«Родовое гнездо»… Муж сказал, что сделает все возможное, чтобы оживить дом. В перспективе их ждет жизнь за городом, в огромном холодном склепе посреди леса. Так себе Наталья представляла результаты мужниного проекта. Но не это страшило ее. Виктор настоял, чтобы именно она занималась координацией работ по ремонту здания в его отсутствие. «Почему я?» – спросила Наталья. «Мне нужно на кого-то положиться, понимаешь. Ведь это семейное дело. Это наш дом, Наташа. Тебе всего и надо, что жить там и присматривать за рабочими, связываться со мной и докладывать, как дела. Я не могу посвятить этому все время… Понимаешь?» Наталья понимала. В первую очередь то, что ее вышвыривают на середину реки и приказывают плыть, зная, что она никогда не научится это делать. «Мы снимем дачу у местных – там рядом поселок – и ты проведешь какое-то время на свежем воздухе, на природе. Чем плохо? Много от тебя я не требую, – добавил Виктор. – Я поговорю с местными, найдется ли у них сторож, который будет следить по ночам за стройкой. И проблема будет решена. Я буду наезжать периодически, а потом возьму отпуск на неделю. И тебе помогу. Не бойся. Это важное дело. Мне нужна твоя помощь, Наташа». Ей было ясно, что это не просто просьба, основанная на ее чувстве долга перед семьей, а приказ, не терпящий возражения. За невыполнение таких приказов на войне расстреливают. Наталья запомнила глаза Виктора: две амбразуры в глухой стене, из которых светят ледяным светом два прожектора.
   Наталья согласилась и, кажется, ей удалось разыграть заинтересованность. Спустя несколько часов она лежала рядом с Виктором и думала о самоубийстве. Минут пять. Пьеса не шла и, наверное, не пойдет, муж не любит ее, дочь стала слишком похожа на него… Какие еще нужны причины, чтобы наложить на себя руки? Однажды Виктор назвал ее сумасшедшей. Он был прав. Ей давно надо обратиться к специалистам. На суицид Наталья не решилась, ее остановила новая мысль: что если именно такая перемена обстановки поможет ей вырваться из плена комплексов и патологической тревоги? …и ты проведешь какое-то время на свежем воздухе, на природе… Виктор имел в виду как раз ее состояние.
   Наталья встала с кровати и пошла в ванную. Она обдумывала свое положение, сидя на корзине с грязным бельем; затем отыскала пачку сигарету – длинных «Вог» – и закурила. У нее нет иного выхода, лучше смириться.
   Зазвонил лежащий рядом с листами пьесы телефон. Наталья взяла трубку. Лида. В глаза бросилась фраза из ремарки: «Ее движения выдают крайнюю нервозность, и Анна смотрит на Сашу…»
   Какое невиданное убожество. Наталья почувствовала боль и стыд.
   – Ты приедешь?
   – Да, минут через тридцать.
   – А потом?
   – Дома буду. Устала, – сказала Лида. – Занятия кончились.
   – Ладно. Жду. Давай.
   Наталья вернулась к плите, поставила на огонь сковородку, налила масло. Механические движения, пластика зомби.
   Лида собирается провести остаток дня дома. Странный неожиданный подарок. Особенно не приходится рассчитывать на ее внимание, но то, что дочь будет рядом, уже хорошо. Наталья почувствовала, что готова расплакаться.
   Испугавшись, что может впасть в истерику, она переключилась на свиные отбивные. Куски мяса обсыпала панировочными сухарями и выложила на сковородку. Масло зашипело.
   Ей нужна помощь, она совершенно выбита из колеи. Но кто об этом думает? Наталья потерла плечи, потом увидела свою сетчатую шаль, лежавшую на стуле. С ней как-то спокойней.
