Страница:
Но особенно поражает, что державшиеся обособленно люди стали настолько схожими между собой, что достаточно было только поменять их местами, как они становились вовсе неразличимыми. Более того: если бы представилась возможность проникнуть в их мысли, мы бы узнали, что разделявшие столь схожих людей (< стр.80) небольшие преграды им самим казались противными общественному интересу, равно как и здравому смыслу, и что в теории они уже обожали единство. Каждый из них держался частных интересов только потому, что и иные замыкались в своем кругу. Но все были готовы слиться в единую массу, лишь бы никто не стоял отдельно от других и не выделялся бы из общего уровня.
ПРИМЕЧАНИЯ АВТОРА
1. (к стр.60) Провинциальное собрание Верхней Гвиенны вопиет о создании новых бригад конной стражи точно так же, как в наши дни генеральный совет какого-нибудь Авейрона или Лота требует учреждения новых бригад жандармерии. Идея все та же: жандармерия-это порядок, а порядок вместе с жандармом может исходить только от правительства.
И дальше в докладе собранию следует: "Постоянно доносятся жалобы от отсутствии полиции в деревнях" (откуда бы ей там взяться? Дворянин ни во что не вмешивается, буржуа проживает в городе, а община, представленная неотесанным мужиком, вообще не имеет никакой власти), "и не существует никакого средства, могущего сдержать невежественных, грубых и вспыльчивых людей. Исключение составляют лишь несколько кантонов, в которых справедливые и благодетельные сеньоры пользуются соответствующим их положению влиянием на вассалов для предупреждения насилий, к коим деревенские жители естественно склонны в силу грубых нравов и жестокого характера.
2. (к стр.61) При Старом порядке, как и сейчас, табачные бюро были предметом домогательства. Самые знатные люди домогались их для своих клевретов. Я нашел примеры получения этих мест по рекомендации знатных дам, а некоторые из них отдавали по ходатайству архиепископа.
3. (к стр. 62) Угасание всякой местной жизни превосходило все мыслимые пределы. Одна из дорог, ведущих из Мэна в Нормандию, была непроходима. Кто же просит о ее исправлении? Округ Type, который она пересекает? Или провинции Мэн и Нормандия, заинтересованные в развитии торговли скотом, пролегающей через этот путь? Или, наконец, какой-либо кантон, терпящий особый ущерб от плохого состояния дороги? Нет, округ, провинция, кантон безмолвствуют. Проезжающие по этому тракту и часто увязающие на нем купцы сами должны позаботиться о привлечении внимания центрального правительства. Они пишут в Париж генеральному контролеру и просят его прийти им на помощь.
4. Значимость сеньоральных рент в различных провинциях. (к стр. 68)
В одном из своих сочинений Тюрго говорит: "Я должен заметить, что такого рода повинности в богатых провинциях - таких, как, например, Нормандия, Пикардия и окрестности Парижа, имеют совершенно особое значение. Основное богатство здесь составляет самая земля, объединенная в крупные фермы и приносящая собственникам большую арендную плату. Сеньоральные ренты с самых обширных земель составляют здесь лишь очень скромную часть дохода, и эта статья дохода рассматривается как имеющая лишь почетное значение. В менее богатых провинциях с различными принципами обработки земли сеньоры и дворяне почти не имеют в собственности земель. Крайне раздробленные наследственные владения обременены тяжелыми податями зерном, к уплате которых все арендаторы обязаны круговой порукой. Эти оброки поглощают зачастую наибольшую часть доходов с земель, и доходы сеньоров почти целиком складываются из них".
5. Антисословное влияние общего обсуждения дел. (к стр.72)
Антисословное влияние совместного обсуждения общих интересов мы можем проследить по не представляющим особой значимости трудам земледельческих обществ XVII века. Хотя собрания эти проходили за 30 лет до Революции, при полном господстве Старого порядка, и хотя речь на них шла только о теории, но уже из того только, что на них обсуждались вопросы, в которых были заинтересованы все классы и которые разрешали сообща, видно сближение и смешение людей. И хотя дело идет только о сохранении существующих форм земледелия, уже ощущается, что идеи разумных преобразований овладевают привилегированными классами, равно как и всеми прочими. Я убежден, что только правительство, опирающееся на самого себя и постоянно стремящееся к разделению людей, каковым и было правительство при Старом порядке, могло поддерживать до смешного бессмысленное неравенство, существовавшее во Франции к моменту начала Революции. Малейшее соприкосновение с self-governement глубочайшим образом видоизменило бы это неравенство, быстро переделав его или разрушив.
Вольности провинций могут существовать какое-то время и без общественной свободы всей нации при условии, что вольности эти имеют древнее происхождение, что они тесно связаны с привычками, нравами и воспоминаниями и что деспотизм, напротив, зародился недавно. Но нет никакого основания полагать, что местные вольности можно создать по желанию или что их вообще можно поддерживать длительное время при подавлении общей свободы.
6. (к стр.73) В своей записке на имя короля Тюрго, как мне кажется, очень точно определяет истинный размер привилегий дворян в деле налогообложения:
1) Пользующиеся привилегиями лица могут добиться освобождения от тальи участка в 4 сохи (соха - старинная мера измерения земельного участка. - прим. переводчика), что в окрестностях Парижа составляет 2 тыс. франков.
2) Те же лица не платят ровно ничего за леса, луга, виноградники, пруды, равно как и за огороженные участки, прилегающие к их замкам, вне зависимости от их размера. В некоторых кантонах основную продукцию дают луга и виноградники. В этом случае дворянин, передающий управление своими землями в чьи-либо руки, освобождается от всякого налогообложения, чье бремя ложится на плечи податного населения. Это-второе преимущество, и притом очень значительное".
