Страница:
— Точнее, меня не ограбили, но дверь взломали.
— И ничего не взяли? Я честно огляделась.
— Нет, ничего. Правда, мама забрала мои кроссовки, собралась бегать по утрам. Но это ерунда, у меня еще пара есть.
— Погоди, — недоуменно перебила меня Лелька, — при чем тут твоя мама?
— Ну она опять жениха приводила. Вчера «Гвидона», а сегодня милиционера. Он-то дверь и взломал, ему все можно.
— Запутала ты меня, — пожаловалась подруга.
— Я и сама запуталась, — всхлипнула я.
— Чего ревешь-то? Мент не понравился? Или ты мне не все рассказала?
— Не все, — призналась я, — давай я буду есть и рассказывать.
Лелька милостиво разрешила, и я принялась жевать холодную рыбу, запивая томатным соком и, чавкая, излагать свои беды…
— Теперь все? — удовлетворенно спросила подруга, когда я закончила описывать маразматика Прохоренкова и семью сумасшедших Уклюйко.
— Да, — не очень уверенно ответила я.
— А Горька?
— Что — Горька?
— Он звонил?
— Он не звонил, звонили только по поводу Сени.
— А Горька?
— Ну что ты как попугай! — раздраженно прикрикнула я, соображая, как уйти от опасной темы.
— Значит, Егор Дмитриевич в опале, — сделала вывод Лелька, — что случилось на этот раз?
— Я застала его с другой!
— Ты серьезно? Ну я так и знала! Вот козел! Вот бабник! — Подружка так разошлась, что мне даже не хотелось ее останавливать. Приятно было слышать, что ты хорошая и замечательная, а мужчина, который дурачил тебя, просто идиот!
— Ладно, — выдохлась Лелька, — рассказывай все по порядку. Где? Когда? Какая она из себя?
— Кто?
— Как это — кто? Как это — кто? Эта чувиха, на которую он тебя променял?
— Лелька, как ты выражаешься? — в который раз поразилась я. — Просто подростковый сленг какой-то!
— А чего ты удивляешься? У меня дочь подросток, и вообще дело не в этом. Рассказывай.
— Да не о чем рассказывать, — я вздохнула, — мы столкнулись, когда он выходил из чужой квартиры, а когда я спросила, что он тут делает, Горе сказал, что выгуливал собаку друга. Ньюфаундленда, что ли…
— Ну? — не поняла подруга. — А дальше-то?
— Ничего. Отвез Палыча, потом меня и поехал на работу.
— Палыч — это кто?
— Да маразматик. Такой смешной, я же только что тебе рассказывала.
— Погоди, погоди, — затарахтела Лелька, — при чем здесь маразматики? Баба с ним была или нет?
— Ты что, сдурела? Ему скоро восемьдесят!
— Кому?! — опешила подруга.
— Палычу, а ты про кого?
Она немного помолчала, видимо устанавливая равновесие.
— С Егором-то что? — рявкнула наконец Лелька. — Была баба или не была? С кем ты его застала-то?
— А… Да я это так ляпнула, в сердцах. Были у меня подозрения, — объяснила я, — нет, правда, что еще за ньюфаундленд? И вообще, какой идиот Горюшке собаку доверит?
— Ну и дура ты, Викторовна, — вздохнула Лелька, — ни фига не застала, а воешь! В общем, так, приезжай ко мне — и поговорим нормально. А то потом мне на свидание с будущим супругом бежать…
— Вот, значит, как! — возмутилась я. — Опять хочешь меня нянькой приставить к своим обормотам?
— Мариночка, ну тебе все равно делать нечего, — заныла подруга.
Уж лучше бы она этого не говорила, мое сегодняшнее настроение и так было не из лучших. Я высказала Лельке все, что я думала о ней в эту минуту, бросила трубку и, не испытывая ни малейших угрызений совести, отправилась в ванную. Чтобы растянуть время, я провалялась в теплой воде около часа. Потом долго сушила волосы, мазалась кремом, стараясь не смотреть в большое зеркало напротив, чтобы не расстраиваться еще и из-за лишних складок на животе. Несколько раз звонил телефон, но громадным усилием воли я заставляла себя оставаться на месте и на провокацию не поддавалась. Включался автоответчик, некоторые сообщения даже оказывались интересными. Во-первых, несколько раз пробивался уже знакомый голос, настоятельно требуя Сеню. Во-вторых, позвонила Маринка — старшая дочка Лельки — и шепотом попросила меня не приезжать, потому что дядя Валера, с которым моя подруга собралась сегодня в театр, Маринку, Аленку и Мишку как потенциальный отчим не устраивал. Я усмехнулась, козни за спиной подруги ее собственных детей немного развлекли меня. Я знала, что, кроме меня, Лелька никого не оставит со своими сорванцами, следовательно, сегодняшний вечер ей придется провести с ними самой. У меня же другие планы. Потому как между всеми этими звонками возник Егор, который наговорил на автоответчик множество красивых слов извиняющимся тоном влюбленного подростка, признался, что соскучился по мне, назвал свою работу идиотской и пригласил меня в ресторан. «Слава богу, я уже высушила волосы», — была первая моя мысль. Не успела я как следует порадоваться этому обстоятельству, как снова раздался звонок. На этот раз я схватила трубку, словно оголодавшая обезьяна банан.
— Здравствуй, заинька, — мяукнула я в трубку, не сомневаясь, что это любимый.
— Э… — послышалось в ответ.
— Вам кого?
— Марину Викторовну. Это Грушевский, по поводу квартиры.
Ну здрасте-пожалуйста! И чего я не вышла из дома минут пять назад, позвонила бы Горьке из автомата. Грушевский, тот еще зануда, месяца четыре назад задумал обменять свою трешку на Краснопрудной. Вернее, не он задумал, а жена его запилила, потому как госпоже Грушевской не терпелось отселить взрослую дочь, надеясь, что таким образом девушка побыстрее устроит свою личную жизнь. Что-то знакомое виделось в этой ситуации, и я поначалу с удовольствием взялась подыскивать варианты. Однако вскоре выяснилось, что сам Грушевский не готов к таким переменам, на словах он подтверждал полную готовность продать квартиру, на деле — отказывался брать на себя обязательства.
Я попыталась вспомнить его имя-отчество, чтобы вежливо его отфутболить. Но пока я копалась в памяти, Грушевский воспользовался паузой и завел долгий монолог. Он начал с того, как тяжело ему далось решение переехать и лишиться родного угла на старости лет. На протяжении всей его речи я несколько раз пыталась вставить хотя бы словечко, но мне это так и не удалось. Между тем Грушевский плавно сменил тему и теперь вещал о распущенности молодежи, сетовал на бандитов, на бешеные цены, на жульничество и обман, на эпидемию гриппа и так далее. Я положила трубку рядом с аппаратом и стала обуваться. Бас моего клиента был настолько полон праведного гнева и возмущения нынешней действительностью, что мне было его отлично слышно.
