Трапп Джессика. Властелин наслаждений

   Мейриона вытянула руки, пытаясь не обращать внимания на то, как непристойно когда-то белая, а теперь грязная сорочка облепила ее тело. Прохладный ветерок ласкал ее соски, заставляя их снова подниматься и твердеть.
   Цепляясь за тонкую ниточку своего возмущения, она бросила сердитый взгляд на Монтгомери. Его темные волосы рассыпались по плечам, два шрама, подобные тем, которые могут остаться от удара серпом, тянулись изогнутой линией со лба к виску и вниз по левой щеке. Пресвятые угодники, что же с ним произошло? Вид у Годрика был одновременно ужасающим и завораживающим, отметины не умаляли его мужественной красоты. Создавалось впечатление, что искусный скульптор в порыве ярости попытался разрушить свою самую совершенную работу.
   – Отпусти меня!
   Он усмехнулся, словно его забавляла эта бессильная ярость:
   – Никогда.
   – Люди моего отца отыщут тебя.
   – Даже если им это удастся, они не получат тебя обратно. – Голос Годрика звучал решительно. – Здесь мы в безопасности. Мои солдаты охраняют округу.
   Мейриону снова захлестнул гнев.
   – Я тебя ненавижу!
   – Знаю. – Рукой, покрытой шрамами, он коснулся ее щеки. – Со временем это пройдет.
   – Никогда, – поклялась она, крепко сжимая мешочек с зельем.
   Темные тучи, собираясь над их головами, несли с собой влажный тяжелый воздух и запах дождя. На пастбищах блеяли овцы, и этот звук рождал эхо за холмами.
   – Следуй за мной, – приказал Монтгомери и, повернувшись, зашагал в глубь леса по направлению к журчащему ручью, но Мейриона оставалась неподвижной. Она не собиралась следовать за ним по пятам, как комнатная собачка. Ищут ли ее отец и дядя Пьер, или они все еще пребывают в пьяной беспомощности? Спуск по скале занял несколько часов, но путешествие по мокрой и скользкой тропе в этой части долины займет по меньшей мере день или даже больше, учитывая недавний дождь.
   Отойдя на несколько шагов, Годрик обернулся.
   – Поторопись, Мейриона! – приказал он. Девушка вызывающе посмотрела на него:
   – Я не твой щенок!
   Чертыхаясь, Годрик вернулся обратно. Мейриона попыталась бежать, но он схватил ее за плечо и, резким движением соединив ее запястья, туго связал их веревкой, а затем потянул ее вперед. Мелкие ветки потрескивали под ногами Мейрионы, острый камешек впился в ступню, и несколько шагов она сделала слегка прихрамывая.
   Замедлив шаг, Годрик положил руку ей на плечо и помог перебраться через поваленное бревно, словно это была дворцовая лестница, а он из похитителя на мгновение превратился в придворного рыцаря.
   – Нам надо пройти совсем немного, Мститель уже за следующим подъемом.
   Мейриона остановилась как вкопанная, при слове «мститель» ее сердце подпрыгнуло и тут же ухнуло куда-то вниз.
   – Что ты имеешь в виду?
   Может, он собирается позволить кому-то взять ее здесь, в этом лесу?
   Монтгомери насмешливо посмотрел на нее:
   – Я веду тебя к себе домой.
   – Твой дом за следующим холмом?
   Он чуть отшатнулся от нее, словно она была слабоумной.
   – Конечно же, нет.
   – Тогда что значит «мститель за следующим холмом»? Годрик перестал хмуриться и громко рассмеялся:
   – Леди, мое отмщение вам будет гораздо дольше, чем эта короткая прогулка. Мститель – это моя лошадь.
   – Лошадь?
   Он притянул ее к себе:
   – Ты меня забавляешь.
   – Так ты назвал своего коня Мститель?
   Его улыбка исчезла, и вокруг рта пролегла жесткая складка.
   – Месть – это то, о чем я думал в течение многих лет.
   – О! – Мейриона проглотила комок в горле. – Ты так сильно меня ненавидишь?
