Тихомиров Артем. Русская готика

   – Где-то кости убитых лежат до сих пор, – сказала она.
   – Что будет, если твой муж раздумает восстанавливать дом?
   – Раздумает? О нет, такого не может быть. Он маньяк. Скорее небо на землю упадет. Это настолько для него принципиально, что он пойдет по трупам, лишь бы добиться цели… – Пойдет по трупам. – Ты только посмотри, что там твориться сейчас! Пути назад не будет… Или мы разоримся, или дом станет таким, каким надо.
   – И это никак нельзя остановить?
   – Почему ты спрашиваешь? Я же говорю…
   – Дому нужна кровь. Он хочет убивать. Как раньше, – сказал Олег. – Те, что умерли в девяносто пятом, были только на закуску… Дом уже почувствовал аппетит. Кажется, ему именно это нужно, а не…
   – Что? – Сигарета в пальцах Натальи задрожала.
   – Ему не надо быть красивым и современным. Ему нужны жертвы. Я знаю. Чувствую.
   Олег уперся руками в край столешницы. Наталья испугалась, что ему плохо, и подошла ближе, готовая поддержать (человека, которого она хотела даже в эту минуту…).
   – Олег.
   – Кости костями, но лучше бы, чтобы строительство прекратилось… Что-то произойдет. Ты ведь предчувствуешь…
   – Да. – Это была правда. Все сводилось к этому. Все мысли, все кошмары и нелепые страшные мысли. Олег выразил именно то, что было у нее внутри.
   Пока дом ждал, копил силы и, возможно, выискивал жертву. Старое чудовище пробудилось.
   – Так что же делать? – спросила Наталья.
   – Не имею понятия. Наверное, ничего. Это дело твоего мужа.
   – Значит, и меня оно касается.
   – Знаю.
   Не глядя на нее, Олег занялся салатом. Он был голоден. «Зря я завел этот разговор. Теперь она не даст мне покоя. И будет увиваться за мной, пока банкир не узнает, что у нас кое-что было…» Олег бросил в салатницу большую ложку майонеза, тот шмякнулся, словно ком жидкой грязи.
   – Ты будешь есть? – спросил он.
   – Нет, спасибо.
   – Смотри.
   – Олег, что нам делать?
   – Ну что ты от меня требуешь? – спросил он, разозлившись. – Чтобы я принес себя в жертву этому дому? Повесился в холле? Так те трое?..
   – Не знаю, Олег, – покачала Наталья головой.
   – Тогда не говори больше об этом. Если что-то произойдет, мы не будем в этом виноваты…
   Олег отвернулся, открыл холодильник, чтобы достать банку тушенки. В этот же миг он услышал шаги. Наталья вышла из кухни, пересекла коридорчик и оказалась в сенях. Олег выглянул из кухонного окна. Наталья шла через двор.
   Дрожа, он сел на табурет и закрыл руками лицо.

12. Особняк (2)

   – Пап, привет, как поживаешь?
   Звонок дочери отвлек Виктор от работы, но он все-таки ответил.
   – У меня нормально. Дела… – сказал Барышев. Внутри его головы словно поселился рой жалящих пчел. Их настойчивые укусы призывали к чему-то, но он не имел понятия, что им понадобилось. Пчелы гудели, заглушая многие звуки в окружающем мире. Барышев откинулся на спинку мягкого кресла в своем кабинете и поглядел в окно, на запруженную транспортом улицу. Сколько раз он уже видел эту картину? Потоки машин. Безразличный ветер и дождь. Фигурки прохожих, маленькие, хрупкие. Только протяни руку и сожми их, чтобы пошла кровь и вылезли внутренности.
   – Слушай, я хочу к маме съездить. Проведать, как там она. Ну и отдохнуть малость.
   – У тебя что, нет занятий?
   – Нет, два дня свободных, – сказала Лида.
   Пчелиное жужжание перешло в злобный гул. Виктор помассировал глазные яблоки и отвернулся от окна, уставясь на дверь. По лбу бежали блестящие струйки пота.
