Трапп Джессика. Властелин наслаждений

   – У меня есть земля в Англии, – прошептал он, наклоняясь к свертку. – Эта земля была украдена у меня вероломной невестой, но я верну ее, и тогда мы отлично заживем.
   Больше ничто не помешает Годрику из Монтгомери владеть тем, что принадлежит ему по праву, как никто не помешает ему покарать тех, кто продал его в рабство. Пускай он был рожден без будущего, без семьи, зато дочь не повторит его мученической судьбы.

Глава 2

   Замок Уайтстоун, 1477 год
   – Черт возьми! – Айуэрт, отец Мейрионы, грохнул кулаком по дубовой столешнице, в то время как молодой дворянин стремглав уносил ноги из большого зала. – Проклятие! Дочь моя, это уже третий претендент, который сбежал, и всему причиной твой вздорный язык.
   Мейриона резким движением перебросила через плечо длинную золотисто-каштановую косу.
   – У этого человека слишком большие ноги…
   – Дьявол забери и его, и тебя, и эти ноги! – Айуэрт поднялся и двинулся к окну, басовитый рык сменился судорожным кашлем. Слуги разбегались, стараясь не попасться хозяину на глаза, но он не обращал на них никакого внимания, давя тяжелыми сапогами свежесобранные травы. Застоявшийся воздух зала наполнился запахом розмарина и мяты.
   Пожалев, что не нашла более подходящего предлога, чем размер ноги кавалера, Мейриона вцепилась в подлокотники резного кресла и собралась выдерживать нападки отца.
   – Неблагодарная! – Айуэрт с силой ударил по оконной раме, в раздражении наблюдая, как несостоявшийся жених покидает замок. – Почему ты не можешь хоть чуть-чуть походить на свою добрую, покорную мать?
   Мейриона поднялась и отодвинула кресло.
   – Отец, прошу вас, сядьте, пожалейте ваши легкие. Позвольте мне принести снадобье, которое приготовила Мэтти.
   – Тебе давно уже следовало выйти замуж!
   – Пожалуйста…
   – Правда, Айуэрт… – Дядя Мейрионы Пьер, сидевший за шахматной доской у камина, взял костлявой, морщинистой рукой одну из пешек, потом не спеша поднял взгляд. – Судьбу не переспоришь.
   Айуэрт обернулся и с раздражением посмотрел на Пьера.
   – Нуда, тебе ведь не приходится платить королю все эти чертовы подати! – Резким движением он схватил кипу бумаг и помахал ими над головой. – Видишь это? Теперь Эдуард ввел еще и военную подать.
   Мейриона упала духом. С того времени, как династия Йорков вернула себе трон, их семье приходилось платить бесконечно растущие подати.
   – Если вы позволите, Энни научит других женщин ткать шерсть. В Лондоне за такое сукно мы сможем выручить целое состояние.
   – Ты лучше оглянись вокруг! – Айуэрт взмахнул рукой, указывая на голые стены огромного зала. – Золото нужно нам здесь и сейчас. У нас нет времени на дурацкие мечтания о шерстяном сукне.
   Мейриона с тоской взглянула на голые каменные стены. Чтобы выкупить отца из лондонской тюрьмы, ей еще шесть месяцев назад пришлось продать все гобелены. Если бы она была почтительной и покорной дочерью и вышла бы наконец замуж, их сундуки уже давно бы вновь наполнились, но перспектива оказаться в подчинении мужчины приводила ее в ужас. Лучше уж она найдет покупателей для сукна Энни, на это ей нужно лишь немного времени. Тогда и ее саму не придется продавать, словно свинью на ярмарке.
   – Прошу вас, отец. Умение Энни помогло добыть средства, которые освободили вас из лондонской тюрьмы. Она очень способная. Поверьте, наше состояние скоро вырастет…
   – Шерсть и овцы! Моя дочь – торговка… Какой позор!
