Трускиновская Далия. Шайтан-звезда (Часть 1)

   По террасе женщина подвела Джейран к пролому в стене и первая вошла во двор крепости.
   К внутренней стороне стены были пристроены небольшие дома, теперь пустые. Места за стеной оказалось неожиданно много, и что более всего поразило Джейран - так это буйная зелень, которой она не ожидала увидеть так высоко в горах, да еще в заброшенной крепости. Очевидно, землю принесли снизу, чтобы в случае осады возделывать ее и получать свежие овощи. Сообразив это, Джейран поняла, что поблизости должны быть и колодцы с водохранилищами, способные обеспечить столько земли водой, да еще в жаркое лето. Тот достойный дикарей колодец, по стенке которого женщина вывела ее сюда, конечно же, не обладает нужным количеством воды. А что касается воды - Джейран уже не умом, а внутренним чутьем определяла достаточное или недостаточное для различных нужд количество, поскольку работа в хаммаме требовала еще и умения не тратить лишней воды.
   Но крепость пребывала в полнейшем запустении. Никто даже не пытался починить стены и проломленные потолки, не слышались и голоса занятых делом людей. И не стояла вооруженная стража у дворца, занимавшего середину крепости, когда-то нарядного, с колоннадой и сверкающей кровлей, а теперь прискорбно тихого, лишившегося трех башен из положенных по замыслу четырех, по одной на каждом углу.
   Кто-то прокричал сверху непонятное короткое слово. Женщина, подняв голову, ответила. Раздался крик, больше похожий на звериный, чем на человеческий, с другой стороны, опять же - сверху. Тут женщина разразилась целой речью, показывая пальцем на Джейран. И вдруг, наклонившись и подобрав небольшой округлый камень, изготовилась метать его в одно из высоких окошек.
   Джейран невольно посмотрела туда - и увидела темное лицо, настолько заросшее бородой, что виднелись лишь глаза под низкими бровями. Судя по этому лицу, здешние мужчины разгуливали с непокрытыми головами. Нечто похожее рассказывали про франков - про открытые лица их женщин и свободно падающие на плечи волосы их мужчин. Но Джейран была уверена, что обитатели крепости - вовсе не франки.
   Женщина, ухватив ее за руку, ввела в проем меж двух колонн, протащила за собой по обширному залу, причем пол его был выложен поразительной красоты мозаикой, пострадавшей от времени и нуждавшейся в воде и щетках, и втолкнула в помещение, где явно кто-то жил.
   Но этот обитатель имел весьма смутное понятие об уюте.
   Джейран не увидела ни ковров, ни ложа на ножках, ни сундуков, ни шкафов, не говоря уж о низких столиках, и на стенах не было красивых надписей из речений пророка, и даже ни единой занавески. А были там каменные скамьи вдоль стен, ничем не покрытые, на которых стояли миски, по всей видимости с едой, устроенный в углу полог из козьих шкур, несколько больших кувшинов с полуотбитыми горлышками и груда пестрого тряпья, с виду обычной одежды.
   Женщина произнесла длинное слово, а может, и несколько слов на языке, который Джейран услышала впервые в жизни. Из полога ей ответил мужской голос, и, когда шкуры зашевелились, женщина оказалась за спиной у Джейран и взяла ее за плечи так, что при желании могла бы запросто повалить наземь.
   Обитатель комнаты с ворчанием выбрался из полога и выпрямился.
   - Ради Аллаха, кто это? - воскликнула Джейран, даже не пытаясь вырваться, настолько ее изумила и испугала его.
   - Не бойся. Мы не едим людей. Арабы оклеветали горных гулей. Мы вас не едим, - сказала женщина у нее за спиной.
   И Джейран поняла, что перед ней - горный гуль.
   С виду это был высокий темнолицый мужчина, очень плечистый и очень сутулый, с непокрытой головой, и сперва Джейран показалось, что он завернут в мохнатый плащ, а потом она вдруг поняла, что просто широкие плечи, и крепкая шея, и грудь поросли длинной волнистой шерстью. Свободны от нее были только середина лица и уши. Бугристые мышцы и без этой шерсти выглядели бы огромными, а шерсть придавала им устращающий вид, так что сразу стало ясно, почему горные гули так пугают людей.
   Ниже пояса ей и взглянуть было страшно - она не заметила ни шаровар, ни набедренной повязки, а нагота чудовища испугала бы ее больше, чем если б оно обнажило клыки.
