Страница:
Только чем ему это поможет?
Олег посмотрел на себя в зеркало и увидел человека с изможденным вытянутым лицом, впалыми щеками и нездорово блестевшими глазками. Кто это такой?
«Я… это я. Я схожу с ума и постепенно превращаюсь в чудовище. Сколько я еще могу это выдерживать?»
Олег зажмурился. Бесполезно. Отражение не изменилось.
9. Тропинка через лес
Олег посмотрел на себя в зеркало и увидел человека с изможденным вытянутым лицом, впалыми щеками и нездорово блестевшими глазками. Кто это такой?
«Я… это я. Я схожу с ума и постепенно превращаюсь в чудовище. Сколько я еще могу это выдерживать?»
Олег зажмурился. Бесполезно. Отражение не изменилось.
9. Тропинка через лес
Виктор слышал, как мимо проезжают машины, но ему было все равно. То, что он видел, поглотило его личность и окутало сознание тьмой.
Он шел по особняку, слыша, как под ногами похрустывает кирпичная крошка. Эхо от его шагов разносилось под сводами потолков. Дому было далеко до настоящего воскрешения. Еще много работы впереди и рано успокаиваться. Но Виктор и не собирался сидеть сложа руки. Он понимал, что надо делать; ведь он всегда и везде добивался поставленных целей, не так ли? Нет никаких сомнений, что вместе они преодолеют любые преграды. Не таков Виктор Барышев, чтобы сдаться… Никакой форс-мажор не заставит его отступить. Нет!
Виктор поднялся на второй этаж. Что он ожидал здесь увидеть? Здесь пусто. Зачем вообще сюда пришел? Не у кого было спросить – одни мысли, направленные в пространство.
Тут он ощутил порыв холодного ветра и обернулся. Он стоял неподалеку от входа в бальный зал, возле стены (по центру ходить опасно, там кругом ненадежный пол и можно провалиться). Со своего места он видел дверной проем, выходящий на площадку, с которой сбегали вниз две лестницы. Над площадкой что-то висело. Виктор не мог разглядеть толком, потому что этот странный предмет не попадал целиком в поле его зрения. «Мне надо посмотреть!» Не ради этого ли я пришел сюда? Его обуял дикий страх, он почувствовал, как внутренности скручивает в узел. С трудом удержался от крика. От вопля, в котором уже готов был выразить все свое отчаяние, скорбь, ужас… Кажется, он знал, что там висит. Вернее, кто…
Виктор делает шаг к выходу, медленно-медленно поворачивается, словно во сне (а разве это не сон?) и хочет идти быстрее, но не в состоянии. На ногах словно висят тяжеленные гири. Пожалуйста, быстрее!
Ему было холодно, мороз щипал щеки, от дыхания шел пар. Выезжая из особняка, Виктор был уверен, что сейчас лето, июнь месяц…
Через сто долгих мучительных лет Виктор, наконец, достиг порога… Это невозможно – он только что проходил здесь и не видел, чтобы над головой что-то висело. Он боялся смотреть вверх, но ему пришлось. На трех веревках, привязанных к балке, висели раздетые до нижнего белья женщина и две девочки-подростка. Их голые ноги с посиневшими от кровоизлияния ногтями были на уровне его лица. Сжатые руки посинели. Трупы покачивались на сквозняке. Язык женщины высунулся изо рта и успел покрыться грязью и подмерзнуть… На дворе почти зима, конец ноября месяца. Виктор попятился, остановился, уперевшись крестцом в обветшалые перила. Он открыл рот, чтобы закричать, но вопль застрял где-то в нижней части горла, давил разрастающимся комом, грозя разорвать трахею и сосуды. Лучше бы это случилось… Виктор положил руку на перила, и пальцы наткнулись на кусок бумаги. Он схватил его и поднес к глазам, видя какие-то буквы, но не понимая их смысла… Потом догадался перевернуть записку. «Мы совершили это потому, что больше не можем делать ошибки! Мы осознали, что все не так, как мы думали… Никто не виноват в том, что мы это делаем, поэтому ответственность лежит целиком на нас. Прости нас все!» Виктор три раза прочитал записку, написанную знакомым почерком, в авторстве которого он не сомневался. Тут крик, наконец, прорвался наружу. Виктор побежал вниз по лестнице, споткнулся и рухнул на неровные старые ступеньки. Те затрещали. Виктор перекувыркнулся через голову, ощутив боль в основании шеи, и при это не переставая кричать. Через пару секунд он выскочил через парадный вход и понесся в сторону леса. Начался снегопад, хлопья снега ударялись о лицо Виктора, но он ничего не замечал. Он бежал, понимая, что это не может быть он… Такой кошмар не мог произойти с ним. Только не с ним!
Мимо джипа проехала длинная грохочущая фура. Виктор поднял обе руки и провел ими по лицу. Видение исчезло. В груди у него все еще клокотал ужас, с ним ничего нельзя было поделать. Пальцы дрожали, словно через них проходил электроток.
Барышев посмотрел по сторонам, вспомнив, откуда и куда он ехал. Гроза надвинулась вплотную. Вдали гремел гром. Надо возвращаться в город. «Что мне снилось? Три трупа, висящие на балке. Я их видел, но, кажется, это был не совсем я… Будто мое сознание подключилось к кому-то другому, который переживал это в прошлом…» Виктор вспомнил человека, который пытался завладеть его домом в прошлом. Он потерял семью в результате несчастного случая… Хорош несчастный случай. Они повесились. Разве он этого не знал? Но откуда? Не ври! Твоя память похожа на решето!
Нет!
Виктор стукнул обоими кулаками по рулю.
– Поеду домой спать. Я устал. Со всем этим (дерьмом) устал… Ну померещилось. Это еще ни о чем не говорит, – сказал он.
Очень может быть, что тот человек поплатился за свою дерзость. Дерзость. Он хотел присвоить себе то, что ему не принадлежит.
особняк имеет свой разум? Разве это вызывает сомнения
Виктор завел двигатель, включил кондиционер и рассмеялся.
На поселок наползла гроза. Раскат грома разорвал небо пополам. Тут же, после вспышки молнии, последовал второй. Наталья вздрогнула и встала из-за стола, за которым сидела минут двадцать, пытаясь написать хотя бы одно нормальное предложение. Бешеный порыв ветра ударился о деревья. Сосны зашумели в негодовании. Наталье почудилось, что она слышит треск. Испугавшись, что сквозняк ударил створками окна о раму, она закрыла их на шпингалет.
Стало темно. Женщина облокотилась на подоконник и стала смотреть на огород и лес. В этой картине было столько мрачного очарования, что Наталья долго не могла оторвать глаза от раскачивающихся сосен. Дождь хлынул через минуту, тугие косые струи протянулись от туч к земле. Воздух напитался влагой, трудно было дышать.
