Страница:
19. Мне не удалось отправить это письмо с последней почтой, потому что меня вызвали прежде, чем я успел его закончить и запечатать. Вчера обедал у лорда-казн[ачея] и просидел у него до 10 вечера, но так и не сумел улучить минуту, чтобы поговорить о деле, которое у меня было к нему. Он довез меня до Кенсингтона, а здесь лорд Болинброк до 2-х часов ночи не давал мне уйти домой, и хотя сейчас уже девять утра, я все еще лежу в постели, сонный и ленивый. Мне надобно побрить голову и лицо и в 11 встретиться с лордом Болинброком, а обедать я буду опять у лорда-казн[ачея]. Нынче должна появиться еще одна поделка в духе Граб-стрит — «Письмо претендента к лорду-вигу». Граб-стрит осталось десять дней жизни, после чего вступит в силу постановление парламента, которое погубит ее с помощью налога в полпенни с каждого полулиста. Только что стало известно, хотя без всяких подробностей, что 8 тысяч голландцев во главе с графом Альбемарлем[908] разбито, большинство солдат погибло, а сам он взят в плен. Возможно, это несколько охладит их воинственный пыл и заставит подумать о мире. Герц[ог] Орм[онд] снискал необычайное уважение своим успешным ведением дел во Фландрии. Прошлую ночь у нас выпал обильный дождь, очень освеживший все вокруг. — Однако уже поздно и мне пора вставать. Не играйте, пожалуйста, в ломбер, пока вы на водах, слышите, судалыни. — Прощайте, длагоценнейшая МД, МД, МД, Досвид, Досвид, МС, МС, МС, тлам, тлам, тлам —.
Письмо LI
Письмо LII
Письмо LIII
Письмо LI
Лондон, 7 августа 1712.
[вторник]
Получил ваше № 32 в Виндзоре и как только прочел, тотчас же снова его запечатал, дабы по меньшей мере в течение года больше его не перечитывать. Оно вывело меня из терпения, потому что вы так бойко рассуждаете о предмете, как если бы дело уже свершилось, хотя, насколько мне известно, до этого сейчас дальше, чем когда бы то ни было; сам я, например, ничего на сей счет не слыхал; в Лондоне, правда, только и разговоров, что об этом, а при дворе меня то и дело поздравляют и порядком этим изводят. Уж вы-то, во всяком случае, могли быть уверены, что как только это произошло бы, я тотчас бы вас известил, но вы, видно, вообразили, что я намеренно ничего не сообщаю вам для того, чтобы вы узнали обо всем из газет или досужих разговоров[909].
Я помню только, что в вашем письме среди прочего шла также речь насчет денег МС, но об этом я распоряжусь на другой стороне этого листа. Я уехал из Виндзора в прошлый понедельник по той причине, что лорд Болинброк отбыл во Францию и что лицо, с которым мне необходимо часто советоваться касательно дела, которым я сейчас занят, находится в Лондоне. Но так как это лицо поговаривает о возвращении в Виндзор, то я, возможно, последую за ним. Я поселился здесь в одном укромном убежище и каждый день до полудня тружусь, не разгибая спины[910], так что не осуждайте меня за два месяца молчания; господь свидетель, я никогда еще так тяжко не трудился и все же вряд ли успею завершить начатую мной работу. И в Лондоне и в Виндзоре недавно свирепствовала лихорадка, которая едва ли кого обошла, однако длилась не более трех или четырех дней и никого не свела в могилу. У кор[олевы] в одночасье слегло 40 лакеев. Обедал вчера у лорда-казн[ачея]; нам опять не удалось заняться делом, хотя я считал, что он посылал за мной именно с этой целью; тем не менее, он пожелал, чтобы я нынче опять с ним обедал. Виндзор — прелестнейшее место, и обедов в нем в это время хоть отбавляй. Мои комнаты тут выходят окнами на Итон и Темзу, и я был бы не прочь стать их владельцем, но они принадлежат здешнему пребендарию. Одному богу ведомо, что у вас там в письме, и, если оно останется без ответа, то, кто, по вашему мнению, будет в этом повинен, а, делзкие плоказницы? — Известно ли вам, что с прошлой недели Граб-стрит почила[911] и уже не воскреснет. Отныне не будет больше ни привидений, ни убийств из-за ревности или денег. В последние две недели перед ее славной кончиной я приналег и напечатал по меньшей мере 7 листков[912] своего собственного сочинения ценой в один пенни каждый, не считая еще нескольких, написанных другими. Теперь с каждого печатного полулиста будет взиматься полпенни в пользу кор[олевы]. «Наблюдатель» приказал долго жить, «Всякая всячина» слилась с «Летучей почтой», «Экзаминер» смертельно болен, а вот «Спектэйтор», не в пример им, устоял и даже удвоил цену; не знаю только, сколь долго он продержится. Обратили ли вы внимание на красную печать, которой помечены теперь все листки? Сдается мне, что само проставление этой печати обходится не меньше, чем в полпенни. В прошлую субботу лорд Болинброк и Прайор отбыли во Францию; задача милорда — ускорить заключение мира, пока голландцев не слишком исколошматили, и помешать французам зайти чересчур далеко в этой их шутке. Ознакомились ли вы с 4-й частью «Джона Булля»? Она не уступает предыдущим