Туманова Юлия. Богинями мы были и остались

   — Попытаюсь заснуть.
   — А потом?
   — Ты что-то хочешь сказать? — догадалась я.
   — Нет, я спрашиваю. Что ты намерена делать?
   — Жить, вот что! — рассердилась я.
   Егор улыбнулся. Господи, как я любила эту улыбку — чуть снисходительную, немного смущенную, ласковую, доверчивую, безграничную. Он всегда улыбался открыто, широко, всем лицом сразу. Веселились, щурясь, синие глаза, задорно сверкали зубы, чуть подрагивал от смеха подбородок, а губы, его губы просто танцевали, захлебывались от радости.
   — Значит, жить, — продолжая дарить мне свою любимую мною улыбку, сказал Горька.
   Мы обнялись и просидели так еще долго, пока оба не проголодались до колик в желудке. А потом, уже на ночь глядя, мы ели горячие, здоровенные пельмени, прямо из кастрюли, руками, облизываясь и хохоча.
 
   Кажется, начиналось лето. Июнь пришел неожиданно — он всегда так. Другие месяцы плавно переходят один в другой, не обращая внимания на четкость календаря: тихнут метели, растворяются в солнце снега, и зеленая дымка плавно окутывает черную землю и остолбеневшие за зиму деревья. Июнь же всегда вдруг: за окном спелое яблоко солнца, готовое брызнуть розовым светом, невесть откуда крупные листья, взметнувшиеся к небу травы и ярая, сумасшедшая жара.
   Хотелось к морю.
   Вместо этого я парилась в метро, направляясь к очередному клиенту. В моей жизни ничего не меняется, несмотря на календарь. Как в декабре, как в апреле, так и сейчас: «Куплю. Продам. Обменяю». Длинный список имен и лиц, чемоданов и узлов. Кто-то продает, кого-то продают, а я кручусь среди всего этого и совершенно не чувствую времени.
   Только жара заставила меня поверить, что уже июнь, и я обреченно вышла в эту жару из метро и налетела на Анжелу.
   — Ой, Марина! Вы куда пропали? Мама меня просто достала, говорит, вы были самая лучшая. Мы замаялись с этими агентами! У вас новые джинсы? Классные!
   Я машинально схватилась за виски, в прошлую встречу мне показалось, что Анжела не такая болтушка. Хотя тогда я была слишком заморочена нашим сходством, чтобы думать о чем-то еще.
   Она настойчиво теребила мою майку.
   — Почему вы не позвонили? У вас были проблемы?
   Еще бы не проблемы, подумала я, — вновь обретенная сестрица и дважды похороненный в памяти отец. Первый раз за всю свою риелторскую деятельность я поставила свои личные интересы выше дела. Звучит довольно напыщенно, но так и было. Я не могла появиться снова в том доме, как ни в чем не бывало искать подходящие варианты квартир, о чем-то договариваться, суетиться, работать и каждый раз натыкаться на лицо Анжелы — копию своих фотографий в двадцатилетнем возрасте.
   — Так вы еще не разменялись? — только и спросила я.
   Анжела всплеснула руками:
   — Ах, вы же не знаете! У папы ведь были довольно большие сбережения, и мама после него… В общем, она решила не разменивать квартиру, а просто купить мне что-нибудь дешевенькое. Вот ищем до сих пор.
   До сих пор, так сказала она, и я мысленно усмехнулась. Еще и месяца не прошло, чего же они хотят? Квартирки вызревают подолгу, иной раз полгода промучаешься, прежде чем купишь или продашь то, что хочется. А потом вдруг ни с того ни с сего — бабах! — созрела, готова недвижимость по приемлемой цене, в подходящем районе, окнами во двор и с раздельным санузлом. На блюдечке с голубой каемочкой.
   Я забивала себе голову всякой ерундой, стараясь не думать о том, зачем судьба столкнула меня с Анжелой.
   — Марина, а вы сейчас куда? Давайте я вас подвезу, я тут недалеко припаркована. Давайте, а? Поболтаем по дороге. В институт я сегодня все равно опоздала, да и что там делать? Консультация — это ведь не экзамен, правда? Вы учились в институте, Марина?
