Страница:
Он, прищурившись, оглядел тех, кто сидел за столом. Это были мужчины разного возраста и разного роста, двое – в очках, одетые кто в серую, с расстегнутым воротом рубаху, кто – в серый же свитер с высоким горлышком, один и вовсе был в каком-то древнем восточном головном уборе вроде чалмы, длинный край которой свешивался справа на грудь и закидывался за левое плечо. И дрожала над ними в воздухе серебряная пыль, словно подсвеченная идущими откуда-то снизу лучами.
– На основании Божьего суда, – сказал тот, кто сидел в середине стола, тощий, горбоносый.
– Рано или поздно вас должны были призвать, – добавил его сосед, немолодой, с седым ежиком и большими светлыми усами.
– Суд? – Богуш ненадолго задумался. Он был атеистом по воспитанию, но в последнее время всякого наслушался от людей, опять же – недавно, очень смущаясь, он вошел в церковь и поставил Богородице свечку за сына. Так что вслух проповедовать отсутствие Бога и соответственно Божьего суда он не стал. Но – за что?
Богуш первым делом подумал про те многочисленные конверты, которые он получал в бытность свою тружеником прокуратуры. Но при чем тут Герка?
– Хорошо, – сказал Богуш и поставил у ног кошелку с пакетом. – В чем меня обвиняют? И имею ли я право на защиту?
– Всякий имеет право на защиту, – согласился горбоносый. – Но тебя никто не обвиняет. Речь вот о нем.
Сухой палец показал на колонну, в которой стоял Герка.
– Не по-нял, – отчетливо произнес Богуш. – Ребенок из дому не выходит, сидит головой в мониторе, он просто физически не мог совершить никакого правонарушения.
– Правонарушения он действительно не совершал, – согласился горбоносый. – Это скорее была попытка совершения правоосуществления.
– Попытка чего? – Богуш точно знал, что второго слова ни в каких документах не сыскать.
– Герман, объясни отцу, чем ты занимался последние четырнадцать месяцев, – сказал горбоносый. – Объясни, объясни. Очевидно, он этого действительно не знает.
– Вы тоже много чего не знаете, – огрызнулся Богуш. – Герман перенес сильнейший стресс, чуть не сел на иглу, еле удержали. Я просто был счастлив, что он целыми днями сидит дома и возится с компьютером.
– Днями – это замечательно, – согласился сосед горбоносого, тот, что со светлыми усами. – Неделями – тоже не беда. Но вам не показалось странным, что он сидит дома безвыходно четырнадцать месяцев?
– Ему же учиться нужно, спортом заниматься, с девочками встречаться, – добавил третий, самый молодой из всех, хотя и его шевелюра уже серебрилась. – А он дома да дома…
– У него товарищ есть, они вместе программы писали, – догадался сказать Богуш.
– А что за товарищ? – осведомился горбоносый.
Тут Богуш задумался. Так получалось, что он кормил-поил и более года продержал в своем доме человека, о котором знал только одно: звать – Цуца.
– Да тоже один компьютерщик, он Геру учил…
– Чему учил?
– Откуда я знаю!
– Герман, расскажи все-таки отцу о программе, с которой начался сайт WWW.UPRAVA.RU, – попросил горбоносый.
– Я ничего в этих сайтах не понимаю, – сразу отмахнулся Богуш. – Ребенок делом занимался.
– А вы? – жестко спросил усатый.
– Я? А что – я?
Вопрос был какой-то всеобъемлющий.
Что же, всю жизнь теперь им тут излагать, подумал Богуш и невольно вздохнул – жизнь у него сейчас была самая нелепая… хотя в чем-то приятная…
Он проедал деньги, которые присылала Надя, продавая то одно, то другое, и ожидая хорошего покупателя на огромную квартиру. Сама она тоже приезжала, но разговора с сыном у нее не получалось, чему Богуш тихо радовался.
Теперь это был ЕГО сын – а течение времени роли не играло. В конце концов, всякий человек после напряженной умственной деятельности имет право расслабиться. Богуш увидел, что поход на базар, с обязательным осмотром всех прилавков, с ритуальными рукопожатиями у пивной бочки, тоже имеет немалую прелесть. Он обнаружил, что Любка Уварова, торгующая в киоске заколками для волос, дешевой косметикой и почему-то курительными трубками, сорокапятилетняя Любка, с которой не переспал только особо ленивый, ничуть не хуже Юли, к которой он исхитрялся бегать от молодой жены, а во многом и лучше, потому что веселая и совершенно безалаберная. Он узнал радость от похвалы своей неуклюжей стряпне – Герка, выползая из-за компьютера, закидывал в рот что попало, как в паровозную топку, но нсколько раз он замирал и уважительно произносил: «Вау!»
Вот и все, что Богуш мог сообщить о себе за эти самые четырнадцать месяцев. Вел хозяйство, ходил на базар, покупал дешевые штаны и футболки сразу обоим, Цуце и Герке, платил за газ и электричество…
– То есть, вы ни разу в этот сайт, уважаемый, не заглядывали? – уточнил человек в чалме. – И вы понятия не имеете, сколько человек вовлек ваш сын в свою пирамиду и сколько – погубил?
– Да что вы такое городите? Если всех, кто играет в стрелялки, называть убийцами!..
– Он не играл в стрелялки. Он вообще не играл, – жестко перебил горбоносый. – Он написал программу-убийцу. Он живых, реальных людей губил.
До Богуша все еще не доходило.
– Мало ли в какие игрушки играл мальчишка?! – закричал он. – Он не виноват! Парня на взлете подшибли! Лучше бы он наркоманом стал, да? Алкоголиком, да? Я его вытащил, за компьютер усадил!..
– От наркомана вреда меньше, – заметил один из судей.
– Хороша игрушка… – проворчал другой.
Богуш увидел, что все Двенадцать не просто настроены против Герки, а с полным основанием. Он испугался – он знал, как проходят судебные процессы, когда еще до начала все ясно. Сам же он такие процессы и устраивал…
– Нет, вы погодите! Вы мне сперва объясните, что он такого сделал! Я тоже законы знаю!
– Тут другие законы, – сказал тот из судей, что сидел посередине стола. – Может ли такое быть, что ты вообще ничего не знаешь про сайт www.uprava.ru?
– Может, может! – вмешался мужчина, сидевший с края. – Нормальное явление – ребенок сутками в Сетях болтается, а родители довольны – дома сидит, по девкам не шастает, водку не жрет и тишины не нарушает.
– Я требую, чтобы мне все объяснили! – выпрямившись и постаравшись придать себе грозный вид, воскликнул Богуш.