— Ну что, Марина Викторовна, можем мы поговорить о деле? — наконец опомнился он.
Я приложила трубку к уху, надеясь, что не ослышалась:
— Вы меня извините, но сейчас я ужасно занята, давайте я сама перезвоню вам…
— Я так не могу, Марина Викторовна! Вы меня без ножа режете!
Я мельком взглянула на часы и выругалась.
— Все! Извините! Вообще рабочий день уже закончен! — выдохнула я на едином дыхании и отключилась.
Кажется, я его потеряла, этого Грушевского. А может, не все так плохо, как кажется? Так или иначе, надо скинуть любимому сообщение на пейджер о том, что я готова мириться. Этого мне хотелось больше всего на свете.
Мы с Егором сидели в ресторане и наслаждались великолепным ужином. Надо признать, что давно нам не было так хорошо, так легко и просто вдвоем. Мы почти не разговаривали, но Егорушка постоянно бросал на меня такие красноречивые взгляды, что слова мне были и неинтересны.
— Как тебе рыба?
Я что-то невразумительно ответила, как раз прожевывая кусочек восхитительной осетрины.
— Мариш, а как ты думаешь, зачем я тебя в ресторан позвал?
— Заем? Покуать? Он рассмеялся:
— Не только покушать. Я хочу кое-что тебе предложить.
Вот оно, господи! Остановись, мгновенье, ты прекрасно!
На глазах у меня выступили слезы, то ли от счастья, то ли от усердия, с которым я прожевывала остатки осетрины. Ну если Горька сейчас не заговорит, я окончательно и бесповоротно подавлюсь, нельзя так мучить человека!
— Горюшка, похлопай! — прошептала я, когда немного пришла в себя. — Да не в ладоши, чудо, мне по спине похлопай.
— Ты подавилась? — удивился Егор. — В осетрине ведь нет косточек.
— Слушай, будешь проводить расследование или все-таки стукнешь меня как следует?
Он стукнул так, что я едва не упала со стула. Настоящий мужчина!
— Что за предложение ты хотел мне сделать? — томным голосом спросила я, расправляя складки на платье.
— Я?! А да извини, я так перепугался за тебя, что все забыл.
— Как — забыл? Почему — забыл?
— Да нет, не совсем забыл, просто отключился.
— Егорушка, не тяни, пожалуйста!
Я придала своему лицу романтическое выражение, ожидая заветных слов от любимого.
— Мариш, я решил, что нам двоим надо хорошенько отдохнуть. У меня, правда, еще проект не завершен, но думаю, что на следующие выходные я смогу вырваться. Ты как на это смотришь?
Я разочарованно молчала. Уик-енд на природе, конечно, здорово, но я ждала вовсе не этого.
— Мариш, ты чего? Тебе не нравится моя идея?
— Очень нравится, — скорбно ответила я и, подумав, спросила: — А как насчет сегодняшнего вечера? Или ты освободил только выходные?
— Мы ведь вместе сейчас, не так ли?
Егор откинулся на спинку стула, внимательно разглядывая меня. Мне всегда от таких его взглядов становилось не по себе, хотелось спрятаться куда-нибудь, но в то же время замереть и сидеть так вечно под прицелом его синих глаз.
— Я имела в виду поздний вечер.
— Ночь? — улыбнулся Егор.
Я кивнула, отворачиваясь, в такие минуты он заставлял меня чувствовать себя ужасно зависимой и неуверенной. Я знала, что сама виновата, я так боялась его потерять, что позволяла своим страхам командовать мной. Любовь делала меня уязвимой — с каждой минутой все больше и больше.
— Ты доела? — неожиданно спросил Егор и, дождавшись моего очередного кивка, предложил: — Тогда пойдем?
— В гостиницу?
— Если хочешь, к тебе.
— Ты останешься на ночь? — прямо спросила я. Обычно он уходил, а я стояла у окна, вглядываясь в темноту, и вытирала рукавом слезы. Егор говорил, что ночами ему хорошо работается и что мой дом — это только мой дом, а ему нужно собственное пространство. Вместе мы просыпались только в гостиничном номере, а еще пару раз в загородном домике его приятелей. Мы были похожи на подростков, встречающихся на чужих квартирах и целующихся по подъездам. Первое время меня это забавляло, потом стало пугать. Ничего постоянного не было между нами, и мне иногда было от этого очень больно. Я знала, Егор причинял мне эту боль не нарочно, я уговаривала саму себя, что люблю его таким, какой он есть, и если он что-то резко изменит в себе, даже эти дурацкие принципы и привычки, это будет уже другой человек. Неизвестно, сумею ли я полюбить того, другого.
Мы приехали ко мне и, срывая в коридоре одежду друг с друга, каким-то образом оказались в спальне.
Шепот Егора, словно ветер, растрепал мои волосы:
— Ты чудесная, ты самая лучшая! Я тебя люблю! Я люблю твои родинки, рассыпанные по белоснежным плечам, твои соломенные кудряшки, твой запах, запах детства, пыльной дороги и парного молока. Я люблю, когда ты вот так обнимаешь меня и твои руки, холодные, белые руки становятся жаркими, а губы дрожат от вожделения и просят любви. Я хочу тебя! Отдайся мне вся, без остатка, ничего не утаивай от меня. Не бойся, милая, я буду нежен, я буду ласков с этими дикими яблочками грудей, с твоей лебединой шейкой, с твоими пересохшими, горячими губами. Иди ко мне!..
Его слова вплывали в мое сердце ласковыми, теплыми волнами, пока мир вокруг не перестал существовать, обрушась на нас тяжелой, сладкой истомой.
А потом наши потные, утомленные тела переплелись на кровати, а души, кажется, были далеко-далеко отсюда.
— Ты спишь? — спросила я позже, напугавшись отчужденной тишины.
— Нет.
— А что же ты делаешь?
— Изучаю, как светотень располагается на ноге…
Утром нас разбудил телефон. Чувствуя, как в голове взрываются миллиарды бомбочек, я попыталась нащупать трубку, в итоге сбила настольную лампу, перевернула пепельницу, ударила Егора, а до телефона так и не добралась.
— Чего? — рявкнул в трубку любимый, не открывая глаз. — Нет ее!
— Кто там? — поинтересовалась я.
— Андрей какой-то. — Тут Егор приоткрыл очи: — Эй, а что за Андрей тебе звонит с утра пораньше?
Ревность у Егора проявлялась довольно своеобразно, поэтому снова мы уснули не скоро. В конце концов, была суббота, и можно было расслабиться. Но вскоре снова раздался звонок. Горька рывком вскочил с кровати:
— У тебя здесь филиал Кремля? Я раньше что-то не замечал!
Я не стала ему напоминать, что раньше он не задерживался у меня больше двух часов, а просто сама взяла трубку.
