Толкиен Джон Рональд Руэл. Две твердыни

- Лишь бы он не очень поплатился за свою смелость, - сказал Леголас. -
Скорее, скорее! А то я как подумаю, что наши веселые малыши в лапах у этой
сволочи, так у меня сердце не на месте.
Солнце поднялось в зенит и медленно катилось по небосклону. Облака
приплыли с моря, и ветер их рассеял. Незаметно приблизилась закатная пора.
Сзади, с востока, наползали длинные цепкие тени. Погоня бежала ровно и
быстро. Сутки прошли с тех пор, как они схоронили Боромира, а до орков было
еще далеко. Невесть сколько: в степи не разберешь.
В густых сумерках Арагорн остановился. За день у них было две
передышки, и двенадцать лиг отделяли их от того обрыва, где они встречали
рассвет.
- Трудный у нас выбор, - сказал он. - Заночуем или поспешим дальше,
пока хватит сил и упорства?
- Вряд ли орки сделают привал, а тогда мы от них и вовсе отстанем, -
отозвался Леголас.
- Как это не сделают, им отдохнуть-то надо? - возразил Гимли.
- Где это слыхано, чтобы орки бежали степью средь бела дня? А эти
бегут, - сказал Леголас. - Стало быть, и ночью не остановятся.
- Мы же в темноте, чего доброго, со следа собьемся, - заметил Гимли.
- С такого следа не собьешься, он и в темноте виден и никуда не
сворачивает, - посмотрел вдаль Леголас.
- Идти по следу напрямик немудрено и впотьмах, - подтвердил Арагорн. -
Но почем знать, вдруг они все-таки свернут куда-нибудь, а мы пробежим мимо?
Оплошаем, и волей-неволей придется ждать рассвета.
- Тут еще вот что, - добавил Гимли. - Следы в сторону заметны только
днем. А может, хоть один из хоббитов да сбежит или кого-нибудь из них
потащат на восток, к Великой Реке - ну, в Мордор; как бы нам не проворонить
такое дело.
- Тоже верно, - согласился Арагорн. - Правда, если я там, на месте
распри, не ошибся в догадках, то одолели орки с белой дланью на щите, и
теперь вся свора бежит к Изенгарду. А я, видимо, не ошибся.
- Пес их, орков, знает, - сказал Гимли. - Ну а если Пин или Мерри
все-таки сбежит? В темноте мы бы давешнюю застежку не нашли.
- Вдвойне теперь будут орки настороже, а пленники устали вдвое пуще
прежнего, - заметил Леголас. - Вряд ли кому из хоббитов удастся снова
сбежать, разве что с нашей помощью. Догоним - как-нибудь выручим, и догонять
надо, не мешкая.
- Однако даже я, бывалый странник и не самый слабосильный гном, не
добегу до Изенгарда без передышки, - сказал Гимли. - У меня тоже сердце не
на месте, и я первый призывал не мешкать, но теперь хорошо бы отдохнуть, а
потом прибавить ходу. И уж если отдыхать, то в глухие ночные часы.
- Я же сказал, что у нас трудный выбор, - повторил Арагорн. - Так на
чем порешим?
- Ты наш вожатый, - сказал Гимли, - и к тому же опытный ловчий. Тебе и
решать.
- Я бы не стал задерживаться, - вздохнул Леголас, - но и перечить не
стану. Как скажешь, так и будет.
- Не в добрый час выпало мне принимать решение, - горько молвил
Арагорн. - С тех пор как миновали мы Каменных Гигантов, я делаю промах за
промахом.
Он помолчал, вглядываясь в ночную темень, охватывающую северо-запад.
- Пожалуй, заночуем, - наконец проговорил он. - Тьма будет
непроглядная: беда, коли и вправду потеряем след или не заметим чего-нибудь
важного. Если б хоть луна светила, но она же едва народилась, тусклая и
заходит рано.
- Какая луна - небо-то сплошь затянуто, - проворчал Гимли. - Нам бы
волшебный светильник, каким Владычица одарила Фродо!
- Ей было ведомо, кому светильник нужнее, - возразил Арагорн. - Фродо
взял на себя самое тяжкое бремя. А мы... что наша погоня по нынешним грозным
временам! И бежим-то мы, может статься, без толку, и выбор мой ничего не
изменит. Но будь что будет - выбор сделан. Ладно, утро вечера мудренее!