   – Если вы только позволите мне попробовать, я смогу восстановить наше положение. Я на многое способна…
   – Твои идеи курам на смех! – прорычал Айуэрт. – И потом, как ты доберешься до Лондона? Ты даже на лошади толком ездить не умеешь.
   Это был довольно чувствительный удар, но Мейриона, несомненно, могла бы найти способ доставить товары в Лондон и при этом не сидеть верхом на лошади.
   – Я прошу…
   – Довольно! – Айуэрт хлопнул бумагами по столу. – У тебя мозгов не хватит для торговли. Если бы они у тебя были, ты бы позволила мне умереть в этой тюрьме, а не платила бы королю такой огромный выкуп.
   – Боже, отец, как вы можете так говорить?
   – Зима наступает, а крестьянам уже не хватает хлеба… Мейриона с досадой топнула ногой.
   – Мы найдем выход. Если расходовать наши средства разумно…
   – Все ценное продано. Зимой мы скорее всего замерзнем. Лучше бы я сдох сам, вместо того чтобы обрекать на смерть других. – Айуэрт зашелся в судорожном кашле.
   Боже, если бы только он позволил ей попробовать!
   – Мне нет нужды выходить замуж столь поспешно. Вместо этого мы можем уменьшить количество солдат, которых содержим.
   Айуэрт поморщился:
   – Это безумие. Замок нужно защищать.
   – Защищать? Но из-за них мы можем остаться без куска хлеба и без крыши над головой. Зачем нам столько охраны? Невозможно пройти из зала на кухню и не наткнуться на рыцаря.
   – Расстаться с моими солдатами? Глупости! – Айуэрт закашлялся. – Что ты, женщина, можешь понимать в обороне!
   Мейриона нервно забарабанила пальцами по подлокотнику кресла.
   – Пока ты находился в тюрьме, мы с этим неплохо справлялись.
   Обернувшись, Айуэрт обвел взглядом голые стены и пустой буфет.
   – Ты распродала все убранство и утварь. Даже мы, те, кто сидит за большим столом, должны теперь есть с досок для резки хлеба вместо оловянной посуды.
   – Это несправедливо, отец. – Мейриона сжала губы. Тогда она просто не нашла другого способа заплатить выкуп. – Будь у меня побольше времени, я могла бы раздобыть плату, продавая шерстяные ткани Энни.
   – Упрямая девчонка! – Айуэрт широким шагом подошел к дочери и наклонился так, что их носы почти соприкоснулись. – Ты не выходишь замуж из-за того ублюдка, не так ли?
   Кровь отхлынула от лица Мейрионы.
   – Прекратите! Я не хочу выходить замуж ни за кого, а за него – тем более.
   – Тебе нужен он – я вижу это по твоим глазам. Мейриона покачала головой, словно отгоняла тайные мысли. Прошло уже семь лет, а в ее ушах все еще звучал голос Годрика из Монтгомери: сладкий шепот рыцаря сменялся ночными кошмарами – обещанием отмщения.
   – Неразумное, глупое дитя! Ты хоть имеешь представление, где сейчас твой бесценный бастард?
   Мейриона вздрогнула.
   – Он на континенте и о тебе давно уже забыл.
   В том, что сказал отец, была логика, но Годрик поклялся предъявить на нее свои права, и эта клятва никак не выходила у нее из головы.
   – Они называют его Драконом, – продолжал Айуэрт, вновь отходя к окну. – Если люди отказываются склониться перед его железной волей, он сжигает целые деревни, уничтожает слабых, а любого, кто отказывается повиноваться, он засекает до смерти. Своих врагов он лошадьми протаскивает по уличной грязи.
   Эти слова ледяной иглой страха пронзили сердце Мейрионы, в ее душе возникло чувство, подобное тому, какое испытывает путник, укрывшийся под шатким обломком скалы.
   – Я этому не верю…
   – Не веришь тому, что только последний дурак не знает?
   Мейриону снова пронзила дрожь. Менестрели слагали баллады о деяниях жестокого Дракона, но она никоим образом не связывала чудовище с тем красивым рыцарем, который целовал ее ладонь. Мир опрокинулся. Как она могла не знать, не чувствовать этого? Разве не почувствовала она решимость и силу Годрика, когда он целовал ее?