Никто не сказал ни слова – но ему объяснили…
Знание внедрилось в его голову и расположилось в памяти, словно было там всегда. Более того – Богуша быстренько провели по всем этапам создания www.uprava.ru, от маленькой програмки, работающей с анкетами, до монстра, влезающего в бесплатную почту больших серверов и проводящего текстологический анализ. Он увидел таблицы, по которым начислялись очки, он увидел кадры, снятые совершенно неопытными операторами на дешевые видеокамеры, и другие кадры – кем снятые, неизвестно, однако более профессиональные, и – с покойниками.
– И что? Это все сделал Герка? В одиночку?.. – севшим голосом спросил Богуш.
Несколько человек за столом угрюмо кивнули.
Да нет же, подумал Богуш, Герка еще ребенок, он не мог такое сам придумать, а если бы и придумал – он не написал бы программу, этому же учиться нужно… И тут возник вопрос: если судят Герку, если судят его отца, который понятия не имел, что там у ребенка в компьютере, то где же Цуца?
Где тот, который хвастался, что сделал из Герки классного программера?..
Про Цуцу все, словно сговорившись, молчали.
Такое в Богушевой биографии уже случалось – во время тщательно срежиссированных им процессов иные имена не всплывали вовсе, и бесполезным было возмущение иной простой души, полагавшей, что суд во всем разберется. Теперь вот не всплыло имя главного виновника – Цуцы. Богуш рухнул в ту яму, которую не раз и не два копал в кабинетах городской прокуратуры…
Он понял – спорить и возмущаться бесполезно. Если те, кто стоит за кулисами, вывели Цуцу из игры – ссылаться на него по меньшей мере нелепо.
Все это походило на игру в шахматы, где у одного из игроков с самого начала забрали ферзя, обе ладьи, обоих коней… Что можно сделать с одними пешками? Не тратить зря силы и поднять лапки кверху?
Речь шла о Герке!
– Он не виноват! – голос, словно высвободившись из хрипотцы, свойственной человеку пьющему, звенел под высоким сводом. – Он написал программу, которая могла работать только при одном условии – чтобы в ней приняли участие другие люди! Без людей эта программа – пустое место! Он не виноват, что нашлись люди, готовые убивать! Он за них не отвечает!
– Но он дал им возможность убивать, – негромко возразил старший из судей.
– Если бы не он – они бы нашли другую возможность и убили! А для него это была игра, такая игра… – Богуш замолчал, торопливо выстраивая аргументы.
Он был готов бороться за Герку изо всех сил, требовать расследования по каждому конкретному случаю, он…
Но лица судей были спокойно-траурны. Богуш понял, что аргументы окажутся недействительны, как бы эффектно их не подавать.
– Ага, – произнес один из судей, самый молодой, но уже с острыми залысинками. – Теперь понял?..
Это могло относиться только к прошлому Богуша, к тем процессам, урожаем с которых он кормился. И к тем людям, которых он в глаза не видел, работая с документами, давая инструкции коллегам. Их как бы и не существовало – одни имена. Вот те, кого он вытаскивал из неприятностей, – те существовали! Он даже встречался с ними иногда и тихо радовался – вот ведь как удачно все обошлось…
Но Богуш еще не весь свой ум пропил, болтаясь с пакетами у пивной бочки. Цуцы не было, не было настоящего, главного обвиняемого по этому делу, и обозначилась только одна возможность вытащить Герку…
– Раз так… Считайте, что это я виноват. С меня все началось, – тихо сказал Богуш. – Моя вина, понятно? Меня берите! Я его сбил с толку. Я!
– Очень хорошо, – одобрил старший из судей. – Весьма похоже на правду, но еще не правда.
– Чистая правда. Вы знаете, как Герку подставили. Вы знаете, как я его из всяких дыр вытаскивал. Но о чем я с ним беседовал, как я его успокаивал – вы не знаете, – уверенно и очень обтекаемо говорил Богуш. При этом он внимательно следил за лицами и старался не глядеть на Герку.
Обалдел парень, думал он, настолько обалдел от своего компа, что даже не пытается защищаться. И хорошо, и замечательно. Если бы он сейчас вступился за батьку – все бы испортил… вот и пусть еще помолчит…
– Я ему говорил, что справедливость восторжествует, – брякнув такое, Богуш сам удивился своему фальшивму голосу. – Вернее, нет – я ему говорил: око за око и зуб за зуб! Будет и на нашей улице праздник! Найдется и на твоего Буханцева с Золотовым управа! Мы не знаем, где они, чем занимаются, мы до них не дотянемся! Так давай соберем тех, кто готов отстаивать справедливость! Давай сделаем их выше закона! Рано или поздно один из них доберется до Буханцева с Золотовым!
Судьи переглядывались.
– Вы что, действительно считаете, что мальчишка мог так все продумать? Разработать всю схему пирамиды? Вести учет всех фальшивых свидетелей? – проникновенно спросил Богуш. – Это я, когда гонялся за ним по всяким притонам, думал на ходу, это я, понимаете? Я же профессионал! Не мог дилетант придумать систему, которая действует сразу в десятке городов! И он мне обо всем докладывал, а я ему говорил, как действовать дальше, и…
– Хорошо, спасибо, – усталым голосом произнес горбоносый.
– Погодите! Допустим, я придумал что-то противозаконное! Допустим, я помог сыну составить эту программу! – закричал Богуш. – Но ведь и меня, и в первую очередь его спровоцировали! Почему я не вижу тут Буханцева и Золотова?! И даже не их, они – исполнители! Почему я не вижу того, кто их нанял, чтобы рассчитаться со мной за… за… Допустим, за какие-то мои ошибки…
«Ошибки» тут не проходили, Богуш сразу это понял.
– …за какие-то мои грехи?.. Ну да, я не ангел, если покопаться – много всего наберется. Только Герка тут ни при чем! Я его даже не воспитывал! Я развелся с его матерью и только передавал деньги!
– Значит, ни при чем? – переспросил горбоносый. – А тебе не кажется странным его поведение. Ты, отец, берешь всю вину на себя. Он слышит, как ты его вытаскиваешь. Мог бы хоть из приличия подать голос, сказать – добрые дяденьки, это не он, это – я! Как ты думаешь, почему он молчит?
– Растерялся – вот и молчит! Вы бы в этом столбе тоже все растерялись! – огрызнулся Богуш, решив и этот огонь вызвать весь на себя.
Но не получилось.