   Слова женщины не внушили особого доверия, однако пока никто не спешил сюда, вытирая голодную слюну, с мисками, вертелами и прочими принадлежностями трапезы.
   Горный гуль молча стоял перед Джейран со сдвинутыми бровями, его ниспадающие на плечи львиной гривой жесткие волосы были кое-как расчесаны на прямой пробор, и сквозь приглаженные пряди, раздвигая их, справа и слева виднелись два больших нароста, два округлых бугра с широкими основаниями, которые несколько походили на маленькие рога, хотя цветом и блеском они больше всего напоминали обыкновенную стариковскую плешь.
   Эти округленные рога возвышались на два, если не на три пальца, и выглядели настолько страшно, что Джейран, не в силах оторвать от них взгляда, задрожала.
   Она вспомнила, что во всех историях о безобразиях гулей арабы называли их не иначе, как людьми с расщепленными головами.
   Горный гуль подошел к ней, взял ее за плечи и повернул к себе спиной. Жесткие руки, сильно надавливая, прошлись по всему ее телу, скользнули подмышками и немного помяли грудь.
   Джейран от страха стояла, словно каменная.
   Гуль произнес нечто непонятное.
   - Ты из другой породы, - перевела женщина. - Это мой муж. Он возьмет тебя себе, чтобы ты родила ему детей. Здешние женщины не могли родить ему детей. Они не годятся. Они умерли.
   Эта женщина, бедствие из бедствий, подобная пятнистой змее, не сказала самого главного: оттого ли умерли женщины, что не смогли забеременеть, или же оттого, что дитя во чреве погубило их.
   Гуль проворчал что-то, показав рукой на Джейран, и в его ворчании было некое презрение. Женщина принялась ему что-то втолковывать. Он отвечал коротко, улыбнулся, причем клыки действительно блеснули на его нижней губе, погладил ее по голове и вышел, не обращая на Джейран никакого внимания.
   - Не бойся, - сказала тогда женщина. - Горные гули не едят вас. Горных гулей оклеветали арабы. Я дам тебе есть. Избавься от этого. Возьми теплое.
   Она дернула за рукав шелкового платья и показала на кучу одежды.
   - Ты всегда будешь сыта. Роди ребенка. Нам нужен ребенок. Будем хорошо кормить.
   Женщина-гуль достаточно владела языком арабов, чтобы сказать простые вещи, но эта простота еще больше испугала Джейран.
   Может быть, если бы женщина смогла поговорить с ней, и успокоить ее, и пообещать ей что-то хорошее, Джейран смирилась бы со своей участью, как смирилась она, когда ее сделали банщицей в хаммаме, как смирилась, попав в райскую долину, как смирилась, когда Хабрур и Джеван-курд велели ей лечь с аль-Кассаром, хотя тут ее выручило благородство мужчины, не пожелавшего, чтобы она нарушила обет. Она по натуре не была непокорной упрямицей - и даже горный гуль может добиться привязанности женщины, если будет с ней щедр и ласков.
   Но где те сокровища, которые это чудовище может подарить женщине? И свидетельствует ли его вид о доброте и ласке?
   - Дай мне поесть, - сказала Джейран. Она поняла, что чем проще будет ее речь, тем легче ей будет говорить с обитателями крепости.
   - Есть козий сыр, есть жидкий мед, - услышала она. - Есть лепешки. Есть мясо.
   - Не надо мяса! - воскликнула девушка.
   - Это мясо козленка. Арабы оклеветали гулей, - был ответ. - Ты умная. Ты не такая, как женщины арабов. Наш муж будет доволен.
   Джейран вздохнула. Она мечтала стать хотя бы наложницей хозяина хаммама, дала обет девственности, хотя и какой-то неправильный обет, вдруг сделалась невестой предводителя айаров - и в завершение всех бедствий ей предстояло стать супругой горного гуля!
   Тут было от чего лишиться рассудка.
   - Клянусь Аллахом, нет во мне доли горным гулям... - пробормотала она, ибо нельзя же было бесконечно нарушать клятвы и обеты! Она обещала Аллаху, что, если спасется от смерти, не будет носить богатых нарядов - а они лежали сейчас у ее ног. Поклялась она также, что ей не нужен никто, кроме аль-Кассара, причем поклялась именем Аллаха!
   Джейран подозревала, что даже у Милостивого и Милосердного терпение имеет пределы.
   - Вода в кувшинах, - сказала женщина. - Я - Хамдуна. Наш муж Хаусаль.