— Позови Сеню, воровка! — прошипел мне в ухо знакомый уже голос.
— Сама дура! — взбесилась я. — На фига мне твой Сеня сдался? Нет тут никаких Сень! И не будет!
Я с силой вжала трубку в аппарат и несколько секунд сидела оцепенело, приходя в себя. Горька, кажется, смотрел на меня подозрительно.
— Что за Сеня? — наконец ехидно спросил он.
— Да не знаю я! — обессиленно прозвучал мой голос. — Эта идиотка мне уже надоела, звонит и звонит. Наверное, с линией что-то случилось, не зря у нас во дворе рабочие уже неделю околачиваются.
Егор выслушал меня очень внимательно, но выражение его глаз не изменилось.
— Значит, с линией проблемы?
— Конечно! — убежденно ответила я.
— И Сени никакого здесь нет?
— Ты с ума сошел?! Или хочешь меня сумасшедшей сделать? Ты что, с этой бабой заодно?
Я действительно была возмущена, хотя, наверное, раньше мне бы понравилось такое проявление ревности. Сейчас почему-то это только раздражало.
— Мариш, успокойся, я же просто пошутил.
— Ну и шуточки у тебя с утра пораньше, — вздохнула я обиженно, — эта дамочка в поисках своего утраченного Сени меня уже вчера доставала, а сегодня еще ты добавил. Совесть надо иметь.
— Знаешь, Мариш, — задумчиво произнес Егор, — такое только с тобой могло случиться, ты вечно попадаешь в какие-то нелепые истории. То тебя принимают за кого-то другого, то ты сама…
— Перестань обвинять меня черт-те в чем! — обиделась я окончательно.
И тут снова раздался звонок.
Мы некоторое время молча смотрели друг на друга, а потом расхохотались. Я привалилась к Горькиной груди, и его сердце гулко, в бешеном темпе стучалось мне прямо в ухо.
Мы оба не сразу сообразили, что звонят в дверь. А когда поняли, то новый приступ смеха свалил нас обратно в кровать. Звонки между тем продолжались.
— Наверное, за Сеней пришли, — заикаясь от хохота, но притворно хмурясь, предположил Егор.
— Да нет, — поддержала я его игру, изображая на лице серьезную мину, — это Прохоренков решил, что ему будет спокойней пожить у меня. Чтобы КГБ не доставало!
— Ох, Маришка! Даже клиенты у тебя какие-то ненормальные, один этот старикашка чего стоит!
— Он же тебе понравился, — усмехнулась я и передразнила Егора, вспомнив его слова о красивой старости.
Горька в ответ погрозил мне кулаком, я показала ему язык, и каким-то образом мы в обнимку оказались на полу рядом с кроватью. День начинался потрясающе.
— Ты куда? — возмутился Горька, когда я попыталась встать и привести себя в порядок. На лице у него было такое недоумение, словно мне полагалось всю жизнь валяться на полу, хохоча и дрыгая ногами.
— Так звонят, надо же открыть!
— Брось, это наверняка кто-то ошибся дверью, — рассмеялся Егор и потянул меня за руку.
— Ну пусти же. — Я попыталась одновременно сохранить равновесие и серьезное выражение на лице, но ничего не вышло. Я брякнулась обратно на пол с улыбкой от уха до уха, но когда Егор потянулся меня поцеловать, быстро отодвинулась. — Между прочим, мы не одни, — скромно напомнила я.
Егор огляделся, прикидываясь дурачком, потом снова обернулся ко мне.
— Здесь никого нет, — убежденно произнес он, — иди ко мне и ничего не бойся.
Он едва сдерживал улыбку, но я проигнорировала его предложение и снова попыталась встать. Звонки не прекращались, и это здорово раздражало.
— Так что, открывать? — обиженно спросил Егор и двинулся в коридор, бурча что-то себе под нос.
— Горе, погоди! — Я кинулась следом. — Это, наверное, мама…
— Ну вот и познакомимся, — хмуро произнес Горька и потянулся к замку.
— Познакомитесь, а как же! — Я встала у него на пути, прижавшись спиной к двери. — Ты только для начала штаны надень.
— Ой, блин! — И Егор умчался в комнату.
За дверью действительно оказалась мама, да не одна. То есть не много мам, а одна-единственная мама, но с человеком. Словом, мама и жених. Я, как глянула на них, тут же перестала соображать.
— Мам, привет, ты извини, я сейчас убегаю, я занята очень, извини! — Выпалив все это, я захлопнула дверь.
Представив мамино выражение лица, испугалась. Но она сама виновата, это же надо прийти в гости в субботний полдень. Звонок настойчиво повторился.
— Мариш, ты чего? — выглянул Горька.
Я отмахнулась, подождала, пока он снова исчезнет в комнате, и приоткрыла дверь. Мама стала впихивать жениха внутрь, сосредоточенно пыхтя и откашливаясь. Жених не сопротивлялся, это все равно было бесполезно, но я-то так просто сдаваться не собиралась!
— Мама! — грозно произнесла я, когда силы были на исходе. — Идите, погуляйте!
— Владимир, знакомьтесь, это моя дочь Марина, — ангельским голосом сообщила мама, продолжая атаку.
— Очень бдиятно, — насморочным голосом отозвался тот, — а как бы нам войти?
Я еще раз попыталась объяснить, что это вовсе не обязательно, но мама из последних сил толкнула жениха, и мы все оказались в прихожей. На шум выскочил Горе. Не знаю, что там у меня творилось с лицом, но любимый сразу вернулся обратно в комнату.
— Что это был за шум? — спросила мама, судя по всему, не заметив Егора.
— Это мы упали, — объяснил жених.
Я потащила маму на кухню и яростно зашептала, что сейчас не одна и принять их не могу, и вообще, жениха мне не надо, и будет замечательно, если они уйдут прямо сейчас.
— Иначе я за себя не ручаюсь, — закончила я пылко.
— Ты не завтракала еще? — только и спросила мама. — Это хорошо, сейчас вместе поедим. Володенька!
На кухне возник претендент на мою руку. Он был довольно плотного телосложения, это я успела заметить еще в прихожей, когда его угораздило на меня упасть. Лицо у Володеньки пряталось за толстыми очками, жидкие волосики торчали во все стороны, галстук уехал куда-то за плечо. Довольно забавно смотрелась также в его руках сплющенная коробка, по всей вероятности с тортом. Он поставил ее на стол, распахнул пиджак, и из потайного кармашка извлек крохотный букетик ландышей.
— Ваша мама сказала, что это ваши любимые цветы. — Володенька поклонился, демонстрируя очевидную проплешину на затылке.
Я взяла ландыш, сунула их в стакан с заваркой и хмуро уставилась в окно.
— Она с утра всегда такая бука, — мило защебетала мама, — не обращайте внимания, Володя!