Все есть для письма – и атмосфера, и странные события, и загадки, достойные готического романа, но… Страшная Книга не шла. Но это, в общем, объяснимо: пока Наталья не попадет в ритм, пока работа в особняке не войдет в спокойное русло, ее будет лихорадить. В конце концов, прошло слишком мало времени, она даже не успела привыкнуть к этому дому. Так что ее попытки писать похвальны и внушают надежду, что все получится. Наталья больше, чем когда-либо хотела закончить этот роман. Пусть он никогда не будет опубликован. Ей это нужно.
Наталья подумала об Олеге. Ей хотелось к нему. Иногда она тешила себя иллюзиями, что могла бы рискнуть и пойти ва-банк, оставшись с ним, но на это у нее не хватит ни сил, ни мужества. Слишком глубоко она сидит в той почве, в которой прижилась. В ее возрасте уходить от мужа – безумие. Чем она станет заниматься? Олег – не лучшая партия с финансовой точки зрения, а секс – не основание для брака. Скорее всего, это просто увлечение. Такого никогда не было в ее жизни, поэтому интрижка кажется ей привлекательной. Олег не прочь заниматься любовью вот так, наскоками. Похоже, на большее они рассчитывать не могут. Жаль. Наталья отошла от окна. Новый раскат грома заставил ее инстинктивно пригнуть голову. Центр грозы был совсем близко.
Наталья вернулась за стол и уставилась в экран ноутбука. Мысли, ворочавшиеся в ее сознании, все-таки сформировались в нечто определенное. Она стала складывать буквы в слова, а их в предложения. Фразы складывались в стройную цепочку. Похоже, начало получаться. Несмотря на усталость, Наталья была довольна. Через полчаса ее отвлек звонок. Это была старая подруга, которая решила вдруг поинтересоваться, как дела. Наталья попотчевала ее порцией превосходной художественной лжи. Она же все-таки писательница.
Виктор остановился на пороге пустой квартиры, держа в одной руке ключ, а в другой папку с бумагами. Он походил на человека, который только что очнулся от солнечного удара. Бледное лицо, губы щелью без единой кровинки, впавшие глаза. С трудом вспоминалась дорога до города и в самом городе. Но как-то же он доехал… И, видимо, невзирая ни на что, обошлось без происшествий.
Дочери не было дома. Он поискал записку. Обычно Лида оставляла сообщение на трюмо.
Но не в этот раз. Конечно. Когда дома проблемы, трудно дождаться от кого-либо поддержки и понимания.
Мне ничего не нужно, пусть занимаются своими делами, а я займусь своими… Эта мысль выползла из мрака, словно какая-то фантастическая тварь, покрытая ядовитой слизью. Виктор отметил ее появление и поморщился. Он добрался до телефона в гостиной и прослушал автоответчик. Пришло три сообщения, не особенно важных. От Лиды ни слова. Чем она занимается? Виктор взял сотовый и хотел позвонить дочери, но тут же спросил себя: зачем? У девчонки много дел… И у него не меньше – и первое из них состоит в том, что он собирается как следует выспаться. Может быть, его видения объясняются микроскопическим нервным срывом, совсем незначительным; и причина – в переутомлении. У каждого есть свой способ расслабиться – или несколько. Виктор не выпивал, чтобы почувствовать легкость и прилив сил, этот метод был не для него. Лучше всего спать. Самая естественная вещь. Завтра он возьмется за свои дела с новыми силами – и тогда уж… Виктор снял рубашку, бросил ее на диван, чего никогда не делал, и пошел в ванную комнату, улыбаясь во весь рот.
Как все-таки хорошо одному. Никто не смотрит в спину и не корчит недовольные гримасы.
Никто!
Наталья вошла в комнату и увидела включенный телевизор, бросающий в сумерках по углам живые тени. Снаружи бушевала гроза, а Олегу будто было все равно, что происходит. Хотя, может быть, и так. Кто знает, какие мысли бродят у него в голове… Наталье сделалось жутко, она спросила себя: зачем ты пришла? Воспользовалась грозой, во время которой тебя никто не увидит, и пробралась в его дом…
Где же Олег? Она звала его из сеней, но он не откликнулся. Поэтому Наталья вошла. Позвала снова, по имени. Никакой реакции. Наверное, его не было дома.
«Куда можно уйти в такую грозу?»
– Олег?..
Снаружи грохотал гром. Интенсивная смена цветов и кадров в рекламном блоке вызывала резь в глазах. По комнате носились тени, порожденные телевизионным безумием.
Наталья подошла к креслу, стоящему спинкой к двери, и увидела руку, которая свешивалась с левой стороны. Под рукой, на полу, стояла бутылка из-под пива.
Наталья прокралась к самому креслу, не зная, как привлечь его внимание. Олег спал, склонил голову к правому плечу.
– Олег!
Он вздрогнул, дернулся всем телом, вскочил.
– Кто это?
В сумерках на Наталью уставились блестящие ввалившиеся глаза. Рот Олега перекосился.
Он был напуган.
– Я… Это я.
Олег вздохнул, провел рукой по своему горлу, взгляд его потух.
– А… Как ты вошла?
– Открыто.
– То есть, зачем тебе здесь быть?
– Гроза на улице, – зачем-то сказала Наталья. Пока она бежала к дому, яростный ливень успел вымочить ее. Она убрала за ухо мокрую прядь волос.
– Да, что-то льет.
– Извини, что я тебя разбудила.
Он махнул рукой: дескать, не говори чушь. Теперь в своей обычной манере прятал глаза, присматриваясь к тому, что рождено в недрах собственного сознания.
– У меня болела голова, я выпил пива, но это не очень помогает. – Олег поднял с кресла пульт и выключил телевизор. Комната канула в темноту. За окном шумел дождь, ветер рвал листву, ветки трещали. Наталья ощутила, как сердце бьется у нее в горле. Она различала силуэт Олега, стоящего напротив нее. Их разделяло кресло.
Мы словно ненормальные любовники, толком не знающие, как себя вести… и боящиеся признать то, что совершили… У меня в романе это есть, подумала Наталья. «Тариф на нежность и страсть». Жизнь повторяет фантазию.
– Ты пойдешь сегодня на обход особняка?
– Пойду. Я ведь должен.
– В такую погоду?
– Скоро дождь кончится, – сказала Олег. Он точно знал.
– Я хочу пойти с тобой.
Олег помолчал, затем в темноте послышался его негромкий смех, показавшийся Наталье зловещим. С тех пор, как я его увидела, он изменился. За каких-то два дня. Она вспомнила, что говорил Олег: своим строительством они переворачивают жизнь этих мест вверх ногами, разрушают сложившийся порядок… Наверное, он имел в виду нечто другое, учитывая историю с особняком. Они рушат установленные границы, разделяющие владения дома и владения людей, живущих поблизости.