Растянувшись на траве, Арагорн уснул мертвым сном - двое суток, от
самого Тол-Брандира, ему глаз не привелось сомкнуть, да и там не спалось.
Пробудился он в предрассветную пору - и мигом вскочил на ноги. Гимли спал
как сурок, а Леголас стоял, впиваясь глазами в северный сумрак, стоял
задумчиво и неподвижно, точно стройное деревце безветренной ночью.
- Они от нас за тридевять лиг, - хмуро сказал он, обернувшись к
Арагорну. - Чует мое сердце, что уж они-то прыти не сбавили. Теперь только
орлу их под силу догнать.
- Мы тоже попробуем, - сказал Арагорн и, наклонившись, потормошил
гнома. - Вставай! Пора в погоню! А то и гнаться не за кем будет!
- Темно же еще, - разлепив веки, выговорил Гимли. - Небось, пока солнце
не взошло, Леголас их тогда и с горы не углядел.
- Теперь гляди не гляди, с горы не с горы, при луне или под солнцем -
все равно никого не высмотришь, - отозвался Леголас.
- Чего не увидят глаза, то, может, услышат уши, - улыбнулся Арагорн. -
Земля-то, наверно, стонет под их ненавистной поступью.
И он приник ухом к земле, приник надолго и накрепко, так что Гимли даже
подумал, уж не обморок ли это - или он просто снова заснул?
Мало-помалу забрезжил рассвет, разливаясь неверным сиянием. Наконец
Арагорн поднялся, и лицо его было серое и жесткое, угрюмое и озабоченное.
- Доносятся только глухие, смутные отзвуки, - сказал он. - На много
миль вокруг совсем никого нет. Еле-еле слышен топот наших уходящих врагов.
Однако же громко стучат лошадиные копыта. И я вспоминаю, что я их заслышал,
еще когда лег спать: кони галопом мчались на запад. Скачут они и теперь и
еще дальше от нас, скачут на север. Что тут творится, в этих краях?
- Поспешим же! - сказал Леголас. Так начался третий день погони.
Тянулись долгие часы под облачным покровом и под вспыхивающим
солнцем, а они мчались почти без продыху, сменяя бег на быстрый шаг, не
ведая усталости. Редко-редко обменивались они немногими словами. Их путь
пролегал по широкой степи, эльфийские плащи сливались с серо-зелеными
травами, только эльф различил бы зорким глазом в холодном полуденном свете
бесшумных бегунов, и то вблизи. Много раз возблагодарили они в сердце своем
Владычицу Лориэна за путлибы, съеденные на бегу и несказанно укрепившие их
силы.
Весь день вражеский след вел напрямик на северо-запад, без единого
витка или поворота. Когда дневной свет пошел на убыль, они очутились перед
долгими, пологими, безлесными склонами бугристого всхолмья. Туда, круто
свернув к северу, бежали орки, и след их стал почти незаметен: земля здесь
была тверже, трава -- реже. В дальней дали слева вилась Онтава, серебряной
лентой прорезая степную зелень. И, сколько ни гляди, нигде ни признака
жизни. Арагорн дивился, почему бы это не видать ни зверя, ни человека.
Правда, ристанийские селения располагались большей частью в густом подлесье
Белых гор, невидимом за туманами; однако прежде коневоды пасли свои
несметные стада на пышных лугах юго-восточной окраины Мустангрима, и всюду
было полным-полно пастухов, обитавших в шалашах и палатках, даже и в зимнее
время. А теперь почему-то луга пустовали и в здешнем крае царило безмолвие,
недоброе и немирное.
Остановились в сумерках. Дважды двенадцать лиг пробежали они по
ристанийским лугам, и откосы Приречного взгорья давно уж сокрыла восточная
мгла. Бледно мерцала в туманных небесах юная луна, и мутью подернулись
тусклые звезды.
- Будь сто раз прокляты все наши заминки и
промедленья! - сказал в сердцах Леголас. - Орки далеко опередили нас:
мчатся как ошалелые, точно сам Саурон их подстегивает. Наверно, они уже в
лесу, бегут по темным взгорьям, поди сыщи их в тамошней чащобе!