7. Косвенные привилегии в деле налогообложения. Различия в способах взимания даже равных по размерам налогов. (к стр.74)
Этому факту Тюрго также дает описание, которое на основании прочитанных документов считаю точным. "Косвенные преимущества привилегированных лиц в области подушной подати (капитации) также значительны. Капитация есть по природы своей налог произвольный. Распределить ее среди всех граждан возможно только вслепую. Поэтому при ее взимании сочли наиболее удобным взять за основу уже составленные податные списки выплачивающих талью. Лица, имеющие привилегии, были занесены в особый список. Но так как они умеют отстаивать свои интересы, а за податное население вступиться некому, то вышло так, что капитация первых в провинциях мало-помалу свелась к весьма незначительной сумме, тогда как подушное обложение вторых почти равнялось сумме выплачиваемой тальи".
Другой пример неравенства во взимании налога при общем обложении.
Известно, что местные налоги платило все население. Как говорится в постановлениях совета, утверждающих такого рода расходы, "означенные суммы имеют быть возложены совокупно с капитацией или соразмерно с нею на все подведомственные лица, имеющие или не имеющие податные изъятия, привилегированные или непривилегированные безо всякого исключения".
Заметим, что поскольку подушная подать платившего талью, приравнивалась к размеру последней и была сравнительно выше подушной подати привилегированного лица, то неравенство проявлялось даже в тех условиях, которые, казалось бы, должны были его полностью исключать.
О том же.
В проекте эдикта 1764 г., пытающегося установить равенство в налогообложении, я обнаружил всякого рода распоряжения, имеющие целью сохранить особое положение привилегированных при взимании налогов. Я заметил между прочим, что все меры, направленные на определение ценности подлежащего обложению предмета, могут быть применены к привилегированным лицам только в их присутствии, либо в присутствии их поверенного.
О том, что само правительство признавало особое положение привилегированных лиц в деле налогообложения даже при общности налогов.
"Я вижу, - пишет министр в 1766 г., - что представляющая наибольшие трудности для сбора часть налогов составляется из платежей, выплачиваемых дворянами и привилегированными. Сборщики тальи считают себя обязанными соблюдать по отношению к ним осторожность, вследствие чего накапливаются очень давнишние и слишком значительные недоимки в их капитации и двадцатине".
ГЛАВА Х
КАКИМ ОБРАЗОМ УНИЧТОЖЕНИЕ ПОЛИТИЧЕСКОЙ СВОБОДЫ И РАЗОБЩЕННОСТЬ КЛАССОВ ОБУСЛОВИЛИ ПОЧТИ ВСЕ НЕДУГИ, РАЗРУШИВШИЕ СТАРЫЙ ПОРЯДОК
Я только что описал наиболее разрушительный из всех недугов, поразивших учреждения Старого порядка и обрекших его на гибель. Мне хотелось бы еще раз вернуться к источнику столь странного и пагубного зла, а также показать, сколько еще недугов оно породило.
Если бы англичане подобно нам уже в Средние века полностью утратили политическую свободу, без которой все местные вольности не могут долго существовать, то весьма вероятно, что различные группы, из которых состояла английская аристократия, отделились бы друг от друга, а все вместе оторвались бы от народа, как это имело место во Франции и более пли менее на всем остальном континенте. Но свобода принуждала англичан держаться вместе, чтобы в случае необходимости всегда прийти к взаимному соглашению.
Любопытно, что английское дворянство под влиянием собственного же честолюбия могло, когда это казалось необходимым, запросто смешиваться с низшими слоями, делая вид, что считает их равными себе. Уже цитированный мною Артур Юнг, чья книга является одним из самых поучительных сочинений о старой Франции, рассказывает, как, находясь однажды в деревне у герцога де Лианкура, он выразил желание порасспросить кое-кого из наиболее толковых и зажиточных окрестных владельцев. Герцог поручил своему управляющему привести их к Юнгу. По этому поводу англичанин делает следующее замечание: "Английский помещик пригласил бы трех или четырех фермеров, которые отобедали бы со всей семьей среди дам высшего общества. Я сталкивался с этим на наших островах сотни раз. Но напрасно мы будем искать что-либо подобное во Франции от Кале де Байоны!" (< стр.81)
Несомненно английское дворянство по природе своей куда более высокомерно, чем французское, и менее расположено к братанию с кем бы то ни было из низших слоев. Но к тому вынуждали потребности его положения. Ради того, чтобы повелевать, дворянство было готово на все. На протяжении веков мы не найдем у англичан иных податных неравенств кроме тех, что были последовательно введены в пользу нуждающихся классов. Вот к чему способны привести различия в политических принципах столь близких народов. В XVIII беке именно бедняк в Англии пользуется послаблением в налогообложении, во Франции же толстосум(1). Здесь дворянство до конца пыталось удержать за собой свободу от податей, чтобы утешиться за потерю правления.
В XIV веке максима "N'impose qui ne veut" ("кто не участвует в установлении налога, тот не платит его") казалась одинаково крепко укорененной как во Франции, так и в Англии. К этому правилу довольно часто прибегали: нарушение его всегда расценивалось как признак тирании, соблюдение--как правомерные действия. Как я уже упоминал выше, в этот период имеется масса аналогий между английскими и французскими политическими институтами, но затем судьбы обоих народов разделяются и с течением времени становятся все менее схожими. Судьбы наций схожи с двумя линиями, выходящими из двух соседних пунктов под несколько разными углами и в дальнейшем по мере удаления друг от друга расходящимися до бесконечности.
Осмелюсь утверждать, что в тот момент, как нация, утомленная беспорядками, сопутствующими пленению короля Иоанна и безумию Карла VI, дозволяет королям без ее ведома устанавливать общий налог; в тот момент, как дворянство трусливо допускает налогообложение третьего сословия, лишь бы самому избавиться от податей, - в тот момент было посеяно семя почти всех пороков и злоупотреблений, подтачивавших Старый порядок всю его оставшуюся жизнь и в конце концов приведших к его смерти. И я поражаюсь замечательной прозорливости де Коммина, утверждавшего, что "Карл VII, которому удалось добиться права облагать своих подданных тальей по своему усмотрению и без соглашения с сословиями, взял большой грех на свою душу и душу своих преемников и нанес своему королевству рану, которая еще долго будет кровоточить".