Олег, вероятно, видел в ней врага не только своих привычек, но всего уклада, к которому привычны местные жители. Враг.
– Зачем тебе туда? – спросил он.
– Я хочу посмотреть…
– Ты можешь посмотреть днем. Ночью будет не до шуток. Вода просачивается через крышу и постоянно подмачивает балки и полы. Если ступишь куда-нибудь не туда, сломаешь ногу. Или провалишься в дыру. И что произойдет?
– Я не собираюсь подниматься на второй этаж, – пообещала Наталья.
Этот разговор в темноте был ей неприятен. Совсем рядом сверкнула молния, и ее голубоватый свет на миг ворвался в комнату. Вытянутое, бледное, точно у вампира, лицо Олега появилось из густых сумерек и пропало. Олег смотрел на нее.
– Все равно – идти туда нельзя.
– Возьми меня с собой. Вдвоем будет веселее, – сказала Наталья.
Олег вздохнул, его плечи опустились, точно под воздействием большого веса. Он думал о костях, лежащих на чердаке. Скоро в его коллекции будут и другие. Так, глядишь, наберется целый скелет.
Она хочет в дом. Зачем ей это запрещать? В конце концов, правда в том, что вдвоем не так жутко приближаться к этим покореженным временем стенам.
Олег включил в комнате свет. Гром расколол небо над крышей дома. Однако, кажется, ливень начал стихать.
– Я пойду в двенадцать часов, – сказал Олег.
– И я…
– Иди, но вряд ли ты получишь то, что надо.
Откуда ему знать, что мне надо, подумала Наталья. Но, с другой стороны, я-то сама знаю? Решив попроситься сходить к особняку вместе с Олегом, она думала о подземелье, том самом. О его черноте и запахе, который идет оттуда. О его предназначении.
Я хочу спуститься туда? Да я просто рехнулась! Я не сделала этого даже днем, когда вокруг было полно солнца…
Наталья представила себе спуск в подвал, кирпичный свод наклонного туннеля, ступеньки. Скелеты крыс под ногами. Когда на них наступаешь, раздается легкий хруст. Черепа маленьких тварей рассыпаются в прах.
Может быть, это и есть самое подходящее время посмотреть в глаза страху. Побороть его. Поиграть на его территории по его правилам…
И никогда не выйти оттуда?
Нет! Что бы ни происходило в особняке, так далеко в своих фантазиях заходить не стоит. Наталья поглядела на Олега, раскуривающего сигарету. Она попросила одну. Он протянул пачку.
– У меня есть две энцефалитки и резиновые сапоги. И два фонарика. Без них не пойдем, – сказал он.
Виктор услышал сквозь сон какой-то звук и поднял голову. В комнате были наглухо задернуты шторы. Закрыта на замок дверь.
Сумерки успокаивали – именно это Барышеву и было нужно. Забытье.
Гроза была недолгой и ушла на юго-восток. Но даже если бы гром продолжать греметь над самой головой Виктора, ему было бы наплевать. Усталость все еще сковывала его тело (когда он лег, то все на него навалилось разом – обиды, физическое истощение, нервное напряжение…), поэтому проснуться было непросто. Разбудил Виктора странный звук. Неизвестно, правда, было это во сне или наяву.
Что это? Может, вернулась Лида и стала шуметь? Виктор опустил голову на подушку (он лежал на диване в своем рабочем кабинете, укрывшись пледом) и подумал, что день сегодня выдался тяжелый. Даже странно. Раньше ему доводилось не спать сутками – на это просто не было времени, – а теперь обычный день, в течение которого он не особенно и напрягался, выжал из него все силы.
Но ведь мне даже не тридцать лет. Тогда я мог, а сейчас… Мне сорок четыре, так что нечего глупые вопросы задавать. Возраст.
Ладно, если придет Лида, она как-нибудь о себе позаботится. Взрослая девочка.
А вечером, так и быть, они обсудят последние новости.
Как хочется спать… Ну и что он слышал? Виктор стал вспоминать. Что-то снилось. Противное. Холодное и темное. Он куда-то пробирался в сумраке, не зная, что ему нужно среди сырости и вони, а потом раздался этот проклятый звук. Во сне. Звук, похожий на постукивание костяшек.
Костяшки? Кости? Что только не приснится от усталости! Особенно в этой атмосфере… где одна сплошная подозрительность. Жена. Сторож. Хозяйка в доме, где живет Наталья… как бишь ее там? Шведова. Все они наверняка думают, что он просто рехнулся, когда вбил себе в голову эту идею. Еще можно понять недоверие и ненависть чужих, но его собственная жена!.. Это удручало Виктор больше всего.
Кости.
Виктор улыбнулся во сне, устроился поудобнее, поднял ноги к животу, как спал в детстве, а одну руку засунул под подушку. Вот так хорошо.
Лида открыла своим ключом и вошла в квартиру. Увидев туфли, оставленные отцом (брошенные), она улыбнулась. Девушка поставила рюкзак (я уже не в школе, поэтому надо быть аккуратней) и прошагала на кухню. Выпила большой стакан минеральной воды. Без мамы было скучно. Когда какой-то человек, к которому ты привык и перестал замечать, вдруг уезжает, сразу становится как-то неуютно. Эту ночь Лида спала плохо. Ее жизнь меняется, и это не может не отражаться на психическом состоянии. Она справится, ерунда. Лишь бы у родителей было все нормально.
Девушка решила позвонить маме, но подумала, что уже поздно. Эсэмэс посылать не имеет смысла – Лиде хотелось слышать ее голос вживую. Тогда позвонит завтра утром.
Она вошла в гостиную и увидела, что рубашка и ветровка отца валяются на диване. Там же, криво примостившись возле подушки, торчала кожаная папка с бумагами. Лида не могла понять, на самом ли деле видит это. Отец никогда так раньше не делал. Все бумаги, все, что относилось к работе, он всегда относил к себе. А одежда! Брошенная комом рубашка, ветровка. Точно две тряпки. Лида считала отца одним из самых аккуратных людей в мире, по крайней мере, он всегда был для нее примером, как себя вести дома и на людях. А тут что случилось?
Он может быть пьяным. Отметил что-нибудь с приятелями… Лида не поверила в эту версию. Она ни разу не видела его выпившим настолько, что это было заметно. Два раза – и воспоминания эти не были туманными – от него пахло пивом, но никаких изменений в поведении не обнаруживалось. Лида точно это знала. Но, с другой стороны, время идет, привычки могут меняться.