– А молчит он потому, что боится отвлечься. У тебя талантливый сын, с хорошими способностями, и он все силы употребил на то, чтобы срастись с компьютером. Он держит сейчас в голове все нити всех дел, которые ведет uprava.ru, и он – как человек, который несет таз воды, налитой всклень, и боится расплескать. Он сам сейчас – uprava.ru, понимаешь? Он помнит все имена, все цифры! Он знает, кого куда направить! Еще немного – и он перестал бы быть человеком! – воскликнул горбоносый.
Эпилог
– На основании Божьего суда, – сказал тот, кто сидел в середине стола, тощий, горбоносый.
– Рано или поздно вас должны были призвать, – добавил его сосед, немолодой, с седым ежиком и большими светлыми усами.
– Суд? – Богуш ненадолго задумался. Он был атеистом по воспитанию, но в последнее время всякого наслушался от людей, опять же – недавно, очень смущаясь, он вошел в церковь и поставил Богородице свечку за сына. Так что вслух проповедовать отсутствие Бога и соответственно Божьего суда он не стал. Но – за что?
Богуш первым делом подумал про те многочисленные конверты, которые он получал в бытность свою тружеником прокуратуры. Но при чем тут Герка?
– Хорошо, – сказал Богуш и поставил у ног кошелку с пакетом. – В чем меня обвиняют? И имею ли я право на защиту?
– Всякий имеет право на защиту, – согласился горбоносый. – Но тебя никто не обвиняет. Речь вот о нем.
Сухой палец показал на колонну, в которой стоял Герка.
– Не по-нял, – отчетливо произнес Богуш. – Ребенок из дому не выходит, сидит головой в мониторе, он просто физически не мог совершить никакого правонарушения.
– Правонарушения он действительно не совершал, – согласился горбоносый. – Это скорее была попытка совершения правоосуществления.
– Попытка чего? – Богуш точно знал, что второго слова ни в каких документах не сыскать.
– Герман, объясни отцу, чем ты занимался последние четырнадцать месяцев, – сказал горбоносый. – Объясни, объясни. Очевидно, он этого действительно не знает.
– Вы тоже много чего не знаете, – огрызнулся Богуш. – Герман перенес сильнейший стресс, чуть не сел на иглу, еле удержали. Я просто был счастлив, что он целыми днями сидит дома и возится с компьютером.
– Днями – это замечательно, – согласился сосед горбоносого, тот, что со светлыми усами. – Неделями – тоже не беда. Но вам не показалось странным, что он сидит дома безвыходно четырнадцать месяцев?
– Ему же учиться нужно, спортом заниматься, с девочками встречаться, – добавил третий, самый молодой из всех, хотя и его шевелюра уже серебрилась. – А он дома да дома…
– У него товарищ есть, они вместе программы писали, – догадался сказать Богуш.
– А что за товарищ? – осведомился горбоносый.
Тут Богуш задумался. Так получалось, что он кормил-поил и более года продержал в своем доме человека, о котором знал только одно: звать – Цуца.
– Да тоже один компьютерщик, он Геру учил…
– Чему учил?
– Откуда я знаю!
– Герман, расскажи все-таки отцу о программе, с которой начался сайт WWW.UPRAVA.RU, – попросил горбоносый.
– Я ничего в этих сайтах не понимаю, – сразу отмахнулся Богуш. – Ребенок делом занимался.
– А вы? – жестко спросил усатый.
– Я? А что – я?
Вопрос был какой-то всеобъемлющий.
Что же, всю жизнь теперь им тут излагать, подумал Богуш и невольно вздохнул – жизнь у него сейчас была самая нелепая… хотя в чем-то приятная…
Он проедал деньги, которые присылала Надя, продавая то одно, то другое, и ожидая хорошего покупателя на огромную квартиру. Сама она тоже приезжала, но разговора с сыном у нее не получалось, чему Богуш тихо радовался.
Теперь это был ЕГО сын – а течение времени роли не играло. В конце концов, всякий человек после напряженной умственной деятельности имет право расслабиться. Богуш увидел, что поход на базар, с обязательным осмотром всех прилавков, с ритуальными рукопожатиями у пивной бочки, тоже имеет немалую прелесть. Он обнаружил, что Любка Уварова, торгующая в киоске заколками для волос, дешевой косметикой и почему-то курительными трубками, сорокапятилетняя Любка, с которой не переспал только особо ленивый, ничуть не хуже Юли, к которой он исхитрялся бегать от молодой жены, а во многом и лучше, потому что веселая и совершенно безалаберная. Он узнал радость от похвалы своей неуклюжей стряпне – Герка, выползая из-за компьютера, закидывал в рот что попало, как в паровозную топку, но нсколько раз он замирал и уважительно произносил: «Вау!»
Вот и все, что Богуш мог сообщить о себе за эти самые четырнадцать месяцев. Вел хозяйство, ходил на базар, покупал дешевые штаны и футболки сразу обоим, Цуце и Герке, платил за газ и электричество…
– То есть, вы ни разу в этот сайт, уважаемый, не заглядывали? – уточнил человек в чалме. – И вы понятия не имеете, сколько человек вовлек ваш сын в свою пирамиду и сколько – погубил?
– Да что вы такое городите? Если всех, кто играет в стрелялки, называть убийцами!..
– Он не играл в стрелялки. Он вообще не играл, – жестко перебил горбоносый. – Он написал программу-убийцу. Он живых, реальных людей губил.
До Богуша все еще не доходило.
– Мало ли в какие игрушки играл мальчишка?! – закричал он. – Он не виноват! Парня на взлете подшибли! Лучше бы он наркоманом стал, да? Алкоголиком, да? Я его вытащил, за компьютер усадил!..
– От наркомана вреда меньше, – заметил один из судей.
– Хороша игрушка… – проворчал другой.
Богуш увидел, что все Двенадцать не просто настроены против Герки, а с полным основанием. Он испугался – он знал, как проходят судебные процессы, когда еще до начала все ясно. Сам же он такие процессы и устраивал…
– Нет, вы погодите! Вы мне сперва объясните, что он такого сделал! Я тоже законы знаю!
– Тут другие законы, – сказал тот из судей, что сидел посередине стола. – Может ли такое быть, что ты вообще ничего не знаешь про сайт www.uprava.ru?
– Может, может! – вмешался мужчина, сидевший с края. – Нормальное явление – ребенок сутками в Сетях болтается, а родители довольны – дома сидит, по девкам не шастает, водку не жрет и тишины не нарушает.
– Я требую, чтобы мне все объяснили! – выпрямившись и постаравшись придать себе грозный вид, воскликнул Богуш.