   – Не думаю, что можно, – сказал Виктор.
   – Как это?
   «Она считает, что мое разрешение только формальность? Ошибаешься, деточка!»
   – Мама занята, у нее сейчас масса дел. Масса! Важных дел!
   – Я не буду ее отвлекать, просто поговорю и…
   – Нет, – сказал Виктор, улыбнувшись.
   – Пап!..
   – Ты не знаешь, что постороннее присутствие там нежелательно!? Работа только-только началась. Все еще… очень зыбко… – прибавил он почти что шепотом, будто доверяя тайну.
   – Ничего не понимаю, – произнесла дочь.
   Виктор вспомнил, что она застала его ночью сидящим в темноте на кухне… и испугалась. Она и должна, обязана бояться… Слово Барышева закон! Что там Лида бы себе ни вообразила, она не сможет ему помешать! Наталья утверждала, что их дочь пошла в него, но она не права. Лида только прикидывается. Цель ее ему неизвестна (пока), но все это не будет продолжаться вечно. Лида – очень ненадежное звено, не правда ли? Теперь-то совершенно ясно… Ночью он много думал, взвешивал, прикидывал.
   Барышев запустил руку в волосы, нарушив укладку, сжал кулаки, дергая себя за светлые пряди.
   – Я сказал, что тебе нельзя ехать. Сейчас, по крайней мере.
   «Она – шпионка Натальи. Вот в чем закавыка! Моя пятая колонна!»
   – Папа, ты, по-моему, не понимаешь. Я просто еду повидать маму. Я… да не собираюсь я приближаться к твоему дому! К стройке этой! Ты чего?
   Твоему дому…
   – Лидочка, ты меня не слушаешь. Это очень плохо… Я тебе запрещаю. Пока нельзя.
   – Папа, я же…
   – Ты никуда не поедешь, мерзкая дрянь!!! Не смей мне перечить!!! – заорал он в трубку что есть сил. За секунду до крика, пчелы в его голове, кажется, превратили мозг в кашу.
   Наступила тишина. Виктор вынырнул из серо-багрового облака ярости и ждал.
   – Дурак! Кретин! – донеслось из трубки.
   Лида отключилась.
   Он никогда в жизни не кричал на нее, на свою папину дочку. Что такое? И она отрубила связь сама, за ней осталось последнее слово!..
   Виктор встал из кресла, взял телефонную трубку в руку наподобие ножа и стал ритмично, все увеличивая силу, долбить им по столу. На пол полетели мелкие предметы. Виктор бил телефоном о пластик, пока его корпус не затрещал и не треснул пополам. Потом Барышев бросил его на пол и принялся топтать.
   При этом он не издал ни единого звука. Испуганная секретарша вошла в кабинет, посмотреть, что происходит, и увидела банкира, стоящего у окна. Разбитый вдребезги сотовый валялся на ковровом покрытии среди прочей мелочевки.
   – Виктор Сергеевич, что случилось? – спросила девушка.
   Он повернулся. Прическа сбилась, глаза блестели словно две лампочки, но на губах была нормальная улыбка. Почти нормальная.
   – Я тут немного намусорил. Будь любезна, прибери, пожалуйста, а я пройдусь.
   Секретарша кивнула. Она была уверена, что сейчас он накинется на нее и начнет бить головой о стену.
   Виктор взял со спинки стула пиджак и вышел из кабинета, насвистывая. В ближайшем салоне связи он купил новый сотовый и тут же подключил его.
 
   Лида подошла к машине, стоящей у подъезда, и забралась на сиденье рядом с водителем. Шофер, недавно нанятый Барышевым, поздоровался и спросил, куда ехать. Лида объяснила. Он кивнул: все ясно – туда, где сейчас живет хозяйская жена.
   Машина развернулась и миновала пост охраны со шлагбаумом. Лида бросила сумку на заднее сиденье и пристегнулась, отвернувшись в окно. На ее щеках был румянец. Обычно он появлялся в моменты, когда градус гнева превышал норму. Лида была зла. Чертовски зла. Ее так и распирало от ярости.