   Вдруг она высокомерно вскинула голову и сообщила:
   - Мы, горные гули, - не из детей шайтана! Мы - из тех, кто населял землю еще до сынов Адама!
   Но мало радости было для Джейран в таком известии.
   Тем не менее она склонила голову, как бы соглашаясь с этими высокомерными словами и моля Аллаха, чтобы Хамдуна ушла не за овечьим сыром, а, как люди из племени Бану Анза, на поиски мимозы, ибо, как всем известно, эти люди никогда не вернулись к своим шатрам.
   Джейран так никогда и не узнала, куда ходила Хамдуна, принесла ли она сыр и каковы были его свойства. Стоило той выйти из помещения, как Джейран кинулась к пологу.
   Она видела, что комната, где поселился гуль Хаусаль, была мало приспособлена для жилья. Она примыкала к большому залу, соединяясь с ним даже не дверью, а довольно большим проемом, не закрытым, как положено, занавеской. Очевидно, из нее можно было попасть еще куда-то. И единственным местом, где мог находиться выход, был полог, подвешенный к потолочным балкам и занимавший весь угол.
   Видимо, по ночам в старой крепости было холодно, раз понадобилось внутри дворца создавать еще и такое меховое жилище.
   Джейран, забравшись по полог, прощупала прикрытые шкурами стены. Ничего, что свидетельствовало бы о двери, она не обнаружила. Тогда она стала поднимать те лежащие слоями старые аба и джуббы, что служили постелью Хаусалю. И оказалось, что она зря потратила немало времени - в помещение действительно вела снизу лестница, но Джейран обнаружила ее, лишь когда, копаясь в тряпье, опустилась на четвереньки.
   Перила этой лестницы были обломаны, а отверстие, в которое нужно было спускаться, прикрывала большая каменная скамья. И протиснуться, не отодвигая тяжеленной скамьи, было весьма затруднительно. Возможно, ее для того и поставили, чтобы никто не лазил в подземелье.
   - Не возлагает Аллах на душу ничего, кроме возможного для нее! сердито сказала себе Джейран, оглядывая скамью и отверстие. Она вспомнила, как извивалась в дугообразной трубе-кабуре, сперва- чтобы попасть в большую трубу, а потом - чтобы оттуда выбраться. И ведь тогда ей грозила немедленная смерть, а сейчас - всего-навсего брачный союз с горным гулем.
   Она ногами вперед протиснулась в отверстие, повернулась и поползла, обдирая живот о ступеньки.
   Лестница оказалась короткой, а подземелье - маленьким и тесным. Но из него Джейран перешла в другое, третье и четвертое.
   Неизвестно, зачем древний строитель задумал под большим залом такое множество каменных каморок, которые соединялись между собой не как подобные каморки в большом караван-сарае, когда четыре или шесть имеют выход на одну общую площадку, а оттуда - в большой двор, но самым причудливым образом, какой только может подсказать воображение бесноватого.
   Оказавшись в шестой или седьмой по счету каморке, Джейран при всем желании не смогла бы вернуться в помещение, где обитал Хаусаль.
   Она остановилась и потрясла головой, чтобы прийти в себя.
   И поняла, что лучше ей не задумываться о своих обстоятельствах, или она придет к решению остаться у горных гулей. Ведь путей, ведущих из крепости, она не знала, а если бы и нашла такие пути - кто поручится, что она не столкнется с отрядом айаров? И кто поручится, что она, даже найдя выложенную плитами старинную дорогу, доберется в одиночку и без воды через пустыню к ближайшему селению?
   Было и другое соображение. Джейран запомнила имя Джубейра ибн Умейра, ибо айары повторили его неоднократно. Она могла, встретив случайно преследующее отряд войско, рассказать все, что знала об аль-Кассаре и его спутниках, купив этим благосклонность предводителя. Уж до мест обитаемых ее бы доставили наверняка. И такая мысль обиженной девушке действительно пришла в голову.
   В тот миг, когда она оказалась в безопасности и шла вслед за Хамдуной, она уже вполне искренне желала погибели аль-Мунзиру, Джевану-курду и Алиду, потому что аль-Мунзир был на берегу ее главным врагом, а те двое на его стороне. Желала она также аль-Кассару, чтобы маска приросла навеки к его лицу, ибо он, предводитель айаров, не сумел защитить ее от своих людей. Но, придумав такую замечательную вещь, как союз с Джубейром ибн Умейром, и даже вспомнив поговорку о том, что враг твоего врага является твоим другом, Джейран поняла, что даже думать о таких вещах грешно.
