Страница:
— Так, Степаныч, так, — промямлила я.
— Мне вот не удалось Ирину уговорить…
Степаныч глазами окунулся в прошлое, а я молчала. Ириной звали мать Егора, и я ждала, что Степаныч расскажет сейчас о ней. Я мало знала об этой женщине, которая подарила мне Горьку.
— Она как рассудила, — задумчиво произнес Степаныч, — отец, говорит, мальчику, конечно, нужен, но только родной. Другой отцом не станет. Не поверила она мне, понимаешь? Поостереглась. Такая уж натура — лучше, говорит, одна буду тянуть. И правда, одна осталась. А ведь любила меня… В Москву уехала даже, чтобы подальше, чтобы не мучиться самой и меня не мучить.
— Как — в Москву? — опешила я.
— В Москву, в Москву, — кивнул Степаныч. Мне показалось, что потолок сейчас обрушится.
Ложь наслаивалась на ложь, и эта громадная тяжесть обмана опрокинулась мне на плечи, придавив к земле.
— Она ведь в Краснодаре живет…
— Жила… Да ты что, не знала? Марин, ты чего такая? Водички вот попей-ка, что ты? Они уж сто лет как переехали из Краснодара-то.
— Они? — тупо переспросила я.
— Ирина с Егором. Он только школу закончил, они и уехали. Да что ты бледная-то какая? Он не говорил тебе разве?
— Нет. Я думала, она в Краснодаре до сих пор.
— Господи… А я-то, старый дурак… Марина, ты с ним поговори. Обязательно поговори, слышишь? Он, значит, тебе не рассказывал… Ты, стало быть, и не знаешь, а я-то…
У меня было такое ощущение, что Степаныч имеет в виду что-то еще, чего я не знаю. Но сил спрашивать уже не было, к тому же я понимала, больше он ничего не расскажет. Я знала одно — Горька врал мне даже больше, чем я думала.
Я лежала в постели рядом с ним, но его большое тело не казалось уже защитой, опорой. Я боялась ненароком коснуться его, словно боялась испачкаться. Что еще он приготовил мне, какую еще ложь мне придется выслушать на этот раз? Конечно, может быть, Горька не будет оправдываться, не будет отпираться, если я прижму его к стенке всем этим — изменами, недомолвками, враньем. Возможно, он признается и расскажет мне наконец правду. Но нужна ли мне эта правда? Зачем она мне теперь?
Я чувствовала себя маленькой, обиженной девочкой, которая и понятия не имела о том, что мир полон обмана. Куда ни ступи — обман! Свернувшись калачиком, я плакала — безмолвно, про себя, — глаза оставались сухими, сердце билось ровно, но душа моя, будто грязная половая тряпка, выжимала саму себя, выжимала всю ту грязь, которую собрала она не по своей воле. Выжимала, но сил не хватало, чтобы очиститься целиком, и я смирилась с этим. Что мне еще оставалось?
…Крадучись, я вышла в коридор и порадовалась тому, что не успела разобрать вещи. Рюкзак на плечи, и готово. Я не боялась разбудить Степаныча — он спал на балконе, и спал крепко, как и его несостоявшийся приемный сын. На кухне я оставила записку, в которой ничего не объясняла, а просто просила не беспокоиться.
Есть ли здесь такси?
Оказалось, нет, но какой-то частник все же попался мне, когда я уже выходила из Новомихайловки в направлении Туапсе. Через полчаса, заплатив сумасшедшую сумму, я была доставлена к вокзалу.
Солнце еще не окрепло, но, отодвинув засаленную занавеску, я увидела горы, которые оставались позади, и полоску моря, едва поспевающую за поездом. Скоро я увижу Москву, никаких гор, никакого моря, ничего, что бы напоминало эти безумные сутки под палящими лучами. Я вдруг почувствовала, что меня сотрясает дрожь. То был всего лишь истерический смех — я поняла, что моя мама права и что ничто на свете не приходит и не уходит просто так. Благодаря своему бессмысленному, паническому страху я сбежала из столицы. И получалось, что я приехала сюда, чтобы расстаться с Егором, чтобы еще раз окунуться в его ложь и уже навсегда всплыть на поверхность, пусть эта поверхность и имеет другое имя — одиночество. Я не смогу ни простить, ни забыть такое нагромождение обмана, я не смогу жить с человеком, который не считается со мной, не доверяет мне. Пусть это и тот самый человек, которого я полюбила и люблю, который приносил кроме обид много радости, который вешает на стену мою фотографию и смотрит на меня растерянными, влюбленными, ожидающими глазами. Эти глаза не обманывали, когда он целовал меня, прижимал к груди, говорил о любви. Быть может, это и есть главное, а об остальном не надо и думать? Я не знала, как отделить шелуху от семян, не знала, нужно ли это делать. Егор так и не сказал мне главного, я просто не успела задать ему этот вопрос: хочет ли он жить со мной? нужна ли я ему?
Ночью я не спала. Мне представлялось, как Горька мечется на вокзале, ожидая поезда, чтобы поехать следом за мной. А то наоборот — я видела его спокойное, улыбающееся лицо, взгляд, устремленный на фотографии, руки в карманах. Небрежной походкой он движется вдоль выставочного зала, кивает знакомым, вечером пьет вино в каком-нибудь кабаке и совсем не думает о женщине, рядом с которой прожил год и которая сейчас сбежала от него и его выдуманных историй.
Я ворочалась без сна, матрас казался невероятно жестким, простыня сбивалась. Раз десять за ночь я выходила курить в тамбур, и теплый ветер трепал мне волосы и овевал измученное лицо. Утром, когда проводница стала разносить чай и пассажиры задорно зашелестели пакетами с едой, я вдруг почувствовала невероятный голод. Вагон-ресторан, как назло, уже был закрыт, мы подъезжали к Москве. Я выбежала из поезда, как только он остановился, и, не чувствуя тяжести рюкзака, помчалась к ларькам с чебуреками и шаурмой. Денег хватило только на два пирожка с капустой, но я и этим осталась довольна. Пожалуй, только в студенческие времена мне приходилось есть так жадно и так весело, сидя на рюкзаке и глазея по сторонам. Мной вдруг овладел какой-то задор, даже азарт, будто жизнь неожиданно обернулась ко мне улыбающимся лицом и поманила за собой. Я не знала, хватит ли мне сил сделать хотя бы шаг в правильном направлении, но у меня была уверенность, что стоит хотя бы попытаться. Я закурила, шум и суета вокзала не раздражали меня, как раньше, а внушали какое-то священное чувство — я видела, что вокруг люди, что они спешат куда-то, и на их лицах озабоченность, ожидание, робкая надежда. Во всем этом ощущалась крепкая, непоколебимая власть — сила жизни, которая заставляла двигаться вперед, грустить и смеяться, прощаться и любить. Я поднялась и быстро зашагала к метро.
