Страница:
Взвешивая слова своего друга, Годрик не спеша поглаживал подбородок.
– Пожалуй, именно так мне и следует поступить.
– Похищение прошло, как и планировалось?
– Даже легче, чем можно было ожидать. Жаль, что мужа там не было: я бы не прочь сразиться с ним.
Вдруг став серьезным, Байрон положил руку на эфес меча.
– Тебе следовало убить мужа Мейрионы, взять ее, и дело было бы сделано.
Годрик раздраженно отмахнулся:
– Разве мало крови пролито на пути в Англию?
– Одной смертью меньше, одной больше – какая разница?
Вглядываясь в чашу, Годрик следил за белками, резво скачущими по деревьям. Воспоминания о многих битвах всплыли в его памяти.
– Невозможно убить всех врагов. Я поклялся, что, когда мы выберемся из этого ада, я буду жить в мире и у меня будет уютный дом. Мне не удастся этого достичь, если я убью человека, который дорог ей.
– Но ты также не найдешь спокойствия, пока ее муж жив.
Неподалеку среди деревьев в раннем утреннем свете заблестели волосы Мейрионы: она приближалась легким неторопливым шагом, и каждое движение подчеркивало плавную линию ее бедер. Годрик почувствовал жар в паху. Байрон прав: как только они доберутся до замка Монтгомери, он тотчас поведет ее в свою спальню.
Пнув ногой листья, Байрон уставился в землю.
– Кстати, о мире. Есть кое-что, о чем тебе следует знать.
Годрик обернулся, с неохотой отрывая взгляд от покачивающихся бедер Мейрионы – это зрелище его буквально загипнотизировало.
– В чем дело?
– Это касается Оуэна. Годрик сжал кулаки.
– Вы опять поссорились?
– Нет, но я не хочу говорить при леди.
– Она еще далеко. Выкладывай. Байрон почесал пышные рыжие усы.
– Во время рейда он совсем обезумел: поймал деревенскую девчонку и…
Годрик скрипнул зубами.
– Он убил ее?
– Нет, мы успели оттащить этого дурня. Девчонка вопила как резаная, а он весь был в крови, не знаю чьей – его или ее. Она убежала, прежде чем мы смогли остановить ее.
На щеках Годрика заходили желваки: он чувствовал, как ярость поднимается к горлу.
– Я же приказал никого не трогать. Ладно, я сам с ним разберусь.
Отступив назад, Байрон чуть не упал, споткнувшись о корень дерева.
– Помни, что он еще юноша, который хочет казаться мужчиной.
– Достаточно взрослый, чтобы выполнять приказы.
– Ты ведь не собираешься его убить? Он хороший воин.
– Никто в моем отряде не имеет права нарушить приказ. Никто. – Не прибавив ни слова, Годрик направился к сидевшим неподалеку солдатам.
Оуэн сидел на бревне, доедая ломоть хлеба.
– Подойди.
Долговязый молодой человек вздрогнул, словно его застигли в тот момент, когда он засунул палец в пирог с черной смородиной. Обернувшись, он бросил на Байрона злобный взгляд.
– Обязательно было говорить ему? – проскулил он.
– Он твой господин и мой. Если бы я не сказал, а он бы узнал…
– То тоже был бы наказан, – закончил Годрик, многозначительно глядя на Байрона.
Оуэн сплюнул.
– Ты трус, Байрон.
Заметив Мейриону, Годрик кивнул Байрону:
– Проследи, чтобы она ничего не увидела, и, ради Бога, не рассказывай, что Оуэн натворил в деревне.
Годрик не сомневался, что Медведь не позволит Мейрионе увидеть, как он будет разбираться с Оуэном, сделав два быстрых шага, он схватил парня за горло.
Оуэн захрипел и вцепился в руку Годрика.
– Это была всего лишь деревенская девчонка.
– Вам было приказано не причинять вреда людям – моим людям. – Гнев жаркой волной струился по его жилам.
Лицо Оуэна стало мертвенно-бледным.
– Но ведь они тебе еще не принадлежат. Годрик слегка тряханул парня.
– А я говорю, она моя крестьянка!
– Ты берешь женщину, и я беру женщину, в чем разница? – Оуэн скривился в глумливой ухмылке.
– Долг рыцаря – защищать тех, кто слабее.
Пальцы Монтгомери начали сжиматься, и Оуэн дернулся, но Годрик уже овладел собой и ослабил хватку. Швырнув молодого человека на землю, он обернулся к своим людям.
– Николас, держи его. Гарет, принеси хлыст.
Дерзость на лице Оуэна сменил страх, его глаза округлились, обнажив желтоватые белки. Когда Годрик начал разматывать кнут из бычьей кожи, его затрясло.
– Считай, что тебе повезло. Если бы ты плюнул в меня, пороть было бы уже некого.
Мейриона появилась из-за огромной фигуры Медведя как раз в тот момент, когда Годрик развернул длинный змееподобный кнут. Она в гневе рванулась вперед:
– Демьен!
Боже, что Годрик сделал с ним? Медведь схватил ее за плечо:
– Это не ваш брат, миледи. – Его большая рука пригвоздила девушку к месту. – Так что не вмешивайтесь.
Закрыв глаза, Мейриона начала шептать молитву.
Долговязого парня крепко держали два солдата. Почти такого же телосложения, как Демьен, юноша был раздет по пояс, его гладкая загорелая кожа покрылась капельками пота. Он дрожал, явно не в силах совладать со страхом, но его челюсти были упрямо сжаты.
Чтобы не закричать, Мейриона закрыла рот рукой.
– Сделай же что-нибудь, – прошептала она Медведю.
– Уже делаю, миледи. Не позволяю вам вмешиваться в это дело.
– В следующий раз ты будешь повиноваться! – Голос Годрика внушал ужас.
С трудом высвободившись, Мейриона почувствовала, что ее ноги немеют от страха. Пресвятая Богородица! Неужели тоже самое может случиться с ней или с Демьеном?
Медведь положил волосатую руку ей на плечо.
– Не смотрите, миледи. Это мужские дела.
– Но какое преступление совершил этот мальчик?
Медведь явно чувствовал себя неуютно: он переминался с ноги на ногу, и пустой рукав, болтаясь, хлопал по его тунике.
– Никакого преступления, миледи.
– Никакого?
Медведь откашлялся, его лицо покраснело.
– Он нарушил приказ.
Кнут засвистел в воздухе, и Мейриона непроизвольно сжалась.
– Всего лишь из-за неповиновения? Зверь! Густые брови Байрона сдвинулись, и он, отвернувшись, стал мрачно наблюдать за происходящим.
Мейриона вздрогнула. Ей вспомнились слова отца: «Он тащит своих врагов по улицам, сокрушая слабых и устраивая порку тем, кто отказывается повиноваться». В следующий раз на месте этого парня может оказаться она или… Демьен.
