Прохоренкова я заметила в окне, его сгорбленная фигура маячила в складках штор, в руках, судя по всему, Яков Павлович держал подзорную трубу.
   — Хвоста не привела? — была его первая фраза. Я мысленно возвела глаза к небу, вопрошая, за что мне все это. Прохоренкову было семьдесят шесть, но даже это не оправдывало его, — например, мой дедушка до восьмидесяти оставался вполне нормальным и даже умудрялся изменять бабушке. У Якова Павловича жена умерла несколько лет тому назад, — наверное, это несчастье так сказалось на нем, хотя его соседи по коммуналке уверяли меня, что Прохоренков страдал манией преследования и раньше. В любом случае мне приходилось несладко.
   — Ну что, Яков Павлович, вы готовы?
   — Всегда готов, — серьезно ответил он, и мне показалось, что его рука сейчас взметнется к воображаемой пионерской пилотке.
   — Тогда поехали.
   Накануне мы договорились еще раз съездить в квартиру, которую собирался покупать Прохоренков, старик настоял, чтобы я предварительно заехала за ним, беспокоясь, что сам он не найдет нужный дом. Маразм, конечно, поставила я диагноз, учитывая, что в этом самом доме мы были уже раз пять. Ну да ладно. Может, сегодня Яков Павлович созреет для того, чтобы оформить залог. Все его соседи разъехались, а с ним я возилась уже три с половиной месяца. Бизнесмен, намеревающийся купить эту коммуналку под офис, терял терпение и готов был Прохоренкова порвать на мелкие кусочки. Мне стоило больших трудов убедить eго не посылать к пенсионеру бравых ребят. Бедняга и так считает, будто кругом агенты КГБ и наемные убийцы. В общем, тяжелый случай.
   — Мне надо сказать вам кое-что, Мариночка Викторовна, — вдруг шепнул старик, — пройдите.
   Ну вот, начинается. Каждый раз Прохоренков сообщал мне какую-нибудь секретную информацию о соседях или уличной кошке, которая ни с того ни с сего вдруг оказывалась у него под дверью. Эти конфиденциальные беседы Яков Павлович вел исключительно в ванной, куда и сейчас поспешил меня затащить. Включив оба крана, он быстрым шепотом понес привычную уже для меня околесицу про какого-то слесаря, заявившегося на днях в коммуналку.
   — Я так думаю, они все-таки узнали, что я переезжаю, — трагичным голосом сделал вывод старик, — и теперь пытаются принять меры.
   Я молчала, зная по опыту, что, если начну возражать, Прохоренков разразится такой тирадой, что мы до вечера отсюда не выйдем. Взгляд его водянисто-голубых глаз вдруг стал подозрительным.
   — А может, это вы?
   — Конечно, я. — Мне не хотелось с ним спорить.
   — Значит, вы! Я знал, что никому нельзя доверять.
   — О господи! Яков Павлович, о чем вы?! Я — это я, и ничего больше. Давайте уже прекратим этот цирк!
   Старик обиженно засопел и вышел из ванной, забыв выключить воду. Я вздохнула, завернула краны и двинулась следом. Палыч крутился перед зеркалом, словно девчонка, примеряя шляпы, которые водились у него в огромных количествах. Наконец определившись с головным убором, он отбросил его, достал из кармана пиджака темные очки.
   — Вот так, вот так, — приговаривал этот агент 007, не обращая на меня никакого внимания.
   Вслед за очками он достал искусственные усы, приклеил их с помощью клея для ногтей, повязал на шею широкий шарф и, видимо, остался доволен результатом. Я не стала напоминать ему, что без нормальных очков он видит не дальше собственного носа и что его усы намокнут от дождя и немедленно отвалятся.
   Наверное, будет лишним говорить, что по дороге Прохоренков оборачивался на каждый шорох и при любом удобном случае прятался за мою спину. Меня заботило только одно обстоятельство — зонт, который прихватил этот милый маразматик, неожиданно сломался, и мои кроссовки уже превратились в лодку, давшую течь. Еще немного, и я пойду ко дну.