   Я слабо кивнула. Анжела явно пошла в отца, тот мог тарахтеть без остановки на любую тему.
   — Ну, что, заметано? Пошли, можно на «ты», да? Тебе ведь ненамного больше лет, правда? Смотри, это мамина тачка. То есть папина, когда он был… когда он ездил… словом, папа мне не разрешал ее брать. А мамочка прикидывается добренькой.
   Я заметила, что Анжела каждый раз сбивается, говоря об отце. Но в голосе ее не было ни чрезмерной печали, ни слезливой истеричности, просто ребенок еще не привык к тому, что у него нет папы. Это проходит, по себе знаю.
   — Красивая машинка, правда? Да не пристегивайся, ерунда все это. Слушай, может быть, ты все-таки вернешься к нам? В смысле — займешься нами снова. Давай, а? Я тебе доверяю, у тебя лицо такое, ну знаешь, будто родное, знакомое такое. Марин, ты слышишь?
   Все-таки моя молчаливость насторожила ее.
   — Куда ехать? — спросила Анжела, посерьезнев. Я назвала адрес.
   — Ты что там? Продаешь? Покупаешь?
   — Продаю.
   — Хорошая квартира?
   Мимолетные взгляды, которые бросала на меня моя сестра, были полны доброго интереса, и голос у нее был такой искренний. Мол, что за жизнь у тебя, подруга? Расскажи, мол, как ты вертишься, зачем, для чего?
   — Нормальная, — ответила я, не поддаваясь искушению ее задушевного тона.
   Того и гляди, расплачусь.
   — Марин, а ведь можно тысяч за тридцать нормальную квартиру купить, да? Мне мама тридцать дает.
   — Анжела, понимаешь…
   — Слушай, зови меня Лика, ладно? У меня же полное имя — Анжелика. Меня все Ликой зовут. Папа, правда, звал Ангелочком. Ну это так, иногда…
   — Лика, я твоя сестра. Все, приехали.
   Она резко затормозила посреди дороги. Со всех сторон засигналили.
   — Сверни вон туда, — показала я.
   Она послушно свернула. Остановила машину и уставилась на меня.
   Мы молчали, глядя друг на друга.
   — Ты серьезно?
   — Ага. Понимаешь, твой отец сначала был женат на моей матери, а потом уж на твоей.
   — Здорово, — протянула Лика.
   И стихла. Мне вдруг стало нестерпимо стыдно. Интересно, с какой стати я полезла в чужую жизнь, зачем стала ворошить все это? Напугала и расстроила девочку, ни в чем, кстати, не повинную. Нужна ей сестра, как рыбке зонтик. Эта сестра — я, прошу любить и жаловать, что называется.
   — Марин, как же так? Почему он ничего мне не рассказывал?
   — Забыл, наверное.
   — Чушь какая! — Она достала сигареты: — Будешь?
   — Я бросила. — И это было единственное, что изменилось в моей жизни.
   — Как же так? — повторяла Лика. — А мама знает? Наверное, знает, да? А твоя мама… они что, развелись?
   — Да они и расписаны-то не были…
   — Слушай, — Лика нахмурилась, соображая, — так ты специально к нам пришла, да? Хотела с ним познакомиться?
   — Нет, представь себе. Случай. Как сейчас с тобой.
   — Так не бывает, — не поверила она, — и что же, он тебя узнал?
   — Знаешь что? Мне кажется, это долгий разговор, давай-ка мы с тобой вечером встретимся и поболтаем. Мне трудно говорить. Да и клиенты ждут, понимаешь?
   — Я тебя довезу. — Лика вцепилась в меня мертвой хваткой.
   Не удалось отложить разговор, которого я так ждала и так опасалась. Мне тогда, после нашей первой встречи, казалось самым правильным промолчать, даже матери я ничего не говорила, просто сделала вид, что забыла обо всем. Точка. Потом желание встретиться с Ликой перестало мучить подсознание и вполне оформилось в четкую, навязчивую идею.