   Отец наорал на нее. В первый раз в жизни – раньше, что бы ни случилось, он себе подобного не позволял. Во всех конфликтах они находили общий язык гораздо легче, чем с матерью. Казалось, что это их сближает и лишний раз доказывает, что Лида – папина дочка (значит, все было только фикцией?). Эта истерика отца неоправданна, бессмысленна… Лида чувствовала себя униженной – точно ей при всем честном народе отвесили оплеуху. Что плохого в том, если она поедет повидать мать, скажите на милость?
   Мерзкая дрянь!!!
   Это уже ни в какие ворота не лезет. Похоже, ее отец начинает сходить с ума. Как же иначе объяснить его вспышку? Накануне Лида нашла его на кухне, сидящего в темноте с таким лицом… словом, она подумала, что с ним плохо… А сейчас еще и это. Грязное несправедливое оскорбление от человека, которого Лида считала примером для подражания.
   Машина выехала на проспект, и шофер – молодой парень, поглядывающий на хмурую девушку, кусающую губы, – прибавил газу. Лида смотрела наружу, видя лишь смазанный фон, образуемый проносящимися мимо автомобилями, и сражалась со слезами. В горле появлялся ком, и начинало щипать в носу всякий раз, когда она вспоминала рев отца в трубке.
   Нет уж, теперь я назло поеду, решила Лида после разговора. В другой ситуации такого протеста в ней бы не возникло. Ну, поспорили бы они, ну и что? Сейчас же она просто не может послушаться…
   Мерзкая дрянь!!! Не смей мне перечить!!!
   «Ну и подонок! Скот! Как можно мне такое говорить?» Лида швырнула трубку телефона на диван и несколько минут мерила комнату шагами, пытаясь успокоиться. Она ждала, что отец перезвонит, но ничего не дождалась. Ох, она бы высказала ему все… Он получил бы такой ответ…
   Поняв, что продолжения разговора не будет, Лида решила, что сегодня дома не останется. Она поедет. Пускай отец, вернувшись, хоть всю квартиру разнесет в щепки. Ей плевать. Собрав все необходимые вещи в спортивную сумку, Лида вызвала шофера. Тот появился через десять минут – и за это время девушка вся извелась. Ей чудилось, что отец сейчас откроет дверь квартиры и закатит ей скандал. Лида поняла: она боится. Как только поступил сигнал от шофера, девушка помчалась вниз. У нее появилось чувство, что она уходит от погони, спасается от чего-то, что может причинить ей боль… «Или убить».
 
   – Сделаю крюк, – сообщил шофер.
   Лида повернула к нему голову, толком не расслышав.
   – Пробка, – сказал он, указав вперед. Машина свернула на боковую улицу и помчалась в тени серых пятиэтажных домов. Лида не возражала.
   «Ладно, позже мы поговорим, – решила она, – и о «дряни», и о том, перечить или нет…» Она подумала о матери, которая, по ее мнению, никогда не оценивала отца по-настоящему. А может, дело вовсе не в этом – не в материных капризах? Знает ли она что-нибудь такое про него, о чем Лида не имеет представления? Хороший вопрос, на миллион рублей. Между ними бывали стычки, иногда очень жесткие; родители будто стремились нанести противнику как можно больший моральный урон, они были безжалостны. Лида, как правило, не занимала ни одну сторону, хотя симпатии ее принадлежали отцу. Одно время девушка считала, что зачинщик скандалов ее мать, и была зла на нее (пусть никогда и не говорила об этом). Сейчас Лиде начало казаться, что она неверно оценивала расклад сил. Может быть так, что мама только защищалась? «Выходит, я ничего о нем не знала… И об этих… причудах… С тех пор, как появился особняк, все стало ненормально».
   – У вас есть закурить? – спросила Лида у шофера.
   – Крепкие. – Он вынул из нагрудного кармана пачку сигарет.
