Страница:
13. Господи, как мало я продвинулся в этом письме! О чем еще Престо тараторить, чтобы развлечь МД? Возобновились слухи, будто в Ирландию пошлют герцога Ормонда, хотя мистер Аддисон говорит, что слыхал, будто его назначат лишь одним из соправителей и что в их числе будет также лорд Голвэй[167]. Поскольку я пищу вам письма на манер дневника, то вы узнаете из них обо всем последовательно, а уж насколько правдиво или ложно то, что я рассказываю, вы сами убедитесь из дальнейших событий, и тогда будет видно, хорошо ли я обо всем осведомлен. Впрочем, меня нимало не заботит, оправдаются ли мои сообщения. — Вечером. Я обошел сегодня весь собор св. Павла и как последний олух взбирался на его купол[168] вместе с сэром Эндрю Фаунтейном и еще двумя джентльменами и в довершение всего, словно лопоухий щенок, уплатил за обед семь шиллингов. Это уже второй раз он мне так удружил, но больше я на эту удочку не попадусь, даже если меня примется уговаривать все человечество, безмозглые ветрогоны! В Лондоне есть один молодой человек, которого мы все очень любим; он только год или два тому назад окончил университет, некий Гаррисон[169] — невысокий, приятный на вид, весьма остроумный, рассудительный и мягкосердечный. Он сочинил уже несколько чрезвычайно славных вещиц: так, например, стихи «Апельсиновая ветка», напечатанные в 6 выпуске «Альманаха»[170], который есть у вас, принадлежат ему. У него нет никаких средств к существованию, кроме сорока фунтов в год, которые он получает, служа гувернером одного из сыновей герцога Квинсбери[171]. Добрые приятели имеют обыкновение приглашать его в таверну и заставляют при этом платить наравне с ними. Хенли[172] слывет его закадычным другом; они частенько пируют в таверне вскладчину, по шесть-семь шиллингов с человека, и всякий раз принуждают беднягу вносить его долю. Нынче вечером полковник и лорд стали наседать на меня и на Гаррисона, пытаясь сыграть ту же шутку, но я решительно воспротивился и, отведя Гаррисона в сторонку, убедил его не идти с ними. Я рассказываю вам об этом, поскольку убедился, что богачи имеют склонность обходиться подобным образом со всеми подряд, нисколько не заботясь, есть ли у человека средства, только со мной это не выйдет, пропади они пропадом. Лорд Галифакс без конца ко мне пристает, зазывая к себе в поместье, а ведь мне придется тогда дать на чай его лакеям не меньше гинеи, да еще истратить двенадцать шиллингов на наемную карету, так что его скорее повесят, чем я это сделаю. Ну не глупость ли — обременять себя заботами о Гаррисоне? Но что поделаешь, когда я питаю слабость к этому молодому человеку и решил заставить кое-кого из моих знакомых помочь ему. Он, правда, виг, а посему я препоручу его кому-нибудь из брошенных мной вигов; сам я решительно покончил с ними, а у них, я надеюсь, покуда мы живы, все покончено с этим королевством. Они были так уверены, что уж от Лондона-то сохранят за собой все депутатские места, и в итоге потеряли три из четырех. Нам стало известно также, что сэр Ричард Онслоу[173] лишился своего места от Сэррея; словом, они потерпели поражение в большинстве округов. Как видите, достопочтенные дамы, когда я пишу длинные письма, мне приходится рассказывать вам политические новости и нести всякую околесицу, чтобы не заполнять их своими стихами, но некоторые из них я просто не осмелился бы послать вам, а стихи «Дождь в Лондоне» я уже отправил «Тэтлеру», так что вы сможете познакомиться с ними в Ирландии. Надеюсь, вы узнаете мою руку в «Тэтлере»: я собираюсь кое-что для него сочинить и, кажется, уже намекал вам о предмете этого очерка. Я получил письмо от сэра Мэтью Дадли, отправленное не далее как нынче вечером; возвратясь домой, я нашел его у себя на столе. Поскольку оно довольно-таки необычное, я приведу его целиком. Вот оно от слова до слова: «Какой дьявол в вас вселился?[174] 13 октября 1710». Я ответил бы на каждую заключенную в нем мысль, да вот только не располагаю временем. Ну, на сегодняшний вечер, пожалуй, достаточно.