Лида взяла ветровку и рубашку и отнесла их в прихожую. Пожалуй, рубашку надо положить в корзину с грязным бельем. Она пропахла потом и дезодорантом. По пути в ванную Лида свернула к рабочему кабинету отца и прислушалась. Там было тихо. Ясное дело, он спит. Девушка еще подождала.
Он потому не мог напиться со своими приятелями, что ездил сегодня за город. Там у него важная работа. Да и мама бы не дала ему так расхолаживаться.
Лида решила не ломать себе голову над тем, что ей неизвестно. Она вернулась на кухню и разогрела в микроволновке пиццу, два больших куска, оставшихся от вчерашней заказа на дом. Почему-то ей нравилась старая пицца. Было в ней, по ее мнению, что-то особенное.
Еще какое-то время девушка смотрела телевизор, поедая конфеты, и легла спать без пятнадцати двенадцать.
Наталья сунула ноги в старые резиновые сапоги, выпрямилась и посмотрела на Олега. В сенях горела лампочка без колпака. В ее ярком свете тени казались резкими, а лицо Олега походило на восковую маску тонкой работы. Из овала капюшона на нее смотрел изможденный человек. Что же с ним происходит? Будто он морит себя голодом. Есть такое психическое расстройство – анорексия. Может быть, в нем дело? Олег – странный человек, возможно (даже точно), у него психологические проблемы, обостряющиеся в периоды депрессии. Анорексия, насколько Наталье было известно, вполне хорошо себя чувствовала рядом с депрессивными состояниями.
Наверное, у меня такая же нелепая физиономия, подумала Наталья, представив их со стороны. Два человека в брезентовых куртках с капюшонами, защищающими от комаров и прочего лесного гнуса. В таком виде они вдвоем отправятся обследоваться особняк. Впрочем, вряд ли Олег разрешит Наталье войти внутрь, но уже сам факт приводил ее в состояние возбуждения. Она чувствовала страх и азарт.
Ты ведешь опасную игру…
Здесь все играют так – не надо сваливать все на меня!
Олег вручил ей фонарик с длинной ручкой. Себе взял тот, что короче.
– Что ты сказала тете Ирине?
– Кому…
– Ирине Михайловне.
– А… Да ничего не сказала. Вернее, что пройдусь, подышу воздухом.
– А про дом? – спросил Олег.
– Про дом ничего.
– Ладно, для всех мы просто гуляем после дождя.
– Хороша прогулочка – ночью, – хотела пошутить Наталья и засмеялась. Олег ответил ей мрачным взглядом из-под светлых бровей.
– Я-то делаю свою работу… – сказал он, словно в чем-то ее упрекая. – А ты развлекаешься.
Наталья ощутила возмущение.
– Вообще-то, я хозяйка этого дома. Пока формально, но в будущем стану. Не сомневайся! Да и потом – муж поручил мне заниматься делами стройки, так что тебе не отвертеться: я иду делать инспекцию объекта. А ты – мой работник. – Наталья улыбнулась. Олег покачал головой, проверил свой фонарик и ничего не сказал. Что может пробить скорлупу вокруг этого человека, подумала Наталья. Если даже секс не сделал его для меня более понятным, близким. В голове не укладывается.
Но он прав – они идут в плохое, скверное место, меньше всего пригодное для прогулок и свиданий. Прежние прогнозы Натальи, похоже, сбываются. Особняк – не просто старый уродливый дом, представляющий историческую ценность (что, впрочем, спорно – эксперты не дают однозначных оценок); особняк – место, где происходит нечто скверное. Происходило в прошлом и продолжается (возрождается) в наши дни.
– Пойдем, – сказал Олег, выключая свет сенях.
Они вышли на крыльцо, сапоги застучали по старым доскам. Наталья спустилась во двор. Дождь прекратился минут двадцать назад, небо расчищалось, ветер гнал тучи на юго-восток. Стало немного светлей.
Олег закрыл дверь, сунул ключ под коврик и повернулся к Наталье. Ее пробрала дрожь. В этот момент она чуть было не отказалась от этой затеи. В лесу прокричала какая-то птица. Треснула ветка. Я не боюсь! Я взрослая женщина, не ребенок! Это всего лишь обход строительной площадки, ни больше, ни меньше.
Они миновали калитку, Олег прикрыл ее привычным движением. Потом мимо кустов волчьей ягоды и направо, в сумерки. Под ногами чавкала грязь, улочку, проходящую через дачный поселок, развезло. Наталья смотрела на погружающийся во тьму лес и подумала, что никогда в жизни не была в нем после захода солнца. Да, так получилось. Еще неделю назад она не могла предположить, что пойдет туда по своей воле; более того, по собственной инициативе. Олег, конечно, не разделяет ее энтузиазма, но это неважно. Вероятно, Наталья пыталась что-то доказать самой себе. А это, учитывая то обстоятельство, что она всегда жила в тени мужа, не так уж и плохо… С этими мыслями Наталья шагала вслед за высокой, чуть сутулой фигурой Олега. Он вел ее какими-то тропинками, изобилующими поворотами и глухими участками, когда приходилось спускаться в низины и где кусты с обеих сторон почти смыкались ветвями. Стоило задеть их, как с листьев с шуршанием обрушивались на голову потоки холодной дождевой воды. Если бы не капюшон куртки, Наталья давно бы вымокла. Во влажной лесной чаще было трудно дышать. Насыщенная влагой земля не жалела испарений. В густом сумраке вились насекомые, но Наталья почти не чувствовала их. Комары не могли прокусить брезент, а до лица они, видимо, не долетали.
Олег шел не включая фонарик. Ему был известен здесь каждый камешек и каждая травинка. Наталья прониклась к нему благоговейным уважением. Кто я для него? Враг? Правда ли то, что он говорил… Но даже если Олег так думает по-настоящему, я не могу нести ответственность за Барышева. Не моя была идея насчет особняка.
Грязь произвела под ее ногой громкий влажный звук. Почти неприличный. Наталья вспомнила, как занималась сексом с Олегом на лесной тропинке.
Я не хочу все время оправдываться. В конце концов, я ему ничего не должна, подумала она тут же с новым чувством – ревностным гневом.
Она шла еще минуту молча, стиснув зубы и переживая это новое ощущение, казавшееся раньше незнакомым, а потом решилась нарушить молчание:
– Олег, не иди так быстро. Пожалуйста.
Он остановился. Включился фонарик. Луч скользнул по влажной земле, по зарослям – в них сверкнули, точно россыпь алмазов, капли дождя – а потом остановился на лице Натальи.
– Хочешь вернуться? – спросил Олег.
С ума сойти, я тут, в глуши, с незнакомым человеком!
– Не хочу.