и чрезвычайно хороша. У сына еп[ископа] Клогерск[ого] была рожа, но теперь он уже выздоровел. Я опасался, что его лицо останется обезображенным, однако этого не случилось. Дилли нисколько не изменился и так же много, как и бездарно, каламбурит. Братья охотно видаются, чего, по-моему, нельзя сказать о сестрах. Раймонд писал мне, что намеревается пригласить вас в Трим. Были ли вы там, пребываете ли сейчас или собираетесь туда? Не заглянете ли заодно и в бедный Ларатол[913]? Парвисол говорит, что все фрукты пропали; деревья пострадали от заморозков. Осмотрите, пожалуйста, вишни у реки. Впрочем, вы слишком ленивы, чтобы предпринять такое путешествие. Если вы в ближайшие 2 месяца не будете своевременно получать от меня письма, то причиною тому будут мои постоянные переезды из Лондона в Виндзор и обратно. И, пожалуйста, уведомьте меня еще раз о состоянии денежных дел МД, потому что я не стану ради этого перечитывать ваше письмо. Бедный лорд Уинчелси на днях преставился, к величайшему моему огорчению. Он был прекрасным, достойным человеком и моим близким другом. Но что еще огорчительнее, так это то, что моя старая знакомая миссис Финч стала теперь графиней Уинчелси, потому что титул покойного перешел к ее мужу, правда, из состояния ему мало что достанется. — Все нынешнее утро я трудил глаза, а сейчас уже два пополудни, так что я прогуляюсь немного в парке. Играете ли вы по-прежнему в ломбер или же ваше развлечение прекратилось из-за отсутствия миссис Стоит и несчастья, случившегося с миссис Мэнли? Кто-то рассказывал мне о неизвестно откуда взявшейся сестре, которую миссис Мэнли обрела в Ирландии и которая будто бы всех вас разочаровала, оказавшись вовсе не такой уж красоткой. Поклон от меня миссис Уоллс. — Площайте, длагоценнейшая, МД, МД, МД, Досвид, Досвид, Досвид, МС, МС, МС, МС, тлам, рюбите беедненького БДГП, слышите, плоказницы.
[вторник]
Получил ваше № 32 в Виндзоре и как только прочел, тотчас же снова его запечатал, дабы по меньшей мере в течение года больше его не перечитывать. Оно вывело меня из терпения, потому что вы так бойко рассуждаете о предмете, как если бы дело уже свершилось, хотя, насколько мне известно, до этого сейчас дальше, чем когда бы то ни было; сам я, например, ничего на сей счет не слыхал; в Лондоне, правда, только и разговоров, что об этом, а при дворе меня то и дело поздравляют и порядком этим изводят. Уж вы-то, во всяком случае, могли быть уверены, что как только это произошло бы, я тотчас бы вас известил, но вы, видно, вообразили, что я намеренно ничего не сообщаю вам для того, чтобы вы узнали обо всем из газет или досужих разговоров[909].
Я помню только, что в вашем письме среди прочего шла также речь насчет денег МС, но об этом я распоряжусь на другой стороне этого листа. Я уехал из Виндзора в прошлый понедельник по той причине, что лорд Болинброк отбыл во Францию и что лицо, с которым мне необходимо часто советоваться касательно дела, которым я сейчас занят, находится в Лондоне. Но так как это лицо поговаривает о возвращении в Виндзор, то я, возможно, последую за ним. Я поселился здесь в одном укромном убежище и каждый день до полудня тружусь, не разгибая спины[910], так что не осуждайте меня за два месяца молчания; господь свидетель, я никогда еще так тяжко не трудился и все же вряд ли успею завершить начатую мной работу. И в Лондоне и в Виндзоре недавно свирепствовала лихорадка, которая едва ли кого обошла, однако длилась не более трех или четырех дней и никого не свела в могилу. У кор[олевы] в одночасье слегло 40 лакеев. Обедал вчера у лорда-казн[ачея]; нам опять не удалось заняться делом, хотя я считал, что он посылал за мной именно с этой целью; тем не менее, он пожелал, чтобы я нынче опять с ним обедал. Виндзор — прелестнейшее место, и обедов в нем в это время хоть отбавляй. Мои комнаты тут выходят окнами на Итон и Темзу, и я был бы не прочь стать их владельцем, но они принадлежат здешнему пребендарию. Одному богу ведомо, что у вас там в письме, и, если оно останется без ответа, то, кто, по вашему мнению, будет в этом повинен, а, делзкие плоказницы? — Известно ли вам, что с прошлой недели Граб-стрит почила[911] и уже не воскреснет. Отныне не будет больше ни привидений, ни убийств из-за ревности или денег. В последние две недели перед ее славной кончиной я приналег и напечатал по меньшей мере 7 листков[912] своего собственного сочинения ценой в один пенни каждый, не считая еще нескольких, написанных другими. Теперь с каждого печатного полулиста будет взиматься полпенни в пользу кор[олевы]. «Наблюдатель» приказал долго жить, «Всякая всячина» слилась с «Летучей почтой», «Экзаминер» смертельно болен, а вот «Спектэйтор», не в пример им, устоял и даже удвоил цену; не знаю только, сколь долго он продержится. Обратили ли вы внимание на красную печать, которой помечены теперь все листки? Сдается мне, что