– Это чудовищно, – выдохнула она. – Надо остановить его.
Волосатая рука Медведя крепко держала ее за плечо – так якорь удерживает корабль на месте.
– У меня приказ, миледи. Вы не должны вмешиваться. Она заколебалась в нерешительности, понимая, что Монтгомери не позволит ей подойти ближе.
Годрик отвел руку для удара, на плече под загорелой кожей взбугрились напряженные мускулы. Широко расставив ноги, он будто приготовился к схватке. Его движения были хорошо выверенными и ужасающими в своей точности, лицо оставалось спокойным, словно он собирался всего лишь сесть за накрытый стол.
Оуэн отчаянно бился в руках солдат, его спина блестела от пота. На таком расстоянии он выглядел точь-в-точь как Демьен.
Раздался громкий щелчок кнута, и ужасный вопль эхом отозвался в лесу.
Мейриона вздрогнула, и снова ей на память пришли слова отца о том, что Дракон порол тех, кто отказывался повиноваться ему. Боже! Какое же чудовище этот Годрик! Вне себя от ужаса, она начала оглядываться в поисках брата. Демьен стоял спокойно, прислонившись к дереву и глядя на Годрика, словно на языческое божество. Маленький дурачок! Неужели он не видит опасности?
Отвернувшись, она зажмурила глаза.
Еще вопль. И еще один.
Чуть приоткрыв глаза, Мейриона взглянула на несчастного. Из трех красных полос, прорезавших спину парня, сочилась кровь. Кончик кнута взметнулся высоко в воздух, Годрик сделал резкое движение кистью, и кнут вновь опустился. Мальчишка дернулся, его лицо исказила гримаса боли.
И все же это была лишь подготовка, а теперь последует само наказание.
– Нет, – прошептала Мейриона.
Встретившись с ней взглядом, Годрик нахмурился, словно приказывая ей не вмешиваться. Ее ноги подкосились, и она осела на землю.
Монтгомери отвел назад руку, кнут змеей мелькнул в воздухе.
Мокрое пятно расплылось на штанах парня. Жидкость растеклась по росистой земле, и ноздри Мейрионы уловили запах мочи. – Дьявол и преисподняя!
Годрик отшвырнул хлыст, после чего солдаты опустили Оуэна на влажную, пахнущую сыростью землю.
– Обработайте ему раны и приготовьте лошадей. Когда Годрик шагнул к ней, он выглядел еще более огромным и более страшным, чем обычно: шрамы вздулись на его загорелом лице, отчего оно выглядело особенно жестким. Неудивительно, что его называют Драконом. Сжавшись, Мейриона отпрянула назад, и в этот моменту нее возникло желание зарыться в листья, исчезнуть с его глаз. Она открыла рот, но не смогла издать ни звука.
– Возьми у Байрона сыр и хлеб. Сегодня ты поедешь верхом.
Его голос был сух и сдержан. Мейриона поежилась.
– Я пойду пешком, – прошептала она.
– Нет. – Его тон не оставлял возможности для пререканий. – Чем быстрее мы прибудем в Монтгомери, тем быстрее у меня появятся гарантии.
У Мейрионы не было никаких сомнений в истинном значении его слов. Будет ли он бить ее, если она станет сопротивляться? Она хотела принять его слова с достоинством, но, похоже, достоинства у нее не осталось ни капли, зато панического страха – сколько угодно.
Закончив немудреный завтрак, всадники выстроились на поляне.
– Вперед, – скомандовал Годрик, и они углубились в лес.
Глава 13
– Пожалуй, именно так мне и следует поступить.
– Похищение прошло, как и планировалось?
– Даже легче, чем можно было ожидать. Жаль, что мужа там не было: я бы не прочь сразиться с ним.
Вдруг став серьезным, Байрон положил руку на эфес меча.
– Тебе следовало убить мужа Мейрионы, взять ее, и дело было бы сделано.
Годрик раздраженно отмахнулся:
– Разве мало крови пролито на пути в Англию?
– Одной смертью меньше, одной больше – какая разница?
Вглядываясь в чашу, Годрик следил за белками, резво скачущими по деревьям. Воспоминания о многих битвах всплыли в его памяти.
– Невозможно убить всех врагов. Я поклялся, что, когда мы выберемся из этого ада, я буду жить в мире и у меня будет уютный дом. Мне не удастся этого достичь, если я убью человека, который дорог ей.
– Но ты также не найдешь спокойствия, пока ее муж жив.
Неподалеку среди деревьев в раннем утреннем свете заблестели волосы Мейрионы: она приближалась легким неторопливым шагом, и каждое движение подчеркивало плавную линию ее бедер. Годрик почувствовал жар в паху. Байрон прав: как только они доберутся до замка Монтгомери, он тотчас поведет ее в свою спальню.
Пнув ногой листья, Байрон уставился в землю.
– Кстати, о мире. Есть кое-что, о чем тебе следует знать.
Годрик обернулся, с неохотой отрывая взгляд от покачивающихся бедер Мейрионы – это зрелище его буквально загипнотизировало.
– В чем дело?
– Это касается Оуэна. Годрик сжал кулаки.
– Вы опять поссорились?
– Нет, но я не хочу говорить при леди.
– Она еще далеко. Выкладывай. Байрон почесал пышные рыжие усы.
– Во время рейда он совсем обезумел: поймал деревенскую девчонку и…
Годрик скрипнул зубами.
– Он убил ее?
– Нет, мы успели оттащить этого дурня. Девчонка вопила как резаная, а он весь был в крови, не знаю чьей – его или ее. Она убежала, прежде чем мы смогли остановить ее.
На щеках Годрика заходили желваки: он чувствовал, как ярость поднимается к горлу.
– Я же приказал никого не трогать. Ладно, я сам с ним разберусь.
Отступив назад, Байрон чуть не упал, споткнувшись о корень дерева.
– Помни, что он еще юноша, который хочет казаться мужчиной.
– Достаточно взрослый, чтобы выполнять приказы.
– Ты ведь не собираешься его убить? Он хороший воин.
– Никто в моем отряде не имеет права нарушить приказ. Никто. – Не прибавив ни слова, Годрик направился к сидевшим неподалеку солдатам.
Оуэн сидел на бревне, доедая ломоть хлеба.
– Подойди.
Долговязый молодой человек вздрогнул, словно его застигли в тот момент, когда он засунул палец в пирог с черной смородиной. Обернувшись, он бросил на Байрона злобный взгляд.
– Обязательно было говорить ему? – проскулил он.
– Он твой господин и мой. Если бы я не сказал, а он бы узнал…
– То тоже был бы наказан, – закончил Годрик, многозначительно глядя на Байрона.