   – Ненавижу? Нет, графиня, чтобы ненавидеть, нужно иметь сердце. У меня его не осталось. – В его тихом голосе звучала такая горечь, что Мейриона вздрогнула.
   Наконец они приблизились к вершине невысокого холма. Споткнувшись о корни дерева, Мейриона негромко вскрикнула. Она оцарапала ногу и, потеряв равновесие, наткнулась на Годрика. Святые угодники! Ей совсем не хотелось вновь падать к его ногам!
   Его рука мягко обвила ее плечи, затем он схватил ее на руки и понес, словно она весила не больше, чем котенок.
   Ей следовало сказать ему, чтобы он опустил ее на землю, но на этих сильных руках Мейриона почувствовала такое облегчение, что просто не смогла произнести таких слов. Хотя она чувствовала себя крошечной и женственной, теперь ей не были страшны колючие кустарники и жесткие ветки.
   На короткое мгновение Мейрионе показалось, что они единственные люди на земле, и ей захотелось, чтобы они не были врагами.
   Широкими шагами Годрик уверенно шагал через подлесок.
   – Скоро мы дойдем до моего коня, тогда ты сможешь ехать верхом.
   Верхом? На мгновение Мейриона вспомнила себя в одиннадцать лет: тогда она пыталась хоть как-то укрыться, а вокруг гремели копыта лошадей ее врагов. Пронзительный вопль матери раздался неподалеку, потом тяжелое копыто боевого коня ударило ее по голове и все провалилось в темноту. С того дня она ни разу не садилась на лошадь.
   Мускулистые руки Годрика крепче обняли ее.
   – Ты побледнела. В чем дело?
   Мейриона качнула головой, отгоняя воспоминания:
   – Нет, ничего.
   – Не верю. Что-то тебя определенно беспокоит. Мейриона прислонилась щекой к его широкой груди, в очередной раз подивившись сверхъестественной проницательности этого человека. Какое преступное удовольствие – вдыхать его успокаивающий запах, но сегодня ей уже пришлось подавить свое самолюбие, и еще одна неловкость не имела никакого значения. Чем быстрее она признается в своей постыдной слабости, тем быстрее закончится ее позор.
   – Я… не могу ездить верхом, потому что боюсь лошадей.
   Ну вот она и сказала это.
   – Женщина благородного рода боится лошадей?
   – Да.
   Унижение сжало ей горло. Она ошибалась, думая, что больше у нее не осталось гордости, все ее чувства были напряжены. В этот момент Монтгомери стал хозяином ее эмоций. Если сейчас он посмеется над ней, она не сможет сдержать слезы.
   – Пожалуйста, не смейся.
   Перешагнув через бревно, Годрик внимательно посмотрел на нее. Ни намека на улыбку.
   Поправив растрепанные волосы, Мейриона сама грустно улыбнулась ему.
   – Это не делает тебя слабой или трусливой. – В его глазах не было жалости или насмешки, только искреннее участие.
   Она пожала плечами.
   – С тобой что-то случилось?
   Он задал этот вопрос непринужденно, как будто говорил о надвигающемся дожде, и Мейриона вдруг почувствовала себя неловко.
   – Нас сбросила лошадь и чуть не затоптала.
   – Кого сбросила?
   – Мать и меня.
   Она закусила губу, стараясь не вспоминать. Годрик утверждает, что у него нет сердца, но о себе она не могла такого сказать. От нахлынувших чувств в ее груди возникла ноющая боль.
   – Всадников часто сбрасывают лошади, это обычное дело. Что же еще произошло?
   Мейриона отвернулась, ей захотелось закрыть лицо руками, чтобы он не смог заглянуть в ее мысли – там были тайны, делиться которыми она не хотела бы ни с кем.
   – Скажи мне, Мейриона.
   – За нами гнались мужчины. Мне было одиннадцать. Ее мысли метались в полном беспорядке, словно щепки, уносимые бурным потоком.
   Годрик поднялся на вершину холма, – похоже, ноша не слишком мешала ему.
