Трускиновская Далия. Шайтан-звезда (Часть 1)

   - Это козленок, о девушка! Только не спугни его...
   И впрямь, на тропинку вышла небольшая белая козочка с вызолоченными рожками и направилась прямиком к ковру. Когда она прошла мимо Джейран, девушка ощутила аромат дорогих курений. Очевидно, райских коз лишили их скверного запаха.
   Козочка ткнулась губами в протянутую к ней руку.
   - Она просит угощения... - растерянно сказал юноша. - Чем мне ее угостить? Как ты полагаешь, о девушка, что едят козы?
   - Обычные козы щипали бы траву, а райские, наверно, предпочитают тихамский изюм и басрийские финики, - отвечала Джейран. - Видишь, она не обращает на траву внимания, а ведь такой зеленой, высокой и сочной травы я раньше не видала...
   - Немудрено, если это райская трава, - заметил юноша.
   - И если у этой козы те же повадки, что у земных, то она несомненно сжевала твои шаровары, - продолжала девушка. - Ты ведь сказал, что они были из тонкой дабикийской ткани?
   - Горе мне, что же я надену? - растерялся избранник гурий. - Ты не можешь принести мне что-либо, о девушка? И скажи, ради Аллаха, как тебя звать?
   - Джейран. А тебя, о господин?
   - Я - Хусейн...
   Юноша собрался было сообщить о себе еще какие-то подробности, но совсем рядом зазвенели струны лютни.
   - Это гурии!
   Хусейн вскочил и, как был, босиком, по дорожке устремился навстречу призывным голосам и звукам, а козочка - за ним.
   Джейран посмотрела им вслед.
   Воистину - три полуобнаженные девы в зеленом и с распущенными кудрями приближались к полянке. Та, что играла на лютне, отстранилась, так что Хусейн угодил в объятия к двум другим.
   Сгорбленный, маленький, хотя и приятным лицом, он был не пара этим статным красавицам, но они обняли его, и обласкали, и оделили долгими поцелуями - несомненно, в бытность учеником брадобрея юноша никогда не получал таких благоуханных поцелуев.
   Джейран поняла, что ей тут больше делать нечего, отступила, развела руками ветви и вышла назад к эйвану.
   Нетронутый завтрак ждал ее, и он был воистину райским.
   Очевидно, жизнь действительно окончилась. И самым приятным для девушки образом...
   Джейран вздохнула - головная боль понемногу отпускала ее, а мысли приходили в некоторый порядок. В самом деле - чего она лишилась? Она лишилась хаммама - ибо в каждом городе, куда приезжал ее хозяин, он первым делом нанимал рабочих и строил хаммам, один краше другого. Менялись рисунки на стенах, менялись банщицы, да еще, пожалуй, в одних городах хозяин ставил на краю водоема каменную птицу Анку с человеческим лицом, а в других - нет. Это зависело от того, шииты или сунниты преимущественно живут в городе. Шииты - те допускали изображения живых существ, сунниты же - нет, хотя и те, и другие считали себя подлинными правоверными.
   Итак, Джейран лишилась главным образом и в первую очередь хаммама, потому что лишь он был в ее жизни неизменным. Иногда ей казалось, что хозяин владеет каким-то перелетным хаммамом, который сегодня - в Багдаде, а завтра - в Каире. Что менялось за стенами хаммама - она постичь не могла.
   Еще она лишилась хозяина, который научил ее ремеслу. И, очевидно, лучшим, что она знала в жизни, были эти уроки, когда он клал ее, обнаженную и распаренную, на топчан, сам садился рядом и разминал ей спину, плечи, бедра, при этом объясняя, какие мышцы и какие кости попадают под его чуткие и сильные пальцы. Джейран было тогда тринадцать лет - время, когда все дочери бедуинов уже становятся женами, время, дольше которого неприлично оставаться в отцовской палатке. И душа ее улетала от этих уроков.
