Светлова Татьяна. Ведьма для инквизитора

выделялся другой листок: "Я вчера наговорила глупостей, не бери в голову".
      Следующее послание висело на двери спальни - они облюбовали ту комнату,
в которой раньше спал Кис: "Может, мне похитить тебя еще раз? У меня это
неплохо получается, правда?"
      Следующая лежала на столике для коктейлей: "Загвоздка только в том, что
я не знаю, в каком качестве тебя задекларировать на границе! Как ценность
или как запрещенный к вывозу товар?"
      Последний сюрприз ожидал его в ванной. Поперек зеркала было размашисто
написано губной помадой: "Я ЛюбЛю тебя".
      Буква "Л" на голову превосходила остальные.


      Когда он вышел из столбняка и обернулся, Майя стояла за его спиной. Она
смотрела на него глазами, полными слез. И даже, кажется, отчаяния.
      Он сделал над собой усилие и тихо произнес:
      - Что-то случилось?
      Майя покачала отрицательно головой и грустно улыбнулась:
      - Знаешь, в конечном итоге, не так уж важно, насколько ты меня любишь.
Ты ведь любишь меня, хоть немножко, да? Это уже счастье...
      Алексей молча вглядывался в ее лицо. В голове его метались мысли,
складываясь в яркие, внятные картины всего того, что случилось за последние
десять дней. Майя стояла перед ним столь беззащитная, столь печальная, столь
красивая, что он не в силах был произнести ни слова. Ему требовался
тайм-аут.
      Он с трудом взял себя в руки. Он притянул Майю к себе и долго гладил по
волосам, пока она всхлипывала, уткнувшись в его грудь.
      Кис вдруг вспомнил слова, которые накануне хотел ей сказать, и,
склонившись к ней, произнес тихо:
      - Я тоже люблю тебя, Майя. Но я никогда не буду предателем. В этом вся
проблема...
      - Правда? Только в этом?
      Она оторвала лицо от его груди, уже изрядно вымокшей от ее слез.
      - Да, - солгал Кис.
      Она вдруг просияла и бросилась осыпать его поцелуями. "Алеша, Алеша, ты
не представляешь, как важно для меня то, что ты сказал сейчас! - бормотала
она. - Спасибо, что ты это сказал, спасибо..."
      Кис чувствовал себя прескверно.


      Они разобрали покупки. Майя собралась заняться ужином, но Кис ее
остановил:
      - Я должен тебя огорчить, маленькая. Саша просила сократить статью
примерно на полторы страницы. Она договорилась с "Совершенно секретно", но
больший объем в у них никак не пройдет в ближайшем номере, и тогда придется
ждать аж следующей недели.
      - Ох и стерва твоя Касьянова! По-моему, она это сказала нарочно, лишь
бы только все по ее указке было! Как ты с ней ухитряешься ладить, скажи мне,
с этой ведьмой?
      Кис поморщился, как от боли.
      - Ладно, ладно, - поспешно ретировалась Майя. - Я пошутила, не принимай
близко к сердцу.
      - Между прочим, Саша сказала, что твоя статья написана очень
прилично...
      Майя вспыхнула от радости, и Алексею стало почти совестно за свое
вранье: Александра на самом деле ровно ничего не сказала, - ни про
сокращения, ни про то, как написано. Он попросту ее не видел, а конверт со
статьей и дискетами оставил дежурному при входе в редакцию.
      - Давай сделаем так, - сказал Алексей, чтобы сменить щекотливую тему, -
я приготовлю ужин, а ты иди поработай над статьей, это очень срочно. Мы ее
загрузим по интернету на адрес редакции. Надо, чтобы утром она уже была у
Александры.
      - Хорошо, милый, - послушно согласилась Майя и тут же отправилась вниз
к компьютеру.
