29. Лорд-казначей по обыкновению своему приехал сегодня вечером в половине девятого в кромешной тьме. Мне надоело выговаривать ему, а посему я похвалил его за то, что он прислушивается к советам друзей и приехал так рано, и прочее. Вечером я провел два часа с леди Оглторп[643], а потом поужинал с лордом-казначеем (обедал я за гофмаршальским столом) и просидел с ним до двух часов ночи: таковы последствия его пребывания здесь; я принужден с ним ужинать, а он, окаянный, имеет обыкновение бодрствовать до глубокой ночи. Лорд-хранитель печати и секретарь не пришли, они не в состоянии просиживать с ним столько времени. Эти продолжительные бдения причиной тому, что мои записи в дневнике так коротки. Я намерен остаться здесь на всю следующую неделю, чтобы побыть одному и иметь возможность завершить нечто чрезвычайно важное, чем я сейчас занят и что должен закончить как можно скорее. Тогда я начну подумывать о возвращении в Ирландию, если только мне позволят, но я, право, не знаю больше ничего, что мне могли бы поручить. Я поблагодарил доктора Арбетнота за его доброту к Берниджу, чье назначение уже подписано. Ей-богу, я жажду услыхать что-нибудь о здоровье Стеллы и о том, как она себя чувствует после уэксфордских вод.
   30. Королева не была нынче в часовне: у нее небольшой приступ подагры; но, как говорится, нет худа без добра, потому что проповедь читал какой-то тупица. Я отобедал у моего брата Мэшема в узком кругу и явился к лорду-казначею лишь в одиннадцать часов, то есть после ужина, притворясь, будто я ошибся часом; так что я ничего не ел, а вскоре после двенадцати компания разошлась, потому что хранитель и секретарь не захотели остаться, и я таким образом избежал на сей раз ночной попойки. Прайор уехал вчера со своими французами, и в городе чего только не говорят. Некоторые уверяют, будто признали в одном из французов аббата де Полиньяка[644], другие клянутся, что это был аббат дю Буа[645]. Возможность заключения мира приводит вигов в ярость, однако даю вам слово, ребятки, мы-таки заставим их побеситься. Идите, идите, идите к своему декану, юные дамы, и не забивайте себе мозги политикой, потому что после вод она не только совершенно бесполезна, но даже решительно вредна и ударяет в голову. Идите и получите двух черных тузов и фишку за Манильо.
   1 октября. Сэр Джон Уолтер[646], выпивоха и славный малый, который дежурит сейчас при дворе, не желая отстать от вига полковника Годфри, пригласил меня отобедать нынче за гофмаршальским столом. Одновременно я был зван вместе с мистером Мэшемом на пиршество к мэру, но пришел слишком поздно, потому что поджидал лорда-казначея, желая попрощаться с ним; в конце концов, поскольку лорда-казначея все не было, а я твердо вознамерился не упускать из-за него двух обедов сразу, мне пришлось незаметно возвратиться к гофмаршальскому столу. Я попрощался нынче с моим другом и ходатаем лордом Риверсом; в четверг он по повелению королевы уезжает в Ганновер. Секретарь поедет в Лондон только завтра; он, я и еще два приятеля скромно распили бутылку вина и в двенадцать разошлись; он уедет завтра в седьмом часу утра, так что я с ним не увижусь. В его отсутствие я могу распоряжаться его погребом и понемногу пользоваться им. Лорд Дартмут и мой друг Льюис пробудут здесь всю эту неделю, но мне еще ни разу не удавалось напроситься к Дартмуту на обед. Правда, Мэшем обещал позаботиться обо мне; я учтиво подал руку его жене, когда она выходила нынче из кареты, и денька через два должен сделать ей визит. И у вас, стало быть, довольно длительное время стояла самая прекрасная погода, какая только бывает на свете, но я каждый день огорчаюсь при мысли, что она вот-вот кончится. Я ничего сегодня не делал, потому что очень разленился.