   Потом хозяин заставлял Джейран растирать и разминать себя, хвалил и ругал, но ни разу, будучи полуобнаженным наедине с ней, полуобнаженной, не прикоснулся к ней иначе, как руками мастера-банщика. Потом же и вовсе счел, что она знает достаточно, и прекратил эти занятия.
   Занятия прекратились - а бешеное томление осталось.
   Это безысходное томление мучило ее шесть лет... или более?..
   Другие банщицы, которых хозяин возил с собой, в каждом городе находили себе приятелей, и весело проводили с ними время, и хвастались потом подарками, и перечисляли сказочные ласки. Но Джейран не могла через посредницу предложить себя мужчине... по крайней мере, до того дня, как ей смутила душу вольными речами веселая Фатима...
   Да, пожалуй, Фатима нашла верные слова. Джейран, живя у хозяина на всем готовом, как будто и не ощущала себя невольницей, однако же не имела ничего, что могла принести будущему своему супругу в приданое. А хозяин и не задумывался о том, что девушка в девятнадцать лет уже должна иметь мужа или возлюбленного. У него были более серьезные дела, чем устройство семейной жизни своих банщиц.
   Так что внезапная смерть и воскрешение в райском саду были для Джейран совсем не таким уж скверным выходом из положения.
   Вот только не познала она мужской ласки... хотя, может, и к лучшему, что не познала, ведь неизвестно, как бы ей понравилась близость. Банщицы рассказывали и о таких ночах, что хуже не бывает.
   И, не будь она девственницей, Аллах не взял бы ее в рай!
   Очевидно, соблюдение девственности было непременным, если не единственным условием. И Аллах вовсе не принимал в расчет причин, по которым это произошло.
   И Джейран решила насладиться по очереди всеми благами рая.
   Еды на эйване оказалось много - очевидно, ее должно было хватить на весь день. Девушка поела сперва сладкого риса, потом - тыквы, а потом и кунафы, запивая все это сладкой водой, облизала и ополоснула руки - и тут лишь заметила, что у входа на эйван стоит, прислонившись к колонне, одна из невольниц Фатимы, по имени Сабиха.
   Фатима, очевидно, имела немало денег, чтобы наряжать своих девушек. Уже в хаммаме Джейран отметила, как изящны их наряды и украшения. Тут же Сабиха и вовсе была похожа на дочь знатного эмира. Свои черные кудри она перевила жемчужными нитями, а жемчуг был крупным, отборным, чуть розоватым. И легкий платок у нее на голове тоже был розовым, обшитым по краям мелкими жемчужинками, и он бросал нежный отсвет на ее милое румяное лицо.
   - Встань, поклонись нашей госпоже, о Джейран! - нежно и певуче потребовала Сабиха.
   Девушка вскочила на ноги - к эйвану приближалось целое шествие.
   Впереди шли двое юношей, которые скорее были похожи на девушек, такие длинные кудри выбивались из-под их белоснежных тюрбанов, так они покачивали на ходу бедрами. Но в руках эти красавцы держали обнаженные ханджары. Юноши расступились, и Джейран увидела Фатиму.
   Женщина была в золотой парчовой мантии, причем и рукава, и полы были настолько длинны, что их несли, склонившись, юные невольницы. И еще за ее спиной, судя по музыке, шли музыкантши.
   Под мантией на Фатиме, как оно и полагается райской жительнице, было зеленое одеяние.
   - Я рада, что ты узнала меня, о Джейран! - звучно произнесла Фатима, хотя девушка поклонилась ей без единого слова. - Да, я действительно дочь пророка, посланного Аллахом, и супруга Али, я Фатима аз-Захра, я Блистательноликая, и мои потомки стали халифами Каира! А я обитаю в райском саду, но часто прихожу на помощь правоверным, которые того достойны, особенно к дочерям правоверных. И я забираю их с собой, и они живут у меня в благополучии, и если Аллаху угодно, они становятся райскими гуриями. Что же ты молчишь, о Джейран?
