Страница:
4. Обедал нынче у миссис Ваномри и, возвратясь от нее домой, до одиннадцати трудился. За весь день никаких событий.
5. Так, я отправился в суд справедливости (кстати, под проливным дождем и черт знает чем еще), чтобы напроситься на обед, и Хенли уговорил меня пообедать с ним и неким полковником Брэгом[287] в таверне, что дорого мне обошлось. Они ожидали также Конгрива, но он почему-то не пришел. Потом вместе с Хенли я наведался в кофейню, где лорд Солсбери[288], судя по всему, жаждал со мной поговорить, но в то время как он всячески старался расположить меня к себе, этот пес Хенли во всеуслышание спросил меня, собираюсь ли я, как обещал, повидать лорда Сомерса (хотя это была чистейшая ложь), и все лишь затем, чтобы подразнить беднягу лорда Солсбери, принадлежащего к высоким тори. Он отмочил еще две-три такие же шуточки, так что я принужден был в конце концов оставить милорда и в семь часов возвратился домой. До сих пор я был занят письмами, а сейчас улягусь в постель. На днях я впервые за все это время встретил в суде справедливости Джека Темпла; мы обменялись несколькими ничего не значащими словами и разошлись. Правда ли, будто бы ваш судья, мэр и фанатики олдермены месяц или два тому назад пили на торжественном обеде за здоровье мистера Гарли, лорда Рочестера и других тори? Непременно напишите мне; здесь пронесся об этом слух. — Вот негодяи! Но, как говорится, зря стараешься, Том.
6. Хотел бы я знать, когда это письмо будет отправлено? Послушайте, юные дамы, вы не могли бы мне это сказать? Так вот, это произойдет в следующую субботу и ни днем ранее, потому что тогда будет ровно две недели: срок предостаточный для шалуний девчонок и, право же, достаточно долгий даже для двух писем. Конгрив и Делаваль уговорили, наконец, сэра Годфри Кнеллера склонить меня, чтобы я позволил ему бесплатно написать мой портрет[289], только я еще не знаю, когда буду позировать. — Стоит такая чудовищно дождливая погода, что из дома носа не высунешь. Секретарь Сент-Джон известил меня нынче утром, что мой сегодняшний с ним обед переносится на завтра, а посему я мирно посидел с моим соседом Фордом, пообедал у него и в шесть вернулся к себе, а сейчас, как обычно, лежу в постели. Сдается мне, что теперь уже самое время получить следующее письмо от МД, хотя, признаться, я не хотел бы, чтобы оно пришло раньше, чем будет отправлено это: ведь тогда получится, что я посылаю одно письмо в ответ на два ваших. Не находите ли вы странным, что декан так ни разу мне и не написал? И еще я считаю, что архиепископ очень уж долго хранит молчание после моего письма, в котором я сообщил ему, что дело с первинами уже улажено. Он, видимо, просто не знает, что ответить, а я между тем писал ему с тех пор уже дважды и оба раза отвел душу. Добро, а теперь, сударыни, последуйте моему приему и — марш в постель. Да, а сколько вы проиграли сегодня? — Три шиллинга. — Ай-ай-ай.
7. Как хотите, но я не стану отправлять это письмо сегодня; нет, право же, я все-таки подожду до субботы; только вот не получить бы мне тем временем еще одно письмо от МД. Что ж, если оно придет, я лишь упомяну, что получил его и дело с концом. Обедал сегодня с господином секретарем Сент-Джоном, с нами были также лорд Энглси[290], сэр Томас Ханмер, Прайор, Фрейнд и др., а потом, после девяти, мы устроили попойку у Прайора и закусывали холодным яблочным пирогом, и сейчас мне противно даже вспомнить об этом; живот у меня набит до отказу, а я этого терпеть не могу; ну-с, пора на боковую, потому что уже поздно, так что спокойной вам ночи.
8. Обедал с мистером Гарли и Прайором; ожидали также мистера Сент-Джона, но он не пришел, хотя обещал; мистер Гарли журил меня за то, что я так редко с ним вижусь. Здесь появился дьявольски злобный памфлет против лорда Уортона[291]; сначала в нем обрисован характер лорда, а потом перечислены некоторые его неблаговидные поступки: характер изображен чрезвычайно метко, а факты приведены довольно незначительные. Этот памфлет был дюжинами разослан ряду лиц, и я тоже получил несколько экземпляров, однако ни автор, ни издатель никому не известны. Мы ужасно страшимся чумы: говорят, будто она объявилась в Ньюкасле. Я заклинал мистера Гарли именем всевышнего принять какие-нибудь меры предосторожности, в противном случае мы погибли. Всем кораблям, прибывающим из балтических портов, велено было перед заходом в гавань проходить карантин, однако они этого не соблюдают. Вы, верно, помните, что последние два года я все время этого опасался.
9. Нет, право же, вы все-таки бесстыжие плутовки: я еще не отправил это, а уже получил ваше шестое письмо. И все-таки я не стану отвечать на него, а скажу только, что после первого приступа головокружений у меня больше не было, однако ровно две недели тому назад я умудрился простыть и по сей день кашляю по утрам и вечерам, но это пройдет. Стоит такая мерзопакостная погода, что на улицу носа не высунешь. Здесь поговаривают, будто три ваших таможенных комиссара — Оугл, Саут и Сент-Куинтин будут уволены[292] и что на их место прочат Дика Стюарта, Людлоу и еще кого-то. Я, правда, замолвил словечко за другого — за беднягу лорда Эберкорна[293], но это секрет; я хочу сказать, что эти мои хлопоты за него следует держать в секрете; по-видимому, я взялся за дело слишком поздно, а виной тому он сам и его невезенье. Сегодня я обедал с ним. От души сожалею, что вы не поехали в Клогер, право же, очень сожалею. Итак, пусть господь всемогущий хранит бедненьких, дорогих, дорогих, дорогих, драгоценнейших МД. Прощайте до вечера. Вечером я начну одиннадцатое, ведь я всегда так пишу малюткам МД.