 
   Лида поставила себе цель поступить на экономический факультет и шла к ней с целеустремленностью робота. Это желание она официально высказала в последнем классе, за месяц до выпускных экзаменов, чем порадовала отца. Лида не подлизывалась к нему – она в этом не нуждалась. Виктор оценил прямоту дочери и подарил ей машину. Прав у Лиды еще не было, поэтому подарок стоял в гараже. Наталья представляла себе автомобильное будущее дочери в самых черных тонах. Ей приходилось одергивать себя, напоминая, чтобы она не судила о других по себе. Наталья водила, но только мужнин транспорт. Она боялась ответственности. Но это, похоже, ничуть Лиду не смущало; девочка никуда не спешила, словно знала, что и когда в ее жизни случится. Этапы. Пункты. Наталья считала, что где-то у Лиды есть тщательно составленный план, лет на десять вперед. Такой план мог быть только на ее компьютере, но туда она не имела доступа.
   Проблема не в плане или в излишней прагматичности Лиды. Наталья просто потеряла способность понимать своего ребенка. Между ними пролегла пропасть.
   Наталья не сомневалась, что у дочери есть необходимые задатки, но не одобряла ее выбор. Сама она оканчивала математический факультет университета, но никогда не работала там, где пригодились бы ее знания. Выйдя замуж за Виктора, Наталья вообще стала домохозяйкой. Это тоже был приказ. Муж взял на себя полную ответственность за семью и ни разу не отошел от своей магистральной линии. Это вселяло в Наталью и гордость, и страх. Она не знала – никогда не знала – что творится в душе мужа. Иногда и внешних проявлений было достаточно, чтобы понять его отношение к ней. В конце концов, Наталья смирилась. Если не так, то как должно быть? Если дочь пойдет не туда, куда задумала, то куда? Все неодобрение Натальи исходит из эгоизма, это она понимала.
   Осознание уязвимости своих позиций заставляло ее искать тайного убежища. Но его не было. Даже писательство оказалось не тем, что надо. Наталья надеялась, что ошибается.
   Она подумала о своей Страшной Книге. Она хотела к ней вернуться. Чем хуже было положение с пьесой, тем тяга Книги становилась сильнее.
   Может быть, это и есть ответ на несказанный вопрос… Возврат к нетипичному роману. Поездка за город, подальше от безумия мегаполиса, от механистичности, которая пронизывают всю ее жизнь.
 
   Лида открыла своим ключом и вошла в прихожую. По школьной привычке бросила рюкзак на пол.
   – Мама.
   Девушка поцеловала Наталью в щеку. Они посмотрели друг на друга. Лида пила пиво, от нее пахло.
   – Что? – спросила Лида.
   Натуральный отец, подумала Наталья. Улыбка и холодные северные глаза. Но такие притягательные и красивые.
   – Не рассказываешь, как дела, – сказал Наталья. – Ну? Поделишься секретом?
   – А что рассказывать? На подготовишках такие дундуки сидят, диву даешься. Ничего не знаю, такие вопросы задают!..
   Лида отвернулась к зеркалу и стала завязывать хвостики по бокам головы. Волосы у нее были светло-пепельными.
   – Ну ты как думаешь? Справишься? С экзаменами?
   – Справлюсь. На пять справлюсь. А что, не похоже?
   С двумя хвостиками Лида казалась двенадцатилетней девчонкой. Наталья спросила себя, могла ли она что-то упустить? Можно ли было предотвратить превращение дочери в копию Виктора Барышева?
   – Будем надеяться, – сказала Наталья.
   – А как твоя пьеса?
   Лида читала начало первого действия и высказала одобрение. Наталья до сих пор не могла понять, всерьез она или только стремится ее поддержать. В любом случае, было приятно.
   – Ничего хорошего, – ответила Наталья. – Может, мне вообще не надо писать это…
   – Ты трудно привыкаешь к новому месту. Освоишься. Здесь неплохо, мне нравится. Не знаю, мам, сама думай… твое произведение. – Лида улыбнулась, проходя мимо матери на кухню. – О, котлетки. Это хорошо… – Девушка вынула из холодильника томатный сок в коробке, взболтала его и налила в стакан. Виктор взбалтывал сок или кефир точно таким же движением.
