Страница:
В заключение лейтенант посоветовал Анатолию набросать план действий и попросил зайти послезавтра к пяти вечера. Удостоверение бригадмильца он оформит Русакову в следующий раз, после более подробного инструктирования.
«Вот тебе и Боб! — думал Анатолий, выходя из детской комнаты. — Скажи родителям — не поверят, обидятся. Да и не с них надо начинать. Поговорить с Бобом? Или начать с Пашки? Начну-ка я, для практики, с Витяки», — решил Анатолий. Но когда же к нему идти? Сегодня? Сейчас? А когда же он, Анатолий, будет работать и учиться? Пожалуй, прав Коля. Без точного расписания толку не будет. Придется начать с расписания: часы работы, учебы, бригадмильство. Но как составишь расписание, если неизвестны часы работы?
Дома на столе лежала записка. Мать подробно писала, где стоит борщ, котлеты, кисель, соленые огурцы. Анатолий отломил кусок ржаного хлеба, густо посолил, взял любимый роман Жюля Верна о капитане Немо и улегся на диване.
Вскоре пришла с работы Ольга Петровна. То, что Анатолий не захотел обедать без нее, радовало, но ведь сыну надо регулярно питаться. О пользе правильного режима Ольга Петровна говорила даже за обедом. Анатолий соглашался и поддакивал. Мать пристально взглянула на него и тихо спросила:
— Что случилось?
— Ничего особенного, только… Ты знаешь, мама, я стал бригадмильцем.
— Боже мой, зачем тебе это?!
— Мне, может быть, и не очень нужно, да ведь комсомольское поручение. Значит, надо выполнять.
— Откажись! Возьми сто более трудных поручений, но только не это. Ну, пусть кто-нибудь другой. Ведь ты и так… Это невозможно!
— Что значит «и так»? — Анатолий начинал сердиться.
— Ну, я не так выразилась. С хулиганами связываться опасно. Давай посоветуемся с дядей.
— Вот что, мама, уж если я взялся, значит, буду делать. Ты ведь знаешь, какой я упрямый. Не спорь…
Идея! А не пойти ли нам в кино? Ты видела индийский фильм «Бродяга»?
— Нет.
— В «Ударнике» идут сразу две серии.
— Так ведь билетов не достанешь. Разве что у перекупщиков.
— Это я, бригадмилец, буду поощрять спекулянтов? Да ты что? Если увижу перекупщика, то обязан задержать его.
— Час от часу не легче! А я должна тебе помогать?
— Конечно! — Анатолий засмеялся…
Глава XV
Анатолию не пришлось звонить в квартиру Полянчуков. Дверь в полуподвал, на которую показывала полустертая временем серая стрела с надписью «Бомбоубежище», видимо, никогда не запиралась. Он вошел в длинный коридор, освещенный матовой лампочкой, и направился на звук голосов и запах жареной рыбы.
В кухне он увидел двух женщин, поздоровался и спросил, в какой комнате живет Полянчук Подана Ивановна. Тщедушная старушка, стоявшая у плиты, живо обернулась, видимо стараясь догадаться, откуда Анатолий и зачем. Она проявила неожиданную для своего возраста прыть, ринулась в коридор, распахнула дверь Полянчуков и, зазвав Анатолия в комнату, сказала:
— Сами видите, никого нет. Вот что тут делается! На полу лежали незастланные тюфяки. Вещи валялись где попало.
— Муж? — спросил Анатолий, указывая на вырезанную из газеты фотографию молодого капитана, пришпиленную к стенке кнопкой.
— Отец Витяки. Да только какой же это муж, если незарегистрированные. Был бы законный брак, тогда бы Витяка получал пенсию. Можно было бы это сделать через свидетелей, так фашисты всех свидетелей порешили, когда жгли деревню. А поглядите на карточку —
Герой Советского Союза! Он им деньги и посылки с фронта присылал.
— Убит?
— Убит, батюшка…
Старушка подробно рассказала о боевых подвигах Полянчука. Видно, Полина гордилась мужем и не раз говорила о нем с соседями.
Из кухни донесся крик: «Рыба горит!» — старушка кинулась из комнаты. Анатолий последовал за ней. Сердито бормоча, она перевертывала на сковороде подгоревшую рыбу. На вопрос, когда можно застать Виктора Полянчука, она язвительно ответила:
— А кто ж его знает, где он болтается? Может, и пять ден не заявится.
Полная блондинка в цветастом халате сидела у стола и не спеша чистила картофель. Она бросила пытливый взгляд на Анатолия и снисходительно спросила:
— А вам, собственно, зачем?
Ответить на этот вопрос оказалось не так-то просто. Сказать прямо, что он пришел по поручению детской комнаты милиции — значит заранее настроить Полянчуков против себя. Отделаться уклончивой фразой — значит лишиться доверия соседей. А Хлопунов советовал установить с соседями наилучшие отношения.