   - Я не знаю, что сказать, о госпожа, - отвечала перепуганная девушка. Ради Аллаха, прости, если я не оказала тебе должного уважения...
   - Ты была трудолюбива и почтительна, о Джейран, и я испытывала тебя вольными речами, но не нашла в твоем сердце червоточины, - сообщила Фатима, и ни намека на улыбку не было на ее округлом лице, - и я решила, что ты заслужила обитания в райском саду. Но, поскольку в своей прежней жизни ты не была настоящей праведницей, то здесь тебе придется потрудиться. Ты будешь ухаживать за гуриями, о Джейран, а потом, если Аллаху будет угодно, он наделит тебя красотой гурии и ты будешь ублажать праведников! И, может быть, тебе доведется служить скрытому имаму, который пребывает здесь в ожидании времени, когда Аллах прикажет ему вернуться на землю, чтобы власть над правоверными вернулась в семью пророка!
   Благочестивая праведница и дочь самого пророка Фатима аз-Захра подождала немного, как видно, рассчитывая на бурное изъявление благодарности, но потрясенная Джейран лишь опустилась на колени и коснулась лбом ковра. В таким виде она и пребывала, пока не послышался шелест одежд. Джейран осмелилась взглянуть одним глазком - Фатима со своей великолепной свитой удалялась.
   - Повелительница правоверных приказала мне остаться с тобой, о Джейран, сказала Сабиха. - Сейчас я покажу тебе тот хаммам, куда приходят для омовения черноокие гурии. И ты скажешь, есть ли там все необходимое.
   - Разве может быть, чтобы в райском хаммаме не оказалось необходимого, о Сабиха? - не вставая с колен, осведомилась Джейран. - И прости, во имя Аллаха, если я обращаюсь к тебе не так, как полагается. Может быть, тут ты - вовсе не Сабиха?
   - Разумеется, в райском саду у меня другое имя, о Джейран, улыбнулась красавица. - Но тебе нет пока нужды в нем. Настанет время - и мы дадим тебе тоже другое имя, если будет угодно Аллаху. А что касается хаммама то гурии долгое время не осмеливались обратиться к Аллаху с просьбой о нем. Он у нас совсем недавно, и Аллах повелел взять в райский сад праведную банщицу, которая будет соблюдать в хаммаме необходимый порядок. Вставай, о Джейран, незачем стоять передо мной на коленях, и пойдем, посмотрим помещение...
   Джейран встала и, последовав за Сабихой, украдкой прикоснулась к ее руке. Та обернулась.
   - Ты что-то хочешь сказать, о банщица?
   - Разве в раю у праведников тело из земной плоти, о Сабиха?
   - Разумеется, из плоти! - отвечала гурия. - Иначе зачем бы его омывать в хаммаме, и растирать, и разминать? Из плоти, да, но из преображенной, о Джейран, но тебе этого пока не дано понять.
   - Значит, у праведников в раю остаются их мозоли, которые нужно срезать? - задала Джейран вполне резонный вопрос.
   Тут Сабиха призадумалась.
   - Мне и на ум не приходило расспрашивать праведников, остались ли у них еще мозоли, о Джейран, и причиняют ли они им неудобства, - призналась она. - Мне кажется, так быть не должно, а Аллах лучше знает. Так что если ты обнаружишь у кого-то на ногах мозоли, значит, такова воля Аллаха. И их непременно нужно распарить и осторожно срезать.
   Возразить против воли Аллаха было нечего.
   Райский хаммам оказался куда меньше земного. И был он в глубине того самого дома, на эйване которого Джейран завтракала. Входя во внутренние помещения вслед за Сабихой, она почему-то полагала увидеть комнаты, как те, что устраивают в домашних банях, с возвышением-суфой возле стены, с ямой для жаровни с углями и, разумеется, с чанами для воды, горячей и холодной.
   Но никаких ям Джейран не обнаружила ни в предбаннике, ни в первой комнате, теплой, ни во второй и третьей, горячих, кроме разве что одной, для омовения ног. Райский хаммам отапливался или неким божественным образом, или же как столичные хаммамы - горячим воздухом с дымом, который поступал из топки в пространство под полом и выходил наружу через устроенные в стенах каналы, одновременно согревая их.