Сотовый затрезвонил, как только я вышла из подземки на улицу.
— Марина, нам нужно встретится! — услышала я взволнованный голос Олега и онемела от возмущения. — Алло? Ты слышишь? Ты сейчас дома? Я подъеду…
— Не смей! — заорала я, машинально отмечая, что на меня оглядываются прохожие и дяденьки в милицейской форме. — Я все знаю!
— Знаешь? — растерянно прозвучал его голос.
— А как же, — ехидно произнесла я, — ты думал, что один такой умный? Думал, я не догадаюсь, кто все это затеял? Решил, что я поверила в твою любовь?!
— Мариночка, ты что плетешь?
— Пошел ты на хрен, вот что!!!
Я судорожно вздохнула и засунула ни в чем не повинный телефон на самое дно сумки, хорошенько примяв его шлепанцами. Как же посмел этот болван мне позвонить после всего, что он сделал? Как у него только наглости хватило? Стоп, это не главный вопрос, главный — зачем он сделал это? Позлорадствовать? Но голос Олега был скорее растерянным, чем злорадным. Может быть, я снова ошиблась, в последнее время я уже привыкла к собственным промахам и готова была принять следующий. Чтобы спокойно поразмыслить, я уселась на первую попавшуюся лавочку возле метро, достала виноград, который везла Лелькиным ребятам, и принялась отщипывать ягодки. Еда всегда помогала мне сосредоточиться, вот так жую чего-нибудь, а мозги работают-работают. Правда, сейчас это не было столь очевидным — все мысли крутились вокруг лакомства, словно подсознание поставило защиту и запретило мне думать о моих неудачах. Но ведь они были, были! Да еще какие! И теперь важно понять, в чем я ошиблась — в любви Олега или в подозрении, что он подставил меня. Я присвистнула от собственной логики и чуть было не подавилась косточкой. А вообще-то что толку прикидывать да рассуждать?!
Я решительно набрала сотовый Олега.
— Жду тебя через полчаса, — рявкнула я в трубку почти скороговоркой, не давая ему времени ни возразить, ни продолжить беседу.
Я не успела даже умыться с дороги, когда раздался звонок в дверь. Вместо приветствия Олег протянул мне роскошный букет.
— Проходи, — благосклонно разрешила я.
— Марин, я все знаю, — скорбно возвестил он, располагаясь на кухне, — только ты зря думаешь, что это все я организовал. Ты же это мне пыталась сказать?
— Что ты знаешь? — настороженно уточнила я.
— Что тебя подставили. Я слышал разговор мамы и Уклюйко.
— Они знакомы? — От удивления я забыла дышать и резко закашлялась.
Олег осторожно постучал мне по спине, его ладонь как будто нечаянно съехала ниже. Я треснула этого молокососа букетом по затылку.
— Извини. Давай я цветы пристрою, а то стоишь с ними как монумент.
Он медленно налил в вазу воду и поставил букет.
— Не увиливай от ответа! — взвизгнула я, сгорая от нетерпения.
— Да, представь себе, они давние подруги.
— Твоя мама и Эдуард?! — выдавила я.
— Нет! Моя мама и Алла Николаевна. Ты, Мариночка, что-то не в себе, — Олег озабоченно смотрел на меня, — ты присядь…
— Так, значит, все-таки Алла, — протянула я, не обращая внимания на его последние слова.
— Да, именно Алла. Я чуть с ума не сошел, когда случайно услышал их разговор о Марине, которую они так ловко провели. Честно говоря, я въехал не сразу… Но стал подслушивать и чем дальше, тем больше офигивал!
Я бросила на Олега взгляд, полный изумления. Этот парень явно изменился с нашей последней встречи — руки распускает, развязно разговаривает. И вообще, вид у него странный — какой-то неприбранный, что ли.
— С тобой все в порядке?
— Со мной-то все нормально, — грустно ответил он, — а вот ты… Я как представлю… Ты только не перебивай меня, ладно? Я тебе деньги принес, мать отказалась возвращать, так я свои отдам. И не смотри так! Это твои деньги.
— Если на то пошло, это деньги Уклюйко.
— Он тут ни при чем, — вздохнул Олег, — Алла Николаевна говорила, что он тебе доверяет и даже забыл о задатке, просто терпеливо ждал результатов. Она так радовалась, что ей удалось провести мужа. Ты не суди ее строго, Марин! Я много думал… Она просто несчастная баба, решила, что так сможет его удержать, что он пойдет на попятную и не станет разводиться и квартиру разменивать.
Ноги меня не держали, я села за стол с несчастным вздохом.
— Я и не сужу ее, — задумчиво произнесла я, — мне самой такая идея в голову приходила. Я такая же несчастная, как и она.
— В смысле?
— Егор от меня уходит, покупает себе квартиру. А я решила его остановить и эту квартиру перекупить…
— Что за бред?!
— Я уже передумала, но совсем недавно была уверена, что это сработает.
— Вот-вот, Алла Николаевна говорила о том же. Вы что, с ума все посходили? Что за люди эти женщины?!
Последние свои слова Олег обратил к потолку, высоко вскинув голову.
— Тебе за маму стыдно? — догадалась я вдруг. Олег молча кивнул.
— Я так понимаю, она квартиру и не собиралась продавать, да?
— Да, ее Уклюйко просто подговорила. Еще она о каких-то покупателях рассказывала: мол, ребята эти просто мастера на все руки. И артисты, и служба безопасности…
Я вздрогнула. Ну точно, так и есть — мужик в спортивном костюме, которого я засекла у ларька, был первым покупателем, тем самым, что собирался разменивать две двушки на квартиру Уклюйко. Вот почему его лицо было таким знакомым!
— Я хотел сразу же все тебе рассказать. Я сначала и не понял толком, только догадался, что ты срочно должна найти других покупателей, иначе прогоришь… А потом узнал, что ты уже маме задаток отдала. Они так потешались… Прости, Мариночка!
Он снова походил на принца, только теперь это был несчастный и неприкаянный наследник престола, узнавший, что короли не только правят миром, но и элементарно врут, двурушничают, ставят подножки придворным. Да, Олег не понимал свою мать, но раньше он хотя бы уважал ее. Теперь этого не будет.
— Ты и мать-то не очень осуждай, — хрипло произнесла я, — она просто решила сыграть, развеяться…
— Ни фига себе игрушки! — дурным голосом завопил он.
— Ладно, успокойся, давай чаю попьем, и ты мне еще раз все по порядку расскажешь…
Мы сидели у меня на кухне третий час. Олег вольготно расположился на подоконнике и, раскачивая ногой, строил разные предположения по поводу Уклюйко. Время от времени я вставляла свои замечания по теме. Я не знаю, были ли наши догадки верны, и, наверное, никогда не узнаю. Ясно одно — меня действительно подставили, и хорошо еще, что не из-за меня самой, а по другому поводу. Из-за любви. И это их в какой-то мере оправдывало. Но Олег только недоверчиво хмыкнул, когда я высказала эту мысль.