Никто не сказал ни слова – но ему объяснили…
Знание внедрилось в его голову и расположилось в памяти, словно было там всегда. Более того – Богуша быстренько провели по всем этапам создания www.uprava.ru, от маленькой програмки, работающей с анкетами, до монстра, влезающего в бесплатную почту больших серверов и проводящего текстологический анализ. Он увидел таблицы, по которым начислялись очки, он увидел кадры, снятые совершенно неопытными операторами на дешевые видеокамеры, и другие кадры – кем снятые, неизвестно, однако более профессиональные, и – с покойниками.
– И что? Это все сделал Герка? В одиночку?.. – севшим голосом спросил Богуш.
Несколько человек за столом угрюмо кивнули.
Да нет же, подумал Богуш, Герка еще ребенок, он не мог такое сам придумать, а если бы и придумал – он не написал бы программу, этому же учиться нужно… И тут возник вопрос: если судят Герку, если судят его отца, который понятия не имел, что там у ребенка в компьютере, то где же Цуца?
Где тот, который хвастался, что сделал из Герки классного программера?..
Про Цуцу все, словно сговорившись, молчали.
Такое в Богушевой биографии уже случалось – во время тщательно срежиссированных им процессов иные имена не всплывали вовсе, и бесполезным было возмущение иной простой души, полагавшей, что суд во всем разберется. Теперь вот не всплыло имя главного виновника – Цуцы. Богуш рухнул в ту яму, которую не раз и не два копал в кабинетах городской прокуратуры…
Он понял – спорить и возмущаться бесполезно. Если те, кто стоит за кулисами, вывели Цуцу из игры – ссылаться на него по меньшей мере нелепо.
Все это походило на игру в шахматы, где у одного из игроков с самого начала забрали ферзя, обе ладьи, обоих коней… Что можно сделать с одними пешками? Не тратить зря силы и поднять лапки кверху?
Речь шла о Герке!
– Он не виноват! – голос, словно высвободившись из хрипотцы, свойственной человеку пьющему, звенел под высоким сводом. – Он написал программу, которая могла работать только при одном условии – чтобы в ней приняли участие другие люди! Без людей эта программа – пустое место! Он не виноват, что нашлись люди, готовые убивать! Он за них не отвечает!
– Но он дал им возможность убивать, – негромко возразил старший из судей.
– Если бы не он – они бы нашли другую возможность и убили! А для него это была игра, такая игра… – Богуш замолчал, торопливо выстраивая аргументы.
Он был готов бороться за Герку изо всех сил, требовать расследования по каждому конкретному случаю, он…
Но лица судей были спокойно-траурны. Богуш понял, что аргументы окажутся недействительны, как бы эффектно их не подавать.
– Ага, – произнес один из судей, самый молодой, но уже с острыми залысинками. – Теперь понял?..
Это могло относиться только к прошлому Богуша, к тем процессам, урожаем с которых он кормился. И к тем людям, которых он в глаза не видел, работая с документами, давая инструкции коллегам. Их как бы и не существовало – одни имена. Вот те, кого он вытаскивал из неприятностей, – те существовали! Он даже встречался с ними иногда и тихо радовался – вот ведь как удачно все обошлось…
Но Богуш еще не весь свой ум пропил, болтаясь с пакетами у пивной бочки. Цуцы не было, не было настоящего, главного обвиняемого по этому делу, и обозначилась только одна возможность вытащить Герку…
– Раз так… Считайте, что это я виноват. С меня все началось, – тихо сказал Богуш. – Моя вина, понятно? Меня берите! Я его сбил с толку. Я!
– Очень хорошо, – одобрил старший из судей. – Весьма похоже на правду, но еще не правда.
– Чистая правда. Вы знаете, как Герку подставили. Вы знаете, как я его из всяких дыр вытаскивал. Но о чем я с ним беседовал, как я его успокаивал – вы не знаете, – уверенно и очень обтекаемо говорил Богуш. При этом он внимательно следил за лицами и старался не глядеть на Герку.
Обалдел парень, думал он, настолько обалдел от своего компа, что даже не пытается защищаться. И хорошо, и замечательно. Если бы он сейчас вступился за батьку – все бы испортил… вот и пусть еще помолчит…
– Я ему говорил, что справедливость восторжествует, – брякнув такое, Богуш сам удивился своему фальшивму голосу. – Вернее, нет – я ему говорил: око за око и зуб за зуб! Будет и на нашей улице праздник! Найдется и на твоего Буханцева с Золотовым управа! Мы не знаем, где они, чем занимаются, мы до них не дотянемся! Так давай соберем тех, кто готов отстаивать справедливость! Давай сделаем их выше закона! Рано или поздно один из них доберется до Буханцева с Золотовым!
Судьи переглядывались.
– Вы что, действительно считаете, что мальчишка мог так все продумать? Разработать всю схему пирамиды? Вести учет всех фальшивых свидетелей? – проникновенно спросил Богуш. – Это я, когда гонялся за ним по всяким притонам, думал на ходу, это я, понимаете? Я же профессионал! Не мог дилетант придумать систему, которая действует сразу в десятке городов! И он мне обо всем докладывал, а я ему говорил, как действовать дальше, и…
– Хорошо, спасибо, – усталым голосом произнес горбоносый.
– Погодите! Допустим, я придумал что-то противозаконное! Допустим, я помог сыну составить эту программу! – закричал Богуш. – Но ведь и меня, и в первую очередь его спровоцировали! Почему я не вижу тут Буханцева и Золотова?! И даже не их, они – исполнители! Почему я не вижу того, кто их нанял, чтобы рассчитаться со мной за… за… Допустим, за какие-то мои ошибки…
«Ошибки» тут не проходили, Богуш сразу это понял.
– …за какие-то мои грехи?.. Ну да, я не ангел, если покопаться – много всего наберется. Только Герка тут ни при чем! Я его даже не воспитывал! Я развелся с его матерью и только передавал деньги!
– Значит, ни при чем? – переспросил горбоносый. – А тебе не кажется странным его поведение. Ты, отец, берешь всю вину на себя. Он слышит, как ты его вытаскиваешь. Мог бы хоть из приличия подать голос, сказать – добрые дяденьки, это не он, это – я! Как ты думаешь, почему он молчит?
– Растерялся – вот и молчит! Вы бы в этом столбе тоже все растерялись! – огрызнулся Богуш, решив и этот огонь вызвать весь на себя.
Но не получилось.
– А молчит он потому, что боится отвлечься. У тебя талантливый сын, с хорошими способностями, и он все силы употребил на то, чтобы срастись с компьютером. Он держит сейчас в голове все нити всех дел, которые ведет uprava.ru, и он – как человек, который несет таз воды, налитой всклень, и боится расплескать. Он сам сейчас – uprava.ru, понимаешь? Он помнит все имена, все цифры! Он знает, кого куда направить! Еще немного – и он перестал бы быть человеком! – воскликнул горбоносый.