   – Это то, что произошло с твоей матерью?
   – Мама умерла при родах. Шкатулка памяти захлопнулась.
   Годрик, кивнув, больше не задавал вопросов, и Мейрионе захотелось, чтобы он перестал быть таким добрым – тогда ей было бы легче его ненавидеть. Он был страшным человеком, йоркистом, одним из тех, кто изнасиловал ее мать. Но его руки казались такими теплыми и такими надежными…
   Мейриона склонила голову, и пряди ее длинных волос легли на его плечи.
   – С тех пор ты когда-нибудь садилась на лошадь? Она неопределенно покачала головой, и еще больше прядей золотисто-каштановых волос запуталось в застежках его куртки.
   – Однажды.
   – Однажды?
   – Мой отец заставил меня поехать верхом.
   – И что же?
   При воспоминании о том дне ее щеки покрылись румянцем: тогда отец с холодным осуждением попытался избавить дочь от страха, заставив забраться на лошадь, которую он вел в поводу. Трясясь, она молча ехала, поджав сведенные судорогой ноги, пока отец наконец не отпустил ее. Позднее она спряталась за конюшней, где ее вырвало от пережитого страха.
   – У меня не очень-то хорошо получилось, – наконец призналась она.
   Ей неожиданно захотелось прикоснуться к шрамам на его лице, смягчить их жесткость своими пальцами. Теперь Мейриона была рада, что он связал ее и она не могла следовать своим глупым побуждениям.
   И все-таки что же французы с ним сделали?
   Он неожиданно ухмыльнулся, и она улыбнулась в ответ, но тут же одернула себя и отвернулась. Монтгомери был ее врагом, а не старым другом, которому было позволено поддразнивать ее. О чем она только думает!
   Мейриона нахмурилась. Этот человек просто сводит ее с ума. Пожалуй, он может подумать, что она потеряла рассудок, но… Его руки были слишком горячими, слишком требовательными, слишком мужественными. Его близость дурно действовала на нее. Она почти не замечала ни деревьев, мимо которых он нес ее, ни направления, в котором они двигались.
   Глубоко вздохнув, она неожиданно почувствовала хмельной, мускусный запах; она кашлянула, пытаясь избавиться от запаха, но это не помогло. Близость Годрика поглощала ее, топя в запретном желании. При этом тысячи вопросов роились у нее в голове. Она совершенно не понимала своего похитителя. Он говорил, что в течение многих лет планировал отмщение, и тем не менее был добр к ней. Кто же он – нежный рыцарь или жаждущий отмщения воин?
   – Ты ведь не считаешь меня трусихой из-за того, что я боюсь лошадей? – внезапно спросила она, желая понять, кто же все-таки он на самом деле.
   Он пристально смотрел на нее.
   – Ты не трусиха. – Порыв ветра отбросил его темные волосы и открыл лицо.
   Мейриона никогда не признавалась в своем страхе без стыда, без осуждения и без отвращения к себе. Никому и никогда она не показывала своей боязни, поэтому никто и никогда не считал ее трусливой.
   А сейчас она вдруг почувствовала себя… освобожденной, легкой, словно этот человек снял путы с ее души, которая теперь могла парить в небесах, подобно птице.
   Крепкие руки Годрика по-хозяйски удерживали ее, но запястья по-прежнему были связаны, и она не имела ни малейшего представления о том, в какую неведомую темницу несет ее похититель. Тем не менее она ни на что бы не променяла этот восхитительный момент, и все потому, что этот человек сказал, что она не трусиха.
   – Как далеко ваш дом, милорд?
   Прошла секунда, потом еще одна, и только тогда оба осознали, что она только что обратилась к нему уважительно – «милорд».
   Мейриона поспешно вдохнула, словно пытаясь втянуть неосторожно вырвавшееся слово.
   Господи! Она, похоже, сходит с ума.