14. Что это за пятно в верхней части листа — табачное или какое-нибудь другое? Не помню, чтобы у меня текли слюни. Господи, прошлой ночью мне приснилась Стелла. И до чего же диковинный был сои: мы видели с ней, как декан Болтон[175] и Стерн входят в лавку, и Стелла попросила меня пригласить их к ней, но тут выяснилось, что это два совершенно незнакомых мне священника, а потом я прогуливался по улице, пока она переодевалась, и тому подобная чепуха вперемежку с печальным и тревожным, и все в этом сне было не так, как должно быть, а как должно — я и сам не знаю. Сейчас унылое сумрачное утро. — Вечером. Обедал с мистером Аддисоном у Нэда Саутуэла и гулял в парке, а в кофейне меня дожидалось письмо от епископа Клогерского и пакет от МД. Письмо от епископа я распечатал, а пакет от МД открывать не стал и отправился с визитом к одной даме, возвратившейся на днях в Лондон. А сейчас я уже улегся в постель и собираюсь открыть ваше маленькое письмецо, и пошли мне господи узнать из него, что МД благополучны, счастливы и веселы, и что они любят Престо, как огонь в камине. Впрочем, я пока не стану его распечатывать; нет, пожалуй, распечатаю! нет, все же не стану; нет, все же распечатаю, не могу дождаться, когда допишу эту страницу. Как же мне быть? Прямо-таки пальцы чешутся; я держу пакет в левой руке; вот сейчас в эту самую минуту я его открою. — Вот я взял его обеими руками, срываю печать, и никак не могу взять в толк, что в нем. Боюсь, это всего лишь письмо от епископа, которое в таком случае пришло слишком поздно: я не намерен пользоваться чьим бы то ни было влиянием, кроме собственного. Взгляну, однако, еще разок… Тьфу пропасть, да оно не иначе, как от сэра Эндрю Фаунтейна! Как, еще одно! Ну а это, я думаю, от миссис Бартон: она обещала написать мне, однако у нее почерк получше. Не могли бы вы разузнать, от кого оно — это можно сделать в канцелярии Доусона[176], в Замке. Судя по каракулям, похоже, что от Пэтти Ролт. Бог с ним, я лучше почитаю сначала письмо от моих МД. Ах нет, оно от бедной леди Беркли: она приглашает меня приехать нынешней зимой в замок; а вот то, что она пишет дальше, глубоко меня огорчает: бедняжка выражает надежду, что милорд начнет теперь выздоравливать[177]. Ну, а теперь, наконец, приступим к письму МД. Нет, с ним все в порядке, хотя я было подумал, что тут какая-то ошибка. Дело в том, что ваше письмо, № 3, которое я сейчас получил, помечено 26 сентября, а письмо от Мэнли, пришедшее пять дней тому назад, было помечено 3 октября, выходит, ваше письмо шло на две недели дольше; впрочем, я подозреваю, что оно просто пролежало в канцелярии Стиля, он о нем забыл. Ладно, теперь с этим покончено: он отстранен от должности. Вам следует поэтому передать всем, кто посылает мне пакеты, чтобы они обертывали их в бумагу и адресовали мистеру Аддисону в Сент-Джеймскую кофейню, то есть чтобы это были не обычные письма, а пакеты. Пусть епископ Клогерский при встрече с архиепископом скажет ему об этом. Ну, а что касается вашего послания, так оно меня прямо-таки взбесило: вертихвостки вы этакие. Я веду себя как самый примерный мальчик во всем христианском мире, а вы пристаете с пустяками, коим красная цена пенни. — Но погодите, я загляну в свою записную книжку. Мне показалось, что между моим № 2 и № 3 был какой-то перерыв. Помилуйте, я вовсе не обещал посылать вам каждую неделю по письму, но буду каждый вечер писать понемногу и, когда заполню обе страницы, тогда и отправлю; получится раз в десять дней, и право же, это достаточно часто, если же вы возьмете за правило писать Престо непременно по вторникам или в понедельник, ей-богу, тогда это очень скоро превратится в обузу, уж лучше пишите, когда вздумается. — Нет, нет, нет, нет, нет, нет, нет, нет — Какого черта, какого черта, какого черта, какого черта, какого