      Удостоверившись, что Майя спустилась вниз и закрыла за собой дверь, Кис
сделал звонок по телефону. Проговорил он не больше двух минут, после чего
отправился на кухню готовить ужин: жареную картошку с луком и сосисками. Это
блюдо у него получалось мастерски.


      Картошка была уже почти готова, и Алексей пошел предупредить Майю, что
пора закругляться. У двери, ведущей в подвал, странный шум привлек его
внимание: как будто Майя перекладывала бутылки.
      - Что ты там делаешь? - Он распахнул дверь и встал на верхней ступеньке
лестницы, прислушиваясь.
      Ответом ему был звон разбитого стекла, а вслед за ним донесся
расстроенный Майин голосок:
      - Ой, ты меня напугал, я бутылку разбила из-за тебя! Да какую, "Шато
Марго"! Жалко, сил нет. Я хотела ее открыть к нашему ужину...
      - Не расстраивайся. Я в них все равно не разбираюсь. Я отличаю только
хорошее вино от плохого, а в Венином погребке все хорошие, - так что смело
бери любую и иди сюда, ужин готов!
      - Тут почти все бордо. Ты предпочитаешь красное или белое?
      - Красное.
      - Я в них тоже особо не разбираюсь, честно говоря, - смущенно
засмеялась Майя, появляясь из подвала. - У нас всегда Марик выбирал вина...
Вот, взяла какую-то, попробуем...

x x x

      Они пили вино за ужином и допивали после ужина. Бордо и впрямь было
великолепным, и его уровень в бутылке снижался весьма лихо. Под конец Майя
уже не слезала с колен Алексея и не отрывалась от его губ, запивая вином
каждый поцелуй.
      - А давай, - прошептала она, - как в первый раз сделаем: я тебя
пристегну наручниками и изнасилую!
      Она мелодично и пьяно рассмеялась.
      - Тогда ведь здорово было, правда? Тебе же понравилось, признайся?
      Кис кивнул согласно и несколько смущенно.
      - В этом есть особый кайф, - понизила голос Майя, - ты ничего не можешь
сделать, ни-че-го... А я, - я могу все! Ты наслаждаешься моими ласками, а я
- своим могуществом! Я слышу, как ты стонешь, я вижу, как напрягается все
твое тело, как рвется ко мне, - но я тебя терзаю, я тебя мучаю, я заставляю
тебя умирать... От желания и блаженства...
      Ее дыхание сделалось неровным, и, самое нелепое, что и Алексею стало
жарко и трудно дышать. Вот уж не думал он, что в такой ситуации его охватит
страсть... Впрочем, в опасности всегда есть что-то возбуждающее.
      - Давай? - шептала Майя, расстегивая его рубашку и целуя грудь. - Скоро
мы расстанемся, и, уверяю тебя, это будет одно из твоих самых сильных
воспоминаний за всю твою долгую жизнь. За мою короткую - тоже!
      Она нетерпеливо ерзала на его коленях, заглядывала в глаза, торопя
ответ.
      Он сжал ее талию и приник к губам: "Давай!"
      И произнес погромче: "Была - не была!"
      Майя немного удивленно посмотрела на него, но Кис поднялся, подхватив
ее на руки, закружился с ней, словно в вальсе, и провозгласил не совсем
трезвым голосом:
      - Пошли меня насиловать!


      Майя помчалась в ванную, и он услышал из коридора ее голос: "Мы не
заперли входную дверь!"
      Верно, не заперли. Ночные привидения еще не покинули этот дом, тени еще
цеплялись за дверные проемы, в их черном зиянии еще горели угольные,
цыганские Венины глаза и маячил силуэт киллера...
      Она вышла в одном белье, - соблазнительная, вдохновенная и, черт
побери, желанная...
      - Ванная свободна! Иди скорей, я жду тебя, Алеша, я умираю от
нетерпения...
      - Э-э, нет, так мы не договаривались! - улыбнулся он.- Роль Умирающего
от Нетерпения предназначена, мне! А тебе - роль Нежного Палача.