   У Натальи перехватило горло. Она кашлянула и стала переворачивать котлеты. Усталость свалилась на нее без предупреждения и придавила – словно тонна влажной щебенки.
   – Так ты поедешь?
   – Куда?
   – Ну, смотреть особняк? – спросила Лида.
   – Откуда ты знаешь?
   Наталью удивил собственный жалобный тон.
   – Папа звонил. Недавно. Сегодня.
   – Поеду. Так или иначе, надо все осмотреть.
   – Я бы тоже поехала, – сообщила девушка.
   Наталья повернулась к ней. На ее вопросительный взгляд Лида пожала плечами.
   – У нас будет свой дом! От предков. Мы, оказывается, аристократы… Дворяне!
   – Не мы, а ты – и то, на какую часть?
   – Это не важно, – возразила Лида. – У нас есть то, чего у других нет. Папа правильно сделал. Я хочу там жить, как жили всякие там прабабки и прадедки. Вообще, удивительно, что особняк стоит. Как его после семнадцатого года не разнесли по кирпичику, не понимаю.
   – По-моему, ты романтизируешь, – заметила мать.
   – Нет! – сказала Лида, улыбаясь. – А даже если так, то это же хорошо. Наш родовой замок, сама подумай. У кого еще есть такой? Зачем все эти коттеджи, заборы, легион охраны и всякой ерунды? Папа правильно не хотел жить так. Теперь у нас есть поместье.
   – Всего лишь старый дом, в котором сто лет никто не живет, – возразила Наталья. Она знала, что дочь все равно не переубедить. Лида была верным союзником Барышева в этом начинании.
   – Ничего. Починим, интерьер сделаем, какой надо. Папа сказал, что я могу в этом участвовать, мы потом с ним обсудим проекты.
   «Мы потом с ним…» Ни слова о ней. Наталья, как положено домохозяйке, перевернула котлеты еще раз.
   – Так ты будешь там следить за всем?
   – Буду. – В этот момент Наталья сама поверила, что будет. Ничего, казалось, нет невозможного, и зря она сопротивляется.
   – Я к тебе стану приезжать, – сказала Лида.
   Пустой стакан она поставила на стол. Никогда в раковину – только на стол.
   – Тебе же экзамены сдавать нужно, – сказала Наталья.
   – Разберемся.
   Ни тени иронии, голая убежденность, не оставляющая никаких сомнений. Наталье вдруг стало холодно. То, что ее морозит, явно указывает на депрессию. Обычно за этим приходит сонливость. Лида вышла из кухни, чтобы переодеться. Наталья услышала, как включился телевизор, затем, уже в комнате Лиды, заиграла музыка. Молодые не любят тишину.
   Наталья подумала о своей Страшной Книге, а потом посмотрела на пьесу, на ее немощный кусок, лежащий на подоконнике.
   женщина мечется в пустом доме и не может найти выход… вот о чем ее роман – нетипичный…
   Наталья не хотела думать, что это имеет отношение к дому, с которым ей предстояло вскоре увидеться. Какая здесь может быть связь? Чистой воды совпадение, хотя в Страшной Книге тоже есть дом на отшибе, глухое место и героиня, у которой не все в порядке с головой. Наталья писала этот роман уже зная о том, что хочет сделать Виктор. И все-таки это не совпадение.

3. Особняк

   В ту ночь Олег починил шкаф в доме тети Ирины, вымел пыль, поправил один ставень, наколол дров. Он работал в темноте до самого утра, а часов в шесть почувствовал, наконец, что усталость приближается к критической точке.