– Да нет же… Гера! Герман! – позвал Богуш.
– Папа? – откликнулся, словно только что проснувшись, сын.
Двенадцать за столом тревожно переглянулись.
– Оставьте его в покое, – тихо попросил Богуш. – Вы же видите – он не в себе… Это я его таким сделал, меня и судите, а его отпустите…
– Ты спрашивал, в чем тебя обвиняют, – напомнил горбоносый. – Я ответил – тебя ни в чем не обвиняют. Но вот ты сам свидетельствуешь против себя и при этом говоришь чистую правду. Нам не было нужды обвинять тебя – ты сам это делаешь.
– Какого черта! – вдруг заорал Богуш. – Я просто пытаюсь вам объяснить, что Герка не виноват! Это была месть мне, понимаете, мне! Они знали, куда нужно быть! Они сломали мне парня – и они должны отвечать за то, что потом произошло!
– Кто – они? – осведомился горбоносый.
– Ну…
Если бы кто-то догадался спросить Богуша, сколько прошло через его руки конвертов, ему было бы легче назвать хотя бы приблизительное количество обиженных. Он развел руками.
– Ну что – судим? – спросил горбоносый.
– Кого? – вызверился Богуш.
– Да тебя, тебя… – как надоевшему вопросами ребенку, небрежно ответил горбоносый. – Итак?
– Виновен, – сказал крайний слева судья.
– Виновен, – повторил его сосед.
Горбоносый согласно кивал, когда дошла очередь до него, он тоже счел Богуша виновным.
Герка в своей колонне съежился, прижимая обеими руками к груди компьютерную мышь. Что-то до него стало доходить…
– Батька… – позвал он растерянно. «Папой» он звал Богуша исключительно при посторонних. «Батька» – это означало, что беспокойство пробилось сквозь защиту, выстроенную Геркой, чтобы обезопасить свой мозг от посторонних шумов и тресков.
– Ничего, ничего, – пробормотал Богуш и, сообразив, что сын не расслышал, завопил: – Герка, не бойся! Когда выпустят – сразу к матери езжай! Слышишь! Деньги на кухне, в банке с крупой!
– Какой крупой, батька?..
– Слово на ней, «крупа», написано! Все оставляй к чертовой бабушке, все компьютеры, и сканер, и принтер! Мать…
Богуш хотел было пообещать, что мать купит другие, но вовремя опомнился.
– Бать, а ты? – очевидно, Герка все еще не понимал смысла происходящего.
– Программу сотри! – велел Богуш. – Слышишь? Первое, что ты сделаешь, – сотрешь к чертям собачьим эту проклятую программу! Понял?
Он не замечал, что одиннадцать судей уже произнесли свой приговор, что остался двенадцатый, самый юный, и вот он медлит, с интересом глядя, как старый алкоголик в одном световом столбе пытается что-то вдолбить ошалевшему, словно обкурившемуся, парню в другом световом столбе.
– Но, бать! А как же справедливость?..
– Да вот же она, справедливость! До батьки твоего уже добралась! Какой тебе еще справедливости нужно?! – в отчаянии восклинул Богуш. – Сотрешь программу – и точка!
Он повернулся к столу.
– Господа судьи, или кто вы там! Программу он сотрет! Или сами сотрите! Так, наверно, надежнее…
Богуш хотел попросить о последнем, что ему еще нужно было в этой жизни, – о том, чтобы присмотрели за сыном, пока тот не доберется до матери. Лучше всего было бы, если бы и потом за ним присматривали, да что толку, подумал Богуш, что толку взывать о такой благотворительности, надо назвать минимальное – чтобы Герку посадили в поезд, что ли…
Одиннадцать человек, как на плацу, повернули головы – Богуш видел одиннадцать профилей, подсвеченных серебристой пылью, висящей в воздухе. Они смотрели на двенадцатого, самого юного. Того, кто по всем правилам игры не должен идти наперекор старшим.
– Дадим ему шанс, – сказал двенадцатый.
– Последний? – не столько спросил, сколько отдал приказ горбоносый.
– Последний, – коротко ответил двенадцатый.
– Пусть так, – согласился горбоносый. – Забирай, старый взяточник, своего парня. И объясни ему на досуге, какая такая бывает справедливость. Это будет трудно, но ты уж постарайся. Досуга у тебя, жаль, будет маловато. Потому что ты устроишься на такую работу, где побочных доходов нет и не предвидится. Мы об этом позаботимся…
Опали прозрачные стены, словно выключили два прожектора в полу, на которых стояли Богуш и Герка. Сын опомнился первым – отшвырнув мышь, бросился к отцу и обнял его совсем по-детски – за шею. Теперь только стало видно, что они уже одного роста и очень похожи.
– Компьютер – на помойку… сканер – на помойку… лазерник – на помойку… – бормотал Богуш, ощупывая Герку.
– Папа, а как же Цуца?
– Молчи, идиот…
Богуш испуганно повернулся к судьям. Вот только недоставало, чтобы вся эта мельница завертелась по новой, уже с участием Цуцы! Но судьи уже не обращали на него внимания. Они тихо переговаривались – явно о чем-то другом.
– Папа, но…
– Молчи, говорю! – дав Герке подзатыльник, Богуш подхватил с земли кошелку и пакет. – Так мы можем идти?
– Ты хоть знаешь, по какому закону вас оправдали? – спросил самый юный и вышел из-за стола.
– Нет, – честно ответил Богуш. И ждал, пока двенадцатый судья не подойдет поближе…
– У одного человека было два сына, – без всяких предисловий начал двенадцатый. – И он, подошед к первому, сказал: сын! пойди сегодня работай в винограднике моем. Но он сказал в ответ: «не хочу», а после, раскаявшись, пошел. И подошед к другому, он сказал то же. Этот сказал в ответ: «иду, государь»; и не пошел. Который из двух исполнил волю отца? Говорят Ему: первый. Иисус говорит им: истинно говорю вам, что мытари и блудницы вперед вас идут в Царство Божие.
– Это из Евангелия, что ли? – спросил Богуш, не отпуская Геркиного плеча.
– Из Евангелия, – подтвердил двенадцатый. – Твое счастье, что ты сообразил, в которой стороне находится виноградник…
– Папа? – откликнулся, словно только что проснувшись, сын.
Двенадцать за столом тревожно переглянулись.
– Оставьте его в покое, – тихо попросил Богуш. – Вы же видите – он не в себе… Это я его таким сделал, меня и судите, а его отпустите…
– Ты спрашивал, в чем тебя обвиняют, – напомнил горбоносый. – Я ответил – тебя ни в чем не обвиняют. Но вот ты сам свидетельствуешь против себя и при этом говоришь чистую правду. Нам не было нужды обвинять тебя – ты сам это делаешь.
