7. Утро. Право, еще чуть-чуть и мне, кажется, захочется, то есть я хочу сказать, что если бы только не одно дело, то я возымел бы похвальное намерение, но только, повторяю, если бы мне не надо было заняться кое-чем другим, то я, возможно, принялся бы отвечать на ваше дорогое дерзкое письмецо. О господи, я стану кривобоким и все оттого, что пишу, лежа в постели. Однако мне все же, пожалуй, придется ответить на ваше письмо сейчас, иначе у меня не останется места, ведь мое — должно быть отправлено только в субботу; и не воображайте, пожалуйста, что я испишу и третью страницу, до этого, мои юные дамы, еще не дошло. Так-с, что касается вашего Берниджа, то я уже сказал о нем более чем достаточно, и, кроме того, написал ему на прошлой неделе. — Переверните-ка этот лист. Посмотрим теперь, о чем повествуют миру МД? Мои головные боли, мадам Стелла, беспокоят меня намного меньше, надеюсь, что и дальше будет не хуже. Отчего так получается, что ваше письмо идет пятнадцать дней, а мое — пятнадцатое — вы получили через семь? Ну-ка отвечайте мне, плутовки! То, что вы ублажали тетушку Уоллс, служит, конечно, достаточным извинением. Как вижу, я все же ошибся насчет пола и у нее мальчик. Да, я понимаю ваш шифр, а Стелла всегда верно разгадывает мой. Так вот, да будет вам известно, что он дал мне бларниксорвный аблирлнент мниа опляртьяднелснянттфруинитрояв[430], каковой я возвратил ему через мистера Льюиса, сопроводив его письмом, в котором выражал свое крайнее негодование и которое было ему показано; и этим дело закончилось. Он сказал, что у него были причины на меня сердиться, а я ответил, что и у меня тоже были, а теперь мы возвратились к нашей прежней дружбе, и я склонен думать, что он любит меня, насколько может всесильный министр полюбить человека за столь короткий срок. Разве не правильно я себя повел? От души рад, что вы получили, наконец, свою бутылку с лекарством; молю всемогущего господа, чтобы она пошла на пользу моей дражайшей малютке Стелле. Полагаю, что миссис Эджворт выехала в Ирландию еще в позапрошлый понедельник. Да, я читаю «Экзаминеры» и вы справедливо судите — они написаны весьма недурно. Только я не считаю, что они слишком сурово обходятся с герцогом; они лишь осуждают его за корыстолюбие, а между тем его корыстолюбие разорило нас. Вы можете не сомневаться, — все, что в них напечатано, — сущая правда. Автор объявил, что их пишет не Прайор; но тогда, возможно, что это Эттербери. — Теперь в разговор вступает мадам Дингли; очень славная погода, говорит она, да, говорит она, и мы переехали на новую квартиру, говорит она. Я прикинул, что останься вы на прежнем месте еще пять месяцев, то, возможно, сберегли бы восемь фунтов, но это вам так же под силу, как если бы вам предложили сберечь восемь тысяч. Весьма рад, что вы избавились от этой подсматривающей и подмаргивающей француженки. Я выпишу вам долговую расписку на Парвисола на пять фунтов на полгода. Но вы не подумайте, что я из-за этого стану жить на четыре шиллинга в неделю, не есть и не пить. Какой д….. вам сказал, будто Эттербери и ваш декан похожи друг на друга?[431] Я так ни разу и не повидал ни вашего канцлера, ни его капеллана. Последний весьма образован и тщится прослыть писателем, а ваш канцлер отличный человек. Что касается птицы Патрика, так он купил ее за то, что она тихоня, а теперь другой такой неугомонной в целом свете не сыщешь. Ей уже трижды перевязывали крылья, но она опять как ни в чем не бывало. Стоит ей захотеть, и она могла бы полететь за нами в Ирландию. — Да, миссис Стелла, почерк Дингли больше похож на почерк Престо, нежели ваш; хотя вы и надписываете письма так, как если бы хотели сказать, а почему бы собственно и мне не писать, как Престо, чем я хуже Дингли? Позвольте, вы? с вашими неуклюжими SS?