Посмотрите, как увеличилась рана с течением времени. Давайте шаг за шагом проследим за всеми последствиями содеянного.
В своих мудрых "Изысканиях о финансах Франции" Фарбонне резонно замечает, что в Средние века короли жили главным образом за счет доходов от своих доменов, а "поскольку чрезвычайные нужды удовлетворялись чрезвычайными сборами, -добавляет (< стр.82) он, - бремя их одинаково ложилось на дворянство, духовенство и народ".
И действительно, в XIV веке большинство общих налогов, принятых всеми тремя сословиями, носило именно такой характер. Почти все установленные в те времена выплаты были косвенными, т. е. выплачивались одинаково всеми потребителями. Иногда налог носил прямой характер - тогда он взимался не с собственности, но с доходов. Например, дворяне, священнослужители и буржуа должны были отдавать королю десятую часть своих доходов. Все сказанное здесь мною о налогах, принятых с согласия Генеральных Штатов, равно относится и к налогам, устанавливаемым в ту же эпоху на своих территориях сословными собраниями различных провинций.
По правде говоря, в те времена прямой налог, известный под названием тальи, не особенно обременял дворян. От тальи их избавляла обязательная военная служба. Как общий налог талья была тогда в ограниченном употреблении и применялась скорее к сеньорам, чем к служащим короля.
Когда король впервые предпринял попытку взимать налоги собственной властью, он понял, что в первую очередь следовало выбрать налог, не затрагивавший напрямую дворянство, поскольку оно в ту пору являлось для королевской власти опасным соперником. Таким образом, король избрал налог, не распространявшийся на дворянство - он выбрал талью.
Так ко всем существовавшим уже частичным неравенствам добавилось и более общее, усугубившее и поддержавшее все остальные. С тех пор по мере того, как вместе с прерогативами центральной власти растут потребности государственной казны, талья расширяется и принимает самые разнообразные формы(2). Вскоре она удесятеряется, и всякий новый налог превращается в талью. С каждым годом неравномерность в налогах разделяет классы и разобщает людей все больше и больше. С того момента, когда налогом стали облагаться не столько те, кто был в состоянии его выплачивать, сколько те, кто был не способен от него защититься, мы неизбежно должны были прийти к чудовищному факту обложения податью бедняка и избавлению от него богача.
Уверяют, что Мазарини, имея нужду в деньгах, решил обложить налогом главнейшие дома Парижа, но, встретив некоторое сопротивление среди заинтересованных лиц, ограничился добавлением к общему размеру тальи 5 млн., которых ему не хватало. Он хотел обложить податью богатых граждан, а вышло так, что налог взимался с самых несчастных. Но казна от этого ничего не потеряла.
Выручка от столь плохо распределяемых налогов была ограничена, потребности же государей границ уже не имели. Между (< стр.83) тем короли не собирались ни созывать Генеральные Штаты для получения субсидий, ни облагать налогом дворян, чтобы тем самым не спровоцировать их на созыв Штатов.
Сии факты и обусловили чудовищную и вредоносную плодовитость финансового духа, своеобразно характеризующую управление государственной казной в последние три века монархии.
Нужно вникнуть во все детали административной и финансовой истории Старого порядка, чтобы понять, к применению каких насильственных и бесчестных методов может привести потребность в деньгах даже мягкое правительство, лишенное, однако, гласности и контроля, коль скоро время освятило его власть и избавило от страха перед революциями, - этого последнего прибежища народа.
В летописях мы на каждом шагу сталкиваемся со свидетельствами продажи королевского имущества, а затем изъятия его у владельца как не подлежащего продаже. Мы обнаруживаем нарушенные договоры, непризнание приобретенных прав; при каждом кризисе государственные кредиторы приносятся в жертву, а доверие общественного мнения беспрестанно обманывается.
Пожалованные на вечные времена привилегии без конца отнимаются. И если бы можно было сочувствовать досаде, причиняемой глупым тщеславием, мы пожалели бы об участи несчастных новопожалованных дворян, которых на протяжении XVII и XVIII веков заставляли время от времени выкупать пустые почести и несправедливые привилегии, сколько раз уже оплаченные. Так, Людовик XIV аннулировал все дворянские титулы, приобретенные в течение предшествующих 92 лет, большинство из которых было пожаловано им самим. Сохранить их можно было лишь ценой внесения новых средств, поскольку, гласит эдикт, "все эти титулы были дарованы по неосторожности". Примером Людовика XIV не упустил случая воспользоваться спустя восемь лет Людовик XV(3).
Как утверждалось, ополченцу запрещалось выставлять вместо себя замену из опасения повысить цену рекрутских услуг государству. Города, общины, больницы вынуждены были нарушать свои обязательства, чтобы быть в состоянии выплачивать займы королю. Приходам запрещалось проводить необходимые работы из боязни, что они распылят средства и не смогут аккуратно выплатить талью.
Рассказывают, будто бы господа Орри и де Трюдон - генеральный контролер и генеральный управляющий путей сообщения - замыслили проект замены дорожной барщины денежными пожертвованиями, которые должны были выплачивать жители каждого округа для починки дорог. Причина, побудившая сих ловких администраторов отказаться от своего замысла, весьма (< стр.84) поучительна: говорят, они побоялись, что нельзя будет помешать государственной казне использовать в своих целях собранные таким образом суммы, так что налогоплательщикам вскоре пришлось бы и отрабатывать барщину, и платить новый налог. И я смею утверждать, что ни одно частное лицо не избежало бы судебного преследования, веди оно свои имущественные дела подобно тому, как великий король во всей своей славе распоряжался общественным имуществом.
Обнаружив какое-либо средневековое учреждение, удержавшееся со всеми своими пороками вопреки духу времени, либо какое-либо губительное новшество, -докопайтесь до корней зла: вы найдете случайную и экстренную финансовую меру, превратившуюся в политический институт; вы увидите, что для уплаты однодневных долгов создавались новые власти, коим было суждено просуществовать века.
