов огромное наслаждение. Меня не замечает никто, не потому что человек там как песчинка или, более того, как пыль. Нет, потому что человек как естественная среда, как лист на дереве, как столб у дороги, как колесо автомобиля. Все это есть, но никто не замечает, потому что колес, особенно велосипедных (их там не менее двух миллиардов), замечать никто не будет. Но, обратите внимание, если человек проколол колесо, то его не задавят, не обматерят за образовавшуюся пробку, не посмотрят с презрением и ненавистью. Его объедут, обойдут, как горная речка обтекает валун. Правда никто при этом не бросится помогать, поднимать упавшего, взывать о помощи. Упавший поднимется сам.
   Был свидетелем, как таксист, не справившись с управлением, сбил велосипедистку. Я попытался выскочить из машины, чтобы оказать помощь. Но таксист с упреком посмотрел на меня, продолжая оставаться неподвижным и ожидая, когда женщина встанет и освободит дорогу. Но поразило не это. Женщина, с трудом поднявшись и оттащив в сторонку велосипед... даже не взглянула на водителя! Она восприняла происшедшее как обычный, житейский несчастный случай. И также отреагировал на случившееся таксист, через секунду продолживший напевать прерванную веселую песенку.
   Не знаю, плохо ли это. У нас помощь пострадавшему обставляется как шоу, с кучей любопытствующих глаз, с восторженными возгласами: «Вот это он ее уделал!», иногда даже с неким чувством самоудовлетворения и гордости: «Какой я молодец, помогаю! Требую награду за бескорыстную помощь!» А если мы стали жертвами происшествия, то виновнику несдобровать. Ему еще повезет, если он отделается обычными оскорблениями в свой адрес. А бывает и похуже, ломают, как физически, так и морально. Не хочу жалости к себе. Не лезьте. И не лезу к другим.
   Понравилось и то, что в парке у реки стоит очередь возле скамейки. Ждут, чтобы занять место. Нет, это мне не понравилось.
   Знаете, мои поверхностные наблюдения привели к мысли, что они не просто великая и древняя нация. Их ждет большое и мощное будущее (знаю, я не первый в таких умозаключениях). У них нет ярко выраженного, эгоистического и самовлюбленного «я», что свойственно сытым государствам и активно культивируется у нас. Рикша спит у дороги, почти в пыли, но если его негромко окликнуть, то просыпается мгновенно. У них есть рынки, которые открываются в пять утра и закрываются в восемь... утра(!). Они высаживают рис в феврале, стоя по колено в воде. Они не разводят костры на природе, потому что нельзя. И мечтают служить в армии. Мужчины в огромном количестве пьют пиво, обожают играть в карты и очень боятся своих женщин. Они стройными колоннами выходят на дороги, чтобы очистить их от гололеда. Они делают многое из того, что непонятно нам. Они своего добьются.
   Китайцы необычны для нас, для нашего восприятия, но исключительно интересны. Даже на деловых переговорах, ведущихся по общепринятым международным правилам, они никогда не скажут «нет». Это неэтично и может обидеть собеседника. Я разобрался в этом довольно быстро. Если партнер по переговорам вдруг неожиданно заулыбался и согласно кивает, а потом начинает что-то обсуждать со своими коллегами, значит, он не согласен.
   Есть еще один прием – гастрономический. Китайцы очень гостеприимны, стол, как правило, ломится от еды и напитков, причем все отменного и необычайного вкуса. Как вам сладкие, посыпанные сахаром помидоры? Не говорю о коконе шелкопряда и лягушачьих внутренностях. Я это ел, и мне понравилось. Хочешь понять чужой народ, пойми, что им доставляет удовольствие. При этом они, кстати, совершенно не могут понять, почему мы едим сметану.
   – От одной мысли тошнит, глядя, как вы едите сметану. Ложками! – делился впечатлениями китайский бизнесмен.
   Так вот, этот прием они применяют частенько со своими советскими партнерами (так и говорят – «советскими»). На очередном из банкетов оказался человек, внешне интеллигентный, ранее не участвовавший в переговорах. Он налил себе и мне по полному бокалу коньяка и потребовал выпить до дна за дружбу между нашими народами и за вечное партнерство наших компаний. Не сказать, что я большой мастер по таким вещам, но уж китайцам в этом вопросе я уступить не мог. С одной лишь оговоркой.