   – Без разницы.
   Лида запустила пальцы в пачку. Оказывается, бывает, что не так и просто достать сигарету. Девушка обругала себя и улыбнулась водителю.
   Он же отметил про себя, что эта потрясающая блондинка еще красивее, когда злится.
 
   Наталья вернулась на стройплощадку в восемь пятнадцать вечера, чувствуя себя уставшей на все сто процентов. Григорьев позвонил и сообщил, что на сегодня работы закончены и все уезжают.
   Пространство вокруг особняка все больше обживалось людьми. Стройматериалов прибавилось. Экскаватор начал рыть траншеи для прокладки ветки водопровода. Завтра приедет кран, чтобы ставить столбы для электрокабелей и поднимать на крышу новую кровлю. Повсюду на пологом холме виднелись следы от грузовиков. У западного края площадки уже высится приличная куча мусора, включая спиленные деревья. Когда Наталья появилась у дома, Старостин и еще пять мужиков обрубали топорами ветви с лежащих стволов и носили их к старому грузовичку. Старостин поздоровался с ней, остальные хмуро оглядели новую «хозяйку», дымя сигаретами и продолжая работать.
   – Нам разрешили взять все, что нам понадобится, – сообщил старик. – А ветви хоть зимой пригодятся для печки, когда отопление отключают. Или еще для чего – найдем.
   Наталья кивнула и поглядела через плечо. Рядом с особняком из машин остался только экскаватор – уснувший железный мастодонт, выкрашенный желтой краской. Ковш, выпачканный в земле и глине, уперся в траву, вонзил в дерн зубы.
   – Там вон еще кирпичики кое-какие целые валяются. Мы возьмем?
   – Да, пожалуйста, – ответила Наталья.
   Старости почесал лоб, пригладил редеющие волосы, надел кепку обратно. Наталья подумала, что, пожалуй, Олегу придется держать ухо востро. Местные смекнули, что здесь есть чем поживиться. Сейчас они работают при свете дня, копаясь в строительном мусоре, а что будут делать ночью? Рано или поздно они поймут, что от заката до рассвета сторож не может здесь находиться.
   «Вот еще проблема, о которой я должна думать, – проворчала про себя Наталья. – Словно мне нечем больше заняться. Надо было тогда вооружить нас с Олегом берданками и организовать вооруженный пост охраны». Взгляды, которые бросали на нее местные мужики, ей не нравились. Ну-ну, видали мы таких – ходит тут, городская тетя-Мотя… «Во всяком случае, они не упустят возможности проверить нас на прочность. Пока вокруг особняка не вырастет бетонный забор, мы не почувствуем себя в безопасности».
   – Вам тут нравится, – сказал Старостин. Он не спрашивал – утверждал.
   – В общем, – ответила Наталья.
   – А на озеро ходили? Купались?
   – Нет еще.
   – Сходите. Хорошие есть места… Покупаться, позагорать.
   Старости смотрел на нее из-под низко надвинутого козырька кепки.
   – Ничего странного не замечали здесь? – спросил он.
   – Какого странного?
   – Да вам, поди, Шведова-то, Ирина-то, говорила.
   – О чем?
   – А хотя бы про дом. Тут ведь привидения, бывает, водятся. Да!
   – И что же они делают?
   – А пес их знает… – Старостин закурил. Один из его приятелей уронил здоровенную колоду на землю, не донеся до кузова, и сматерился. – Привидения пугают, воздействуют. А слышали, что дом вот этот то появляется, то исчезает?
   – Ну слышала, – признала Наталья.
   – В этот год, можно сказать, он спокойный, хотя, кто знает, чем ваша затея закончится. Сам видел… Исчезает временами – словно и не было. Потом появляется на том же месте. Или немного в стороне. Не сидится этой старой развалине на месте. – Старостин ухмылялся, и Наталью это просто бесило. – Вот и бродит и бродит…
   – Не говорите ерунды. Дома не ходят.
   – Обычные – нет, а этот – ходит.