   Но я привыкла подавлять свои желания. Мои страхи были сильнее, так было с Горькой, так случилось и с сестрой. Если бы не наша случайная, удивительная встреча, я не решилась бы ничего менять. Впрочем, что изменилось?
   — Что же ты сразу не сказала?
   Лика задавала этот вопрос, кажется, в сотый раз. А я отвечала мысленно, вспоминая свои страхи.
   — А что бы тогда изменилось?
   — Глупость какая, — задумчиво произнесла она, — мы же сестры, мы должны знать друг о друге. Не скажу, что я мечтала о сестре, но ты мне нравишься. И вообще, как это так, ничего мне не сказать? Почему вы такие? Почему вы предпочитаете жить в полумраке? Все время врете, изворачиваетесь, утаиваете что-то?
   — Кто это — вы?
   Она будто не услышала.
   — Мамочка моя такая же. С виду все прилично, а сама любовника уже водит. Ты думаешь, почему она меня отселяет? Ты думаешь, она заботится о счастье дочери? Как бы не так! Я ей мешаю свое счастье устраивать! Она меня готова в любую халупу запихнуть, лишь бы отделаться. Да и я уже, знаешь, на все пойду. Вот на днях возили меня квартиру смотреть в Новогирееве, мне все равно уже, правда: и что от института полтора часа, и телефона нет, и ремонт там нужен капитальный. Но они запросили тридцать пять, а мама жадничает. Просто разрывается вся: то ли откупиться, то ли сэкономить. Я с ума сойду!
   Между тем мы приехали. Я сказала Анжеле, чтобы она заехала во двор.
   — Вылезай, — скомандовала я.
   — Да я тут подожду, — отмахнулась она, — давай потом закатимся куда-нибудь, а? Я тебе про папу расскажу, он, знаешь, был замечательный.
   Что ж, очаровательный, по-детски невинный шантаж. Девочке катастрофически не хватает обыкновенного человеческого общения. Мне, кстати, тоже. Лелька у меня по самые уши увязла в очередной свадьбе, назначенной на конец августа. Мама уехала отдыхать. Я могла бы, конечно, поговорить с Егором, но он предпочитал романтическую тишину. Правда, до этого момента я и не чувствовала острой необходимости ее нарушать. Только послушав Лику, я вдруг осознала, что тоже одинока и что вокруг полно вранья. Я считала, что привыкла к нему, оказалось — нет.
   — Пойдем-пойдем.
 
   — Извините, Леонид Григорьевич, я опоздала. Вернее, мы. Всем здрасте.
   Кроме Леонида Григорьевича, хозяина квартиры, меня дожидались еще трое. Большеголовый, прыщеватый юноша Антон — покупатель, его риелтор Катерина и какая-то девица, очевидно невеста Антона. Она робко мусолила рукав его рубашки и хлопала ресницами. Мне захотелось отослать ее в магазин, за черешней или молоком или, на худой конец, посадить в самолет до Чикаго. Я знала, такие девицы только с виду зашуганные. Несмотря на робкие движения, в Антона она вцепилась намертво, и в эту квартиру тоже. Ей не терпелось въехать сюда со своим перспективным, большеголовым возлюбленным, быстренько расписаться в ближайшем загсе, и начать рожать детей, и пыхтеть у плиты, и пилить мужа за следы мокрых калош на свежевымытом полу. Мне предстоял тяжелый бой.
   — Мы вас прощаем, Мариночка, — великодушно ответил хозяин, пока остальные разглядывали Лику, — познакомьте нас со своей сестрой. Это же ваша сестра, да? Вы удивительно похожи.
   Вот тебе на! Наше родство, оказывается, очевидно даже для посторонних. Между тем как папочка в упор его не замечал. И его проницательная супруга тоже.
   У Лики был совершенно ошеломленный вид. Да и я, надо признать, была ошарашена так, что не сразу отреагировала.
   — Меня Ликой зовут, — представилась самостоятельно моя сестренка.
   Остальные тоже назвались и заговорили все разом. Хозяин, очарованный Ликой, совсем забыл, по какому поводу мы пришли, и завел светскую беседу о погоде. Катерина о чем-то шепталась с девушкой Ниной, Антон же пытался выяснить у меня, готовы ли документы.