   – Коллеги, мне не составит труда выпить бокал коньяка, но беспокоит судьба этого человека, для него такая доза может оказаться неподъемной.
   Китайцы стали заверять меня в обратном, а этот тщедушный интеллигентик заявил, что я его боюсь. Профессиональный провокатор. Мы осушили бокалы и проделали это еще трижды под дружные аплодисменты присутствующих. После чего интеллигент-провокатор, хрюкнув, упал лицом на стол. Проворные официанты утащили его прочь. А у меня, к счастью, хватило ума предупредить своих партнеров по переговорам:
   – Можете задавать вопросы, господа. Но, пожалуйста, запомните, что если я вам сегодня что-нибудь пообещаю или даже подпишу, то завтра мы начнем все сначала.
   Китайцы принялись заверять меня, что не хотели ничего дурного.
   – Вы, уважаемый Олег, постоянно чем-то озабочены, нервничаете. Вот мы и подумали, что так будет лучше. А завтра продолжим переговоры, – голосом милой и обаятельной переводчицы сообщил партнер по переговорам.
   Пятнадцать минут назад эта невзрачная хрупкая девочка была мне совсем не интересна. Ее переводческий опыт оставлял желать лучшего, а мой затуманенный алкоголем мозг с трудом переваривал ее вопросы.
   – Скажите, господин Олег, ваша компания добывает полезные насекомые?
   Ни фига себе, пронеслось у меня в голове, они хотят покупать насекомых. Какие же из них полезные?
   – Есть у нас леса, – профессионально и невозмутимо ответил я, – там столько комаров!
   Гостеприимные хозяева с трудом изобразили невозмутимость, услышав мой ответ из уст перепуганной переводчицы. И только на следующий день мне стало ясно, что она перепутала слово «насекомые» со словом «ископаемые». Еще она предложила химикаты для уничтожения мелких грузинов в наших зерносеющих районах (речь шла о грызунах). А позднее, в моем номере, она доверительно сообщила, что живет на Украине (как оказалось – на окраине).
   Вообще, китайская кулинария – это тема для отдельного разговора. Я, например, был потрясен тем, что они подают на стол живую рыбу. В одном из ресторанов рыбу опускают в аквариум с водкой, она пьянеет и теряет сознание. Потом ее чистят, аккуратно снимают кожу со спины, не задевая внутренностей, чтобы рыба не умерла, срезают мясо, нарезают его ровными дольками, кладут все на место, прикрывают кожей и подают гостям. На тарелке рыба трезвеет и начинает биться, трепыхаться прямо на блюде!
   Я, как почетный гость, должен был первым отведать лакомства. И после этого их чем-то не устраивает наша сметана!
   Вечером позвонил Михалыч. Мы проиграли аукцион. В то утро объявили о третьем участнике, купившем банк за сто пять миллионов долларов.
   Я метался по номеру, не зная чем себя занять, мысли не хотели приходить в порядок. Я чувствовал себя как та рыба из ресторана, оглушенная алкоголем, и бился и трепыхался. Неожиданно попалась на глаза книжка, подаренная дядей Женей. Глаза выхватили такие строчки:

 
Не дай мне шакальего, подлого вздоха,
Дай волком издохнуть!
 

РИМА. Собственники

   Нельзя быть просто женщиной. Любая из нас должна обязательно кому-то принадлежать, быть чьей-то собственностью. Одинокие женщины – изгои, снисходительно принимаемые, брезгливо переносимые, величаво поучаемые. Как дочь я принадлежу отцу, как жена – мужу, как мать – сыну и как партнер – Олегу. И все. Мы, женщины, воспринимаемся ими как часть их собственного «я», как личное ребро, с сожалением вырванное из грудной клетки. Даже если и так, я говорю о ребре, то сделали они это не ради создания женщины, а только для того, чтобы печени было просторнее увеличиваться. От пива и мяса.
   Мое общение с Андреем переполошило всю стаю собственников.
   – Андрей, оказывается, целый месяц лежал в больнице, – сказала однажды Наташа, – на него напали хулиганы, избили и сломали ногу.
