• Татьяна Светлова. Ведьма для инквизитора
  • (Авторское название романа: "СТОКГОЛЬМСКИЙ СИНДРОМ" )
  • x x x
  • x x x
  • x x x
  • x x x
  • x x x
  • x x x
  • x x x
  • x x x
  • x x x
  • x x x
  • x x x
  • x x x
  • x x x
  • x x x
  • x x x
  • x x x
  • x x x
  • x x x
  • x x x
  • x x x
  • x x x
  • x x x
  • x x x
  • x x x
  • x x x
  • x x x
  • x x x
  • x x x
  • x x x
  • x x x
  • x x x
  • x x x
  • x x x
  • x x x
  • x x x
  • x x x
  • x x x
  • x x x
  • Примечания






  •       © Copyright Татьяна Светлова
          Email: tatiana_svetlova@rambler.ru
          Date: 1 Nov 2004




    (Авторское название романа: "СТОКГОЛЬМСКИЙ СИНДРОМ" )





          Все события и действующие лица романа являются вымышленными, любое
    совпадение с действительностью может быть только случайным.





          ... Совершенно непонятно, каким образом, - но он забыл дома паспорт.
    Хорошо, вовремя спохватился, до самолета должен успеть, если гнать. И он
    гнал, за сто зашкаливало. Ярославка была относительно свободной, и гаишники
    - давно добрые, щедро подмазанные друзья, - только ручкой приветственно
    делали, проезжай, мол, родной, для тебя все, что хочешь.
          Марк притормозил перед воротами своего загородного дома, машину во двор
    заводить не стал, шоферу и охраннику кивнул: "Я туда и обратно".


          - Май! Майчонок! - позвал, войдя в дом.
          Но жена не откликнулась, должно быть, была наверху. Марк колебался:
    дозваться все-таки, чтобы поцеловать еще разок свою золотоволосую девочку,
    или бежать скорее обратно к машине - утром попрощались, чего уж там, она его
    не ждет, даже не знает, что он за забытым паспортом примчался...
          - Майчонок! - крикнул он снова для верности.
          Наверное, в наушниках музыку слушает, она их почти не снимает, все
    делает в них: читает, хозяйничает, гуляет. Марк даже беспокоился: слух,
    говорят, от них снижается...
          Пойти наверх? Нет, надо торопиться. Марк схватил паспорт - он лежал на
    виду, на каминной полке, и когда только он его туда положил? - потом листок
    бумаги и, присев на край стула, черкнул: "Забыл паспорт, заезжал домой, тебя
    не дозвался, тороплюсь, целую, люблю". И поставил свою красивую, с росчерком
    подпись.
          Тихий звук за спиной привлек его внимание, и Марк хотел было
    обернуться, но неожиданно почувствовал резкий прострел под лопаткой, словно
    вступил радикулит, какой-то там шейно-плечевой, о котором он знал только
    понаслышке. Стало трудно дышать.
          "Да что же такое? - удивился Марк, медленно разворачиваясь от стола. -
    А вдруг инфаркт? - подумал он, - вдруг разрыв сердца?"
          Поворачиваться было неимоверно больно, он сжался, схватился за грудь и
    еще больше удивился, когда увидел на своей руке кровь. Марк с трудом встал,
    опираясь окровавленной ладонью о стол, и понял, что рука испачкалась от
    рубашки... И он бы удивился этому несравненно сильнее, - но не успел: он
    умер.
          От разрыва сердца.
          Пулевого.