   Он незаконнорожденный, значит, не дворянин. Напряжение этой ночи совершенно запутало ее мысли, и она закусила губу, моля Всевышнего, чтобы он освободил ей руки, которыми можно было бы прикрыть предательский рот. Теперь она точно знала: никогда прежде ей не доводилось быть рядом с мужчиной, который мог так владеть собой и так превосходил бы ее. Да, возможно он бастард, но его самообладание сделает честь любому известному ей дворянину. Внутреннее благородство Годрика поднималось выше обстоятельств его рождения.
   Мейриона энергично тряхнула головой, пытаясь привести себя в чувство, и тут Годрик, остановившись, поставил ее на ноги. Ее волосы вес еще цеплялись за металлические пряжки камзола, и ей пришлось распутывать их. Ее сорочка развевалась на легком ветерке, и Годрик, не двигаясь, рассматривал ее напряженным взглядом, словно ястреб, глядящий на пойманную полевую мышь.
   На мгновение Мейрионе показалось, что сейчас ее губ коснутся его губы.
   Боже милосердный!
   Она вспомнила поцелуй в часовне. Тогда, давным-давно, эти губы были чувственными и щедрыми. Они были требовательными, беспощадными, горячими, страстными и слегка влажными – именно о них она, стыдясь, мечтала в течение многих ночей.
   Единственный мужчина, который целовал ее в губы! На свадьбе дядя Пьер лишь приподнял ее подбородок и холодно коснулся щеки.
   Какие греховные мысли будил в ней Годрик! Он – враг ее семьи, а она думает о вкусе его поцелуя…
   Внезапно Монтгомери тихонько свистнул.
   – Тебе не нужно бояться, девочка, – спокойно сказал он. – Моя лошадь хорошо объезжена.

Глава 6

   Итак, он все же не намеревался целовать ее. Или намеревался? По его бесстрастному лицу ничего нельзя было понять. Как несправедливо, что он может читать ее мысли, а она его – нет!
   – Почему тебя волнует, боюсь ли я лошадей? – Мейриона пыталась найти что-то, что могло бы ослабить напряжение, возникшее между ними.
   Годрик пожал плечами:
   – Меня волнует все, касающееся моей собственности. Мейриона сердито фыркнула, даже не пытаясь скрыть рвущийся наружу гнев.
   – Убери руки.
   – Нет. Мне нравится, когда ты близко.
   – Самоуверенный наглец! Я не твоя собственность, чтобы ты мог забавляться со мной, когда тебе вздумается.
   – Думаю, что так оно и есть.
   Мейриона изогнулась, пытаясь освободиться от веревок, связывающих ее запястья.
   – Варвар!
   Годрик сердито нахмурился и отпустил ее.
   – Ты не того боишься. Тебе скорее следует бояться хозяина, а не лошадь.
   Сдув прядь золотистых волос с лица, Мейриона прищурилась.
   – Я не боюсь тебя, – солгала она. Годрик медленно провел рукой по ее лицу.
   – А следовало бы, – прошептал он, щекоча своим дыханием ее ухо. Его пальцы продолжали лениво блуждать по шее и остановились, лишь когда добрались до ее груди. Мускулы рук взбугрились под рубашкой. Грозный. Красивый. Обольстительный.
   Страх поглотил ее, только это была не боязнь своего похитителя, а боязнь собственных запретных желаний.
   – Прекрати, пожалуйста, – прошептала Мейриона.
   Отпустив ее, Годрик вновь свистнул, и тут же из зарослей появился мальчишка, лет примерно девяти, с густыми рыжими волосами и веснушчатым лицом, ведя на поводу большого черного коня. Взяв повод, Годрик повел коня за собой.
   – Не бойтесь, миледи.
   Она выглянула из-за его широких плеч. Мальчик с любопытством смотрел на них, и рыцарь бросил ему монету.
   – Можешь идти. Ты хорошо сделал свою работу. Мальчишка улыбнулся во весь рот и, кинув еще один любопытный взгляд на Мейриону, скрылся в зарослях.
   Мейриона обернулась. Конь Годрика имел изящную стать арабского скакуна, но казался слишком крупным. Возможно, он не был чистокровным – бастард, как и его владелец. Шкура животного блестела в проникающем сквозь кроны деревьев свете, абсолютно черная, словно эбеновое дерево, и только ноги ярко белели на фоне зелени.