      При этих словах Майя вдруг вспыхнула, и лицо ее вдруг осветилось
широкой улыбкой, - торжественной и немного смущенной, как если бы Алексей
объявил ее победительницей конкурса и вручил ей ценный подарок. Она
обхватила его шею, сильно прижалась к нему на мгновение всем телом и,
прошептав: "Как же ты меня возбуждаешь, боже!", - подтолкнула его к ванной.


      Десять минут спустя Алексей послушно приземлился на постель, подставил
запястья, и Майя с удовольствием защелкнула на них наручники, пропустив, как
это делал Веня, цепочку за перекладиной изголовья. Свеча, которую Майя
принесла в спальню и поставила на пол, освещала ее лицо неровным светом,
таинственно мерцала в зрачках и хищно вырезала ноздри.
      Что такое бутылка красного вина, пусть и самого разфранцузского, для
русского организма, привыкшего к алкоголю крепостью не менее сорока
градусов? Да детские игрушки! Но голова его кружилась не на шутку.
      Она делала все нарочито медленно, как гастроном, приступивший к
пиршественному столу. Сначала - на закуску, - она его раздевала, приветствуя
жарким поцелуем каждый сантиметр его тела, освобождавшийся от одежды.
      Покончив с "закуской" и удовлетворенно отметив, что ее старания не
пропали даром (чему были недвусмысленные свидетельства), - Майя приступила к
главному блюду, к самому что ни на есть горячему. Меню было известно
наперед: сейчас начнется томительный танец губ, рук и всего ее гладкого,
гибкого тела.
      ...Это болеро было нескончаемым, оно постепенно набирало обороты, у
Алексея мутился рассудок. Все было столь неправдоподобно, столь мучительно и
столь великолепно... В какой-то момент, принимая ее бешеные ласки,
даровавшие ему это острое блаженство, он даже пожалел о том, что все это
затеял. Надо было сказать ей: уходи. Еще есть время, уйди, исчезни...
      Но поздно. Теперь уже ничего нельзя было изменить, ничего. Жрица уже
вошла в экстаз священного танца, и никакие силы не могли повернуть вспять
то, что происходило и что должно было произойти...
      - Пощади, - прохрипел он, - больше не могу, сдаюсь...
      - Можешь, можешь, - с ангельски-садистской улыбкой приговорила она его.
      И снова болеро, и снова упоительная пытка губ, истязавших его плоть с
наслаждением палача. Ему нестерпимо хотелось ощутить своими губами и своей
ладонью ее кожу, так легко скользившую по его телу... Но невозможно, никак
невозможно, - он был скован наручниками, безоружный, беспомощный,
бессильный, как инвалид...
      Он тонул в омуте ее рук, тело стремительно шло на дно, и голова
кружилась, и в легких не было воздуха, и зеленые мутные водоросли уже
сочувственно склонялись к белому лицу утопленника, - и вдруг он снова
выныривал, и солнце брызгало на дно глаз, и легкие распрямлялись, заглатывая
чистый воздух, и снова кружилась голова - теперь от избытка кислорода, от
избытка жизни и страсти...
      ... Но вот и оно, время десерта! Майины глаза вдруг широко раскрылись,
застыли неподвижно, она на мгновенье замерла... Перед тем, как медленно, до
смерти медленно, по ложечке, по капельке, дегустируя каждое мельчайшее
ощущение, каждый миллиметр наслаждения, - впустить его в себя.


      Когда тела их расслабились, а дыхания стали ровнее, Кис покосился на
темный проем распахнутой двери в спальню.
      - Что смотришь? - прошептала Майя.
      Она все еще сидела на нем верхом, ее волосы рассыпались по плечам, и
иногда она наклонялась, чтобы провести ими по его животу и груди.
      - Да вот, вспомнилось, как Веня тогда пришел на нас с тобой
полюбоваться.