Мне и помощи-то ждать неоткуда! Он завел меня невесть куда…
– Нам нельзя идти тем путем, как днем, понимаешь.
– Почему?
– Так надо…
– Не понимаю.
– Ты городской человек.
– А, вот оно, ключевое понятие: городской человек. Ну да, все правильно, я живу в городе, всю жизнь жила, с детства. И что с того? Можно подумать, я умственно отсталая и не пойму, если мне расскажут, в чем дело, – сказала Наталья. – Так ты считаешь?
Он шел по особняку, слыша, как под ногами похрустывает кирпичная крошка. Эхо от его шагов разносилось под сводами потолков. Дому было далеко до настоящего воскрешения. Еще много работы впереди и рано успокаиваться. Но Виктор и не собирался сидеть сложа руки. Он понимал, что надо делать; ведь он всегда и везде добивался поставленных целей, не так ли? Нет никаких сомнений, что вместе они преодолеют любые преграды. Не таков Виктор Барышев, чтобы сдаться… Никакой форс-мажор не заставит его отступить. Нет!
Виктор поднялся на второй этаж. Что он ожидал здесь увидеть? Здесь пусто. Зачем вообще сюда пришел? Не у кого было спросить – одни мысли, направленные в пространство.
Тут он ощутил порыв холодного ветра и обернулся. Он стоял неподалеку от входа в бальный зал, возле стены (по центру ходить опасно, там кругом ненадежный пол и можно провалиться). Со своего места он видел дверной проем, выходящий на площадку, с которой сбегали вниз две лестницы. Над площадкой что-то висело. Виктор не мог разглядеть толком, потому что этот странный предмет не попадал целиком в поле его зрения. «Мне надо посмотреть!» Не ради этого ли я пришел сюда? Его обуял дикий страх, он почувствовал, как внутренности скручивает в узел. С трудом удержался от крика. От вопля, в котором уже готов был выразить все свое отчаяние, скорбь, ужас… Кажется, он знал, что там висит. Вернее, кто…
Виктор делает шаг к выходу, медленно-медленно поворачивается, словно во сне (а разве это не сон?) и хочет идти быстрее, но не в состоянии. На ногах словно висят тяжеленные гири. Пожалуйста, быстрее!
Ему было холодно, мороз щипал щеки, от дыхания шел пар. Выезжая из особняка, Виктор был уверен, что сейчас лето, июнь месяц…
Через сто долгих мучительных лет Виктор, наконец, достиг порога… Это невозможно – он только что проходил здесь и не видел, чтобы над головой что-то висело. Он боялся смотреть вверх, но ему пришлось. На трех веревках, привязанных к балке, висели раздетые до нижнего белья женщина и две девочки-подростка. Их голые ноги с посиневшими от кровоизлияния ногтями были на уровне его лица. Сжатые руки посинели. Трупы покачивались на сквозняке. Язык женщины высунулся изо рта и успел покрыться грязью и подмерзнуть… На дворе почти зима, конец ноября месяца. Виктор попятился, остановился, уперевшись крестцом в обветшалые перила. Он открыл рот, чтобы закричать, но вопль застрял где-то в нижней части горла, давил разрастающимся комом, грозя разорвать трахею и сосуды. Лучше бы это случилось… Виктор положил руку на перила, и пальцы наткнулись на кусок бумаги. Он схватил его и поднес к глазам, видя какие-то буквы, но не понимая их смысла… Потом догадался перевернуть записку. «Мы совершили это потому, что больше не можем делать ошибки! Мы осознали, что все не так, как мы думали… Никто не виноват в том, что мы это делаем, поэтому ответственность лежит целиком на нас. Прости нас все!» Виктор три раза прочитал записку, написанную знакомым почерком, в авторстве которого он не сомневался. Тут крик, наконец, прорвался наружу. Виктор побежал вниз по лестнице, споткнулся и рухнул на неровные старые ступеньки. Те затрещали. Виктор перекувыркнулся через голову, ощутив боль в основании шеи, и при это не переставая кричать. Через пару секунд он выскочил через парадный вход и понесся в сторону леса. Начался снегопад, хлопья снега ударялись о лицо Виктора, но он ничего не замечал. Он бежал, понимая, что это не может быть он… Такой кошмар не мог произойти с ним. Только не с ним!
Мимо джипа проехала длинная грохочущая фура. Виктор поднял обе руки и провел ими по лицу. Видение исчезло. В груди у него все еще клокотал ужас, с ним ничего нельзя было поделать. Пальцы дрожали, словно через них проходил электроток.
Барышев посмотрел по сторонам, вспомнив, откуда и куда он ехал. Гроза надвинулась вплотную. Вдали гремел гром. Надо возвращаться в город. «Что мне снилось? Три трупа, висящие на балке. Я их видел, но, кажется, это был не совсем я… Будто мое сознание подключилось к кому-то другому, который переживал это в прошлом…» Виктор вспомнил человека, который пытался завладеть его домом в прошлом. Он потерял семью в результате несчастного случая… Хорош несчастный случай. Они повесились. Разве он этого не знал? Но откуда? Не ври! Твоя память похожа на решето!
Нет!
Виктор стукнул обоими кулаками по рулю.
– Поеду домой спать. Я устал. Со всем этим (дерьмом) устал… Ну померещилось. Это еще ни о чем не говорит, – сказал он.
Очень может быть, что тот человек поплатился за свою дерзость. Дерзость. Он хотел присвоить себе то, что ему не принадлежит.
особняк имеет свой разум? Разве это вызывает сомнения
Виктор завел двигатель, включил кондиционер и рассмеялся.
На поселок наползла гроза. Раскат грома разорвал небо пополам. Тут же, после вспышки молнии, последовал второй. Наталья вздрогнула и встала из-за стола, за которым сидела минут двадцать, пытаясь написать хотя бы одно нормальное предложение. Бешеный порыв ветра ударился о деревья. Сосны зашумели в негодовании. Наталье почудилось, что она слышит треск. Испугавшись, что сквозняк ударил створками окна о раму, она закрыла их на шпингалет.
Стало темно. Женщина облокотилась на подоконник и стала смотреть на огород и лес. В этой картине было столько мрачного очарования, что Наталья долго не могла оторвать глаза от раскачивающихся сосен. Дождь хлынул через минуту, тугие косые струи протянулись от туч к земле. Воздух напитался влагой, трудно было дышать.
Все есть для письма – и атмосфера, и странные события, и загадки, достойные готического романа, но… Страшная Книга не шла. Но это, в общем, объяснимо: пока Наталья не попадет в ритм, пока работа в особняке не войдет в спокойное русло, ее будет лихорадить. В конце концов, прошло слишком мало времени, она даже не успела привыкнуть к этому дому. Так что ее попытки писать похвальны и внушают надежду, что все получится. Наталья больше, чем когда-либо хотела закончить этот роман. Пусть он никогда не будет опубликован. Ей это нужно.