— Какая там любовь, она за деньги замуж выходила, а не за Эдика. Эдик — мировой мужик, и я уверен, что он тут ни при чем.
— Он же звонил мне! — напомнила я. — Спрашивал насчет задатка, и именно тогда, когда я его уже отдала.
— Ты говорила, — кивнул Олег и задумался, — наверное, Аллочка стояла у него над душой. Ну или сказала, что согласна на развод, только чтобы он быстрее все оформлял. Вот он и хотел поторопить тебя с квартирным вопросом.
Так мы с Олегом и прикидывали, что к чему. Из разговора двух подружек он понял многое, но не все, и на оставшиеся вопросы мы пытались сейчас найти ответы. Я даже не задумывалась, зачем это надо. Олегу уж точно не имело смысла в этом участвовать, однако он все сидел и высказывал разные предположения и дрыгал ногой как заведенный и пил нескончаемый чай.
— А я тебя видела, когда ты приезжал сюда, — вдруг вспомнила я.
— Значит, ты дома была?
— Ага. Только я думала, что это ты во всем виноват, и не стала дверь открывать. Прости, а? Так гадко на душе, когда ошибаешься в людях! А еще гаже, когда в самой себе. Я ведь считала себя сильной особой, а так перепугалась от угроз какой-то стервочки! Представляешь, за всю мою практику ничего подобного со мной не случалось! Сама-то я и обманывала, и подставляла, и даже обсчитывала. Юлила сколько раз! Умалчивала что-то или, наоборот, многое преувеличивала!
— Марин, успокойся, не надо.
— Надо! Я ведь никогда не думала, что со мной могут поступить так же, я просто была уверена в том, что всесильна. Гордыня обуяла!
— Марина! — Окончательно испуганный моим монологом, Олег вскочил с подоконника.
Я продолжала саморазоблачаться:
— Ты помнишь, говорил, что я должна стать счастливой? Что должна полюбить себя? Как, Олежек? Мне от самой себя тошно! Я трусливая, лживая тварь! Я подводила людей и в конце концов подвела саму себя.
— Успокойся, ведь теперь деньги есть, отдашь все до копейки этим Уклюйко и помашешь ручкой.
— При чем здесь они? — Я посмотрела на Олега с сожалением.
Он не понял, не смог меня понять. Был бы здесь Егор… Горька бы сумел уловить самую суть в моем путаном монологе. Горька всегда меня слышал.
А я его? Неужели даже любимый пострадал от моей гордыни? Я не хотела замечать, что вокруг меня люди и что у каждого из них свои мечты, свои страхи и обиды. Я не хотела знать, почему Егор не говорит мне правды, было важно лишь одно — он лжет. А почему, почему? Мотивы не интересовали меня. Я схватывала лишь то, что лежало на поверхности, и страдала.
— Алло?
Голос Олега прервал мои размышления. Я вяло прислушалась. Олег был в коридоре и с кем-то говорил по телефону.
Может быть, позвонил своей матери и просит прощения? А за что, интересно? «Как это — за что?» — тут же спрашиваю себя. Всегда есть за что просить прощения, всегда и каждому. Но у меня, наверное, не хватит на это ни сил, ни храбрости.
Я не успевала додумать.
— Марин, это Егор, — заглянул в кухню Олег, — я замучился ему объяснять, кто я такой.
— Э…
Все, что способна я сейчас произнести.
— Телефон звонил, звонил, а ты сидела как памятник! Я решил взять трубку, — пояснил торопливо Олег, отводя взгляд от моего растерянного лица, — а тут Егор…
— Скажи, что меня нет, — выдохнула я.
— А чего я тут делаю? — понизил голос Олег.
— Трамвая ждешь! «Чего», «чего»… Скажи, что ты рабочий, ну слесарь, я не знаю.
— Да ответь ты ему, и дело с концом, — впихнул он мне в руку трубку.
Я посмотрела на аппарат, словно это было опасное животное.
— Убери. Я не буду с ним разговаривать.
— Хорошо, — неожиданно послушно сказал Олег и четко проговорил в трубку: — Она с вами разговаривать не желает.
— Ты чего? Ну зачем?
Я горестно всплеснула руками, Олег отнес телефон на место и вернулся со зверским выражением на лице.
— Чего ты мужика мучаешь?
— Олег, ты не сердись на свою маму, она у тебя нормальная баба. Ей скучно просто.
Олег резко взял меня за плечи:
— Перестань мне зубы заговаривать! Я все про маму знаю, а вот ты про свою жизнь не понимаешь ни черта!
— Олег, ну где твое воспитание?!
— Марина! Хватит дурака валять! Возьми себя в руки.
Я помолчала, размышляя.
— Хорошо, но у меня к тебе просьба. Забери свои деньги и вали отсюда.
— Это твои деньги, — упорствовал Олег, — если хочешь, поедем отдадим их Эдику, но даже это будет ошибкой. Ты и так нервы натрепала. Теперь они тебе должны моральную компенсацию…
— Что сказал Егор? — неожиданно для самой себя поинтересовалась я.
— Ну он, кажется, сначала решил, что не туда попал. Потом я сказал, что ты сейчас подойти не можешь. Потом он стал кричать и допрашивать меня. Потом ты велела его послать…
— Я ничего такого не говорила!
— Говорила! А он, между прочим, беспокоился, по голосу заметно.
От слов Олега мне стало не по себе. Действительно, как Егору не беспокоиться?! Позвонил любовнице, а вместо нее какой-то мужик отвечает, а самой ее нет, а должна уже давно приехать. Словом, одно наслаивается на другое, и в результате тысяча поводов для беспокойства.
— Ладно, проехали, — сказала я Олегу, — а с деньгами давай договоримся так: ты их сам и отвезешь, ага? Не затруднит?
— Нет, — буркнул он, — но ты не права.
— Все, Олежек, я устала. Прости, что так тебя напрягаю.
Он ушел, аккуратно прикрыв дверь. Я начинала привыкать к несчастному выражению на его лице, но мне не было стыдно. Эгоистка я, конечно, но что делать, если жутко не хочется смотреть в глаза Уклюйко? Пусть Олег с этим разберется, мой верный паж, мой юный донкихот!
Несмотря на страстный внутренний монолог, меня раздирали противоречия. Убеждения в собственной правоте как не бывало — и с Егором я поступила подло, и профнепригодной оказалась, и Олега использую, словно последняя стерва. Чтобы хоть как-то примирить себя с действительностью, я включила автоответчик. Родные да и незнакомые голоса всегда успокаивали меня.
Посланий накопилось множество. Мама просила быть дома в выходные дни. Лелька приглашала в гости, Лика беспокоилась и грозилась пойти в милицию, если я не дам о себе знать к вечеру. Я перезвонила ей первой.