   — Значит, вы точно решили? — спросила я бесстрастно. — Не передумаете?
   — Нет, что вы, покупаем. Ниночка уже и с подрядчиком договорилась, стояки будем менять, паркет тоже.
   — Как насчет задатка? — Я повернулась к Катерине, призывая ее поучаствовать в разговоре.
   — Мы готовы, — бодро откликнулась она.
   Ясно, миссия спасения сестры от злобной мамаши может считаться неудавшейся. То раздумывали полтора месяца, а то вдруг — «мы готовы»! Пионеры!
   — Ладно. Леонид Григорьевич, можно вас? Извините, мы поговорим на кухне, ладно?
   Пришлось тащить хозяина чуть ли не силком, он никак не мог отлепиться от Лики.
   — Ну? — нетерпеливо переминаясь, спросил он, когда мы вышли на кухню.
   — Я вижу, вам сестра моя глянулась.
   — Да вы не подумайте чего, Марина Викторовна! Леонид Григорьевич смущенно замялся. У него был такой смешной вид, что я прыснула, не сдержалась. Стареющий ловелас, но произвести впечатление умеет. Благородная лысина, бульдожий подбородок, умные глаза с хитринкой. И отлично прикидывается дурачком: мол, не подумайте ничего такого. Я рассмеялась в полный голос, и он с удовольствием присоединился. Леонид Григорьевич вообще любил посмеяться, все с прибаутками, с шуточками. И вот стоим как два идиота на кухне и скалимся.
   — Она ищет квартиру, — сквозь смех шепотом сказала я.
   Хозяин, все еще похохатывая, уставился на меня с недоверием:
   — Лика? Постойте, так вы привели ее для этого? Я кивнула и скороговоркой произнесла:
   — Она дает тридцать две. Задаток можем привезти сегодня же. Надо вытурить Антона.
   Он раздумывал несколько секунд.
   — По рукам. Но как? Мы уже договорились.
   — Ничего не подписано, и задаток они еще не вносили. Нет задатка, нет покупателя. И плевать на Ниночку!
   — Вы ее невзлюбили, — хмыкнул проницательный Леонид Григорьевич.
   — Во всяком случае, с удовольствием дам отставку. Хозяин, потирая ладони, снова довольно рассмеялся:
   — Вот ведь, Марина Викторовна, как бывает. Два месяца ничего, и вдруг — целая баталия из-за моей квартирки-то, а? Кстати, я готов отдать Лике за прежнюю цену, пусть будет тридцать.
   — Вы серьезно? — Теперь я смотрела на него недоверчиво.
   Вот это действительно кстати. А то пришлось бы жертвовать своими процентами, да еще и добавлять. У меня сегодня явный приступ мизантропии. Слава богу, обошлось, целыми останутся мои денежки, а сестренка получит квартиру. Поздравляю с успешной операцией, Марина Викторовна! Оля-гоп!
   — Ну что, когда задаток? — как ни в чем не бывало спросила я у Катерины, когда мы вернулись в комнату.
   — Давайте завтра. И сразу в налоговую, завтра ведь вторник, да?
   — Вторник, — пропела я.
   Антон и Ниночка недоуменно переглянулись. Ха, будь завтра хоть вторник, хоть четверг, не видать им квартирки, как своих ушей. Позвоню и скажу, что Леонид Григорьевич внезапно умер. Или улетел-таки в Америку на ПМЖ, а квартиру завещал внучатому племяннику. Возлюбил ближнего своего и завещал, то есть передал во владение, и фьюить! Извините, скажу. Или еще что-нибудь придумаю.
   — До завтра.
   — До завтра.
   — А если бы они предложили внести задаток прямо сейчас? — усмехнулся хозяин, когда за покупателями закрылась дверь.
   — У вас бы неожиданно случился сердечный приступ. — Я хихикнула якобы от радости.
   — Вы, Марина Викторовна, опасная штучка!
   Лика недоуменно поглядывала на нас, но молчала. Теперь мне предстояло сообщить ей, что она покупает эту квартиру. Немедленно.