черта, какого черта! Ни в коем случае, бедняжка Стелла. Растяпа вы эдакая, я желаю, чтобы лошадь была в вашей… спальне. Разве я не приказал Парвисолу беспрекословно выполнять все ваши распоряжения? И разве я не писал в предыдущих письмах, что вы вольны хоть солить и варить свою лошадь, если это вам будет угодно? И вообще, с какой стати вы пристаете ко мне со своими лошадьми? Какое они имеют ко мне отношение?.. Перемены… могут послужить помехой в моем деле? Перемены — мне помеха? Да если бы не эти самые перемены, я бы как раз и не сумел ничего добиться! А теперь, каких я только не возлагаю надежд, хотя, конечно, никогда ни в чем нельзя быть уверенным. Завтра я должен получить ответ, и мне обещали, что он будет благоприятным. Полагаю, я уже достаточно обрисовал и в этом и в предыдущем письме, каковы мои отношения с новыми министрами; уж если хотите знать — вдесятеро лучше, чем когда бы то ни было с прежними; в сорок раз больше обласкан. Завтра мне предстоит обедать с мистером Гарли и, если он будет продолжать в том же духе, как начал, то ни один из смертных еще не удостаивался лучшего обхождения. Что касается матушки Стеллы, то я уже достаточно писал об этом раньше. Наверно, ее сейчас нет в Лондоне, потому что мне пока не удалось ее повидать. Мою сатиру превозносят до небес, однако никто, кроме сэра Эндрю Фаунтейна, и не догадывается, что это моих рук дело; по крайней мере, мне ничего на этот счет не говорят. Разве я не писал вам об одной важной персоне, принявшей меня чрезвычайно холодно? Так вот, я метил в него[178], но только, пожалуйста, никому не рассказывайте; это была небольшая месть и не более того. Я непременно привезу вам эти стихи. Епископ Клогерский все же смекнул, что очерк в «Тэтлере» насчет сокращения слов и прочего сочинен мной. Но не довольно ли, о господи!
15. Впредь я постараюсь писать разборчивей, если только не забуду; ведь Стелле нельзя утруждать глазки, а Дингли не слишком навострилась разбирать мой почерк. Боюсь, письма у меня получаются очень уж длинными; постарайтесь в таком случае вообразить, что это не одно письмо, а два, и читайте их в два приема. Обедал сегодня у мистера Гарли; в числе прочих был также мистер Прайор[179]. Мистер Гарли оставил мою памятную записку у королевы, которая изъявила согласие даровать первины и двадцатину и, как мы надеемся, объявит об этом завтра на заседании кабинета министров. Однако прошу вас, не говорите об этом ни одной живой душе, пока решение не будет обнародовано, — так мне было велено; а тем временем я надеюсь добиться еще кое-чего поважнее. После обеда пришел лорд Питерборо[180]; мы вспомнили с ним, что уже были прежде знакомы, и он тотчас проникся ко мне необычайным расположением. Разговор зашел о стихотворном памфлете под названием «Сид Хамит». Мистер Гарли взялся было его пересказывать, а потом вынул памфлет и передал для прочтения одному из сидевших за столом гостей, хотя все они уже не раз его читали. Тогда лорд Питерборо объявил, чти он этого не допустит, забрал стихи и сам стал читать их вслух, а мистер Гарли после каждой строки подталкивал меня, чтобы обратить мое внимание на особенно удачные места. Прайор, посмеиваясь, объявил их автором лорда Питерборо, а милорд возразил, что, насколько ему известно, стихи принадлежат Прайору, после чего Прайор приписал их мне, а я — ему. Никто в Лондоне и не догадывается о моей причастности к ним, тем не менее, они сочинены мной, но знаете об этом только вы одни. Ставлю десять против одного, что в Ирландии они едва ли появятся, а здесь они разошлись с непостижимой быстротой. Гарли представил меня лорду-президенту Шотландии[181], а также лорду казначейства мистеру Бенсону[182]. Мы с Прайором ушли в девять и просидели после этого до одиннадцати в «Смирне»[183], принимая там своих знакомых.