   Но все-таки мы прибыли на место назначения, где нас ожидал хозяин квартиры — тучный, добродушный дядька Александр Трофимович и мой коллега Андрей, занимающийся продажей его квартиры. По глазам Андрея было видно, что, если я сегодня не уговорю Прохоренкова внести залог, нам здесь больше делать будет нечего.
   — Давайте, давайте на кухню проходите. Я уж чай два раза подогревал, плюшки вон тоже подостыли малость, — балагурил между тем хозяин.
   — Какой чай, — зашипел риелтор, — делом надо заниматься.
   Но Трофимыч, приобняв старика, тащил его к столу, не обращая внимания на Андрея. Коллега обратил свое негодование на меня, и некоторое время мы препирались в коридоре, пока хозяин не вышел за нами:
   — Ну обижаете, Мариночка! Плюшки сам пек. Чай из трав, ну!
   Пришлось подчиниться и сесть за стол переговоров, хотя сами по себе переговоры казались невозможными, так как Трофимыч, как всегда, травил свои бесконечные байки. Я не спорю, жизнь у бывшего летчика была интересной, и в другое время я бы его послушала с удовольствием. Но не сейчас, когда с одной стороны дело затягивал маразматик Прохоренков, а с другой — сам хозяин, вспоминающий бурную молодость. У Андрея вообще уже был вид отчаявшегося человека, готового пойти на убийство. Или на публичное самосожжение.
   — Давайте уже перейдем к делу, — задушенным голосом прошипел он, когда все плюшки были съедены.
   — А, да-да, конечно, — добродушно отозвался хозяин, не делая, однако, никаких попыток встать из-за стола.
   Яков Павлович, наоборот, неожиданно вскочил и под изумленными взглядами присутствующих методично исследовал кухню, заглянув в холодильник, прощупав подоконник и ножки табуреток.
   — Я думаю, мы можем здесь говорить, — великодушно разрешил он, закончив блиц-проверку.
   Я перехватила понимающий и сочувственный взгляд Андрея. Теперь, кажется, до него стало доходить, почему мой клиент так затягивает с оформлением документов. Болезнь обострялась. Несмотря на это, мы все-таки решили практические вопросы, еще раз вдоль и поперек осмотрели квартиру и, в виду крайней возбужденности пенсионера, отложили назавтра все проблемы, связанные с залогом. Мне даже не верилось, что дело наконец сдвинулось с мертвой точки, во всяком случае, Яков Павлович клятвенно пообещал не передумать. Тепло простившись с гостеприимным хозяином и Андреем, мы с Прохоренковым вышли на лестничную площадку. И тут я увидела перед собой Егора.
   Горька очень редко бывал у меня, обычно мы встречались в кафе или в парках, бродили по городу, ездили на пикники. Он жил в гостинице, где мы проводили иногда страстные ночи.
   — Почему бы тебе не снять квартиру? Уж если ты передумал покупать, то хотя бы снять можно, — говорила я.
   — Знаешь, — отвечал он, — если тебе, профессиональному риелтору, не удается найти мне хату, значит, это просто не судьба.
   — Я бы нашла, ты же сам остановил меня.
   — Ладно, конечно, сам. В таких делах если уж не везет, то лучше и не продолжать. По-моему, так! И есть еще одно, ты же знаешь, я не хочу быть привязанным…
   И в этих словах мне слышался подтекст, намек на наши отношения, которыми он тоже не желал быть связан. Конечно, я понимала, его работа отнимала уйму времени, бесконечные вылазки на природу и в другие города, где Егор фотографировал или ходил по выставкам, не способствовали оседлости. Но, боже мой, неужели он считал, что я могу связать его и охранять день и ночь, будто невиданное сокровище? Неужели у меня действительно был вид женщины, охотящейся на мужчину? Неужели?! Я боялась спросить об этом вслух. В конце концов, любимый был со мной, редко, но целовал меня, а иногда даже разговаривал. Мне оставалось лишь отгонять подальше мечты о замужестве, закапывать поглубже свою ревность, проглатывать ненужные вопросы.