Письмо XI
5. Так, я отправился в суд справедливости (кстати, под проливным дождем и черт знает чем еще), чтобы напроситься на обед, и Хенли уговорил меня пообедать с ним и неким полковником Брэгом[287] в таверне, что дорого мне обошлось. Они ожидали также Конгрива, но он почему-то не пришел. Потом вместе с Хенли я наведался в кофейню, где лорд Солсбери[288], судя по всему, жаждал со мной поговорить, но в то время как он всячески старался расположить меня к себе, этот пес Хенли во всеуслышание спросил меня, собираюсь ли я, как обещал, повидать лорда Сомерса (хотя это была чистейшая ложь), и все лишь затем, чтобы подразнить беднягу лорда Солсбери, принадлежащего к высоким тори. Он отмочил еще две-три такие же шуточки, так что я принужден был в конце концов оставить милорда и в семь часов возвратился домой. До сих пор я был занят письмами, а сейчас улягусь в постель. На днях я впервые за все это время встретил в суде справедливости Джека Темпла; мы обменялись несколькими ничего не значащими словами и разошлись. Правда ли, будто бы ваш судья, мэр и фанатики олдермены месяц или два тому назад пили на торжественном обеде за здоровье мистера Гарли, лорда Рочестера и других тори? Непременно напишите мне; здесь пронесся об этом слух. — Вот негодяи! Но, как говорится, зря стараешься, Том.
6. Хотел бы я знать, когда это письмо будет отправлено? Послушайте, юные дамы, вы не могли бы мне это сказать? Так вот, это произойдет в следующую субботу и ни днем ранее, потому что тогда будет ровно две недели: срок предостаточный для шалуний девчонок и, право же, достаточно долгий даже для двух писем. Конгрив и Делаваль уговорили, наконец, сэра Годфри Кнеллера склонить меня, чтобы я позволил ему бесплатно написать мой портрет[289], только я еще не знаю, когда буду позировать. — Стоит такая чудовищно дождливая погода, что из дома носа не высунешь. Секретарь Сент-Джон известил меня нынче утром, что мой сегодняшний с ним обед переносится на завтра, а посему я мирно посидел с моим соседом Фордом, пообедал у него и в шесть вернулся к себе, а сейчас, как обычно, лежу в постели. Сдается мне, что теперь уже самое время получить следующее письмо от МД, хотя, признаться, я не хотел бы, чтобы оно пришло раньше, чем будет отправлено это: ведь тогда получится, что я посылаю одно письмо в ответ на два ваших. Не находите ли вы странным, что декан так ни разу мне и не написал? И еще я считаю, что архиепископ очень уж долго хранит молчание после моего письма, в котором я сообщил ему, что дело с первинами уже улажено. Он, видимо, просто не знает, что ответить, а я между тем писал ему с тех пор уже дважды и оба раза отвел душу. Добро, а теперь, сударыни, последуйте моему приему и — марш в постель. Да, а сколько вы проиграли сегодня? — Три шиллинга. — Ай-ай-ай.
7. Как хотите, но я не стану отправлять это письмо сегодня; нет, право же, я все-таки подожду до субботы; только вот не получить бы мне тем временем еще одно письмо от МД. Что ж, если оно придет, я лишь упомяну, что получил его и дело с концом. Обедал сегодня с господином секретарем Сент-Джоном, с нами были также лорд Энглси[290], сэр Томас Ханмер, Прайор, Фрейнд и др., а потом, после девяти, мы устроили попойку у Прайора и закусывали холодным яблочным пирогом, и сейчас мне противно даже вспомнить об этом; живот у меня набит до отказу, а я этого терпеть не могу; ну-с, пора на боковую, потому что уже поздно, так что спокойной вам ночи.
8. Обедал с мистером Гарли и Прайором; ожидали также мистера Сент-Джона, но он не пришел, хотя обещал; мистер Гарли журил меня за то, что я так редко с ним вижусь. Здесь появился дьявольски злобный памфлет против лорда Уортона[291]; сначала в нем обрисован характер лорда, а потом перечислены некоторые его неблаговидные поступки: характер изображен чрезвычайно метко, а факты приведены довольно незначительные. Этот памфлет был дюжинами разослан ряду лиц, и я тоже получил несколько экземпляров, однако ни автор, ни издатель никому не известны. Мы ужасно страшимся чумы: говорят, будто она объявилась в Ньюкасле. Я заклинал мистера Гарли именем всевышнего принять какие-нибудь меры предосторожности, в противном случае мы погибли. Всем кораблям, прибывающим из балтических портов, велено было перед заходом в гавань проходить карантин, однако они этого не соблюдают. Вы, верно, помните, что последние два года я все время этого опасался.
9. Нет, право же, вы все-таки бесстыжие плутовки: я еще не отправил это, а уже получил ваше шестое письмо. И все-таки я не стану отвечать на него, а скажу только, что после первого приступа головокружений у меня больше не было, однако ровно две недели тому назад я умудрился простыть и по сей день кашляю по утрам и вечерам, но это пройдет. Стоит такая мерзопакостная погода, что на улицу носа не высунешь. Здесь поговаривают, будто три ваших таможенных комиссара — Оугл, Саут и Сент-Куинтин будут уволены[292] и что на их место прочат Дика Стюарта, Людлоу и еще кого-то. Я, правда, замолвил словечко за другого — за беднягу лорда Эберкорна[293], но это секрет; я хочу сказать, что эти мои хлопоты за него следует держать в секрете; по-видимому, я взялся за дело слишком поздно, а виной тому он сам и его невезенье. Сегодня я обедал с ним. От души сожалею, что вы не поехали в Клогер, право же, очень сожалею. Итак, пусть господь всемогущий хранит бедненьких, дорогих, дорогих, дорогих, драгоценнейших МД. Прощайте до вечера. Вечером я начну одиннадцатое, ведь я всегда так пишу малюткам МД.
Письмо XI
Лондон, 9 декабря 1710.
[суббота]
Итак, мои юные дамы, я только что отправил свое десятое в почтовую контору и, как уже говорил вам, получил ваше седьмое (боюсь, раньше я ошибся и сказал, что получил шестое, и тогда мы с вами совсем запутаемся). Так вот, как я уже вам докладывал, обедал нынче с лордом Эберкорном и, полагаю, на ближайшее время с вас достаточно, потому что мне надобно приняться сочинять кое-какие безделицы и крепко кое-кому насолить. — А как же с ответом малюткам МД? — Что ж, их письмо я на время отложу. — Уже поздно, и я могу только сказать, что МД — дорогие дерзкие плутовки. И что из сего следует? А то, что Престо любит их поэтому еще сильнее.