   В мыслях она насладилась тем результатом, который принесло бы ей предательство. А само предательство при ближайшем рассмотрении оказалось для нее неприемлемым.
   Она поняла вдруг, что если совершит это, то до конца дней своих в самую неподходящую минуту будет слышать звонкий стук от падения золотой маски аль-Кассара на каменный пол.
   То, что соединило их, было перед лицом Аллаха значительнее нанесенной девушке обиды.
   И Джейран поняла, что она способна простить аль-Кассара.
   Это показалось ей сперва нелепым - ведь с детства она слышала слова о святости возмездия.
   Потом же она как бы положила на чаши весов возмездие и верность обету, который принял у них обоих Аллах.
   И в конце концов этот сложный вопрос оказался Джейран не по зубам.
   Она вздохнула и пошла дальше, из каморки в каморку, пока не обнаружила еще одну ведущую вниз лестницу.
   Джейран подумала, что вряд ли горные гули осваивали подземелья. Судя по
   всему, их в позабытой крепости жило не так уж много. С двумя перекликалась Хамдуна, третьим был Хаусаль. Видимо, они разбрелись по всему дворцу, выбирая наиболее приятные и светлые помещения, а что приятного может быть в мрачном подземелье?
   Туда могли забраться разве что дети гулей. Но дети - существа жестокие. Джейран вспомнила клыки Хаусаля, желтоватые клыки, выползающие на нижнюю губу, и ей сделалось не по себе. Она, подобно Хамдуне, стала озираться по сторонам и нагибаться в поисках подходящих камней.
   В каморках было относительно светло, потому что пол зала кое-где проломился, к тому же в некоторых были узкие поперечные окошки под самым потолком. Лезть в полнейшую темноту Джейран вовсе не желала. Ведь там она продвигалась бы лишь наощупь, а дети гулей, скорее всего, видели в темноте, как дикие львята.
   Девушка решила все же спуститься и посмотреть - не будет ли там хода наружу, если только для этого ей не придется слишком углубиться во мрак.
   Внизу, судя по всему, она оказалась в помещении величиной с парильню городского хаммама. к тому же, откуда-то пробивался свет. Но, сделав последний шаг со ступенек лестницы, Джейран оказалась по щиколотку в воде.
   Могло ли тут быть водохранилище? Она сомневалась, ибо для добывания воды из хранилища обычно делают колодцы, но не лестницы. Возможно, это помещение сообщалось с поврежденным водоемом.
   Джейран разулась и побрела по воде. В конце концов, уважающая себя девушка, выросшая при хаммаме, не может обойтись без мытья ног. А Джейран уже два дня была лишена этого удовольствия.
   Она обнаружила круглое отверстие в потолке, очевидно, и служившее колодцем, но сомнение спасло ей жизнь - она не подошла прямо под это отверстие, и правильно сделала, ибо как раз под ним и разверзалась дыра подлинного колодца, откуда пришла вода, затопившая подземелье.
   Возблагодарив Аллаха, Джейран стала искать другого выхода, кроме той лестницы, по которой она спустилась. Но нашлась только труба, довольно широкая, наподобие большой трубы хаммама и такая же наклонная. Она располагалась возле колодца и вела вверх.
   Очевидно, дворец имел сложную и вконец пришедшую в упадок систему снабжения водой. Может быть, сюда были отведены горные ручьи. А может, гораздо выше располагались бассейны для сбора дождевой воды. Во всяком случае, труба могла послужить выходом на открытое пространство.
   Она оказалась короткой, привела в сухое помещение, явно не предназначенное для жилья, и оттуда Джейран пошла какими-то коридорами, лезла в разломы стен, пока не оказалась в большом зале с очень низкими сводами.
   Свет туда опять же проникал через круглое отверстие в потолке.
   И в круглом расплывчатом пятне света Джейран увидела человеческий костяк, лежащий так, будто человека сбросили сюда в это отверстие.
   Она в ужасе остановилась, вгляделась - и тогда лишь увидела другие костяки, которых там было предостаточно, и все они были без единого клочка мяса, как будто их обглодала крайне голодная тварь. Среди них Джейран увидела и несколько детских.
   И девушка поняла, что арабы не оклеветали гулей!
   Ей стало ясно, что заброшенная крепость, куда ее притащила Хамдуна, гнездовье людоедов!
   Вскрикнув, она кинулась бежать...
   * * *
   Джейран опомнилась на узкой и крутой лестнице, такой ширины, что широкоплечему человеку было бы затруднительно по ней продвигаться. Лестница впридачу была витая, и она крутилась вокруг толстого каменного столба так, что в голове от этого тоже делалось кружение.