— Слава богу, ты уже приехала! — вздохнула на том конце провода сестренка. — Я места себе тут не нахожу.
— А что случилось?
— Ха! Да ничего, кроме твоего неожиданного отъезда. Ты так внезапно собралась, что я решила, будто тебя уже держат на мушке и заставляют нести всякую чушь в трубку.
Я рассмеялась:
— Да нет, ничего подобного. Просто мне захотелось развеяться, вот сгоняла на юг.
— Ты правда ездила на юг? — недоверчиво переспросила Лика. — Что, самолетом?
— Нет.
— Поездом?! Получается, ты там меньше суток была? Ну ты сумасшедшая!
— Видела Егора. У него там выставка.
— А, тогда ясно, чего ты так сорвалась. Могла бы предупредить…
— Да я сама не знала, — призналась я, — ты, кстати, сейчас где? Ну приезжай тогда, поговорим нормально.
— Хорошо, — обрадовалась сестра, — значит, у тебя можно на пару дней остановиться? Я, наверное, с гостиницей-то промахнулась, еще пару дней — и останусь без гроша.
— Приезжай, и этот вопрос утрясем.
В ожидании Лики я приняла душ, разобрала вещи, в том числе свои нелепые покупки, которые решила просто раздарить. Хорошо, когда есть, кому дарить. Эта мысль принесла мне такое наслаждение, что, раскладывая вещи по полочкам, я стала напевать что-то задорное. Звонок телефона я, видимо, не услышала, поэтому здорово испугалась, когда вдруг включился автоответчик.
— Марина, возьми трубку, пожалуйста, — сказал голос Егора.
Я опустилась на кровать и притихла, словно меня застали на месте преступления.
— Марина, я волнуюсь. Что за люди у тебя там? Как ты? Ты доехала? Ну возьми же эту чертову трубку!
Дыхание у меня сбилось. Я смотрела на телефон, будто ожидая, что сейчас оттуда, как джинн из бутылки, выскочит Горька и примется костерить меня на все лады. Взрослая женщина, бог ты мой! Я боялась не его гнева, конечно. Я просто понимала, что поступила неразумно, что я заставила волноваться не только его, но и старого, несчастного Степаныча, который вообще ни в чем не виноват. Но трубку мне брать не хотелось.
Егор перезвонил еще раз:
— Марина, я приеду через три дня, раньше не могу. Пожалуйста, никуда не исчезай. Нам надо поговорить. Я все тебе объясню. Я люблю тебя, малыш. Дождись меня!
Хорошего настроения как не бывало! Он мне все объяснит — какая честь для меня! Злые слезы катились по щекам, пальцы судорожно сжимали соломенную шляпку, которую я собиралась пристроить на вешалку в прихожей. Я убеждала себя обратить внимание на его последние слова, но в голове билось другое — «я тебе объясню». К черту объяснения! У него же была возможность рассказать все, но нет — только теперь, когда из-за Степаныча у Горьки нет другого выбора, он готов открыть мне правду. Я огляделась, словно ища, куда спрятаться, словно уже с минуты на минуту любимый окажется здесь и заставит меня его выслушивать. Я не хотела, я боялась этого.
И тут раздался звонок в дверь. Я знала, что это Лика, но все равно подпрыгнула от неожиданности. Нервы мои были на пределе.
— Ты чего такая взвинченная?
— У меня к тебе предложение, — затараторила я, — деньги на квартиру у тебя или у твоей мамы?
Лика растерянно моргала.
— Они в банке, я боялась, что потрачу на какую-нибудь ерунду.
— Ладно. Слушай, есть квартирка, не сахар, правда, но зато дешево и быстро. Одно условие — ты пустишь меня пожить на неопределенный срок, хорошо?
— Ничего не понимаю.
— И не надо. Тебе квартира нужна?
Сестра кивнула.
— А мне нужно спрятаться.
— От своих клиентов, да? — Она испуганно зажмурилась.
— Нет, про клиентов я тебе потом расскажу, — нервно хихикнула я, — мне не хочется встречаться с Егором, а у тебя он меня не найдет. Ему и в голову не придет, что я тебе ее продала.
— Почему?
— Повторяю, квартира не сахар. С другой стороны, тебе нужно срочно, а ее продадут в два счета, там уже все документы готовы давным-давно. И опять же — дешево, у тебя останутся деньги на ремонт, мы эту халупу во дворец превратим. А что добираться далеко, это ерунда. Куда тебе больно добираться-то? Ты экзамены все сдала?
— Да не буду я их сдавать! — Лика сосредоточенно потерла ладошкой лоб. — Дело не в этом. Ты мне толком объясни…
— Что объяснять? — разозлилась я. — Приютишь меня на время в этой квартире, и все.
Как всегда, я действовала по наитию — быстро, не раздумывая, словно боялась понять, что в моем решении полным-полно пробелов и обыкновенной глупости. Зачем куда-то уезжать? Почему прятаться?
Я не отвечала на эти вопросы вполне сознательно. Главным сейчас было не столкнуться лицом к лицу с Егором. Мне надо было переждать, затаиться и как-то смириться с тем обманом, который преследовал меня последнее время. Я должна была научиться жить с этим или раз и навсегда перекроить свою жизнь, ведь жизнь без Егора — незнакомого, родного, лживого, молчаливого, любимого моего мужчины — совсем другая жизнь.
— Хорошо, я почти поняла, — все еще растерянно произнесла Лика, — что делать-то надо?
— Едем к хозяйке. Хотя стой, позвонить надо, она ведь там не живет.
Я помчалась к телефону и прыгающими, нервными пальцами набрала номер.
Светлана Николаевна оказалась в Москве, и это обстоятельство давало мне определенный шанс. Голос ее, правда, настораживал.
— Марина? — В первый миг удивленно и рассеянно воскликнула она. — Риелтор?
Потом появились нотки ехидства и недоверия. А позже отчетливо зазвучала безнадежность. Светлана Николаевна никак не хотела поверить, что я сейчас привезу ей покупателя — реального, живого. Ах, душечка, слышалось в ее голосе, все суета сует, ни к чему это и бесполезно!
Я разозлилась, бросила трубку и, схватив Лику за руку, выскочила на улицу. Мы поймали такси и, помаявшись в пробках часа полтора, прибыли на место.
Светлана Николаевна выглядела неплохо — загорелая, в модном брючном костюме, со свежим макияжем, — только тоскливые глаза выдавали ее. Может быть, сказать ей, что счастье в личной жизни еще возможно? Вот продаст она свою халупу, и Владик тотчас прибежит. Не зря же он так подробно меня расспрашивал…
Нет, промолчу. Жалко тетку, по-моему, лучше остаться одной, чем быть с человеком, которому от тебя нужны только деньги. А если я ошибаюсь и Влад действительно привязан к своей престарелой пассии, то он и сам придет. Без всенародных объявлений о продаже!