В весьма отдаленные времена была введена особая подать, получившая название налога на право владения дворянским имением, им облагались владевшие дворянскими поместьями простолюдины. Данное право порождало между землями разделение, аналогичное разделению, существовавшему между людьми, причем каждое из них усиливалось другим. Возможно, именно налог на право владения более всего способствовал разделению дворян и буржуа, поскольку он препятствовал объединению их интересов на почве, наиболее способствовавшей объединению людей на почве земельной собственности. Таким образом, время от времени разверзалась пропасть между собственником-дворянином и его соседом, собственником-простолюдином. В Англии же, напротив, ничто так не ускоряло слияние этих групп, как уничтожение уже в XVII веке всех различий между дворянским и недворянским имениями.
В XIV веке феодальный налог на право владения дворянским поместьем еще не очень обременителен и взимается лишь изредка. Но в XVIII веке, когда феодализм уже почти разрушен, его уплаты в размере годового дохода требуют каждые двадцать лет. Как утверждает Турскос сельскохозяйственное общество, "эта подать наносит сокрушительный вред развитию сельскохозяйственного искусства. Из всех налогов, выплачиваемых подданными короля, нет более обременительного для сел". Другой современник говорит, что "данные средства, взимаемые раньше единожды в жизни, постепенно превратились в очень жестокий налог"(4). Само дворянство желало его отмены, поскольку он препятствовал приобретению земель простолюдинами. Однако финансовые потребности вынуждали сохранять и увеличивать его.
Средневековье напрасно обвиняется в том зле, что может исходить от промышленных корпораций. Судя по всему в основе (< стр.85) мастерских и ремесленных гильдий первоначально были заложены только способы объединения людей одной профессии и установление в рамках каждого ремесла небольшого свободного управления, в задачи которого входило оказание помощи рабочим и поддержание порядка в их среде. Едва ли Людовик Святой желал большего.
И только в начале XVI века, уже в эпоху Возрождения, правительству впервые пришло в голову рассматривать право на труд как привилегию, которую король мог продавать. Тогда только каждая признанная государством корпорация превратилась в небольшую замкнутую аристократию, и были установлены, наконец, монополии, нанесшие такой большой вред развитию искусств и столь возмущавшие наших предков. Начиная с правления Генриха III, если и не породившего зло, то по крайней мере сделавшего его всеобщим достоянием, и вплоть до правления Людовика XVI, его искоренившего, злоупотребления системой гильдий беспрестанно возрастали и распространялись, В то же время поступательное развитие общества делало их все более тягостными; и они все отчетливее осознавались общественным разумом. С каждым годом привилегии старых возрастали. Зло никогда не заходило столь далеко, как во времена, считающиеся лучшими годами царствования Людовика XIV, ибо нужда в деньгах не ощущалась столь остро, а решимость взять их у нации становилась тверже.
В 1755 г. Летрон справедливо замечал: "Государство создало промышленные сообщества лишь для того, чтобы черпать из них ресурсы то с помощью королевских привилегий, то с помощью создания новых должностей, которые гильдии поневоле вынуждены выкупать. Эдикт 1673 г. поставил последнюю точку в принципах Генриха III, заставив все гильдии выкупать утвердительные грамоты, а всех не входивших в союзы ремесленников - вступать в них. Эта презренная мера принесла казне 300 тыс. ливров".
Мы уже видели, каким образом было приведено в упадок все городское устройство, причем сделано это было не в виду каких-то политических целей, а в одной только надежде раздобыть средства для казны".
Той же потребностью в деньгах в купе с нежеланием просить их у сословных собраний обязана своим существованием и продажа должностей, мало-помалу превращающаяся в совершенно чудовищное дело, равного которому мир никогда не видел. Благодаря этому институту, порожденному фискальным духом, тщеславие третьего сословия в течение трех веков поддерживалось в постоянном напряжении и было направлено исключительно на приобретение публичных должностей. Всеобщая страсть к получению должностей поразила самое сердце нации, сделавшись общим источником революций и рабства. (< стр.86)
По мере усиления финансовых затруднений возникали новые должности, связанные с вознаграждениями, податными изъятиями или привилегиями(5). А поскольку решающее значение здесь имели не административные потребности, а нужды казны, то таким путем было создано невероятное множество совершенно бесполезных и даже вредных должностей(6). Проведенное Кольбером в 1664 г. расследование обнаружило, что капитал, вложенный в .эту презренную собственность, достигал почти 5 млн. ливров. Говорят, Ришелье уничтожил 100 тыс. должностей. Но отменяемые должности появлялись под другими названиями. За небольшую плату правительство снимало с себя обязанность управлять, контролировать и понуждать своих собственных служащих. Таким образом создавалась обширная, сложная и малопроизводительная машина, которую предоставили самой себе и заставили работать в холостую, а взамен пришлось создать простой и легко управляемый правительственный механизм, в действительности выполнявший то, что эта армия чиновников делала только для вида.
С полным правом можно утверждать, что сии ненавистные учреждения не просуществовали бы и двадцати лет, если бы было .дозволено сделать их предметом гласности. И если бы спросили совета сословных собраний, созывавшихся иногда по чистой случайности, или если бы были выслушаны жалобы представителей профессий, ни одно из этих учреждений не смогло бы упрочить свое положение. Редко созывавшиеся в последние столетия Генеральные Штаты постоянно восстают против темных сторон государственного управления. Эти собрания указывают как на источник всех злоупотреблений на присвоенное королем право по собственному усмотрению повышать подати или, пользуясь подлинными словами выразительного языка XV века, "право обогащаться за счет народа без согласия и обсуждения со стороны всех трех сословий". Штаты заняты не только отстаиванием собственных лрав: они настойчиво требуют уважения прав провинций или городов и часто добиваются своего. На каждой новой сессии раздаются голоса против неравенства в повинностях. Неоднократно Штаты требуют отказа от системы гильдий и цехов; нападки на разрастающуюся систему продажи должностей становятся все яростнее с каждым веком. "Продающий должность, продает и правосудие, а это бесчестное дело", - говорят они. Когда продажа должностей сделалась обычным делом, они неустанно жалуются на злоупотребления в этой области. Они восстают против множества опасных и бесполезных привилегий, но всегда их старания напрасны. Все эти учреждения были направлены против них; они были рождены стремлением не созывать более штаты и необходимостью замаскировать в глазах французов налог, который им не осмеливались представить в его истинном виде. (< стр.87)
ПРИМЕЧАНИЯ АВТОРА
1. (к стр.60) Провинциальное собрание Верхней Гвиенны вопиет о создании новых бригад конной стражи точно так же, как в наши дни генеральный совет какого-нибудь Авейрона или Лота требует учреждения новых бригад жандармерии. Идея все та же: жандармерия-это порядок, а порядок вместе с жандармом может исходить только от правительства.