   2. Мой приятель Льюис и я, не желая объедаться и томиться в чересчур большой компании, пообедали с почтенным Джимми Экершелвм, чиновником королевской кухни, который сейчас дежурит, и я заранее заказал, что буду есть, но этот невежа взял и навязал нам общество дворцового привратника, вашего знакомца Ловета. К концу обеда этот Ловет после всякого рода экивоков объявил, что уже имел честь видеть меня прежде в Мур-Парке и, как ему кажется, припоминает мое лицо, на что я ответил, что, как мне кажется, я тоже его припоминаю и весьма рад его видеть и прочее, после чего тотчас ретировался, потому что уж очеиь он был развязен. Весь день нынче лил дождь, боюсь, что хорошая погода у нас кончилась. После обеда я до того разленился, что сел играть с Льюисом в пикет по двенадцать пенсов и выиграл семь шиллингов; это все, что мне удалось выиграть за целый год. Я, правда, всего-то играл раза четыре, не больше, и, как мне кажется, всякий раз в Виндзоре; и то сказать, карты очень дороги, за каждую колоду надо платить шесть пенсов пошлины — сущее разорение для мелких игроков.
   3. Мэшем пригласил меня нынче утром проехаться с ним верхом, поскольку опять установилась прекрасная погода, но я был чрезвычайно занят и послал свои извинения, попросив, однако, чтобы он позаботился о моем обеде. Обедал я с ним, его женой и свояченицей, миссис Хилл, которая пригласила нас к себе на обед на завтра, а утром мы собираемся совершить прогулку. Вечером я просидел до восьми с леди Оглторп, а потом пошел домой, чтобы сесть писать; я разыскал женщину, которая держит ключи от дома, и она сказала, что их взял Патрик. Делать было нечего: до девяти я в нетерпении слонялся по галереям, а потом отправился в музыкальное собрание, куда меня так часто зазывали, но, утомясь за полчаса этой прелестной дребеденью, улизнул настолько незаметно, что привлек к себе всеобщее внимание, после чего снова слонялся по галереям до начала одиннадцатого. Затем соизволил вернуться Патрик. Войдя в дом, я притворил за собой дверь в комнату и с размаху съездил его несколько раз по уху. При этом я вывихнул себе большой палец на левой руке, но почувствовал боль только после того, как Патрик убрался. Он был чрезвычайно испуган и растерян.
   4. Это был прекраснейший в мире день, и в одиннадцатом часу мы выехали на прогулку, целый поезд знатных особ. Герцогиня Шрусбери в коляске, запряженной одной лошадью, и с ней мисс Тачит[647]; миссис Мэшем и камеристка миссис Скарборо в одной из колясок королевы; потом две фрейлины — мисс Форстер и мисс Скарборо[648], а также миссис Хилл — все трое верхом. Герцог Шрусбери, мистер Мэшем, Джордж Филдинг[649], Арбетнот и я — все тоже верхом. Лошадь, на которой ехала миссис Хилл, была нанята для мисс Скарборо, но миссис Хилл любезно согласилась поехать на ней, тем более, что у ее собственной лошади сейчас ссадина и ехать на ней было невозможно: она то и дело брыкалась и вздрагивала; впрочем, и нанятая лошадь не стоила и восемнадцати пенсов. Мне пришлось одолжить редингот, башмаки и лошадь; одним словом, ради этой прогулки нам пришлось преодолеть столько же затруднений и даже больше, чем когда мы бывало выезжали целой компанией из Трима к Лонгфилдам[650]. Мой редингот был из светлого камлота с красной бархатной отделкой и серебряными пуговицами. Мы проехали около двенадцати миль по большому парку и близлежащему лесу, и я долго беседовал с герцогиней. Домой мы возвратились к двум, и мистер Мэшем с женой, Арбетнот и я пообедали у миссис Хилл. Арбетнот очень всех нас огорчил, сказав, что у него появились следы крови в моче и в ближайшие двенадцать часов он ожидает жестоких колик, он сказал, что никогда в таких случаях не ошибается, и у него был такой вид, будто назавтра ему предстоит жестокая пытка. Мне остается лишь надеяться, что как-нибудь все обойдется: он чрезвычайно порядочный человек, и я ему многим обязан. После обеда прошел небольшой дождь, но потом опять распогодилось. Леди Оглторп прислала сказать мне, что ей необходимо со мной поговорить и, как оказалось, лишь затем, чтобы сообщить мне о желании леди Рочестер[651] поближе со мной познакомиться. Но это сообщение несколько запоздало, поскольку я уже не влюблен больше в леди Рочестер: меня высмеяли из-за нее, потому что она старовата. Арбетнот выразил надежду, что боль, которую я чувствую в большом пальце, вызвана не подагрой; он будто бы не раз убеждался, что люди склонны ошибаться на этот счет. Я никак не припомню, чем именно эта боль была вызвана, но только я почувствовал ее как раз после того, как поколотил Патрика, а теперь палец болит уже меньше, так что Арбетнот, я полагаю, все же неправ.