   Но сейчас, когда я увидела его, сдержаться у меня не хватило сил. Он стоял к нам спиной у двери напротив и возился с замком.
   — Значит, ты по совместительству взломщик?
   Егор вздрогнул и обернулся. А может быть, сначала обернулся и потом вздрогнул. Я не обратила внимания, меня волновало одно — что делает мой любимый фотограф у двери в чужую квартиру?
   — А… Э… Привет! — наконец соизволил обрадоваться он. — А ты чего здесь?
   — Мариночка, кто это? — испуганно пискнул из-за моей спины Прохоренков, о котором я, естественно, напрочь забыла.
   — Бандит с большой дороги, — неумно пошутила я.
   Яков Павлович, кажется, собрался упасть в обморок, но все-таки сдерживался из последних сил. Комплекция Егора не оставляла никаких сомнений для подозрительного старичка.
   — Мариша, ты злишься? — уточнил Горе, отходя от двери.
   — С чего бы? Просто хочу узнать, что ты тут делаешь.
   — Да вот товарищ попросил зайти собаку выгулять, покормить, цветочки полить.
   — А сам он где?
   — На выставке, у него выставка в Питере.
   — А ты почему не на выставке?
   — Мариш, это допрос? — рассмеялся Егор. — Я не поехал, потому что у меня работы много. Ну и тебя не хотел оставлять.
   — Меня? Наверное, именно поэтому я не вижу тебя уже почти неделю!
   Господи, я готова была сама себя покусать за этот противный тон сварливой жены!
   — Ты сейчас куда? — сменил тему Егор. — Я подвезу вас.
   — Подвези вон его, — кивнула я на Прохоренкова, который к тому времени окончательно потерял самообладание и ожидал, что с минуты на минуту Егор утащит его в застенки КГБ.
   — Эй, Мариша, Мариша, погоди!
   Но я уже неслась вниз по лестнице, совершенно ничего не соображая. На третьем этаже способность мыслить ко мне вернулась. На втором я поняла, что выгляжу довольно глупо и веду себя соответствующе. На первом я остановилась и стала ждать Егора с Палычем.
   — Ну, Маринка, ты и носишься! — восхитился Егор, спускаясь ко мне. — Давайте, дедушка, подтягивайтесь. Слушай, — зашептал он мне на ухо, — это и есть твой маразматик?
   Я кивнула.
   — Забавный старик, — оценил Горе, — бороду бы отрастить — и цены бы ему не было.
   — В каком смысле?
   — Представляешь, этот дед с бородкой клинышком на фоне заката. Прямо воплощение благородной, красивой старости.
   Да уж, красивой, подумала я, вспоминая, как Прохоренков ползал на корточках в чужой квартире, отыскивая прослушивающее устройство.
   — Егор, чего ты мне зубы заговариваешь? — спохватилась я, когда мы вышли на улицу.
   — Перестань, садись в машину.
   — Слушай, — я вдруг вспомнила кое-что, — а давай мы тоже собаку купим, а?
   — Какую собаку? — нервно произнес он.
   — Ну у твоего друга какая?
   Я в упор смотрела на него, глаза у Егорки были честные-честные, как на иконах. А я, кажется, снова начинала заводиться.
   — Так что за порода у твоего друга?
   — Этот, как его, ньюфаундленд, — ляпнул Егор.
   — Правда? — Я взвизгнула от счастья. — Я их обожаю, давай поднимемся, а? Так хочется посмотреть.
   — Мариш, не сходи с ума!
   — А что такого?
   — Садись, пожалуйста. — Егор открыл машину и буквально затолкнул меня внутрь, следом на заднем сиденье оказался Прохоренков. — Где он живет? — Горе кивнул на старика.