   - Мне нужны веревки, чтобы натянуть их вдоль стен и развесить покрывала и салфетки, - сказала, оглядевшись, Джейран. - Таким образом они все будут на виду, и я смогу выбрать те, что мне нужны, к тому же, они согреются. Мне нужны полочки, на которые я поставлю благовония и масла для растираний, и флаконы, и миски, и сосуды для бобовой муки, а всего этого тут нет.
   - И мука, и благовония, и зеленая глина, которая отмывает грязь не хуже бобовой муки, лежат в чулане, - Сабиха показала на занавеску, за которой имелась маленькая дверца. - Веревки, миски и все недостающее тебе доставят ближе к полудню.
   - Ангелы, о Сабиха?.. - у Джейран перехватило дыхание.
   Сабиха как-то странно посмотрела на девушку.
   - Ангелы, о Джейран, только ты их, скорее всего, не увидишь, ибо посланцы Аллаха обладают нестерпимым для глаз блеском и без нужды таким, как ты, не показываются, - отвечала она. - В чем еще у тебя нужда?
   - Еще мне нужна занавеска, которую вывешивают перед входом, когда наступает время женщин. Как мы назначим - от зари до полудня у нас будет время мужчин, а от полудня до заката - время женщин? Или же наоборот, о Сабиха? В том хаммаме, где мы встретились, были мужские и женские дни, мы можем сделать и так.
   - Я не думаю, чтобы тебе пришлось служить праведникам... Впрочем, этот вопрос пусть решает ясноликая Фатима, о Джейран, - здраво рассудила Сабиха. - Есть ли нужда в чем-либо еще?
   - Мне нужно тесто из мышьяка и известки, которое удаляет волосы, деловито отвечала Джейран. - Оно обладает противным запахом, но без него никак не обойтись. Но, может быть, в раю есть возможность изменить этот запах, о Сабиха? Уж больно он скверный...
   - Мы помолимся об этом Аллаху, - сказала гурия.
   * * *
   Прошло несколько дней - и Джейран, освоившись в своем новом хозяйстве, поняла, что умерла она напрасно, и ничего не изменилось ни к лучшему, ни к худшему. Она носила одежду, о которой в прежней жизни могла лишь мечтать, и ела дорогие лакомства, но лишена была даже коротких встреч с возлюбленным. К тому же, платья и туфли ей достались вовсе не новые, и когда первый восторг прошел, она обнаружила это с немалым разочарованием.
   Один Аллах знает, до чего бы она додумалась, если бы не пожаловала в хаммам сама Фатима аз-Захра, дочь пророка и праматерь каирских халифов, которые приходились ей пра-правнуками. Фатима была в блаженном состоянии духа и веселилась, как в день их первой встречи.
   - Мое сердце привязалось к тебе, о доченька, и я буду твоей заступницей перед пророком и Аллахом! - сказала она Джейран. - Я даже замолвлю о тебе словечко перед скрытым имамом! Ублажи меня, разотри и разомни, и вымой мне голову, и высуши мне волосы теплыми покрывалами! И умасти меня той дорогой галией, что хранится у тебя в китайской чаше! Знаешь ли ты, что твои обстоятельства переменяются к лучшему, о Джейран? Твое лицо округляется, и на щеках появился румянец, и волосы твои потемнели, клянусь Аллахом!
   - Все это - благодаря тебе, о госпожа, - почтительно отвечала Джейран. Что касается щек - праведница не солгала, Джейран столько времени проводила теперь на свежем воздухе, что нажила себе заметный румянец. А что касается волос - сама она изменений не замечала, но дочери пророка, разумеется, виднее.