    x x x


          - А это обязательно? - поморщился Алексей Кисанов, когда Александра,
    придирчиво изучив содержимое шкафа, выбрала и подала ему галстук.
          - Нет, - сказала она, - но ты мне нравишься в галстуке.
          - Ага, без галстука я тебе не нравлюсь, надо понимать? - Алексей
    внимательно следил в зеркале за своими пальцами, не слишком ловко
    справлявшимися с узлом.
          - Нравишься. И без всего остального тоже.
          - Звучит обнадеживающе...
          - "Надежды юношей питают..."
          - О, меня в юноши зачислили! Ты сегодня необыкновенна любезна. А что
    питает девушек?
          - Юноши. Когда становятся их мужьями и перестают питаться надеждами.
          - Смотри-ка, до чего ловко мир устроен! Когда я слушаю твои
    комментарии, мне кажется, что я смотрю передачу "В мире животных".
          - А когда их не слушаешь, - то просто в мире животных живешь.
          - Ага, - Алексей придирчиво изучил плоды своих трудов, развязал галстук
    и принялся заново мастерить подлый узел под насмешливым взглядом Александры,
    - это типа того, что люди едят зверей, а звери едят людей?
          - В основном люди едят друг друга. Зверям мало достается.
          - Невеселая картина.
          - Веселая или нет, но через десять минут ты отправишься прямо в пасть к
    одному из представителей самых опасных человеческих хищников. Если ты об
    этом забудешь хоть на минуту, - ты проиграешь...
          "Человеческий хищник", - а именно Аркадий Усачев, известный ведущий, -
    около месяца тому назад пригласил Алексея в свою телепередачу
    "Автопортреты". Известен же был Усачев провокационными вопросами, умением
    втягивать гостей в полемику и вытаскивать из них информацию, - интимную и
    компрометирующую. Невинное на первый взгляд, название "Автопортреты" имело
    самый что ни на есть издевательский подтекст: это были, по существу,
    авторазоблачения, нечаянный ментальный стриптиз, в орбиту которого были
    искусно вовлечены не только приглашенные, но и прочие лица, оставшиеся за
    кадром. И сыпались в эфир семейно-постельные секреты, выставлялась на
    всеобщее обозрение подноготная бизнеса, выворачивалась изнанка политических
    деятелей и их деятельности перед глазами миллионов избирателей...


    x x x


          ... Через некоторое время Майя спустилась вниз, закричала, точнее,
    завизжала, - даже за воротами ее услышали охранник и шофер; они уже мчались
    к дому, пока не понимая, имеют ли право туда ворваться, беда ли приключилась
    или просто супруги поссорились. Майя, охваченная истерикой, глядела
    побелевшими от страха глазами на двоих мужчин, замерших у раскрытого окна в
    короткой напряженной стойке; под их цепкими, быстрыми взглядами ее крик
    сошел на нет, превратившись в тихое рыдание - "мамочки, мамочки, ой
    мамочки", - и она заметалась между неподвижным телом мужа и пистолетом,
    черное блестящее тельце которого четко выделялось на фоне бледно-зеленого
    ковра.
          Когда двое за окном поняли, что это не супружеская ссора, и ворвались в
    дом, Майя, пятясь назад, подхватила с пола пистолет и двумя руками наставила
    на них: "Это не я... это не я... не трогайте меня, уйдите!... Это не я!...
    не знаю кто... я не видела..."
          Мужчины растерянно смотрели то на Майю, то на тело Марка, завалившееся
    в неуклюжей позе набок возле стула, не зная, что предпринять.
          - Что случилось, Майя Максимовна? - Спросил шофер Гоша спокойно и
    строго. - Что с Марком Семеновичем?
          - Его уб-били, - каждый звук был отбит дробью ее зубов.
          Шофер шагнул было в сторону тела со словами: "Возможно, он только
    ранен, надо посмотреть, может его еще можно спасти..."
          - Стоять! - взвизгнула Майя, - не двигайтесь! Марк мертв, убит, убит,
    убит...
          Ее душили рыдания без слез, жестокие содрогания горла и лица,
    растянувшие губы в некрасивой гримасе; пистолет прыгал в руках.
          - Майя Максимовна, - ласково произнес шофер Гоша, - положите пистолет,
    зачем вы его подняли?
          - Не з-знаю!... Вы подумаете, что это я!...
          - Лучше будет, если мы его положим туда, где он лежал. Надо срочно
    вызвать милицию! Зря вы подобрали оружие, теперь на нем будут ваши
    отпечатки, - увещевал ее шофер. - Он ведь лежал на ковре? Дайте мне его, я
    его оботру и положу на место, пусть милиция разбирается...
          Он не стал подходить к Майе, боясь ее напугать, - просто раскрыл ей
    навстречу ладонь.
          Майя, бледная и замедленная, как гипнотизированная сомнамбула,
    двинулась к мужчинам, протягивая пистолет...
          И вдруг ринулась к выходу мимо них. Они не успели ничего понять, как
    раздался шум мотора: Майя завела свою машину и, едва не врезавшись в стойку
    ворот, исчезла из виду.