16. Ранним утром я отправился в портшезе вместе с Патриком, шествовавшим впереди, к мистеру Гарли, дабы вручить ему, согласно его пожеланию, еще один экземпляр моей памятной записки, но он был очень занят, так как собирался идти к королеве, и мне не удалось его повидать. Он все же передал мне, что просит оставить ему бумаги, и извинился за свой поспешный уход. Признаться я был несколько обескуражен, но мне сказали, что это ровно ничего не означает и что я смогу в этом убедиться во время следующего визита. Я умаслил привратника, дав ему полкроны на чай, так что по крайней мере в ближайшее время у меня на этот счет все будет в порядке. Обедал в Сити у Стрэтфорда с бургундским и токайским, а возвратился оттуда пешком, как самая последняя шваль; потом я побывал у мистера Аддисона, а ужинал с лордом Маунтджоем, после чего меня всю ночь мутило. Да, совсем было запамятовал сказать вам, что я купил шесть фунтов шоколада для Стеллы и раздобыл небольшой деревянный ящик и, кроме того, у меня припасен изрядный жгут бразильского табака для Дингли и пузырек с настойкой первоцвета для Стеллы — все это с присовокуплением двух носовых платков, купленных мистером Стерном, за которые вам следует ему уплатить, будет вложено в этот ящик, адресованный миссис Карри, и отправлено с доктором Хокшоу[184], с которым я не видался; однако Стерн обещал все это устроить. Шоколад — это подарок мадам Стелле. Только не вздумайте, маленькая плутовка, все это читать своими маленькими глазками, передайте-ка лучше письмо Дингли, а уж я постараюсь писать почерком ясным, как небеса; и пусть вместо Стеллы пишет Дингли, а Стелла, раз она опасается за свои глазки, пусть ей диктует.
17. Это письмо должно было уйти с сегодняшней почтой, но помешали всякие дела, и, кроме того, два вечера подряд я возвращался слишком поздно, а посему оно теперь задержится до четверга. Я был зван нынче вместе с мистером Стерном на обед и пил там ирландское вино; перед тем как мы расстались, явился предводитель всех пустобрехов полковник Эджворт[185], а посему я поспешил откланяться. Сегодня вышел «Тэтлер», целиком заполненный моим «Дождем» и вступлением к нему. Меня уверяют, что это самое лучшее из всего, когда-либо мной написанного, и я, признаться, держусь того же мнения. Думаю, что епископ Клогерский даст вам его прочесть. Напишите мне, пожалуйста, пришелся ли он вам по вкусу. Тук собирается напечатать мои «Разные сочинения»[186]. Я не пожалел бы пенни, чтобы, среди прочего, в него вошло мое письмо епископу Киллалуйскому[187]; это было бы свидетельством моего уважения к нему. Не могли бы вы, будто ненароком, упомянуть, что слыхали о готовящемся издании моих «Разных сочинений» и потому очень бы хотели, чтобы издатель имел в своем распоряжении и это письмо; но только не проговоритесь, что пожелание исходит от меня. Я уже, собственно, запамятовал, удалось оно мне или нет, но поскольку его очень уж хвалили, то я и подумал, что оно, возможно, заслуживает быть напечатанным. Завтра я закончу это письмо, с тем чтобы на следующий день его отправить. Мне очень досадно, что вам пришлось писать третье письмо, получив от меня только второе, в то время как я написал вам целых пять; надеюсь, теперь они вами уже получены; а засим объявляю вам, что вы дерзкие, маленькие, славные, дорогие плутовки и прочее.
18. Я был приглашен нынче на обед вместе со Стрэтфордом и прочими к одному молодому купцу в Сити, где меня потчевали отшельническим и токайским. Мы просидели там до девяти, и я только что вернулся домой. Пес Патрик по обыкновению куда-то запропастился и пьянствует, а я никак не могу найти свой халат. Надо бы мне прогнать этого бездельника: за три недели он напивался по меньшей мере раз десять. А сейчас я не располагаю временем, чтобы еще о чем-нибудь вам рассказать, и посему желаю вам спокойной ночи.
19. Возвратился из Сити, где обедал у одного купца вместе с мистером Аддисоном. Только что в кофейне мы узнали о назначении герцога Ормонда наместником Ирландии; это было объявлено сегодня во время заседания Тайного совета[188] в Хэмптон-Корте. Мне пока не удалось повидать мистера Гарли, но я все-таки надеюсь, что дело с первинами улажено. Попытаюсь, если удастся, увидеть его завтра утром, но это письмо будет отправлено нынче вечером. Посылку я уже передал мистеру Стерну, а он перешлет ее вам с одним своим приятелем. Она адресована мистеру Карри на дом; как только она будет получена, вас тотчас известят; надеюсь, это произойдет в ближайшее время. Носовые платки приятель Стерна положит в карман, чтобы не платить за них пошлину. И на этом заканчивается мое шестое письмо, которое я отправляю, получив от МД только три: я изрядно опередил их теперь и буду придерживаться этого и впредь, и да благословит господь всемогущий драгоценнейших МД.