И они стали усаживаться за стол. Краем глаза я уловила в коридоре какое-то движение. Егор делал мне оттуда знаки, я в свою очередь как могла показала ему, что если он сейчас уйдет, то мне крышка. С другой стороны, если он выйдет на кухню, неизвестно, как это воспримет мама. Она сама водит ко мне женихов, но продолжает считать меня маленькой, наивной девочкой, которая по ночам спит, вяжет или, в крайнем случае, разгадывает кроссворды. И ничего больше! Мама есть мама.
Тут снова зазвонил телефон. Воспользовавшись моментом, я ускользнула из кухни, плотно прикрыв за собой дверь. Егор встретил меня, подозрительно щурясь:
— Что за тип там на тебя падал?
— Мамин жених, — отмахнулась я и схватила трубку.
— Какой молодой! — восхитился Егор.
— Марина? — уточнил мужской голос, после того как я сняла телефонную трубку и сказала привычное «Алло». — Это Андрей, от Трофимыча. У меня к тебе дело есть. Нет, не по его квартире. Да нет же, все нормально. Мы можем встретиться?
— Да! — закричала я. — Когда?!
Андрея, должно быть, поразила моя готовность.
— Э… — только и сказал он.
— Подробней! — рявкнула я, и тут в голову пришла потрясающая мысль, и я сменила тон на более ласковый: — Слушай, Андрюшенька, ты можешь перезвонить мне минут через пять? Трубку возьмет моя мама, ты представься моим начальником и срочно вызови меня на работу, о’кей?
Андрей присвистнул, сказал, что у меня все очень запущено, но надежда на выздоровление еще остается. Я посоветовала держать его дешевый юмор при себе. В общем, мы договорились.
— Андрюшенька, значит? — скучным голосом поинтересовался Егор. — А на кухне, значит, мамин жених?
— Егорушка, я тебе потом все объясню, ладно? Ты пока посиди здесь тихонечко, а то придется разборки устраивать.
Я прихватила телефонный аппарат и вернулась на кухню. Здесь уже вовсю похозяйничала мама, стол был накрыт, над чашками вился ароматный парок. Я мимоходом поставила телефон на подоконник и села напротив жениха, совершенно счастливо улыбаясь.
— Вы пробуйте плюшки, Володенька, это Марина пекла. — И мама, не моргнув глазом, придвигала гостю тарелку с засахаренными булочками, которые сама же и принесла два дня назад из кондитерской.
— А как она вяжет, а! — Мама била кулаком себя в грудь: — Вот, ее руками, красота ведь!
Между тем на ней красовалась джинсовая рубашка, мама у меня человек модный.
К слову сказать, мне бы даже нравились эти ее показательные выступления на тему «моя дочь — ангел», если бы ничего серьезного за ними не стояло. Но ведь моя «старушка» вкладывала в них душу, а женихи проникались, начинали верить, влюблялись даже, нервы мне трепали. Скорее всего, я бы, пожалуй, нашла среди них подходящего человека и сговорилась с ним без маминой помощи, но маме хотелось участвовать не только в поисках и сватовстве, но и полностью контролировать процесс.
— А Володенька, между прочим, на днях защитил кандидатскую, — сообщила мама между второй и третьей чашкой чаю.
Володенька пошел красными пятнами от смущения, но возражать не стал. И мама продолжала с большим воодушевлением:
— Я же, доченька, тебе рассказывала о Маргарите Васильевне, да? Ну наш проректор на факультете дополнительных профессий. Так вот, Володя — ее внучатый племянник. Они с тетей очень, очень похожи, оба трудолюбивы, скромны, а уж сердце какое у них доброе!
Одно на двоих, что ли, подумалось мне. Я вообще снова начинала волноваться, пять минут прошло давно, а телефон молчал. Надо понимать, если мама перешла ко второй части концерта и стала расписывать достоинства жениха, она настроена серьезно. То бишь в кармане у нее, скорее всего, лежат билеты в театр, куда она нас вскоре начнет усиленно спроваживать. Если я не смоюсь до этого момента под благовидным предлогом; будет буря! В качестве предлога я могла, конечно, предъявить Егора, но тогда будет не буря, а извержение такого вулкана, рядом с которым Везувий почувствовал бы себя обыкновенным пеньком.
— Марина Викторовна, а что вы чай не пьете? — прорезался вдруг кандидат.
Я стала считать про себя слонов, чтобы не сорваться. Но Андрей все не звонил, а в коридоре снова послышалась какая-то возня. Никак Егор дает о себе знать.
— У тебя мыши, доченька? — Чуткое мамино ухо уловило передвижения Горьки. — Пойду гляну, а вы тут поболтайте.
Ага, вот что она задумала! На сей раз ни театра, ни цирка, ни даже похода в музей не будет. Сегодня мама решила тихо удалиться, якобы на рынок за всамделишным котом. Очень свежая идея пришла ей в голову, ничего не скажешь. Однажды, вспомнилось мне вдруг, мама отправила меня с очередным женихом на поиски сбежавшего песика соседки, надеясь, что это нас сблизит. Увы, этого не случилось, да и песика мы не нашли, потому как он преспокойненько сидел дома и никого не трогал. Однако мамина фантазия не знала границ. Сейчас, значит, кот.
— Сиди, мама! — закричала я, вскакивая сама со стула. — У меня нет мышей.
В этот момент зазвони наконец телефон. Я бросилась к нему, забывая свой план, по которому трубку должна была снять моя родительница. Дверь в кухню в эту же секунду распахнулась, и разомлевший от бездельного ожидания Егор заслонил своими плечищами проход:
— Извини, Мариночка, я не понимаю, почему бы нам с твоей мамой не познакомиться прямо сейчас. Чего тянуть-то? Тем более она тоже при мужике — пара на пару. Так сказать, никому скучно не будет, — и, закончив тираду, он сердечно обнял спавшего с лица Володеньку.
Я машинально сказала в трубку «Алло», потом «Да, выезжаю».
Мама сокрушенно покачивала головой и смотрела на Егора как на врага народа. Дескать, вот ты какой, северный олень.
— Ладно, вы тут знакомьтесь, а мне на работу надо, — весело прощебетала я, — да, кстати, Горюшка, это ведь не мамин жених, а мой. То есть не жених, а так…
— Володенька не «так»! — обиделась мама.
— Да чего уж там, Антонина Петровна, — махнул рукой тот, — давайте лучше попробуем реанимировать тортик, а?
— О! — возрадовался Егор, которого к столу, кстати, никто и не приглашал. — И я сладкое люблю!
Я поняла, что все у них получится, быстро отыскала в прихожей незабвенные кроссовки и выскочила на улицу. Отдышавшись, я вдруг поняла, что даже не знаю, зачем иду. Так важно было сбежать из дома, что я забыла поинтересоваться, что, собственно, риелтору может понадобиться от другого риелтора? Нюх у меня отличный, и сейчас я чуяла крупную сделку.