Оуэн сплюнул.
– Ты трус, Байрон.
Заметив Мейриону, Годрик кивнул Байрону:
– Проследи, чтобы она ничего не увидела, и, ради Бога, не рассказывай, что Оуэн натворил в деревне.
Годрик не сомневался, что Медведь не позволит Мейрионе увидеть, как он будет разбираться с Оуэном, сделав два быстрых шага, он схватил парня за горло.
Оуэн захрипел и вцепился в руку Годрика.
– Это была всего лишь деревенская девчонка.
– Вам было приказано не причинять вреда людям – моим людям. – Гнев жаркой волной струился по его жилам.
Лицо Оуэна стало мертвенно-бледным.
– Но ведь они тебе еще не принадлежат. Годрик слегка тряханул парня.
– А я говорю, она моя крестьянка!
– Ты берешь женщину, и я беру женщину, в чем разница? – Оуэн скривился в глумливой ухмылке.
– Долг рыцаря – защищать тех, кто слабее.
Пальцы Монтгомери начали сжиматься, и Оуэн дернулся, но Годрик уже овладел собой и ослабил хватку. Швырнув молодого человека на землю, он обернулся к своим людям.
– Николас, держи его. Гарет, принеси хлыст.
Дерзость на лице Оуэна сменил страх, его глаза округлились, обнажив желтоватые белки. Когда Годрик начал разматывать кнут из бычьей кожи, его затрясло.
– Считай, что тебе повезло. Если бы ты плюнул в меня, пороть было бы уже некого.
Мейриона появилась из-за огромной фигуры Медведя как раз в тот момент, когда Годрик развернул длинный змееподобный кнут. Она в гневе рванулась вперед:
– Демьен!
Боже, что Годрик сделал с ним? Медведь схватил ее за плечо:
– Это не ваш брат, миледи. – Его большая рука пригвоздила девушку к месту. – Так что не вмешивайтесь.
Закрыв глаза, Мейриона начала шептать молитву.
Долговязого парня крепко держали два солдата. Почти такого же телосложения, как Демьен, юноша был раздет по пояс, его гладкая загорелая кожа покрылась капельками пота. Он дрожал, явно не в силах совладать со страхом, но его челюсти были упрямо сжаты.
Чтобы не закричать, Мейриона закрыла рот рукой.
– Сделай же что-нибудь, – прошептала она Медведю.
– Уже делаю, миледи. Не позволяю вам вмешиваться в это дело.
– В следующий раз ты будешь повиноваться! – Голос Годрика внушал ужас.
С трудом высвободившись, Мейриона почувствовала, что ее ноги немеют от страха. Пресвятая Богородица! Неужели тоже самое может случиться с ней или с Демьеном?
Медведь положил волосатую руку ей на плечо.
– Не смотрите, миледи. Это мужские дела.
– Но какое преступление совершил этот мальчик?
Медведь явно чувствовал себя неуютно: он переминался с ноги на ногу, и пустой рукав, болтаясь, хлопал по его тунике.
– Никакого преступления, миледи.
– Никакого?
Медведь откашлялся, его лицо покраснело.
– Он нарушил приказ.
Кнут засвистел в воздухе, и Мейриона непроизвольно сжалась.
– Всего лишь из-за неповиновения? Зверь! Густые брови Байрона сдвинулись, и он, отвернувшись, стал мрачно наблюдать за происходящим.
Мейриона вздрогнула. Ей вспомнились слова отца: «Он тащит своих врагов по улицам, сокрушая слабых и устраивая порку тем, кто отказывается повиноваться». В следующий раз на месте этого парня может оказаться она или… Демьен.
– Это чудовищно, – выдохнула она. – Надо остановить его.
Волосатая рука Медведя крепко держала ее за плечо – так якорь удерживает корабль на месте.
– У меня приказ, миледи. Вы не должны вмешиваться. Она заколебалась в нерешительности, понимая, что Монтгомери не позволит ей подойти ближе.
Годрик отвел руку для удара, на плече под загорелой кожей взбугрились напряженные мускулы. Широко расставив ноги, он будто приготовился к схватке. Его движения были хорошо выверенными и ужасающими в своей точности, лицо оставалось спокойным, словно он собирался всего лишь сесть за накрытый стол.
Оуэн отчаянно бился в руках солдат, его спина блестела от пота. На таком расстоянии он выглядел точь-в-точь как Демьен.
Раздался громкий щелчок кнута, и ужасный вопль эхом отозвался в лесу.
Мейриона вздрогнула, и снова ей на память пришли слова отца о том, что Дракон порол тех, кто отказывался повиноваться ему. Боже! Какое же чудовище этот Годрик! Вне себя от ужаса, она начала оглядываться в поисках брата. Демьен стоял спокойно, прислонившись к дереву и глядя на Годрика, словно на языческое божество. Маленький дурачок! Неужели он не видит опасности?
Отвернувшись, она зажмурила глаза.
Еще вопль. И еще один.
Чуть приоткрыв глаза, Мейриона взглянула на несчастного. Из трех красных полос, прорезавших спину парня, сочилась кровь. Кончик кнута взметнулся высоко в воздух, Годрик сделал резкое движение кистью, и кнут вновь опустился. Мальчишка дернулся, его лицо исказила гримаса боли.
И все же это была лишь подготовка, а теперь последует само наказание.
– Нет, – прошептала Мейриона.
Встретившись с ней взглядом, Годрик нахмурился, словно приказывая ей не вмешиваться. Ее ноги подкосились, и она осела на землю.
Монтгомери отвел назад руку, кнут змеей мелькнул в воздухе.
Мокрое пятно расплылось на штанах парня. Жидкость растеклась по росистой земле, и ноздри Мейрионы уловили запах мочи. – Дьявол и преисподняя!
Годрик отшвырнул хлыст, после чего солдаты опустили Оуэна на влажную, пахнущую сыростью землю.
– Обработайте ему раны и приготовьте лошадей. Когда Годрик шагнул к ней, он выглядел еще более огромным и более страшным, чем обычно: шрамы вздулись на его загорелом лице, отчего оно выглядело особенно жестким. Неудивительно, что его называют Драконом. Сжавшись, Мейриона отпрянула назад, и в этот моменту нее возникло желание зарыться в листья, исчезнуть с его глаз. Она открыла рот, но не смогла издать ни звука.
– Возьми у Байрона сыр и хлеб. Сегодня ты поедешь верхом.
Его голос был сух и сдержан. Мейриона поежилась.
– Я пойду пешком, – прошептала она.
– Нет. – Его тон не оставлял возможности для пререканий. – Чем быстрее мы прибудем в Монтгомери, тем быстрее у меня появятся гарантии.