   Света на ней, понятное дело, не было никакого.
   Джейран ворвалась сюда, миновав немало всяких помещений и коридоров, где ей приходилось ступать по костям, и стала подниматься вверх в надежде, что во мраке скоро возникнет хоть луч. Но она одолела уже не менее сотни ступенек, а луча все не было.
   Сперва она поднималась, не соображая, куда и зачем лезет так долго, настолько перепугали ее человеческие костяки. Затем, когда дыхание сбилось, она стала делать передышки, но продолжала свой путь, потому что другого Аллах ей не дал.
   Время от времени Джейран оказывалась на неширокой площадке и ощупывала края узкой двери. Таких дверей она уже насчитала три, и все они были заперты.
   Девушка уже поняла, что угодила на одну из лестниц последней уцелевшей башни дворца.
   Она видела эти башни издали, и они показались ей не только высокими, но и толстыми. Возможно, древние строители сделали в каждой из них по несколько лестниц. Джейран надеялась, что наконец-то найдет открытые двери, и окажется в каком-то помещении, и сможет поискать такую дорогу вниз, которая не приводила бы к устрашающим душу костякам.
   Она оказалась на четвертой площадке, принялась ощупывать стену в поисках четвертой двери и с изумлением обнаружила, что двери вовсе нет. Вместо нее висела плотная занавеска, что наводило на мысль о жилище правоверных.
   Джейран заглянула и увидела освещенное помещение, обставленное так, как обставил бы его человек, а не горный гуль.
   И оно не свидетельствовало о присутствии в башне женщины.
   Эта комната на самой верхушке башни была круглой, имела шесть окон, четыре из которых были приспособлены под ниши с полками для книг, а два других - завешены, у стены лежало несколько больших ковров, один поверх другого, и на них - подушки, перед коврами стояли два низких столика, один заваленный книгами, раскрытыми и закрытыми, на другом Джейран увидела принадлежности для письма и стопы бумаги, а также ярко горящий светильник.
   Книги, впрочем, тут были всюду, судя по переплетам - старинные и дорогие. Ковры же оказались необычными. Приподняв занавеску, Джейран с удивлением уставилась на тот, что прикрывал ближайшее к ней окно.
   На нем, окруженное цветочной каймой, было выткано животное, похожее на льва, но как бы составленное из множества других животных и людей. Приглядевшись, Джейран увидела скорченного, как во чреве матери, младенца, и раскинувшую все четыре руки волосатую обезьяну, и некую птицу, чье крыло было одновременно и бедром зверя. Лев объединял все эти существа очертаниями своего тела, и был львом лишь издали, и если бы Джейран читала ученые сочинения, подобно образованным невольницам, которых учили в Мекке и в Медине, она наверняка нашла бы что сказать о единстве разнообразного и разнообразии в пределах единства, и о едином смысле множества непохожих вещей, и о соединении разных устремлений в одной и той же вещи.
   Вдруг Джейран услышала тихое бульканье и замерла.
   Бульканье раздавалось совсем рядом.
   Она вытянула шею и поняла, что звук идет из стоящего у самого дверного проема высокого, как бы поставленного дыбом сундука, чья крышка при этом самовольно открылась. И более того - оно сопровождалось бормотанием, обычным занудливым старческим бормотанием. Некто, спрятавшись за сундучной крышкой, перечислял недостатки своего черпака, слишком широкого, чтобы войти как полагается в одно отверстие, и слишком глубокого, чтобы отдать всю воду другому отверстию.
   Судя по всему старец переливал воду, и воды этой было много, и почему-то он очень торопился.
   Говорил он не на гортанном и богатом хриплыми придыханиями языке горных гулей, а на обычном арабском языке, не стесняясь выражений, достойных бедуина, у которого убежал упрямый верблюд. И говорил как человек, для которого этот язык привычен, а не как Хамдуна, что привела Джейран в крепость.
   Наконец дверца сундука закрылась, и защелка щелкнула, и переливатель воды появился перед Джейран во всем своем великолепии.
   Это оказался очень высокий и сгорбленный старец, далеко зашедший в годах, в белых одеждах и мягкой рубахе, с с бело-голубым талейсаном на голове, что означало его принадлежность к ученому сословию. Передвигался он очень медленно и осторожно, как бы боясь рухнуть и расколоться на мелкие осколки, подобно стеклу или китайскому фарфору. Джейран впервые видела настолько округленную годами спину.