    x x x


          Когда частный детектив Алексей Кисанов (для своих просто Кис), -
    получил приглашение на телевидение, его первая реакция была: отказаться. Он
    сразу учуял: Усачев будет подбивать его на конфликтный разговор о милиции.
    Но Кис все же решил посоветоваться с Александрой, любимой женщиной, а также
    известной журналисткой в свободное от его любви время.*
          ... В тот день Алексею удалось закончить дела пораньше, он пришел домой
    первым и успел комфортно развалиться на диване. Откуда он и вещал, заслышав,
    что Александра, раздевшись в прихожей, направилась прямиком в душ.
          - Свет мой Алексанна Кирилна, не изволите ли сначала осчастливить меня
    поцелуем?
          - А вы, сударь, не изволите ли задницу оторвать от дивана и потрудиться
    передвинуться за причитающимся поцелуем? - донеслось до него.
          - По законам физики, это свет падает на предметы, а не предметы на
    свет!
          - Учту на будущее, что ты предмет. Что же до людей, - то, по законам
    психологии, люди тянутся к свету, - донеслось до него.
          Шум душа послужил точкой в содержательной беседе.
          Алексей встал, потянулся, и неспешно направился к ванной комнате.
    Легонько приоткрыл дверь: Александра плескалась за полупрозрачной
    перегородкой. Мельком подумав, как он любит это тело, смутно и горячо
    розовеющее в пару ванной, Кисанов уже было вознамерился возлечь обратно на
    ложе, чтобы доиграть роль капризного патриция, как Александра, произнесла,
    не оборачиваясь: "Или туда, или сюда. Но закрой дверь".
          - У тебя глаза на затылке, - проворчал Алексей, раздосадованный тем,
    что его застукали.
          - На коже. Холодок из двери.
          - А причитающийся поцелуй?
          - Если не боишься вымокнуть...
          Он вымок полностью спустя пять минут. В связи с чем разделся. В связи с
    чем решил тоже принять душ. В связи с чем...
          В связи с чем прошло не менее часа, когда оба вывалились из душа,
    розовые, распаренные и сытые нежной любовной близостью.