[432] Неужели вы не можете писать их вот так SS? — Нет, могу только вот так — SS? — Наглые девчонки, как вы смеете порочить почерк Престо и утверждать, будто, когда вы пишете с закрытыми глазами, у вас получается особенно похоже на Престо. Помнится, прежде я писал и вполовину не так разборчиво, как теперь, и все же весьма вам обеим сочувствую. Крайне огорчен болезнью глаз миссис Уоллс. Странно однако, что в своем письме ко мне, написанном после вашего, Уоллс ни словом об этом не обмолвился. Вы говорите, что после выздоровления ей грозит слепота. Надеюсь, жизнь ее вне опасности. Да, Форд рассудителен именно настолько, Насколько это в моем вкусе. Я предпочитаю обычно гулять с ним, потому что он неназойлив и всегда готов составить мне компанию, когда я чувствую себя уставшим от дел и министров. В кофейнях я не бываю и двух раз в месяц и чрезвычайно аккуратно ложусь теперь спать до одиннадцати. — Итак, вы утверждаете, что Стелла прелестная девушка; что ж, так оно и есть; я словно вижу ее в эту самую минуту и она действительно на редкость хороша. Знаете ли что? Когда я пишу на нашем языке, то невольно шевелю губами, как если бы я произносил все вслух? Я только что поймал себя на этом. А Дингли, я полагаю, сейчас прекрасна и свежа, как девушка в мае, наслаждается здоровьем и не ведает сплина. — Вы, надеюсь, не забыли, когда составляли свой отчет, что мы с вами обычно отсчитываем двенадцать месяцев с 1 ноября? Бедняжка Стелла, неужто Дингли не оставит ей хоть немножко дневного света, чтобы написать Престо? Ничего, ничего, скоро у нас назло ей дневного света будет сколько душе угодно. И вы долзны клицать тлам-тлам[433], и повтолять тлам-тлам, и подлазать БДГП. Да-да, неплеменно. Ну вот, тепель я ответил на васе сипмо. Доблого вам утла. — Вечером. Миссис Бартон прислала мне утром приглашение на обед, а посему я и пообедал у нее так же чинно и благопристойно, как МД, когда они, бывало, принимали какого-нибудь более важного гостя, нежели обычно.
   8. О, дорогие МД, я в полном отчаянии! Вы узнаете о случившемся до того, как получите мое письмо, потому что нынче вечером я написал полный отчет обо веем архиепископу Дублинскому, и декан сумеет рассказать вам подробности со слов архиепископа. Как ни трудно мне было в таком смятенном состоянии писать, но я все же счел необходимым послать правдивый отчет о происшедшем, потому что вы услышите тысячу лживых небылиц. Дело в том, что сегодня в три часа пополудни во время заседания Тайного совета мистер Гарли был ранен. Я играл в карты у леди Кэтрин Моррис[434], у которой обедал, когда молодой Эрандел[435] явился с этой вестью. Я тотчас побежал к секретарю, что было мне как раз по пути, но никого не застал дома. Потом мне встретилась в портшезе миссис Сент-Джон, но она слыхала об этом только мельком. Тогда я нанял портшез и добрался до дома мистера Гарли, где мне сказали, что он спит и что, как они надеются, жизнь его вне опасности; ведь он был нездоров и несмотря на это вышел сегодня, и ранение может вызвать у него лихорадку. Я смертельно за него беспокоюсь. Ранил его один отъявленный французский негодяй — некий маркиз де Гискар[436]. Этот Гискар по приказу господина секретаря Сент-Джона был взят под стражу по обвинению в государственной измене и предстал перед лордами для допроса, во время которого он и нанес свой удар. Все подробности я уже рассказал архиепископу. Сейчас в девять вечера я опять посылал справиться, и мне сказали, что мистеру Гарли лучше. Простите, пожалуйста, мое отчаяние; я думаю о том, как он был ко мне добр. — Бедняга лежит сейчас в своей постели, раненый отъявленным французским негодяем-папистом. Доброй вам ночи, храни вас обеих господь и посочувствуйте мне, я сейчас очень в этом нуждаюсь.