- Зря мы, значит, надеялись и зря из сил выбивались, - сквозь зубы
проскрежетал Гимли.
- Надеялись, может, и зря, а из сил выбиваться рано, - отозвался
Арагорн. - Впереди долгий путь. Но я и вправду устал. - Он обернулся и
взглянул назад, на восток, тонущий в исчерна-сизом мраке. - Неладно в
здешних землях: чересчур уж тихо, луна совсем тусклая, звезды еле светят.
Такой усталости я почти и не припомню, а ведь негоже Следопыту падать с ног
в разгар погони. Чья-то злая воля придает сил нашим врагам и дает нам
незримый отпор: не так тело тяготит, как гнетет сердце.
- Еще бы! - подтвердил Леголас. - Я это почуял, лишь только мы
спустились с Привражья. Нас не сзади оттягивают, а теснят спереди. - Он
кивком указал на запад, где над замутненными просторами Ристании поблескивал
тонкий лунный серп.
- Саруманово чародейство, - проговорил Арагорн. - Ну, вспять-то он нас
не обратит, но заночевать придется, а то вон уже и месяц тучи проглотили.
Путь наш лежит между холмами и болотом. Выступим на рассвете.
Первым, как всегда, поднялся Леголас, да он едва ли и ложился.
- Проснитесь! Проснитесь! - воскликнул он. - Уже алеет рассвет.
Диковинные вести ждут нас у опушки Фангорна. Добрые или дурные - не знаю, но
медлить нельзя. Проснитесь!
Витязь и гном вскочили на ноги; погоня ринулась с места в карьер.
Всхолмье виднелось все отчетливее, и еще до полудня они подбежали к
зеленеющим склонам голых хребтов, напрямую устремленных к северу. Суховатая
земля у подошвы поросла травяной щетиной; слева, миль за десять, источали
холодный туман камышовые плесы и перекаты Онтавы. Возле крайнего южного
холма орки вытоптали огромную черную проплешину. Оттуда след опять вел на
север, вдоль сохлых подножий. Арагорн обошел истоптанную землю.
- Тут у них был долгий привал, - сказал он, - однако же изрядно они нас
опередили. Боюсь, что ты прав, Леголас: трижды двенадцать часов, не меньше,
прошло с тех пор. Если они прыти не поубавили, то еще вчера под вечер
добежали до опушки Фангорна.
- И на севере, и на западе только и видать, что траву в дымке, -
пожаловался Гимли. - Может, заберемся на холмы - вдруг оттуда хоть лес
покажется?
- Не покажется, - возразил Арагорн. - Холмы тянутся к северу лиг на
восемь, а там еще степью все пятнадцать до истоков Онтавы.
- Тогда вперед, - сказал Гимли. - Лишь бы ноги не подвели, а то что-то
на сердце так и давит.
Бежали без роздыху, и к закату достигли наконец северной окраины
всхолмья. Но теперь они уж не бежали, а брели, и Гимли тяжело ссутулился.
Гномы не ведают устали ни в труде, ни в пути, но нескончаемая и безнадежная
погоня изнурила его. Угрюмый и безмолвный Арагорн шел за ним следом, иногда
пытливо склоняясь к черным отметинам. Один Леголас шагал, как всегда, легко,
едва приминая траву, словно летучий ветерок. Лориэнские дорожные хлебцы
питали его сытней и надежней, чем других, а к тому же он умел на ходу, с
открытыми глазами забываться сном, недоступным людям или гномам, -
эльфийским мечтанием о нездешних краях.
- Взойдемте-ка на вон тот зеленый холм, оглядимся! - позвал он усталых
друзей и повел их наискось к лысому темени последней вершины, высившейся
особняком. Тем временем солнце зашло, и пал вечерний сумрак. Густая серая
мгла плотно окутала зримый мир. Лишь на дальнем северо-западе чернели горы в
лесной оправе.
- Вот тебе и огляделись, - проворчал Гимли. - Зато уж здесь как-никак,
а заночуем. Крепко что-то похолодало!
- Северный ветер дует, от снеговых вершин, - сказал Арагорн.