У Мейрионы не было никаких сомнений в истинном значении его слов. Будет ли он бить ее, если она станет сопротивляться? Она хотела принять его слова с достоинством, но, похоже, достоинства у нее не осталось ни капли, зато панического страха – сколько угодно.
Закончив немудреный завтрак, всадники выстроились на поляне.
– Вперед, – скомандовал Годрик, и они углубились в лес.
Глава 13
Мрачное, тревожное перемирие воцарилось между Мейрионой и ее похитителем. Солнечные лучи, зловеще вспыхивая в кронах огромных дубов, тут же исчезали в низких серых тучах, которые следовали за их отрядом, изредка проливаясь каплями тоскливого, моросящего дождя. Мейриона сидела на колене Годрика, и его широкая спина укрывала ее, а вот Демьен выглядел промокшим и жалким, как бездомная кошка.
Через разрывы в изгороди она увидела главную башню замка, стоящего на вершине холма на расстоянии двух лье: мрачное строение поднималось из родившей его скалистой земли, господствуя над округой и напоминая дьявольское узилище.
– Монтгомери.
Чувство благоговейного трепета охватило ее. Она не ожидала, что жилище Годрика будет выглядеть столь великолепно. Замок Монтгомери был в два раза больше Уайтстоуна. Как только они окажутся внутри, она и Демьен будут полностью в его власти.
Мейриона почувствовала себя абсолютно беспомощной, и сердце ее сжалось от страха и жалости к себе.
– Король хорошо вознаградил тебя. – Она показала на вырисовывающийся вдали замок.
Годрик наклонился.
– Моя награда – это ты, а не Монтгомери, – прошептал он ей на ухо.
Она жестом показала на расположившиеся неподалеку от замка поля, на которых паслись стада овец.
– Разве это не твоя земля?
– Нет, это земли моей семьи.
– Я думала, что ты внебрачный сын и у тебя нет семьи. Годрик как-то утробно рыкнул и пришпорил лошадь.
– Ты не ошиблась.
Мейриона повернулась, чтобы посмотреть ему в лицо.
– Я не хотела оскорбить тебя. Твои родители не были повенчаны, но ты говоришь о семье…
– Моя мать была невольницей. Она умерла, когда мне было двенадцать, и я остался с отцом. – Тебе повезло, раз он признал тебя.
Руки Годрика крепче сжали поводья.
Мейриона понимала, какой порочной должна казаться ему. Он сказал, что его мать умерла, а она ответила, что ему повезло.
– Прости меня, я неудачно выразилась. Он кивнул.
– Твои права были узаконены?
– Нет, поскольку мачеха видит во мне угрозу для своего сына. – Голос его звучал жестко.
Мейриона не знала, что ответить, поэтому повернулась и стала разглядывать ограду. Когда Годрик натянул повод, мускулы жеребца напряглись и он заплясал под седоками. Как и его хозяин, он был полон с трудом сдерживаемой энергии.
Взбалмошная мысль пронеслась у Мейрионы в голове. Почему бы ей не укротить Годрика, как он укротил Мстителя. Возможно, ей даже удастся убедить его отказаться от мести. Если Годрик откажется от владения ее землями, она по доброй воле останется с ним.
Отец и муж в любом случае объявят войну, а это будет означать смерть ее людей. Мейриона невольно чувствовала себя пешкой на шахматной доске – ею легко могли пожертвовать, чтобы получить более значимую фигуру. Ах, если бы она была мужчиной и могла сама выбирать свою судьбу!
– Расскажи мне о своей семье, – попросила она через некоторое время.
Годрик ответил не сразу:
– К сожалению, отец позволял своей глупой и испорченной жене управлять собой, как марионеткой.
– Но разве не то же самое мужчины делают с женщинами в течение многих веков?
– Это естественный порядок вещей: женщина должна повиноваться своему господину.
Мейриону охватило раздражение.
– Твой отец еще жив?
– Нет.
– А когда он был жив, то вел себя так же, как и ты? Годрик помрачнел.
– Мы с ним очень похожи.
Она повернулась, вскинула голову и посмотрела ему в глаза.
– Жена его отравила?
В глазах Годрика сверкнуло изумление.
– Нет, леди. Напомните мне, что вас следует держать ночью привязанной, если наступит такой момент, когда я вдруг подумаю, что вам можно доверять.
Она улыбнулась:
– А почему вы думаете, что я не способна избавиться от веревок?
– Я буду наматывать ваши волосы на руку и каждую ночь прочно привязывать вас к кровати.
Он произнес эти слова с шутливой серьезностью, и сердце Мейрионы затрепетало. Идея оказаться привязанной к кровати Годрика, когда его крупное теплое тело будет совсем рядом, была не столь уж неприятной.
Чувствуя, что краснеет, она отвернулась.
Одинокий ястреб кружил над ними. Знамение? Птица неожиданно усилила ее тревогу, поскольку Мейриона и так чувствовала себя мышью в когтях хищника.
– Кто является владельцем этого замка? – спросила она, поворачивая разговор в более безопасное русло.
Объятия Годрика стали более тесными. От него исходило напряжение, словно он видел перед собой огромного демона. Она поборола неожиданное желание погладить его напрягшуюся шею, как эти делал он, успокаивая Мстителя.
– Мой презренный младший сводный брат. – Его голос стал сухим и неприветливым.
– О, – вымолвила Мейриона, внезапно все поняв. Годрик был старшим сыном графа, но незаконнорожденным. Он мог жить в замке, но никогда не сможет унаследовать ни замок, ни землю.
Мейриона никогда не задумывалась над тем, что значит быть нежеланным и презираемым. Всю свою жизнь она была наследницей Уайтстоуна. Поскольку Демьен не являлся ребенком ее отца, даже рождение брата не уничтожило ее право первородства.
– Твой отец обманул тебя, – выпалила она. Годрик натянул повод и, придержав коня, устремил на пленницу ледяной взгляд.
– Мой отец неплохо обеспечил меня, – сказал он резко.
– Но живешь-то ты здесь?
– Да.
– Почему?
Он неожиданно наклонился к ней, и она отшатнулась.
– Та, на которой я должен был жениться, предала меня. – В его голосе слышалась с трудом сдерживаемая ярость.
У Мейрионы защемило сердце, и она в тревоге посмотрела на замок – свою будущую тюрьму. Через час они будут на месте.
– Мой брат Джеймс пьяница. Он позволяет женщинам править у него в замке.
Чувство вины исчезло, и Мейриона скрестила руки на груди.
– Разве женщины не могут управлять замком? Они вовсе не глупы.
– Церковь учит другому.
– Значит, церковь ошибается. – Эти слова она произнесла отчетливо и резко, хотя отлично сознавала, что произносит ересь.
Годрик громко рассмеялся и потрепал Мстителя по шее.