 
   — Знаешь, Марина, если бы я не была уверена, что мы столкнулись случайно, я обязательно подумала бы, что ты все это подстроила, — сказала мне сестренка, когда мы сидели за столиком в ресторане.
   Я улыбнулась.
   — Да, все выглядело довольно подозрительно. Ты считаешь, я подставляю тебя? Обходительный хозяин, готовые покупатели, операция по перехвату, есть о чем задуматься, правда?
   — Я тебе верю, — успокоила меня Лика и заказала еще шампанского.
   Меня все-таки задело мелькнувшее в ее глазах выражение. Ожидание подвоха, вот что это было. Нет, сестричка, можешь быть спокойна, тебя не подведу. Вспомнила наш разговор на кухне, где я яростным шепотом убеждала Лику, что все под контролем.
   — Я эту квартиру вдоль и поперек изучила, никакой паркет менять не надо, разве что стояки. А остальное сама смотри — отличная звукоизоляция, вентиляция, лоджия, от метро пять минут. Ты пойми, квартиру найти не так-то просто, ведь не зря вы мучаетесь. А тут на блюдечке с голубой каемочкой. Плюс ты не платишь за услуги риелтора. Матери твоей знать об этом необязательно. Смотри, что у нас получается: тридцать она дает тебе на квартиру и еще штуку на агента. За штуку ты делаешь ремонт и живешь себе припеваючи!
   — Ладно, — Лика кивнула, — раз у тебя все под контролем. — И все-таки в глазах у нее я уловила ожидание подвоха. Обидно. Я ведь действительно могла ее подставить, могла воспользоваться доверием и продинамить, это мне раз плюнуть. Почему я не пошла на это, а сделала все наоборот, себе в убыток, между прочим? Во-первых, Лика моя сестра, хоть и только что обретенная. Во-вторых, она мне нравится. В-третьих, это был отличный повод к ней подлизаться, ну то есть сблизиться, задобрить ее, что ли… Я честно и откровенно в этом себе призналась. Да, хотелось выглядеть в глазах сестры этакой благородной дамой. Спасителем в юбке. Виват риелторам, освобождающим детей от противных родителей!
   Да, себе я призналась честно, но Лике сказать об этом не могла, весь образ рухнет. С другой стороны, так хотелось быть откровенной до конца.
   — Марин, я все понимаю, правда-правда, — вдруг сказала Лика, прервав затянувшееся молчание, — спасибо тебе.
   — Не за что, — буркнула я, делая вид, что ее благодарность не так уж и важна для меня.
   Господи, ну зачем я всегда стараюсь выглядеть хуже, чем есть?
   — Значит, завтра вносим задаток? Потом погуляем где-нибудь, а? Слушай, у тебя парень есть? Ой, да ты небось замужем, да? У меня, наверное, племянник уже или племянница? Никогда не думала, что…
   Пошло-поехало, больше за весь вечер Лика не дала мне и слова сказать. Все-таки отчаянная болтушка моя сестренка!
 
   Поднимаясь в квартиру, я поймала себя на том, что снова прокручиваю в голове наш разговор с Ликой, теперь уже для того, чтобы пересказать самые интересные и забавные моменты Егору. Но дома ли он, вот в чем вопрос?
   Он был дома, сидел на кухне и, мученически хмуря брови, пытался достать занозу из пятки.
   — Был в лесу, — коротко отчитался Горе.
   — Босиком? — уточнила я, усаживаясь рядом.
   — Понимаешь, там такой вид, если на дерево залезть. А без ботинок карабкаться удобней.
   — Ты ел что-нибудь?
   Горька недоуменно оглядел кухню, припоминая. Иногда он ужасно походил на художника, каким его изображают в кино или в мультфильмах — рассеянный такой, не думающий ни о чем, кроме чистого холста, на котором играет воображение.
   — Ты останешься, да?
   — Угу. Если вытащу эту гадость, а то ведь «скорую» придется вызывать. — Он снова поморщился.
   — Представляешь, я сегодня встретилась с Ликой и сказала ей правду.
   — Кто такая Лика? В чем правда?