10. Этот сукин сын Патрик куда-то запропастился, и я теперь связан по рукам и ногам; даже уголь пришлось одолжить. Сейчас шесть часов, и я вернулся домой после славной прогулки в парке; сегодня первый день мягкая, тихая погода, а прошлой ночью была ужасная буря. Говорят, будто у вас унесло в открытое море пакетбот и будто на нем находился юный щеголь Свифт[294] и генерал Сэнки[295]. Не знаю, насколько это правда; впрочем, вы услышите об этом раньше меня. Раймонд уже поговаривает о том, чтобы через несколько дней уехать из Лондона; он собирается возвратиться в Ирландию не позже, чем через месяц, так как в противном случае его жене, которая уже на сносях, придется рожать здесь. Думаю, он прав, хотя не исключено, что история с пакетботом напугает его. Лондон нисколько его не привлекает, и я этому не удивляюсь. Он свел здесь знакомство с несколькими ирландцами, обучающимися в Темпле, и они показали ему город. Я допускаю его к себе не чаще двух раз в неделю, да и то лишь по утрам, когда одеваюсь. — Ну, вот, явился, наконец-то, этот прощелыга, и я смогу теперь воспользоваться моими собственными чернилами и новым пером; так-то, а вы — дерзкие шалуньи и плутовки и останетесь ими до тех пор, пока я не улягусь в постель, потому что должен сейчас заняться делом, понятно? Да, кстати, передайте епископу Клогерскому, что ему не нагреть меня ни на один дюйм металла; это металл для моего колокола. Сами знаете, все это пустяки, но городские денежки так целей будут. Эннискиллен[296] скорее может себе это позволить, нежели Ларакор, тем более, что колокол будет весить только полторы тысячи[297]. Сейчас я, как обычно в это время, читал и прочее, а теперь укладываюсь спать; не находите ли вы, что сегодняшняя запись получилась довольно-таки длинной? А теперь уходите-ка отсюда до завтра, до положенного часа. Да, чуть не забыл упомянуть, что обедал нынче с сэром Мэтью Дадли.
11. Возвратясь сегодня домой, я, как и вчера, обнаружил, что этот паршивец опять запер мои чернила, хотя я строго-настрого его предупредил; вскоре, однако, он явился, так что теперь все в порядке; он уже растапливает камин, и я смогу приняться за свои дела. Погода опять испортилась, и целый день лил дождь. Не выношу зимнюю слякоть, хотя некоторые находят ее полезной. Говорят, слух о чуме в Ньюкасле оказался ложным. У меня сегодня решительно никаких новостей. Обедал у миссис Ваномри и выразил пожелание, чтобы они купили мне шарф, потому что мой совсем изорвался. Леди Эберкорн[298] тоже собирается купить мне шарф, так что останется только решить, какой из них лучше. Вчера я снова видел при дворе герцога Ричмонда[299], однако не стал с ним заговаривать; видимо, мы уже не помиримся. Сейчас я лежу в постели, а дождь хлещет, не переставая. Любопытно, так же ли часто идет дождь у вас в Дублине? Известия о кораблекрушении, как я и предполагал, испугали Раймонда; однако я все же уговорил его, и через неделю он отсюда уедет. Я познакомил его с поверенным по делам казны[300], и тот признал, что Раймонд доводится ему родственником, а посему он, думаю, не откажет Раймонду в любезности снабдить его рекомендательным письмом к вашему новому лорду-канцлеру[301]. — Получил письмо от миссис Лонг, от которого меня едва не стошнило: в нем было несколько непристойных шуток, обозначенных прочерками, о смысле которых следовало догадаться. Пошлые пересуды и сплетни в провинциальном городишке оказали на нее дурное влияние. — Я не стану отвечать на ваше письмо, пока не освобожусь от всяких дел; так что пусть это послание отправляется, как оно есть. Какая мне о том забота? какая о том забота нахальному Престо?
12. Когда я был сегодня у Льюиса в канцелярии государственного секретаря, туда пришел лорд Риверс[302]; увидя меня, он отвел Льюиса в сторонку, пошептался с ним, а потом подошел ко мне и изъявил желание со мной познакомиться; мы обменялись поклонами и любезностями, после чего расстались. Обедал я с Филиппом Сэведжем[303] и его ирландским клубом там, где они обычно столуются, и после довольно-таки гнусно проведенного вечера пришел домой лишь в девятом часу. С мистером Аддисоном мы видимся теперь едва ли чаще одного раза в две недели: его парламентские обязанности и мой чуждый ему круг знакомств отдаляют нас друг от друга. Вчера утром сэр Мэтью Дадли прогнал своего дворецкого, а ночью бедняга неожиданно скончался на улице; не правда ли, странное стечение обстоятельств? — Но какое вам собственно до этого дело? — А такое, что этого дворецкого я знал. — Что ж, выходит, ваш пакетбот цел и невредим: тьфу, какая глупость, а ведь я уже сделал все, что в таких случаях полагается делать — сказал, что это весьма печально и что я весьма об этом сожалею. Но когда же я все-таки отвечу на письмо наших МД? Вот оно, лежит себе; ну что ж, как-нибудь после дождичка в четверг я об этом поразмыслю, а пока доброй ночи.