          - Меня Усачев зовет в свою передачу, - сообщил Кис, усевшись за стол.
          Не желая тратить много времени на кухню, Александра готовила без
    изысков, но вкусно. После многих лет холостяцкой неустроенности души и быта
    все, что выходило из-под рук Александры, казалось Кису деликатесом, а
    приправленная ее обществом, еда и вовсе превращалась в райскую пищу.
          Их отношения, по молчаливому согласию, сложились в некую форму
    свободного союза. Каждый по-прежнему жил у себя, но почти все вечера и ночи
    они проводили вместе - то у него, то у нее, смотря по обстоятельствам.
          Одним из "обстоятельств" негаданно стал Ванька, помощник Алексея,
    безалаберный студент юрфака, снимавший у детектива маленькую комнату в его
    трехкомнатной квартире на Смоленке в обмен на необременительную помощь в
    расследованиях и секретарских делах.
          Появление женщины в квартире детектива Ванька принял неожиданно
    ревниво, как разрушение мужского братства, и всем своим видом демонстрировал
    Саше, что он имеет приоритетные права на эту квартиру и на ее хозяина, то
    бишь Алексея Кисанова. Всегдашний разгильдяй, Ванька вдруг даже заделался
    передовым дежурным по кухне, исправно разогревая каждый вечер полуфабрикаты
    и моя посуду, - лишь бы не допустить самозванку к управлению их холостяцким
    бытом. Александра посмеивалась, но Кис чувствовал себя не слишком комфортно.
    Посему они чаще встречались в квартире Александры на Проспекте Мира. Но все
    же и на Смоленку заглядывали: Ванька ревновать - ревновал; когда Александра
    приходила - хамил и устраивал демонстрации, но когда они не появлялись
    больше трех дней - обижался и скучал.
          - Он к тебе относится, как к отцу, - резюмировала Александра.
          - А то я не вижу, - буркнул Кис и подумал: "Если б я к нему относился
    как к сыну, уже давно бы штаны спустил наглецу да надавал хорошенько по
    заднице...".
          Впрочем, по истечение первых двух месяцев конфликт "отцы и дети" стал
    потихоньку рассасываться, Ванька допустил Александру к священному алтарю
    кухонной плиты, хотя сам неотступно крутился рядом - то ли ревниво следил,
    то ли помогал. И временами до Алексея, который частенько сиживал за работой
    по вечерам, стали доноситься взрывы их дружного смеха с кухни.
          "Ты ваще качок, Кис, - сказал в один из этих дней Ванька, - я и не
    знал, что ты в телках разбираешься".
          Кис, охваченный педагогическим порывом, едва не ударился в разъяснения
    по поводу вульгарного "телки", но в конечном итоге сделал выбор в пользу
    мира и взаимопонимания между поколениями и коротко ответил:
          - А то!
          Однако спустя несколько недель воцарившийся было мир в старой квартире
    на Смоленской стал опять расползаться по швам. Ванька в присутствии
    Александры стал как-то подозрительно бледнеть, заикаться и ронять посуду.
          - Если он ко мне относится, как к отцу, то в таком случае у него явно
    наметился эдипов комплекс, - резюмировал Кис.
          Александра улыбнулась, но снова стала реже бывать у Киса.
          Должно быть, воздержание от встреч с избранницей "внештатного отца"
    охладило юный Ванькин пыл, поскольку еще пару месяцев спустя он чинно
    представил Алексею девушку, чем-то неуловимо напоминающую Александру.
          "Ну ты качок, Ванька, - сказал ему Кис. - Я и не знал, что ты в телках
    так хорошо разбираешься..."
          - А то! - важно ответил шалопай...