      Майя громко и весело расхохоталась.
      - Он больше не придет, Алешенька! Мы с тобой одни. Никто не придет на
нас с тобой полюбоваться. И никто теперь не помешает...
      Она оборвала фразу на середине.


      ... Ну что ж, Кис знал, что настоящий ужин на десерте не заканчивается.
Еще оставался в меню горький черный кофе с терпким, обжигающим коньяком.
      Майя склонилась, выгнувшись кошкой, к нему, провела языком по его
горлу; достала до впадинки его подбородка, к которому самозабвенно
прильнула... Затем придвинулась ближе к его губам, будто хотела коснуться
поцелуем...
      Но не коснулась, а, нависнув над его лицом, глядя ему прямо в глаза,
томно и нежно выдохнула в его губы:
      - И никто, Алеша, никто теперь не помешает мне тебя убить.
      Не выпуская его из колен, она резко и гибко нагнулась вниз с кровати и
что-то подняла с пола.


      ... Пистолет, - вот что она подняла.
      И направила его прямо в грудь Алексея.
      Ну, вот и кофе подоспел, - подумал он. - С коньяком.
      - Я глупость сделала, правда? - Майя обезоруживающе улыбнулась, словно
сдавалась. - Я сообразила только в магазине... Ты ведь догадался, да?
      - Догадался.
      - А я, представь, не верила, когда слышала фразу, что даже самый умный
преступник не может предусмотреть всех мелочей... Я думала, что сумею
предусмотреть все. - Она нахмурилась и произнесла жестко, - Да, собственно,
я все и предусмотрела, Алеша. Кроме одного: что я действительно могу
влюбиться в тебя...
      Майя замолкла, положила пистолет Алексею на грудь, запустила пальцы в
волосы и закинула голову.
      - Не знаю, как это получилось, - тихо продолжила она куда-то в потолок.
- Я ведь играла, просто играла с тобой... И вот, - доигралась... Что это за
наваждение, за проклятье, за болезнь такая, - что весь мир сузился для меня
до куска мужской плоти?! - Она сжала бедра Алексея коленями, чтобы у него не
осталось сомнений, о чьей плоти идет речь. - Откуда эта потребность быть с
тобой каждую минуту, пить твое дыхание, ловить твой взгляд, тепло твоего
прикосновения, твою редкую, с трудном отвоеванную у Касьяновой нежность? Что
же в тебе такого особенного? У меня были роскошные мужики, не чета тебе, -
но я не любила никого и знать не знала, что это такое! ...Теперь знаю:
любовь заставляет страдать. И все радости, которые она приносит, не стоят
этой муки. Если бы ты действительно любил меня, Алеша, - все могло быть
по-другому.... Мы бы уехали с тобой куда-нибудь, в Испанию или в Италию, к
морю... Мы были бы счастливы...
      Ее взгляд оторвался от потолка, и Кис увидел, что в глазах ее стоят
слезы. Она помотала головой, стряхивая их.
      Майя опустила руки и уперлась ими в грудь Алексея. Теперь ее волосы
нависали над ним, а глаза с неожиданной суровостью всматривались в его лицо.
      - Но ты обманул меня! Ты сказал, что любишь, - но ты солгал. Ты решил
меня утешить! Меня? Утешить?! У меня не бывает проблем и печалей, не в чем
меня утешать! А если они даже и возникают, то я ни в чьем сочувствии не
нуждаюсь: я их решаю сама! Неужто ты и впрямь подумал, что я буду вымаливать
твою любовь? Что я потерплю быть второй после проклятой Касьяновой?!
      Она провела пистолетом по его животу, холодная сталь вызвала в нем
содрогания. Майя рассмеялась.
      - Это так эротично, не правда ли?
      - Правда, - сказал он. - Очень эротично. Пистолет Венин?
      - Ты неисправим! - захохотала Майя. - Тебе осталось жить считанные
минуты, а ты все ведешь следствие! Вот уж верно, горбатого могила
исправит... Откуда ты знаешь?