– Моя матушка с тобой полностью согласилась бы. Женщины вероломно сообразительны.
Он произнес это, копируя манеру Мейрионы, но в его голосе были эротические нотки, которые она никогда не смогла бы скопировать. Он ее соблазняет или подсмеивается над ней?
Мейриона отмахнулась от крошечной мухи, назойливо жужжащей возле самого лица.
– Если твоя мачеха столь ужасна, как же она позволила тебе и твоим людям найти приют в замке?
– Мой брат хотя и мерзкий пьяница, но не дурак. Что он имеет в виду? Мейриона не успела спросить – их беседа была прервана одетыми в доспехи часовыми, и ей стало досадно. Это был их первый разговор, который давал ей хоть какое-то представление о жизни ее похитителя.
Обхватив ее могучей рукой, Годрик помог ей спуститься с коня.
– Что ты задумал? – Она переводила взгляд с Годрика на караульных, которые одобрительно кивали.
В ее ушах вдруг зазвучали слова отца: «Он протаскивает своих врагов по улице». Боже, он что, намеревается выставить ее напоказ как военный трофей? Ей следовало этого ожидать. Ее отец много раз проделывал такое со своими пленниками. Он утверждал, что это помогает сломить их дух. Их забрасывали презрительными репликами, над ними смеялись, в них бросали гнилыми фруктами. Если они падали, их волоком тащили за лошадью.
Подняв голову, она пристально посмотрела на Годрика, но на его лице невозможно было что-либо прочитать.
Всего мгновение назад Мейриона чувствовала родство с этим злодеем, считала его разумным человеком.
Дурочка! Посмотрев на Демьена, она увидела, что брат съежился и дрожит под тонким одеялом, накинутым поверх плаща.
Ярость нахлынула на нее, словно вышедшая из берегов река.
– Как ты смеешь! – Рывком вытащив из-за пояса гребень, она воткнула его в бедро Годрика.
Взревев, Годрик схватился за ногу.
– Черт побери, какого дьявола? Что на тебя нашло? В ужасе от своего поступка, Мейриона шагнула назад.
Святые небеса! Если он убьет ее, кто тогда защитит Демьена? Ее ослабевшие пальцы разжались, гребень упал на землю, и она попятилась.
Демьен в изумлении уставился на нее, а Годрик внезапно усмехнулся:
– За это мне следовало бы отшлепать тебя по твоей хорошенькой маленькой заднице.
Мейриона уперлась спиной в ствол дуба, и сердце ушло в пятки. Бежать некуда. Она замерла, упрямо выпятив подбородок.
– Делай что хочешь, животное, но тебе меня не запугать.
Годрик подошел ближе.
– Проверим? – Его ледяной тон был под стать взгляду. Быстро подойдя к Демьену и спустив его с лошади, Годрик грубо подтащил мальчика к Мейрионе.
– Поскольку о собственном теле ты заботишься мало, может быть, твоему брату следует заплатить за твои проступки? – Он бросил взгляд на Байрона: – Принеси мне кнут.
– Нет!
Ее колени вдруг свело. Воспоминания об ужасном звуке, доносившемся до нее, когда кнут опускался на спину Оуэна, и о запахе крови привели Мейриону в ужас.
Широко расставив ноги, Годрик встал между ней и братом.
– Ну, что скажешь?
– Нет! – Слезы щипали ей глаза. – Демьен не виновен. Наклонившись ближе, Годрик провел большим пальцем по ее щеке:
– Зато ты виновна.
Байрон протянул хлыст, но Годрик не обратил на него внимания.
– Сестра… – начал Демьен, но Годрик властным взглядом заставил его замолчать; и тут Мейриона почувствовала, как испаряется ее гордость, сейчас она согласна была сделать все, что потребуется, лишь бы брат остался в безопасности.
– Чего ты хочешь? – Ее голос звучал еле слышно.
Внезапно лед в его глазах растаял, и вместо него загорелось голубое пламя. Годрик взял ее подбородок, заставляя посмотреть ему в глаза. Чистый мужской запах наполнил все ее ощущения, так что у нее перехватило дыхание.
Горячее дыхание Годрика щекотало ей ухо.
– Я хочу, чтобы ты перестала со мной сражаться. Я хочу, чтобы ты с желанием легла в мою постель.
Страх в душе Мейрионы мгновенно превратился в ярость.
– Ах вот оно что! Ты совершишь насилие над моим телом или над моим братом? Дьявол, похотливое чудовище!
Монтгомери тотчас отпустил Демьена, и тот, неловко прихрамывая, побежал к своей лошади.
– Все будет не так, и ты это знаешь.
– Не так? Тогда как же?
Наклонившись, он медленным, отточенным движением поднял с земли гребень и поднес к ее глазам. Пятнышко красной крови осталось на золотом зубце. Его кровь.
– Выбирай, или я сделаю выбор за тебя. Мейриона судорожно сглотнула.
Годрик уперся руками в ствол дерева, и она оказалась в тюрьме из мускулов. Его тело, словно стена, окружало ее; запахи леса исчезли, остался только один – его запах.
Годрик наклонился вперед, так что его грудь коснулась ее сосков. Ощущение этого прикосновения, словно вспышка молнии, пронзило ее тело.
– Все будет совершенно не так, – прошептал он, касаясь губами ее губ.
Затем он поцеловал ее висок, бровь, переносицу, нос.
– Я знаю, как твоя кожа реагирует на мое прикосновение, и я чувствую биение твоего сердца.
– Это лишь гнев и страх.
Его руки медленно прошлись по ее плечам. Мейриона затрепетала, ее соски предательски набухли. Чуть отклонившись, чтобы между их телами появилось пространство, Годрик кончиками пальцев провел по ним, и вновь словно искра пронзила ее до самого женского естества.
– Нет, миледи, это не гнев и не страх, – пробормотал он.
Несмотря на то что между ними была ткань рубашки и платья, Мейриона чувствовала себя почти обнаженной.
Судорожно вздохнув, она оттолкнула его, не желая потворствовать растущему желанию. Тогда он взял пальцами завиток волос и потер его.
– Твоя страстность вполне соответствует твоим волосам.
– Всем известно, что рыжие волосы – к несчастью, – прошептала Мейриона.
– Не скажи! Мужчины сами создают свою удачу, а твоя страсть пробуждается каждый раз, когда я прикасаюсь к тебе.
Не желая слушать его, Мейриона отвернулась.
– Страсть была между нами и тогда, много лет назад. – Он поцеловал ее бровь. – Она была, когда я уводил тебя из твоей комнаты. И сейчас она тоже здесь, несмотря на твой страх, твой гнев и несмотря на то что тебе не нравится, что я подобным образом предъявляю на тебя свои права.