   – Что в нем необычного?
   – На нем проклятие… Городские люди не верят в такое, да? Но нам тут лучше знать. Нам приходится жить здесь. Вы знаете его историю, да? О людях, которые пропадали тут сто лет назад, больше ста, если точно.
   – Ну, примерно…
   Старостин уже не шутил. Неизвестно, пробовал он напугать ее или просто хотел предостеречь от чего-то.
   – Они там. – Старик указал на дом. – Все еще где-то там. Я слышал байку, что большевики собирались использовать дом под госпиталь и склад с оружием, но… ни хрена у них не вышло. За одну ночь здесь пропал целый вооруженный караул из десяти человек. И автомобиль их пропал. Искали их долго, даже озеро у берега прощупали, но никаких следов не нашли. Ни единого маленького чертова следа. Кое-кого из местных подозревали, что они в здешних лесах организовали банду и прикончили караульных… Но понятно – ничего все равно не узнали, а потом… Об этом грязном местечке забыли. – Старостин глянул на дом. – Не шутите с этой старой развалиной. Я серьезно… Один раз я заплутал вот прямо здесь. Ну, принял на грудь, день рождения у меня был, пьяный пошел прогуляться вечером. И часов пять ходил вокруг этого холма. Кричу, ору… а звук будто в яму проваливается. Никто меня не слышал. Не будь я под мухой, может, и не вернулся бы. Потом все-таки дом меня отпустил… Я пришел к себе, выпил еще пол-литра браги и отрубился. А чувство, что меня… в общем, как в дерьме свинячьем извалялся. Только не знаю, для чего вам это грязное местечко…
   – Это мой муж строит, – ответила Наталья.
   – Ага. Деньги вкладываете. Как это называется? Инвестиции… – Старостин рассмеялся. – Да только не туда несколько. Валите отсюда, пока не поздно. Мой совет. От чистого, так сказать, сердца.
   – Я учту, – кивнула Наталья. – А что, в этот год… особняк ведет себя не так? Тише, вы сказали?
   – Вроде как. Но вы не думайте, что он станет лучше. Не будет этого никогда… Горбатого могила исправит. – Старостин пожал плечами. – А этот или взорвать или сжечь…
   – Санек, иди подсоби, хватит базарить! – крикнули ему от машины.
   – Да иду, – махнул рукой Старостин. – В общем, глядите. Ничего хорошего вы от него не получите. Местные говорят, что вы просто с мужем два свихнувшихся дурака. Приехали, разворошили осиной гнездо. И ведь если бы попало только вам! А вдруг не только? Кому охота из-за вас пострадать?
   – По-моему все это сказки, – ответила Наталья. А про люк он знает? Спросить? – Мы тут чужаки, это я понимаю. Но зачем же городить такой огород? Мы никого не трогаем, у нас все законно. Ничьи интересы мы не ущемляем.
   – Нет, не понимаете вы. – Старостин махнул рукой, отвернулся и пошел к своим приятелям, намекая, что больше не намерен продолжать разговор. Наталья поглядела ему в спину со злостью. Все говорят одно и то же: строительство надо прекратить… Но разве сама Наталья против? С самого начала она протестовала против их семейного дела. Лично ей этот особняк ни к чему. Ее не прельщала перспектива стать новой дворянкой и даже пытаться приблизиться к чуждым стандартам. Муж говорит о семье, но подразумевает под этим совсем другое. Здесь на первый план выступает его честолюбие, оно правит бал, оно вынесено на знамя в новом походе к новым высотам карьеры… Вся жизнь Барышева – карьера. Давным-давно не существует на свете того человека, которого Наталья любила в первые годы замужества. Виктора словно подменили кем-то другим. Сегодня она несколько раз говорила с ним по телефону и не могла избавиться от чувства, что на другом конце линии с ней беседует чужак. Если соединить все, что Наталья успела узнать за эти дни, проанализировать все факты и повороты «сюжета» этой странной истории, картина складывалась тревожная.