само проставление этой печати обходится не меньше, чем в полпенни. В прошлую субботу лорд Болинброк и Прайор отбыли во Францию; задача милорда — ускорить заключение мира, пока голландцев не слишком исколошматили, и помешать французам зайти чересчур далеко в этой их шутке. Ознакомились ли вы с 4-й частью «Джона Булля»? Она не уступает предыдущим и чрезвычайно хороша. У сына еп[ископа] Клогерск[ого] была рожа, но теперь он уже выздоровел. Я опасался, что его лицо останется обезображенным, однако этого не случилось. Дилли нисколько не изменился и так же много, как и бездарно, каламбурит. Братья охотно видаются, чего, по-моему, нельзя сказать о сестрах. Раймонд писал мне, что намеревается пригласить вас в Трим. Были ли вы там, пребываете ли сейчас или собираетесь туда? Не заглянете ли заодно и в бедный Ларатол[913]? Парвисол говорит, что все фрукты пропали; деревья пострадали от заморозков. Осмотрите, пожалуйста, вишни у реки. Впрочем, вы слишком ленивы, чтобы предпринять такое путешествие. Если вы в ближайшие 2 месяца не будете своевременно получать от меня письма, то причиною тому будут мои постоянные переезды из Лондона в Виндзор и обратно. И, пожалуйста, уведомьте меня еще раз о состоянии денежных дел МД, потому что я не стану ради этого перечитывать ваше письмо. Бедный лорд Уинчелси на днях преставился, к величайшему моему огорчению. Он был прекрасным, достойным человеком и моим близким другом. Но что еще огорчительнее, так это то, что моя старая знакомая миссис Финч стала теперь графиней Уинчелси, потому что титул покойного перешел к ее мужу, правда, из состояния ему мало что достанется. — Все нынешнее утро я трудил глаза, а сейчас уже два пополудни, так что я прогуляюсь немного в парке. Играете ли вы по-прежнему в ломбер или же ваше развлечение прекратилось из-за отсутствия миссис Стоит и несчастья, случившегося с миссис Мэнли? Кто-то рассказывал мне о неизвестно откуда взявшейся сестре, которую миссис Мэнли обрела в Ирландии и которая будто бы всех вас разочаровала, оказавшись вовсе не такой уж красоткой. Поклон от меня миссис Уоллс. — Площайте, длагоценнейшая, МД, МД, МД, Досвид, Досвид, Досвид, МС, МС, МС, МС, тлам, рюбите беедненького БДГП, слышите, плоказницы.
Письмо LII
Виндзор, 15 сентября 1712.
[понедельник]
С тех пор, как я расстался с МД, еще не было случая, чтобы я так долго им не писал, как теперь, и больше не будет, доколе я в состоянии водить пером. С недели на неделю я ожидал, что в отношении меня наконец-то будет что-то предпринято, однако по сей день так ничего и не сделано, и я понятия не имею, когда это произойдет и произойдет ли вообще. Ведь люди не торопятся оказывать милости. Последнее время я очень скверно себя чувствовал: у меня возобновились прежние приступы головокружения. Два дня тому назад я принял по этой причине рвотное и через день-другой приму еще раз. Я как-то поел немного фруктов, самую малость, и все же отношу свое недомогание именно за счет этой малости, а посему впредь больше совсем не стану их есть. Меня побудили приняться за работу, требующую длительного времени, и я уже сделал все, что мог, и ожидаю теперь от министров кое-каких бумаг, которые мне необходимы для оставшейся части, а они все кормят меня обещаниями, как если бы я просил их о милости. Так что я уже довольно давно сижу, сложа руки; впрочем, это оказалось сейчас как нельзя более кстати, поскольку я слишком скверно себя чувствовал, чтобы работать. Постоянно пребываешь не в духе вследствие тысячи непостижимых вещей, происходящих в наших государственных делах, и, когда я рассуждаю кое с кем из друзей, мы просто не в состоянии понять, как мы еще держимся. Одному только господу ведомо. Но это слишком печальные материи для тех, кто имеет к ним хоть сколько-нибудь близкое касательство. Опять, как и в прошлом году, я пытаюсь удержать кое-кого от полного разрыва из-за сотни недоразумений. Они тянут в разные стороны, и нет никакой возможности их остановить, в то время как противник только ждет случая, чтобы уничтожить их обоих[914]. Обратите внимание, как изменился мой тон, и все потому, что я живу, размышляю и разговариваю среди этих людей, а не возле своего канала, своих ив и тропинки вдоль реки. Я проиграл здешним дамам все мои деньги и стараюсь по возможности уклоняться от карт, ибо знаю наперед, что проиграюсь. За пять недель, что я здесь живу, я спустил пять фунтов. Надеюсь, что БСС больше везет за пикетом с деканом и миссис Уоллс. Декан так и не удосужился ответить на мое письмо. Я начисто запамятовал, посылал ли я в одном из моих последних писем долговую расписку для МС? Кажется, что посылал. Пожалуйста, сообщите об этом и всегда заблаговременно меня предупреждайте. Я нахожусь здесь лишь затем, чтобы посмотреть, что они для меня сделают, и как только увижу, что меня обошли местом, клянусь спасением души, я тотчас отсюда уеду.