   9. Утро; семь, в постели. Патрик только что пришел от мистера Гарли. Он хорошо спал до четырех; при нем неотлучно находился хирург; потом он опять уснул, а проснувшись, почувствовал боль в руке, однако полагают, что жизнь его вне опасности. Такой бюллетень хирург оставил у привратника для тех, кто будет справляться. Да хранит его господь. А сейчас я встану и пойду к господину секретарю Сент-Джону. Говорят, что Гискар умрет от ран, которые нанесли ему мистер Сент-Джон и другие лорды. Вечером, я расскажу вам больше. — Вечер. Мистер Гарли продолжает поправляться, но прошлую ночь он спал плохо и мучился от болей. Утром я был у секретаря, а потом обедал с ним, и он рассказал мне некоторые подробности случившегося, слишком длинные, чтобы писать о них сейчас. Мистеру Гарли было нынче вечером лучше, но опасность еще не миновала, и до той поры я не буду знать покоя. Доброй ночи и пожалейте Престо.
   10. Мистер Гарли провел беспокойную ночь, но лихорадки у него нет, и надежды на его выздоровление стало больше. Я получил письмо от мистера Уоллса и еще одно от мистера Берниджа и отвечу им здесь, потому что не имею времени писать. Мистер Уоллс ведет речь о трех предметах. Во-первых, о ста фунтах для доктора Раймонда, о которых я ничего не ведаю, да и слишком уже поздно теперь об этом говорить. Во-вторых, насчет мистера Клементса: но тут я бессилен чем-нибудь помочь, коль скоро Уоллс просит не упоминать при этом мистера Пратта; как же я могу рекомендовать Клементса, не зная возражений мистера Пратта, ведь тот доводится ему родственником, и мистер Пратт сам определил его на нынешнее место. В-третьих, насчет того, чтобы я был крестным отцом ребенка[437]: это в моих силах, и если другого выхода нет, то покоряюсь. Мне бы хотелось, чтобы вы помогли мне как-нибудь уклониться от этого, но, если это невозможно, то уплатите, сколько вы считаете необходимым, и попросите ректора[438] присутствовать вместо меня, и пусть дитя нарекут христианским именем Гарли в честь моего друга, который лежит сейчас раненый, не ведая, останется ли он в живых. Что касается Берниджа, то он пишет, что полковник согласился за сто фунтов назначить его капитан-лейтенантом, а Бернидж был настолько глуп, что известил меня о том, что он предложил полковнику деньги лишь после того, как дело было сделано, хотя я получил от него дюжину писем. Мало того, он просит меня никому об этом не говорить, из боязни как бы полковник на него не разгневался. Люди безумны, да и только. Что прикажете мне теперь делать? Я залучил полковника Диснея, одного из тех, кто ходатайствовал за Берниджа перед секретарем, и рассказал ему эту историю. Он заверил меня, будто Филдинг (полковник Берниджа) сказал, что он мог бы получить эти деньги, но, принимая во внимание ходатайства столь высокопоставленных особ, намерен назначить Берниджа на эту должность без всяких денег, а посему передайте Берниджу, пусть он напишет Филдингу письмо и поблагодарит его за услугу, оказанную ему безвозмездно, на основании одних лишь рекомендаций. Дисней обещает еще раз поговорить с Филдингом и разъяснить ему эти обстоятельства, и тогда я напишу Берниджу. Чума его забери! Надо же было посулить деньги, когда мне обещали все уладить, а теперь он ставит меня в щекотливое положение просьбой не упоминать о деньгах при разговоре с полковником; одним словом, пусть поступает, как я говорю, и дело с концом. Ведь я заручился поддержкой государственного секретаря и уверен, что это была любезность по отношению ко мне и что никаких денег давать не следовало, не говоря уже о том, что сто фунтов — это слишком много для Смитфилдской сделки[439], как сказал мне один генерал-майор, мнением которого я поинтересовался. А сейчас я спешу и потому не могу больше ничего к этому прибавить. Прощайте.