Письмо VII
14. Что это за пятно в верхней части листа — табачное или какое-нибудь другое? Не помню, чтобы у меня текли слюни. Господи, прошлой ночью мне приснилась Стелла. И до чего же диковинный был сои: мы видели с ней, как декан Болтон[175] и Стерн входят в лавку, и Стелла попросила меня пригласить их к ней, но тут выяснилось, что это два совершенно незнакомых мне священника, а потом я прогуливался по улице, пока она переодевалась, и тому подобная чепуха вперемежку с печальным и тревожным, и все в этом сне было не так, как должно быть, а как должно — я и сам не знаю. Сейчас унылое сумрачное утро. — Вечером. Обедал с мистером Аддисоном у Нэда Саутуэла и гулял в парке, а в кофейне меня дожидалось письмо от епископа Клогерского и пакет от МД. Письмо от епископа я распечатал, а пакет от МД открывать не стал и отправился с визитом к одной даме, возвратившейся на днях в Лондон. А сейчас я уже улегся в постель и собираюсь открыть ваше маленькое письмецо, и пошли мне господи узнать из него, что МД благополучны, счастливы и веселы, и что они любят Престо, как огонь в камине. Впрочем, я пока не стану его распечатывать; нет, пожалуй, распечатаю! нет, все же не стану; нет, все же распечатаю, не могу дождаться, когда допишу эту страницу. Как же мне быть? Прямо-таки пальцы чешутся; я держу пакет в левой руке; вот сейчас в эту самую минуту я его открою. — Вот я взял его обеими руками, срываю печать, и никак не могу взять в толк, что в нем. Боюсь, это всего лишь письмо от епископа, которое в таком случае пришло слишком поздно: я не намерен пользоваться чьим бы то ни было влиянием, кроме собственного. Взгляну, однако, еще разок… Тьфу пропасть, да оно не иначе, как от сэра Эндрю Фаунтейна! Как, еще одно! Ну а это, я думаю, от миссис Бартон: она обещала написать мне, однако у нее почерк получше. Не могли бы вы разузнать, от кого оно — это можно сделать в канцелярии Доусона[176], в Замке. Судя по каракулям, похоже, что от Пэтти Ролт. Бог с ним, я лучше почитаю сначала письмо от моих МД. Ах нет, оно от бедной леди Беркли: она приглашает меня приехать нынешней зимой в замок; а вот то, что она пишет дальше, глубоко меня огорчает: бедняжка выражает надежду, что милорд начнет теперь выздоравливать[177]. Ну, а теперь, наконец, приступим к письму МД. Нет, с ним все в порядке, хотя я было подумал, что тут какая-то ошибка. Дело в том, что ваше письмо, № 3, которое я сейчас получил, помечено 26 сентября, а письмо от Мэнли, пришедшее пять дней тому назад, было помечено 3 октября, выходит, ваше письмо шло на две недели дольше; впрочем, я подозреваю, что оно просто пролежало в канцелярии Стиля, он о нем забыл. Ладно, теперь с этим покончено: он отстранен от должности. Вам следует поэтому передать всем, кто посылает мне пакеты, чтобы они обертывали их в бумагу и адресовали мистеру Аддисону в Сент-Джеймскую кофейню, то есть чтобы это были не обычные письма, а пакеты. Пусть епископ Клогерский при встрече с архиепископом скажет ему об этом. Ну, а что касается вашего послания, так оно меня прямо-таки взбесило: вертихвостки вы этакие. Я веду себя как самый примерный мальчик во всем христианском мире, а вы пристаете с пустяками, коим красная цена пенни. — Но погодите, я загляну в свою записную книжку. Мне показалось, что между моим № 2 и № 3 был какой-то перерыв. Помилуйте, я вовсе не обещал посылать вам каждую неделю по письму, но буду каждый вечер писать понемногу и, когда заполню обе страницы, тогда и отправлю; получится раз в десять дней, и право же, это достаточно часто, если же вы возьмете за правило писать Престо непременно по вторникам или в понедельник, ей-богу, тогда это очень скоро превратится в обузу, уж лучше пишите, когда вздумается. — Нет, нет, нет, нет, нет, нет, нет, нет — Какого черта, какого черта, какого черта, какого