   5. Герцогиня Шрусбери прислала мне приглашение на обед, но вчера вечером, когда приходил ее слуга, меня не было дома, так что мне пришлось нынче утром послать ей свои извинения, поскольку я уже приглашен, о чем весьма сожалею. Миссис Форстер укоряла меня вчера за историю с фрейлинами, но я честно сказал ей, что это не моя затея, убедившись, что они отнеслись к этому крайне неодобрительно, а с меня и без того достаточно ссоры с этим мужланом сэром Джоном Уолтером, который с тех пор, как я пообедал с ним, поносит меня везде, где только не появится: я, видите ли, будто бы разбранил королевскую кухню и вино и объявил, что на столе не было ничего съедобного, и вся эта д[явольска]я ложь основана лишь на том, что после обеда, похвалив вино, я сказал, что оно показалось мне несколько слабоватым. Вы бы подивились, узнав, как все мои друзья смеются по поводу этой ссоры, а уж если о ней проведают хранитель, казначей и секретарь, то это будет для них отличная забава. Я обедал с полковником Годфри, потом часок славно прогулялся на террасе, а потом возвратился домой поработать. Однако становится довольно-таки холодно, а у меня здесь при себе нет ни одного камзола.
   6. До сего дня я ни разу не обедал со здешними капелланами, хотя мой приятель Гастрел и декан Рочестера часто меня приглашали; поскольку нынче я не был никуда зван, то отправился к ним: их стол при дворе самый скудный. Посуда была оловянная. Каждый капеллан, дослужившись до декана, оставляет им что-нибудь из столового серебра, так что у них собралась какая-то малость, кое-какое старье. Один капеллан, назначенный деканом Питерборо (округ плохонький), объявил, что коль скоро он всего-навсего декан Пьютерборо[652], то не оставит никакой серебряной посуды, а на нет и суда нет. Сегодня получено известие, что экспедицию, возглавляемую мистером Хиллом, постигла неудача; я навестил поэтому миссис Мэшем и миссис Хилл, которые доводятся ему сестрами, чтобы выразить им свое сочувствие. Я посоветовал им непременно пойти нынче вечером в музыкальное собрание, чтобы не показать и вида, что они пали духом, и прочее, и, рассудив, что я прав, они послушались моего совета. Боюсь, что мистер Хилл и его адмирал допустили какую-нибудь оплошность; мы, однако же, виним во всем шторм. Я поужинал с секретарем, а потом мы вместе пошли на ужин к лорду-казначею и просидели у него до двенадцати. Секретарь весьма подавлен известием о неудаче Хилла, потому что эта экспедиция была снаряжена по его настоянию и он возлагал на нее большие надежды; что же до лорда-казначея, то он был весел не менее, чем обычно, и все шутил по поводу моей ссоры с сэром Джоном Уолтером. Я сказал, что единственное, чем я обеспокоен, так это тем, что они, чего доброго, возьмут с него пример, слишком много о себе возомнят и выйдут из-под моей власти; я, мол, и не рассчитывал на то, что мне будут повиноваться такие медведи, хотя люди мне повинуются. Они пообещали слушаться меня, как прежде, и мы вволю посмеялись. — А теперь я улягусь в постель, потому что еще больше похолодало; а у вас, небось, горит камин, и вы сидите себе дома за картами.