   Вернувшись домой, он упал на кровать и уснул. Соседи разбудили его через два с небольшим часа и попросили починить забор. Олег не воспротивился, подхватил инструменты и пошел выполнять просьбу. Очень редко он отказывался от чего-то. Летом производил самые разные работы, а зимой сторожил дома, в которых не живут. Обычное дело. Такая жизнь ему по вкусу. Она не нарушает уединения. Сон, вызванный усталостью, в этот раз не принес страха и призраков. Кости молчали – Олег радовался, что они исчезли, пусть и на время. К тому моменту, когда он справился с забором – всего-то и надо было укрепить две доски – Олег успел забыть о ночном томлении. В конце концов, проблему можно решить. Тетя Ирина должна знать средство против бессонницы (и, конечно, не посоветует, как сделал один местный: «Заведи бабу. Думать о чем-то будет просто некогда, а потом спи себе – из пушки не разбудишь»).
   Получив деньги (Олег никогда не брал плату спиртным, а если шел обмен, то только на продукты или дрова), он вернулся в свой дом.
   Утро набирало силу. Солнечные лучи и прохлада – редкое сочетание. Олег постоял на крыльце, улыбаясь. Каждый листочек вибрировал, выбрасывая в пространство жизненную силу. Вспоминать о Зое не хотелось. Но он вспомнил… В тот день тоже стояла хорошая погода. Олег помогал выволакивать труп. Труп положили в машину и увезли в морг.
   Олег поежился, потер свои плечи. Внезапно налетел холодный ветер, ему стало неуютно и зябко. Мысль пойти на озеро показалась настоящим спасением от дурных воспоминаний. Где-то поблизости еще бродили ночные фантомы. Отец с окровавленными руками. Мать в розовой косынке. Запах краски, которой красили заборы.
   «Надоело!» – подумал Олег. Подхватив сигареты, он захлопнул входную дверь и пересек двор. Закрыл калитку в низком заборе и пошел вдоль улицы. Оказавшись на тропинке, бегущей через лес, Олег вздохнул полной грудью. Пахло хвоей, листвой и землей.
   Когда-то в детстве ему хотелось поселиться в лесу, построить шалаш и жить среди деревьев. Позже он понял, что одного желания мало. Лес может быть опасным. Иногда деревья смотрели на него из глубоких трещин в толстой коре. Наблюдали. Олег не вредил лесу. Окурки, которые оставались от сигарет, он зарывал в землю, мысленно прося прощения у тех, кто обитал тут с незапамятных времен. О том, кто это, Олег имел смутные представления. Вероятно, существа, которых привозная религия причисляет к силам зла. Кости не высказывали мнения по этому поводу. Лес их мало интересовал.
   Олег вышел на опушку примерно через сто-сто пятьдесят метров. Справа виднелось озеро Утиное. Неровный овал с небольшим островком посередине, покрытым соснами. На противоположном берегу стеной высится темно-зеленая стена леса. Водная гладь спокойная. Олег приложил руку к бровям. Странно. Никаких городских пижонов. Вдали, из лесной чащи, поднимается струйка дыма, но это, скорее всего, местные. Олег давно знал, что Утиное не очень-то пользуется популярностью у людей из города. От соседей Олег слышал о нескольких несчастных случаях на озере. Будто бы там нашли в семидесятых годах машину, внутри которой были трое утопленников. Местные мальчишки увидели ее во время купания. Может, те люди покончили с собой, а может, их кто-то убил. Милиция так ничего и не выяснила. Поводов же для пересудов было достаточно. Другая история повествовала о девушке, которая повесилась на дереве, росшем над водой. Ее заметили рыбаки. Сколько девушка там провисела, никто, конечно, не знал, но только – как передавалось из уст в уста с благоговейным страхом – на ней была много мух, тучи мух. Мухи любят тухлое мясо. А когда один рыбак влез на дерево и срезал веревку под присмотром приехавшего наряда милиции, труп плюхнулся в воду и будто бы у него отлетела голова. Олег в это не верил. Но факты – вещь упрямая. Озеро имело нехорошую репутацию. Олег думал о самой плоти этой земли, о том, кто здесь жил и какие чувства испытывал. О лесе и воде. Не всем под силу жить здесь. (И оставаться в своем уме…)
   Олег хотел спуститься к озеру, но свернул не направо, а налево. Он шел еще минут десять, продираясь сквозь заросли, поглотившие тропинку почти целиком, пока не очутился у подножия невысокого холма. Уже отсюда открывался вид на старинный заброшенный особняк. Олег поднялся выше по склону, перешагнул через разрушенную каменную стену, и остановился. Это место было еще более странным, чем озеро.