— И ничего не взяли? Я честно огляделась.
— Нет, ничего. Правда, мама забрала мои кроссовки, собралась бегать по утрам. Но это ерунда, у меня еще пара есть.
— Погоди, — недоуменно перебила меня Лелька, — при чем тут твоя мама?
— Ну она опять жениха приводила. Вчера «Гвидона», а сегодня милиционера. Он-то дверь и взломал, ему все можно.
— Запутала ты меня, — пожаловалась подруга.
— Я и сама запуталась, — всхлипнула я.
— Чего ревешь-то? Мент не понравился? Или ты мне не все рассказала?
— Не все, — призналась я, — давай я буду есть и рассказывать.
Лелька милостиво разрешила, и я принялась жевать холодную рыбу, запивая томатным соком и, чавкая, излагать свои беды…
— Теперь все? — удовлетворенно спросила подруга, когда я закончила описывать маразматика Прохоренкова и семью сумасшедших Уклюйко.
— Да, — не очень уверенно ответила я.
— А Горька?
— Что — Горька?
— Он звонил?
— Он не звонил, звонили только по поводу Сени.
— А Горька?
— Ну что ты как попугай! — раздраженно прикрикнула я, соображая, как уйти от опасной темы.
— Значит, Егор Дмитриевич в опале, — сделала вывод Лелька, — что случилось на этот раз?
— Я застала его с другой!
— Ты серьезно? Ну я так и знала! Вот козел! Вот бабник! — Подружка так разошлась, что мне даже не хотелось ее останавливать. Приятно было слышать, что ты хорошая и замечательная, а мужчина, который дурачил тебя, просто идиот!
— Ладно, — выдохлась Лелька, — рассказывай все по порядку. Где? Когда? Какая она из себя?
— Кто?
— Как это — кто? Как это — кто? Эта чувиха, на которую он тебя променял?
— Лелька, как ты выражаешься? — в который раз поразилась я. — Просто подростковый сленг какой-то!
— А чего ты удивляешься? У меня дочь подросток, и вообще дело не в этом. Рассказывай.
— Да не о чем рассказывать, — я вздохнула, — мы столкнулись, когда он выходил из чужой квартиры, а когда я спросила, что он тут делает, Горе сказал, что выгуливал собаку друга. Ньюфаундленда, что ли…
— Ну? — не поняла подруга. — А дальше-то?
— Ничего. Отвез Палыча, потом меня и поехал на работу.
— Палыч — это кто?
— Да маразматик. Такой смешной, я же только что тебе рассказывала.
— Погоди, погоди, — затарахтела Лелька, — при чем здесь маразматики? Баба с ним была или нет?
— Ты что, сдурела? Ему скоро восемьдесят!
— Кому?! — опешила подруга.
— Палычу, а ты про кого?
Она немного помолчала, видимо устанавливая равновесие.
— С Егором-то что? — рявкнула наконец Лелька. — Была баба или не была? С кем ты его застала-то?
— А… Да я это так ляпнула, в сердцах. Были у меня подозрения, — объяснила я, — нет, правда, что еще за ньюфаундленд? И вообще, какой идиот Горюшке собаку доверит?
— Ну и дура ты, Викторовна, — вздохнула Лелька, — ни фига не застала, а воешь! В общем, так, приезжай ко мне — и поговорим нормально. А то потом мне на свидание с будущим супругом бежать…
— Вот, значит, как! — возмутилась я. — Опять хочешь меня нянькой приставить к своим обормотам?
— Мариночка, ну тебе все равно делать нечего, — заныла подруга.
Уж лучше бы она этого не говорила, мое сегодняшнее настроение и так было не из лучших. Я высказала Лельке все, что я думала о ней в эту минуту, бросила трубку и, не испытывая ни малейших угрызений совести, отправилась в ванную. Чтобы растянуть время, я провалялась в теплой воде около часа. Потом долго сушила волосы, мазалась кремом, стараясь не смотреть в большое зеркало напротив, чтобы не расстраиваться еще и из-за лишних складок на животе. Несколько раз звонил телефон, но громадным усилием воли я заставляла себя оставаться на месте и на провокацию не поддавалась. Включался автоответчик, некоторые сообщения даже оказывались интересными. Во-первых, несколько раз пробивался уже знакомый голос, настоятельно требуя Сеню. Во-вторых, позвонила Маринка — старшая дочка Лельки — и шепотом попросила меня не приезжать, потому что дядя Валера, с которым моя подруга собралась сегодня в театр, Маринку, Аленку и Мишку как потенциальный отчим не устраивал. Я усмехнулась, козни за спиной подруги ее собственных детей немного развлекли меня. Я знала, что, кроме меня, Лелька никого не оставит со своими сорванцами, следовательно, сегодняшний вечер ей придется провести с ними самой. У меня же другие планы. Потому как между всеми этими звонками возник Егор, который наговорил на автоответчик множество красивых слов извиняющимся тоном влюбленного подростка, признался, что соскучился по мне, назвал свою работу идиотской и пригласил меня в ресторан. «Слава богу, я уже высушила волосы», — была первая моя мысль. Не успела я как следует порадоваться этому обстоятельству, как снова раздался звонок. На этот раз я схватила трубку, словно оголодавшая обезьяна банан.
— Здравствуй, заинька, — мяукнула я в трубку, не сомневаясь, что это любимый.
— Э… — послышалось в ответ.
— Вам кого?
— Марину Викторовну. Это Грушевский, по поводу квартиры.
Ну здрасте-пожалуйста! И чего я не вышла из дома минут пять назад, позвонила бы Горьке из автомата. Грушевский, тот еще зануда, месяца четыре назад задумал обменять свою трешку на Краснопрудной. Вернее, не он задумал, а жена его запилила, потому как госпоже Грушевской не терпелось отселить взрослую дочь, надеясь, что таким образом девушка побыстрее устроит свою личную жизнь. Что-то знакомое виделось в этой ситуации, и я поначалу с удовольствием взялась подыскивать варианты. Однако вскоре выяснилось, что сам Грушевский не готов к таким переменам, на словах он подтверждал полную готовность продать квартиру, на деле — отказывался брать на себя обязательства.
Я попыталась вспомнить его имя-отчество, чтобы вежливо его отфутболить. Но пока я копалась в памяти, Грушевский воспользовался паузой и завел долгий монолог. Он начал с того, как тяжело ему далось решение переехать и лишиться родного угла на старости лет. На протяжении всей его речи я несколько раз пыталась вставить хотя бы словечко, но мне это так и не удалось. Между тем Грушевский плавно сменил тему и теперь вещал о распущенности молодежи, сетовал на бандитов, на бешеные цены, на жульничество и обман, на эпидемию гриппа и так далее. Я положила трубку рядом с аппаратом и стала обуваться. Бас моего клиента был настолько полон праведного гнева и возмущения нынешней действительностью, что мне было его отлично слышно.