   Неожиданно Мейриона почувствовала странную, необъяснимую ревность к тем узам, которые связывают мужчин и их коней. Разве будет мужчина так заботиться о своей женщине, как он заботится о своей лошади?
   – Ну, иди же. – Годрик сделал ей знак подойти к лошади.
   Мейриона проглотила комок и покачала головой, ей вдруг стало не хватать воздуха.
   – Давай, девочка.
   Боже! Она ведь рассказала ему о своих страхах, и он даже делал вид, что все понял… Ее колени задрожали.
   Годрик набросил повод на ветку дерева и двинулся к ней, сердито хмуря брови, но Мейриона, сжавшись, отступила назад. Неужели он намеревается силой посадить ее на лошадь? Боже, только не это!
   Ощутив приблизившийся жар его тела, она приоткрыла глаза.
   – Я не могу.
   – Можешь, и ты это сделаешь.
   «Будь смелой, будь смелой», – приказывала она себе. Слезы, обжигая глаза, собирались под веками и готовы были вот-вот пролиться…
   Годрик смахнул влагу с ее ресниц, его огрубевшая рука оказалась теплой и мягкой, а когда Мейриона судорожно вздохнула и заправила волосы за ухо, он прижался губами к ее все еще влажным ресницам. Она закрыла глаза, не в силах разобраться в бурлящих в душе чувствах. Почему он так добр к ней? Ей было легче, когда она могла считать его чудовищем.
   – Мейриона! – Голос Годрика звучал спокойно и уверенно. – Разве ты не можешь довериться мне? Клянусь жизнью, никто не причинит тебе вреда, пока я с тобой.
   Довериться ему? Мужчине, который похитил невесту из спальни в первую брачную ночь? Ее сердце билось, как барабан дикаря.
   – Я не могу тебе доверять.
   – Мейриона, – его тихий низкий голос вдруг охрип, став хмельным, словно сладкий мед, – ну хоть немного.
   Она покачала головой.
   Рука Годрика коснулась ее щеки.
   – Со мной ты была в безопасности на скале, будешь в безопасности и на моей лошади.
   Нижняя губа Мейрионы предательски дрогнула. В глубине его темно-синих глаз светилась такая нежность…
   – Доверься мне.
   Его присутствие манило больше, чем произносимые слова. Оно задевало душу.
   – Ты не можешь идти пешком по лесу в такой одежде, и я не могу нести тебя весь путь.
   – Это безумие, – пробормотала Мейриона себе под нос, пытаясь принять безупречную логику его слов.
   – Я позабочусь о тебе, не бойся. – Он снова коснулся ее щеки. – Ну же! – Монтгомери слегка подтолкнул ее вперед, крепко держа за плечи.
   Мейриона со страхом взглянула на огромного жеребца, ее ладони внезапно стали влажными.
   – Смотри только на меня, – сказал Годрик, пытаясь отвлечь ее внимание.
   Конь стоял неподвижно, спокойный и невозмутимый, как его хозяин.
   – Ты готова?
   Мейриона кивнула, впившись взглядом в косые шрамы на его лице. Наверняка человек, переживший кошмар, который оставил такие следы, сможет контролировать своего коня.
   – Я подниму тебя и усажу в седло. Продолжай смотреть на меня.
   Конь запрядал ушами, и Мейриона вздрогнула.
   – Дыши медленно и глубоко.
   Она не отрывала взгляда от Годрика, стараясь подавить заполнявшее ее чувство нарастающей паники. Святые угодники, ну почему она такая трусиха?
   Годрик обхватил ладонями ее талию, и тотчас она стала невесомой, словно ребенок, поднятый сильными руками. Затем гладкая, твердая кожа седла оказалась под ней, и Мейриона вдруг осознала, что сидит боком на лошади.
   Мститель сделал шаг в сторону, резко вскинув морду.
   – Тпру!