18. Нынче я принял рвотное и надеюсь, что теперь мне полегчает. С того дня, как я писал вам прошлый раз, у меня были сильные приступы головокружения, но все же не такие, как прежде, — более частые, но не столь нестерпимые. Вчера мы все перепугались: у королевы приключился сильнейший приступ лихорадки с жаром и ознобом; надо было при этом видеть наши физиономии: какое мрачное уныние! Из Лондона тотчас были вызваны ее врачи, но к вечеру ее отпустило, а сегодняшний день прошел без приступов, и она уже встает, так что мы больше не испытываем опасений. В самом худшем случае это только перемежающаяся лихорадка, и мы надеемся, что приступ больше не повторится. Лорд-казн[ачей] намеренно не приехал сюда из Лондона: ведь обычно он приезжает по субботам и в понедельник уезжает обратно, так что если бы он вдруг приехал раньше, это вызвало бы много кривотолков. В лице графа Годольфина виги потеряли крепкую опору[915]. Весьма забавно слышать, с какой теплотой и сочувствием отзываются о нем министры теперь, когда он мертв и не может больше им навредить. Я необычайно подружился с леди Оркни[916], фавориткой покойного короля, поместье которой Клифден расположено в 5 милях отсюда. Она мудрейшая женщина из всех, каких я когда-либо встречал, и во время недавних перемен лорд-казн[ачей] с немалой для себя пользой прибегал к ее советам. Говорят, будто лорд Мальборо все больше страдает из-за своего диабета, что, если только это правда, может очень скоро свести его в могилу, и тогда у кабинета министров будут несколько больше развязаны руки. МД давненько уже ничего не писали БДГП, хотя у них и не было таких причин, как у него; уже семь недель прошло с тех пор, как я получил от вас последнее письмо № 32. Напоминаю об этом, дабы вы не ошиблись в счете. Надеюсь, что все это время БСС чувствовала себя хорошо; вы тогда еще пили воды. Доктор говорит, что я кончу тем же, что и Стиль[917], хотя у меня никогда не бывало сплина; но до этого им меня не довести, хотя причин у меня больше, нежели у кого бы то ни было. Полк Берниджа расформировали, однако он оставлен на половинном жалованье. Я уже давненько его не видал, но полагаю, что он немало этим удручен. Герцога Шрусбери, без сомнения, прочат на должность наместника Ирландии, и я думаю, что герцогиня чрезвычайно там всем понравится. Главари ирландских вигов возлагают на его правление немалые надежды, однако будут приняты необходимые меры, чтобы по возможности обуздать их. Миссис Фентон написала мне, что из-за ревматизма ей пришлось оставить леди Джиффард и возвратиться в Лондон: ведь эта особа, как известно, не любит, чтобы люди досаждали ей своими болезнями. Миссис Фентон пишет мне как человек, дни которого сочтены, и просит позаботиться о ее сыне. Я еще не ответил на ее письмо; она поселилась у миссис Пови. — Жива ли еще моя тетка[918] и видаетесь ли вы когда-нибудь с ней? Она, небось, уже забыла об утрате сына.[919] Закончен ли полностью новый дом Раймонда и такой же ли он транжира, как бывало прежде? Успел ли он уже промотать приданое своей благоверной? Я слыхал, что чуть ли не 5 или 6 человек изо всех сил добиваются моего прихода. Бог им в помощь. Однако, если двор все же когда-нибудь что-то предложит мне, то я буду рекомендовать герц[огу] Ормонду отдать мой приход именно Раймонду, но не из какого-нибудь особого к нему расположения, а потому, что священнику Трима было бы сподручно иметь Ларакор. Вы можете теперь оставить золотую с инкрустациями табакерку себе, потому что мой брат Хилл, комендант Дюнкерка, прислал мне самую красивую из всех, какие я когда-либо видел, и при дворе все сходятся на том, что в целой Англии не сыщется другой такой табакерки, хотя она стоит не более 20 фунтов. А герцогиня Гамильтон сшила мне подвесной карман на поясе с пряжкой, наподобие того, что носят женщины: ведь летом, как вы знаете, я не ношу камзола; в этом кармане есть несколько отделений и одно из них предназначено для моей табакерки, так-то. — Всю эту неделю у нас стояла восхитительная погода, однако из-за болезни и рвотного, которое я принимал, я по большей части не мог ею насладиться. Леди Мэшем уговорила кор[олеву] послать в Кенсингтон за имбирем из тамошних припасов для меня. Я принимаю его по утрам и надеюсь, что это принесет мне облегчение. Миссис Брент прислала мне письмо с одним молодым человеком и просит рекомендовать его здесь на какое-нибудь место, он типографский подмастерье. Передайте ей, что я выполнил ее просьбу, однако поручиться за дальнейшее не могу, поскольку прежде, чем можно будет воспользоваться его услугами, он должен сперва приписаться к лондонскому цеху[920] печатников. Помнится, когда он был еще мальчишкой, я пристроил его подмастерьем к Бренту. Надеюсь, Парвисол собрал в этом году десятину не в убыток мне. Он почему-то ничего мне на сей счет не пишет. Напомните ему, пожалуйста, об этом при встрече и пусть он представит мне отчет о том, как обстоят дела. Полагаю, что хлеб уже убран и что он, наконец, сбыл с рук эту громадную уродливую клячу. Почему вы ему не позволили продать ее? Он постоянно