   Теперь Мейриона поняла истинную причину бешенства отца: Дракон где-то поблизости, и Айуэрт должен защитить свою дочь. Все душе возникло невольное чувство благодарности.
   – После того как он отсюда убрался, Пьер нашел ему место во французской армии. Теперь этот негодяй ведет роскошную жизнь – он разжирел на захваченных землях. – В ярости Айуэрт ударил кулаком по ладони. – Чертов йоркистский ублюдок! Он жиреет на службе у французской знати, тогда как мы задыхаемся, пытаясь заплатить королю эти чертовы подати. Мне следовало убить его, когда у меня была такая возможность.
   – Отец… – Мейриона встала и протянула к нему руки.
   – Больше я не потерплю твоего неповиновения. Если ты посмеешь отвергнуть следующего жениха, клянусь всеми святыми, я отправлю тебя в монастырь. – Айуэрт смерил дочь гневным взглядом, и воцарившееся молчание было более убедительным, чем любая нотация. Но в глубине этого взгляда Мейриона все же видела крупицу растущей тревоги. Замок Уайтстоун, расположенный на вершине крутой скалы, имел отличную естественную защиту, но все оборонительные устройства не помогут, если в самое ближайшее время Айуэрты не смогут пополнить свою казну. Среди наемников уже началось брожение, и некоторые даже покинули замок.
   Дядя Пьер отодвинул от себя шахматную доску и, скрипнув расшатанным стулом, поднялся из-за стола.
   – Послушай, Айуэрт, может, лучше мне самому жениться на девчонке?
   Мейриона в недоумении уставилась на Пьера.
   – Но это же нелепо…
   Не обращая на нее внимания, Пьер схватил Айуэрта за плечо:
   – Ты относишься ко мне как к члену семейства, но ведь мы не состоим в кровном родстве, верно?
   Айуэрт в глубокой задумчивости поглаживал бороду, и Мейриону вдруг объял ужас.
   – Но это же немыслимо!
   – Мой друг, я старею. У меня есть деньги и титул, но нет своей земли. Объединив наши капиталы, мы только выиграем. Странно, что это не пришло мне в голову раньше.
   Айуэрт задумчиво посмотрел на дочь:
   – А что, это стоящая мысль.
   Мейриона почувствовала, как у нее подгибаются колени, и, чтобы не упасть, оперлась рукой о стол. Святые угодники! Ей следовало принять предложение последнего жениха – с его большими ногами она как-нибудь бы смирилась.
   – Не могу поверить, что вы вообще можете обсуждать такую чудовищную идею.
   Отец сердито смотрел на нее.
   – Но разве не ты сама разогнала всех женихов?
   – Мне нужны дети. – Пьер резко ударил тростью по ножке кресла. – Мейриона – девушка сильная, здоровая…
   Неужели такой старик еще может производить детей? При мысли о том, что его сморщенные руки будут ласкать ее, к горлу Мейрионы подступила тошнота.
   – Это безумие.
   Дядя Пьер. Да он старше ее в три раза! Она любила его, но как наставника, а не как возлюбленного. Теперь ей казалось, что старик, опустившись до такого кощунственного предложения, просто предал ее.
   – Дядя, как вы можете говорить такое? Вы ведь мой друг!
   – Ты сама виновата в том, что мы вынуждены прибегать к помощи старых друзей, чтобы выбраться из долговой ямы, – буркнул Айуэрт.
   – Нет, отец!
   Пьер неожиданно засмеялся:
   – Не беспокойся, друг мой, капризы этой девчонки не испугают меня, как того молодого щеголя, который только что сбежал поджав хвост. Зови священника, и мы решим твои проблемы с податями еще до наступления ночи.
   Айуэрт снова погладил бороду.
   – Мы можем набрать более сильную армию, – продолжал гнуть свое Пьер, и тут Мейриона увидела, как загорелись глаза отца.