      - Он был спрятан в погребе... Где-то за бутылками должен быть тайник.
      - Как ты догадался?
      - Ты перекладывала бутылки, чтобы освободить доступ к тайнику, я
слышал. А необходимости их перекладывать не было никакой, - ты сама сказала,
что в винах толком не разбираешься. Значит, ты снимала бутылки не с целью
найти какую-то особую марку вина, а потому, что они тебе мешали найти что-то
другое... Что-то, что вдруг понадобилось тебе... Теперь я знаю, что именно:
пистолет. Небось, за кирпичом каким-нибудь?
      - Верно. За кирпичом. И когда ты догадался?
      - Только что, - солгал Кис.
      - Или сразу?
      - Как я мог сразу догадаться, что ты ищешь пистолет? Мне и в голову
подобное не могло придти!
      - А когда ты сказал, что я буду твоим "нежным палачом"?
      - Это была всего лишь метафора, - улыбнулся Кис.
      - Тем хуже для тебя... Я ведь тебя предупреждала: не стоит доверять
людям, останешься в дураках. Вот ты, умник, и остался. Я тебя провела! Ты бы
ничего, ничего не заподозрил, не сделай я эту глупость: не напиши от руки
тебе нежное послание! Это козел Кривошеев подвел меня! Ну кто же мог
предвидеть, что кусочек адреса прилипнет к его жвачке!
      Ага, убийцу, значит, Кривошеев зовут. Это уже кое-что.
      - Если бы не этот недоносок, - продолжала Майя, - пошел бы ты, как
миленький, убеждать своих добрых друзей из милиции в том, что я являюсь
жертвой темных мафиозных сил... А всего-то, Алеша, всего-то такая малость
понадобилась, чтобы перетащить тебя на свою сторону! Там слезу пустила, там
попку тебе на обозрение выставила, там надерзила: женская дерзость -
отличный стимул для мужской эрекции, между прочим, - там смиренницей
прикинулась... Тоже неплохое средство, кстати. Боже, до чего вы все
одинаково примитивны, - все, все мужики! И ты тоже, даже если ты в сто раз
лучше всего того дерьма, которое я знавала до сих пор... Как легко вами
управлять, вам морочить голову! Как вы тупы, непроницательны, неповоротливы
мыслью! Как легко вас взять умелой лестью, - тонкой такой, грамотно
перемешанной с легким хамством... У вас ведь самомнение непомерное, скажи
вам самый лживый комплимент, - вы его за правду примите, потому что в
глубине ваших примитивных душ вы все глядите в Наполеоны...
      Майя сползла с него, забрав пистолет, спустилась на пол, подобрала свои
вещи, натянула трусики и накинула рубашку.
      - Сними, - сказал Кис.
      - Что?
      - Сними рубашку. Дай полюбоваться на тебя. На прощание...
      - Не поняла... Ты решил воспользоваться моим оружием, да? Ты решил
утопить меня в сладкой луже польщенного самолюбия? Ты знаешь, Алеша, я о
себе такого высокого мнения, что мне даже польстить невозможно!
      Но она все же скинула рубашку с плеч. Алексей одобрительно кивнул.
      - Детка, - заговорил он мягко, - ты тут такую пламенную речь толкнула,
что мне почти стало стыдно за всю мужскую часть человечества. Но только в
ней все неправда. Человечество делится не только и не столько на женщин и
мужчин, - оно делится на манипуляторов и манипулируемых. Все то, что ты тут
так талантливо изложила, является превосходными инструментами для
манипулирования как мужчинами, так и женщинами. И лесть, приправленная
дерзостью, умело перемешанная с неожиданными приливами смирения, - завоюет
женщину с тем же успехом, что и мужчину. С некоторыми поправками, конечно, -
вряд ли стоит мужчине выставлять ягодицы, чтобы соблазнить женщину... Хотя,
смотря какую.