черта, какого черта, какого черта! Ни в коем случае, бедняжка Стелла. Растяпа вы эдакая, я желаю, чтобы лошадь была в вашей… спальне. Разве я не приказал Парвисолу беспрекословно выполнять все ваши распоряжения? И разве я не писал в предыдущих письмах, что вы вольны хоть солить и варить свою лошадь, если это вам будет угодно? И вообще, с какой стати вы пристаете ко мне со своими лошадьми? Какое они имеют ко мне отношение?.. Перемены… могут послужить помехой в моем деле? Перемены — мне помеха? Да если бы не эти самые перемены, я бы как раз и не сумел ничего добиться! А теперь, каких я только не возлагаю надежд, хотя, конечно, никогда ни в чем нельзя быть уверенным. Завтра я должен получить ответ, и мне обещали, что он будет благоприятным. Полагаю, я уже достаточно обрисовал и в этом и в предыдущем письме, каковы мои отношения с новыми министрами; уж если хотите знать — вдесятеро лучше, чем когда бы то ни было с прежними; в сорок раз больше обласкан. Завтра мне предстоит обедать с мистером Гарли и, если он будет продолжать в том же духе, как начал, то ни один из смертных еще не удостаивался лучшего обхождения. Что касается матушки Стеллы, то я уже достаточно писал об этом раньше. Наверно, ее сейчас нет в Лондоне, потому что мне пока не удалось ее повидать. Мою сатиру превозносят до небес, однако никто, кроме сэра Эндрю Фаунтейна, и не догадывается, что это моих рук дело; по крайней мере, мне ничего на этот счет не говорят. Разве я не писал вам об одной важной персоне, принявшей меня чрезвычайно холодно? Так вот, я метил в него[178], но только, пожалуйста, никому не рассказывайте; это была небольшая месть и не более того. Я непременно привезу вам эти стихи. Епископ Клогерский все же смекнул, что очерк в «Тэтлере» насчет сокращения слов и прочего сочинен мной. Но не довольно ли, о господи!
15. Впредь я постараюсь писать разборчивей, если только не забуду; ведь Стелле нельзя утруждать глазки, а Дингли не слишком навострилась разбирать мой почерк. Боюсь, письма у меня получаются очень уж длинными; постарайтесь в таком случае вообразить, что это не одно письмо, а два, и читайте их в два приема. Обедал сегодня у мистера Гарли; в числе прочих был также мистер Прайор[179]. Мистер Гарли оставил мою памятную записку у королевы, которая изъявила согласие даровать первины и двадцатину и, как мы надеемся, объявит об этом завтра на заседании кабинета министров. Однако прошу вас, не говорите об этом ни одной живой душе, пока решение не будет обнародовано, — так мне было велено; а тем временем я надеюсь добиться еще кое-чего поважнее. После обеда пришел лорд Питерборо[180]; мы вспомнили с ним, что уже были прежде знакомы, и он тотчас проникся ко мне необычайным расположением. Разговор зашел о стихотворном памфлете под названием «Сид Хамит». Мистер Гарли взялся было его пересказывать, а потом вынул памфлет и передал для прочтения одному из сидевших за столом гостей, хотя все они уже не раз его читали. Тогда лорд Питерборо объявил, чти он этого не допустит, забрал стихи и сам стал читать их вслух, а мистер Гарли после каждой строки подталкивал меня, чтобы обратить мое внимание на особенно удачные места. Прайор, посмеиваясь, объявил их автором лорда Питерборо, а милорд возразил, что, насколько ему известно, стихи принадлежат Прайору, после чего Прайор приписал их мне, а я — ему. Никто в Лондоне и не догадывается о моей причастности к ним, тем не менее, они сочинены мной, но знаете об этом только вы одни. Ставлю десять против одного, что в Ирландии они едва ли появятся, а здесь они разошлись с непостижимой быстротой. Гарли представил меня лорду-президенту Шотландии[181], а также лорду казначейства мистеру Бенсону[182]. Мы с Прайором ушли в девять и просидели после этого до одиннадцати в «Смирне»[183], принимая там своих знакомых.