- К утру подует восточный, - пообещал Леголас. - Отдохните, раз такое
дело. Только ты, Гимли, с надеждой зря расстался. Мало ли что завтра
случится. Говорят, поутру солнце путь яснит.
- Яснило уж три раза кряду, а толку-то? - сказал Гимли.
Холод пробирал до костей. Арагорн и Гимли засыпали, просыпались - и
всякий раз видели неизменного Леголаса, который то стоял недвижно, то
расхаживал взад-вперед, тихо напевая что-то на своем древнем языке, и звезды
вдруг разгорались в черной небесной бездне. Так проплывала ночь, а рассвет
они встретили вместе. Бледная денница озарила мертвенно-безоблачное небо;
наконец взошло солнце. Ветер дул с востока, туманы он разогнал и обнажил
угрюмую равнину в жестком утреннем свете.
Перед ними далеко на восток простерлось ветреное раздолье Ристании. Эти
степи они мельком видели много дней назад, еще плывя по Андуину. На
северо-западе темнел Великий Лес Фангорн; до его неприветных опушек было не
меньше десяти лиг, а там холмами и низинами стояло в мутно-голубой дымке
несметное древесное воинство. Дальше взблескивала, точно поверх серой тучи,
высокая вершина Метхедраса, последней из Мглистых гор. Из лесу, между
крутыми берегами, струила ключевые воды еще узкая и быстрая Онтава. К ней
сворачивал след орков от всхолмья.
Арагорн пригляделся к следу до самой реки, потом проводил взглядом реку
к истокам и вдруг заметил вдали какое-то пятно, смутное перекати-поле на
бескрайней зеленой равнине. Он кинулся на землю, прижался к ней ухом и
вслушался. Но рядом стоял Леголас. Из-под узкой, длинной ладони он увидел
зорким эльфийским оком не тень и не пятно, а маленьких всадников,
много-много всадников, и копья их поблескивали в рассветных лучах точно
мелкие звезды, сокрытые от смертных взоров. Далеко позади за ними вздымался
и расхлестывался черный дым.
Пустая степь хранила безмолвие, и Гимли слышал, как ветер ворошит
траву.
- Всадники! - воскликнул Арагорн, вскочив на ноги. - Большой отряд
быстроконных всадников приближается к нам.
- Да, - подтвердил Леголас, - всадники. Числом сто пять. У них желтые
волосы, и ярко блещут их копья. Вожатый их очень высок.
- Далеко же видят эльфы, - с улыбкой сказал Арагорн.
- Тоже мне далеко, - отмахнулся Леголас. - Они от нас не дальше чем за
пять лиг.
- За пять лиг или за сто саженей, - сказал Гимли, - все равно нам от
них в степи не укрыться. Как, будем их ждать или пойдем своим путем?
- Ждать будем, - сказал Арагорн. - Я устал, и орков мы не нагоним.
Вернее, их нагнали раньше нашего: всадники-то возвращаются вражеским следом.
Может, они встретят нас новостями.
- Или копьями, - сказал Гимли.
- Три пустых седла, но хоббитов что-то не видать, - заметил Леголас.
- А я не сказал - добрыми новостями, - обернулся к нему Арагорн. -
Добрые или дурные - подождем, узнаем.
Слишком были бы заметны и подозрительны их черные силуэты на палевом
небе, и они неспешно спустились северным склоном, облюбовали у подножия
блеклый травянистый бугорок, укутались в плащи, сели потеснее. Налетал
пронизывающий ветер. Гимли было не по себе.
- А что ты про них знаешь, Арагорн, про этих коневодов? - спросил он. -
Может, мы здесь сидим и ждем, пока нас убьют?
- Народ мне знакомый, - отвечал Арагорн. - Заносчивые они, своевольные,
однако ж твердые и великодушные, слово у них никогда не расходится с делом,
в бою неистовы, но не кровожадны, смышленые и простоватые: книг у них нет,
лишь песни помнит каждый, как помнили их в седой древности сыны и дочери
человеческие. Давно я здесь, правда, не был и не знаю: может, их подкупили
посулы предателя Сарумана или подкосили угрозы Саурона. С гондорцами они
искони в дружбе, хоть и не в родстве: некогда их привел с севера Отрок Эорл,
и они, наверно, сродни обитателям краев приозерных, подвластных Барду, и
лесных, подвластных Беорну. Там, как и здесь, тоже много высоких и
белокурых. И с орками тамошние и здешние враждуют.