13. Утро. Мне придется нынче весь день таскаться вместе с леди Керри[304] и миссис Пратт[305], с которыми мы вчера утром за чаем условились поехать вместе осматривать достопримечательности Лондона. Слыхали ли вы о разгроме, учиненном среди высших офицеров? Мередит, Макартни и полковник Хонивуд[306] вынуждены будут продать свои должности за полцены и оставить службу из-за того, что пили за поражение кабинета ториев; нацепив шляпу на палку, они объявили, что это Гарли, и со стаканом вина в руке стали разряжать в чучело свои пистолеты, сожалея, что перед ними не сам Гарли собственной персоной, и позволили себе сотню других столь же милых шуток; одним словом, они уволены за подстрекательство своих солдат и иностранных послов к действиям, направленным против нынешнего кабинета министров. Кэдоган[307] отделался сравнительно легко: его мать сказала мне вчера, что он отстранен от должности посла; надеюсь, никаких других мер в его отношении не будет предпринято, потому что его не было на этих мятежных сборищах. М-да, писание писем этим дерзким шалуньям отнимает у меня по утрам уйму времени, но право же, я рад любой возможности повидаться с вами поболтать чуточку и снова за свои дела. А теперь попридержите свои язычки, ведь мне давно пора вставать; ни словечка больше, жизнью вас заклинаю. Ну, что там такоеее? Вот и прекрасно; потерпите, пока я не возвращусь домой, и тогда я, возможно, расскажу вам о себе еще что-нибудь. А куда вы сегодня идете? ведь я не смогу быть с вами из-за моих дам? Как на грех, день сегодня такой дождливый и безобразный. Я предпочел бы, чтобы вы зашли за Уоллсами и отправились к декану, только ставьте по маленькой, когда проигрываете. Манильо, Басто, королева и два младших красных козыря погубят вас. Я, впрочем, не считаю, что это такие уж плохие карты, но ведь тогда у ваших противников могут быть Эспадильо, Понто, король и большие козыри, которые дадут им верные взятки; ну а вы, конечно же, как всегда пошли с вашего Манильо. — Ох, сколько же я здесь, глупец, наболтал и все потому, что никак не могу нынче утром расстаться с этими МД. Убирайтесь отсюда, да поживее, милые капризные девчонки, и дайте мне, наконец, встать. Патрик снова запер вчера вечером мои чернила, уже третий раз за последнее время; этот мошенник сел мне на голову. А теперь, сударыни, я все-таки встану назло вам. — Вечером. Леди Керри, миссис Пратт, миссис Кэдоган и я — в одной наемной карете, сын леди Керри со своим гувернером и еще двумя джентльменами — в другой, а барышни и маленький мастер (дети лорда Шелберна), да еще служанки — в третьей, отправились сегодня в десятом часу утра из дома лорда Шелберна, что на Пикадилли, в Тауэр, где осмотрели все достопримечательности, львов и пр., а оттуда поехали в Бедлам[308], потом пообедали в дешевой ресторации позади биржи, после чего направились в грэшемский колледж[309] (однако хранителя его не оказалось дома) и завершили вечер в театре марионеток[310], откуда добрались домой лишь к восьми вечера, после чего я с ними расстался. Все дамы были одеты довольно скромно, или, как вы выражаетесь, без затей, и это был самый ненастный из всех дождливых дней, так что я чрезвычайно устал, и теперь уже двенадцатый час.
14. Знаете что, я все же отвечу хотя бы немножко на ваше письмо нынче утром в постели; так, позвольте-ка взглянуть; ну, иди сюда и покажись, маленькое письмецо — Вот оно я, — отвечает оно, — а что вы, мистер Престо, скажете нынешним утром миссис МД на свежую голову и натощак? — Кто это смеет считать МД невнимательными? Я просто просил их писать мне раз в две недели, на том мы и условились. Я мог бы посылать вам письма еженедельно, но записи мои день ото дня становятся все длиннее, и я предпочитаю отправлять их раз в две недели, ведь это обходится тогда вполовину дешевле. С того самого утра, дорогая Стелла, у меня больше не случалось головокружений: я запасся целой коробкой пилюль, и глотал их каждый вечер, а после целую ночь у меня была отрыжка; по утрам я пил коньяк и выпил целую пинту. — Ах, так вы, значит, все-таки справили скромный день рождения Престо! Если бы только всевышнему угодно было, чтобы я был с вами. Что до меня, то, как я уже писал вам, я просто о нем забыл. «Смишно», мадам; полагаю, что вы имели в виду слово «смешно»; ради бога, избавьте меня впредь от такого правописания; оно скорее подобает автору «Атлантиды»[311]. Я исправил это слово в вашем письме. А удается ли Стелле разбирать мой почерк, не утомляя свои дорогие глазки? Боюсь, что нет. Берегите глазки, пожалуйста, прошу вас, славная моя Стелла. Вы, пожалуй, справедливо изволили заметить, что если бы я стал писать лучше, то вы, возможно, не так хорошо разбирали бы мой почерк, поскольку привыкли к прежнему; вы уже привыкли к такому написанию букв, знаете, что этот крючок или загогулина обозначают букву, и знаете, какую именно, и так далее, и так далее. — Клянусь, он так мне и написал, и еще подчеркнул, что я пишу вам очень длинные письма; но я ответил ему, что вы просто хвастунишки. Я говорю про епископа Клогерского, неужто он все запамятовал? Переверните-ка страницу. У меня не хватило места на той стороне, а посему я доскажу свою мысль на оборотной: так вот, полагаю, что причиной тому милая ирландская забывчивость. Но почему же вы все-таки не поехали в Клогер, скверныескверныескверныедорогиедевчонки? Я не отваживаюсь сказать вам — скверные, не прибавив — дорогие: вот до чего я перед вами робею, право же. Если же говорить серьезно, то мне очень жаль, что вы туда не поехали, насколько, конечно, я могу судить на таком расстоянии. Нет, мы непременно раздобудем вам другую лошадь; я заставлю Парвисола подыскать вам лошадку. Признаться, ваша спотыкливая кляча всегда вызывала у меня недоверие; ради бога, прошу вас, продайте ее, сделайте мне такое одолжение. У меня душа не на месте, стоит только подумать о том, что вы ездите на ней. Прикажите Парвисолу продать ее и скажите, что вы решились на это потому что должны вернуть мне долг. Я не буду знать покоя, пока вы не избавитесь от нее. Поверите ли, с того времени, как я получил ваше письмо, мне уже раз пять или шесть снились падающие лошади. Если он не сумеет ее продать, то пусть хотя бы подержит у себя этой зимой. Право, будь я подле вас, отстегал бы как следует по… за ваш высокомерный и дерзкий ответ на мои соображения относительно декана