вводит меня в расходы из-за этих лошадей, на которых я все равно не могу ездить, а ваша ко всему еще и хромает и никогда не будет к чему-либо пригодна. Королева, я полагаю, останется здесь еще месяца на два, а леди Мэшем собирается рожать и поэтому в ближайшие десять дней переедет в Кенсингтон. Бедняжка на днях упала: осердясь на носильщиков портшеза, она принуждена была пройти пешком через двор замка и чуть было не покалечилась, а ведь она уже на сносях. Мы надеемся, что все обойдется и что она отделалась синяком под глазом и ушибленным боком; хотя я не буду спокоен до тех пор, пока она благополучно не разрешится. — Как вижу, я способен так или иначе заполнить письмо и не прибегая к дневнику. Хорошо, что мне не свойственно впадать в уныние, ведь у меня тысяча причин для недовольства. Да ниспошлет господь здоровье МД и БДГП и да сделает так, чтобы я мог жить вдали от зависти и недоброжелательства, сопутствующих тем, о коих думают, что они пользуются куда большим благоволением двора, нежели это есть на самом деле. Любите БДГП, который любит МД более всего на свете. Площайте, длагоценнейшая, десять тысяч лаз длагоценнейшая МД, МД, МД, Досвид, Досвид, МС, МС, МС, МС, тлам, тлам, тлам, тлам —
[понедельник]
С тех пор, как я расстался с МД, еще не было случая, чтобы я так долго им не писал, как теперь, и больше не будет, доколе я в состоянии водить пером. С недели на неделю я ожидал, что в отношении меня наконец-то будет что-то предпринято, однако по сей день так ничего и не сделано, и я понятия не имею, когда это произойдет и произойдет ли вообще. Ведь люди не торопятся оказывать милости. Последнее время я очень скверно себя чувствовал: у меня возобновились прежние приступы головокружения. Два дня тому назад я принял по этой причине рвотное и через день-другой приму еще раз. Я как-то поел немного фруктов, самую малость, и все же отношу свое недомогание именно за счет этой малости, а посему впредь больше совсем не стану их есть. Меня побудили приняться за работу, требующую длительного времени, и я уже сделал все, что мог, и ожидаю теперь от министров кое-каких бумаг, которые мне необходимы для оставшейся части, а они все кормят меня обещаниями, как если бы я просил их о милости. Так что я уже довольно давно сижу, сложа руки; впрочем, это оказалось сейчас как нельзя более кстати, поскольку я слишком скверно себя чувствовал, чтобы работать. Постоянно пребываешь не в духе вследствие тысячи непостижимых вещей, происходящих в наших государственных делах, и, когда я рассуждаю кое с кем из друзей, мы просто не в состоянии понять, как мы еще держимся. Одному только господу ведомо. Но это слишком печальные материи для тех, кто имеет к ним хоть сколько-нибудь близкое касательство. Опять, как и в прошлом году, я пытаюсь удержать кое-кого от полного разрыва из-за сотни недоразумений. Они тянут в разные стороны, и нет никакой возможности их остановить, в то время как противник только ждет случая, чтобы уничтожить их обоих[914]. Обратите внимание, как изменился мой тон, и все потому, что я живу, размышляю и разговариваю среди этих людей, а не возле своего канала, своих ив и тропинки вдоль реки. Я проиграл здешним дамам все мои деньги и стараюсь по возможности уклоняться от карт, ибо знаю наперед, что проиграюсь. За пять недель, что я здесь живу, я спустил пять фунтов. Надеюсь, что БСС больше везет за пикетом с деканом и миссис Уоллс. Декан так и не удосужился ответить на мое письмо. Я начисто запамятовал, посылал ли я в одном из моих последних писем долговую расписку для МС? Кажется, что посылал. Пожалуйста, сообщите об этом и всегда заблаговременно меня предупреждайте. Я нахожусь здесь лишь затем, чтобы посмотреть, что они для меня сделают, и как только увижу, что меня обошли местом, клянусь спасением души, я тотчас отсюда уеду.
18. Нынче я принял рвотное и надеюсь, что теперь мне полегчает. С того дня, как я писал вам прошлый раз, у меня были сильные приступы головокружения, но все же не такие, как прежде, — более частые, но не столь нестерпимые. Вчера мы все перепугались: у королевы приключился сильнейший приступ лихорадки с жаром и ознобом; надо было при этом видеть наши физиономии: какое мрачное уныние! Из Лондона тотчас были вызваны ее врачи, но к вечеру ее отпустило, а сегодняшний день прошел без приступов, и она уже встает, так что мы больше не испытываем опасений. В самом худшем случае это только перемежающаяся лихорадка, и мы надеемся, что приступ больше не повторится. Лорд-казн[ачей] намеренно не приехал сюда из Лондона: ведь обычно он приезжает по субботам и в понедельник уезжает обратно, так что если бы он вдруг приехал раньше, это вызвало бы много кривотолков. В лице графа Годольфина виги потеряли крепкую опору[915]. Весьма забавно слышать, с какой теплотой и сочувствием отзываются о нем министры теперь, когда он мертв и не может больше им навредить. Я необычайно подружился с леди Оркни[916], фавориткой покойного короля, поместье которой Клифден расположено в 5 милях отсюда. Она мудрейшая женщина из всех, каких я когда-либо встречал, и