И дальше в докладе собранию следует: "Постоянно доносятся жалобы от отсутствии полиции в деревнях" (откуда бы ей там взяться? Дворянин ни во что не вмешивается, буржуа проживает в городе, а община, представленная неотесанным мужиком, вообще не имеет никакой власти), "и не существует никакого средства, могущего сдержать невежественных, грубых и вспыльчивых людей. Исключение составляют лишь несколько кантонов, в которых справедливые и благодетельные сеньоры пользуются соответствующим их положению влиянием на вассалов для предупреждения насилий, к коим деревенские жители естественно склонны в силу грубых нравов и жестокого характера.
2. (к стр.61) При Старом порядке, как и сейчас, табачные бюро были предметом домогательства. Самые знатные люди домогались их для своих клевретов. Я нашел примеры получения этих мест по рекомендации знатных дам, а некоторые из них отдавали по ходатайству архиепископа.
3. (к стр. 62) Угасание всякой местной жизни превосходило все мыслимые пределы. Одна из дорог, ведущих из Мэна в Нормандию, была непроходима. Кто же просит о ее исправлении? Округ Type, который она пересекает? Или провинции Мэн и Нормандия, заинтересованные в развитии торговли скотом, пролегающей через этот путь? Или, наконец, какой-либо кантон, терпящий особый ущерб от плохого состояния дороги? Нет, округ, провинция, кантон безмолвствуют. Проезжающие по этому тракту и часто увязающие на нем купцы сами должны позаботиться о привлечении внимания центрального правительства. Они пишут в Париж генеральному контролеру и просят его прийти им на помощь.
4. Значимость сеньоральных рент в различных провинциях. (к стр. 68)
В одном из своих сочинений Тюрго говорит: "Я должен заметить, что такого рода повинности в богатых провинциях - таких, как, например, Нормандия, Пикардия и окрестности Парижа, имеют совершенно особое значение. Основное богатство здесь составляет самая земля, объединенная в крупные фермы и приносящая собственникам большую арендную плату. Сеньоральные ренты с самых обширных земель составляют здесь лишь очень скромную часть дохода, и эта статья дохода рассматривается как имеющая лишь почетное значение. В менее богатых провинциях с различными принципами обработки земли сеньоры и дворяне почти не имеют в собственности земель. Крайне раздробленные наследственные владения обременены тяжелыми податями зерном, к уплате которых все арендаторы обязаны круговой порукой. Эти оброки поглощают зачастую наибольшую часть доходов с земель, и доходы сеньоров почти целиком складываются из них".
5. Антисословное влияние общего обсуждения дел. (к стр.72)
Антисословное влияние совместного обсуждения общих интересов мы можем проследить по не представляющим особой значимости трудам земледельческих обществ XVII века. Хотя собрания эти проходили за 30 лет до Революции, при полном господстве Старого порядка, и хотя речь на них шла только о теории, но уже из того только, что на них обсуждались вопросы, в которых были заинтересованы все классы и которые разрешали сообща, видно сближение и смешение людей. И хотя дело идет только о сохранении существующих форм земледелия, уже ощущается, что идеи разумных преобразований овладевают привилегированными классами, равно как и всеми прочими. Я убежден, что только правительство, опирающееся на самого себя и постоянно стремящееся к разделению людей, каковым и было правительство при Старом порядке, могло поддерживать до смешного бессмысленное неравенство, существовавшее во Франции к моменту начала Революции. Малейшее соприкосновение с self-governement глубочайшим образом видоизменило бы это неравенство, быстро переделав его или разрушив.
Вольности провинций могут существовать какое-то время и без общественной свободы всей нации при условии, что вольности эти имеют древнее происхождение, что они тесно связаны с привычками, нравами и воспоминаниями и что деспотизм, напротив, зародился недавно. Но нет никакого основания полагать, что местные вольности можно создать по желанию или что их вообще можно поддерживать длительное время при подавлении общей свободы.
6. (к стр.73) В своей записке на имя короля Тюрго, как мне кажется, очень точно определяет истинный размер привилегий дворян в деле налогообложения:
1) Пользующиеся привилегиями лица могут добиться освобождения от тальи участка в 4 сохи (соха - старинная мера измерения земельного участка. - прим. переводчика), что в окрестностях Парижа составляет 2 тыс. франков.
2) Те же лица не платят ровно ничего за леса, луга, виноградники, пруды, равно как и за огороженные участки, прилегающие к их замкам, вне зависимости от их размера. В некоторых кантонах основную продукцию дают луга и виноградники. В этом случае дворянин, передающий управление своими землями в чьи-либо руки, освобождается от всякого налогообложения, чье бремя ложится на плечи податного населения. Это-второе преимущество, и притом очень значительное".
7. Косвенные привилегии в деле налогообложения. Различия в способах взимания даже равных по размерам налогов. (к стр.74)
Этому факту Тюрго также дает описание, которое на основании прочитанных документов считаю точным. "Косвенные преимущества привилегированных лиц в области подушной подати (капитации) также значительны. Капитация есть по природы своей налог произвольный. Распределить ее среди всех граждан возможно только вслепую. Поэтому при ее взимании сочли наиболее удобным взять за основу уже составленные податные списки выплачивающих талью. Лица, имеющие привилегии, были занесены в особый список. Но так как они умеют отстаивать свои интересы, а за податное население вступиться некому, то вышло так, что капитация первых в провинциях мало-помалу свелась к весьма незначительной сумме, тогда как подушное обложение вторых почти равнялось сумме выплачиваемой тальи".