   — Улица Профсоюзная. — Тот неожиданно обрел дар речи.
   — Яков Палыч, — сорвалась я, — ну зачем вы врете?! Горюшка, езжай на Бутырку, дальше покажу.
   — Нет, я живу на Профсоюзной, — настаивал Прохоренков, изо всех сил подмигивая мне в зеркало. Но я бездушно отвернулась, оставив старика с его страхами. В конце концов, клятву Гиппократа я не давала и успокаивать больного не должна. Мое дело — квартиру ему купить!
 
   Я думала, что, отправив Прохоренкова, мы с Егорушкой проведем остаток дня вместе. Быть может, сходим в ресторан или отправимся за город. Но не тут-то было!
   — Извини, у меня сегодня куча дел, — сказал он, выруливая на мою улицу, — я позвоню вечером.
   — Можешь не утруждаться, — брякнула я со злости, — занимайся собаками.
   — Да что тебе далась эта псина! — психанул Егор, но моментально успокоился, в отличие от меня, у него была вполне нормальная нервная система. — Ну хочешь, я действительно подарю тебе щенка?
   — Дело не в этом. Ладно, все, уезжай давай.
   Он остановил мою руку, не дав мне выйти из машины. Его лицо оказалось над моим. Родное, небритое лицо с уставшими глазами.
   — Мариша, — тихо-тихо сказал Егор, поцеловав меня, — ты не обижайся, ты же знаешь, я бываю по горло занят. Вот досниму все, что задумал, сгоняем с тобой в Турцию, а? На песочке поваляемся.
   — Ты забываешь, что я тоже работаю. И мне моя работа нравится не меньше, чем твоя — тебе.
   — Не злись. Хочешь, поужинаем сегодня? Только я поздно освобожусь.
   — Не хочу. Я на диете.
   Интересно, не возникает ли иногда у него желания меня ударить? Я прекрасно понимала, что несу чушь, но ничего не могла с собой поделать. А ведь взрослая, самостоятельная, свободная женщина. Да нет, просто влюбленная девчонка, вот кто я!
   Я брела от остановки, где мы расстались с Егором, не поднимая головы. Ужасно хотелось принять душ, выпить крепкого чая, а потом забраться в постель. И никогда больше оттуда не вылезать. Едва переставляя ноги, я свернула во двор, и тотчас над ухом раздался резкий окрик:
   — Эй, ты! Куда прешь!
   Я подняла тяжелую, гудевшую голову. Передо мной стоял мужик в рабочем комбинезоне, с киркой в руках.
   — Не видишь, что ли? Раскопки тута у нас!
   Я действительно стояла буквально в двух шагах от огромной ямы.
   — Ограждения надо ставить, — вполне миролюбиво прозвучал мой голос.
   — Да пошла ты! Учить еще будет! Смотреть надо, вот чего!
   Ругаться с этим мужланом не было никакого настроения, и я молча двинулась в обход. Тут из-за угла прямо на меня выехал экскаватор, я шарахнулась в сторону, налетела на мужика, а точнее, на его кирку, взвизгнула от боли и окончательно поняла, что жизнь не удалась.
   — Эй, ты, контуженая, — окликнул меня водитель, — тебя, может, подвезти?
   — Спасибо, я сама как-нибудь, — пролепетала я и скорбно поинтересовалась: — Я вы тут чего? Случилось что-то?
   — Авария, — коротко ответил тот.
   Мужик в комбинезоне сплюнул и завел длинную речь о том, что из-за таких вот недотеп, как я, аварии и случаются, а потом приходится ночами работать, а денег не платят, и на месте правительства он бы… Дослушивать я не стала, тихонько побрела к своему подъезду, все еще ощущая боль в боку от тесного общения с рабочим инструментом этого грубияна.