– Какого черта! – вдруг заорал Богуш. – Я просто пытаюсь вам объяснить, что Герка не виноват! Это была месть мне, понимаете, мне! Они знали, куда нужно быть! Они сломали мне парня – и они должны отвечать за то, что потом произошло!
– Кто – они? – осведомился горбоносый.
– Ну…
Если бы кто-то догадался спросить Богуша, сколько прошло через его руки конвертов, ему было бы легче назвать хотя бы приблизительное количество обиженных. Он развел руками.
– Ну что – судим? – спросил горбоносый.
– Кого? – вызверился Богуш.
– Да тебя, тебя… – как надоевшему вопросами ребенку, небрежно ответил горбоносый. – Итак?
– Виновен, – сказал крайний слева судья.
– Виновен, – повторил его сосед.
Горбоносый согласно кивал, когда дошла очередь до него, он тоже счел Богуша виновным.
Герка в своей колонне съежился, прижимая обеими руками к груди компьютерную мышь. Что-то до него стало доходить…
– Батька… – позвал он растерянно. «Папой» он звал Богуша исключительно при посторонних. «Батька» – это означало, что беспокойство пробилось сквозь защиту, выстроенную Геркой, чтобы обезопасить свой мозг от посторонних шумов и тресков.
– Ничего, ничего, – пробормотал Богуш и, сообразив, что сын не расслышал, завопил: – Герка, не бойся! Когда выпустят – сразу к матери езжай! Слышишь! Деньги на кухне, в банке с крупой!
– Какой крупой, батька?..
– Слово на ней, «крупа», написано! Все оставляй к чертовой бабушке, все компьютеры, и сканер, и принтер! Мать…
Богуш хотел было пообещать, что мать купит другие, но вовремя опомнился.
– Бать, а ты? – очевидно, Герка все еще не понимал смысла происходящего.
– Программу сотри! – велел Богуш. – Слышишь? Первое, что ты сделаешь, – сотрешь к чертям собачьим эту проклятую программу! Понял?
Он не замечал, что одиннадцать судей уже произнесли свой приговор, что остался двенадцатый, самый юный, и вот он медлит, с интересом глядя, как старый алкоголик в одном световом столбе пытается что-то вдолбить ошалевшему, словно обкурившемуся, парню в другом световом столбе.
– Но, бать! А как же справедливость?..
– Да вот же она, справедливость! До батьки твоего уже добралась! Какой тебе еще справедливости нужно?! – в отчаянии восклинул Богуш. – Сотрешь программу – и точка!
Он повернулся к столу.
– Господа судьи, или кто вы там! Программу он сотрет! Или сами сотрите! Так, наверно, надежнее…
Богуш хотел попросить о последнем, что ему еще нужно было в этой жизни, – о том, чтобы присмотрели за сыном, пока тот не доберется до матери. Лучше всего было бы, если бы и потом за ним присматривали, да что толку, подумал Богуш, что толку взывать о такой благотворительности, надо назвать минимальное – чтобы Герку посадили в поезд, что ли…
Одиннадцать человек, как на плацу, повернули головы – Богуш видел одиннадцать профилей, подсвеченных серебристой пылью, висящей в воздухе. Они смотрели на двенадцатого, самого юного. Того, кто по всем правилам игры не должен идти наперекор старшим.
– Дадим ему шанс, – сказал двенадцатый.
– Последний? – не столько спросил, сколько отдал приказ горбоносый.
– Последний, – коротко ответил двенадцатый.
– Пусть так, – согласился горбоносый. – Забирай, старый взяточник, своего парня. И объясни ему на досуге, какая такая бывает справедливость. Это будет трудно, но ты уж постарайся. Досуга у тебя, жаль, будет маловато. Потому что ты устроишься на такую работу, где побочных доходов нет и не предвидится. Мы об этом позаботимся…
Опали прозрачные стены, словно выключили два прожектора в полу, на которых стояли Богуш и Герка. Сын опомнился первым – отшвырнув мышь, бросился к отцу и обнял его совсем по-детски – за шею. Теперь только стало видно, что они уже одного роста и очень похожи.
– Компьютер – на помойку… сканер – на помойку… лазерник – на помойку… – бормотал Богуш, ощупывая Герку.
– Папа, а как же Цуца?
– Молчи, идиот…
Богуш испуганно повернулся к судьям. Вот только недоставало, чтобы вся эта мельница завертелась по новой, уже с участием Цуцы! Но судьи уже не обращали на него внимания. Они тихо переговаривались – явно о чем-то другом.
– Папа, но…
– Молчи, говорю! – дав Герке подзатыльник, Богуш подхватил с земли кошелку и пакет. – Так мы можем идти?
– Ты хоть знаешь, по какому закону вас оправдали? – спросил самый юный и вышел из-за стола.
– Нет, – честно ответил Богуш. И ждал, пока двенадцатый судья не подойдет поближе…
– У одного человека было два сына, – без всяких предисловий начал двенадцатый. – И он, подошед к первому, сказал: сын! пойди сегодня работай в винограднике моем. Но он сказал в ответ: «не хочу», а после, раскаявшись, пошел. И подошед к другому, он сказал то же. Этот сказал в ответ: «иду, государь»; и не пошел. Который из двух исполнил волю отца? Говорят Ему: первый. Иисус говорит им: истинно говорю вам, что мытари и блудницы вперед вас идут в Царство Божие.
– Это из Евангелия, что ли? – спросил Богуш, не отпуская Геркиного плеча.
– Из Евангелия, – подтвердил двенадцатый. – Твое счастье, что ты сообразил, в которой стороне находится виноградник…
Эпилог
– Ну и что изменилось? – спросил Нартов. – С Управой разобрались, а Грань осталась на прежнем месте! Мы ни сантиметра не выиграли!
– А кто тебе сказал, будто что-то непременно должно измениться? – вопросом же ответил Даниил. – И что ты можешь знать о сантиметрах? Их видно только сверху. А мы выполнили свой долг. И это – все, что нас должно радовать. Мы никогда не узнаем ни о каких сантиметрах. Но долг будет выполнен.
– А что будет потом? – спросил Нартов. – Дело распутано, Грань вроде устаканилась, а нас куда?
– Найдется для вас работа, – не совсем уверенно ответил Даниил. – Хочешь – прими крещение и получи право суда. Конечно, не всякому это доверят… Да и не всякий захочет взвалить на себя такой крест. Я долго сомневался.
Это был наш Даниил, новоокрещенный. С ним мы чувствовали себя свободнее, чем с прочими.