   И девушка трудилась так, что взмокла не хуже лежавшей перед ней распаренной Фатимы. Каждый палец она растирала и вытягивала до щелчка в суставе, прошлась по всем жилками, но когда добралась до пышной груди, когда прикоснулась к ней, чтобы совершить те кругообразные движения, которым обучил ее хозяин, Фатима вдруг расхохоталась.
   - Достаточно с нас и того, что было, о доченька! Аллах вознаградит тебя, - и она резким движением села, свесив ноги с топчана. - Сними покрывало с моей головы, расчеши мне волосы, о Джейран, и уложи их.
   - Я не умею укладывать волосы, о госпожа, - призналась девушка. - Меня никогда не учили этому.
   - Аллах вложит умение в твои пальцы, о доченька, - пообещала Фатима.
   В самом деле - когда хорошенько протертые кудри высохли на солнце, Фатима подобрала их с одной стороны, показала, где пропустить жемчужную нить и куда ее вывести, чтобы она подхватила локоны у щек, и Джейран выполнила все ее указания, и праведница осталась довольна. Когда же Джейран повторила то же самое и с другой стороны не менее удачно, то Фатима пообещала произвести ее в райские гурии при первом же удобном случае, если будет на то воля Аллаха.
   Но Джейран вовсе не хотела становиться гурией.
   В свои свободные часы она отходила от хаммама, при котором и ночевала, довольно далеко. Она видела, чем занимаются гурии с молодыми, плечистыми, веселыми праведниками, которые угодили в рай непонятно за какие заслуги. Мало того, что они, по две и по три, ублажали этих праведников таким путем, как тем было угодно, сопровождая свое служение вскриками страсти, громкими вздохами и диковинными словами, они еще пили с праведниками вино из больших кувшинов, и вино это было крепким - Джейран, подобрав забытый кувшин на берегу ручья, не удержалась и попробовала. Больше всего удивило Джейран, что во время забав с праведником одна из гурий непременно играла на лютне, напевая при этом любовные песенки с такими словами, что за них гурию стоило бы с позором выставить из рая. Очевидно, терпение Аллаха было бесконечно.
   Ей не хотелось лежать в объятиях грубоватого и неуемного в страстях праведника, ей не хотелось также пить обжигающее рот и глотку вино. Ей становилось не по себе при мысли, что пресловутый скрытый имам из рода Исмаила, чьего явления и торжества уже по меньшей мере два столетия так ждут все правоверные, будет вести себя подобным образом. И обещанное повышение в чине ее вовсе не обрадовало.
   Наконец Фатима, посвежевшая и похорошевшая после хаммама, покинула Джейран, так и не набравшуюся смелости отказаться от звания и обязанностей гурии.
   Джейран прибралась, выстирала и вывесила на солнце покрывала, вымыла в хаммаме пол и сама ополоснулась в водоеме. Тем временем наступил вечер и, как всегда, остыли стены и пол хаммама. Девушка вышла в сад, прошла до той поляны, где обнаружила ученика брадобрея, и несколько раз чмокнула, призывая козочку. Но и козочки не было поблизости, а ведь Джейран припасла для нее от ужина кусочек сладкой кунафы и нарочно очистила от косточек несколько фиников. Пришлось все это съесть самой, да еще вдобавок молча. Ведь Хусейн тоже больше не появлялся, и не у кого было спросить, нашлись ли дорогие шаровары из дабикийской ткани каирского покроя.
   Джейран была не из разговорчивых, но от райского образа жизни она боялась и вовсе онеметь.
   Когда в середине дня в хаммам приходили гурии, Джейран мыла их, и терла, и разминала молча, не обращая внимания на их разговоры. Мастерство ее было таково, что в советах она не нуждалась. А разговоры красавиц были таковы, что уже стали наводить на нее скуку. Невозможно же, в самом деле, каждый день слушать об айрах мужчин и фарджах женщин, о их достоинствах и недостатках, а также о винах, пряностях и музыкальных ладах, чтобы это не стало подобно треску в ушах, как будто туда бросают пригоршни камушков!