— Мне вот не удалось Ирину уговорить…
Степаныч глазами окунулся в прошлое, а я молчала. Ириной звали мать Егора, и я ждала, что Степаныч расскажет сейчас о ней. Я мало знала об этой женщине, которая подарила мне Горьку.
— Она как рассудила, — задумчиво произнес Степаныч, — отец, говорит, мальчику, конечно, нужен, но только родной. Другой отцом не станет. Не поверила она мне, понимаешь? Поостереглась. Такая уж натура — лучше, говорит, одна буду тянуть. И правда, одна осталась. А ведь любила меня… В Москву уехала даже, чтобы подальше, чтобы не мучиться самой и меня не мучить.
— Как — в Москву? — опешила я.
— В Москву, в Москву, — кивнул Степаныч. Мне показалось, что потолок сейчас обрушится.
Ложь наслаивалась на ложь, и эта громадная тяжесть обмана опрокинулась мне на плечи, придавив к земле.
— Она ведь в Краснодаре живет…
— Жила… Да ты что, не знала? Марин, ты чего такая? Водички вот попей-ка, что ты? Они уж сто лет как переехали из Краснодара-то.
— Они? — тупо переспросила я.
— Ирина с Егором. Он только школу закончил, они и уехали. Да что ты бледная-то какая? Он не говорил тебе разве?
— Нет. Я думала, она в Краснодаре до сих пор.
— Господи… А я-то, старый дурак… Марина, ты с ним поговори. Обязательно поговори, слышишь? Он, значит, тебе не рассказывал… Ты, стало быть, и не знаешь, а я-то…
У меня было такое ощущение, что Степаныч имеет в виду что-то еще, чего я не знаю. Но сил спрашивать уже не было, к тому же я понимала, больше он ничего не расскажет. Я знала одно — Горька врал мне даже больше, чем я думала.
Я лежала в постели рядом с ним, но его большое тело не казалось уже защитой, опорой. Я боялась ненароком коснуться его, словно боялась испачкаться. Что еще он приготовил мне, какую еще ложь мне придется выслушать на этот раз? Конечно, может быть, Горька не будет оправдываться, не будет отпираться, если я прижму его к стенке всем этим — изменами, недомолвками, враньем. Возможно, он признается и расскажет мне наконец правду. Но нужна ли мне эта правда? Зачем она мне теперь?
Я чувствовала себя маленькой, обиженной девочкой, которая и понятия не имела о том, что мир полон обмана. Куда ни ступи — обман! Свернувшись калачиком, я плакала — безмолвно, про себя, — глаза оставались сухими, сердце билось ровно, но душа моя, будто грязная половая тряпка, выжимала саму себя, выжимала всю ту грязь, которую собрала она не по своей воле. Выжимала, но сил не хватало, чтобы очиститься целиком, и я смирилась с этим. Что мне еще оставалось?
…Крадучись, я вышла в коридор и порадовалась тому, что не успела разобрать вещи. Рюкзак на плечи, и готово. Я не боялась разбудить Степаныча — он спал на балконе, и спал крепко, как и его несостоявшийся приемный сын. На кухне я оставила записку, в которой ничего не объясняла, а просто просила не беспокоиться.
Есть ли здесь такси?
Оказалось, нет, но какой-то частник все же попался мне, когда я уже выходила из Новомихайловки в направлении Туапсе. Через полчаса, заплатив сумасшедшую сумму, я была доставлена к вокзалу.
Солнце еще не окрепло, но, отодвинув засаленную занавеску, я увидела горы, которые оставались позади, и полоску моря, едва поспевающую за поездом. Скоро я увижу Москву, никаких гор, никакого моря, ничего, что бы напоминало эти безумные сутки под палящими лучами. Я вдруг почувствовала, что меня сотрясает дрожь. То был всего лишь истерический смех — я поняла, что моя мама права и что ничто на свете не приходит и не уходит просто так. Благодаря своему бессмысленному, паническому страху я сбежала из столицы. И получалось, что я приехала сюда, чтобы расстаться с Егором, чтобы еще раз окунуться в его ложь и уже навсегда всплыть на поверхность, пусть эта поверхность и имеет другое имя — одиночество. Я не смогу ни простить, ни забыть такое нагромождение обмана, я не смогу жить с человеком, который не считается со мной, не доверяет мне. Пусть это и тот самый человек, которого я полюбила и люблю, который приносил кроме обид много радости, который вешает на стену мою фотографию и смотрит на меня растерянными, влюбленными, ожидающими глазами. Эти глаза не обманывали, когда он целовал меня, прижимал к груди, говорил о любви. Быть может, это и есть главное, а об остальном не надо и думать? Я не знала, как отделить шелуху от семян, не знала, нужно ли это делать. Егор так и не сказал мне главного, я просто не успела задать ему этот вопрос: хочет ли он жить со мной? нужна ли я ему?
Ночью я не спала. Мне представлялось, как Горька мечется на вокзале, ожидая поезда, чтобы поехать следом за мной. А то наоборот — я видела его спокойное, улыбающееся лицо, взгляд, устремленный на фотографии, руки в карманах. Небрежной походкой он движется вдоль выставочного зала, кивает знакомым, вечером пьет вино в каком-нибудь кабаке и совсем не думает о женщине, рядом с которой прожил год и которая сейчас сбежала от него и его выдуманных историй.
Я ворочалась без сна, матрас казался невероятно жестким, простыня сбивалась. Раз десять за ночь я выходила курить в тамбур, и теплый ветер трепал мне волосы и овевал измученное лицо. Утром, когда проводница стала разносить чай и пассажиры задорно зашелестели пакетами с едой, я вдруг почувствовала невероятный голод. Вагон-ресторан, как назло, уже был закрыт, мы подъезжали к Москве. Я выбежала из поезда, как только он остановился, и, не чувствуя тяжести рюкзака, помчалась к ларькам с чебуреками и шаурмой. Денег хватило только на два пирожка с капустой, но я и этим осталась довольна. Пожалуй, только в студенческие времена мне приходилось есть так жадно и так весело, сидя на рюкзаке и глазея по сторонам. Мной вдруг овладел какой-то задор, даже азарт, будто жизнь неожиданно обернулась ко мне улыбающимся лицом и поманила за собой. Я не знала, хватит ли мне сил сделать хотя бы шаг в правильном направлении, но у меня была уверенность, что стоит хотя бы попытаться. Я закурила, шум и суета вокзала не раздражали меня, как раньше, а внушали какое-то священное чувство — я видела, что вокруг люди, что они спешат куда-то, и на их лицах озабоченность, ожидание, робкая надежда. Во всем этом ощущалась крепкая, непоколебимая власть — сила жизни, которая заставляла двигаться вперед, грустить и смеяться, прощаться и любить. Я поднялась и быстро зашагала к метро.