   Знаете, почему она сказала это с упреком? Потому что тоже считает, что я собственность Андрея, в данном случае в качестве любовницы. Ошибаешься, дорогая!
   – Как ты узнала об этом? – с видимым равнодушием спросила я.
   – Проезжала мимо галереи, решила зайти поболтать. – Наташа старательно делала вид, что она тут ни при чем.
   – С каких это пор тебе понадобилось заезжать к Андрею поболтать? Я ведь просила тебя не вмешиваться! – Почему каждый считает своим долгом лезть в мои дела!
   Наташа смутилась, отвела глаза и подтвердила мои подозрения.
   – Стало жалко тебя, ты такая тоскливая в последнее время. Что-то произошло между вами?
   – Не твоего ума дело. Зачем тебе все знать, Наташа? – устало вздохнула я.
   – Только ты не обижайся, пожалуйста, но у меня опыта в таких делах побольше. – С видом стервы, требующей доплаты за стаж, разъясняла она. – Знаешь, что я тебе посоветую...
   – Не знаю и знать не хочу! Оставь меня в покое, – отрубила я. – Скажи, что с ним случилось?
   – Это было на следующий день после закрытия выставки, поздно ночью он возвращался домой, они и напали, – докладывала «следователь по особым поручениям» Наталья Головина. – И что удивительно, забрали мобильник, но не поинтересовались бумажником!
   Ничего удивительного. Только вчера в новостях рассказывали о такой же истории. Правда, жертвой была девушка.
   – Обычные отморозки, у них крыша едет от этих телефонов, – ответила я и переспросила: – Когда, ты говоришь, это произошло?
   – Около месяца назад, так что можешь не беспокоиться, выглядит он как огурчик, только с палочкой ходит. Ты бы навестила его, он почти постоянно дома. Спрашивал о тебе...
   Я открыла рот, чтобы произнести очередную отповедь, но Наташа убежала, воскликнув:
   – Ой, клиентка подошла!
   Обида на Андрея улетучилась. Пока я с остервенением копалась в своих ощущениях и обидах, он испытывал настоящую физическую боль. Мужчины обычно беспомощны в быту, а если при этом у них сломана нога, то их жизнь превращается в сплошное преодоление препятствий. Интересно, кто его кормит, переодевает? Наверняка есть такие желающие, вокруг него всегда вертелись молоденькие художницы и натурщицы. Вот и хорошо, еще не хватало, чтобы я мыла полы в его доме.
   Другими словами, я решила навестить Андрея и вечером того же дня позвонила в его дверь.
   – Ты? – почему-то удивился он. – Проходи.
   – Я без звонка, не возражаешь? – Мобильник у него похитили, а номер домашнего телефона я так и не узнала.
   Андрей был бледен, но выглядел вполне здоровым.
   – Как ты? Это надолго, с ногой будет все в порядке? Их поймали? – Я волновалась, и поэтому вопросы звучали невпопад.
   – И не поймают, – мрачно произнес Андрей и почему-то добавил: – Не беспокойся...
   – О чем ты, Андрей? – Страшная догадка пронзила меня, но мне не хотелось верить.
   – Я уезжаю в Питер... потом, по всей вероятности, перееду в Прагу, еще точно не знаю. Продам галерею и уеду. – В его голосе слышалась угрюмая злость и обида. На меня?
   – Почему? – спросила я.
   – Спасибо, что навестила. У меня, как видишь, все в порядке. – Андрей встал, делая вид, что не слышал моего вопроса и что разговор окончен. Кончик бороды указывал на дверь.
   «Извини, Андрей, но, пока я не получу ответа на свои вопросы, пока ты не развеешь возникшие подозрения, я не сдвинусь с места!» – мысленно возразила я.
   – Почему ты не ответил на мой вопрос? – Трудно быть спокойной, но получается.
   – Что ты хочешь, Рима? Я сказал все, что требовалось, – устало проговорил Андрей. – Мы не школьники, впервые поцеловавшиеся за углом. Никто не имеет права решать за нас. Даже твой муж. Не его это дело. Только тебе решать, с кем оставаться на ночь. Но... теперь ты понимаешь, что я должен уехать.