— Ну что, Марина Викторовна, можем мы поговорить о деле? — наконец опомнился он.
Я приложила трубку к уху, надеясь, что не ослышалась:
— Вы меня извините, но сейчас я ужасно занята, давайте я сама перезвоню вам…
— Я так не могу, Марина Викторовна! Вы меня без ножа режете!
Я мельком взглянула на часы и выругалась.
— Все! Извините! Вообще рабочий день уже закончен! — выдохнула я на едином дыхании и отключилась.
Кажется, я его потеряла, этого Грушевского. А может, не все так плохо, как кажется? Так или иначе, надо скинуть любимому сообщение на пейджер о том, что я готова мириться. Этого мне хотелось больше всего на свете.
Мы с Егором сидели в ресторане и наслаждались великолепным ужином. Надо признать, что давно нам не было так хорошо, так легко и просто вдвоем. Мы почти не разговаривали, но Егорушка постоянно бросал на меня такие красноречивые взгляды, что слова мне были и неинтересны.
— Как тебе рыба?
Я что-то невразумительно ответила, как раз прожевывая кусочек восхитительной осетрины.
— Мариш, а как ты думаешь, зачем я тебя в ресторан позвал?
— Заем? Покуать? Он рассмеялся:
— Не только покушать. Я хочу кое-что тебе предложить.
Вот оно, господи! Остановись, мгновенье, ты прекрасно!
На глазах у меня выступили слезы, то ли от счастья, то ли от усердия, с которым я прожевывала остатки осетрины. Ну если Горька сейчас не заговорит, я окончательно и бесповоротно подавлюсь, нельзя так мучить человека!
— Горюшка, похлопай! — прошептала я, когда немного пришла в себя. — Да не в ладоши, чудо, мне по спине похлопай.
— Ты подавилась? — удивился Егор. — В осетрине ведь нет косточек.
— Слушай, будешь проводить расследование или все-таки стукнешь меня как следует?
Он стукнул так, что я едва не упала со стула. Настоящий мужчина!
— Что за предложение ты хотел мне сделать? — томным голосом спросила я, расправляя складки на платье.
— Я?! А да извини, я так перепугался за тебя, что все забыл.
— Как — забыл? Почему — забыл?
— Да нет, не совсем забыл, просто отключился.
— Егорушка, не тяни, пожалуйста!
Я придала своему лицу романтическое выражение, ожидая заветных слов от любимого.
— Мариш, я решил, что нам двоим надо хорошенько отдохнуть. У меня, правда, еще проект не завершен, но думаю, что на следующие выходные я смогу вырваться. Ты как на это смотришь?
Я разочарованно молчала. Уик-енд на природе, конечно, здорово, но я ждала вовсе не этого.
— Мариш, ты чего? Тебе не нравится моя идея?
— Очень нравится, — скорбно ответила я и, подумав, спросила: — А как насчет сегодняшнего вечера? Или ты освободил только выходные?
— Мы ведь вместе сейчас, не так ли?
Егор откинулся на спинку стула, внимательно разглядывая меня. Мне всегда от таких его взглядов становилось не по себе, хотелось спрятаться куда-нибудь, но в то же время замереть и сидеть так вечно под прицелом его синих глаз.
— Я имела в виду поздний вечер.
— Ночь? — улыбнулся Егор.
Я кивнула, отворачиваясь, в такие минуты он заставлял меня чувствовать себя ужасно зависимой и неуверенной. Я знала, что сама виновата, я так боялась его потерять, что позволяла своим страхам командовать мной. Любовь делала меня уязвимой — с каждой минутой все больше и больше.
— Ты доела? — неожиданно спросил Егор и, дождавшись моего очередного кивка, предложил: — Тогда пойдем?
— В гостиницу?
— Если хочешь, к тебе.
— Ты останешься на ночь? — прямо спросила я. Обычно он уходил, а я стояла у окна, вглядываясь в темноту, и вытирала рукавом слезы. Егор говорил, что ночами ему хорошо работается и что мой дом — это только мой дом, а ему нужно собственное пространство. Вместе мы просыпались только в гостиничном номере, а еще пару раз в загородном домике его приятелей. Мы были похожи на подростков, встречающихся на чужих квартирах и целующихся по подъездам. Первое время меня это забавляло, потом стало пугать. Ничего постоянного не было между нами, и мне иногда было от этого очень больно. Я знала, Егор причинял мне эту боль не нарочно, я уговаривала саму себя, что люблю его таким, какой он есть, и если он что-то резко изменит в себе, даже эти дурацкие принципы и привычки, это будет уже другой человек. Неизвестно, сумею ли я полюбить того, другого.
Мы приехали ко мне и, срывая в коридоре одежду друг с друга, каким-то образом оказались в спальне.
Шепот Егора, словно ветер, растрепал мои волосы:
— Ты чудесная, ты самая лучшая! Я тебя люблю! Я люблю твои родинки, рассыпанные по белоснежным плечам, твои соломенные кудряшки, твой запах, запах детства, пыльной дороги и парного молока. Я люблю, когда ты вот так обнимаешь меня и твои руки, холодные, белые руки становятся жаркими, а губы дрожат от вожделения и просят любви. Я хочу тебя! Отдайся мне вся, без остатка, ничего не утаивай от меня. Не бойся, милая, я буду нежен, я буду ласков с этими дикими яблочками грудей, с твоей лебединой шейкой, с твоими пересохшими, горячими губами. Иди ко мне!..
Его слова вплывали в мое сердце ласковыми, теплыми волнами, пока мир вокруг не перестал существовать, обрушась на нас тяжелой, сладкой истомой.
А потом наши потные, утомленные тела переплелись на кровати, а души, кажется, были далеко-далеко отсюда.
— Ты спишь? — спросила я позже, напугавшись отчужденной тишины.
— Нет.
— А что же ты делаешь?
— Изучаю, как светотень располагается на ноге…
Утром нас разбудил телефон. Чувствуя, как в голове взрываются миллиарды бомбочек, я попыталась нащупать трубку, в итоге сбила настольную лампу, перевернула пепельницу, ударила Егора, а до телефона так и не добралась.
— Чего? — рявкнул в трубку любимый, не открывая глаз. — Нет ее!
— Кто там? — поинтересовалась я.
— Андрей какой-то. — Тут Егор приоткрыл очи: — Эй, а что за Андрей тебе звонит с утра пораньше?
Ревность у Егора проявлялась довольно своеобразно, поэтому снова мы уснули не скоро. В конце концов, была суббота, и можно было расслабиться. Но вскоре снова раздался звонок. Горька рывком вскочил с кровати:
— У тебя здесь филиал Кремля? Я раньше что-то не замечал!
Я не стала ему напоминать, что раньше он не задерживался у меня больше двух часов, а просто сама взяла трубку.