и Jonsonibus; я всенепременно бы это сделал, юные мои дамы. Кстати, прочел ли декан проповедь вместо меня? Прекрасно. Еще чего, уж не хотят ли они, чтобы я одновременно находился здесь и читал им проповеди? Нет, «Шиллинг» в «Тэтлере» сочинил не я, я только подал идею, да еще подсказал две-три мысли. У меня сейчас дела поважнее; да и министры начинают яриться, лишь только речь зайдет о том, что я помогаю «Тэтлеру»; они не раз меня за это упрекали, и я твердо пообещал им больше этого не делать. Но только это секрет, мадам Стелла. Вы уверяете, будто выиграли восемь шиллингов; восемь кукишей — вот что вы выиграли. Любопытно, что вы никогда не упоминаете о своих проигрышах, мои юные дамы. — Что касается Мэнли, то, надеюсь, ему ничто особенно не угрожает, потому что Нэд Саутуэл ему друг-приятель, точно так же как и Томас Фрэнкленд, да и его брат Джон Мэнли стоит за него горой. Хотя, с другой стороны, все здешние ирландские джентльмены прямо-таки люто его ненавидят. Ну не бесстыдница ли вы, миссис Дингли: вы надеетесь получить со следующей почтой письмо от Престо, хотя сами признаетесь, что совсем недавно за четыре дня получили от меня два письма. Болтливая трясогузка, вот вы кто! Нет, малышка Дингли, в полночь я, как правило, уже в постели; я хочу сказать, что ровно в полночь гашу свечу; как видите, я очень о себе пекусь. Да, пожалуйста, говорите всем при случае, что первины были дарованы королевой ирландскому духовенству благодаря ходатайству мистера Гарли и что теперь осталось только завершить кое-какие формальности. Так вы, значит, обедали с деканом у Стойтов, и миссис Стоит была в восторге оттого, что я еще ее помню. Придется теперь изредка ее упоминать, дабы ее восторг не остыл. — Ну, что вы теперь скажете, дерзкие замарашки, ведь я все это настрочил за сегодняшнее утро, а теперь мне пора вставать, я должен уйти. Так что уж потерпите до вечера. И, пожалуйста, не воображайте, мадам, что я стану всякий раз тратить на вас целое утро. Право, если я не оставлю эту привычку писать по утрам, то вскоре не осмелюсь от нее отказаться, зная, что вы ожидаете продолжения и трепеща при одной мысли об этом. Итак, доброго вам утра, сударыни, и я все же встану. — Вечером. Я отправился нынче в суд справедливости (да, чуть не забыл, я покамест не стану отвечать на вторую половину вашего письма) в надежде пообедать с мистером Гарли, но его зять лорд Даплин сказал мне, что мистер Гарли не обедает нынче дома, и я уж не знал, как мне быть, но тут как раз встретился мистер Сент-Джон, и я пошел обедать к нему; за обедом он рассказал мне о пущенной кем-то нелепой басне. Дело в том, что позавчера лорд Риверс объявил мне о своем намерении послушать мою воскресную проповедь, которая будто бы должна состояться через две недели в присутствии королевы. Я ответил ему, что день проповеди еще не назначен, по крайней мере, мне ничего об этом не известно. А сегодня государственный секретарь сказал, будто его отец, сэр Гарри Сент-Джон, и лорд Риверс собрались пойти в Сент-Джеймскую церковь послушать там мою проповедь, поскольку их будто бы уверяли, что она непременно состоится; так что, судя по всему, это еще одна басня; во всяком случае сам я ничего об этом не ведаю, за исключением лишь того, что мистер Гарли и Сент-Джон решили, что я непременно должен произнести проповедь в присутствии королевы, и государственный секретарь обещал предупредить меня об этом за три недели. Я всячески отказывался, но он не хотел принимать никаких отговорок: «И слушать ничего не желаю», — твердил мистер Сент-Джон; но я все же надеюсь, что они об этом забудут, ведь если она состоится, все здешние бездельники сбегутся меня слушать в ожидании чего-то из ряда вон выходящего и будут немало разочарованы, потому что я буду говорить о самых простых и очевидных истинах. Я пробыл у мистера Сент-Джона до восьми, после чего воротился домой и отпустил Патрика, попросившего позволения отлучиться. Но вскоре ко мне поднялась служанка и сказала, что меня спрашивает какой-то джентльмен, приехавший в карете, который будто бы желает уплатить мне по векселю; я велел его впустить и оказалось, что это не кто иной, как мистер Аддисон, а с ним Сэм Допинг, которые задумали вытащить меня поужинать с ними, и кончилось тем, что я просидел с ними до полуночи. Будь Патрик дома, я бы, конечно, этого избежал, потому что приучил его почти так же ловко спроваживать посетителей, как это делает привратник мистера Гарли. — На чем я собственно остановился, отвечая на письмо МД? Дайте-ка взглянуть. Ага, вот нашел. Вам угодно было заметить, мадам Дингли, что люди, уезжающие в Англию, видимо, никогда не могут сказать наверняка, когда они возвратятся. Уж не намекаете ли вы этим на Престо, мадам? Бесстыдницы, клянусь вам своим спасением, я возвращусь как только смогу и, надеюсь, не с пустыми руками, если только все министры не одного поля ягода, что, впрочем, не исключено. Надеюсь, Хокшоу уже в Дублине и вы получили мою посылку и очки вам подошли; если же нет, вы получите другие. Надеюсь, также, что табак Дингли не испортил шоколада Стеллы и что все дошло в полной сохранности. Известите меня, пожалуйста. Мистер Аддисон и я разнимся теперь друг от друга, как черное от белого, и я думаю, что из-за проклятых партийных свар наша дружба сойдет в конце концов на нет. Он не может вынести моего сближения с нынешним кабинетом министров, и все-таки я люблю его по-прежнему, хотя мы довольно редко теперь видимся. — Стелла, негодница, как вы позволяете себе подшучивать над слепотой бедного Конгрива; и вам не совестно, негодница? Погодите же, я переломаю вам кости, клянусь. — Да, Стиль в самом деле сидел некоторое время в тюрьме, вернее, в долговом отделении[312]
[суббота]
Итак, мои юные дамы, я только что отправил свое десятое в почтовую контору и, как уже говорил вам, получил ваше седьмое (боюсь, раньше я ошибся и сказал, что получил шестое, и тогда мы с вами совсем запутаемся). Так вот, как я уже вам докладывал, обедал нынче с лордом Эберкорном и, полагаю, на ближайшее время с вас достаточно, потому что мне надобно приняться сочинять кое-какие безделицы и крепко кое-кому насолить. — А как же с ответом малюткам МД? — Что ж, их письмо я на время отложу. — Уже поздно, и я могу только сказать, что МД — дорогие дерзкие плутовки. И что из сего следует? А то, что Престо любит их поэтому еще сильнее.