Сотовый затрезвонил, как только я вышла из подземки на улицу.
— Марина, нам нужно встретится! — услышала я взволнованный голос Олега и онемела от возмущения. — Алло? Ты слышишь? Ты сейчас дома? Я подъеду…
— Не смей! — заорала я, машинально отмечая, что на меня оглядываются прохожие и дяденьки в милицейской форме. — Я все знаю!
— Знаешь? — растерянно прозвучал его голос.
— А как же, — ехидно произнесла я, — ты думал, что один такой умный? Думал, я не догадаюсь, кто все это затеял? Решил, что я поверила в твою любовь?!
— Мариночка, ты что плетешь?
— Пошел ты на хрен, вот что!!!
Я судорожно вздохнула и засунула ни в чем не повинный телефон на самое дно сумки, хорошенько примяв его шлепанцами. Как же посмел этот болван мне позвонить после всего, что он сделал? Как у него только наглости хватило? Стоп, это не главный вопрос, главный — зачем он сделал это? Позлорадствовать? Но голос Олега был скорее растерянным, чем злорадным. Может быть, я снова ошиблась, в последнее время я уже привыкла к собственным промахам и готова была принять следующий. Чтобы спокойно поразмыслить, я уселась на первую попавшуюся лавочку возле метро, достала виноград, который везла Лелькиным ребятам, и принялась отщипывать ягодки. Еда всегда помогала мне сосредоточиться, вот так жую чего-нибудь, а мозги работают-работают. Правда, сейчас это не было столь очевидным — все мысли крутились вокруг лакомства, словно подсознание поставило защиту и запретило мне думать о моих неудачах. Но ведь они были, были! Да еще какие! И теперь важно понять, в чем я ошиблась — в любви Олега или в подозрении, что он подставил меня. Я присвистнула от собственной логики и чуть было не подавилась косточкой. А вообще-то что толку прикидывать да рассуждать?!
Я решительно набрала сотовый Олега.
— Жду тебя через полчаса, — рявкнула я в трубку почти скороговоркой, не давая ему времени ни возразить, ни продолжить беседу.
Я не успела даже умыться с дороги, когда раздался звонок в дверь. Вместо приветствия Олег протянул мне роскошный букет.
— Проходи, — благосклонно разрешила я.
— Марин, я все знаю, — скорбно возвестил он, располагаясь на кухне, — только ты зря думаешь, что это все я организовал. Ты же это мне пыталась сказать?
— Что ты знаешь? — настороженно уточнила я.
— Что тебя подставили. Я слышал разговор мамы и Уклюйко.
— Они знакомы? — От удивления я забыла дышать и резко закашлялась.
Олег осторожно постучал мне по спине, его ладонь как будто нечаянно съехала ниже. Я треснула этого молокососа букетом по затылку.
— Извини. Давай я цветы пристрою, а то стоишь с ними как монумент.
Он медленно налил в вазу воду и поставил букет.
— Не увиливай от ответа! — взвизгнула я, сгорая от нетерпения.
— Да, представь себе, они давние подруги.
— Твоя мама и Эдуард?! — выдавила я.
— Нет! Моя мама и Алла Николаевна. Ты, Мариночка, что-то не в себе, — Олег озабоченно смотрел на меня, — ты присядь…
— Так, значит, все-таки Алла, — протянула я, не обращая внимания на его последние слова.
— Да, именно Алла. Я чуть с ума не сошел, когда случайно услышал их разговор о Марине, которую они так ловко провели. Честно говоря, я въехал не сразу… Но стал подслушивать и чем дальше, тем больше офигивал!
Я бросила на Олега взгляд, полный изумления. Этот парень явно изменился с нашей последней встречи — руки распускает, развязно разговаривает. И вообще, вид у него странный — какой-то неприбранный, что ли.
— С тобой все в порядке?
— Со мной-то все нормально, — грустно ответил он, — а вот ты… Я как представлю… Ты только не перебивай меня, ладно? Я тебе деньги принес, мать отказалась возвращать, так я свои отдам. И не смотри так! Это твои деньги.
— Если на то пошло, это деньги Уклюйко.
— Он тут ни при чем, — вздохнул Олег, — Алла Николаевна говорила, что он тебе доверяет и даже забыл о задатке, просто терпеливо ждал результатов. Она так радовалась, что ей удалось провести мужа. Ты не суди ее строго, Марин! Я много думал… Она просто несчастная баба, решила, что так сможет его удержать, что он пойдет на попятную и не станет разводиться и квартиру разменивать.
Ноги меня не держали, я села за стол с несчастным вздохом.
— Я и не сужу ее, — задумчиво произнесла я, — мне самой такая идея в голову приходила. Я такая же несчастная, как и она.
— В смысле?
— Егор от меня уходит, покупает себе квартиру. А я решила его остановить и эту квартиру перекупить…
— Что за бред?!
— Я уже передумала, но совсем недавно была уверена, что это сработает.
— Вот-вот, Алла Николаевна говорила о том же. Вы что, с ума все посходили? Что за люди эти женщины?!
Последние свои слова Олег обратил к потолку, высоко вскинув голову.
— Тебе за маму стыдно? — догадалась я вдруг. Олег молча кивнул.
— Я так понимаю, она квартиру и не собиралась продавать, да?
— Да, ее Уклюйко просто подговорила. Еще она о каких-то покупателях рассказывала: мол, ребята эти просто мастера на все руки. И артисты, и служба безопасности…
Я вздрогнула. Ну точно, так и есть — мужик в спортивном костюме, которого я засекла у ларька, был первым покупателем, тем самым, что собирался разменивать две двушки на квартиру Уклюйко. Вот почему его лицо было таким знакомым!
— Я хотел сразу же все тебе рассказать. Я сначала и не понял толком, только догадался, что ты срочно должна найти других покупателей, иначе прогоришь… А потом узнал, что ты уже маме задаток отдала. Они так потешались… Прости, Мариночка!
Он снова походил на принца, только теперь это был несчастный и неприкаянный наследник престола, узнавший, что короли не только правят миром, но и элементарно врут, двурушничают, ставят подножки придворным. Да, Олег не понимал свою мать, но раньше он хотя бы уважал ее. Теперь этого не будет.
— Ты и мать-то не очень осуждай, — хрипло произнесла я, — она просто решила сыграть, развеяться…
— Ни фига себе игрушки! — дурным голосом завопил он.
— Ладно, успокойся, давай чаю попьем, и ты мне еще раз все по порядку расскажешь…
Мы сидели у меня на кухне третий час. Олег вольготно расположился на подоконнике и, раскачивая ногой, строил разные предположения по поводу Уклюйко. Время от времени я вставляла свои замечания по теме. Я не знаю, были ли наши догадки верны, и, наверное, никогда не узнаю. Ясно одно — меня действительно подставили, и хорошо еще, что не из-за меня самой, а по другому поводу. Из-за любви. И это их в какой-то мере оправдывало. Но Олег только недоверчиво хмыкнул, когда я высказала эту мысль.