   Она ждала, когда на нее накатит знакомый страх, предчувствуя, что придется подавлять следующее за ним чувство тошноты.
   – Смотри на меня и дыши глубже.
   Мейриона посмотрела на него, замечая крошечные, улыбчивые морщинки вокруг глаз и щетину, темнеющую на подбородке. Он так красив! Теперь ей легче было не обращать внимания на свой страх.
   Вставив ногу в стремя, Годрик с кошачьей грацией вскочил на коня и, подтянув Мейриону к себе, обхватил ее сильными, успокаивающими руками.
   Мейриона медленно выдохнула. Всадник крепко и уверенно держал ее левой рукой, на правую были намотаны поводья.
   – Все хорошо?
   – Да, – ответила она, удивляясь тому, что это было правдой.
   – Ты в безопасности.
   Это не поддавалось объяснению, однако Мейриона действительно чувствовала себя в безопасности. Она уселась поудобнее и позволила себе немного расслабиться.
   Пришпорив коня, Годрик направил его вперед на звуки веселого плеска реки. Валежник трещал под копытами, и казалось, не будет конца ни этому лесу, ни этим покачиваниям.
   Бедра ее похитителя тесно прижимались к ее телу. Боже, ей срочно нужно в уборную! Мейриона вновь подвинулась.
   Некоторое время они ехали молча, направляясь в неведомое будущее.
   Мейриона заерзала на его колене, не в состоянии устроиться удобнее.
   – Что ты собираешься со мной сделать, когда привезешь к себе домой?
   Его рука напряглась.
   – Я собираюсь жениться на тебе.
   Она покачала головой, но не стала противоречить. Одна часть ее хотела, чтобы это было правдой, но только она никогда не сможет принадлежать Годрику, так же как и он ей. У нее есть семья и долг, которому она должна следовать, а о глупых мечтах нужно забыть.
   Мейриона неловко вытянула руки:
   – Ты не мог бы меня развязать? Он посмотрел на нее:
   – Зачем? Чтобы ты опять ударила меня?
   Девушка поджала губы. Разве может она желать Годрика? Он груб, неотесан, дик и… отвратителен.
   Капля дождя упала ей на плечо, и ей снова нестерпимо захотелось облегчиться. Мейриона попыталась подвинуться: неловко было чувствовать его бедра на своих ягодицах.
   – Как долго нам еще ехать?
   – Осталось уже немного.
   Дождь усилился, кругом стало холодно и сыро. Мейриона, раскачиваясь, изгибалась всем телом, но что-то твердое упиралось ей в ягодицы, не позволяя устроиться поудобнее.
   Зло выдохнув, Годрик рявкнул:
   – Черт побери! Если ты не хочешь, чтобы я через мгновение перестал быть человеком чести, сиди спокойно.
   Мейриона отвернулась, чтобы он не мог видеть, как румянец заливает ее щеки.
   – Ты мог взять меня силой раньше, – возразила она.
   – Тем не менее не считай, что ты теперь в безопасности.
   Она постаралась сидеть спокойно, и все ее ощущения сосредоточились внизу живота. Ей не удалось побывать в уборной со времени свадебного пира, и теперь выпитое вино плескалось внутри.
   – Как скоро мы остановимся?
   – Скоро.
   Они выехали за границу ее владений, а Годрик, казалось, не замечал терзаний спутницы, которой очень хотелось сменить положение, но она не осмеливалась не то что подвинуться, даже пошевелиться.
   Слабый дождик стихал и снова начинался легкими порывами. Удар каждой капли отзывался у нее внутри. Господи! Если бы ей удалось уединиться хоть на минуту.
   Как она могла сказать ему о своем затруднительном положении? Благородные женщины не говорили о таких вещах. Если им необходимо было удалиться в уборную, они шли молча и сдержанно. Как же ей быть?
   – Мы сегодня доберемся к тебе домой? – Голос громким эхом отразился в деревьях.
   – Нет, – сказал он, и надежды на привал рухнули. Земля по-прежнему плыла под копытами коня, и каждое покачивание вызывало у Мейрионы сильные позывы, – казалось, она вот-вот лопнет.