   Неприятности на этом не кончились. Лифт не работал, и на свой девятый этаж мне пришлось подниматься пешком. Задыхаясь, я остановилась где-то в районе шестого и присела на корточки, словно не было больше никаких дел. Впрочем, их действительно не было. Наверное, надо было съездить в «Теремок», но я-то думала, что Егор никуда не денется. Теперь вот сижу сиднем, уж и в контору поздновато, и к Лельке неохота. Домой? А что дома? А кто дома? Два года назад, когда я провернула удачную сделку и накопила наконец на отдельную квартиру, радости не было предела. А сейчас такая тоска! Может, правда, хотя бы собачку завести? Но я целыми днями в бегах, сама к вечеру похожа на псину с высунутым от усердия языком. Можно, конечно, купить попугайчика, или морскую свинку, или, на худой конец, вовсе не прихотливую черепаху. А может, проще все-таки выйти замуж за одного из маминых протеже? Стоп, Марина Викторовна, тормози. Ну почему мне было так трудно смириться с действительностью, почему? Я тоже считалась занятой дамой, этакой бизнесвумен, снующей из одной квартиры в другую, тогда почему меня так раздражала занятость Егора? Эгоистка ты, Марина, и весь сказ.
   Я решительно поднялась и двинулась дальше, а когда добралась до своей площадки, оцепенела. Дело в том, что дверь в мою квартиру была приоткрыта. Неожиданно я бросила взгляд на свои руки — пальцы мелко дрожали.
   — Что же это такое? — вслух спросила я и тут же грустно констатировала — шизофрения, как справедливо заметил когда-то Булгаков. Раздвоение личности, разговоры с самим собой, нарушенная координация движений. Плюс внешние раздражители в виде грабителей квартир.
   Я приникла к двери и услышала чьи-то голоса. Замерев на площадке, я почувствовала, как к горлу подступает ком, но, в конце концов, мне показалось глупым оттягивать встречу с очередным несчастьем. Грабители так грабители, сейчас вместе и поплачем над скудным моим имуществом. Или все-таки милицию вызвать? Вопреки здравому смыслу, я все-таки зашла в квартиру. Везде горел свет, из кухни долетал голос моей матери. Ничего не понимая, я двинулась туда.
   — А вот и Мариночка! — пропела моя родительница, вставая из-за стола.
   — Привет, мам, — машинально ответила я, во все глаза пялясь на мужчину, сидевшего рядом.
   Он был краснолиц и усат, а его милицейская форма внушала уважение.
   — Что тут случилось? — робко поинтересовалась я.
   — Старший оперативный сотрудник Зяблицын, — не вставая, строго представился мужчина, — прошу садиться.
   Мы с мамой послушно сели.
   — Так что произошло? — снова пискнула я.
   — Зовите меня просто Михаил Михайлович, — разрешил он, снова игнорируя мой вопрос.
   Краем глаза я увидела, что мама хочет что-то сказать, но не решается.
   — Михаил Михайлович, меня что, ограбили?
   — Ну что ты, Мариночка! — вдруг всполошилась мама.
   Милиционер перебил ее, неожиданно расхохотавшись. Мы молча ждали, пока он отсмеется.
   — Ой, не могу! Ой, уморила! Все, оформлять будем! — заикаясь от смеха, сказал он.
   — Протокол? — уточнила я.
   Зяблицын снова захохотал, да так громко, что стекла в рамах стали ходить ходуном.
   — Что это с ним? — шепотом спросила я у мамы.
   Она пожала плечами и опять что-то вознамерилась сообщить, но Михаил Михайлович вдруг резко поднялся, протянул большую, красную ладонь в моем направлении и сказал:
   — Вы мне подходите, Марина!
   Я испуганно ойкнула и повернулась к маме:
   — Он меня вербует, что ли?
   — Ну что ты, Мариночка! Это…
   — Оформим все по-быстрому, — рубанув рукой воздух, громыхнул милиционер, — а то надоело, честное слово!
   — Это… — снова начала мама.