   Он не приближался к дому – сейчас как-то не хотелось. Лучше смотреть со стороны.
   Олег сел на один из камней, оставшихся от ограды, и уставился перед собой. Вынул сигарету, закурил. Он не имел ни малейшего представления, почему пришел сюда. В тишине стрекотали кузнечики. Солнц зашло за облако, бросив на особняк большую размашистую тень.
 
   Вечер Олег посвятил разбору вещей из мешков – сокровищам, которые нашел на своем чердаке. Среди вещей не нашлось ничего интересного. Старая обувь, детские лыжи, сломанные мышеловки, проткнутый мяч, обломки стула, кашпо для цветов разных размеров, большинство сломанных, распиленные для чего-то черенки от лопат; также были связки газет и журналов, книги, пара картин, не представляющих никакой ценности, керосиновая лампа, куклы, доски. Все это Олег, конечно, видел во время приборки, но надеялся втайне, что наткнется на что-нибудь неординарное.
   В конце концов, ему надоело копаться в останках чужой жизни. Он распределил весь хлам на то, что пригодится и все остальное, годное лишь для свалки. Привлекали газеты. Олег прочитывал кусочки статей, ничего не значащих, пустых, но притягательных. Пожелтевшая отсыревшая бумага напоминала пергамент. Взгляд скользил по строчкам, вылавливая отдельные фразы. Олег долго не мог оторваться от старых газет, пока не понял, что эта зараза затягивает слишком сильно. Он отнес газеты и журналы в сарай и положил в угол. Они пригодятся на растопку. Туда же отправились деревянные обломки стульев и доски, которые ни к чему не приладишь.
   После ревизии Олег отнес мусор на свалку. Потом до самой темноты он сидел возле дома и думал об особняке.
 
   На следующий день после того, как тетя Ирина вернулась и похвалила Олега за работу, он увидел возле ее дома джип. Черно-серебристый. Ничего подобного в поселке еще не было. Соседи выглядывали из своих дворов посмотреть, кто это мог приехать. Валентина Синицына подозвала Олега к себе и спросила, знает ли он что-нибудь. Тот ответил: не знает. Может быть, дачники.
   Людей из города здесь не было давно. На памяти Олега никто не пытался поселиться здесь, чтобы провести в приятной обстановке неделю-другую. Он подумал, что слухи о новом обитателе поселка уже распространились. В таком месте можно скрыться, но мало удается скрыть. Он – исключение.
   Подошел Старостин, живущий на другом конце поселка в покосившемся доме.
   – Сначала ко мне заехали, – сообщил он.
   – Что им было надо? – спросила Синицына.
   – Дачку снять. Или комнату.
   Старостин поправил кепку и позвенел ключами в карманах. Олегу захотелось уйти. Старостин смотрел на машину.
   – Богатей. Только на таких машинах они ездят. И какого лешего ему здесь понадобилось?
   Валентина не смотрела на машину, а вглядывалась в окна дома тети Ирины. Олег испытывал прилив ревности.
   – А что он делает у Шведовой? – спросила Синицына.
   – Я сказал, что она может сдать комнату.
   – А ты что же?
   Старостин причмокнул губами, он был обижен и не скрывал разочарования.
   – Не понравилось ему, видите ли. Весь дом мне этим… лосьоном после бритья провонял. Сказал, что у меня слишком сыро да и домишко кривой.