16. Ранним утром я отправился в портшезе вместе с Патриком, шествовавшим впереди, к мистеру Гарли, дабы вручить ему, согласно его пожеланию, еще один экземпляр моей памятной записки, но он был очень занят, так как собирался идти к королеве, и мне не удалось его повидать. Он все же передал мне, что просит оставить ему бумаги, и извинился за свой поспешный уход. Признаться я был несколько обескуражен, но мне сказали, что это ровно ничего не означает и что я смогу в этом убедиться во время следующего визита. Я умаслил привратника, дав ему полкроны на чай, так что по крайней мере в ближайшее время у меня на этот счет все будет в порядке. Обедал в Сити у Стрэтфорда с бургундским и токайским, а возвратился оттуда пешком, как самая последняя шваль; потом я побывал у мистера Аддисона, а ужинал с лордом Маунтджоем, после чего меня всю ночь мутило. Да, совсем было запамятовал сказать вам, что я купил шесть фунтов шоколада для Стеллы и раздобыл небольшой деревянный ящик и, кроме того, у меня припасен изрядный жгут бразильского табака для Дингли и пузырек с настойкой первоцвета для Стеллы — все это с присовокуплением двух носовых платков, купленных мистером Стерном, за которые вам следует ему уплатить, будет вложено в этот ящик, адресованный миссис Карри, и отправлено с доктором Хокшоу[184], с которым я не видался; однако Стерн обещал все это устроить. Шоколад — это подарок мадам Стелле. Только не вздумайте, маленькая плутовка, все это читать своими маленькими глазками, передайте-ка лучше письмо Дингли, а уж я постараюсь писать почерком ясным, как небеса; и пусть вместо Стеллы пишет Дингли, а Стелла, раз она опасается за свои глазки, пусть ей диктует.
17. Это письмо должно было уйти с сегодняшней почтой, но помешали всякие дела, и, кроме того, два вечера подряд я возвращался слишком поздно, а посему оно теперь задержится до четверга. Я был зван нынче вместе с мистером Стерном на обед и пил там ирландское вино; перед тем как мы расстались, явился предводитель всех пустобрехов полковник Эджворт[185], а посему я поспешил откланяться. Сегодня вышел «Тэтлер», целиком заполненный моим «Дождем» и вступлением к нему. Меня уверяют, что это самое лучшее из всего, когда-либо мной написанного, и я, признаться, держусь того же мнения. Думаю, что епископ Клогерский даст вам его прочесть. Напишите мне, пожалуйста, пришелся ли он вам по вкусу. Тук собирается напечатать мои «Разные сочинения»[186]. Я не пожалел бы пенни, чтобы, среди прочего, в него вошло мое письмо епископу Киллалуйскому[187]; это было бы свидетельством моего уважения к нему. Не могли бы вы, будто ненароком, упомянуть, что слыхали о готовящемся издании моих «Разных сочинений» и потому очень бы хотели, чтобы издатель имел в своем распоряжении и это письмо; но только не проговоритесь, что пожелание исходит от меня. Я уже, собственно, запамятовал, удалось оно мне или нет, но поскольку его очень уж хвалили, то я и подумал, что оно, возможно, заслуживает быть напечатанным. Завтра я закончу это письмо, с тем чтобы на следующий день его отправить. Мне очень досадно, что вам пришлось писать третье письмо, получив от меня только второе, в то время как я написал вам целых пять; надеюсь, теперь они вами уже получены; а засим объявляю вам, что вы дерзкие, маленькие, славные, дорогие плутовки и прочее.
18. Я был приглашен нынче на обед вместе со Стрэтфордом и прочими к одному молодому купцу в Сити, где меня потчевали отшельническим и токайским. Мы просидели там до девяти, и я только что вернулся домой. Пес Патрик по обыкновению куда-то запропастился и пьянствует, а я никак не могу найти свой халат. Надо бы мне прогнать этого бездельника: за три недели он напивался по меньшей мере раз десять. А сейчас я не располагаю временем, чтобы еще о чем-нибудь вам рассказать, и посему желаю вам спокойной ночи.
19. Возвратился из Сити, где обедал у одного купца вместе с мистером Аддисоном. Только что в кофейне мы узнали о назначении герцога Ормонда наместником Ирландии; это было объявлено сегодня во время заседания Тайного совета[188] в Хэмптон-Корте. Мне пока не удалось повидать мистера Гарли, но я все-таки надеюсь, что дело с первинами улажено. Попытаюсь, если удастся, увидеть его завтра утром, но это письмо будет отправлено нынче вечером. Посылку я уже передал мистеру Стерну, а он перешлет ее вам с одним своим приятелем. Она адресована мистеру Карри на дом; как только она будет получена, вас тотчас известят; надеюсь, это произойдет в ближайшее время. Носовые платки приятель Стерна положит в карман, чтобы не платить за них пошлину. И на этом заканчивается мое шестое письмо, которое я отправляю, получив от МД только три: я изрядно опередил их теперь и буду придерживаться этого и впредь, и да благословит господь всемогущий драгоценнейших МД.