Другой пример неравенства во взимании налога при общем обложении.
Известно, что местные налоги платило все население. Как говорится в постановлениях совета, утверждающих такого рода расходы, "означенные суммы имеют быть возложены совокупно с капитацией или соразмерно с нею на все подведомственные лица, имеющие или не имеющие податные изъятия, привилегированные или непривилегированные безо всякого исключения".
Заметим, что поскольку подушная подать платившего талью, приравнивалась к размеру последней и была сравнительно выше подушной подати привилегированного лица, то неравенство проявлялось даже в тех условиях, которые, казалось бы, должны были его полностью исключать.
О том же.
В проекте эдикта 1764 г., пытающегося установить равенство в налогообложении, я обнаружил всякого рода распоряжения, имеющие целью сохранить особое положение привилегированных при взимании налогов. Я заметил между прочим, что все меры, направленные на определение ценности подлежащего обложению предмета, могут быть применены к привилегированным лицам только в их присутствии, либо в присутствии их поверенного.
О том, что само правительство признавало особое положение привилегированных лиц в деле налогообложения даже при общности налогов.
"Я вижу, - пишет министр в 1766 г., - что представляющая наибольшие трудности для сбора часть налогов составляется из платежей, выплачиваемых дворянами и привилегированными. Сборщики тальи считают себя обязанными соблюдать по отношению к ним осторожность, вследствие чего накапливаются очень давнишние и слишком значительные недоимки в их капитации и двадцатине".
ГЛАВА Х
КАКИМ ОБРАЗОМ УНИЧТОЖЕНИЕ ПОЛИТИЧЕСКОЙ СВОБОДЫ И РАЗОБЩЕННОСТЬ КЛАССОВ ОБУСЛОВИЛИ ПОЧТИ ВСЕ НЕДУГИ, РАЗРУШИВШИЕ СТАРЫЙ ПОРЯДОК
Я только что описал наиболее разрушительный из всех недугов, поразивших учреждения Старого порядка и обрекших его на гибель. Мне хотелось бы еще раз вернуться к источнику столь странного и пагубного зла, а также показать, сколько еще недугов оно породило.
Если бы англичане подобно нам уже в Средние века полностью утратили политическую свободу, без которой все местные вольности не могут долго существовать, то весьма вероятно, что различные группы, из которых состояла английская аристократия, отделились бы друг от друга, а все вместе оторвались бы от народа, как это имело место во Франции и более пли менее на всем остальном континенте. Но свобода принуждала англичан держаться вместе, чтобы в случае необходимости всегда прийти к взаимному соглашению.
Любопытно, что английское дворянство под влиянием собственного же честолюбия могло, когда это казалось необходимым, запросто смешиваться с низшими слоями, делая вид, что считает их равными себе. Уже цитированный мною Артур Юнг, чья книга является одним из самых поучительных сочинений о старой Франции, рассказывает, как, находясь однажды в деревне у герцога де Лианкура, он выразил желание порасспросить кое-кого из наиболее толковых и зажиточных окрестных владельцев. Герцог поручил своему управляющему привести их к Юнгу. По этому поводу англичанин делает следующее замечание: "Английский помещик пригласил бы трех или четырех фермеров, которые отобедали бы со всей семьей среди дам высшего общества. Я сталкивался с этим на наших островах сотни раз. Но напрасно мы будем искать что-либо подобное во Франции от Кале де Байоны!" (< стр.81)
Несомненно английское дворянство по природе своей куда более высокомерно, чем французское, и менее расположено к братанию с кем бы то ни было из низших слоев. Но к тому вынуждали потребности его положения. Ради того, чтобы повелевать, дворянство было готово на все. На протяжении веков мы не найдем у англичан иных податных неравенств кроме тех, что были последовательно введены в пользу нуждающихся классов. Вот к чему способны привести различия в политических принципах столь близких народов. В XVIII беке именно бедняк в Англии пользуется послаблением в налогообложении, во Франции же толстосум(1). Здесь дворянство до конца пыталось удержать за собой свободу от податей, чтобы утешиться за потерю правления.
В XIV веке максима "N'impose qui ne veut" ("кто не участвует в установлении налога, тот не платит его") казалась одинаково крепко укорененной как во Франции, так и в Англии. К этому правилу довольно часто прибегали: нарушение его всегда расценивалось как признак тирании, соблюдение--как правомерные действия. Как я уже упоминал выше, в этот период имеется масса аналогий между английскими и французскими политическими институтами, но затем судьбы обоих народов разделяются и с течением времени становятся все менее схожими. Судьбы наций схожи с двумя линиями, выходящими из двух соседних пунктов под несколько разными углами и в дальнейшем по мере удаления друг от друга расходящимися до бесконечности.
Осмелюсь утверждать, что в тот момент, как нация, утомленная беспорядками, сопутствующими пленению короля Иоанна и безумию Карла VI, дозволяет королям без ее ведома устанавливать общий налог; в тот момент, как дворянство трусливо допускает налогообложение третьего сословия, лишь бы самому избавиться от податей, - в тот момент было посеяно семя почти всех пороков и злоупотреблений, подтачивавших Старый порядок всю его оставшуюся жизнь и в конце концов приведших к его смерти. И я поражаюсь замечательной прозорливости де Коммина, утверждавшего, что "Карл VII, которому удалось добиться права облагать своих подданных тальей по своему усмотрению и без соглашения с сословиями, взял большой грех на свою душу и душу своих преемников и нанес своему королевству рану, которая еще долго будет кровоточить".
Посмотрите, как увеличилась рана с течением времени. Давайте шаг за шагом проследим за всеми последствиями содеянного.
В своих мудрых "Изысканиях о финансах Франции" Фарбонне резонно замечает, что в Средние века короли жили главным образом за счет доходов от своих доменов, а "поскольку чрезвычайные нужды удовлетворялись чрезвычайными сборами, -добавляет (< стр.82) он, - бремя их одинаково ложилось на дворянство, духовенство и народ".