   — Как вы мне все нравитесь! — вдруг сообщил Зяблицын и полез к ней обниматься.
   Я сидела окаменев, с четким ощущением, что в этом мире что-то не так. Квартиру вскрыли, но все вроде на месте, милиция явилась, но ведет себя странно.
   — Ой, Мишенька, вы меня сейчас задушите! — пролепетала моя матушка, вырываясь на свободу. — Марина, это же Мишенька!
   — Я помню, — медленно произнесла я.
   — Правда? Мишенька, я ведь о вас так много рассказывала своей дочери. Правда, Мариночка? И Мишенька о тебе много знает. — Мама многозначительно улыбнулась. А я наконец-то стала улавливать смысл происходящего.
   — Так это Мишенька? — язвительно уточнила я.
   — Точно! — обрадовался Зяблицын и потянулся на этот раз обнять меня.
   Едва не сломав стул, я вскочила на ноги и забилась в угол, откуда спросила зло:
   — И чего вы мне нервы треплете?
   — Да кто же, доченька? — удивилась мама. — Ты что, испугалась, что квартира открыта? Так это Мишенька. Мы тебя ждали, ждали, а потом он решил сам открыть. Замок не пострадал, да, Мишенька?
   — Что мне, впервой, что ли? — пожал мощными плечами взломщик, он же милиционер.
   — А что вы оформлять собирались? — строго спросила я.
   — Как это — что? Наш брак, разумеется, — в тон мне ответил Михаил.
   Ясно. Вот теперь все предельно ясно. Моя матушка просто в очередной раз собралась выдать меня замуж. Сознаюсь, о Мишеньке она мне действительно что-то и когда-то рассказывала, но ее рассказам о претендентах на мою руку я давно перестала придавать значение. А, видно, зря, к встрече с милиционером неплохо было бы подготовиться. Например, сбежать на Филиппинские острова или спрятаться у подруги на даче.
   Голова у меня просто раскалывалась от впечатлений. А Михаил Михайлович тем временем говорил и говорил, ему, видимо, нравился сам процесс, потому как смысла в его речи я так и не уловила.
   — Понимаете, господин Зяблицын, — вежливо перебила я, — моя мама, наверное, говорила вам, что я никогда не была замужем?
   — Да, говорила, — радостно заулыбался тот.
   — А вы не задумывались почему? — каверзно ухмыляясь, спросила я.
   Мама нервно заерзала на стуле.
   — Мариночка, да вам, наверное, мужик хороший не попадался.
   Моя родительница энергично закивала, полностью поддерживая своего протеже.
   — Да нет, — грустно произнесла я, — просто я замуж не хочу.
   — Как это? — растерялся Михаил Михайлович.
   — А вот так! Не хочу! За вас замуж я не хочу! Так что ничего оформлять мы не будем. Все свободны!
   — Мариночка! — возмутилась мама.
   — Интересное кино, — протянул работник правоохранительных органов, расстегивая верхнюю пуговицу на кителе, — и что теперь?
   — Спокойной ночи, — пожелала я.
   — Михаил Михайлович, — засуетилась вокруг него мама, — вы не обращайте внимания, Марина с работы уставшая приходит, дерганая вся, тяжело ей. Давайте вы как-нибудь в другой раз…
   — Другого раза не надо, — вставила я.
   — Ты, может, за дверь обиделась? — доверительно улыбнулся опер. — Так я ведь не поломал ничего, все в порядке. Извиняюсь, если что не так.
   — Спокойной ночи, — настаивала я, чувствуя, как головная боль все нарастает и в висок как будто врезается бензопила.
   Они наконец вышли в коридор и долго там о чем-то шушукались. Я надеялась, что мама уйдет вместе с милиционером, но она вернулась.
   — А им сейчас зарплату как раз повысили, — издалека начала она, — а Мишенька в следующем месяце должен майора получить.
   — Мам, я ведь тебя просила!
   — Так и прокукуешь одна, — пророческим голосом заявила она.