   На короткое мгновение она представила дядю Пьера обнаженным, – наверное, его сморщенная кожа висит на костях, как грубая власяница на скелете.
   – Этого не будет никогда, – твердо сказала она.
   – Будет, если я прикажу! – Айуэрт грозно свел брови на переносице.
   – Я тебя предупреждал, что ты потворствуешь ее прихотям, и это не к добру, – хмыкнул Пьер.
   Мейриона не верила собственным ушам.
   – Ты учил меня думать самостоятельно, дядя, а теперь ты хочешь жениться на мне? Да в своем ли ты уме?
   Пьер повертел в руках непонятно откуда взявшуюся пешку и недовольно поджал тонкие губы.
   – Дитя, в противном случае ты взваливаешь на своего отца непомерную ношу.
   Скрестив руки на груди, Мейриона покачала головой:
   – Нет.
   Айуэрт тяжелым шагом прошествовал к сводчатому дверному проему и сложил руки наподобие рупора.
   – Мэтти! – позвал он. – Собери для Мейрионы все самое необходимое. Она уедет не позднее чем через час.
   – Но, отец…
   – Все, хватит. Если ты не можешь вести себя как благородная женщина, то больше такой и не будешь.
   – Непокорная дочь бесполезна для своего отца. – Пьер оперся на трость и в притворной печали склонил голову.
   Сердце Мейрионы будто налилось свинцом.
   – Дядя, вы часто говорили, что женщина может вести хозяйство не хуже мужчины.
   Пьер пожал плечами:
   – Теоретически это возможно, но в действительности женщина без мужчины – ничто.
   Раздосадованная тем, как быстро старик изменил свое мнение, Мейриона подбежала к отцу и тронула его за плечо.
   – Ты ведь не прогонишь собственную дочь, правда? Я нужна здесь, чтобы заботиться о наших людях.
   Айуэрт стряхнул ее руку.
   – Ты мне больше не дочь. Возможно, монастырь научит тебя послушанию.
   В этот момент дверь распахнулась и Демьен, брат Мейрионы, которому было всего десять лет от роду, спотыкаясь, вбежал в зал. На нем была яркая пурпурная накидка, в руках он нес мертвую, пробитую стрелой крысу. Совершенно не подозревая о драме, которая разыгралась в большом зале, он, хромая, подошел ближе, взмахнул накидкой в шутливом поклоне и бросил крысу к ногам сестры.
   Мейриона отскочила с пронзительным воплем, зато собаки устремились к трофею, чуть не сбив ее с ног.
   Айуэрт тут же обратил на шутника разъяренный взгляд.
   – Дрянной мальчишка! – Схватив кубок, он швырнул его в гончих. – Убирайся отсюда, хромой тупица.
   – Отец! – Мейриона вскочила. – Демьен не хотел ничего плохого.
   – Я терпел тебя, негодяй, только ради твоей сестры, но она мне больше не нужна. – Айуэрт подал знак одному из своих людей. – Выведите этих неблагодарных за стены замка. Я больше не потерплю неповиновения в моем доме. – Он вновь отвернулся, глядя из окна в том направлении, в котором только что отбыл последний жених. – В монастыре их обоих научат уму-разуму.
   С высоко поднятой головой Мейриона вышла из зала, брат поспешно поковылял за ней.
   – Думаешь, он действительно это сделает? – прошептал Демьен, хватая ее за руку.
   Мейриона бросила мрачный взгляд на двери зала, чувствуя, как железные кандалы долга сжимают ее душу.
   – Нет, если я соглашусь выйти замуж за дядю Пьера.
   Некоторое время спустя, слабая от тошноты, Мейриона стояла рядом с дядей Пьером и произносила слова венчального обета. При этом ей казалось, что страх и отчаяние едкой плесенью сочатся по стенам часовни замка.