- А Гэндальф говорил, есть слух, будто они здесь данники Мордора, -
заметил Гимли.
- Боромир этому не поверил, я тоже не верю, - отозвался Арагорн.
- Сейчас разберетесь, чья правда, - сказал Леголас. - Их вон уже
слышно.
Вскоре даже Гимли заслышал, как близится топот копыт. Всадники свернули
от реки к всхолмью и мчались по черному следу наперегонки с ветром.
Издалека звенели сильные юные голоса. Вдруг они общим громом грянули
из-за холма, и показался передовой: он вел отряд на юг, мимо западных
склонов. Длинной серебристой вереницей мчались за ним кольчужные конники,
витязи как на подбор.
Высокие стройные кони с расчесанной гривой, в жемчужно-серых чепраках,
помахивали хвостами. И всадники были под стать им, крепкие и горделивые; их
соломенно-желтые волосы взлетали из-под шлемов и развевались по ветру;
светло и сурово глядели их лица. Ясеневое копье было в руках у каждого,
расписной щит за спиной, длинный меч у пояса, узорчатые кольчуги прикрывали
колени.
В строю по двое мчались они мимо, и хотя иной из них то и дело
привставал в стременах, озирая окрестности по обеим сторонам пути, однако же
безмолвные чужаки, следившие за ними, остались незамеченными. Дружина почти
что миновала их, когда Арагорн внезапно поднялся и громко спросил:
- Конники Ристании, нет ли вестей с севера?
Всадники мигом осадили своих скакунов и рассыпались вкруговую. Трое
охотников оказались в кольце копий, надвигавшихся сверху и снизу. Арагорн
стоял молча, и оба его спутника замерли в настороженном ожидании.
Конники остановились разом, точно по команде: копья наперевес, стрелы
на тетивах. Самый высокий, с белым конским хвостом на гребне шлема, выехал
вперед; жало его копья едва не коснулось груди Арагорна. Тот не шелохнулся.
- Кто вы такие, зачем сюда забрели? - спросил всадник на всеобщем языке
Средиземья, и выговор его был гортанный и жесткий, точь-в-точь как у
Боромира, у гордого гондорского витязя.
- Я зовусь Бродяжником, - отвечал Арагорн. - Я пришел с севера. Охочусь
на орков.
Всадник соскочил с седла. Другой выдвинулся и спешился рядом; он отдал
ему копье, обнажил меч и встал лицом к лицу с Арагорном, изумленно и
пристально разглядывая его.
- Поначалу я вас самих принял за орков, - сказал он. - Теперь вижу, что
вы не из них. Но худые из вас охотники, ваше счастье, что вы их не догнали.
Бежали они быстро, оружием их не обидели, и ватага была изрядная. Догони вы
их ненароком, живо превратились бы из охотников в добычу. Однако, знаешь ли,
Бродяжник, что-то с тобой не так. - И он снова смерил усталого Следопыта
зорким, внимательным глазом. - Не подходит тебе это имя. И одет ты
диковинно. Вы что, исхитрились спрятаться в траве? Как это мы вас не
заметили? Может, вы эльфы?
- Есть среди нас и эльф, - сказал Арагорн. - Вот он: Леголас из
Северного Лихолесья. А путь наш лежал через Кветлориэн, и Владычица
Цветущего Края обласкала и одарила нас.
Еще изумленнее оглядел их всадник и недобро сощурился.
- Не врут, значит, старые сказки про Чародейку Золотого Леса! -
промолвил он. - От нее, говорят, живым не уйдешь. Но коли она вас обласкала
и одарила, стало быть, вы тоже волхвы и чернокнижники? - Он холодно
обратился к Леголасу и Гимли: - А вас что не слышно, молчуны?
Гимли поднялся, крепко расставил ноги и стиснул рукоять боевого топора;
черные глаза его сверкнули гневом.
- Назови свое имя, коневод, - сказал он, - тогда услышишь мое и еще
кое-что в придачу.