      - И где это ты в психологии поднаторел?
      - Какая разница? Есть у меня одна приятельница, психологиня*.
      - Была. В твоем случае уже можно начинать пользоваться прошедшим
временем, - зло прокомментировала она.
      Алексей посмотрел на нее пристально. Майя злилась не на шутку. Она не
любила чувствовать себя в проигрыше, а с ним она, как нарочно, проиграла по
двум статьям: не сумела, в конечном итоге, влюбить в себя как мужчину и
обвести, в конечном итоге, вокруг пальца как детектива. А ведь поначалу игра
ее была столь успешной...
      - Ты заблуждаешься, Майя. Это только в начале тебе удалась твоя игра.
Да, удалась, признаю! Я тысячу раз прокручивал в голове версию с тобой в
главной роли, - но каждый раз отметал ее... Мои эмоции мешали. Твоя
искренность. Самое смешное, что ты действительно была искренна со мной, я
это чувствовал, - и гнал от себя все подозрения. Не хотел им верить...
Однако версия складывалась в моем подсознании сама по себе, против моей
воли. Я все время искал то лицо, которое могло бы стоять за всеми
преступлениями, - и на эту роль идеально подходила только ты. Напрасно ты
валишь все на... как ты его назвала? Кривошеев? Я и без твоего выдающегося
"Л" был близок к разгадке... Ты сделала слишком много ошибок, Майя.
      Кис знал, что ее самолюбие встанет на дыбы после этих слов, и нарочно
ее провоцировал. Майя уже начала входить в то опасное состояние, в котором
сделать выстрел очень легко. Но Алексей еще не выполнил свою программу до
конца, и ему было необходимо направить разговор в нужное русло.
      - Я тебя давно раскусил, - добавил он небрежно.
      - Я тебе не верю!
      - Как хочешь. - Он бы сопроводил свой ответ пожатием плеч, - да
трудновато было, с прикованными руками.
      - Ну, поделись своими умозаключениями! Давай, расскажи мне, каким это
образом ты был "близок к разгадке"!
      - Пожалуйста: самая твоя главная ошибка в том, что ты, в хлопотах
запутать свои следы, не позаботилась о стройной версии для следствия. Да, ты
разбросала ложные ходы, - но не связала их воедино. Ни одна из версий не
сходилась, не объясняла ВС . А когда версия не выстраивается, то начинаешь
предполагать, что кто-то нарочно запутал все следы. И тогда задаешь себе
вопрос: кто? Я стал искать. И нашел. Единственная версия, которая объясняла
ВС , - это та, в которой ты автор...
      Первый прокол: анонимные письма обоим, тебе и Марку. Их наверняка
печатал Веня на своем компьютере, - эра печатных машинок закончилась, и
установить происхождение отпечатанных на принтере бумаг почти невозможно...
В тот момент ты еще сама толком не продумала свой план, и решила написать
анонимки обоим: пусть следствие ломает голову, как они связаны между собой,
эти угрозы... Следствие в моем лице и ломало голову. Но ничего не
состыковывалось. И пришлось следствию предположить, что это был просто не до
конца продуманный момент спектакля. Однако, как только идея спектакля была
допущена, все остальное довольно легко выстроилось... Все странности и
непонятности, которые до сих пор не находили объяснения, разом встали на
свое место.
      Майя уселась на пол, скрестив ноги, и подперла рукой подбородок,
поставив локоть на колено. Весь ее вид выражал скептическое недоверие: она
решительно не желала принять мысль, что прокололась.
      - Ну-ну, продолжай, пожалуйста, очень интересно послушать... - с
иронией проговорила она.