Мейриона закрыла уши ладонями, но все равно ощущала его, чувствовала его запах. Она все еще хотела его.
– Я не могу.
– А я говорю: покорись. Это сражение тебе не выиграть.
– Мой отец… мой муж…
– Их здесь нет. – Он коснулся ее губ. – Здесь только ты и я. Позволь мне показать тебе, какое удовольствие способно испытать твое тело.
«Удовольствие, которое способно испытать тело, Мейриона», – эхом отдался его голос в укромных уголках ее души. Ее мир рушился.
– Да или нет? – Голос Годрика был словно шелест тончайшего шелка.
Мейриона тряхнула головой, пытаясь разогнать окутавший ее туман. Когда он так близко, она не в состоянии думать и может только чувствовать…
Плечи Годрика распрямились, и, сделав шаг в сторону, он выхватил у Байрона кнут.
– Как хочешь, дело твое…
– Подожди, дай мне разобраться. Я…
– Да или нет? Решай, Мейриона, мое терпение иссякло.
Его взгляд стал холодным как лед – манящий любовник исчез, и вместо него появился Дракон.
– Покорись, Мейриона.
Сдавленный звук вырвался из ее горла – будто со стороны она услышала свое «да».
Губы Годрика требовательно нашли ее губы. Его язык нырнул внутрь, чтобы исследовать ее чувства и овладеть ими, в то время как ее руки нерешительно обвились вокруг его шеи, поглаживая мягкие волоски затылка.
Когда Годрик понял, что Мейриона не сопротивляется, его крепкий, требовательный поцелуй стал мягче, и время остановилось. Их языки встретились, словно желая исследовать удовольствие на вкус.
Чтобы не упасть, Мейриона ухватилась за плечо Годрика.
– Скажи «да», чтобы мы оба это слышали.
– Да, – прошептала она.
– Громче.
– Да, самодовольный хлыщ.
– Самодовольный хлыщ? – Он усмехнулся. – Так меня никогда еще не называли.
– Распутник.
Годрик рассмеялся, и вмиг вся его суровость исчезла.
– Даешь мне слово, что не удерешь, если я позволю тебе побыть одной и привести себя в порядок? – Его голос звучал так мягко и чувственно, что Мейриона с трудом улавливала смысл.
– Что?
– Дорога была трудной. Разве тебе не хочется смыть грязь с лица?
– Грязь?
Глаза Годрика засветились, и Мейриона в смущении потерла переносицу. Он выглядел потрясающе, в то время как она, вероятно, напоминала замарашку, которую волоком протащили через всю Англию.
– Ну так как? – спросил он. – Ты обещаешь? Она нахмурилась:
– Ты снял меня с лошади, чтобы я могла привести себя в порядок?
На его лице появилось выражение полного замешательства.
– Ну да.
– И ты не собирался провести Демьена и меня через город в качестве своих боевых трофеев?
Брови Годрика недоуменно поползли вверх.
– Конечно же, нет. Что за бредовая идея пришла тебе в голову?
– Охрана… Ты снимаешь меня с лошади… О Боже! – Ее щеки запылали. – Я не обязана сдерживать обещание, данное под принуждением.
– Еще как обязана! – Наклонившись, он поцеловал ее в нос. Лишь малые частички их тел соприкоснулись, но чувства Мейрионы затрепетали, словно боевой стяг на ветру. Желание. Страх. Гнев.
– О, ты настоящий дьявол.
– Поторопись, – настойчиво потребовал Монтгомери и потер ее щеку большим пальцем, а затем хмыкнул и неспешной походкой направился к своим людям, оставив Мейрионе возможность беспрепятственно смотреть на его широкую спину.
Осознав, что все это время мужчины наблюдали за ними, Мейриона вспыхнула. Ее переполняло возмущение. Будь прокляты те, кто рассматривает женщин как всего лишь очередное завоевание!
Через разрывы в изгороди она увидела главную башню замка, стоящего на вершине холма на расстоянии двух лье: мрачное строение поднималось из родившей его скалистой земли, господствуя над округой и напоминая дьявольское узилище.
– Монтгомери.
Чувство благоговейного трепета охватило ее. Она не ожидала, что жилище Годрика будет выглядеть столь великолепно. Замок Монтгомери был в два раза больше Уайтстоуна. Как только они окажутся внутри, она и Демьен будут полностью в его власти.
Мейриона почувствовала себя абсолютно беспомощной, и сердце ее сжалось от страха и жалости к себе.
– Король хорошо вознаградил тебя. – Она показала на вырисовывающийся вдали замок.
Годрик наклонился.
– Моя награда – это ты, а не Монтгомери, – прошептал он ей на ухо.
Она жестом показала на расположившиеся неподалеку от замка поля, на которых паслись стада овец.
– Разве это не твоя земля?
– Нет, это земли моей семьи.
– Я думала, что ты внебрачный сын и у тебя нет семьи. Годрик как-то утробно рыкнул и пришпорил лошадь.
– Ты не ошиблась.
Мейриона повернулась, чтобы посмотреть ему в лицо.
– Я не хотела оскорбить тебя. Твои родители не были повенчаны, но ты говоришь о семье…
– Моя мать была невольницей. Она умерла, когда мне было двенадцать, и я остался с отцом. – Тебе повезло, раз он признал тебя.
Руки Годрика крепче сжали поводья.
Мейриона понимала, какой порочной должна казаться ему. Он сказал, что его мать умерла, а она ответила, что ему повезло.
– Прости меня, я неудачно выразилась. Он кивнул.
– Твои права были узаконены?
– Нет, поскольку мачеха видит во мне угрозу для своего сына. – Голос его звучал жестко.
Мейриона не знала, что ответить, поэтому повернулась и стала разглядывать ограду. Когда Годрик натянул повод, мускулы жеребца напряглись и он заплясал под седоками. Как и его хозяин, он был полон с трудом сдерживаемой энергии.
Взбалмошная мысль пронеслась у Мейрионы в голове. Почему бы ей не укротить Годрика, как он укротил Мстителя. Возможно, ей даже удастся убедить его отказаться от мести. Если Годрик откажется от владения ее землями, она по доброй воле останется с ним.
Отец и муж в любом случае объявят войну, а это будет означать смерть ее людей. Мейриона невольно чувствовала себя пешкой на шахматной доске – ею легко могли пожертвовать, чтобы получить более значимую фигуру. Ах, если бы она была мужчиной и могла сама выбирать свою судьбу!
– Расскажи мне о своей семье, – попросила она через некоторое время.
Годрик ответил не сразу:
– К сожалению, отец позволял своей глупой и испорченной жене управлять собой, как марионеткой.
– Но разве не то же самое мужчины делают с женщинами в течение многих веков?
– Это естественный порядок вещей: женщина должна повиноваться своему господину.
Мейриону охватило раздражение.