во время недавних перемен лорд-казн[ачей] с немалой для себя пользой прибегал к ее советам. Говорят, будто лорд Мальборо все больше страдает из-за своего диабета, что, если только это правда, может очень скоро свести его в могилу, и тогда у кабинета министров будут несколько больше развязаны руки. МД давненько уже ничего не писали БДГП, хотя у них и не было таких причин, как у него; уже семь недель прошло с тех пор, как я получил от вас последнее письмо № 32. Напоминаю об этом, дабы вы не ошиблись в счете. Надеюсь, что все это время БСС чувствовала себя хорошо; вы тогда еще пили воды. Доктор говорит, что я кончу тем же, что и Стиль[917], хотя у меня никогда не бывало сплина; но до этого им меня не довести, хотя причин у меня больше, нежели у кого бы то ни было. Полк Берниджа расформировали, однако он оставлен на половинном жалованье. Я уже давненько его не видал, но полагаю, что он немало этим удручен. Герцога Шрусбери, без сомнения, прочат на должность наместника Ирландии, и я думаю, что герцогиня чрезвычайно там всем понравится. Главари ирландских вигов возлагают на его правление немалые надежды, однако будут приняты необходимые меры, чтобы по возможности обуздать их. Миссис Фентон написала мне, что из-за ревматизма ей пришлось оставить леди Джиффард и возвратиться в Лондон: ведь эта особа, как известно, не любит, чтобы люди досаждали ей своими болезнями. Миссис Фентон пишет мне как человек, дни которого сочтены, и просит позаботиться о ее сыне. Я еще не ответил на ее письмо; она поселилась у миссис Пови. — Жива ли еще моя тетка[918] и видаетесь ли вы когда-нибудь с ней? Она, небось, уже забыла об утрате сына.[919] Закончен ли полностью новый дом Раймонда и такой же ли он транжира, как бывало прежде? Успел ли он уже промотать приданое своей благоверной? Я слыхал, что чуть ли не 5 или 6 человек изо всех сил добиваются моего прихода. Бог им в помощь. Однако, если двор все же когда-нибудь что-то предложит мне, то я буду рекомендовать герц[огу] Ормонду отдать мой приход именно Раймонду, но не из какого-нибудь особого к нему расположения, а потому, что священнику Трима было бы сподручно иметь Ларакор. Вы можете теперь оставить золотую с инкрустациями табакерку себе, потому что мой брат Хилл, комендант Дюнкерка, прислал мне самую красивую из всех, какие я когда-либо видел, и при дворе все сходятся на том, что в целой Англии не сыщется другой такой табакерки, хотя она стоит не более 20 фунтов. А герцогиня Гамильтон сшила мне подвесной карман на поясе с пряжкой, наподобие того, что носят женщины: ведь летом, как вы знаете, я не ношу камзола; в этом кармане есть несколько отделений и одно из них предназначено для моей табакерки, так-то. — Всю эту неделю у нас стояла восхитительная погода, однако из-за болезни и рвотного, которое я принимал, я по большей части не мог ею насладиться. Леди Мэшем уговорила кор[олеву] послать в Кенсингтон за имбирем из тамошних припасов для меня. Я принимаю его по утрам и надеюсь, что это принесет мне облегчение. Миссис Брент прислала мне письмо с одним молодым человеком и просит рекомендовать его здесь на какое-нибудь место, он типографский подмастерье. Передайте ей, что я выполнил ее просьбу, однако поручиться за дальнейшее не могу, поскольку прежде, чем можно будет воспользоваться его услугами, он должен сперва приписаться к лондонскому цеху[920] печатников. Помнится, когда он был еще мальчишкой, я пристроил его подмастерьем к Бренту. Надеюсь, Парвисол собрал в этом году десятину не в убыток мне. Он почему-то ничего мне на сей счет не пишет. Напомните ему, пожалуйста, об этом при встрече и пусть он представит мне отчет о том, как обстоят дела. Полагаю, что хлеб уже убран и что он, наконец, сбыл с рук эту громадную уродливую клячу. Почему вы ему не позволили продать ее? Он постоянно вводит меня в расходы из-за этих лошадей, на которых я все равно не могу ездить, а ваша ко всему еще и хромает и никогда не будет к чему-либо пригодна. Королева, я полагаю, останется здесь еще месяца на два, а леди Мэшем собирается рожать и поэтому в ближайшие десять дней переедет в Кенсингтон. Бедняжка на днях упала: осердясь на носильщиков портшеза, она принуждена была пройти пешком через двор замка и чуть было не покалечилась, а ведь она уже на сносях. Мы надеемся, что все обойдется и что она отделалась синяком под глазом и ушибленным боком; хотя я не буду спокоен до тех пор, пока она благополучно не разрешится. — Как вижу, я способен так или иначе заполнить письмо и не прибегая к дневнику. Хорошо, что мне не свойственно впадать в уныние, ведь у меня тысяча причин для недовольства. Да ниспошлет господь здоровье МД и БДГП и да сделает так, чтобы я мог жить вдали от зависти и недоброжелательства, сопутствующих тем, о коих думают, что они пользуются куда большим благоволением двора, нежели это есть на самом деле. Любите БДГП, который любит МД более всего на свете. Площайте, длагоценнейшая, десять тысяч лаз длагоценнейшая МД, МД, МД, Досвид, Досвид, МС, МС, МС, МС, тлам, тлам, тлам, тлам —
Письмо LIII
Лондон, 9 октября 1712.