   – Это Антон натравил на тебя хулиганов? – ужас охватил меня.
   – Они не представились, когда ломали ногу. Но предупредили, что на чужой каравай разевать рот не следует. – Андрей сжал кулаки, злясь на свое бессилие и перенесенное унижение. – Мне действительно надо уезжать, Рима.
   – Прости, Андрей, – я так же бессильна, как и он.
   Я пожала ему руку. Он мужчина, настоящий и честный. И уходит победителем. Проигравшей оказалась я. Но напоследок я не могла не спросить:
   – Но зачем им понадобился твой мобильник?
   Андрей усмехнулся:
   – Как вещественное доказательство, в нем записан твой телефон и время наших разговоров.
   Еще в школе, в восьмом классе, двое старшеклассников подрались из-за меня. Не скрою, это льстило моему девчоночьему самолюбию, причем взаимностью я не отвечала ни тому, ни другому. Драка кончилась сотрясением мозга одного и уходом из школы второго. Важно другое: этих драчунов совершенно не интересовало мое мнение, им это было совсем не важно. Они бились за собственное право ухаживать за мной. Как хищники. Мужчины, окружающие меня сегодня, ведут себя точно так же, как те мальчишки из детства.
   Я вспомнила Михалыча, его неожиданный визит на выставку. Искусством ломать ноги он наверняка владеет лучше других, а тут вдруг становится экспертом в живописи. Вы когда-нибудь видели человека, это я об Олеге, который покупает картины для своей коллекции через начальника службы безопасности? Вспомнились слова Михалыча, сказанные в ту ночь: «Не надо уступать домогательствам». Он прав, конечно, таким бандитам, как этот заторможенный Бублик, уступать нельзя. А если он подразумевал Андрея?
   Так кто же напал на Андрея – охранники Антона или подручные Олега?
   Как меня достали эти собственники!
   Да, я согрешила, но оправдываться не собираюсь. Потому что не чувствую себя виноватой... Разве что только перед сыном. Увлекшись выставкой (хорошо, не выставкой, а Андреем), я не уделяла достаточного внимания своему ребенку. У меня сердце защемило, когда, придя домой, я услышала радостный вопль из детской:
   – Мама!!!
   Павлик выбежал из детской и понесся ко мне с распростертыми объятиями. Боже, как я по нему соскучилась!
   – Где ты была, мама? – прижавшись ко мне всем телом, спросил сын.
   Мне ничего не оставалось, кроме как соврать:
   – Работа, сынок, была занята.
   – Я тебя люблю, мама, не забывай обо мне, ладно? – с упреком проговорил он, на мои глаза навернулись слезы.
   – Я никогда, ни на одну минуту не забывала о тебе!
   Павлик крепко обнимал меня за шею, как будто боялся потерять.
   – Я тебя совсем не вижу, ты приходишь, когда я сплю, – выговаривал он. – У тебя нет других детей, значит, принадлежишь ты только мне одному. Поняла?
   – Поняла, – безропотно согласилась я.
   Успокоив сына, я решила навестить отца.
   Радости мамы не было предела. Отдав Павлика папе, мы засели на кухне. Иногда нам это здорово удается – болтаем, как старые подруги; но в этот раз беседа больше походила на шпионский инструктаж.
   – Дочь, мы сильно обеспокоены. Папа не находит себе места. Дела в холдинге не ладятся, я всегда говорила, от Олега никакого толку не будет. И еще, – она перешла на шепот, – мы слышали, что Антон ушел от тебя. Это правда?
   – Прошло всего три дня – мне кажется, еще рано делать выводы, – отозвалась я, восхищенная и возмущенная информированностью родителей. – Мы просто поссорились.
   – А ты в курсе, почему он ушел? – заговорщически спросила мама, как будто речь шла не о моей семье. – У тебя появился другой мужчина.
   Она так сильно волновалась, как будто узнала секрет изготовления ядерной бомбы.
   – Мам, откуда тебе это известно? Даже я ничего не знаю, – тут я покривила душой, но любая дочь поступила бы точно так же.
   Мама с тревогой посмотрела на закрытую дверь кухни.
   – Я слышала папин разговор, не знаю с кем.