          - ... И ты согласился участвовать в передаче? - спросила Александра.
          - Пока нет.
          - Боишься?
          - Не люблю, когда из меня клоуна делают.
          - На это Усачев мастер, собеседников подставляет виртуозно... Что
    сказал, когда приглашал?
          - О, пел соловьем! Лучшие-де кадры милиции ушли в частную практику,
    остались одни болваны, которые к тому же, раскрыв дело исключительно с
    помощью высокоодаренного частного детектива, приписывают все подвиги себе и
    получают звания и премии, а такие настоящие герои, как я, остаются в
    безвестности. А народ должен знать своих ...
          - ...героев в лицо, - подхватила Александра. - Это девиз его передачи.
    Понятно. Усачев - великолепный профессионал самой похабной разновидности
    журналистики. Он нароет любой скандал, - даже там, где его нет. Помнишь, как
    он едва не довел до суицида Валю Елагину?
          - Я не смотрю его передачи.
          - Ну, молодая актриса, восходящая звезда, талантливая девочка, - Усачев
    зазвал ее в передачу и принялся полоскать проделки ее отца,
    коррумпированного депутата, намекая, что именно он устроил дочке на
    фестивале приз за лучшую женскую роль. Полнейшая ложь! Я знаю Елагину, она с
    пятнадцати лет со своим отцом не разговаривает! Знаешь, что меня больше
    всего бесит? Что Усачев держит всех за идиотов. Спел лисью песенку :
    "голубушка, как хороша, какие перышки, что за душа", - и уверен, что купил
    всех с потрохами! После чего беззастенчиво выворачивает эти самые потроха...
    И Валя, дуреха, тоже купилась на его лесть.
          - Ну, так купилась же! Выходит, Усачев прав: идиотов слишком много.
    Иначе бы его передача не была бы столь популярна!
          - Пожалуй, Алеша, я бы на твоем месте согласилась... Просто, чтобы
    доказать ему, что не все такие безмозглые...
          - Зачем, Саша? Кому это нужно? Зрителям? Так если у них мозгу нет, то
    уже и не прибавится. Усачеву? Еще более бессмысленно.
          - Мне. У меня еще за Валю Елагину к нему счеты. Руки пока не дошли, но
    уже давно чешутся.
          - Ага. Руки чешутся у тебя, а отдуваться должен я?
          - Боишься?
          - По-моему, мы начинаем разговор сначала: не хочу оказаться в роли
    клоуна. Я ведь буду в прямом эфире, а нужные ответы иногда находятся слишком
    поздно. Я не мастер по словесным пикировкам.
          - А ты поначалу прикинься дурачком простодушным, подыграй ему. За это
    время ты сможешь обдумать, как повернуть разговор. И, когда он уже будет
    уверен, что ты у него в кармане, - выдашь Усачеву все, что ему
    причитается...


          Разумеется, он согласился. У него самого, по правде говоря, уже
    "чесались руки"...
          Веру в торжество справедливости Алексей оставил в юных пионерских годах
    и давно не питал никаких иллюзий на сей счет. Да и само понятие
    справедливости оказалось слишком туманно, неконкретно, "амбивалентно", как
    выражалась Александра, - или, проще говоря, у каждого находится своя правда.
    Даже у такого душевно нечистоплотного человека, как Усачев.
          Но сейчас ведущий вознамерился "уделать" детектива Алексея Кисанова на
    глазах у миллионов зрителей. Иными словами, Усачев сам напросился.
          А раз напросился, - то получит.

    x x x


          Бессмысленно проболтавшись по улицам больше двух часов, Майя
    остановилась у какого-то бара на Проспекте Мира.
          Бар был пустым, в нем по западной причуде почти не кормили и только
    предлагали разные напитки, от соков до самых крепких, да несколько видов
    легких закусок с тяжелыми ценами в у.е. Она села за столик и заказала
    коньяк. Бармен с любопытством смотрел на хорошенькую девушку, гадая, что же
    могло так испугать эту крошку, которую он, кажется, уже видел как-то в своем
    баре... Над стойкой работал телевизор, начиналась передача "Автопортреты",
    Майя тупо смотрела на экран, на самодовольное лицо Усачева, - уж этот-то
    портрет вся страна знает...
          Усачев объявил гостя передачи, частного детектива Алексея Кисанова, и
    Майя сморщила нос: где-то она слышала эту фамилию... В голове гудело, будто
    ее огрели чем-то весьма увесистым, и мысли обтекали случившееся, как толпа
    обтекает раздавленную кошку, отводя глаза и стараясь не фиксировать в памяти
    жалкое зрелище поруганной маленькой жизни. Она сгруппировалась над рюмкой
    коньяка, обхватив ее обеими руками, словно хотела о нее погреться,
    склонившись носом, шеей, спиной к янтарному напитку, вдыхая его терпкий
    запах... И вдруг снова уставилась на экран. Потом вскочила. Дернулась было к
    выходу, - но тут же обратно к столику, сделала два глотка коньяку, - и опять
    к выходу.
          - Эй, а платить кто будет? - крикнул бармен ей вслед, но Майя уже была
    на улице. Он не стал ее догонять: убытку почти никакого, два глотка. Он
    вылил остаток рюмки обратно в бутылку и покачал головой.