10. Этот сукин сын Патрик куда-то запропастился, и я теперь связан по рукам и ногам; даже уголь пришлось одолжить. Сейчас шесть часов, и я вернулся домой после славной прогулки в парке; сегодня первый день мягкая, тихая погода, а прошлой ночью была ужасная буря. Говорят, будто у вас унесло в открытое море пакетбот и будто на нем находился юный щеголь Свифт[294] и генерал Сэнки[295]. Не знаю, насколько это правда; впрочем, вы услышите об этом раньше меня. Раймонд уже поговаривает о том, чтобы через несколько дней уехать из Лондона; он собирается возвратиться в Ирландию не позже, чем через месяц, так как в противном случае его жене, которая уже на сносях, придется рожать здесь. Думаю, он прав, хотя не исключено, что история с пакетботом напугает его. Лондон нисколько его не привлекает, и я этому не удивляюсь. Он свел здесь знакомство с несколькими ирландцами, обучающимися в Темпле, и они показали ему город. Я допускаю его к себе не чаще двух раз в неделю, да и то лишь по утрам, когда одеваюсь. — Ну, вот, явился, наконец-то, этот прощелыга, и я смогу теперь воспользоваться моими собственными чернилами и новым пером; так-то, а вы — дерзкие шалуньи и плутовки и останетесь ими до тех пор, пока я не улягусь в постель, потому что должен сейчас заняться делом, понятно? Да, кстати, передайте епископу Клогерскому, что ему не нагреть меня ни на один дюйм металла; это металл для моего колокола. Сами знаете, все это пустяки, но городские денежки так целей будут. Эннискиллен[296] скорее может себе это позволить, нежели Ларакор, тем более, что колокол будет весить только полторы тысячи[297]. Сейчас я, как обычно в это время, читал и прочее, а теперь укладываюсь спать; не находите ли вы, что сегодняшняя запись получилась довольно-таки длинной? А теперь уходите-ка отсюда до завтра, до положенного часа. Да, чуть не забыл упомянуть, что обедал нынче с сэром Мэтью Дадли.
11. Возвратясь сегодня домой, я, как и вчера, обнаружил, что этот паршивец опять запер мои чернила, хотя я строго-настрого его предупредил; вскоре, однако, он явился, так что теперь все в порядке; он уже растапливает камин, и я смогу приняться за свои дела. Погода опять испортилась, и целый день лил дождь. Не выношу зимнюю слякоть, хотя некоторые находят ее полезной. Говорят, слух о чуме в Ньюкасле оказался ложным. У меня сегодня решительно никаких новостей. Обедал у миссис Ваномри и выразил пожелание, чтобы они купили мне шарф, потому что мой совсем изорвался. Леди Эберкорн[298] тоже собирается купить мне шарф, так что останется только решить, какой из них лучше. Вчера я снова видел при дворе герцога Ричмонда[299], однако не стал с ним заговаривать; видимо, мы уже не помиримся. Сейчас я лежу в постели, а дождь хлещет, не переставая. Любопытно, так же ли часто идет дождь у вас в Дублине? Известия о кораблекрушении, как я и предполагал, испугали Раймонда; однако я все же уговорил его, и через неделю он отсюда уедет. Я познакомил его с поверенным по делам казны[300], и тот признал, что Раймонд доводится ему родственником, а посему он, думаю, не откажет Раймонду в любезности снабдить его рекомендательным письмом к вашему новому лорду-канцлеру[301]. — Получил письмо от миссис Лонг, от которого меня едва не стошнило: в нем было несколько непристойных шуток, обозначенных прочерками, о смысле которых следовало догадаться. Пошлые пересуды и сплетни в провинциальном городишке оказали на нее дурное влияние. — Я не стану отвечать на ваше письмо, пока не освобожусь от всяких дел; так что пусть это послание отправляется, как оно есть. Какая мне о том забота? какая о том забота нахальному Престо?
12. Когда я был сегодня у Льюиса в канцелярии государственного секретаря, туда пришел лорд Риверс[302]; увидя меня, он отвел Льюиса в сторонку, пошептался с ним, а потом подошел ко мне и изъявил желание со мной познакомиться; мы обменялись поклонами и любезностями, после чего расстались. Обедал я с Филиппом Сэведжем[303] и его ирландским клубом там, где они обычно столуются, и после довольно-таки гнусно проведенного вечера пришел домой лишь в девятом часу. С мистером Аддисоном мы видимся теперь едва ли чаще одного раза в две недели: его парламентские обязанности и мой чуждый ему круг знакомств отдаляют нас друг от друга. Вчера утром сэр Мэтью Дадли прогнал своего дворецкого, а ночью бедняга неожиданно скончался на улице; не правда ли, странное стечение обстоятельств? — Но какое вам собственно до этого дело? — А такое, что этого дворецкого я знал. — Что ж, выходит, ваш пакетбот цел и невредим: тьфу, какая глупость, а ведь я уже сделал все, что в таких случаях полагается делать — сказал, что это весьма печально и что я весьма об этом сожалею. Но когда же я все-таки отвечу на письмо наших МД? Вот оно, лежит себе; ну что ж, как-нибудь после дождичка в четверг я об этом поразмыслю, а пока доброй ночи.