— Позови Сеню, воровка! — прошипел мне в ухо знакомый уже голос.
— Сама дура! — взбесилась я. — На фига мне твой Сеня сдался? Нет тут никаких Сень! И не будет!
Я с силой вжала трубку в аппарат и несколько секунд сидела оцепенело, приходя в себя. Горька, кажется, смотрел на меня подозрительно.
— Что за Сеня? — наконец ехидно спросил он.
— Да не знаю я! — обессиленно прозвучал мой голос. — Эта идиотка мне уже надоела, звонит и звонит. Наверное, с линией что-то случилось, не зря у нас во дворе рабочие уже неделю околачиваются.
Егор выслушал меня очень внимательно, но выражение его глаз не изменилось.
— Значит, с линией проблемы?
— Конечно! — убежденно ответила я.
— И Сени никакого здесь нет?
— Ты с ума сошел?! Или хочешь меня сумасшедшей сделать? Ты что, с этой бабой заодно?
Я действительно была возмущена, хотя, наверное, раньше мне бы понравилось такое проявление ревности. Сейчас почему-то это только раздражало.
— Мариш, успокойся, я же просто пошутил.
— Ну и шуточки у тебя с утра пораньше, — вздохнула я обиженно, — эта дамочка в поисках своего утраченного Сени меня уже вчера доставала, а сегодня еще ты добавил. Совесть надо иметь.
— Знаешь, Мариш, — задумчиво произнес Егор, — такое только с тобой могло случиться, ты вечно попадаешь в какие-то нелепые истории. То тебя принимают за кого-то другого, то ты сама…
— Перестань обвинять меня черт-те в чем! — обиделась я окончательно.
И тут снова раздался звонок.
Мы некоторое время молча смотрели друг на друга, а потом расхохотались. Я привалилась к Горькиной груди, и его сердце гулко, в бешеном темпе стучалось мне прямо в ухо.
Мы оба не сразу сообразили, что звонят в дверь. А когда поняли, то новый приступ смеха свалил нас обратно в кровать. Звонки между тем продолжались.
— Наверное, за Сеней пришли, — заикаясь от хохота, но притворно хмурясь, предположил Егор.
— Да нет, — поддержала я его игру, изображая на лице серьезную мину, — это Прохоренков решил, что ему будет спокойней пожить у меня. Чтобы КГБ не доставало!
— Ох, Маришка! Даже клиенты у тебя какие-то ненормальные, один этот старикашка чего стоит!
— Он же тебе понравился, — усмехнулась я и передразнила Егора, вспомнив его слова о красивой старости.
Горька в ответ погрозил мне кулаком, я показала ему язык, и каким-то образом мы в обнимку оказались на полу рядом с кроватью. День начинался потрясающе.
— Ты куда? — возмутился Горька, когда я попыталась встать и привести себя в порядок. На лице у него было такое недоумение, словно мне полагалось всю жизнь валяться на полу, хохоча и дрыгая ногами.
— Так звонят, надо же открыть!
— Брось, это наверняка кто-то ошибся дверью, — рассмеялся Егор и потянул меня за руку.
— Ну пусти же. — Я попыталась одновременно сохранить равновесие и серьезное выражение на лице, но ничего не вышло. Я брякнулась обратно на пол с улыбкой от уха до уха, но когда Егор потянулся меня поцеловать, быстро отодвинулась. — Между прочим, мы не одни, — скромно напомнила я.
Егор огляделся, прикидываясь дурачком, потом снова обернулся ко мне.
— Здесь никого нет, — убежденно произнес он, — иди ко мне и ничего не бойся.
Он едва сдерживал улыбку, но я проигнорировала его предложение и снова попыталась встать. Звонки не прекращались, и это здорово раздражало.
— Так что, открывать? — обиженно спросил Егор и двинулся в коридор, бурча что-то себе под нос.
— Горе, погоди! — Я кинулась следом. — Это, наверное, мама…
— Ну вот и познакомимся, — хмуро произнес Горька и потянулся к замку.
— Познакомитесь, а как же! — Я встала у него на пути, прижавшись спиной к двери. — Ты только для начала штаны надень.
— Ой, блин! — И Егор умчался в комнату.
За дверью действительно оказалась мама, да не одна. То есть не много мам, а одна-единственная мама, но с человеком. Словом, мама и жених. Я, как глянула на них, тут же перестала соображать.
— Мам, привет, ты извини, я сейчас убегаю, я занята очень, извини! — Выпалив все это, я захлопнула дверь.
Представив мамино выражение лица, испугалась. Но она сама виновата, это же надо прийти в гости в субботний полдень. Звонок настойчиво повторился.
— Мариш, ты чего? — выглянул Горька.
Я отмахнулась, подождала, пока он снова исчезнет в комнате, и приоткрыла дверь. Мама стала впихивать жениха внутрь, сосредоточенно пыхтя и откашливаясь. Жених не сопротивлялся, это все равно было бесполезно, но я-то так просто сдаваться не собиралась!
— Мама! — грозно произнесла я, когда силы были на исходе. — Идите, погуляйте!
— Владимир, знакомьтесь, это моя дочь Марина, — ангельским голосом сообщила мама, продолжая атаку.
— Очень бдиятно, — насморочным голосом отозвался тот, — а как бы нам войти?
Я еще раз попыталась объяснить, что это вовсе не обязательно, но мама из последних сил толкнула жениха, и мы все оказались в прихожей. На шум выскочил Горе. Не знаю, что там у меня творилось с лицом, но любимый сразу вернулся обратно в комнату.
— Что это был за шум? — спросила мама, судя по всему, не заметив Егора.
— Это мы упали, — объяснил жених.
Я потащила маму на кухню и яростно зашептала, что сейчас не одна и принять их не могу, и вообще, жениха мне не надо, и будет замечательно, если они уйдут прямо сейчас.
— Иначе я за себя не ручаюсь, — закончила я пылко.
— Ты не завтракала еще? — только и спросила мама. — Это хорошо, сейчас вместе поедим. Володенька!
На кухне возник претендент на мою руку. Он был довольно плотного телосложения, это я успела заметить еще в прихожей, когда его угораздило на меня упасть. Лицо у Володеньки пряталось за толстыми очками, жидкие волосики торчали во все стороны, галстук уехал куда-то за плечо. Довольно забавно смотрелась также в его руках сплющенная коробка, по всей вероятности с тортом. Он поставил ее на стол, распахнул пиджак, и из потайного кармашка извлек крохотный букетик ландышей.
— Ваша мама сказала, что это ваши любимые цветы. — Володенька поклонился, демонстрируя очевидную проплешину на затылке.
Я взяла ландыш, сунула их в стакан с заваркой и хмуро уставилась в окно.
— Она с утра всегда такая бука, — мило защебетала мама, — не обращайте внимания, Володя!