   Час от часу не легче! Каждый считает своим долгом влезть в мои личные дела!
   – Он говорил: «Что за человек вертится возле Римы, узнайте и доложите».
   Я была разочарована.
   – И это все?
   – Нет, когда он увидел тебя по телевизору с этим... – она запнулась, подбирая слово, – человеком, то сильно огорчился: «Что она могла в нем найти?»
   – Мам, это бизнес, понимаешь, деловые отношения, – пыталась вразумить я маму, но она отмахнулась от моих слов.
   – Не понимаю, доченька, в бизнесе твоем, ничего не понимаю. Но только этот, с бородой, так на тебя смотрел! А вот в этом, ты уж мне поверь, я кое-что соображаю.
   На кухню вошел сын, он был очень взволнован, исполняя ответственное поручение.
   – Мам, тебя вызывает дедуля, а мне он сказал прямо сейчас, немедленно слушаться бабушку и кушать пироги.
   – Вот и правильно, золотце ты наше, – захлопотала мама. – Мы с тобой покушаем, а мама пусть спокойненько поговорит с дедушкой, не будем им мешать.
   Я направилась в папин кабинет. На ковер.
   – Присядь, дочь. – Сегодня папа решил обойтись без традиционного поцелуя в лоб. – Нам надо поговорить.
   Никуда не деться, я согрешила и должна пройти все круги ада. Лучше бы камнями забросали.
   Но папа заговорил совсем не о том, чего ждала и боялась я.
   – Дочь, внук до сих пор не умеет читать, а ему четыре года.
   Голова кругом, что еще я натворила?
   – Пап, ты о чем?
   – Учеными доказано, что мозг ребенка наиболее восприимчив именно в раннем возрасте. Я вот прочитал тут. – Он ткнул пальцем в газету. – Какой-то пацан буквы знал с двух лет, с трех свободно читал, сейчас ему семь, изучает научную литературу, энциклопедии!
   – Папа, – осторожно начала я, – дедушки обычно пекутся о здоровье и об аппетите внуков, а читать он еще научится, у нас три года в запасе.
   – Нет у нас трех лет! Если ты хочешь, чтобы твой сын выжил в этом мире, то готовь его сейчас. Сегодня никто не представляет, как можно жить без компьютера, как видишь, и я на старости лет не хочу отставать. – Папа брезгливо указал на ноутбук на своем столе, видно, не ладятся у него отношения с «черным ящиком». – А буквально пару десятков лет назад о нем никто знать не знал. У нас в ЦК пол-этажа занимала ЭВМ, все равно через обычные счеты проверяли цифры и находили ошибки! А эти ваши телефоны карманные – настоящее чудо, вы этого не замечаете, а мне приходилось месяцы терять, чтобы довести до сведения колхозов очередное решение бюро.
   Папа восхищался научно-техническим прогрессом, действительно, недавно нам казалось чудом появление мобильных телефонов, а сегодня ими никого не удивишь. Каждый день появляется что-то новое, мы стали привыкать к чудесам. Кстати говоря, с появлением новых трусиков – стрингов – решилась и глобальная проблема ВЛТ. Только папе об этом знать ни к чему.
   Папа продолжал воодушевленно разглагольствовать, что даже нравилось – может, он забудет обо мне.
   – Посмотри, как рассуждает этот малец. – Отец взял в руки газету и стал читать: – «Если условно спрессовать время, то получается, что от первобытно-общинного строя до рабовладельческого прошло, скажем, пять часов, а от рабовладельческого до феодального уже не более часа, от феодального до наших дней – только пять минут».
   Он с торжеством победителя посмотрел на меня.
   – Я поняла тебя, папа, обязательно займусь, найму репетиторов, – покорно согласилась я. – Большой теннис, английский, бальные танцы, начнем с этого.
   – Во-первых, языки, потом математика и что-нибудь спортивное, – подытожил папа.
   – Фигурное катание, – с надеждой предложила я.
   – Он мужчина. Борьба или рукопашный спорт, – он с сомнением посмотрел на меня, – нет, я сам этим займусь.
   Убедившись, что дверь плотно закрыта, отец заговорил о том, ради чего он позвал меня в кабинет.