– Твой отец еще жив?
– Нет.
– А когда он был жив, то вел себя так же, как и ты? Годрик помрачнел.
– Мы с ним очень похожи.
Она повернулась, вскинула голову и посмотрела ему в глаза.
– Жена его отравила?
В глазах Годрика сверкнуло изумление.
– Нет, леди. Напомните мне, что вас следует держать ночью привязанной, если наступит такой момент, когда я вдруг подумаю, что вам можно доверять.
Она улыбнулась:
– А почему вы думаете, что я не способна избавиться от веревок?
– Я буду наматывать ваши волосы на руку и каждую ночь прочно привязывать вас к кровати.
Он произнес эти слова с шутливой серьезностью, и сердце Мейрионы затрепетало. Идея оказаться привязанной к кровати Годрика, когда его крупное теплое тело будет совсем рядом, была не столь уж неприятной.
Чувствуя, что краснеет, она отвернулась.
Одинокий ястреб кружил над ними. Знамение? Птица неожиданно усилила ее тревогу, поскольку Мейриона и так чувствовала себя мышью в когтях хищника.
– Кто является владельцем этого замка? – спросила она, поворачивая разговор в более безопасное русло.
Объятия Годрика стали более тесными. От него исходило напряжение, словно он видел перед собой огромного демона. Она поборола неожиданное желание погладить его напрягшуюся шею, как эти делал он, успокаивая Мстителя.
– Мой презренный младший сводный брат. – Его голос стал сухим и неприветливым.
– О, – вымолвила Мейриона, внезапно все поняв. Годрик был старшим сыном графа, но незаконнорожденным. Он мог жить в замке, но никогда не сможет унаследовать ни замок, ни землю.
Мейриона никогда не задумывалась над тем, что значит быть нежеланным и презираемым. Всю свою жизнь она была наследницей Уайтстоуна. Поскольку Демьен не являлся ребенком ее отца, даже рождение брата не уничтожило ее право первородства.
– Твой отец обманул тебя, – выпалила она. Годрик натянул повод и, придержав коня, устремил на пленницу ледяной взгляд.
– Мой отец неплохо обеспечил меня, – сказал он резко.
– Но живешь-то ты здесь?
– Да.
– Почему?
Он неожиданно наклонился к ней, и она отшатнулась.
– Та, на которой я должен был жениться, предала меня. – В его голосе слышалась с трудом сдерживаемая ярость.
У Мейрионы защемило сердце, и она в тревоге посмотрела на замок – свою будущую тюрьму. Через час они будут на месте.
– Мой брат Джеймс пьяница. Он позволяет женщинам править у него в замке.
Чувство вины исчезло, и Мейриона скрестила руки на груди.
– Разве женщины не могут управлять замком? Они вовсе не глупы.
– Церковь учит другому.
– Значит, церковь ошибается. – Эти слова она произнесла отчетливо и резко, хотя отлично сознавала, что произносит ересь.
Годрик громко рассмеялся и потрепал Мстителя по шее.
– Моя матушка с тобой полностью согласилась бы. Женщины вероломно сообразительны.
Он произнес это, копируя манеру Мейрионы, но в его голосе были эротические нотки, которые она никогда не смогла бы скопировать. Он ее соблазняет или подсмеивается над ней?
Мейриона отмахнулась от крошечной мухи, назойливо жужжащей возле самого лица.
– Если твоя мачеха столь ужасна, как же она позволила тебе и твоим людям найти приют в замке?
– Мой брат хотя и мерзкий пьяница, но не дурак. Что он имеет в виду? Мейриона не успела спросить – их беседа была прервана одетыми в доспехи часовыми, и ей стало досадно. Это был их первый разговор, который давал ей хоть какое-то представление о жизни ее похитителя.
Обхватив ее могучей рукой, Годрик помог ей спуститься с коня.
– Что ты задумал? – Она переводила взгляд с Годрика на караульных, которые одобрительно кивали.
В ее ушах вдруг зазвучали слова отца: «Он протаскивает своих врагов по улице». Боже, он что, намеревается выставить ее напоказ как военный трофей? Ей следовало этого ожидать. Ее отец много раз проделывал такое со своими пленниками. Он утверждал, что это помогает сломить их дух. Их забрасывали презрительными репликами, над ними смеялись, в них бросали гнилыми фруктами. Если они падали, их волоком тащили за лошадью.
Подняв голову, она пристально посмотрела на Годрика, но на его лице невозможно было что-либо прочитать.
Всего мгновение назад Мейриона чувствовала родство с этим злодеем, считала его разумным человеком.
Дурочка! Посмотрев на Демьена, она увидела, что брат съежился и дрожит под тонким одеялом, накинутым поверх плаща.
Ярость нахлынула на нее, словно вышедшая из берегов река.
– Как ты смеешь! – Рывком вытащив из-за пояса гребень, она воткнула его в бедро Годрика.
Взревев, Годрик схватился за ногу.
– Черт побери, какого дьявола? Что на тебя нашло? В ужасе от своего поступка, Мейриона шагнула назад.
Святые небеса! Если он убьет ее, кто тогда защитит Демьена? Ее ослабевшие пальцы разжались, гребень упал на землю, и она попятилась.
Демьен в изумлении уставился на нее, а Годрик внезапно усмехнулся:
– За это мне следовало бы отшлепать тебя по твоей хорошенькой маленькой заднице.
Мейриона уперлась спиной в ствол дуба, и сердце ушло в пятки. Бежать некуда. Она замерла, упрямо выпятив подбородок.
– Делай что хочешь, животное, но тебе меня не запугать.
Годрик подошел ближе.
– Проверим? – Его ледяной тон был под стать взгляду. Быстро подойдя к Демьену и спустив его с лошади, Годрик грубо подтащил мальчика к Мейрионе.
– Поскольку о собственном теле ты заботишься мало, может быть, твоему брату следует заплатить за твои проступки? – Он бросил взгляд на Байрона: – Принеси мне кнут.
– Нет!
Ее колени вдруг свело. Воспоминания об ужасном звуке, доносившемся до нее, когда кнут опускался на спину Оуэна, и о запахе крови привели Мейриону в ужас.
Широко расставив ноги, Годрик встал между ней и братом.
– Ну, что скажешь?
– Нет! – Слезы щипали ей глаза. – Демьен не виновен. Наклонившись ближе, Годрик провел большим пальцем по ее щеке:
– Зато ты виновна.
Байрон протянул хлыст, но Годрик не обратил на него внимания.
– Сестра… – начал Демьен, но Годрик властным взглядом заставил его замолчать; и тут Мейриона почувствовала, как испаряется ее гордость, сейчас она согласна была сделать все, что потребуется, лишь бы брат остался в безопасности.