   7. Лорд Гарли и я обедали нынче в узком домашнем кругу с миссис Мэшем, миссис Хилл и моим братом Мэшемом. Я встретил при дворе лорда Галифакса, мы поздоровались и разговорились, но тут подошла герцогиня Шрусбери и стала упрекать меня за то, что я не явился к ней на обед; я ответил, что не в моих правилах так быстро уступать желанию дамы, потому что обычно я ожидаю от дам больших авансов и особенно от герцогинь. Она обещала повиноваться любому требованию, какое мне угодно будет ей предъявить, после чего я согласился отобедать у нее завтра, если только не принужден буду срочно отправиться в Лондон, а это может произойти еще до обеда. Леди Оглторп свела меня сегодня в гостиной с герцогиней Гамильтон, и я выказал ей некоторое расположение, но только самую малость. Все подтрунивают над Уолтером. Он сказал лорду-казначею, что тот будто бы переманил к себе все общество, которое должно было с ним обедать, на что милорд ответил: А я пошлю к вам взамен доктора Свифта; лорд-хранитель попросил его быть впредь осмотрительнее в своих поступках, потому что, как он сказал, доктор Свифт не только наш общий любимец, но и наш повелитель. У лорда-казначея собралась за ужином обычная компания, и мы расстались около двенадцати.
   Лондон, 8. Думаю, что я едва ли еще раз поеду в Виндзор, потому что королева, как мы ожидаем, в ближайшие десять дней переедет в Хэмптон-Корт. Прошлой ночью ударил мороз, и сегодня немилосердно холодно. Мне так и не удалось пообедать с герцогиней, потому что я уехал из Виндзора вместе с лордом-казначеем в половине второго и по пути мы завернули в Кенсингтон, куда миссис Мэшем отлучилась на два дня проведать своих детей. Я пообедал или скорее поужинал с лордом-казначеем и ушел от него только в одиннадцатом часу. Тиздал и его благоверная после очередной семейной перепалки изволили уже отбыть во свояси. Вчера я получил два письма, которые были вручены мне у мистера Мэшема: одно от Форда, а другое от наших маленьких МД, № 21. Мне не хотелось говорить вам об этом до сегодняшнего дня, просто не хотелось, и все тут; я отвечу на него только в следующем письме, потому что из-за пребывания в Виндзоре прошлое мое письмо вышло на дна дня длиннее обычного, и я хочу это исправить. Ну, что ж, сударыни, мне надобно ложиться спать. Дорога была сегодня сухая, как в середине лета. Завтра это письмо будет отправлено.
   9. Утро. Льет, как из ведра. Наши погожие дни, по-видимому, кончились. Как вы думаете, не надеть ли мне сегодня камзол? Хорошо, так и быть, надену, чтобы угодить МД. Я намереваюсь пообедать сегодня дома бараньей отбивной и кружкой пива. В городе все еще никого нет. Лорд Страффорд уехал в Голландию, чтобы сообщить там о шагах, предпринятых нами к заключению мира. Вскоре мы услышим, что ответили голландцы и как они это восприняли. Нижайший поклон от меня миссис Уоллс, миссис Стоит и Кэтрин. — Доброго утра, дражайшие сударыни, и прощайте; и да благословит всемогущий господь МД, бедных, маленьких, дорогих МД, да-да, именно так, и Престо тоже. Вечером я опять вам напишу, то есть я начну новое письмо.
   Сия приписка предназначается для МД, ведь и поля тоже следует заполнять[653], дерзкие плутовки.

Письмо XXXII

   Лондон, 9 октября 1711.