   Ни у кого нет четкого понимания происходящего. И у самого Барышева тоже. Он действует, словно запрограммированный, движимый слепым желанием добиться своего… Хорошо, предположим, тут виноват дом, подумала Наталья. Тогда придется допустить мысль, что старая развалина в самом деле управляет ее мужем. «Ничего себе вывод! Впору самой отправляться к заботливым психиатрами. Даже если с этим домой связано что-то плохое, если даже там умерло большое количество людей, то разве дом от этого становится личностью? Может ли он что-то осознавать?»
   Продолжать строительство означает напитывать особняк жизнью, вкачивать в него энергию работающих здесь людей, всех – и Барышева, и Олега, и ее… всех без исключения. Они оказались связаны невидимыми узами, которые не так просто разорвать. Наталья ощущала себя частью какого-то непонятного заговора, в котором не было ни организаторов, ни цели. Это случило потому, что случилось. Судьба распорядилась так, и задавать вопросы не имеет смысла.
   Наталья стояла перед фасадом особняка, прислушиваясь к назойливым песням комаров, вьющихся у ее головы.
   Что-то должно произойти. Вопрос напрашивался сам собой: чего хочет особняк? Если принять версию, что это не просто груда строительного хлама, то что ему нужно? По словам Олега – кости и мясо, кровь. Жертвы… Дому-чудовищу необходима жертва. Человеческая кровь. Может быть, этого только и не хватает ему, чтобы расправить плечи. Дому нужна смерть. В девяносто пятом году, когда умерли женщина и две девочки, все прекратилось. А что будет сейчас?
   Наталья обошла сложенный штабелем брус, фанеру и утеплитель. В коробках, поставленных в холле, были краски, растворители, ацетон. В воздухе витал слабый запах химии. В углу Наталья заметила две канистры с бензином.
   Она остановилась у парадного входа, испытывая почти паническое ощущение, что сейчас кто-то набросится на нее из-за угла.
   Если это особняк, а не ее воображение, то он, конечно, следит за тем, что она будет делать. Если старая развалина обладает каким-то разумом, тем, что лежит за пределами привычного мира, она, возможно, читает человеческие мысли…
   «Прояви себя, дай понять, чего добиваешься, груда мусора, – подумала Наталья. – Хватит в прятки играть!»
 
   Лида объяснила шоферу, куда нужно ехать, но все-таки они дважды свернули не туда и едва не заблудились. Девушка подумала, что, наверное, не совсем точно поняла объяснения матери. Так или иначе, в поселок они приехали только спустя четыре часа. Дорога измотала их обоих, но шофер отказался остаться и передохнуть. Сказал, что должен быть на месте, если Барышеву вздумается его вызвать.
   Машина остановилась у въезда в поселок. Лида вышла наружу и потянулась. Теперь самое время позвонить матери. Пользуясь передышкой, шофер тоже вылез на дорогу покурить. Попинал передние шины. На чьем-то дворе хрипло и протяжно завыл пес.
   Поднялся ветер, зашумели кроны сосен, растущих вокруг поселка и по обеим сторонам дороги. Тучи украли значительную часть вечернего света – стало неуютно и тревожно. Дома, которые видела Лида, казались покинутыми. Где-то неподалеку затрещали ветви. Девушка вздрогнула. До сих пор она не могла поверить, что взяла и сорвалась из города сюда, в глухомань… Мало того, только теперь она задалась вопросом: а как тут может жить мама? Здесь же только фильмы ужасов снимать – никаких дополнительных декораций не понадобится.
   Лида улыбнулась этой мысли, но потом улыбка исчезла. Мама не отвечала на звонок. Шофер высунул голову из-под поднятой крышки капота и посмотрел на нее. Лида пожала плечами. Телефонные гудки уходили в пустоту.
   Очень хорошо, теперь ей придется возвращаться в город… и разбираться с отцом.