Высокий воин насмешливо посмотрел на гнома сверху вниз.
- Вернее было бы тебе, чужаку, назваться сначала, - сказал он, - но так
и быть... Имя мое - Эомер, сын Эомунда, а звание - Третий Сенешаль
Мустангрима.
- Послушай же, Эомер, сын Эомунда, Третий Сенешаль Мустангрима, что
скажет тебе Гимли, сын Глоина: вперед остерегайся глупых речей и не берись
судить о том, до чего тебе как до звезды небесной, ибо лишь скудоумие твое
может оправдать тебя на этот раз.
Взгляд Эомера потемнел, глухим ропотом отозвались ристанийцы на слова
Гимли, и вновь надвинулись со всех сторон острия копий.
- Я бы одним махом снес тебе голову вместе с бородищей, о
достопочтенный гном, - процедил, Эомер, - да только вот ее от земли-то едва
видать.
- А ты приглядись получше, - посоветовал Леголас, в мгновение ока
наложив стрелу и натянув лук, - это последнее, что ты видишь в жизни.
Эомер занес меч, и худо могло бы все это кончиться, когда б не Арагорн:
он встал между ними, воздев руку.
- Не взыщи, Эомер! - воскликнул он. - Узнаешь побольше - поймешь, за
что так разгневались на тебя мои спутники. Мы ристанийцам вреда не
замышляем: ни людям, ни коням. Может, выслушаешь, прежде чем разить?
- Выслушаю, - сказал Эомер, опуская меч. - Но все же лучше бы мирным
чужестранцам, забредшим в Ристанию в наши смутные дни, быть поучтивее. И
сперва назови мне свое подлинное имя.
- Сперва ты скажи мне, кому вы служите, - возразил Арагорн. - В дружбе
или во вражде вы с Сауроном, с Черным Властелином Мордора?
- Я служу лишь своему властителю, конунгу Теодену, сыну Тенгела, -
отвечал Эомер. - С тем, за дальней Завесой Мрака, мы не в дружбе, но мы с
ним и не воюем. Если ты бежишь от него, то скорее покидай здешние края.
Границы наши небезопасны, отовсюду нависла угроза; а мы всего и хотим жить
по своей воле и оставить свое при себе - нам не нужно чужих хозяев, ни злых,
ни добрых. В былые дни мы привечали странников, а теперь с непрошеными
гостями велено быстро управляться. Так кто же ты такой? Ты-то кому служишь?
По чьему веленью преследуешь орков на нашей земле?
- Я не служу никому, - сказал Арагорн, - но прислужников Саурона
преследую повсюду, не разбирая границ. Вряд ли кому из людей повадки орков
знакомы лучше меня, и гонюсь я за ними не по собственной прихоти. Те, кого
мы преследуем, захватили в плен двух моих друзей. В такой нужде мчишься без
оглядки, конный ты или пеший, и ни у кого на это не спрашиваешь дозволения.
И врагам заранее счет не ведешь - разве что потом по отсеченным головам. Я
ведь не безоружен.
Арагорн сбросил плащ. Блеснули самоцветные эльфийские ножны, и яркий
клинок Андрила взвился могучим пламенем.
- Элендил! - воскликнул он. - Я Арагорн, сын Араторна, и меня именуют
Элессар, Эльфийский Берилл, Дунадан; я - наследник великого князя
гондорского Исилдура, сына Элендила. Вот он, его сломанный и заново
скованный меч! Кто вы - подмога мне или помеха? Выбор за вами!
Гимли и Леголас не верили глазам - таким своего сотоварища они еще не
видели: Эомер словно бы умалился, а он точно вырос, лицо его просияло
отблеском власти и величия древних изваяний. Леголасу на миг почудилось,
будто чело Арагорна увенчала белая огненная корона.
Эомер отступил и почтительно потупил гордый взор.
- Небывалые настали времена, - проговорил он. - Сказанья и были
вырастают навстречу тебе из травы. Скажи мне, о господин, - обратился он к
Арагорну, - что привело тебя сюда? Речи твои суровы и темны. Давно уж
Боромир, сын Денэтора, поехал за ответом на прорицанье, и конь, ему
отданный, вернулся назад без всадника. Ты - северный вестник рока: что же он
велит нам?