Наталья подумала об Олеге. Ей хотелось к нему. Иногда она тешила себя иллюзиями, что могла бы рискнуть и пойти ва-банк, оставшись с ним, но на это у нее не хватит ни сил, ни мужества. Слишком глубоко она сидит в той почве, в которой прижилась. В ее возрасте уходить от мужа – безумие. Чем она станет заниматься? Олег – не лучшая партия с финансовой точки зрения, а секс – не основание для брака. Скорее всего, это просто увлечение. Такого никогда не было в ее жизни, поэтому интрижка кажется ей привлекательной. Олег не прочь заниматься любовью вот так, наскоками. Похоже, на большее они рассчитывать не могут. Жаль. Наталья отошла от окна. Новый раскат грома заставил ее инстинктивно пригнуть голову. Центр грозы был совсем близко.
Наталья вернулась за стол и уставилась в экран ноутбука. Мысли, ворочавшиеся в ее сознании, все-таки сформировались в нечто определенное. Она стала складывать буквы в слова, а их в предложения. Фразы складывались в стройную цепочку. Похоже, начало получаться. Несмотря на усталость, Наталья была довольна. Через полчаса ее отвлек звонок. Это была старая подруга, которая решила вдруг поинтересоваться, как дела. Наталья попотчевала ее порцией превосходной художественной лжи. Она же все-таки писательница.
Виктор остановился на пороге пустой квартиры, держа в одной руке ключ, а в другой папку с бумагами. Он походил на человека, который только что очнулся от солнечного удара. Бледное лицо, губы щелью без единой кровинки, впавшие глаза. С трудом вспоминалась дорога до города и в самом городе. Но как-то же он доехал… И, видимо, невзирая ни на что, обошлось без происшествий.
Дочери не было дома. Он поискал записку. Обычно Лида оставляла сообщение на трюмо.
Но не в этот раз. Конечно. Когда дома проблемы, трудно дождаться от кого-либо поддержки и понимания.
Мне ничего не нужно, пусть занимаются своими делами, а я займусь своими… Эта мысль выползла из мрака, словно какая-то фантастическая тварь, покрытая ядовитой слизью. Виктор отметил ее появление и поморщился. Он добрался до телефона в гостиной и прослушал автоответчик. Пришло три сообщения, не особенно важных. От Лиды ни слова. Чем она занимается? Виктор взял сотовый и хотел позвонить дочери, но тут же спросил себя: зачем? У девчонки много дел… И у него не меньше – и первое из них состоит в том, что он собирается как следует выспаться. Может быть, его видения объясняются микроскопическим нервным срывом, совсем незначительным; и причина – в переутомлении. У каждого есть свой способ расслабиться – или несколько. Виктор не выпивал, чтобы почувствовать легкость и прилив сил, этот метод был не для него. Лучше всего спать. Самая естественная вещь. Завтра он возьмется за свои дела с новыми силами – и тогда уж… Виктор снял рубашку, бросил ее на диван, чего никогда не делал, и пошел в ванную комнату, улыбаясь во весь рот.
Как все-таки хорошо одному. Никто не смотрит в спину и не корчит недовольные гримасы.
Никто!
Наталья вошла в комнату и увидела включенный телевизор, бросающий в сумерках по углам живые тени. Снаружи бушевала гроза, а Олегу будто было все равно, что происходит. Хотя, может быть, и так. Кто знает, какие мысли бродят у него в голове… Наталье сделалось жутко, она спросила себя: зачем ты пришла? Воспользовалась грозой, во время которой тебя никто не увидит, и пробралась в его дом…
Где же Олег? Она звала его из сеней, но он не откликнулся. Поэтому Наталья вошла. Позвала снова, по имени. Никакой реакции. Наверное, его не было дома.
«Куда можно уйти в такую грозу?»
– Олег?..
Снаружи грохотал гром. Интенсивная смена цветов и кадров в рекламном блоке вызывала резь в глазах. По комнате носились тени, порожденные телевизионным безумием.
Наталья подошла к креслу, стоящему спинкой к двери, и увидела руку, которая свешивалась с левой стороны. Под рукой, на полу, стояла бутылка из-под пива.
Наталья прокралась к самому креслу, не зная, как привлечь его внимание. Олег спал, склонил голову к правому плечу.
– Олег!
Он вздрогнул, дернулся всем телом, вскочил.
– Кто это?
В сумерках на Наталью уставились блестящие ввалившиеся глаза. Рот Олега перекосился.
Он был напуган.
– Я… Это я.
Олег вздохнул, провел рукой по своему горлу, взгляд его потух.
– А… Как ты вошла?
– Открыто.
– То есть, зачем тебе здесь быть?
– Гроза на улице, – зачем-то сказала Наталья. Пока она бежала к дому, яростный ливень успел вымочить ее. Она убрала за ухо мокрую прядь волос.
– Да, что-то льет.
– Извини, что я тебя разбудила.
Он махнул рукой: дескать, не говори чушь. Теперь в своей обычной манере прятал глаза, присматриваясь к тому, что рождено в недрах собственного сознания.
– У меня болела голова, я выпил пива, но это не очень помогает. – Олег поднял с кресла пульт и выключил телевизор. Комната канула в темноту. За окном шумел дождь, ветер рвал листву, ветки трещали. Наталья ощутила, как сердце бьется у нее в горле. Она различала силуэт Олега, стоящего напротив нее. Их разделяло кресло.
Мы словно ненормальные любовники, толком не знающие, как себя вести… и боящиеся признать то, что совершили… У меня в романе это есть, подумала Наталья. «Тариф на нежность и страсть». Жизнь повторяет фантазию.
– Ты пойдешь сегодня на обход особняка?
– Пойду. Я ведь должен.
– В такую погоду?
– Скоро дождь кончится, – сказала Олег. Он точно знал.
– Я хочу пойти с тобой.
Олег помолчал, затем в темноте послышался его негромкий смех, показавшийся Наталье зловещим. С тех пор, как я его увидела, он изменился. За каких-то два дня. Она вспомнила, что говорил Олег: своим строительством они переворачивают жизнь этих мест вверх ногами, разрушают сложившийся порядок… Наверное, он имел в виду нечто другое, учитывая историю с особняком. Они рушат установленные границы, разделяющие владения дома и владения людей, живущих поблизости.
Олег, вероятно, видел в ней врага не только своих привычек, но всего уклада, к которому привычны местные жители. Враг.
– Зачем тебе туда? – спросил он.