— Какая там любовь, она за деньги замуж выходила, а не за Эдика. Эдик — мировой мужик, и я уверен, что он тут ни при чем.
— Он же звонил мне! — напомнила я. — Спрашивал насчет задатка, и именно тогда, когда я его уже отдала.
— Ты говорила, — кивнул Олег и задумался, — наверное, Аллочка стояла у него над душой. Ну или сказала, что согласна на развод, только чтобы он быстрее все оформлял. Вот он и хотел поторопить тебя с квартирным вопросом.
Так мы с Олегом и прикидывали, что к чему. Из разговора двух подружек он понял многое, но не все, и на оставшиеся вопросы мы пытались сейчас найти ответы. Я даже не задумывалась, зачем это надо. Олегу уж точно не имело смысла в этом участвовать, однако он все сидел и высказывал разные предположения и дрыгал ногой как заведенный и пил нескончаемый чай.
— А я тебя видела, когда ты приезжал сюда, — вдруг вспомнила я.
— Значит, ты дома была?
— Ага. Только я думала, что это ты во всем виноват, и не стала дверь открывать. Прости, а? Так гадко на душе, когда ошибаешься в людях! А еще гаже, когда в самой себе. Я ведь считала себя сильной особой, а так перепугалась от угроз какой-то стервочки! Представляешь, за всю мою практику ничего подобного со мной не случалось! Сама-то я и обманывала, и подставляла, и даже обсчитывала. Юлила сколько раз! Умалчивала что-то или, наоборот, многое преувеличивала!
— Марин, успокойся, не надо.
— Надо! Я ведь никогда не думала, что со мной могут поступить так же, я просто была уверена в том, что всесильна. Гордыня обуяла!
— Марина! — Окончательно испуганный моим монологом, Олег вскочил с подоконника.
Я продолжала саморазоблачаться:
— Ты помнишь, говорил, что я должна стать счастливой? Что должна полюбить себя? Как, Олежек? Мне от самой себя тошно! Я трусливая, лживая тварь! Я подводила людей и в конце концов подвела саму себя.
— Успокойся, ведь теперь деньги есть, отдашь все до копейки этим Уклюйко и помашешь ручкой.
— При чем здесь они? — Я посмотрела на Олега с сожалением.
Он не понял, не смог меня понять. Был бы здесь Егор… Горька бы сумел уловить самую суть в моем путаном монологе. Горька всегда меня слышал.
А я его? Неужели даже любимый пострадал от моей гордыни? Я не хотела замечать, что вокруг меня люди и что у каждого из них свои мечты, свои страхи и обиды. Я не хотела знать, почему Егор не говорит мне правды, было важно лишь одно — он лжет. А почему, почему? Мотивы не интересовали меня. Я схватывала лишь то, что лежало на поверхности, и страдала.
— Алло?
Голос Олега прервал мои размышления. Я вяло прислушалась. Олег был в коридоре и с кем-то говорил по телефону.
Может быть, позвонил своей матери и просит прощения? А за что, интересно? «Как это — за что?» — тут же спрашиваю себя. Всегда есть за что просить прощения, всегда и каждому. Но у меня, наверное, не хватит на это ни сил, ни храбрости.
Я не успевала додумать.
— Марин, это Егор, — заглянул в кухню Олег, — я замучился ему объяснять, кто я такой.
— Э…
Все, что способна я сейчас произнести.
— Телефон звонил, звонил, а ты сидела как памятник! Я решил взять трубку, — пояснил торопливо Олег, отводя взгляд от моего растерянного лица, — а тут Егор…
— Скажи, что меня нет, — выдохнула я.
— А чего я тут делаю? — понизил голос Олег.
— Трамвая ждешь! «Чего», «чего»… Скажи, что ты рабочий, ну слесарь, я не знаю.
— Да ответь ты ему, и дело с концом, — впихнул он мне в руку трубку.
Я посмотрела на аппарат, словно это было опасное животное.
— Убери. Я не буду с ним разговаривать.
— Хорошо, — неожиданно послушно сказал Олег и четко проговорил в трубку: — Она с вами разговаривать не желает.
— Ты чего? Ну зачем?
Я горестно всплеснула руками, Олег отнес телефон на место и вернулся со зверским выражением на лице.
— Чего ты мужика мучаешь?
— Олег, ты не сердись на свою маму, она у тебя нормальная баба. Ей скучно просто.
Олег резко взял меня за плечи:
— Перестань мне зубы заговаривать! Я все про маму знаю, а вот ты про свою жизнь не понимаешь ни черта!
— Олег, ну где твое воспитание?!
— Марина! Хватит дурака валять! Возьми себя в руки.
Я помолчала, размышляя.
— Хорошо, но у меня к тебе просьба. Забери свои деньги и вали отсюда.
— Это твои деньги, — упорствовал Олег, — если хочешь, поедем отдадим их Эдику, но даже это будет ошибкой. Ты и так нервы натрепала. Теперь они тебе должны моральную компенсацию…
— Что сказал Егор? — неожиданно для самой себя поинтересовалась я.
— Ну он, кажется, сначала решил, что не туда попал. Потом я сказал, что ты сейчас подойти не можешь. Потом он стал кричать и допрашивать меня. Потом ты велела его послать…
— Я ничего такого не говорила!
— Говорила! А он, между прочим, беспокоился, по голосу заметно.
От слов Олега мне стало не по себе. Действительно, как Егору не беспокоиться?! Позвонил любовнице, а вместо нее какой-то мужик отвечает, а самой ее нет, а должна уже давно приехать. Словом, одно наслаивается на другое, и в результате тысяча поводов для беспокойства.
— Ладно, проехали, — сказала я Олегу, — а с деньгами давай договоримся так: ты их сам и отвезешь, ага? Не затруднит?
— Нет, — буркнул он, — но ты не права.
— Все, Олежек, я устала. Прости, что так тебя напрягаю.
Он ушел, аккуратно прикрыв дверь. Я начинала привыкать к несчастному выражению на его лице, но мне не было стыдно. Эгоистка я, конечно, но что делать, если жутко не хочется смотреть в глаза Уклюйко? Пусть Олег с этим разберется, мой верный паж, мой юный донкихот!
Несмотря на страстный внутренний монолог, меня раздирали противоречия. Убеждения в собственной правоте как не бывало — и с Егором я поступила подло, и профнепригодной оказалась, и Олега использую, словно последняя стерва. Чтобы хоть как-то примирить себя с действительностью, я включила автоответчик. Родные да и незнакомые голоса всегда успокаивали меня.
Посланий накопилось множество. Мама просила быть дома в выходные дни. Лелька приглашала в гости, Лика беспокоилась и грозилась пойти в милицию, если я не дам о себе знать к вечеру. Я перезвонила ей первой.