   — Я не одна! Мне твои женихи надоели!
   — Они не мои, а твои!
   — Ты их приводишь, я уже в собственном доме не могу жить спокойно! То серенады под балконом поют, то котят приносят, теперь вот дверь взломали! От следующего чего ждать?
   — Да Миша сам! — возмутилась мама. — Чего, говорит, мы на площадке будем париться? Ты ведь мне ключи не даешь…
   — И не дам, — сурово оборвала я, — а то в один прекрасный день обнаружу здесь уже готовый свадебный стол. Все, мам, я спать хочу. Вызвать тебе такси?
   Когда мама ушла, мне стало стыдно. Она ведь действительно старается для меня, переживает, что так никогда и не понянчит внуков. То бишь моих детей. Но я хочу детей только от Егора! А он даже не позвонил за весь вечер, не извинился за свое хамское поведение, да просто-напросто игнорировал меня.
   Я собиралась заплакать, но тут зазвонил телефон. Просветлев лицом, я схватила трубку.
   — Позови Сеню, — проникновенно попросил женский голос.
   — Вы ошиблись номером, — разочарованно протянула я и отключилась.
   Телефон затрезвонил снова.
   — Позови, пожалуйста, Сеню, — понастойчивей прозвучал голос.
   — Да нет здесь никакого Сени! Вы не туда попали.
   — Сволочь, — обиделась неведомо на что женщина.
   — Это еще почему? — обиделась и я.
   — Сеня у тебя, я знаю.
   — Вы по какому номеру звоните?
   — По твоему, — логично ответила незнакомка, — я у него в записной книжке нашла. Он думал, что я дура, а я умная, я его насквозь вижу.
   «Еще одна Аллочка», — подумала я, вежливо попрощалась и повесила трубку.
   Телефон зазвонил опять. Сатанея, я закурила сигарету и, не обращая внимания на звонки, принялась делать ужин. Телефон не умолкал.
   — Нету здесь Сени! — закричала я, приложив трубку к уху. — И не будет никогда!
   — И не надо, — тихо ответил мне голос моей подруги Лельки.
   — А, это ты. Извини, тут просто какая-то сумасшедшая Сеню разыскивает.
   — Как обычно, — не удивилась Лелька, — у тебя, Маринка, все не как у людей. Слушай, твой мобильник чего, отключен? — озабоченно поинтересовалась подруга. — Я тебя два часа поймать не могу.
   — Погоди, — сказала я и полезла в сумку. То-то, а я думала, почему звонков целый день нет.
   Особенно от Ивана, этот уж точно после нашей случайной встречи должен был прозвониться.
   — Ноль долларов, ноль центов, — отрывисто сообщил женский голос по мобильному.
   Я отключила телефон и вспомнила о подруге:
   — Ты еще здесь? Ты чего хотела-то?
   — Понятно, устали мы, — определила Лелька, сориентировавшись по моему голосу, — только с работы, да?
   Я промолчала, и так все было понятно.
   — Что, опять клиент капризный попался?
   — Дело не в клиенте! Дело во мне!
   — Уй, опять эта несвоевременная самокритика, — ухмыльнулась Лелька, — ты, подружка, давай-ка завязывай с этим. И вообще, ты мне нужна, приедешь?
   — Нет.
   — Почему это?
   — Не смогу, потому как направляюсь сейчас в ванную, где и собираюсь покончить со своей никчемной жизнью.
   Лелька насторожилась, это было слышно по ее дыханию. Шутки шутками, но она всегда четко улавливала, когда я срывалась с катушек всерьез.
   — Че случилось-то?
   — Получила ремонтной киркой по ноге, больно, знаешь ли.
   — По этому поводу ты решила утопиться? Чтобы не мучиться?
   — Тебе смешно, а меня, между прочим, чуть не ограбили.
   — Да ты что? Рассказывай! — с воодушевлением заявила Лелька, она обожала слушать о чужих несчастьях и сочувствовать.