   Любезные мои дамы, как мне прикажете адресовать письма на вашу новую квартиру? Ответьте мне хотя бы на это, бесстыдницы и нахальные мордашки.
   И не нахальство ли с вашей стороны, писать наши детские словечки, как это делает Престо?
   Бедный Престо!
   Мистеру Гарли нынче вечером получше, вот почему у меня так язык развязался, слышите вы, дерзкие Гоги и Магоги[440].

Письмо XVIII

   Лондон, 10 марта 1710—1711.
   [суббота]
   Славным маленьким МД не следует ждать от меня пространных писем, пока жизнь мистера Гарли не будет вне опасности. Мы надеемся, что самое страшное уже позади, но я постоянно тревожусь за моих друзей. Он был озабочен делами всей нации и был нездоров, когда негодяй его ранил и, кроме того, нанес ему еще один ужасный удар, но пока все идет благополучно. Мистер Форд и я обедали с мистером Льюисом, и все мы уповаем на лучшее.
   11. Нынче утром господин секретарь и я встретились при дворе, куда он приехал, чтобы навестить королеву; она нездорова, и у нее озноб; боюсь, что несчастье, случившееся с мистером Гарли, может иметь наихудшие последствия. Вместе с господином секретарем мы пошли его проведать, его рана выглядит не такой уж страшной, и его совсем не лихорадит, так что с моей стороны, я думаю, глупо так уж сильно убиваться. Я держал в руке тот самый перочинный нож[441]; лезвие сломалось в четверти дюйма от ручки. У меня есть намерение написать подробный отчет[442] о всех обстоятельствах этого события и напечатать его: это будет очень любопытно, и я это сделаю, как только мистер Гарли будет вне опасности.
   12. Мы очень тревожились нынче за мистера Гарли; он всю ночь не сомкнул глаз, и его сильно лихорадило. Но, когда я вечером наведался к нему, молодой мистер Гарли (его единственный сын) сказал мне, что ему стало намного лучше и он уснул. Домашние никого к нему не допускают и правильно делают. Парламент не может заседать, пока он не поправится, и вынужден отложить рассмотрение финансовых вопросов, в решении которых никто, кроме него, не может помочь. Да хранит его господь.
   13. Мистеру Гарли сегодня лучше, он спал всю ночь, и наши опасения несколько рассеялись. Я посылаю справляться и сам наведываюсь к нему по три — четыре раза на дню. Прогулявшись до Сити пешком ради моциона, я пообедал там с одним частным лицом, а вечером на обратном пути на Стрэнде ушиб колено о бочку с песком, оставленную прямо на дороге. Изрядно перепачканный, я добрался домой и тотчас улегся в постель, где принялся лечить ушиб кожей от золотобита, лоскут которой Патрик чуть не час нес мне из соседнего дома, чем совсем вывел меня из терпения. Это мое правое колено, с которым никогда прежде ничего не приключалось, даже когда другое распухало, так что я меньше за него опасаюсь, однако же остерегусь выходить из дома, пока оно не пройдет, на что, я думаю, потребуется неделя. В такого рода делах я весьма осторожен; мне бы сейчас весьма пригодилось лекарство миссис Дж[онсо]н[443], но ее нет в городе и мне придется обойтись квасцами. Обедать я, пока не выздоровею, буду у миссис Ваномри; она живет в пятом доме от меня, на такое расстояние я могу отважиться.