   Я стала рассказывать, но в процессе Горьке удалось все-таки вытащить занозу, внимание его переключилось, и он уволок меня в спальню. Повесть о сестре я продолжала уже на рассвете.
 
   Утром Егор сообщил, что снова уезжает.
   — Денька на три, не больше, — бодро добавил он.
   — Будешь звонить?
   — Обязательно, — небрежный поцелуй в затылок, — не балуйся!
   — Егор… — позвала я, когда он уже щелкнул замком, и ни с того ни с сего, вот уж нашла время: — Давай родим ребеночка!
   Он вернулся, не разуваясь, прошел в комнату и сел на кровать.
   — Прямо сейчас? — Небрежные пальцы на моей щеке.
   — Егор! Давай хотя бы поговорим.
   — У меня поезд через полчаса.
   — Вечно эти твои поезда, самолеты, теплоходы и космические корабли! Ты готов смыться от меня на край земли!
   — Мариш, зачем ты меня мучаешь?
   — Это ты меня мучаешь!
   — Послушай, ну почему именно сейчас? Я уезжаю на несколько дней, мы можем поговорить потом…
   — Я ненавижу слово «потом»! И тебя вместе с ним.
   — А я тебя люблю. — И небрежное объятие. Почему я всегда затеваю этот разговор, когда он собирается уходить? Откуда именно в такие моменты берутся силы и смелость? Я ведь точно знаю, что он не отложит поездку, не сядет напротив и не станет слушать меня в то время, как его очередной поезд отходит от перрона. Я начинаю этот разговор, когда уверена, что Егор уйдет и говорить будет не с кем. Я так боюсь… Остается только беседовать самой с собой. Примерно так:
   — Как ты считаешь, он меня любит?
   — Конечно. Еще бы. Сильно. И только тебя одну.
   — А почему тогда он не женится? Не переедет ко мне окончательно или не купит наконец квартиру?
   — Что ты хочешь? Егора или свадьбу? Любовь или совместное проживание?
   — Я хочу счастья.
 
   Лика привезла задаток, но в ресторан мы по этому поводу не поехали, у меня было слишком много дел, да и она спешила. Договорились обязательно встретиться на выходных, оформить квартиру на этой неделе все равно не получалось.
   Я спускалась в метро, когда меня настиг звонок мобильного.
   — Ты пропала, подруга, — пожурила меня Лелька, — что делаешь вечером?
   — Принимаю ванну. Если серьезно, я освобожусь часа через полтора, могу подъехать.
   — Давно бы так!
   Мне зашагалось веселее, все-таки хорошо, что на свете есть друзья, да?
   Я надеялась, что Лелька поможет мне хоть немного примириться с действительностью. Лучше бы я сидела дома и училась справляться со своими проблемами самостоятельно.
   Подруга, встретив меня задушевно и радостно, тотчас завела старую песню о моей неудавшейся личной жизни. Очевидно, на фоне своей грядущей свадьбы мое положение казалось ей совсем уж никудышным. Только теперь она не уговаривала меня объясниться с Горькой, наоборот.
   — Я тебя умоляю, Марина, брось ты его, — талдычила Лелька, пока я уминала вторую тарелку запеканки. — У моего Валерки такой друг обалденный, состоятельный, симпатичный, очень-очень интересный…
   — Это ты дура! — ограничилась я ответным оскорблением, вместо того чтобы выдвинуть подруге какие-то обстоятельные аргументы, касающиеся ее невмешательства в мою личную жизнь. Загну-у-ла! Мне стало плохо от собственных мыслей, поэтому я переключилась на легкие вопросы: — Ты можешь конкретно сказать, что тебя в Егоре не устраивает?
   — Да нормальный мужик, — сказала Лелька, — вполне.
   — Ничего не понимаю, — пробормотала я себе под нос, — а зачем ты мне тогда предлагаешь еще кого-то?
   — Эх ты, — ласково отреагировала подруга, — тебе скоро сороковник…
   — Ты чего?! — взбеленилась я. — Мне до сорока еще бегать и бегать!
   — Неважно. Замуж тебе надо, — вздохнула она, — а Горе твое — оно и есть горе. Кандидатура бесперспективная.