– Я хочу посмотреть…
– Ты можешь посмотреть днем. Ночью будет не до шуток. Вода просачивается через крышу и постоянно подмачивает балки и полы. Если ступишь куда-нибудь не туда, сломаешь ногу. Или провалишься в дыру. И что произойдет?
– Я не собираюсь подниматься на второй этаж, – пообещала Наталья.
Этот разговор в темноте был ей неприятен. Совсем рядом сверкнула молния, и ее голубоватый свет на миг ворвался в комнату. Вытянутое, бледное, точно у вампира, лицо Олега появилось из густых сумерек и пропало. Олег смотрел на нее.
– Все равно – идти туда нельзя.
– Возьми меня с собой. Вдвоем будет веселее, – сказала Наталья.
Олег вздохнул, его плечи опустились, точно под воздействием большого веса. Он думал о костях, лежащих на чердаке. Скоро в его коллекции будут и другие. Так, глядишь, наберется целый скелет.
Она хочет в дом. Зачем ей это запрещать? В конце концов, правда в том, что вдвоем не так жутко приближаться к этим покореженным временем стенам.
Олег включил в комнате свет. Гром расколол небо над крышей дома. Однако, кажется, ливень начал стихать.
– Я пойду в двенадцать часов, – сказал Олег.
– И я…
– Иди, но вряд ли ты получишь то, что надо.
Откуда ему знать, что мне надо, подумала Наталья. Но, с другой стороны, я-то сама знаю? Решив попроситься сходить к особняку вместе с Олегом, она думала о подземелье, том самом. О его черноте и запахе, который идет оттуда. О его предназначении.
Я хочу спуститься туда? Да я просто рехнулась! Я не сделала этого даже днем, когда вокруг было полно солнца…
Наталья представила себе спуск в подвал, кирпичный свод наклонного туннеля, ступеньки. Скелеты крыс под ногами. Когда на них наступаешь, раздается легкий хруст. Черепа маленьких тварей рассыпаются в прах.
Может быть, это и есть самое подходящее время посмотреть в глаза страху. Побороть его. Поиграть на его территории по его правилам…
И никогда не выйти оттуда?
Нет! Что бы ни происходило в особняке, так далеко в своих фантазиях заходить не стоит. Наталья поглядела на Олега, раскуривающего сигарету. Она попросила одну. Он протянул пачку.
– У меня есть две энцефалитки и резиновые сапоги. И два фонарика. Без них не пойдем, – сказал он.
Виктор услышал сквозь сон какой-то звук и поднял голову. В комнате были наглухо задернуты шторы. Закрыта на замок дверь.
Сумерки успокаивали – именно это Барышеву и было нужно. Забытье.
Гроза была недолгой и ушла на юго-восток. Но даже если бы гром продолжать греметь над самой головой Виктора, ему было бы наплевать. Усталость все еще сковывала его тело (когда он лег, то все на него навалилось разом – обиды, физическое истощение, нервное напряжение…), поэтому проснуться было непросто. Разбудил Виктора странный звук. Неизвестно, правда, было это во сне или наяву.
Что это? Может, вернулась Лида и стала шуметь? Виктор опустил голову на подушку (он лежал на диване в своем рабочем кабинете, укрывшись пледом) и подумал, что день сегодня выдался тяжелый. Даже странно. Раньше ему доводилось не спать сутками – на это просто не было времени, – а теперь обычный день, в течение которого он не особенно и напрягался, выжал из него все силы.
Но ведь мне даже не тридцать лет. Тогда я мог, а сейчас… Мне сорок четыре, так что нечего глупые вопросы задавать. Возраст.
Ладно, если придет Лида, она как-нибудь о себе позаботится. Взрослая девочка.
А вечером, так и быть, они обсудят последние новости.
Как хочется спать… Ну и что он слышал? Виктор стал вспоминать. Что-то снилось. Противное. Холодное и темное. Он куда-то пробирался в сумраке, не зная, что ему нужно среди сырости и вони, а потом раздался этот проклятый звук. Во сне. Звук, похожий на постукивание костяшек.
Костяшки? Кости? Что только не приснится от усталости! Особенно в этой атмосфере… где одна сплошная подозрительность. Жена. Сторож. Хозяйка в доме, где живет Наталья… как бишь ее там? Шведова. Все они наверняка думают, что он просто рехнулся, когда вбил себе в голову эту идею. Еще можно понять недоверие и ненависть чужих, но его собственная жена!.. Это удручало Виктор больше всего.
Кости.
Виктор улыбнулся во сне, устроился поудобнее, поднял ноги к животу, как спал в детстве, а одну руку засунул под подушку. Вот так хорошо.
Лида открыла своим ключом и вошла в квартиру. Увидев туфли, оставленные отцом (брошенные), она улыбнулась. Девушка поставила рюкзак (я уже не в школе, поэтому надо быть аккуратней) и прошагала на кухню. Выпила большой стакан минеральной воды. Без мамы было скучно. Когда какой-то человек, к которому ты привык и перестал замечать, вдруг уезжает, сразу становится как-то неуютно. Эту ночь Лида спала плохо. Ее жизнь меняется, и это не может не отражаться на психическом состоянии. Она справится, ерунда. Лишь бы у родителей было все нормально.
Девушка решила позвонить маме, но подумала, что уже поздно. Эсэмэс посылать не имеет смысла – Лиде хотелось слышать ее голос вживую. Тогда позвонит завтра утром.
Она вошла в гостиную и увидела, что рубашка и ветровка отца валяются на диване. Там же, криво примостившись возле подушки, торчала кожаная папка с бумагами. Лида не могла понять, на самом ли деле видит это. Отец никогда так раньше не делал. Все бумаги, все, что относилось к работе, он всегда относил к себе. А одежда! Брошенная комом рубашка, ветровка. Точно две тряпки. Лида считала отца одним из самых аккуратных людей в мире, по крайней мере, он всегда был для нее примером, как себя вести дома и на людях. А тут что случилось?
Он может быть пьяным. Отметил что-нибудь с приятелями… Лида не поверила в эту версию. Она ни разу не видела его выпившим настолько, что это было заметно. Два раза – и воспоминания эти не были туманными – от него пахло пивом, но никаких изменений в поведении не обнаруживалось. Лида точно это знала. Но, с другой стороны, время идет, привычки могут меняться.
Лида взяла ветровку и рубашку и отнесла их в прихожую. Пожалуй, рубашку надо положить в корзину с грязным бельем. Она пропахла потом и дезодорантом. По пути в ванную Лида свернула к рабочему кабинету отца и прислушалась. Там было тихо. Ясное дело, он спит. Девушка еще подождала.
Он потому не мог напиться со своими приятелями, что ездил сегодня за город. Там у него важная работа. Да и мама бы не дала ему так расхолаживаться.