   За это время у нее дважды побывали Сабиха и вторая из сопровождавших в городе Фатиму невольниц - Махмуда. Но и с ними больше беседы не получалось - не осведомляться же, в самом деле, о здоровье ясноликой Фатимы! Когда же Джейран спросила, что за стоптанные туфли отыскались между ковром и циновкой, Сабиха отвечала, что это, вероятно, туфли самой Джейран, ведь по милости Аллаха она здесь наделена в избытке и одеждой, и обувью. Туфли, впрочем, после этого пропали.
   Стемнело, но возвращаться назад и ложиться на одинокое ложе у Джейран не было никакой охоты.
   Райский сад расположился в небольшой долине между гор, холодные ветры не проникали сюда, и выросшая в пустыне девушка сперва очень удивлялась теплым ночам, ведь даже в городе с закатом солнца наступала ощутимая прохлада. Джейран безбоязненно шла по усыпанным песком дорожками, стараясь держаться подальше от музыки, время от времени доносившейся из-за розовых кустов.
   Иногда ей казалось, что лучше бы заткнуть уши, чтобы не слушать вольнодумных песен. Ведь они явственно противеречили Корану! И что же должна думать правоверная, услышав такие слова:
   Кровь любую запретно пить по закону, Кроме крови лозы одной винограда.
   Напои же, о лань, меня, - и отдам я И богатство, и жизнь мою, и наследство.
   И это еще было самое невинное из всего, что пелось до поздней ночи.
   И вот однажды Джейран в своей вечерней прогулке добралась до большого дома, к стене которого примыкал высокий эйван. Для этого ей пришлось
   пересечь всю долину. Так далеко она раньше не забиралась.
   Джейран удивилась тому, что в раю строят дома. Хаммам не может обойтись без крыши и купола, таково его устройство, но что гурии и праведники должны спать в постелях, как люди, ей в голову не приходило. Девушка взошла на эйван, подошла к двери и приподняла занавеску.
   Она увидела немалое помещение с возвышением в задней его половине, освещенное светильником на трех цепях. На том возвышении было ложе из можжевельника, выложенное драгоценными камнями, а над ним полог из красного атласа с жемчужными застежками. Колонны и стены были выложены всевозможным мрамором, разрисованным всякими румскими рисунками, а на полу были постланы цыновки из Синда, покрытые басрийскими коврами, и эти ковры были изготовлены по длине помещиния и по ширине его.
   У изголовья ложа возле круглой позолоченной курильницы стоял тусклый медный кувшин величиной с бутылку из оливкового стекла, в каких хранилось самое крепкое и терпкое вино.
   Стоял он не на столике, как полагалось бы, окруженный блюдами и мисками, а на полу у ножки ложа, что наводило на странную мысль - будто в этом медном кувшине хранилось нечто несъедобное.
   Поскольку роскошь обстановки была в раю делом обыкновенным, то Джейран удивилась лишь странному месту для кувшина. Очевидно, ложе ждало очередную гурию и ее временного повелителя, для них же был накрыт и столик. Джейран вышла на эйван, вовсе не желая сталкиваться с этими возлюбленными, кем бы они ни были, и застыла, вмиг покрывшись холодным потом.
   Она услышала голос Фатимы.
   - Порази Аллах всех вонючих с сонными айрами! .. - бормотала праведница, наощупь пробираясь к своему жилищу. - Не дай им Аллах мирной кончины! И покарай Аллах тех, чья страсть коротка и айры расслабленны, и нет от них проку для женщин! Эти айры останутся бессильны, даже если их мазать волчьей желчью, и не поднимутся они, даже если их смазать салом из верблюжьих горбов... даже если смазать ослиным молоком, а это верное средство... Зачем только создал Аллах мужей с негодными к делу айрами?..
   Джейран приоткрыла в изумлении рот.
   Праведницу явственно пошатывало. А что послужило причиной и что следствием в ее неожиданном состоянии, установить было уже невозможно, Выпила ли она сперва вина, а потом не получила удовлетворения от избранника, или же вино она пила после своей неудачи, - этого Джейран так никогда и не узнала.