   14. Теперь, когда я не могу выходить из дома, мой дневник обещает стать чрезвычайно занимательным, отчеты о здоровье мистера Гарли будут чередоваться в нем с отчетами о моем ушибленном колене. Не успел я возвратиться от миссис Ваномри, у которой посидел от двух до шести, как ко мне явился наш новоиспеченный «Тэтлер» малыш Гаррисон и попросил продиктовать ему следующий номер его журнала, что я и принужден был из милосердия сделать. Мистер Гарли чувствует себя все лучше, и, надеюсь, что через день-другой я не стану вас больше тревожить ни им, ни моим коленом. Ложитесь-ка лучше в постель и спите, слышите, чтобы вы могли завтра пораньше встать и прогуляться в Доннибрук и проиграть там свои денежки Стойтам и декану; так и сделайте, дорогие маленькие плутовки, и выпейте за здоровье Престо. О, скажите на милость, неужто вы никогда не пьете за здоровье Престо с вашими деканами, и вашими Стойтами, и вашими Уоллсами, и вашими Мэнли и со всеми вашими прочими, как их там еще? А я так выпиваю за здоровье МД сотню тысяч раз.
   15. Несмотря на ушибленное колено, я побывал нынче утром у господина секретаря Сент-Джона и выпросил у него для малыша Гаррисона лучшую должность в Европе — место секретаря при лорде Рэби[444], чрезвычайном после в Гааге, где как раз будут решаться все важнейшие дела, так что недели через две мы распрощаемся с нашим «Тэтлером». Завтра утром я пошлю Гаррисона поблагодарить секретаря. Бедняжка Бидди[445] заболела оспой. Утром я зашел проведать леди Бетти Джермейн и, как только она мне сообщила про Бидди, тотчас же откланялся. Мне положительно везет; дней десять назад я навестил лорда Картерета, так его жена занимала меня рассказом о своей молодой кузине, которая в то время лежала у них в доме с оспой; она вскоре потом умерла. Это случилось неподалеку от леди Бетти, и я воображаю, как Бидди напугана. Когда я обедал с господином секретарем, к нему пришел хирург прямо от Гискара и сказал нам, что тот умирает от ран и едва ли протянет до завтра. Служанка, которую держал Гискар, послала ему бутылку сухого вина, но часовой не позволил ему выпить из боязни, что оно отравлено. Сегодня у него вытекло две кварты застоявшейся крови со сгустками из раны в боку, и он бредил. Очень жаль, что он умирает, ведь министрам удалось найти достаточно веские основания для того, чтобы его повесить. Он наверняка замышлял убить королеву[446].
   16. Надобно признаться, что благодаря Гискару и мистеру Гарли, я за много дней не очень-то продвинулся в этом письме. Подробности этого гнусного дела можно было бы рассказывать бесконечно. Пока еще не слыхать, умер ли Гискар, но мне говорили, что ему уже не поправиться. Для человека, у которого ушиблено колено, я вчера слишком много гулял, а посему дал себе нынче отдых и не ходил дальше миссис Ваномри, у которой пообедал. В шестом часу явилась леди Бетти Батлер, и мне пришлось из приличия просидеть с ней до девяти; потом я возвратился домой, где мое колено навестил мистер Форд, просидевший со мной до одиннадцати, так что я только все бездельничал и пустословил. Невозможность гулять в такой восхитительный день выводит меня из себя. Читали ли вы уже «Спектзйтор» — новый ежедневный листок? Его сочиняет мистер Стиль, который, судя по всему, набрался новых сил и обновил свои запасы остроумия. Он, я полагаю, сотрудничает с Аддисоном. Я совсем их не вижу и дней десять назад откровенно сказал мистеру Гарли и мистеру Сент-Джону в присутствии лорда-хранителя печати и лорда Риверса, что с моей стороны было довольно-таки неразумно использовать их доверие ко мне к выгоде Аддисона и Стиля, но что впредь я обещаю никогда больше за них не заступаться, поскольку они так скверно со мной обошлись после всего, что я для них сделал. — Так, теперь на меня снова напала словоохотливость, и меня уже не остановишь. Если Престо стал болтать без продыху, надо тотчас его съездить по уху. — О господи, какая клякса; самое время кончить и прочее.