   Раскаяние мучило ее. Ну зачем, зачем она проявляла строптивость в отношениях с другими женихами? Последний из претендентов был молод и красив. С детства Мейриона знала, что ее долг – вступить в брак. В действительности отец проявлял к ней больше снисхождения, чем обычно проявляют к женщинам ее положения, – он давал волю гневу каждый раз, когда очередной потенциальный жених после встречи с ней отказывался от своего намерения, но она и представить не могла, к чему это ее приведет.
   Дракон, должно быть, и в самом деле грозный воин. Мейриона видела отчаяние и ужасные предчувствия, которые таились за неистовством отца. Она не сомневалась, что им движет любовь к ней. И почему мужчины всегда знают, что лучше для женщины? Ее не покидали мучительный страх и мысль о том, что этот брак является божьей карой за прежние капризы.
   Возможно, если бы она не осознавала, как сильно зависят от нее другие люди, то смогла бы пережить изгнание, но Мейриона не могла причинить вред брату. Им некуда было идти, и во всем мире не нашлось бы никого, кто готов был приютить их. Наступала зима, а в эту пору изгнание было равносильно смертному приговору.
   Разумеется, отец несправедливо обвинял Демьена в смерти жены. Йоркистская свинья была виновата, а не невинный ребенок, родившийся в результате насилия и к тому же с увечьем, что делало его непригодным для обучения рыцарскому мастерству.
   Деньги были вручены, и священник согласился провести венчание без обычных трех недель оглашения в церкви имен вступающих в брак.
   «Такова участь женщины, – грустно сказала себе Мейриона, – выходить замуж, повинуясь чувству долга».
   Плотно прикрыв глаза, она поклялась навсегда расстаться с легкомыслием, смириться со своей участью и впредь не пренебрегать долгом перед семьей.
   Мейриона взглянула на дядю Пьера, и ее сердце словно окоченело. Старик всегда был рядом с ней в качестве друга и наставника, направлял ее, любил, обучал читать, считать и играть в шахматы. Почему же теперь он предал ее?
   Морщинистая рука Пьера приподняла подбородок невесты, и он сухо поцеловал Мейриону в щеку, после чего, двигаясь словно в оцепенении, она направилась в большой зал, где Мэтти на скорую руку приготовила что-то похожее на свадебный пир. Тарелок не было, и еду подали на оструганных досках, но Мейрионе было все равно; она методично пережевывала еду, не ощущая ее вкуса. Пожалуй, сейчас она бы не заметила даже, если бы вместо пирога ей подали отруби.
   Она выпила бокал вина, затем еще один и еще один, не ощущая вкуса напитка и ища лишь отупляющего забвения.
   Когда Мэтти и другие женщины все-таки заставили ее подняться, чтобы подготовить к брачной ночи, в животе у нее уже бурлило от выпитого и она спотыкалась, с трудом поднимаясь по лестнице, ведущей к спальне.
   Женщины с каким-то гусиным гоготанием принялись снимать с нее одежду. Едкий дым от сальных свечей разъедал Мейрионе ноздри, и она, ища поддержки, взглянула на Мэтти. Единственная из этой толпы Мэтти оставалась спокойной; ее, казалось, не затронул кошмар, который вот-вот должен был здесь начаться.
   Грубые пальцы больно щипали обнаженное тело Мейрионы, потные ладони подталкивали несчастную к перине. От отчаяния она вцепилась пальцами ног в ковер, и женщины захихикали.
   – Вот оно, настоящее стеснение девственницы!
   Все это время Мейриона ощущала себя отделенной от своего тела, словно все происходило с кем-то другим. Руки прислужниц продолжали удерживать ее, пока одна из служанок откидывала одеяла. Затем ее грубо толкнули, и она упала на простыни.
   Внизу зазвучали громкие хлопки и одобрительные возгласы. Перед глазами Мейрионы пронеслась отвратительная картина: мужчины отпускают непристойные шутки, помогая дяде раздеться.
   К горлу Мейрионы подступила тошнота, и Мэтти едва успела схватить ночной горшок и поднести его госпоже.
   – А ну, дамы, удалитесь немедленно! – Мэтти прогнала женщин за дверь. – Вы сегодня больше не понадобитесь. Воистину здесь и без вас забот полно.