И они стали усаживаться за стол. Краем глаза я уловила в коридоре какое-то движение. Егор делал мне оттуда знаки, я в свою очередь как могла показала ему, что если он сейчас уйдет, то мне крышка. С другой стороны, если он выйдет на кухню, неизвестно, как это воспримет мама. Она сама водит ко мне женихов, но продолжает считать меня маленькой, наивной девочкой, которая по ночам спит, вяжет или, в крайнем случае, разгадывает кроссворды. И ничего больше! Мама есть мама.
Тут снова зазвонил телефон. Воспользовавшись моментом, я ускользнула из кухни, плотно прикрыв за собой дверь. Егор встретил меня, подозрительно щурясь:
— Что за тип там на тебя падал?
— Мамин жених, — отмахнулась я и схватила трубку.
— Какой молодой! — восхитился Егор.
— Марина? — уточнил мужской голос, после того как я сняла телефонную трубку и сказала привычное «Алло». — Это Андрей, от Трофимыча. У меня к тебе дело есть. Нет, не по его квартире. Да нет же, все нормально. Мы можем встретиться?
— Да! — закричала я. — Когда?!
Андрея, должно быть, поразила моя готовность.
— Э… — только и сказал он.
— Подробней! — рявкнула я, и тут в голову пришла потрясающая мысль, и я сменила тон на более ласковый: — Слушай, Андрюшенька, ты можешь перезвонить мне минут через пять? Трубку возьмет моя мама, ты представься моим начальником и срочно вызови меня на работу, о’кей?
Андрей присвистнул, сказал, что у меня все очень запущено, но надежда на выздоровление еще остается. Я посоветовала держать его дешевый юмор при себе. В общем, мы договорились.
— Андрюшенька, значит? — скучным голосом поинтересовался Егор. — А на кухне, значит, мамин жених?
— Егорушка, я тебе потом все объясню, ладно? Ты пока посиди здесь тихонечко, а то придется разборки устраивать.
Я прихватила телефонный аппарат и вернулась на кухню. Здесь уже вовсю похозяйничала мама, стол был накрыт, над чашками вился ароматный парок. Я мимоходом поставила телефон на подоконник и села напротив жениха, совершенно счастливо улыбаясь.
— Вы пробуйте плюшки, Володенька, это Марина пекла. — И мама, не моргнув глазом, придвигала гостю тарелку с засахаренными булочками, которые сама же и принесла два дня назад из кондитерской.
— А как она вяжет, а! — Мама била кулаком себя в грудь: — Вот, ее руками, красота ведь!
Между тем на ней красовалась джинсовая рубашка, мама у меня человек модный.
К слову сказать, мне бы даже нравились эти ее показательные выступления на тему «моя дочь — ангел», если бы ничего серьезного за ними не стояло. Но ведь моя «старушка» вкладывала в них душу, а женихи проникались, начинали верить, влюблялись даже, нервы мне трепали. Скорее всего, я бы, пожалуй, нашла среди них подходящего человека и сговорилась с ним без маминой помощи, но маме хотелось участвовать не только в поисках и сватовстве, но и полностью контролировать процесс.
— А Володенька, между прочим, на днях защитил кандидатскую, — сообщила мама между второй и третьей чашкой чаю.
Володенька пошел красными пятнами от смущения, но возражать не стал. И мама продолжала с большим воодушевлением:
— Я же, доченька, тебе рассказывала о Маргарите Васильевне, да? Ну наш проректор на факультете дополнительных профессий. Так вот, Володя — ее внучатый племянник. Они с тетей очень, очень похожи, оба трудолюбивы, скромны, а уж сердце какое у них доброе!
Одно на двоих, что ли, подумалось мне. Я вообще снова начинала волноваться, пять минут прошло давно, а телефон молчал. Надо понимать, если мама перешла ко второй части концерта и стала расписывать достоинства жениха, она настроена серьезно. То бишь в кармане у нее, скорее всего, лежат билеты в театр, куда она нас вскоре начнет усиленно спроваживать. Если я не смоюсь до этого момента под благовидным предлогом; будет буря! В качестве предлога я могла, конечно, предъявить Егора, но тогда будет не буря, а извержение такого вулкана, рядом с которым Везувий почувствовал бы себя обыкновенным пеньком.
— Марина Викторовна, а что вы чай не пьете? — прорезался вдруг кандидат.
Я стала считать про себя слонов, чтобы не сорваться. Но Андрей все не звонил, а в коридоре снова послышалась какая-то возня. Никак Егор дает о себе знать.
— У тебя мыши, доченька? — Чуткое мамино ухо уловило передвижения Горьки. — Пойду гляну, а вы тут поболтайте.
Ага, вот что она задумала! На сей раз ни театра, ни цирка, ни даже похода в музей не будет. Сегодня мама решила тихо удалиться, якобы на рынок за всамделишным котом. Очень свежая идея пришла ей в голову, ничего не скажешь. Однажды, вспомнилось мне вдруг, мама отправила меня с очередным женихом на поиски сбежавшего песика соседки, надеясь, что это нас сблизит. Увы, этого не случилось, да и песика мы не нашли, потому как он преспокойненько сидел дома и никого не трогал. Однако мамина фантазия не знала границ. Сейчас, значит, кот.
— Сиди, мама! — закричала я, вскакивая сама со стула. — У меня нет мышей.
В этот момент зазвони наконец телефон. Я бросилась к нему, забывая свой план, по которому трубку должна была снять моя родительница. Дверь в кухню в эту же секунду распахнулась, и разомлевший от бездельного ожидания Егор заслонил своими плечищами проход:
— Извини, Мариночка, я не понимаю, почему бы нам с твоей мамой не познакомиться прямо сейчас. Чего тянуть-то? Тем более она тоже при мужике — пара на пару. Так сказать, никому скучно не будет, — и, закончив тираду, он сердечно обнял спавшего с лица Володеньку.
Я машинально сказала в трубку «Алло», потом «Да, выезжаю».
Мама сокрушенно покачивала головой и смотрела на Егора как на врага народа. Дескать, вот ты какой, северный олень.
— Ладно, вы тут знакомьтесь, а мне на работу надо, — весело прощебетала я, — да, кстати, Горюшка, это ведь не мамин жених, а мой. То есть не жених, а так…
— Володенька не «так»! — обиделась мама.
— Да чего уж там, Антонина Петровна, — махнул рукой тот, — давайте лучше попробуем реанимировать тортик, а?
— О! — возрадовался Егор, которого к столу, кстати, никто и не приглашал. — И я сладкое люблю!
Я поняла, что все у них получится, быстро отыскала в прихожей незабвенные кроссовки и выскочила на улицу. Отдышавшись, я вдруг поняла, что даже не знаю, зачем иду. Так важно было сбежать из дома, что я забыла поинтересоваться, что, собственно, риелтору может понадобиться от другого риелтора? Нюх у меня отличный, и сейчас я чуяла крупную сделку.