      - Марк был ревнив. Ты его не любила. Тебя устраивало богатство, но не
устраивал супруг. Ты решила избавиться от Марка, - и разработала целый
сценарий. В принципе, блестящий, браво! Ты ловко создала видимость
"журналистского расследования"... Нет, я неправильно выразился: ты его
действительно затеяла, почти всерьез. Но только вовсе не с целью защитить
бедных малюток от борделей и наркотиков, нет! На самом деле твое
"расследование" должно было послужить превосходным прикрытием в задуманном
убийстве... Ты хотела убедить всех, что тебя подставила мафия, но в
реальности - это ты подставила мафию! Риск? Разумеется, риск был, мафия не
шутит. Но он тебе только разогревал кровь, - ты любишь игры, опасные игры,
острые, как приставленная к горлу бритва. Ты относишься к той породе людей,
которые, - по прихоти генов или дурного воспитания, - не имеют чувств. И
потому заполняют жизнь острыми ощущениями. Тебе нужно было избавиться от
Марка не только потому, что ты хотела его денег, но еще и потому, что тебе с
ним было скучно. Тебе нужна была свобода для новых, ничем и никем
неограниченных ощущений, - но при деньгах, способных их обеспечить. Ты, как
все люди этой породы, весьма практична, трезва, расчетлива... А твой имидж
изнеженной и беспомощной девочки - не более, чем часть расчета. Ты никогда
не говоришь раньше, чем подумаешь, о нет! Ты лишь хочешь произвести это
впечатление... В частности, тебе удалось убедить в своей беспомощности и
неприспособленности к жизни твою подругу Алену... Она безоглядно верила
тебе, тому имиджу, который ты успешно создала... Чем ты не менее успешно
воспользовалась: твоя преданная подруга, как могла, искренне отмела от тебя
все подозрения. Думаю, что эту роль ты отвела ей заранее.
      - Не пойму, ты решил переквалифицироваться в психоаналитики? -
дернулась Майя, скорчив гримасу. - Поздновато менять профессию за пять минут
до смерти! Давай ближе к делу!
      - Эк ты нетерпелива, - усмехнулся Кис. - Или тебе твой портрет не люб?
Он, между прочим, к делу имеет самое прямое отношение. Речь шла о
практичности, о ясной трезвости, с которой ты все продумала заранее, -
включая свой имидж взбалмошной и чересчур непосредственной девицы, у которой
невзначай случилась истерика при виде убитого супруга... Паспорт выкрала,
наверняка, ты. Но стрелял, я думаю, Веня. Ты стреляешь плоховато, - хотя,
подозреваю, куда лучше, чем ты пыталась мне это продемонстрировать, когда
повесила самодельную мишень на забор. К тому же кандидатура Вени
замечательно подходит: во-первых, он охотник, с оружием обращаться умеет, а
во-вторых... Послушай, я бы предпочел говорить одетым!
      - А мне ты и так нравишься. Давай "во-вторых".
      - Сначала брюки.
      - Это шантаж?
      - У тебя есть сомнения?
      - А если я тебя прямо сейчас застрелю?
      - Тогда не узнаешь, что было "во-вторых". А ты ведь хочешь узнать,
правда?
      Майя иронически хмыкнула, - но брюки на него натянула, не упустив
возможности нежно и горько, словно прощаясь, поцеловать ту часть тела,
которая скрылась под ними...
      Волна ответной нежности, несмотря на всю абсурдность ситуации, против
воли охватила Алексея, и он с трудом подавил ее.
      Майя уселась обратно на пол, скрестив ноги.
      - А во-вторых, - продолжал он спокойно, - ты слишком много Вене
пообещала. Так много, что он подходит только на роль твоего сообщника. Эта
история с "важным дядечкой", которой тебя, якобы, шантажировал Веня, -
детский лепет. Какой, к чертям собачим, "дядечка", если Марк контролировал
все твои перемещения в пространстве? Несколько редких и случайных связей с
разными мужчинами, - еще куда ни шло, но такие, почти семейные, отношения с
"дядечкой", как ты мне обрисовала? При ревности Марка? Шутишь, милая! Ты