   Все и так знали, что это правда. Старостина задела реакция постороннего.
   – Я спросил, зачем ему, а он ничего не сказал. Пижон проклятый.
   – Тебе-то что – пижон или не пижон? – спросила Валентина. – Иди, гуляй себе. Приехали, значит, надо.
   Старостин перевел взгляд на Олега, который стоял рядом и не знал, что сказать.
   – Закурить есть? Мои кончились?
   Олег протянул ему пачку.
   – Понаедут, житья от них не будет. И какого лешего надо? – сказал Старостин, закуривая. Он вернул Олегу сигареты не глядя. Олег ощутил себя мальчишкой рядом с взрослыми, которому не дают слово. И вообще, эта большая блестящая машина его пугала. Он не смог бы жить в большом городе уже потому, что там их много.
   Валентина махнула рукой и отправилась по своим делам. Тапочки без задников шлепали по ее пыльным пяткам. Старостин рискнул подойти к машине поближе, изображая знатока, и Олег воспользовался этим, чтобы улизнуть. Его видела Лиза Синицына, идущая в сторону дома Шведовой. Девчонка подумала, что он нарочно избегает ее. Повстречавшись с матерью, Лиза выслушала от нее очередную нотацию. Они разошлись каждый при своем. Лиза посмотрела на дом Олега. Тот успел войти внутрь.
   Девушка вздохнула. Потом ее внимание отвлек автомобиль. И светловолосый человек, выходящий из дома Шведовой.
 
   Хозяйка вышла вслед за Виктором. Она ему понравилась. Спокойная рассудительная женщина, не задающая лишних вопросов. Виктор был доволен переговорами. Проблема жилья для Натальи решена, он снял комнату в доме Шведовой на месяц (первоначально – может быть, и на более долгий срок). Более того, Виктор знал, что начнутся пересуды, и поэтому сразу рассказал этой женщине о цели своего визита. Комната предназначена для его жены, которая будет следить за ремонтом в особняке. Возможно, и он сам приедет сюда через какое-то время пожить. Обещал чистоту, аккуратность, тишину. Шведова ответила, что если здесь не будет шумных попоек, то она согласна. Виктору понравился деловой подход. Они поняли друг друга и хотели получить выгоду от сделки. Следуя многолетней профессиональной привычке, он собирался вначале оформить договор на бумаге, но подумал, что это лишне. Так здесь не принято. Да и вряд ли овчинка стоит выделки. Все решают деньги. Шведова назвала цену – с учетом питания и коммунальных услуг – и Виктор удвоил эту сумму. Также он сказал, что если что-то понадобится по ремонту дома или какие-то иные услуги, она может обращаться к нему. Вот визитка. Там были указаны все контактные телефоны. Виктор не стал уточнять, есть ли у Шведовой сотовый. Если нужно будет, найдет способ связаться. Или попросит постоялицу. Уже в конце она спросила: собираются ли они жить в доме после того, как будет сделан ремонт. Виктора удивил этот вопрос. Да, конечно. Я ведь возвращаю своей семье собственность. Словно одобряя его поступок, Шведова улыбнулась. Странный у нее был выговор, певучий, убаюкивающий. Почти колдовской. Виктор вышел из дома с чувством выполненного долга, думая, что не зря изменил своим планам и съездил к озеру один, чтобы договориться заранее.
   – Послезавтра мы приедем сюда с женой, посмотрим особняк и зайдем к вам. И она здесь останется, – добавил он.
   Виктор краем глаза увидел, что кое-кто из соседей смотрит на него. Они держались на некотором расстоянии от машины. Его джип торчал посреди всей этой деревенской обстановки как громадный валун в чистом поле.
   Хозяйка дома все еще держала в руке визитную карточку.
   – Значит, договорились, – сказал Виктор у самой калитки.