13. Утро. Мне придется нынче весь день таскаться вместе с леди Керри[304] и миссис Пратт[305], с которыми мы вчера утром за чаем условились поехать вместе осматривать достопримечательности Лондона. Слыхали ли вы о разгроме, учиненном среди высших офицеров? Мередит, Макартни и полковник Хонивуд[306] вынуждены будут продать свои должности за полцены и оставить службу из-за того, что пили за поражение кабинета ториев; нацепив шляпу на палку, они объявили, что это Гарли, и со стаканом вина в руке стали разряжать в чучело свои пистолеты, сожалея, что перед ними не сам Гарли собственной персоной, и позволили себе сотню других столь же милых шуток; одним словом, они уволены за подстрекательство своих солдат и иностранных послов к действиям, направленным против нынешнего кабинета министров. Кэдоган[307] отделался сравнительно легко: его мать сказала мне вчера, что он отстранен от должности посла; надеюсь, никаких других мер в его отношении не будет предпринято, потому что его не было на этих мятежных сборищах. М-да, писание писем этим дерзким шалуньям отнимает у меня по утрам уйму времени, но право же, я рад любой возможности повидаться с вами поболтать чуточку и снова за свои дела. А теперь попридержите свои язычки, ведь мне давно пора вставать; ни словечка больше, жизнью вас заклинаю. Ну, что там такоеее? Вот и прекрасно; потерпите, пока я не возвращусь домой, и тогда я, возможно, расскажу вам о себе еще что-нибудь. А куда вы сегодня идете? ведь я не смогу быть с вами из-за моих дам? Как на грех, день сегодня такой дождливый и безобразный. Я предпочел бы, чтобы вы зашли за Уоллсами и отправились к декану, только ставьте по маленькой, когда проигрываете. Манильо, Басто, королева и два младших красных козыря погубят вас. Я, впрочем, не считаю, что это такие уж плохие карты, но ведь тогда у ваших противников могут быть Эспадильо, Понто, король и большие козыри, которые дадут им верные взятки; ну а вы, конечно же, как всегда пошли с вашего Манильо. — Ох, сколько же я здесь, глупец, наболтал и все потому, что никак не могу нынче утром расстаться с этими МД. Убирайтесь отсюда, да поживее, милые капризные девчонки, и дайте мне, наконец, встать. Патрик снова запер вчера вечером мои чернила, уже третий раз за последнее время; этот мошенник сел мне на голову. А теперь, сударыни, я все-таки встану назло вам. — Вечером. Леди Керри, миссис Пратт, миссис Кэдоган и я — в одной наемной карете, сын леди Керри со своим гувернером и еще двумя джентльменами — в другой, а барышни и маленький мастер (дети лорда Шелберна), да еще служанки — в третьей, отправились сегодня в десятом часу утра из дома лорда Шелберна, что на Пикадилли, в Тауэр, где осмотрели все достопримечательности, львов и пр., а оттуда поехали в Бедлам[308], потом пообедали в дешевой ресторации позади биржи, после чего направились в грэшемский колледж[309] (однако хранителя его не оказалось дома) и завершили вечер в театре марионеток[310], откуда добрались домой лишь к восьми вечера, после чего я с ними расстался. Все дамы были одеты довольно скромно, или, как вы выражаетесь, без затей, и это был самый ненастный из всех дождливых дней, так что я чрезвычайно устал, и теперь уже двенадцатый час.
14. Знаете что, я все же отвечу хотя бы немножко на ваше письмо нынче утром в постели; так, позвольте-ка взглянуть; ну, иди сюда и покажись, маленькое письмецо — Вот оно я, — отвечает оно, — а что вы, мистер Престо, скажете нынешним утром миссис МД на свежую голову и натощак? — Кто это смеет считать МД невнимательными? Я просто просил их писать мне раз в две недели, на том мы и условились. Я мог бы посылать вам письма еженедельно, но записи мои день ото дня становятся все длиннее, и я предпочитаю отправлять их раз в две недели, ведь это обходится тогда вполовину дешевле. С того самого утра, дорогая Стелла, у меня больше не случалось головокружений: я запасся целой коробкой пилюль, и глотал их каждый вечер, а после целую ночь у меня была отрыжка; по утрам я пил коньяк и выпил целую пинту. — Ах, так вы, значит, все-таки справили скромный день рождения Престо! Если бы только всевышнему угодно было, чтобы я был с вами. Что до меня, то, как я уже писал вам, я просто о нем забыл. «Смишно», мадам; полагаю, что вы имели в виду слово «смешно»; ради бога, избавьте меня впредь от такого правописания; оно скорее подобает автору «Атлантиды»[311]. Я исправил это слово в вашем письме. А удается ли Стелле разбирать мой почерк, не утомляя свои дорогие глазки? Боюсь, что нет. Берегите глазки, пожалуйста, прошу вас, славная моя Стелла. Вы, пожалуй, справедливо изволили заметить, что если бы я стал писать лучше, то вы, возможно, не так хорошо разбирали бы мой почерк, поскольку привыкли к прежнему; вы уже привыкли к такому написанию букв, знаете, что этот крючок или загогулина обозначают букву, и знаете, какую именно, и так далее, и так далее. — Клянусь, он так мне и написал, и еще подчеркнул, что я пишу вам очень длинные письма; но я ответил ему, что вы просто хвастунишки. Я говорю про епископа Клогерского, неужто он все запамятовал? Переверните-ка страницу. У меня не хватило места на той стороне, а посему я доскажу свою мысль на оборотной: так вот, полагаю, что причиной тому милая ирландская забывчивость. Но почему же вы все-таки не поехали в Клогер, скверныескверныескверныедорогиедевчонки? Я не отваживаюсь сказать вам — скверные, не прибавив — дорогие: вот до чего я перед вами робею, право же. Если же говорить серьезно, то мне очень жаль, что вы туда не поехали, насколько, конечно, я могу судить на таком расстоянии. Нет, мы непременно раздобудем вам другую лошадь; я заставлю Парвисола подыскать вам лошадку. Признаться, ваша спотыкливая кляча всегда вызывала у меня недоверие; ради бога, прошу вас, продайте ее, сделайте мне такое одолжение. У меня душа не на месте, стоит только подумать о том, что вы ездите на ней. Прикажите Парвисолу продать ее и скажите, что вы решились на это потому что должны вернуть мне долг. Я не буду знать покоя, пока вы не избавитесь