И действительно, в XIV веке большинство общих налогов, принятых всеми тремя сословиями, носило именно такой характер. Почти все установленные в те времена выплаты были косвенными, т. е. выплачивались одинаково всеми потребителями. Иногда налог носил прямой характер - тогда он взимался не с собственности, но с доходов. Например, дворяне, священнослужители и буржуа должны были отдавать королю десятую часть своих доходов. Все сказанное здесь мною о налогах, принятых с согласия Генеральных Штатов, равно относится и к налогам, устанавливаемым в ту же эпоху на своих территориях сословными собраниями различных провинций.
По правде говоря, в те времена прямой налог, известный под названием тальи, не особенно обременял дворян. От тальи их избавляла обязательная военная служба. Как общий налог талья была тогда в ограниченном употреблении и применялась скорее к сеньорам, чем к служащим короля.
Когда король впервые предпринял попытку взимать налоги собственной властью, он понял, что в первую очередь следовало выбрать налог, не затрагивавший напрямую дворянство, поскольку оно в ту пору являлось для королевской власти опасным соперником. Таким образом, король избрал налог, не распространявшийся на дворянство - он выбрал талью.
Так ко всем существовавшим уже частичным неравенствам добавилось и более общее, усугубившее и поддержавшее все остальные. С тех пор по мере того, как вместе с прерогативами центральной власти растут потребности государственной казны, талья расширяется и принимает самые разнообразные формы(2). Вскоре она удесятеряется, и всякий новый налог превращается в талью. С каждым годом неравномерность в налогах разделяет классы и разобщает людей все больше и больше. С того момента, когда налогом стали облагаться не столько те, кто был в состоянии его выплачивать, сколько те, кто был не способен от него защититься, мы неизбежно должны были прийти к чудовищному факту обложения податью бедняка и избавлению от него богача.
Уверяют, что Мазарини, имея нужду в деньгах, решил обложить налогом главнейшие дома Парижа, но, встретив некоторое сопротивление среди заинтересованных лиц, ограничился добавлением к общему размеру тальи 5 млн., которых ему не хватало. Он хотел обложить податью богатых граждан, а вышло так, что налог взимался с самых несчастных. Но казна от этого ничего не потеряла.
Выручка от столь плохо распределяемых налогов была ограничена, потребности же государей границ уже не имели. Между (< стр.83) тем короли не собирались ни созывать Генеральные Штаты для получения субсидий, ни облагать налогом дворян, чтобы тем самым не спровоцировать их на созыв Штатов.
Сии факты и обусловили чудовищную и вредоносную плодовитость финансового духа, своеобразно характеризующую управление государственной казной в последние три века монархии.
Нужно вникнуть во все детали административной и финансовой истории Старого порядка, чтобы понять, к применению каких насильственных и бесчестных методов может привести потребность в деньгах даже мягкое правительство, лишенное, однако, гласности и контроля, коль скоро время освятило его власть и избавило от страха перед революциями, - этого последнего прибежища народа.
В летописях мы на каждом шагу сталкиваемся со свидетельствами продажи королевского имущества, а затем изъятия его у владельца как не подлежащего продаже. Мы обнаруживаем нарушенные договоры, непризнание приобретенных прав; при каждом кризисе государственные кредиторы приносятся в жертву, а доверие общественного мнения беспрестанно обманывается.
Пожалованные на вечные времена привилегии без конца отнимаются. И если бы можно было сочувствовать досаде, причиняемой глупым тщеславием, мы пожалели бы об участи несчастных новопожалованных дворян, которых на протяжении XVII и XVIII веков заставляли время от времени выкупать пустые почести и несправедливые привилегии, сколько раз уже оплаченные. Так, Людовик XIV аннулировал все дворянские титулы, приобретенные в течение предшествующих 92 лет, большинство из которых было пожаловано им самим. Сохранить их можно было лишь ценой внесения новых средств, поскольку, гласит эдикт, "все эти титулы были дарованы по неосторожности". Примером Людовика XIV не упустил случая воспользоваться спустя восемь лет Людовик XV(3).
Как утверждалось, ополченцу запрещалось выставлять вместо себя замену из опасения повысить цену рекрутских услуг государству. Города, общины, больницы вынуждены были нарушать свои обязательства, чтобы быть в состоянии выплачивать займы королю. Приходам запрещалось проводить необходимые работы из боязни, что они распылят средства и не смогут аккуратно выплатить талью.
Рассказывают, будто бы господа Орри и де Трюдон - генеральный контролер и генеральный управляющий путей сообщения - замыслили проект замены дорожной барщины денежными пожертвованиями, которые должны были выплачивать жители каждого округа для починки дорог. Причина, побудившая сих ловких администраторов отказаться от своего замысла, весьма (< стр.84) поучительна: говорят, они побоялись, что нельзя будет помешать государственной казне использовать в своих целях собранные таким образом суммы, так что налогоплательщикам вскоре пришлось бы и отрабатывать барщину, и платить новый налог. И я смею утверждать, что ни одно частное лицо не избежало бы судебного преследования, веди оно свои имущественные дела подобно тому, как великий король во всей своей славе распоряжался общественным имуществом.
Обнаружив какое-либо средневековое учреждение, удержавшееся со всеми своими пороками вопреки духу времени, либо какое-либо губительное новшество, -докопайтесь до корней зла: вы найдете случайную и экстренную финансовую меру, превратившуюся в политический институт; вы увидите, что для уплаты однодневных долгов создавались новые власти, коим было суждено просуществовать века.
В весьма отдаленные времена была введена особая подать, получившая название налога на право владения дворянским имением, им облагались владевшие дворянскими поместьями простолюдины. Данное право порождало между землями разделение, аналогичное разделению, существовавшему между людьми, причем каждое из них усиливалось другим. Возможно, именно налог на право владения более всего способствовал разделению дворян и буржуа, поскольку он препятствовал объединению их интересов на почве, наиболее способствовавшей объединению людей на почве земельной собственности. Таким образом, время от времени разверзалась пропасть между собственником-дворянином и его соседом, собственником-простолюдином. В Англии же, напротив, ничто так не ускоряло слияние этих групп, как уничтожение уже в XVII веке всех различий между дворянским и недворянским имениями.