– А чем ты занимался до того, как принял это крещение? – спросил Марчук.
– Примерно тем же, чем вы теперь, – задание выполнял. Только все было гораздо проще. Рагуилу всегда нужны те, кого можно послать нанести один-единственный точечный удар. Вот говорят про всякие бедствия – Господь покарал, меч Божий. А Господь не велит рубить сплеча. Достаточно одного прикосновения в нужное время и в нужной точке.
– Меня бы это устроило больше, чем судить, – честно сказал Марчук. – Правда, насчет прикосновения к точке будут большие проблемы…
Он резко выбросил вперед две ладони с растопыренными пальцами – хорошие ладони, мало чем поменьше двух сковородок, и пальцы подходящие – такими удобно кочергу узлом завязывать.
– Ну, тогда я не знаю… – Даниил замолчал.
Мы опять сидели на паперти. В церкви отец Иоанн правил службу и легко можно было разобрать слова, выпеваемые молодым, умеренной силы голосом.
– Честный человек, – мотнув подбородком в сторону церкви, сказал наш Даниил. – Когда его призвали – а явился он, простите за подробность, с кишками наружу, потому что прикрыл собой детишек от пьяной сволочи, – то спросили, желает ли принять новое крещение и стать отныне Даниилом. И он ответил – нет, поскольку недостоин и слаб, а коли ему предоставлено право выбора, то он желал бы, чтобы где-то на горке стояла церковь, небольшая, желательно на старинный лад, и там бы он, сколько позволят силы, молился и за тех, кто страдает от несправедливости, и за тех, кто ее совершает. Ангел Салафиил спросил его: отче, сил у тебя хватит, а хватит ли любви и на тех, и на других? Батюшка наш ответил: я постараюсь найти ее в себе…
– Не совсем так, – раздался голос, мы дружно обернулись и увидели, что на паперти стоит наш архангел, Рагуил. – Он ответил: я постараюсь научиться. И одно верно найденное слово определило его судьбу. Если бы он не помолился вовремя за вас, за бойцов незримого фронта…
Ехидное словцо относилось к нам троим, чуть сдуру не уничтожившим Грань. Мы повесили носы, всем видом показывая, что безмерно раскаиваемся.
– Грань установилась, колеблется в разумных пределах, так зачем же старое вспоминать?
Мы дружно повернулись уже в другую сторону.
Под деревом обнаружились двое – в одном по багровому со сполохами плащу, по ослепляюще золотым доспехам, по черным кудрям, по волевому лицу, по сведенным вместе бровям мы узнали Уриила, другой был незнаком.
Если бы я не знала, что гости с той стороны Грани тут не появляются, то заподозрила бы неладное. Не высоко воздетые крылья, а как бы тонкой кистью, белесыми линиями наведенные по мраку острые силуэты крыльев возвышались над его головой. Плащ его, застегнутый на одном плече, был темно-синим, скрывающим доспехи, а черты лица – неуловимы.
Уриил подошел к нам, и мы встали. Неведомый архангел же остался в тени, опустив голову.
– С ними нужно что-то делать, – сказал Уриил Рагуилу. – Они свое задание выполнили, а как с ними быть дальше – непонятно.
– Но?.. – Рагуил указал глазами на того, кто остался под деревом.
– Если бы я знал! – в неподдельном отчаянии воскликнул Уриил. – Когда я понял, что это дело нужно довести до конца, связать все нити, он тут же возник за моей спиной. Все время вот так возникает, шагу ступить не адет. И, главное, молчит!.. Сопровождает и молчит!..
Уж не знаю, положена ли архангелу по его физиологии кровь, но коли судить по голосу и по глазам Уриила – то живой огонь гулял по его телу и просился наружу.
– Решим это дело по справедливости, – очень миролюбиво сказал Рагуил и повернулся к ним.
Мы, все шестеро, стояли, как солдаты на плацу, по стойке «смирно». Первым был Даниил, потом Нартов, рядом с Нартовым, понятное дело, я, слева от меня – Валевский, Марчук и Гошка Яружный. Вся гоп-компания! Звезды сыска и головная боль любого начальства, от у-вэ-дэшного до небесного!
– Если по справедливости – то им нужно что-то предложить на выбор, и пусть сами за себя отвечают, – малость успокоившись, решил Уриил.
Я одного не могла понять – при чем тут он? Ведь и опасность миновала, и задание выполнено, и все утихомирилось, так чего же ему неймется? Для чего он пожаловал сюда, да еще с сопровождающим?
– Ну, одно решение совсем простое, – сказал Рагуил. – Пусть числятся по моему ведомству. Сейчас у меня Двенадцать – ну так пусть будет Шестнадцать.
– А око Божье?
– Тоже при мне. Да не беспокойся, брат, я за светила был в ответе, а это куда тревожнее.
– Светила были в своем уме… – проворчал Уриил.
Мы молчали, соблюдая субординацию. Только Даниил тихонько вышел из строя и встал в сторонке. Его судьба была решена – раз и навсегда.
Уриил уставился в землю. Если у архангела есть душа, то сейчас на этой душе уж точно кошки скребли.
– Хочешь ли покреститься заново и стать Даниилом? – спросил Рагуил Нартова.
– Я не гожусь в судьи, – глухо сказал Нартов. – Не мое это дело. Дайте мне меч и приказывайте, а я буду выполнять.
– Ты знаешь тяжесть меча? – Рагуил, казалось, не удивился ответу.
– Знаю.
– Почему так? – спросил Уриил.
– Вот тогда, в церкви, говорили про любовь. Я мало что понял, но все это время старался понять, – честно признался Нартов. – Я много думал… Нет, не так! Я привык, что я всегда прав. Я привык, что всегда принимаю верные решения. А теперь мне пришлось искать – в чем была моя ошибка. Сперва я думал, что это профессиональная ошибка. Я много искал – вот, наверно, это – нужное слово. И я не нашел профессиональной ошибки. Я все делал правильно – по тем понятиям. Я не сразу сообразил, что тут совершенно другие понятия. А если во главу всего ставится любовь – то чуть ли не все, что я делал, было ошибкой. Я не могу судить, всегда оглядываясь на эту самую любовь! Верните мне меч – вот это мое настоящее занятие. А с любовью у меня не получается…
– А кто тебе сказал, будто что-то непременно должно измениться? – вопросом же ответил Даниил. – И что ты можешь знать о сантиметрах? Их видно только сверху. А мы выполнили свой долг. И это – все, что нас должно радовать. Мы никогда не узнаем ни о каких сантиметрах. Но долг будет выполнен.