   [вторник]
   В полдень мне пришлось прилечь, чтобы восполнить то, что я недоспал ночью. Пробудясь в третьем часу, я послал в соседнюю кухмистерскую за бараньей отбивной и кружкой пива, но ел без всякого аппетита. Из дому я вышел только в четыре и пошел навестить Бидди Флойд, которую не видел уже три месяца. Лицо ее немного помечено оспинами, но цвет лица свежий, как прежде, и выглядит она весьма недурно. Вечер я провел с миссис Ваномри, у которой выпил кофе и съел яйцо. И еще я снял сегодня новую квартиру, потому что на старой мне были не по душе первый этаж, постоянная вонь и прочие обстоятельства. Теперь я живу, или, вернее, буду жить близ Лестер-филдс и буду платить десять шиллингов в неделю, так что меня едва ли надолго хватит. На старом месте я проведу еще только одну ночь. Сегодня до часа дня отчаянно лило. Я соврал, потому что проведу здесь еще две ночи, до четверга, а уж потом перееду. Говорил ли я вам, что брат моей приятельницы миссис Бартон, который участвовал в экспедиции под началом Джека Хилла, утонул? Он имел чин подполковника и был изрядный щеголь; она убрала свою комнату, как подобает в таких случаях, и слуги говорят, что даже не принимает никаких записок. — Престо, ответьте, наконец, на письмо МД, слышите! — Нет, говорит Престо, пока еще не стану, я слишком занят; а вы — дерзкие плутовки. Кто там голос подает?
   10. Мне пришлось истратить два шиллинга на наемную карету, чтобы пообедать в Сити с типографом. За две недели я отправил ему или, вернее, меня вынудили отправить три памфлета[654]. Уж я попотчую этих мошенников горяченьким, и на каждый их выпад у меня найдется достойный ответ. Я науськал на них одного борзописца[655] и подучил его написать так, чтобы это приняли за мое сочинение. Мошенник, печатающий газетенку под названием «Протестантский почтальон», позволил себе обронить в одном из своих листков оскорбительные намеки по моему адресу, но секретарь велел его арестовать, и ему зададут перцу, чтобы другим неповадно было. Он написал, что некий честолюбец из тех, кого кличут скакунами[656], потерпев неудачу в своих далекоидущих надеждах на повышение в Ирландии, приехал сюда, дабы излить свою досаду на прошлый кабинет министров. Он у меня еще поскачет за это. Весь вечер я просидел дома, потому что очень сейчас занят, и, если бы это было не для МД, едва ли сумел бы выбрать время, чтобы написать. У меня сейчас бешеная спешка.[657]
   11. Обедал нынче с лордом-казначеем. По четвергам у него собирается теперь избранный круг, но только компания наша очень уж разрослась. Джордж Грэнвил прислал свои извинения, поскольку он нездоров; он, как я слыхал, опасается апоплексического удара, что чрезвычайно бы меня огорчило. Лорд-казначей называет Прайора не иначе как Monsieur Baudrier — это вымышленное имя француза, описавшего его поездку в Париж. Они дают мне понять, что считают этот памфлет моих рук делом, но я говорю о нем так непринужденно, что расстраиваю всю их игру. Лорд-казначей зовет меня теперь доктор Мартин, потому что «мартин» тоже ласточка, как и стриж[658]; возвращаясь с ним в прошлый понедельник из Виндзора, мы читали подряд все вывески вдоль дороги. Он чистейший пустомеля, так и скажите епископу Клогерскому. Я предложил ему сочинить две стихотворные строчки, в которые входили бы слова «колокол» и «дракон», и у него получилось на редкость скверно. Дилли, я полагаю, теперь уже в Ирландии. Хотел бы я знать, какая причина побудила его уехать из Лондона, не сказавшись мне? Величайшая глупость с его стороны! Ему, я думаю, просто надоело, поскольку он от природы наделен непостоянным нравом. Ведь это образец непостоянства. Я до десяти часов просидел у лорда-казначея в обществе пяти лордов и трех членов палаты общин. А теперь садитесь за свой ломбер, сударыни.