   «Бери трубку, мама, бери… Ну, такую идиотку надо еще поискать… Каким местом я думала всю дорогу? Если ее здесь нет…» Но куда мама могла деваться? У нее нет машины. В город ехать на электричке или автобусе – верх идиотизма, да и незачем это делать. Если бы она понадобилась папе, то он бы прислал шофера за ней.
   «Мама, возьми трубку!» Только тогда ее призыв был услышан. Мама ответила:
   – Лид, слушаю! Ты давно звонишь?
   – Порядочно… Как дела? – У Лиды колотилось в груди. Она посмотрела в чащу леса. Там двигались какие-то тени. Ветер метался в сосновых кронах.
   – У меня-то нормально, а ты? Ты где?
   – Я приехала. Я у въезда в поселок ваш!
   – Что-о?
   – Решила тебя навестить, да! Поэтому встречай, я не знаю, где дом, где ты остановилась.
   – Лид, ты с ума сошла, точно. Почему же ты не позвонила?
   – Сюрприз. Нет, серьезно – хотелось повидаться.
   Наталья шумно вздохнула. Не вовремя приехала я, подумала девушка.
   – Стой там, я приду. Ладно?
   – Договорились.
   Лида спрятала телефон в карман. Шофер посмотрел вопросительно.
   – Порядочек. – Девушка достала с заднего сиденья сумку с вещами. – Точно не хотите остаться? Передохнете часок?
   – Нет, спасибо.
   Он попрощался, сел за руль и завел мотор. Дорога, вбегающая в поселок, не была широкой, но ему удалось развернуться. Машина, просигналив, укатила в сумрак, пронизанный ветром.
   Включились фары. Лида увидела углубляющееся в пустоту световое пятно. Через пару минут оно почти исчезло, и девушка осталась одна, наедине с надвигающейся ночью. Она посмотрела в сторону домов, почти скрытых деревьями. Виднелись только крыши. В двух ближайших, по правую и левую руку от дороги, света не было. Пес замолчал. Больше, кажется, собак здесь не было. Странно, Лиде казалось, что в сельской местности в каждом дворе есть цепной пес.
   Мама все не появлялась. Лида сделала несколько шагов к домам, очень неуверенных шагов… и вдруг обернулась, убежденная, что кто-то стоит за спиной. Волосы зашевелились у нее на затылке. Секунду назад она увидела краем глаза человекообразную тень метрах в пяти от себя, за кустами. Тень метнулась под защиту зарослей.
   мне показалось… мне показалось, да… нет-нет-нет… никаких призраков, никаких теней
   Лиде вспомнилось странное и страшное лицо отца, сидящего на кухне. Ужас, испытанный ею только что, был схож с тем, что произошло ночью. Лида стала кружиться вокруг оси, стараясь не упускать ни одной мелочи. Ей чудилось: тени лезут отовсюду, из-за каждого куста, из-за каждого дерева… Снова что-то хрустнуло в лесу, рядом. Лида прижала ладонь к своим губам.
   никаких призраков… сюда никто не идет… никто не ломает ветви пробираясь через заросли… это ветер… приближается гроза, а при грозе всегда ветер
   Шаркнула земля под чьей-то подошвой. Девушка подскочила и обернулась. Перед ней стояла мать. Ее волосы были распущены, и их трепал ветер. Наталья держала себя за плечи, словно ей было холодно.
   – Привет, – сказала она.
   Лида подошла к матери и обняла ее.
   – Ты дрожишь вся. В чем дело?
   От Натальи пахло сигаретами, потом, не очень свежей одеждой.
   – Так тут у вас вон какая погода. Ветрина, – улыбнулась Лида.
   – Лето дождливое, да. А здесь грозы через день да такие жуткие бывают. – Наталья посмотрела на небо. Тучи уже сомкнулись над поселком. С минуты на минуту должен был хлынуть дождь. – Ладно, пойдем в дом. Я сказала хозяйке, что ты приехала. Она не против.
   «И даже не спросит про отца? А мне что сказать?»
   Наталья взяла дочь под руку и повела в поселок.
   – Мама, я не знала, что здесь так.