Письмо VII
Лондон, 19 октября 1710.
[вторник]
О боже, я погиб! Этот лист шире других, а мне ведь все равно придется исписать его с обеих сторон, но раз это предназначено МД, то я не стал бы считаться, даже если бы мне пришлось исписать вдвое больше. Я уже рассказал вам сегодня в предыдущем письме, где был и как провел этот день, а посему…
20. Сегодня я отправился в канцелярию государственного секретаря, к мистеру Льюису, узнать, когда я смогу увидеть мистера Г арли, и, представьте себе, как раз в это самое время появляется мистер Гарли собственной персоной и приглашает меня завтра с ним пообедать. А нынче я обедал у миссис Ваномри[189], после чего пошел навестить обеих леди Батлер[190], однако привратник сказал, что их нет дома: дело в том, что завтра должно состояться бракосочетание младшей из них, леди Мери, которая выходит замуж за лорда Эшбернхема[191]. Это самая выгодная партия в Англии: двенадцать тысяч фунтов годового дохода, пропасть денег. Напишите, понравился ли мой «Дождь» в Ирландии? Я не припомню случая, чтобы какие-нибудь стихи пользовались здесь большим успехом. Вечер я провел нынче с Уортли Монтегю[192] и мистером Аддисоном за бутылкой кларета. Знают ли в Ирландии, каким влиянием я теперь пользуюсь среди ториев? Меня, правда, все здесь за это осуждают, но я нисколько этим не озабочен. А довелось ли вам услыхать что-нибудь о стихах «Жезл Сида Хамита?» Ради всего святого, ничего о них не говорите. Впрочем, вряд ли кто подозревает, что я к ним причастен, хотя все и держатся мнения, что никто, кроме Прайора или меня, не смог бы их сочинить. До ваших мест они, видно, еще не дошли. Здесь напечатана также баллада о выборах в Вестминстере, полная каламбуров, которую я написал за полчаса; она здесь нарасхват, хотя это не более, чем пустячок. Но это тоже тайна для всех, кроме МД. Если у вас этих стихов нет, я их привезу с собой.
[вторник]
О боже, я погиб! Этот лист шире других, а мне ведь все равно придется исписать его с обеих сторон, но раз это предназначено МД, то я не стал бы считаться, даже если бы мне пришлось исписать вдвое больше. Я уже рассказал вам сегодня в предыдущем письме, где был и как провел этот день, а посему…
20. Сегодня я отправился в канцелярию государственного секретаря, к мистеру Льюису, узнать, когда я смогу увидеть мистера Г арли, и, представьте себе, как раз в это самое время появляется мистер Гарли собственной персоной и приглашает меня завтра с ним пообедать. А нынче я обедал у миссис Ваномри[189], после чего пошел навестить обеих леди Батлер[190], однако привратник сказал, что их нет дома: дело в том, что завтра должно состояться бракосочетание младшей из них, леди Мери, которая выходит замуж за лорда Эшбернхема[191]. Это самая выгодная партия в Англии: двенадцать тысяч фунтов годового дохода, пропасть денег. Напишите, понравился ли мой «Дождь» в Ирландии? Я не припомню случая, чтобы какие-нибудь стихи пользовались здесь большим успехом. Вечер я провел нынче с Уортли Монтегю[192] и мистером Аддисоном за бутылкой кларета. Знают ли в Ирландии, каким влиянием я теперь пользуюсь среди ториев? Меня, правда, все здесь за это осуждают, но я нисколько этим не озабочен. А довелось ли вам услыхать что-нибудь о стихах «Жезл Сида Хамита?» Ради всего святого, ничего о них не говорите. Впрочем, вряд ли кто подозревает, что я к ним причастен, хотя все и держатся мнения, что никто, кроме Прайора или меня, не смог бы их сочинить. До ваших мест они, видно, еще не дошли. Здесь напечатана также баллада о выборах в Вестминстере, полная каламбуров, которую я написал за полчаса; она здесь нарасхват, хотя это не более, чем пустячок. Но это тоже тайна для всех, кроме МД. Если у вас этих стихов нет, я их привезу с собой.