   Старец внимательно вглядывался в деревянную накладку на крышке сундука. В ней была сделана прорезь, и из прорези торчала изогнутая стрелка, и старец отсчитывал пальцем какие-то знаки вдоль прорези, бормоча о солнечных шагах, ночных часах и четырех сторонах света - Черной, Красной, Зеленой и Белой.
   Вид его внушал доверие.
   - О шейх, - негромко, чтобы не всполошить старца, сказала Джейран, выходя из-за дверной занавески. - Ради Аллаха, помоги мне!
   - А что с тобой случилось, о Хамдуна? - сварливо спросил тот, глядя прямо в лицо девушке. - Ты опять хочешь, чтобы я сварил мазь для лица? Сто раз я объяснял тебе, что не умею варить этих мазей! И не напрасно говорят арабы, что верблюд, домогавшийся рогов, лишился ушей!
   - О шейх! - изумленно воскликнула Джейран. - Посмотри на меня - разве я похожа на эту скверную Хамдуну?
   Старец отступил на три шага назад и сделал рукой движение, как если бы разгонял скопившийся перед глазами туман.
   - А кто же ты, о женщина? - осведомился он. - И как ты ко мне попала?
   - Я взошла по лестнице, о шейх, потому что спасалась от горных гулей, и Аллах не оставил мне иного пути! - объяснила Джейран. - Они обманом привели меня сюда, и Хамдуна хочет, чтобы я тоже стала женой Хаусаля! А я правоверная, и не могу быть женой горного гуля, ибо... ибо...
   Джейран знала слишком мало стихов Корана о близости между правоверными и язычниками, чтобы привести к месту подходящее решение пророка.
   - Но если тебе на роду написано стать женой горного гуля? осведомился старец. - Я звездозаконник, о женщина, и если звезды кому-то судили нечто, он может быть хитрее обманщика, что выманивает большую змею из норы, и все же судьбы своей не избежит!
   - Ради Аллаха, о шейх! Я боюсь этого мерзкого гуля! Помоги мне, ради Аллаха! Ведь ты не отдал бы своей дочери или внучки Хаусалю! - пылко заговорила Джейран. - Помоги мне выбраться отсюда - и Аллах вознаградит тебя!
   - Я не могу тебе помочь, о несчастная, - с наипечальнейшим сочувствием, почему-то не внушающим доверия, изрек старец. - Ведь это значило бы вмешаться в законы судьбы и - подумай, о женщина! - в ход движения звезд и планет! Тебе остается только покориться. И если звезды судили тебе
   стать женой гуля и матерью гуля, менять их решение бесполезно.
   - А если звезды не судили мне этого? Если только моя собственная глупость завлекла меня сюда, о шейх? - в отчаянии спросила Джейран.
   - Твоя глупость, которая завлекла тебя сюда, была предначертана звездами, и оставим это, - строго сказал старец. - Ты ничего не смыслишь в звездозаконии, о женщина, а я - звездозаконник в сотом поколении! И мы, жители Харрана Мессопотамского, поклоняемся звездам не потому, что из упрямства не признаем Аллаха, а потому, что звезды не раз доказали нам свою волю, а что касается слов Аллаха - то это дело темное, и те слова известны лишь со слов одного пророка. То же, что вещают звезды, видят все, владеющие знанием, и это больше, чем один человек.
   - А если звезды говорят, что мне не суждено стать женой горного гуля и матерью горных гулей, о шейх? - в Джейран проснулось такое упрямство, какого она раньше за собой не знала, хотя вся ее многолетняя любовь к хозяину хаммама должна была бы навести ее на размышления о собственном нраве. И девушка очень удивилась тому, какие непочтительные слова срываются с ее языка, поскольку обычно она с мужчинами была молчалива если не считать речей в темной пещере, тоже неведомо как попавших в ее уста и неведомо почему слетевших с языка.
   - Ты утомляешь меня своими речами, о женщина. Сейчас я позову кого-нибудь, и тебя выведут отсюда, - пообещал старец, отстраняясь от нее, и в этом она почувствовала испуг.
   - Скорее я брошусь из окна вниз, на камни, и моя кровь падет на тебя, о шейх! - пригрозила Джейран, действительно подходя к окну и отводя в сторону ковер с диковинным зверем.
   Крепость горных гулей была настолько высоко, что девушка даже не увидела сверху земли, а только бескрайнее небо с близкими звездами. Пожалуй, лететь сверху вниз в такое небо было бы не слишком страшно...