от нее. Поверите ли, с того времени, как я получил ваше письмо, мне уже раз пять или шесть снились падающие лошади. Если он не сумеет ее продать, то пусть хотя бы подержит у себя этой зимой. Право, будь я подле вас, отстегал бы как следует по… за ваш высокомерный и дерзкий ответ на мои соображения относительно декана и Jonsonibus; я всенепременно бы это сделал, юные мои дамы. Кстати, прочел ли декан проповедь вместо меня? Прекрасно. Еще чего, уж не хотят ли они, чтобы я одновременно находился здесь и читал им проповеди? Нет, «Шиллинг» в «Тэтлере» сочинил не я, я только подал идею, да еще подсказал две-три мысли. У меня сейчас дела поважнее; да и министры начинают яриться, лишь только речь зайдет о том, что я помогаю «Тэтлеру»; они не раз меня за это упрекали, и я твердо пообещал им больше этого не делать. Но только это секрет, мадам Стелла. Вы уверяете, будто выиграли восемь шиллингов; восемь кукишей — вот что вы выиграли. Любопытно, что вы никогда не упоминаете о своих проигрышах, мои юные дамы. — Что касается Мэнли, то, надеюсь, ему ничто особенно не угрожает, потому что Нэд Саутуэл ему друг-приятель, точно так же как и Томас Фрэнкленд, да и его брат Джон Мэнли стоит за него горой. Хотя, с другой стороны, все здешние ирландские джентльмены прямо-таки люто его ненавидят. Ну не бесстыдница ли вы, миссис Дингли: вы надеетесь получить со следующей почтой письмо от Престо, хотя сами признаетесь, что совсем недавно за четыре дня получили от меня два письма. Болтливая трясогузка, вот вы кто! Нет, малышка Дингли, в полночь я, как правило, уже в постели; я хочу сказать, что ровно в полночь гашу свечу; как видите, я очень о себе пекусь. Да, пожалуйста, говорите всем при случае, что первины были дарованы королевой ирландскому духовенству благодаря ходатайству мистера Гарли и что теперь осталось только завершить кое-какие формальности. Так вы, значит, обедали с деканом у Стойтов, и миссис Стоит была в восторге оттого, что я еще ее помню. Придется теперь изредка ее упоминать, дабы ее восторг не остыл. — Ну, что вы теперь скажете, дерзкие замарашки, ведь я все это настрочил за сегодняшнее утро, а теперь мне пора вставать, я должен уйти. Так что уж потерпите до вечера. И, пожалуйста, не воображайте, мадам, что я стану всякий раз тратить на вас целое утро. Право, если я не оставлю эту привычку писать по утрам, то вскоре не осмелюсь от нее отказаться, зная, что вы ожидаете продолжения и трепеща при одной мысли об этом. Итак, доброго вам утра, сударыни, и я все же встану. — Вечером. Я отправился нынче в суд справедливости (да, чуть не забыл, я покамест не стану отвечать на вторую половину вашего письма) в надежде пообедать с мистером Гарли, но его зять лорд Даплин сказал мне, что мистер Гарли не обедает нынче дома, и я уж не знал, как мне быть, но тут как раз встретился мистер Сент-Джон, и я пошел обедать к нему; за обедом он рассказал мне о пущенной кем-то нелепой басне. Дело в том, что позавчера лорд Риверс объявил мне о своем намерении послушать мою воскресную проповедь, которая будто бы должна состояться через две недели в присутствии королевы. Я ответил ему, что день проповеди еще не назначен, по крайней мере, мне ничего об этом не известно. А сегодня государственный секретарь сказал, будто его отец, сэр Гарри Сент-Джон, и лорд Риверс собрались пойти в Сент-Джеймскую церковь послушать там мою проповедь, поскольку их будто бы уверяли, что она непременно состоится; так что, судя по всему, это еще одна басня; во всяком случае сам я ничего об этом не ведаю, за исключением лишь того, что мистер Гарли и Сент-Джон решили, что я непременно должен произнести проповедь в присутствии королевы, и государственный секретарь обещал предупредить меня об этом за три недели. Я всячески отказывался, но он не хотел принимать никаких отговорок: «И слушать ничего не желаю», — твердил мистер Сент-Джон; но я все же надеюсь, что они об этом забудут, ведь если она состоится, все здешние бездельники сбегутся меня слушать в ожидании чего-то из ряда вон выходящего и будут немало разочарованы, потому что я буду говорить о самых простых и очевидных истинах. Я пробыл у мистера Сент-Джона до восьми, после чего воротился домой и отпустил Патрика, попросившего позволения отлучиться. Но вскоре ко мне поднялась служанка и сказала, что меня спрашивает какой-то джентльмен, приехавший в карете, который будто бы желает уплатить мне по векселю; я велел его впустить и оказалось, что это не кто иной, как мистер Аддисон, а с ним Сэм Допинг, которые задумали вытащить меня поужинать с ними, и кончилось тем, что я просидел с ними до полуночи. Будь Патрик дома, я бы, конечно, этого избежал, потому что приучил его почти так же ловко спроваживать посетителей, как это делает привратник мистера Гарли. — На чем я собственно остановился, отвечая на письмо МД? Дайте-ка взглянуть. Ага, вот нашел. Вам угодно было заметить, мадам Дингли, что люди, уезжающие в Англию, видимо, никогда не могут сказать наверняка, когда они возвратятся. Уж не намекаете ли вы этим на Престо, мадам? Бесстыдницы, клянусь вам своим спасением, я возвращусь как только смогу и, надеюсь, не с пустыми руками, если только все министры не одного поля ягода, что, впрочем, не исключено. Надеюсь, Хокшоу уже в Дублине и вы получили мою посылку и очки вам подошли; если же нет, вы получите другие. Надеюсь, также, что табак Дингли не испортил шоколада Стеллы и что все дошло в полной сохранности. Известите меня, пожалуйста. Мистер Аддисон и я разнимся теперь друг от друга, как черное от белого, и я думаю, что из-за проклятых партийных свар наша дружба сойдет в конце концов на нет. Он не может вынести моего сближения с нынешним кабинетом министров, и все-таки я люблю его по-прежнему, хотя мы довольно редко теперь видимся. — Стелла, негодница, как вы позволяете себе подшучивать над слепотой бедного Конгрива; и вам не совестно, негодница? Погодите же, я переломаю вам кости, клянусь. — Да, Стиль в самом деле сидел некоторое время в тюрьме, вернее, в долговом отделении[312]