          Добравшись до Останкино, Майя снизу позвонила: "Аленка, мне нужно
    срочно с тобой увидеться, закажи пропуск! Случилось, случилось, просто ужас,
    сейчас объясню!"
          Нервно переминалась у окошечка, пока не получила заветную бумажку,
    промчалась мимо постового и кинулась к лифтам.
          Алена уже ждала ее в холле у лифтов на шестом этаже, обеспокоенная.
    Майка, со своей маленькой ладной фигуркой, светло-рыжими, золотыми волосами
    и зеленовато-голубыми глазами, с белой кожей и легкими веснушками по первому
    солнцу, - была похожа на принцессу из рисованного мультика, прозрачную и
    невесомую, очаровательную и взбалмошную. А у рисованной принцессы в ее
    рисованной жизни не может, по определению, случиться ничего плохого; в ней
    надежные друзья в виде ослика и пса распевают стройным хором жизнерадостные
    песенки, принц появляется строго в назначенное время, а злодеи всегда
    побеждены и выставлены на посмешище.
          Но сейчас голосок Майи встревожил ее не на шутку. Алена нетерпеливо
    поглядывала на лифты, но почему-то ни один не желал останавливаться на ее
    этаже.
          И только когда истекли пятнадцать минут, в которые можно было
    пятнадцать раз спустится и подняться на шестой этаж, Алена вдруг, отчего-то
    холодея, вспомнила их разговор двухнедельной давности...