Лида решила не ломать себе голову над тем, что ей неизвестно. Она вернулась на кухню и разогрела в микроволновке пиццу, два больших куска, оставшихся от вчерашней заказа на дом. Почему-то ей нравилась старая пицца. Было в ней, по ее мнению, что-то особенное.
Еще какое-то время девушка смотрела телевизор, поедая конфеты, и легла спать без пятнадцати двенадцать.
Наталья сунула ноги в старые резиновые сапоги, выпрямилась и посмотрела на Олега. В сенях горела лампочка без колпака. В ее ярком свете тени казались резкими, а лицо Олега походило на восковую маску тонкой работы. Из овала капюшона на нее смотрел изможденный человек. Что же с ним происходит? Будто он морит себя голодом. Есть такое психическое расстройство – анорексия. Может быть, в нем дело? Олег – странный человек, возможно (даже точно), у него психологические проблемы, обостряющиеся в периоды депрессии. Анорексия, насколько Наталье было известно, вполне хорошо себя чувствовала рядом с депрессивными состояниями.
Наверное, у меня такая же нелепая физиономия, подумала Наталья, представив их со стороны. Два человека в брезентовых куртках с капюшонами, защищающими от комаров и прочего лесного гнуса. В таком виде они вдвоем отправятся обследоваться особняк. Впрочем, вряд ли Олег разрешит Наталье войти внутрь, но уже сам факт приводил ее в состояние возбуждения. Она чувствовала страх и азарт.
Ты ведешь опасную игру…
Здесь все играют так – не надо сваливать все на меня!
Олег вручил ей фонарик с длинной ручкой. Себе взял тот, что короче.
– Что ты сказала тете Ирине?
– Кому…
– Ирине Михайловне.
– А… Да ничего не сказала. Вернее, что пройдусь, подышу воздухом.
– А про дом? – спросил Олег.
– Про дом ничего.
– Ладно, для всех мы просто гуляем после дождя.
– Хороша прогулочка – ночью, – хотела пошутить Наталья и засмеялась. Олег ответил ей мрачным взглядом из-под светлых бровей.
– Я-то делаю свою работу… – сказал он, словно в чем-то ее упрекая. – А ты развлекаешься.
Наталья ощутила возмущение.
– Вообще-то, я хозяйка этого дома. Пока формально, но в будущем стану. Не сомневайся! Да и потом – муж поручил мне заниматься делами стройки, так что тебе не отвертеться: я иду делать инспекцию объекта. А ты – мой работник. – Наталья улыбнулась. Олег покачал головой, проверил свой фонарик и ничего не сказал. Что может пробить скорлупу вокруг этого человека, подумала Наталья. Если даже секс не сделал его для меня более понятным, близким. В голове не укладывается.
Но он прав – они идут в плохое, скверное место, меньше всего пригодное для прогулок и свиданий. Прежние прогнозы Натальи, похоже, сбываются. Особняк – не просто старый уродливый дом, представляющий историческую ценность (что, впрочем, спорно – эксперты не дают однозначных оценок); особняк – место, где происходит нечто скверное. Происходило в прошлом и продолжается (возрождается) в наши дни.
– Пойдем, – сказал Олег, выключая свет сенях.
Они вышли на крыльцо, сапоги застучали по старым доскам. Наталья спустилась во двор. Дождь прекратился минут двадцать назад, небо расчищалось, ветер гнал тучи на юго-восток. Стало немного светлей.
Олег закрыл дверь, сунул ключ под коврик и повернулся к Наталье. Ее пробрала дрожь. В этот момент она чуть было не отказалась от этой затеи. В лесу прокричала какая-то птица. Треснула ветка. Я не боюсь! Я взрослая женщина, не ребенок! Это всего лишь обход строительной площадки, ни больше, ни меньше.
Они миновали калитку, Олег прикрыл ее привычным движением. Потом мимо кустов волчьей ягоды и направо, в сумерки. Под ногами чавкала грязь, улочку, проходящую через дачный поселок, развезло. Наталья смотрела на погружающийся во тьму лес и подумала, что никогда в жизни не была в нем после захода солнца. Да, так получилось. Еще неделю назад она не могла предположить, что пойдет туда по своей воле; более того, по собственной инициативе. Олег, конечно, не разделяет ее энтузиазма, но это неважно. Вероятно, Наталья пыталась что-то доказать самой себе. А это, учитывая то обстоятельство, что она всегда жила в тени мужа, не так уж и плохо… С этими мыслями Наталья шагала вслед за высокой, чуть сутулой фигурой Олега. Он вел ее какими-то тропинками, изобилующими поворотами и глухими участками, когда приходилось спускаться в низины и где кусты с обеих сторон почти смыкались ветвями. Стоило задеть их, как с листьев с шуршанием обрушивались на голову потоки холодной дождевой воды. Если бы не капюшон куртки, Наталья давно бы вымокла. Во влажной лесной чаще было трудно дышать. Насыщенная влагой земля не жалела испарений. В густом сумраке вились насекомые, но Наталья почти не чувствовала их. Комары не могли прокусить брезент, а до лица они, видимо, не долетали.
Олег шел не включая фонарик. Ему был известен здесь каждый камешек и каждая травинка. Наталья прониклась к нему благоговейным уважением. Кто я для него? Враг? Правда ли то, что он говорил… Но даже если Олег так думает по-настоящему, я не могу нести ответственность за Барышева. Не моя была идея насчет особняка.
Грязь произвела под ее ногой громкий влажный звук. Почти неприличный. Наталья вспомнила, как занималась сексом с Олегом на лесной тропинке.
Я не хочу все время оправдываться. В конце концов, я ему ничего не должна, подумала она тут же с новым чувством – ревностным гневом.
Она шла еще минуту молча, стиснув зубы и переживая это новое ощущение, казавшееся раньше незнакомым, а потом решилась нарушить молчание:
– Олег, не иди так быстро. Пожалуйста.
Он остановился. Включился фонарик. Луч скользнул по влажной земле, по зарослям – в них сверкнули, точно россыпь алмазов, капли дождя – а потом остановился на лице Натальи.
– Хочешь вернуться? – спросил Олег.
С ума сойти, я тут, в глуши, с незнакомым человеком!
– Не хочу.
Мне и помощи-то ждать неоткуда! Он завел меня невесть куда…
– Нам нельзя идти тем путем, как днем, понимаешь.
– Почему?
– Так надо…
– Не понимаю.
– Ты городской человек.
– А, вот оно, ключевое понятие: городской человек. Ну да, все правильно, я живу в городе, всю жизнь жила, с детства. И что с того? Можно подумать, я умственно отсталая и не пойму, если мне расскажут, в чем дело, – сказала Наталья. – Так ты считаешь?