   – Конечно. Приезжайте, буду рада. Если что, так и ваша дочь может тут пожить.
   Виктор кивнул, вытаскивая из кармана темные очки.
   – Вообще-то, у нее занятия, но я ей скажу, что если она захочет, то может приехать. Спасибо.
   – Вам спасибо.
   Они раскланялись. Виктор вышел на улицу. На него смотрели двое. Мужчина, к которому он заглянул первым и который посоветовал снять квартиру у Шведовой, и девочка-подросток с белыми волосами и отрешенным лицом, одетая в майку и шорты. Они стояли не двигаясь. Виктор подумал, что они нарочно сговорились образовать эту композицию. Словно позировали для картины на сельскую тему.
   Придет время, и ему придется познакомиться со всеми ними. Соседи все-таки. Сказав этим двоим «Всего хорошего!», он влез в машину и включил кондиционер. Надел темные очки. От яркого солнца у него перед глазами заплясали цветные точки. Мужчина в кепке курил. Он был недоволен тем, что Виктор отверг его халупу. Но там пахло грязным бельем и гарью. Да еще казалось, что от сильного порыва ветра дача просто свалится набок. Джип тронулся с места и покатил по улице. Выехав из поселка, Виктор переключился на другую проблему. Ему надо еще раз осмотреть дом и возвращаться в город.
   Вечером они все обсудят с женой.
 
   Шведова поглядела на визитку в своих пальцах. Непривычная вещь для нее. Артефакт мира, который она не знала, внушал ей легкую неприязнь. Глянцевый прямоугольный кусочек благополучия и преуспевания. И деньги. Этот мужчина был профессионально щедр – потому что так надо; услуга за услугу и еще немного сверху. Судя по всему, он хорошо осознавал, что ему придется жить здесь… после того, как дом у озера придет в надлежащий вид. Шведова не могла себе представить, что кто-то может жить в особняке. Невероятная мысль. Виктор Барышев. Шведова сунула визитку в карман и посмотрела на Старостина и дочку Синицыных, которые стояли по другую сторону забора. Теперь всем будет интересно, о чем был разговор и что здесь надо этому человеку на машине.
   Шведова постояла, ожидая, что ее окликнут. Сама она не испытывала желания обсуждать эту тему. Особняк ее беспокоил. С той минуты, когда Барышев упомянул о нем, Шведова чувствовала неуверенность и тревогу. Все знали, что у особняка дурная слава. Само это место нехорошее… Оставалось надеяться, что Барышев ничего не заподозрил. Ей приходилось прятать свои чувства. Однажды дом уже собирались купить, но ничего хорошего из этого не вышло. Местные знают эту историю. И, наверное, знает сам Барышев – вопрос в том, какая часть истории ему известна.
   «Дворянские потомки, семья. Хотят вернуть себе прежний статус. Он так и сказал – «прежний статус». Но ведь это невозможно… неужели он не понимает? – подумала Шведова. – Дом не даст им завладеть собой, это же ясно». Шведова повернулась и пошла в дом, чувствуя, что начинает болеть голова. Видимо, давление опять скачет. С момента возвращения от родственников, ее самочувствие было неважным. Женщина подумала, что давно предугадывала нечто подобное. У особняка появился новый хозяин, но вот от кого исходила эта инициатива, неизвестно. Только ли от этого уверенного в себе городского человека, считающего, что нет ничего невозможного. Шведова не знала правильного ответа на свой вопрос.
   Она вообще ничего не хотела об этом знать. Вчера ночью она увидела во сне голые черепа, лежащие в траве и скалящиеся яркому солнцу. Выбеленные кости и сочная зелень. Проснулась Шведова с сильнейшей головной болью, и пришлось принять таблетку. Увидев час назад подъезжающую к калитке огромную машину, она ощутила сильный страх. Во время разговора с банкиром она была точно в полусне. Кивала, отвечала на его вопросы, улыбалась. Как будто гипноз.