[четверг]
Вот уже десять дней, как я уехал из Виндзора, и занят тем, что принимаю асафетиду в пилюлях и еще одно горькое снадобье, и нахожу, что с головой у меня намного лучше прежнего. Признаться, я было сильно пал духом, потому что по 3—4 дня кряду чувствовал себя из рук вон скверно и во время прогулок не раз думал, что вот-вот упаду. Я принимаю по 8 пилюль в день и по-моему, принял их уже не меньше 150. Кор[оле]ва, лорд-казн[ачей], леди Мэшем и я — мы все хворали, но теперь все мы чувствуем себя лучше, кроме леди Мэшем, которая в Кенсингтоне со дня на день ожидает родов. Едва ли когда по Лондону ходило сразу столько лживых выдумок, как сейчас. Я нисколько не сомневаюсь, что они достигнут Дублина еще до того, как вы получите мое письмо, но в них нет и крупицы истины. — Болезнь чрезвычайно задержала начатую мной работу, но я все же надеюсь наверстать упущенное и завершить ее до начала новой сессии парламента. У лорда-казн[ачея] был жестокий приступ ревматизма, но сейчас он уже почти выздоровел. На днях я играл вечером с ним и его семьей в тридцать одно[921]. Для начала он сам поставил за каждого из нас по 12 пенсов и это напомнило мне сэра У[ильяма] Т[емпла]. Я настойчиво допытывался у него и у леди Мэшем, правда ли, что у королевы появились признаки водянки, и они решительно отрицали это, и то же самое сказал ее лекарь Арбетнот, который постоянно ее пользует, а эти дьяволы распустили слух, будто бы на ногах у нее открылись язвы и будто из пупка выделяется жидкость и еще бог весть что. Арбетнот прислал мне из Виндзора славное «Рассуждение касательно лжи», и я велел типографу прийти за ним. Его полное название — «Предложение о напечатании примечательного сочинения под названием „Искусство политической лжи“[922] в двух томах и пр.» А дальше следуют извлечения из первого тома, весьма напоминающие памфлеты под названием «Труды ученых мужей»[923]. Пожалуйста, непременно раздобудьте его, как только оно выйдет из печати. У кор[олевы] был небольшой приступ подагры в руке. Она, видимо, пробудет в Виндзоре еще с месяц. Лорд-казн[ачей] показал мне полученное им от нее любезнейшее в мире письмо, из которого я узнал одну тайну: вскоре предстоит новое посвящение в кавалеры ордена Подвязки. Ведь с кончиной лорда Годольфина их число уменьшилось. Его погребение состоится дня через два-три в Вестминстерском аббатстве. Мне встретился как-то Том Ли; еп[ископ] Клог[ерский] снял на зиму его квартиру; они все здоровы. Говорят, в Лондоне сейчас полным-полно приезжих из Ирландии и в том числе по меньшей мере с полдюжины епископов. Бедняга еп[ископ] Лондонский, которому уже перевалило за восемьдесят, упал навзничь, подымаясь по лестнице, и не то проломил, не то расшиб себе голову, и, тем не менее, он теперь уже поправляется. Лондон по-прежнему пуст, как в разгаре лета, и, если бы мне не надо было лечиться, я оставался бы в Виндзоре. Говорил ли я вам о последней воле лорда Риверса? Большую часть имущества он завещал чуть не 20 гнусным старым шлюхам, коих перечислил поименно, и не оставил при этом ни фартинга никому из своих друзей, слуг или родственников. Своему единственному чаду — леди Бэрримор[924] — он завещал только имущество ее матери, а остальное отказал своему наследнику по мужской линии — священнику-паписту[925], троюродному брату, который стал теперь графом Риверсом и с которым он при жизни обращался, как с лакеем; в случае же смерти этого последнего все должно будет перейти к его главной шлюхе и ее ублюдку. Лорд-казн[ачей] и лорд-камергер назначены душеприказчиками. Я любил этого человека, но презираю оставленную им по себе память. О заключении мира пока ничего не слыхать. Я глубоко убежден, что голландцы потому так упрямятся, что их уверили, будто дни кор[олевы] сочтены. — Письмо бедняжек МД № 33 было получено мной еще в Виндзоре, однако я не мог тогда ответить на него, ведь бееебдгп очень хволар и, кроме того, оттуда было затруднительно отправлять письма. — Вы рассчитывали возвратиться домой в тот же день и пробыли там месяц[926]. Это верный признак, что вам там понравилось. Я был бы тоже не прочь совершить такого рода увеселительную поездку. Любопытно, остепенился ли хотя бы немного этот Суонтон в сравнении с тем, что было прежде? Их дочь, я думаю, вам понравилась; она, надеюсь, перестала напускать на себя чрезмерную серьезность[927]. — Мне только что сказали, что лорд Годольфин был погребен вчера вечером. — О, бедненькие мои БСС, склоните по этому случаю еще раз свои головки. Плаво же, я площаю вас[928]; я всегда рассуждаю так, что если вы больны, то мне непременно станет об этом известно, а посему, когда от вас нет писем, я считаю, что все у вас обстоит благополучно. — Что касается свирепствовавшей у нас лихорадки, то, полагаю, мне удалось избежать ее по той же причине, что и беебсс, — потому что я нездоров; но почему, скажите на милость, ее избежала ДД? Ведь она, как известно, клепышечка[929], и значит сам бог велел ей заболеть лихорадкой. Будем надеяться, что опасность уже миновала и нашей Дингли больше ничто не грозит. Кое-кто из здешних врачей настроен весьма мрачно и считает лихорадку предвестницей чумы, которая, говорят, объявилась в Гамбурге. Я было надеялся, что [БСС перемогла, наконец, свой недуг], но мы с ней, как видно, обладаем способностью никогда не расставаться со своими болезнями окончательно в силу постоянства своей натуры. Приступы головокружений у меня, например, длятся вот уже 23 года. — Неужто миссис Раймонд так никогда и не перестанет рожать? Ее супруг, судя по всему, вознамерился оставить на земле побольше нищих, ведь он уже успел промотать лучшую часть своего состояния и не вылезает из долгов. Недавно получил от него письмо —.