— Слава богу, ты уже приехала! — вздохнула на том конце провода сестренка. — Я места себе тут не нахожу.
— А что случилось?
— Ха! Да ничего, кроме твоего неожиданного отъезда. Ты так внезапно собралась, что я решила, будто тебя уже держат на мушке и заставляют нести всякую чушь в трубку.
Я рассмеялась:
— Да нет, ничего подобного. Просто мне захотелось развеяться, вот сгоняла на юг.
— Ты правда ездила на юг? — недоверчиво переспросила Лика. — Что, самолетом?
— Нет.
— Поездом?! Получается, ты там меньше суток была? Ну ты сумасшедшая!
— Видела Егора. У него там выставка.
— А, тогда ясно, чего ты так сорвалась. Могла бы предупредить…
— Да я сама не знала, — призналась я, — ты, кстати, сейчас где? Ну приезжай тогда, поговорим нормально.
— Хорошо, — обрадовалась сестра, — значит, у тебя можно на пару дней остановиться? Я, наверное, с гостиницей-то промахнулась, еще пару дней — и останусь без гроша.
— Приезжай, и этот вопрос утрясем.
В ожидании Лики я приняла душ, разобрала вещи, в том числе свои нелепые покупки, которые решила просто раздарить. Хорошо, когда есть, кому дарить. Эта мысль принесла мне такое наслаждение, что, раскладывая вещи по полочкам, я стала напевать что-то задорное. Звонок телефона я, видимо, не услышала, поэтому здорово испугалась, когда вдруг включился автоответчик.
— Марина, возьми трубку, пожалуйста, — сказал голос Егора.
Я опустилась на кровать и притихла, словно меня застали на месте преступления.
— Марина, я волнуюсь. Что за люди у тебя там? Как ты? Ты доехала? Ну возьми же эту чертову трубку!
Дыхание у меня сбилось. Я смотрела на телефон, будто ожидая, что сейчас оттуда, как джинн из бутылки, выскочит Горька и примется костерить меня на все лады. Взрослая женщина, бог ты мой! Я боялась не его гнева, конечно. Я просто понимала, что поступила неразумно, что я заставила волноваться не только его, но и старого, несчастного Степаныча, который вообще ни в чем не виноват. Но трубку мне брать не хотелось.
Егор перезвонил еще раз:
— Марина, я приеду через три дня, раньше не могу. Пожалуйста, никуда не исчезай. Нам надо поговорить. Я все тебе объясню. Я люблю тебя, малыш. Дождись меня!
Хорошего настроения как не бывало! Он мне все объяснит — какая честь для меня! Злые слезы катились по щекам, пальцы судорожно сжимали соломенную шляпку, которую я собиралась пристроить на вешалку в прихожей. Я убеждала себя обратить внимание на его последние слова, но в голове билось другое — «я тебе объясню». К черту объяснения! У него же была возможность рассказать все, но нет — только теперь, когда из-за Степаныча у Горьки нет другого выбора, он готов открыть мне правду. Я огляделась, словно ища, куда спрятаться, словно уже с минуты на минуту любимый окажется здесь и заставит меня его выслушивать. Я не хотела, я боялась этого.
И тут раздался звонок в дверь. Я знала, что это Лика, но все равно подпрыгнула от неожиданности. Нервы мои были на пределе.
— Ты чего такая взвинченная?
— У меня к тебе предложение, — затараторила я, — деньги на квартиру у тебя или у твоей мамы?
Лика растерянно моргала.
— Они в банке, я боялась, что потрачу на какую-нибудь ерунду.
— Ладно. Слушай, есть квартирка, не сахар, правда, но зато дешево и быстро. Одно условие — ты пустишь меня пожить на неопределенный срок, хорошо?
— Ничего не понимаю.
— И не надо. Тебе квартира нужна?
Сестра кивнула.
— А мне нужно спрятаться.
— От своих клиентов, да? — Она испуганно зажмурилась.
— Нет, про клиентов я тебе потом расскажу, — нервно хихикнула я, — мне не хочется встречаться с Егором, а у тебя он меня не найдет. Ему и в голову не придет, что я тебе ее продала.
— Почему?
— Повторяю, квартира не сахар. С другой стороны, тебе нужно срочно, а ее продадут в два счета, там уже все документы готовы давным-давно. И опять же — дешево, у тебя останутся деньги на ремонт, мы эту халупу во дворец превратим. А что добираться далеко, это ерунда. Куда тебе больно добираться-то? Ты экзамены все сдала?
— Да не буду я их сдавать! — Лика сосредоточенно потерла ладошкой лоб. — Дело не в этом. Ты мне толком объясни…
— Что объяснять? — разозлилась я. — Приютишь меня на время в этой квартире, и все.
Как всегда, я действовала по наитию — быстро, не раздумывая, словно боялась понять, что в моем решении полным-полно пробелов и обыкновенной глупости. Зачем куда-то уезжать? Почему прятаться?
Я не отвечала на эти вопросы вполне сознательно. Главным сейчас было не столкнуться лицом к лицу с Егором. Мне надо было переждать, затаиться и как-то смириться с тем обманом, который преследовал меня последнее время. Я должна была научиться жить с этим или раз и навсегда перекроить свою жизнь, ведь жизнь без Егора — незнакомого, родного, лживого, молчаливого, любимого моего мужчины — совсем другая жизнь.
— Хорошо, я почти поняла, — все еще растерянно произнесла Лика, — что делать-то надо?
— Едем к хозяйке. Хотя стой, позвонить надо, она ведь там не живет.
Я помчалась к телефону и прыгающими, нервными пальцами набрала номер.
Светлана Николаевна оказалась в Москве, и это обстоятельство давало мне определенный шанс. Голос ее, правда, настораживал.
— Марина? — В первый миг удивленно и рассеянно воскликнула она. — Риелтор?
Потом появились нотки ехидства и недоверия. А позже отчетливо зазвучала безнадежность. Светлана Николаевна никак не хотела поверить, что я сейчас привезу ей покупателя — реального, живого. Ах, душечка, слышалось в ее голосе, все суета сует, ни к чему это и бесполезно!
Я разозлилась, бросила трубку и, схватив Лику за руку, выскочила на улицу. Мы поймали такси и, помаявшись в пробках часа полтора, прибыли на место.
Светлана Николаевна выглядела неплохо — загорелая, в модном брючном костюме, со свежим макияжем, — только тоскливые глаза выдавали ее. Может быть, сказать ей, что счастье в личной жизни еще возможно? Вот продаст она свою халупу, и Владик тотчас прибежит. Не зря же он так подробно меня расспрашивал…
Нет, промолчу. Жалко тетку, по-моему, лучше остаться одной, чем быть с человеком, которому от тебя нужны только деньги. А если я ошибаюсь и Влад действительно привязан к своей престарелой пассии, то он и сам придет. Без всенародных объявлений о продаже!