   Мейриона вытерла лицо куском грубого сукна и взяла из рук служанки кубок с водой.
   – Спасибо. Что бы я без тебя делала, Мэтти…
   Мэтти смотрела на дверь, пока последняя из прислужниц не скрылась из виду.
   – Послушайте, госпожа, вам не стоит бояться. Я уже обо всем позаботилась. – Она неожиданно улыбнулась.
   Мейриона потерла ноющие виски:
   – Никто не сможет избавить меня от того, что мне предстоит.
   – Неправда, госпожа. Взгляните сюда. – Мэтти быстро достала из кармана фартука полотняный мешочек. – Видите, это опиум. Я подсыпала щепотку в вино старику, клянусь Создателем.
   – Мэтти, это невозможно!
   Служанка принесла еще воды, и Мейриона стала полоскать рот.
   – Еще как возможно. Негоже, когда такой старик женится на молодой. Я и матушку твою, и тебя вырастила, как дочерей, и не допущу, чтобы ты вышла замуж за старого французского графа.
   – Не могу поверить своим ушам.
   – Ничего, скоро поверишь. У меня еще есть – на завтрашнюю ночь и на послезавтра тоже. – Мэтти положила мешочек на прикроватный столик. – Вот смотри, всего щепотка, и он готов как свечку задуть. – Она щелкнула пальцами. – А вреда ему от этого никакого, клянусь.
   Мейриона пристально смотрела на мешочек с опиумом. Впервые она увидела, как в безрадостном дне забрезжил лучик надежды.
   – Вы ведь никому не скажете, госпожа, правда? Я совсем старуха, и, коли хозяин меня выгонит, идти мне некуда.
   – О, Мэтти! – Мейриона обняла служанку. – Никто тебя не прогонит, пока мое слово здесь хоть что-нибудь да значит.
   Улыбка осветила морщинистое лицо старушки.
   – Вам, госпожа, спать лучше раздетой, чтобы другие чего не заподозрили. – Она заговорщически подмигнула и тихо вышла из спальни, а Мейриона, уютно устроившись на постели, укрылась простыней, закрыла глаза и обратилась к Богу, моля дать ей силы, чтобы смириться с новой жизнью.
   Она уже совсем было заснула, когда к ней прижалось теплое мускулистое тело, слишком крупное, чтобы принадлежать ее новоиспеченному мужу.
   Сон тотчас покинул ее, и она пронзительно вскрикнула, но могучая рука воина зажала ей рот, а когда сильное плечо вдавило ее тело в пуховую перину, она почувствовала запах зрелого мужчины – запах пота и крови.

Глава 3

   Свеча погасла. В полной темноте Мейриона попыталась оттолкнуть незваного гостя и выскользнуть из-под плотно прижавшегося к ней тела, но перина провалилась под их тяжестью, и она оказалась еще сильнее прижатой к нему. Изо всех сил стараясь рассмотреть нападавшего, в призрачном лунном сиянии девушка смогла разглядеть лишь огромную неясную тень.
   – А ну тихо! – угрожающе произнес жесткий низкий голос.
   – Святые угодники! Годрик!
   Мейриону захлестнула настоящая буря чувств. С того самого свидания в часовне голос этого человека преследовал ее.
   Резко выпрямившись, Мейриона попыталась укусить Годрика за руку, но он ловко увернулся и бедром намертво прижал ее к перине, а железная хватка его рук окончательно лишила Мейриону возможности двигаться. Пока они боролись, простыня, словно помогая противнику, плотным коконом обернулась вокруг нее.
   – Напрасно стараешься. Ты не сможешь меня победить.
   Мейриона замерла, сердце в ее груди бешено колотилось, а верхнюю губу усеяли маленькие бисеринки пота. Чего он хочет?
   – Скажи, ты девственница?
   Этот вопрос, произнесенный сдавленным шепотом, как стрелой, пронзил ее, заставив все ее тело задрожать. Боже праведный! Он все еще намеревается предъявить на нее свои права!