   Лелька отвернулась от меня и уставилась во двор, где шумела детвора. Что-то в поведении подруги настораживало меня.
   — Ты от меня ничего не скрываешь?
   — Марин, ты меня знаешь, я все как на духу!
   — Ну точно что-то случилось. Рассказывай!
   — Господи, да о чем?! Чего ты меня глазами буравишь? Тоже мне следователь КГБ!
   Судя по ее реакции, я угадала. Лелька слишком уж суетилась, и это наводило на некоторые мысли.
   — Рассказывай, — тихо, но грозно повторила я. Она стала ходить по кухне взад-вперед, то и дело натыкаясь на мои ноги.
   — В общем, да, ты права, тебе, наверное, надо рассказать, — вымолвила она наконец и торжественным голосом продолжила: — Я видела его с бабой.
   Я вежливо округлила глаза, демонстрируя, что внимательно слушаю. Смысл фразы еще не полностью до меня дошел.
   — Твоего Егора с бабой, под руку шли, она чего-то ему выговаривала, а он молчал. Старая вешалка, лет за пятьдесят. Польстился, это надо!
   Я что-то начинала понимать…
   Я села, согнувшись, зажав ладони коленками.
   — Нет, ну это как, по-твоему? И я должна после этого молчать? А Игорь, он замечательный парень, скромный, главный инженер, между прочим…
   — Кто такой Игорь? — зачем-то спросила я.
   — Ну как же! Игорь — друг моего Валерика, замечательный парень… — Взглянув на меня, Лелька осеклась. — Да ты не переживай, не стоит того! Подумаешь, променял тебя на какую-то бабку! Выглядит она, если откровенно, совсем неплохо, но в матери ему годится, это факт! Слушай, Маринка, а может, это ерунда все? Может, это и в самом деле его мать?
   — Его мать живет в Краснодаре, двое суток на поезде.
   — А… может, приехала неожиданно?
   Все-таки странная женщина эта Лелька, сначала выльет ушат грязи на тебя, а потом сама же начинает чистой тряпочкой подтирать лужу.
   — Он бы сказал, — хрипло произнесла я, несмотря ни на что цепляясь за Лелькину идею.
   — А давай позвоним ему. Ну или как там, сообщение на его пипилку сбрось, пусть сюда перезвонит.
   — Как это — позвоним? — Я наконец-то стала нормально соображать. — Стоп, а ты когда его видела?
   — Позавчера вечером.
   Я истерически захохотала, хлопая себя ладонями по ногам. Бедная Лелька захлопотала вокруг, предлагая мне валерьянку и коньяк одновременно.
   — Все нормально, — отдышавшись, заявила я, — это был не Егор.
   — Егор! — стояла на своем подруга.
   — Нет, — веселилась я, — он уезжал на выставку в Киев, только вчера приехал, мы вместе билет покупали и туда и обратно.
   Я смотрела на Лельку так, будто выиграла у нее очень важное пари. Мол, что, съела? Безумно хотелось скорчить ей какую-нибудь смешную рожу.
   — Ну поменял, значит, — нерешительно предположила она. — Это точно был он, я же не слепая.
   — И все-таки сходи к окулисту, потому что это был не Горька! У него там встречи, съемки, все расписано, понимаешь? Он не смог бы уехать раньше.
   Я сразу успокоилась и, пока Лелька сидела, бездумно уставясь в стену, приготовила нам бутерброды и чай. Настроение стремительно улучшалось. Хотя, если уж быть до конца честной, кое-какие сомнения остались. Кое-какие подозрения тоже.
   — Я уверена, что это он, — тихо сказала Лелька, — я видела.
   — Ладно, — легко согласилась я, — стало быть, приехал, были дела, встретился здесь с коллегой.
   — Ну, Марина, это была явно не деловая встреча! — Подумав, Лелька добавила: — Хотя кто его знает, может быть, это его начальница? Бывают такие…
   — Ты чего? Какая начальница, он сам по себе!
   Теперь она придумывала все более невероятные версии, чтобы его оправдать, а я отметала их, все больше проникаясь идеей Горькиной измены.