В XIV веке феодальный налог на право владения дворянским поместьем еще не очень обременителен и взимается лишь изредка. Но в XVIII веке, когда феодализм уже почти разрушен, его уплаты в размере годового дохода требуют каждые двадцать лет. Как утверждает Турскос сельскохозяйственное общество, "эта подать наносит сокрушительный вред развитию сельскохозяйственного искусства. Из всех налогов, выплачиваемых подданными короля, нет более обременительного для сел". Другой современник говорит, что "данные средства, взимаемые раньше единожды в жизни, постепенно превратились в очень жестокий налог"(4). Само дворянство желало его отмены, поскольку он препятствовал приобретению земель простолюдинами. Однако финансовые потребности вынуждали сохранять и увеличивать его.
Средневековье напрасно обвиняется в том зле, что может исходить от промышленных корпораций. Судя по всему в основе (< стр.85) мастерских и ремесленных гильдий первоначально были заложены только способы объединения людей одной профессии и установление в рамках каждого ремесла небольшого свободного управления, в задачи которого входило оказание помощи рабочим и поддержание порядка в их среде. Едва ли Людовик Святой желал большего.
И только в начале XVI века, уже в эпоху Возрождения, правительству впервые пришло в голову рассматривать право на труд как привилегию, которую король мог продавать. Тогда только каждая признанная государством корпорация превратилась в небольшую замкнутую аристократию, и были установлены, наконец, монополии, нанесшие такой большой вред развитию искусств и столь возмущавшие наших предков. Начиная с правления Генриха III, если и не породившего зло, то по крайней мере сделавшего его всеобщим достоянием, и вплоть до правления Людовика XVI, его искоренившего, злоупотребления системой гильдий беспрестанно возрастали и распространялись, В то же время поступательное развитие общества делало их все более тягостными; и они все отчетливее осознавались общественным разумом. С каждым годом привилегии старых возрастали. Зло никогда не заходило столь далеко, как во времена, считающиеся лучшими годами царствования Людовика XIV, ибо нужда в деньгах не ощущалась столь остро, а решимость взять их у нации становилась тверже.
В 1755 г. Летрон справедливо замечал: "Государство создало промышленные сообщества лишь для того, чтобы черпать из них ресурсы то с помощью королевских привилегий, то с помощью создания новых должностей, которые гильдии поневоле вынуждены выкупать. Эдикт 1673 г. поставил последнюю точку в принципах Генриха III, заставив все гильдии выкупать утвердительные грамоты, а всех не входивших в союзы ремесленников - вступать в них. Эта презренная мера принесла казне 300 тыс. ливров".
Мы уже видели, каким образом было приведено в упадок все городское устройство, причем сделано это было не в виду каких-то политических целей, а в одной только надежде раздобыть средства для казны".
Той же потребностью в деньгах в купе с нежеланием просить их у сословных собраний обязана своим существованием и продажа должностей, мало-помалу превращающаяся в совершенно чудовищное дело, равного которому мир никогда не видел. Благодаря этому институту, порожденному фискальным духом, тщеславие третьего сословия в течение трех веков поддерживалось в постоянном напряжении и было направлено исключительно на приобретение публичных должностей. Всеобщая страсть к получению должностей поразила самое сердце нации, сделавшись общим источником революций и рабства. (< стр.86)
По мере усиления финансовых затруднений возникали новые должности, связанные с вознаграждениями, податными изъятиями или привилегиями(5). А поскольку решающее значение здесь имели не административные потребности, а нужды казны, то таким путем было создано невероятное множество совершенно бесполезных и даже вредных должностей(6). Проведенное Кольбером в 1664 г. расследование обнаружило, что капитал, вложенный в .эту презренную собственность, достигал почти 5 млн. ливров. Говорят, Ришелье уничтожил 100 тыс. должностей. Но отменяемые должности появлялись под другими названиями. За небольшую плату правительство снимало с себя обязанность управлять, контролировать и понуждать своих собственных служащих. Таким образом создавалась обширная, сложная и малопроизводительная машина, которую предоставили самой себе и заставили работать в холостую, а взамен пришлось создать простой и легко управляемый правительственный механизм, в действительности выполнявший то, что эта армия чиновников делала только для вида.
С полным правом можно утверждать, что сии ненавистные учреждения не просуществовали бы и двадцати лет, если бы было .дозволено сделать их предметом гласности. И если бы спросили совета сословных собраний, созывавшихся иногда по чистой случайности, или если бы были выслушаны жалобы представителей профессий, ни одно из этих учреждений не смогло бы упрочить свое положение. Редко созывавшиеся в последние столетия Генеральные Штаты постоянно восстают против темных сторон государственного управления. Эти собрания указывают как на источник всех злоупотреблений на присвоенное королем право по собственному усмотрению повышать подати или, пользуясь подлинными словами выразительного языка XV века, "право обогащаться за счет народа без согласия и обсуждения со стороны всех трех сословий". Штаты заняты не только отстаиванием собственных лрав: они настойчиво требуют уважения прав провинций или городов и часто добиваются своего. На каждой новой сессии раздаются голоса против неравенства в повинностях. Неоднократно Штаты требуют отказа от системы гильдий и цехов; нападки на разрастающуюся систему продажи должностей становятся все яростнее с каждым веком. "Продающий должность, продает и правосудие, а это бесчестное дело", - говорят они. Когда продажа должностей сделалась обычным делом, они неустанно жалуются на злоупотребления в этой области. Они восстают против множества опасных и бесполезных привилегий, но всегда их старания напрасны. Все эти учреждения были направлены против них; они были рождены стремлением не созывать более штаты и необходимостью замаскировать в глазах французов налог, который им не осмеливались представить в его истинном виде. (< стр.87)