- Велит выбирать, - ответствовал Арагорн. - Скажи Теодену, сыну
Тенгела, что войны не минуешь, в союзе с Сауроном или против него. Жить
по-прежнему никому больше не дано, и оставить при себе то, что мнишь своим,
- тоже. Но об этом потом, если мне приведется, - а надо, чтоб привелось, -
говорить с самим конунгом. Теперь же время не терпит, и мне нужна твоя
помощь, хотя бы твои вести. Ты слышал уже, мы гнались за ватагой орков,
чтобы освободить друзей. Каков твой совет?
- Мой совет - оставить погоню, - сказал Эомер. - Орки перебиты все до
единого.
- А наши друзья?
- Были одни лишь трупы орков.
- Да, что-то непонятно, - сказал Арагорн. - А вы хорошо искали? Точно
ли не было других мертвецов, только орки? Наши друзья - маленькие, на ваш
взгляд, почти что дети, босые, в серой одежде.
- Ни детей, ни гномов не было среди мертвых, - сказал Эомер. - Мы
пересчитали убитых и, как велит наш обычай, свалили падаль грудою и подожгли
ее. Останки, наверно, еще дымятся.
- Они не дети и не гномы, - сказал Гимли. - Друзья наши были хоббиты.
- Хоббиты? - удивился Эомер. - Какие такие хоббиты? Чудно вы их
называете.
- Они и народец-то чудной, - сказал Гимли. - Но с этими двумя мы очень
сдружились. А про хоббитов вы слыхали в том прорицании, которое встревожило
Минас-Тирит. Там сказано было: "...невысоклик отважится взять..." Хоббиты и
есть невысоклики.
- Невысоклики! - расхохотался спешившийся всадник рядом с Эомером. -
Ох, невысоклики! Это коротышки-то из детских песенок и северных побасенок?
Ой-ой-ой! Мы что, заехали в сказку или все-таки ходим средь бела дня по
зеленой траве?
- Бывает, что не различишь, - сказал Арагорн. - Ведь сказки о нашем
времени будут слагаться потом. Ты говоришь - по зеленой траве? Вот тебе и
сказка средь бела дня!
- Замешкались мы, - сказал всадник Эомеру, не обращая внимания на
Арагорна. - Надо нам торопиться на юг, Сенешаль. А они пусть тешатся
выдумками, эти дикари. Или, может, связать их и доставить к конунгу?
- Спокойствие, Эотан! - распорядился Эомер на здешнем наречии. - Оставь
меня с ними. И выстрой эоред на дороге, сейчас пойдем к Онтаве.
Эотан что-то буркнул под нос, потом отдал команду, всадники отъехали и
построились поодаль. На склоне остались лишь трое путников с Эомером.
- Удивительны речи твои, Арагорн, - сказал он. - Однако же говоришь ты
правду, это ясно: мы ведь не лжем никогда, так что нас нелегко обмануть.
Правду ты говоришь, но не договариваешь. Не расскажешь ли все толком, чтобы
я знал, как мне быть?
- Много недель назад выступили мы из Имладриса, куда прорицание -
помнишь? - привело Боромира из Минас-Тирита, - начал Арагорн. - Сыну
Денэтора я был попутчиком: мы готовились биться бок о бок в грядущей войне с
Сауроном. Но вышли мы не вдвоем, и Отряд наш имел совсем иное поручение, о
котором я пока не вправе говорить. Вел Отряд Гэндальф Серый.
- Гэндальф! - воскликнул Эомер. - Как же, Гэндальф Серая Хламида у нас
повсюду известен, однако нынче, знай это, именем его тебе не снискать
милости конунга. Сколько люди помнят, он то и дело вдруг наведывался:
бывало, по многу раз в год, а бывало, пропадал и на десять лет. И всегда
приносил тревожные вести - теперь его только горевестником называют.
Да и то сказать - вот был он у нас прошлым летом, и с тех пор все пошло
вкривь и вкось. Начались нелады с Саруманом. Дотоле мы Сарумана считали
другом, а Гэндальф сказал нам, что в Изенгарде точат на нас мечи. Ортханк,
сказал он, был его узилищем, и он чудом спасся. Он просил помощи у Теодена,