– Чего ты хочешь? – Ее голос звучал еле слышно.
Внезапно лед в его глазах растаял, и вместо него загорелось голубое пламя. Годрик взял ее подбородок, заставляя посмотреть ему в глаза. Чистый мужской запах наполнил все ее ощущения, так что у нее перехватило дыхание.
Горячее дыхание Годрика щекотало ей ухо.
– Я хочу, чтобы ты перестала со мной сражаться. Я хочу, чтобы ты с желанием легла в мою постель.
Страх в душе Мейрионы мгновенно превратился в ярость.
– Ах вот оно что! Ты совершишь насилие над моим телом или над моим братом? Дьявол, похотливое чудовище!
Монтгомери тотчас отпустил Демьена, и тот, неловко прихрамывая, побежал к своей лошади.
– Все будет не так, и ты это знаешь.
– Не так? Тогда как же?
Наклонившись, он медленным, отточенным движением поднял с земли гребень и поднес к ее глазам. Пятнышко красной крови осталось на золотом зубце. Его кровь.
– Выбирай, или я сделаю выбор за тебя. Мейриона судорожно сглотнула.
Годрик уперся руками в ствол дерева, и она оказалась в тюрьме из мускулов. Его тело, словно стена, окружало ее; запахи леса исчезли, остался только один – его запах.
Годрик наклонился вперед, так что его грудь коснулась ее сосков. Ощущение этого прикосновения, словно вспышка молнии, пронзило ее тело.
– Все будет совершенно не так, – прошептал он, касаясь губами ее губ.
Затем он поцеловал ее висок, бровь, переносицу, нос.
– Я знаю, как твоя кожа реагирует на мое прикосновение, и я чувствую биение твоего сердца.
– Это лишь гнев и страх.
Его руки медленно прошлись по ее плечам. Мейриона затрепетала, ее соски предательски набухли. Чуть отклонившись, чтобы между их телами появилось пространство, Годрик кончиками пальцев провел по ним, и вновь словно искра пронзила ее до самого женского естества.
– Нет, миледи, это не гнев и не страх, – пробормотал он.
Несмотря на то что между ними была ткань рубашки и платья, Мейриона чувствовала себя почти обнаженной.
Судорожно вздохнув, она оттолкнула его, не желая потворствовать растущему желанию. Тогда он взял пальцами завиток волос и потер его.
– Твоя страстность вполне соответствует твоим волосам.
– Всем известно, что рыжие волосы – к несчастью, – прошептала Мейриона.
– Не скажи! Мужчины сами создают свою удачу, а твоя страсть пробуждается каждый раз, когда я прикасаюсь к тебе.
Не желая слушать его, Мейриона отвернулась.
– Страсть была между нами и тогда, много лет назад. – Он поцеловал ее бровь. – Она была, когда я уводил тебя из твоей комнаты. И сейчас она тоже здесь, несмотря на твой страх, твой гнев и несмотря на то что тебе не нравится, что я подобным образом предъявляю на тебя свои права.
Мейриона закрыла уши ладонями, но все равно ощущала его, чувствовала его запах. Она все еще хотела его.
– Я не могу.
– А я говорю: покорись. Это сражение тебе не выиграть.
– Мой отец… мой муж…
– Их здесь нет. – Он коснулся ее губ. – Здесь только ты и я. Позволь мне показать тебе, какое удовольствие способно испытать твое тело.
«Удовольствие, которое способно испытать тело, Мейриона», – эхом отдался его голос в укромных уголках ее души. Ее мир рушился.
– Да или нет? – Голос Годрика был словно шелест тончайшего шелка.
Мейриона тряхнула головой, пытаясь разогнать окутавший ее туман. Когда он так близко, она не в состоянии думать и может только чувствовать…
Плечи Годрика распрямились, и, сделав шаг в сторону, он выхватил у Байрона кнут.
– Как хочешь, дело твое…
– Подожди, дай мне разобраться. Я…
– Да или нет? Решай, Мейриона, мое терпение иссякло.
Его взгляд стал холодным как лед – манящий любовник исчез, и вместо него появился Дракон.
– Покорись, Мейриона.
Сдавленный звук вырвался из ее горла – будто со стороны она услышала свое «да».
Губы Годрика требовательно нашли ее губы. Его язык нырнул внутрь, чтобы исследовать ее чувства и овладеть ими, в то время как ее руки нерешительно обвились вокруг его шеи, поглаживая мягкие волоски затылка.
Когда Годрик понял, что Мейриона не сопротивляется, его крепкий, требовательный поцелуй стал мягче, и время остановилось. Их языки встретились, словно желая исследовать удовольствие на вкус.
Чтобы не упасть, Мейриона ухватилась за плечо Годрика.
– Скажи «да», чтобы мы оба это слышали.
– Да, – прошептала она.
– Громче.
– Да, самодовольный хлыщ.
– Самодовольный хлыщ? – Он усмехнулся. – Так меня никогда еще не называли.
– Распутник.
Годрик рассмеялся, и вмиг вся его суровость исчезла.
– Даешь мне слово, что не удерешь, если я позволю тебе побыть одной и привести себя в порядок? – Его голос звучал так мягко и чувственно, что Мейриона с трудом улавливала смысл.
– Что?
– Дорога была трудной. Разве тебе не хочется смыть грязь с лица?
– Грязь?
Глаза Годрика засветились, и Мейриона в смущении потерла переносицу. Он выглядел потрясающе, в то время как она, вероятно, напоминала замарашку, которую волоком протащили через всю Англию.
– Ну так как? – спросил он. – Ты обещаешь? Она нахмурилась:
– Ты снял меня с лошади, чтобы я могла привести себя в порядок?
На его лице появилось выражение полного замешательства.
– Ну да.
– И ты не собирался провести Демьена и меня через город в качестве своих боевых трофеев?
Брови Годрика недоуменно поползли вверх.
– Конечно же, нет. Что за бредовая идея пришла тебе в голову?
– Охрана… Ты снимаешь меня с лошади… О Боже! – Ее щеки запылали. – Я не обязана сдерживать обещание, данное под принуждением.
– Еще как обязана! – Наклонившись, он поцеловал ее в нос. Лишь малые частички их тел соприкоснулись, но чувства Мейрионы затрепетали, словно боевой стяг на ветру. Желание. Страх. Гнев.
– О, ты настоящий дьявол.
– Поторопись, – настойчиво потребовал Монтгомери и потер ее щеку большим пальцем, а затем хмыкнул и неспешной походкой направился к своим людям, оставив Мейрионе возможность беспрепятственно смотреть на его широкую спину.
Осознав, что все это время мужчины наблюдали за ними, Мейриона вспыхнула. Ее переполняло возмущение. Будь прокляты те, кто рассматривает женщин как всего лишь очередное завоевание!