    x x x


          ... Посреди захватывающей беседы о марках губной помады Майя внезапно
    спросила: "Показать тебе мои статьи?"
          Девушки утонули в низких диванчиках и полумраке бара телецентра в
    Останкино. Алена сидела прямо, едва склоняясь к низкому столику, на котором
    стояли коктейли и кофе, заказанные подругами. Майя, напротив, почти
    уткнулась в свой стакан и пыталась достать соломинкой вишенку со дна. Они
    были ровесницами, двадцать шесть лет, но издалека можно было их принять за
    маму с дочкой: высокая Алена с величавой осанкой и мелкая хрупкая Майя, с
    шкодливой и нетерпеливой повадкой ребенка. Алена никогда не меняла разворот
    плеч и свой интерес к собеседнику или предмету обозначала лишь легким
    наклоном головы, тогда как Майя, казалось, гибко группировалась всем телом,
    как обезьянка, вокруг объекта ее интереса. С Аленой, крупной, статичной в
    пластике и солидной в манерах, они абсолютно не сочетались, но, может,
    именно поэтому и дружили: они были настолько разными, что соперничать было
    бессмысленно.
          - Статьи? Ты стала писать? - Алена с сомнением посмотрела на подругу.
    Пожалуй, она так и относилась к Майе: как к милому ребенку, которого можно
    баловать (что и делали все поголовно), но от которого невозможно ждать
    серьезных шагов.
          - Вернее, репортажи. Уже четыре вышло. Смотри.
          - Марк тебя пристроил? - спросила Алена, принимая стопочку тонких
    еженедельных развлекательных дамских журналов.
          - Ага! - беспечно отозвалась Майя.
          Она никогда не стеснялась рассказывать о том, кто и как устроил ее
    дела. На факультете журналистики Майя вызывала ярую, возмущенную зависть
    сокурсниц, оттого что у нее постоянно и неотвратимо находились поклонники
    или просто доброхоты, которые помогали ей подготовить доклад или курсовую,
    провести ее на элитарное мероприятие, куда остальные не смели и мечтать
    попасть: у мужчин Майка стабильно вызывала неуемное желание ее опекать и о
    ней заботиться. Поднесенные дары и услуги она принимала весело и охотно, без
    малейших комплексов, словно так и должно быть. Никто и не удивился, когда
    Майя выскочила замуж за богача и очаровашку Марка Щедринского: все привыкли,
    что судьба (в лице мужчин) ее балует.
          - Я могу взять? - спросила тактичная Алена, мазнув взглядом по первым
    строчкам статьи: не хотела читать при подруге, была уверена, что Майка
    способна написать только полную чушь.
          - Бери.
          Алена хотела было уже убрать журналы в сумку, как вдруг ее внимание
    привлекла одна фотография. Она ткнула аккуратным ногтем со светлым лаком:
    "Где это?"
          - На открытии культурного центра при Швейцарском посольстве. А что?
          - Это Касьянова, Александра?
          Майя заглянула в журнал.
          - Ну да. Терпеть ее не могу! Задается - тушите свет!
          - Но пишет отлично.
          - Плевать, как она пишет, - дернула плечиком Майя. - Не люблю, когда на
    меня смотрят свысока.
          Алена не знала, была ли тут игра слов, Майка могла иметь ввиду всем
    известную манеру Касьяновой себя держать, холодноватую и как будто
    отчужденную, которую многие находили высокомерной. Однако для Майки проблема
    могла оказаться не в манере, или не только в ней, а еще и в росте: маленькая
    Майка не выносила высоких женщин, а Касьянова была высокой. Алена не в счет:
    она была своим, прирученным гигантом, домашним мамонтом с уздечкой, который
    по своему врожденному добродушию покладисто подставлял спину норовистой
    Дюймовочке.
          - А вот, позади Касьяновой, видишь? - решила не вдаваться в тему Алена.
    - Это ее бой-френд... Между прочим, Димка Усачев его в передачу к нам
    заманил.
          - Ну, ты скажешь! - фыркнула Майка. - Какой же он "бой"? Ему крепко за
    сорок!
          - Не придирайся. Пусть будет любовник. Или как тебе больше нравится:
    хахаль? Сожитель?
          - Да никак он мне не нравится!
          - А по-моему, вполне ничего... Он частный детектив, знаешь? Кисанов
    Алексей звать.
          - Слыхала, слыхала... На киску не похож.
          - Причем тут? - удивилась Алена.
          - Ну, фамилия, - Кисанов.
          Алена озадаченно посмотрела на Майю.
          - Да нет, я шучу, фамилия тут не при чем. Просто, чтоб такую стерву
    терпеть, надо быть ручной киской. А он не похож. Интересно, как он ее
    выносит?
          - Ага... - пробормотала Алена, - понимаю... Ты ей свои статьи
    показывала? И она их зарубила?
          - Вот еще, - дернулась всем телом Майя, - Маркуша все устроил, я ни у
    кого ничего не просила! Просто пришел и сказал: будешь писать для начала вот
    для этого еженедельника, - Майя ткнула пальчиком в журнальчики. - И все.
          Алена не стала вдаваться в подробности. Самолюбия у рисованной
    принцессы было предостаточно. Майкиному замужеству, безбедному, беспечному и
    бездетному (разве могут быть дети у Питера Пена или Дюймовочки? Нет, леденец
    на палочке приватизирован Майкой пожизненно, и по наследству не
    передается!), завидовало пол-Москвы, но Алена знала, что сама Майка
    комплексует, видя, что бывшие сокурсницы успешно делают карьеру.
          - На самом деле эти статьи - это так, ерунда, для отвода глаз, -
    небрежно произнесла Майя.
          - Что ты имеешь ввиду?
          - У меня есть кое-что посущественней... Кое-что, что произведет
    ба-а-альшой переполох. И очень скоро!
          - Где произведет переполох? - не понимала Алена.
          - Там, - Майя подняла глаза к потолку.
          - Ты о чем, Майка?
          - Я пока не могу тебе сказать. - Майя приняла важный и таинственный
    вид. - Но скоро у меня будут такие материалы... Закачаешься!
    Разоблачительные. В высшей степени!
          - Ой, ты меня заинтриговала! - произнесла Алена, только чтобы польстить