   12. Миссис Ваномри, как и я, тоже переменила квартиру. Она убедилась, что ее хозяйка — сводня, и съехала оттуда. Нынче я пообедал у нее, она поселилась с пансионом, однако хозяйка с ней не обедает. Я стал необычайным охотником до сельди; правда, она здесь намного мельче, нежели у вас. Днем я сделал визит престарелому генерал-майору и съел у него шесть устриц, а потом посидел часок с миссис Колидж, у которой отец был столяр и которую повесили (я хотел сказать которого повесили, столяра, а не дочь), и с женой мирового судьи Томсона. Там была также знаменитая миссис Флойд из Честера, пожалуй, красивейшая из всех женщин, каких я когда-либо видел (кроме МД, разумеется). Она сказала мне, что человек двадцать прислали ей стихи, обращенные к Бидди[659], полагая, что автор имеет в виду ее, и, по правде говоря, в отношении красоты она куда больше их заслуживает. Я не поеду завтра в Риндзор и так и сказал нынче секретарю. Мне ненавистна мысль о субботних и воскресных ужинах у лорда-казначея. Джек Хилл возвратился после своей неудачной экспедиции и, как я полагаю, находится сейчас в Виндзоре; я с ним еще не виделся. Даже его друзья и те втихомолку порицают его за непростительную оплошность. Он созвал военный совет, на котором было решено возвратиться. Генерал не должен так поступать, говорят они, потому что офицеры всегда будут за возвращение; ведь винить будут не их, а генерала. Мне от души его жаль. Бернидж получил сегодня свое назначение.
   13. Я обедал нынче с недавним губернатором Барбадоса полковником Кроу; он закадычный друг вашего приятеля Стерна, того самого, которому я доверил посылку. Мистер Гарли отказался удовлетворить его ходатайство в казначействе. Боюсь, что этот Стерн все же изрядный вертопрах: Джемми Ли ожидает его, чтобы вместе с ним отправиться в Ирландию, но никто толком не ведает, где он сейчас обретается. Я до того теперь занят, что едва могу улучить время, чтобы написать нашим маленьким МД; надеюсь, однако, через две недели покончить со всеми делами. А сейчас я снова собираюсь приняться за работу.
   14. Я собирался было пообедать с доктором Кокберном, но встретил сэра Эндрю Фаунтейна, и он потащил меня к миссис Ван, где я распил последнюю бутылку вина Раймонда, совершенно восхитительного, какого мне ни разу не доводилось пить у министров. Никак не улучу время, чтобы ответить на письмо МД, но через день-другой я непременно это сделаю. — Я рад, что не поехал в Виндзор, потому что у нас очень похолодало. Камин начнут топить только с ноября и я, пожалуй, заложу его до тех пор кирпичами. Патрик вчера вечером опять нализался, однако не отважился явиться мне на глаза, боясь, как бы я его снова не поколотил. Нынче вечером я посетил миссис Бартон; сегодня первый день, как она стала принимать, тем не менее мне не стоило особого труда привести ее в хорошее настроение, и мы три часа кряду проспорили относительно вигов и ториев. Она горевала о брате только ради приличия, ведь он был порядочный шалопай. Скажите на милость, достаточно ли хорошо чувствует себя Стелла, чтобы ходить в церковь? Случается ли, что у вас, как бывало прежде, немеют члены и темнеет в глазах? Гуляете ли вы и ездите ли верхом? Или единственный ваш моцион — это ломбер. — Публика начинает мало-помалу возвращаться в Лондон; через неделю королева переедет в Хэмптон-Корт. Приехала, как я слыхал, леди Бетти Джермейн, и возвращается лорд Пемброк; его новая жена беременна, и у нее живот таких размеров, что она того гляди перекувырнется.
   15. До четырех пополудни я сидел нынче дома и писал и съел только булочку с маслом; потом час или два провел с Уилли Конгривом, а поужинал у лорда-казначея, который приехал сегодня из Виндзора и привез с собой Прайора. Королева поблагодарила Прайора за успешное ведение переговоров во Франции и обещала назначить его таможенным комиссаром. Нескольких чиновников таможни собираются вскоре уволить и в числе прочих моего друга сэра Мэтью Дадли; однако я бессилен чем-нибудь ему помочь, уж очень он ненавистен министрам. Лорд-казначей продержал меня до двенадцати, так что едва ли есть нужда объяснять вам, что уже поздно.