   Мейриона попыталась рассмотреть хоть что-нибудь в темноте, но увидела лишь расплывчатое пятно.
   – Отвечай мне.
   Не в силах произнести хоть слово, она кивнула и уткнулась в перьевую подушку.
   – Ладно, верю. – Годрик наклонился совсем низко, и грубая щетина на его щеках царапнула ей кожу. От его кожи пахнуло потом и дорожной пылью. – Не кричи, и я уберу руку. Ты хорошо меня поняла?
   Капелька соленого пота упала с его лица на ее щеку, и Мейриона глубоко вздохнула, а потом снова кивнула.
   – Нам надо торопиться, – предупредил Годрик, отнимая ладонь. – Времени мало.
   Его пальцы по-хозяйски прошлись по лицу Мейрионы, оставляя за собой обжигающий след, потом обхватили ее горло. Прикосновение было легким, хватка свободной, но девушка очень точно поняла намек и лежала очень-очень тихо.
   – Что ты здесь делаешь? – прошептала она.
   – Забираю то, что принадлежит мне.
   Он поднял ее и усадил на самый краешек огромной кровати.
   Мейриона все еще тяжело дышала.
   – Отпусти меня! Я тебе никто, и к тому же я только что вышла замуж!
   Годрик подтащил ее к окну, рывком поставил на ноги и прижал к стене.
   – Именно поэтому я здесь. Тебе не следовало этого делать.
   Мейриона попыталась вырваться и, не удержавшись, упала на пол. Прядь волос прилипла к ее щеке и попала на ссохшиеся губы, на которых остался вкус розового мыла.
   – Помо… – Крик оборвался, потому что Годрик снова навалился на нее, окончательно лишив бедняжку воздуха.
   Извиваясь под ним, она ощущала, как напрягаются его мощные мускулы. Боже, ведь она обнажена!
   – Я тебе не принадлежу!
   – Нет, принадлежишь, маленькая лисица.
   Лунный свет проник через окно, осветив лицо Монтгомери. Некогда красивые черты были обезображены шрамами, он скорее походил на чудовище, чем на мужчину.
   – Пресвятая Мария!
   Отец уверял ее, что Годрик занимает высокое положение во французской королевской армии, но выглядел он так, как будто его долго пытали. С какой стати французам делать это?
   – Что с тобой произошло? – выдохнула она.
   В ответ раздалось почти звериное рычание. В его глазах кипела ненависть, рот скривился, превратившись в страшную, перекошенную рану. Годрик посмотрел вниз, оценивая ее обнаженное тело жадным первобытным взглядом.
   Мейриону обдало жаром, когда перед глазами пронеслись ужасные картины прошлого: тогда за ней гнались проклятые йоркисты, явно намереваясь изнасиловать.
   – Отпусти меня! – Она стала задыхаться, представив, как грязные солдаты-йоркисты, догнав, со смехом стаскивают ее мать с лошади.
   Глаза Годрика полыхнули.
   – Ну уж нет. Я собираюсь надолго оставить тебя в своем распоряжении!
   Его рука скользнула ей в волосы, по-хозяйски прошлась по горлу и опустилась на обнаженную грудь.
   Мейриону охватил ужас. Она попыталась кричать, но, заглушая вопль, его ладонь снова закрыла ей рот. Пронзительный визг женщин и пьяный смех пирующих долетали до спальни из большого зала, где вовсю шел свадебный пир. Даже если бы она смогла закричать, внизу, среди шумного застолья, ее никто бы не услышал.
   Почти обезумев, она сделала последнее усилие и все-таки сбросила Годрика, и ей даже удалось нанести несколько чувствительных ударов, прежде чем сильные руки снова лишили ее возможности двигаться.
   Холодные металлические звенья его пояса впивались в ее обнаженное тело. Затем Годрик перевернул ее на живот и всем своим весом навалился на нее, так что Мейриона даже рукой не могла пошевелить.
   Его дыхание щекотало ей ухо.