   – Когда мы остановимся? Монтгомери сердито нахмурил брови:
   – Если ты хочешь узнать, когда можно будет попытаться сбежать, оставь даже мысль об этом.
   О Боже, он неправильно истолковал ее вопрос. Пресвятая Дева Мария! А вдруг она не сможет больше терпеть? Какой стыд! Мысль была настолько ужасающа, что нельзя было даже предположить подобного.
   О Боже, Боже!
   – Мне… мне нужно… – Она запнулась, так как не могла заставить себя произнести эти слова. То, что ей было нужно, слишком низменно, слишком вульгарно.
   – Что? – Раздражение делало его лаконичным. – Громче, леди, я вас не слышу.
   – Мне нужно, то есть я должна… Его раздражение утихло.
   – Тпру, Мститель.
   Лошадь остановилась, и Годрик, соскочив с коня, снял ее с седла.
   Благодарение святым угодникам!
   – Наконец-то, – прошептала Мейриона, испытывая благодарность за то, что он избавил ее от унизительной просьбы.
   Озорная улыбка появилась в уголках его губ.
   – Я развяжу тебе запястья, если ты вновь назовешь меня «милорд».
   Его тихий голос, почти шепот, был глубоким и обольстительным.
   – Нет.
   Он бросил взгляд на деревья, потом вновь посмотрел на нее.
   Она же ничего не сможет, если запястья у нее будут связаны.
   В загадочной глубине его темных синих глаз озорно танцевали мерцающие огоньки, и ей пришла в голову мысль, что он получает удовольствие, наблюдая, как она борется со своей гордостью. Гадкий, злой человек.
   А что, если он не позволит ей облегчиться? Или… – она чуть не задохнулась, – что, если он собирается ей помогать?
   – Я позволю тебе уединиться, если ты произнесешь это слово. – Его голос быль столь же чарующим, как луч солнечного света зимой.
   Она покачала головой:
   – Я не могу.
   Назвать его милордом было равносильно предательству своей семьи. Возможно, нужда когда-нибудь ослабнет…
   – Как хочешь.
   Пожав плечами, Монтгомери схватил Мейриону за талию и вознамерился вновь усадить в седло.
   О Боже! Она опозорит себя, если он опять взгромоздит ее на эту лошадь, так и не позволив уединиться.
   – Прошу вас, пожалуйста, – захныкала она. Годрик остановился, выжидающе глядя на нее. На его губах появилась улыбка, он играл с ней как кошка с мышью.
   Мейриона подняла голову. Он не имеет права смеяться над ней!
   Внезапно она почувствовала острую боль между ногами. О Боже!
   Опустив взгляд, чтобы не смотреть в его притягательные, сияющие полуночной синевой глаза, она рассматривала землю и пыталась думать о камнях, ветках и листьях. О чем угодно, кроме воды.
   Годрик поднял ее подбородок:
   – Посмотри на меня.
   Мейриона бросила на него гневный взгляд.
   – Милорд, – выпалила она, злясь на свое взбунтовавшееся тело. – Я вас ненавижу.

Глава 7

   Ожидая Мейриону, Годрик не спеша поглаживал шею жеребца. Он просто вынужден был позволить ей уединиться, взяв с нее честное слово, что она не попытается сбежать.
   Мейриона достаточно разумна и вряд ли попытается убежать здесь. В этих местах множество бродяг – женщина, да к тому же в одном нижнем белье, может стать их добычей.
   Оглянувшись, он увидел только листья кустарника.
   Прошла минута. Еще одна.
   – Мейриона!
   – Имей терпение! – Ее голос донесся откуда-то из глубины леса, но он немного успокоился. Девушка решительная, но не глупая.
   – Я жду.
   В ответ Годрик услышал ругательства и ухмыльнулся. Эта крошка испытала неловкость, когда сказала ему, по какой причине ей необходимо отлучиться, а вот ругается она, как простой солдат. Сколько же противоречий в этой женщине! И все же она очаровательна.