[четверг]
Вот уже десять дней, как я уехал из Виндзора, и занят тем, что принимаю асафетиду в пилюлях и еще одно горькое снадобье, и нахожу, что с головой у меня намного лучше прежнего. Признаться, я было сильно пал духом, потому что по 3—4 дня кряду чувствовал себя из рук вон скверно и во время прогулок не раз думал, что вот-вот упаду. Я принимаю по 8 пилюль в день и по-моему, принял их уже не меньше 150. Кор[оле]ва, лорд-казн[ачей], леди Мэшем и я — мы все хворали, но теперь все мы чувствуем себя лучше, кроме леди Мэшем, которая в Кенсингтоне со дня на день ожидает родов. Едва ли когда по Лондону ходило сразу столько лживых выдумок, как сейчас. Я нисколько не сомневаюсь, что они достигнут Дублина еще до того, как вы получите мое письмо, но в них нет и крупицы истины. — Болезнь чрезвычайно задержала начатую мной работу, но я все же надеюсь наверстать упущенное и завершить ее до начала новой сессии парламента. У лорда-казн[ачея] был жестокий приступ ревматизма, но сейчас он уже почти выздоровел. На днях я играл вечером с ним и его семьей в тридцать одно[921]. Для начала он сам поставил за каждого из нас по 12 пенсов и это напомнило мне сэра У[ильяма] Т[емпла]. Я настойчиво допытывался у него и у леди Мэшем, правда ли, что у королевы появились признаки водянки, и они решительно отрицали это, и то же самое сказал ее лекарь Арбетнот, который постоянно ее пользует, а эти дьяволы распустили слух, будто бы на ногах у нее открылись язвы и будто из пупка выделяется жидкость и еще бог весть что. Арбетнот прислал мне из Виндзора славное «Рассуждение касательно лжи», и я велел типографу прийти за ним. Его полное название — «Предложение о напечатании примечательного сочинения под названием „Искусство политической лжи“[922] в двух томах и пр.» А дальше следуют извлечения из первого тома, весьма напоминающие памфлеты под названием «Труды ученых мужей»[923]. Пожалуйста, непременно раздобудьте его, как только оно выйдет из печати. У кор[олевы] был небольшой приступ подагры в руке. Она, видимо, пробудет в Виндзоре еще с месяц. Лорд-казн[ачей] показал мне полученное им от нее любезнейшее в мире письмо, из которого я узнал одну тайну: вскоре предстоит новое посвящение в кавалеры ордена Подвязки. Ведь с кончиной лорда Годольфина их число уменьшилось. Его погребение состоится дня через два-три в Вестминстерском аббатстве. Мне встретился как-то Том Ли; еп[ископ] Клог[ерский] снял на зиму его квартиру; они все здоровы. Говорят, в Лондоне сейчас полным-полно приезжих из Ирландии и в том числе по меньшей мере с полдюжины епископов. Бедняга еп[ископ] Лондонский, которому уже перевалило за восемьдесят, упал навзничь, подымаясь по лестнице, и не то проломил, не то расшиб себе голову, и, тем не менее, он теперь уже поправляется. Лондон по-прежнему пуст, как в разгаре лета, и, если бы мне не надо было лечиться, я оставался бы в Виндзоре. Говорил ли я вам о последней воле лорда Риверса? Большую часть имущества он завещал чуть не 20 гнусным старым шлюхам, коих перечислил поименно, и не оставил при этом ни фартинга никому из своих друзей, слуг или родственников. Своему единственному чаду — леди Бэрримор[924] — он завещал только имущество ее матери, а остальное отказал своему наследнику по мужской линии — священнику-паписту[925], троюродному брату, который стал теперь графом Риверсом и с которым он при жизни обращался, как с лакеем; в случае же смерти этого последнего все должно будет перейти к его главной шлюхе и ее ублюдку. Лорд-казн[ачей] и лорд-камергер назначены душеприказчиками. Я любил этого человека, но презираю оставленную им по себе память. О заключении мира пока ничего не слыхать. Я глубоко убежден, что голландцы потому так упрямятся, что их уверили, будто дни кор[олевы] сочтены. — Письмо бедняжек МД № 33 было получено мной еще в Виндзоре, однако я не мог тогда ответить на него, ведь бееебдгп очень хволар и, кроме того, оттуда было затруднительно отправлять письма. — Вы рассчитывали возвратиться домой в тот же день и пробыли там месяц[926]. Это верный признак, что вам там понравилось. Я был бы тоже не прочь совершить такого рода увеселительную поездку. Любопытно, остепенился ли хотя бы немного этот Суонтон в сравнении с тем, что было прежде? Их дочь, я думаю, вам понравилась; она, надеюсь, перестала напускать на себя чрезмерную серьезность[927]. — Мне только что сказали, что лорд Годольфин был погребен вчера вечером. — О, бедненькие мои БСС, склоните по этому случаю еще раз свои головки. Плаво же, я площаю вас[928]; я всегда рассуждаю так, что если вы больны, то мне непременно станет об этом известно, а посему, когда от вас нет писем, я считаю, что все у вас обстоит благополучно. — Что касается свирепствовавшей у нас лихорадки, то, полагаю, мне удалось избежать ее по той же причине, что и беебсс, — потому что я нездоров; но почему, скажите на милость, ее избежала ДД? Ведь она, как известно, клепышечка[929], и значит сам бог велел ей заболеть лихорадкой. Будем надеяться, что опасность уже миновала и нашей Дингли больше ничто не грозит. Кое-кто из здешних врачей настроен весьма мрачно и считает лихорадку предвестницей чумы, которая, говорят, объявилась в Гамбурге. Я было надеялся, что [БСС перемогла, наконец, свой недуг], но мы с ней, как видно, обладаем способностью никогда не расставаться со своими болезнями окончательно в силу постоянства своей натуры. Приступы головокружений у меня, например, длятся вот уже 23 года. — Неужто миссис Раймонд так никогда и не перестанет рожать? Ее супруг, судя по всему, вознамерился оставить на земле побольше нищих, ведь он уже успел промотать лучшую часть своего состояния и не вылезает из долгов. Недавно получил от него письмо —.