– А что будет потом? – спросил Нартов. – Дело распутано, Грань вроде устаканилась, а нас куда?
– Найдется для вас работа, – не совсем уверенно ответил Даниил. – Хочешь – прими крещение и получи право суда. Конечно, не всякому это доверят… Да и не всякий захочет взвалить на себя такой крест. Я долго сомневался.
Это был наш Даниил, новоокрещенный. С ним мы чувствовали себя свободнее, чем с прочими.
– А чем ты занимался до того, как принял это крещение? – спросил Марчук.
– Примерно тем же, чем вы теперь, – задание выполнял. Только все было гораздо проще. Рагуилу всегда нужны те, кого можно послать нанести один-единственный точечный удар. Вот говорят про всякие бедствия – Господь покарал, меч Божий. А Господь не велит рубить сплеча. Достаточно одного прикосновения в нужное время и в нужной точке.
– Меня бы это устроило больше, чем судить, – честно сказал Марчук. – Правда, насчет прикосновения к точке будут большие проблемы…
Он резко выбросил вперед две ладони с растопыренными пальцами – хорошие ладони, мало чем поменьше двух сковородок, и пальцы подходящие – такими удобно кочергу узлом завязывать.
– Ну, тогда я не знаю… – Даниил замолчал.
Мы опять сидели на паперти. В церкви отец Иоанн правил службу и легко можно было разобрать слова, выпеваемые молодым, умеренной силы голосом.
– Честный человек, – мотнув подбородком в сторону церкви, сказал наш Даниил. – Когда его призвали – а явился он, простите за подробность, с кишками наружу, потому что прикрыл собой детишек от пьяной сволочи, – то спросили, желает ли принять новое крещение и стать отныне Даниилом. И он ответил – нет, поскольку недостоин и слаб, а коли ему предоставлено право выбора, то он желал бы, чтобы где-то на горке стояла церковь, небольшая, желательно на старинный лад, и там бы он, сколько позволят силы, молился и за тех, кто страдает от несправедливости, и за тех, кто ее совершает. Ангел Салафиил спросил его: отче, сил у тебя хватит, а хватит ли любви и на тех, и на других? Батюшка наш ответил: я постараюсь найти ее в себе…
– Не совсем так, – раздался голос, мы дружно обернулись и увидели, что на паперти стоит наш архангел, Рагуил. – Он ответил: я постараюсь научиться. И одно верно найденное слово определило его судьбу. Если бы он не помолился вовремя за вас, за бойцов незримого фронта…
Ехидное словцо относилось к нам троим, чуть сдуру не уничтожившим Грань. Мы повесили носы, всем видом показывая, что безмерно раскаиваемся.
– Грань установилась, колеблется в разумных пределах, так зачем же старое вспоминать?
Мы дружно повернулись уже в другую сторону.
Под деревом обнаружились двое – в одном по багровому со сполохами плащу, по ослепляюще золотым доспехам, по черным кудрям, по волевому лицу, по сведенным вместе бровям мы узнали Уриила, другой был незнаком.
Если бы я не знала, что гости с той стороны Грани тут не появляются, то заподозрила бы неладное. Не высоко воздетые крылья, а как бы тонкой кистью, белесыми линиями наведенные по мраку острые силуэты крыльев возвышались над его головой. Плащ его, застегнутый на одном плече, был темно-синим, скрывающим доспехи, а черты лица – неуловимы.
Уриил подошел к нам, и мы встали. Неведомый архангел же остался в тени, опустив голову.
– С ними нужно что-то делать, – сказал Уриил Рагуилу. – Они свое задание выполнили, а как с ними быть дальше – непонятно.
– Но?.. – Рагуил указал глазами на того, кто остался под деревом.
– Если бы я знал! – в неподдельном отчаянии воскликнул Уриил. – Когда я понял, что это дело нужно довести до конца, связать все нити, он тут же возник за моей спиной. Все время вот так возникает, шагу ступить не адет. И, главное, молчит!.. Сопровождает и молчит!..
Уж не знаю, положена ли архангелу по его физиологии кровь, но коли судить по голосу и по глазам Уриила – то живой огонь гулял по его телу и просился наружу.
– Решим это дело по справедливости, – очень миролюбиво сказал Рагуил и повернулся к ним.
Мы, все шестеро, стояли, как солдаты на плацу, по стойке «смирно». Первым был Даниил, потом Нартов, рядом с Нартовым, понятное дело, я, слева от меня – Валевский, Марчук и Гошка Яружный. Вся гоп-компания! Звезды сыска и головная боль любого начальства, от у-вэ-дэшного до небесного!
– Если по справедливости – то им нужно что-то предложить на выбор, и пусть сами за себя отвечают, – малость успокоившись, решил Уриил.
Я одного не могла понять – при чем тут он? Ведь и опасность миновала, и задание выполнено, и все утихомирилось, так чего же ему неймется? Для чего он пожаловал сюда, да еще с сопровождающим?
– Ну, одно решение совсем простое, – сказал Рагуил. – Пусть числятся по моему ведомству. Сейчас у меня Двенадцать – ну так пусть будет Шестнадцать.
– А око Божье?
– Тоже при мне. Да не беспокойся, брат, я за светила был в ответе, а это куда тревожнее.
– Светила были в своем уме… – проворчал Уриил.
Мы молчали, соблюдая субординацию. Только Даниил тихонько вышел из строя и встал в сторонке. Его судьба была решена – раз и навсегда.
Уриил уставился в землю. Если у архангела есть душа, то сейчас на этой душе уж точно кошки скребли.
– Хочешь ли покреститься заново и стать Даниилом? – спросил Рагуил Нартова.
– Я не гожусь в судьи, – глухо сказал Нартов. – Не мое это дело. Дайте мне меч и приказывайте, а я буду выполнять.
– Ты знаешь тяжесть меча? – Рагуил, казалось, не удивился ответу.
– Знаю.
– Почему так? – спросил Уриил.
– Вот тогда, в церкви, говорили про любовь. Я мало что понял, но все это время старался понять, – честно признался Нартов. – Я много думал… Нет, не так! Я привык, что я всегда прав. Я привык, что всегда принимаю верные решения. А теперь мне пришлось искать – в чем была моя ошибка. Сперва я думал, что это профессиональная ошибка. Я много искал – вот, наверно, это – нужное слово. И я не нашел профессиональной ошибки. Я все делал правильно – по тем понятиям. Я не сразу сообразил, что тут совершенно другие понятия. А если во главу всего ставится любовь – то чуть ли не все, что я делал, было ошибкой. Я не могу судить, всегда оглядываясь на эту самую любовь! Верните мне меч – вот это мое настоящее занятие. А с любовью у меня не получается…