   - Эй, Хайзуран! - обратилась к ней Фатима. - Помоги же мне взойти на эйван, о распутница, предпочитающая ослиный айр мужскому! Долго ли мне звать тебя, о развратница?
   Сообразив, что сердитая праведница не в том состоянии, чтобы различать лица, Джейран подошла, обняла ее и возвела на ложе, затем сняла с ее ног туфли и, повинуясь приказу, стянула с нее шальвары.
   - А теперь ступай, да хранит тебя Аллах... Стой, говорю тебе, подай мне сперва кувшин, о дочь греха! - потребовала Фатима и, естественно, желаемый кувшин получила. - Ступай, о Хайзуран, ступай, и проследи, чтобы никто не бродил поблизости...
   Джейран вышла и осталась на эйване.
   Что-то было неладно в этом раю и с этими праведниками!
   Девушка подкралась к двери, опустилась на колени и чуть приподняла занавеску.
   Фатима, бормоча невразумительное, отвинчивала крышку своего кувшина и с большим трудом сняла ее.
   - Выходи, о Маймун ибн Дамдам! - приказала она. - Выходи, о раб кувшина! Или я должна пустить в ход тяжкие заклинания власти?
   Кувшин остался безмолвен.
   - Нет у меня терпения всякий раз упрашивать и умолять тебя, о раб кувшина! - возмутилась Фатима. - Уже сейчас для тебя почти закрыты Врата огня! А я сделаю так, что не останется даже щелочки, в которую может протиснуться комар, клянусь Аллахом! Выходи и делай свое дело!
   Серый дым, закручиваясь, как локон красавицы, пошел из горлышка кувшина, и устремился к светильнику, и обвил его, и огонь словно утонул в дыме, и в помещении стало темно, и из этой темноты донесся истомленный голос:
   - Ко мне, ко мне, о Маймун ибн Дандан!
   Джейран на цыпочках отступила и кинулась бежать.
   К себе в хаммам она влетела так, будто раб кувшина гнался за ней, щелкая огромными зубами и рыча от голода.
   - Этот рай - обиталище шайтана! - вслух сказала Джейран, отдышавшись. Как это я угодила сюда?
   Она вышла к водоему, и расстелила молитвенный коврик, и призвала Аллаха, невзирая на то, что время было неположенное, и долго молилась ему о спасении, причем, когда известные ей слова молитв все были сказаны, она заговорила так, как если бы обращалась не к Богу, а к отцу.
   - Я знаю, что сама виновата, о Аллах, о спасающий и покрывающий! говорила Джейран. - Я была ребенком, когда эта глупость пришла мне в голову и одолела меня! Но почему же ты не пришел на помощь ребенку, о Милосердный? Почему ты позволил мне смотреть на эту звезду? И когда дети дразнили меня дочерью шайтана, почему ты не вложил в мою душу уверенности? Я не прошу у тебя красоты, я не прошу у тебя богатства, о Аллах, я прошу у тебя веры! Ведь если я смотрела на ту звезду, способную изменять свечение, словно подмигивая и прижмуриваясь, если я молилась той звезде, значит, ты в те минуты оставил меня, о Аллах!
   Тут Джейран замолчала и обвела взглядом ночной небосвод. То ли время года было неподходящее, а то ли горы заслонили часть его, но способной подмигивать звезды она не нашла, хотя, как все дети пустыни, умела определять свой путь по звездам.
   - Почему ты позволил людям называть ее Шайтан-звездой, о всесильный? спросила Джейран, убежденная, что в этот ночной час ее связь с Аллахом в час молитвы крепче, чем была бы днем. - Разве не ты сотворил ее? Почему ты позволил мне родиться под этой звездой и привязаться к ней? Почему в бедствиях она была моей единственной опорой? Ведь если днем тебе вслед кричат: "А вот идет дочь самого шайтана, с коротким носом и голубыми глазами! ", то ночью ты всем назло изберешь Шайтан-звезду!