   – А теперь о главном. Мы проиграли аукцион, ты уже знаешь. – Я понятия об этом не имела, но и удивлена не была. На всякий случай я многозначительно кивнула. – Теперь, если мы не предпримем решительных, но осторожных действий, нас ожидает крах.
   Допрыгались, голубчики!
   – Я посчитал, что, если заморозить наши долги лет на пять, то мы выкрутимся. Такая возможность, в принципе, есть. Но проблема в том, что никто не собирается это делать. Теперь слушай внимательно! – Папа заметно состарился, он стал как-то по-стариковски усыхать, но продолжает суетиться, выдумывать что-то, вмешиваться. – Я собираюсь на прием к президенту, никогда не злоупотреблял своим положением, поэтому, думаю, он меня примет. Хочу просить его о помощи.
   – Пап, о какой помощи ты хочешь просить? – удивилась я. – Ты думаешь, он тебе денег даст, десять миллионов? Или освободит от налогов?
   – Ты не понимаешь, дочь, – покачал головой отец. – В истории есть такие примеры. В свое время корпорация «Крайслер» была на грани банкротства, ни один банк не давал ей кредит. И тогда помогло именно государство, предоставив беспроцентный заем. Ты читала Ли Якокку?
   Читала, скукотища. Тем более что у нас не Ли Якокка, а Олег с заскоком. Я кивнула.
   – Да зачем нам заморские примеры, – продолжал отец. – Крупнейший химкомбинат продали инвестору без долгов, повесив их на государство.
   Отца всегда отличала железная логика, настоящая мужская выдержка, хладнокровие. Но годы берут свое.
   – Папа, это иллюзия, – попыталась я его разубедить. – Ты ничего не добьешься, даже если получишь аудиенцию. Президент не будет помогать отдельной частной компании, пусть даже очень крупной.
   Папа почувствовал себя задетым; впрочем, я сама виновата, надо быть осторожнее.
   – Ты не все знаешь, дочь. – На этом он посчитал необходимым завершить дискуссию. – Теперь о другом. Сейчас начнутся иски, судебные процессы, шумиха в прессе. Олега давно окрестили олигархом, поэтому пожирать его будут с большим аппетитом. Будем отбиваться. Могут задеть и твое имя, как одного из учредителей холдинга; именно поэтому так важно сейчас иметь безупречную репутацию. Ты понимаешь меня?
   Еще бы не понимать, мама подготовила.
   – У меня с этим человеком только деловые отношения, если тебя это интересует, – заявила я; надоело оправдываться, лучшая защита – нападение.
   – Не кипятись, – одернул меня отец. – Я навел о нем справки, он не представляет опасности. Образован, кандидат искусствоведения, был женат, в сомнительных делах не замечен. Поэтому проблема не в нем. – Он поднял свои тяжелые веки и с грустью посмотрел на меня.
   – Папа, я все прекрасно понимаю, мое участие в выставке было превратно истолковано. Но после ее закрытия я не видела и не слышала этого человека. Так что можешь успокоиться.
   – Вот и хорошо, – удовлетворенно констатировал папа, откинувшись на спинку кресла. – Правильно.
   Как ни странно, он не спросил меня об Антоне.
   Теперь, после беды, приключившейся с Андреем, я совсем по-другому воспринимаю наши разговоры. Хорошо, что Олег был в командировке в Китае, а то тоже не преминул бы случаем с удовольствием порассуждать о моей репутации.
   Я вдруг поняла, что любой из троих – Антон, Олег или мой отец – мог организовать избиение Антона.
   С одной стороны, на Олега это не похоже, ему легче и, наверное, приятнее устроить скандал, чем опускаться до таких низких уголовных методов. Кроме того, в те дни он был в Китае. Зато мог позвонить своему Михалычу, от него не убудет! Был же Олег когда-то бандитом, от прошлого так просто не отмыться. А Китай для него – алиби. Представляю его искреннее возмущение: «Рима, за кого меня держишь!»
   Антон? Каким бы жестоким и холодным он ни казался, это не его метод. Но, имея такую власть, дружбу с Максимом, он мог почувствовать себя безнаказанным. Как волк из басни Крылова, помните?