   17. Гискар скончался сегодня в два часа утра; проводивший дознание коронер[447] объявил, что он умер от ударов, нанесенных ему сопровождавшим его конвоиром, а такое заключение отводит вину от членов Тайного совета, нанесших ему раны. Я получил письмо от Раймонда; ему так и не удалось что-нибудь разузнать о вашей посылке, но я все же не теряю надежды, что она прибудет к вам еще до этого письма. Обедал я с мистером Льюисом, служащим в канцелярии секретаря. Мистер Гарли потерял очень много крови из раны в груди и поправится не так скоро, как мы на то уповали. Я хотел вам еще что-то сказать, да вот только запамятовал. (Что же это было?)
   18. Побывал нынче при дворе в надежде увидеть герцога Аргайла и вручить ему памятную записку насчет Берниджа. Герцог отплывает с первым попутным ветром; повидаться с ним мне не удалось, но я просил передать ему записку, так что она, во всяком случае, догонит его в дороге. Бернидж совершил ошибку, посулив деньги своему полковнику, не посоветовавшись со мной; и все же он назначен капитан-лейтенантом, ему предстоит теперь только навербовать себе роту, что обойдется ему в сорок фунтов, а это как-никак меньше, чем сто. Обедал я с господином секретарем Сент-Джоном и просидел у него до семи, но ни шампанского, ни бургундского пить не стал, опасаясь подагры. Колено мое поправляется, но еще побаливает. Надеюсь, что ко времени отправления этого письма, то есть к следующей субботе, я уже буду вполне здоров.
   19. Отправился нынче в Сити, но не пешком, а в карете, осторожно пристроив ногу на сиденье; на обратном пути я зашел поглядеть книги бедняги Чарлза Бернарда, которые будут продаваться на аукционе, и у меня прямо руки чесались выложить девять или десять фунтов за кое-какие прекрасные издания прекрасных авторов. Но это слишком жирно, так что книги опять уплывут у меня из-под носа, как уже не раз бывало. Пообедал в кофейне со Стрэтфордом; ел отбивные котлеты и пил его вино. А где обедали МД? Что ж, бедняжки МД из-за визита архиепископа не могли никуда поехать и обедали нынче дома, удовольствовавшись бараньей грудинкой и пинтой вина. Надеюсь, миссис Уоллс поправляется. Представьте мне, пожалуйста, отчет, насколько я был хорош в роли крестного и пристойно ли себя вел. Герцог Аргайл уехал, и я узнаю, получил ли он мою записку, только когда увижу доктора Арбетнота[448], которому отдал ее. Это заковыристое имя принадлежит шотландскому доктору, моему и герцога общему знакомому; Стелла, наверно, не сможет его выговорить. О, если бы мы в этот прекрасный день были в Ларакоре! Там начинают распускаться ивы, и на боярышнике набухают почки. Мой сон становится явью: мне снилось вчера, будто я ем спелые вишни. — Небось, там уже ловят щук и скоро примутся за форелей (чума забери этих министров); и еще мне хотелось бы узнать, затопило ли прибрежный остролист и тропинку; если да, то все мои щуки уплыли; надеюсь, все же, что нет. Эй, плутовки, почему вы не расспросите об этом Парвисола? Насчет моего канала, и форелей, и чистое ли в нем дно? И вот что еще, не пора ли Парвисолу отдать собранную им за прошлый год арендную плату и недоимки? Я думаю, а что если бы кто-нибудь удосужился взять его записи и проверить, сколько там причитается, вы, например, или же мистер Уоллс. Я напишу Парвисолу на другой стороне этого листа соответствующее распоряжение и поступайте как вам заблагорассудится. У меня пропасть дел, но придется лечь спать, потому что я уже клюю носом, а засим спокойной вам ночи и прочее.