— Да мне, как комсомольцу, поручили помочь Виктору Полянчуку стать человеком, а я его и в глаза не видел. Вот и хочу с ним познакомиться.
— И-и-и, милый! Много тут вашего брата ходило, — ворчливо отозвалась старушка, — а толку чуть. Избавил бы ты нас от этой заразы, век бы за тебя бога молила. За ним глаз да глаз нужен. Из кастрюли мясо тащит, окаянный. Ну никакой управы на него нет. Я уже три заявления в милицию снесла — и ничегошеньки. Дворникам бы им заняться, а им, вишь, лень порядок во дворе среди ребят навести.
— Как же это вы собираетесь из него человека сделать? — не скрывая иронии, спросила блондинка.
Анатолий смутился.
— Я хотел бы прежде всего заставить парня не болтаться на улице, а учиться, готовить уроки.
— Перво-наперво, чтобы у своих не воровал, — вмешалась старушка. — Уж я ему твердила: «Кради, говорю, где хочешь, а в своей квартире — ни-ни!»
— Ну, а он что? — поинтересовался Анатолий.
— Не признается, стервец. «Я, говорит, за ваших кошек не в ответе». Уж я и Полину, мать его, уму-разуму учила: «Дура, говорю, до чего сына распустила! Люди говорят, он билетами в кино спекулирует, по двадцать копеек у прохожих просит. Дери ты его, как Сидорову козу. Выбей ты из него, подлеца, начисто всю дурь».
— Била?
— Уж как старалась, сердечная. Да разве такой материнскую науку поймет? Одно слово — безотцовщина. Тут мужской характер нужен. А у матери сердце-то слабое, отходчивое, особливо как пригубит водочки. Парень глаза еще не продрал, а она ему в рот сует конфетку.
И снова вмешалась блондинка:
— Скажите, пожалуйста, какими чудодейственными средствами вы хотите этого «милого» ребенка привести в человеческий вид? Поделитесь своим секретом.
Анатолий и вида не подал, что его задел тон, каким был задан вопрос.
— Никакого секрета не имею и что буду делать, сам не знаю, — несколько неожиданно для самого себя признался он.
Молодая женщина сразу перестала иронически улыбаться.
— У меня, — продолжал Анатолий, — есть желание помочь ему, а опыта нет. Но свет не без добрых людей. Не пропадать же парню! Найдется добрая душа, подскажет мне, чудаку, как надо действовать. Вот вы, например, в миллион раз лучше меня знаете этого Витяку и если спрашиваете, какими методами я хочу воздействовать, то ведь не для того, чтобы высмеять, а хотите помочь, подсказать. Вот и посоветуйте.
Во взгляде Анатолия было столько простодушного доверия, что старушка даже сочувственно вздохнула. Молодая женщина бросила в таз картошку с ножом и вытерла руки фартуком.
— Все, что я могла бы вам посоветовать, я уже перепробовала сама — без успеха… Потому-то и усомнилась в ваших силах. Что толку говорить с Полиной, если она считает, что ее навек унизили, когда лишили шоферских прав. Поэтому она и выпивает. Сына она любит по-глупому: то тиранит его, то балует и тогда покрывает все его грешки. Единственное спасение для него — воспитательная колония. А Полина считает, что если мы, соседи, ей советуем, значит, хотим ей досадить. Да и сам Витяка панически боится колонии.
— Так что же делать?
— Изменить ее жизнь, а для этого надо вернуть ее к любимой работе — вернуть шоферские права.
— Может быть, вы мне все-таки поможете?
— Вам лучше действовать без нас, — отозвалась молодая женщина. — Полина со всеми нами в ссоре. Вы сами поговорите и с Полиной и с мальчишкой, сумейте расположить ее к себе. Она сейчас у дворника, над нами, квартира семь. Комната у дворника хорошая, большая, вот там и происходят, как говорит муж, большие и малые «ассамблеи» картежников и выпивох.
— Как же я пойду, меня ведь не знают?
Женщина засмеялась, молча развела руками и снова принялась чистить картошку.
— А ты, милок, — посоветовала старушка, — зайди и спроси, когда домоуправление работает, вот тебе и дело.
— Спасибо. Вот видите, свет не без добрых людей, — сказал Анатолий, чем вызвал довольный смех обеих женщин. — А где мне найти Витяку?
— А это ты у мальчишек во дворе спроси. Все-то они знают, да не каждому откроются.
У полукруглого кирпичного угла дома ребята по очереди ударяли битой в стенку так, чтобы, отскакивая, она падала возле монеты, лежавшей на земле. Слышались возгласы: «кон», «доваливаю», «остыл», «чир»…
Игрой командовал невысокий, плотный, коротко подстриженный белобрысый подросток с озорными светлыми глазами. Он был одет в поношенные темные штаны, белую майку и старые сапоги, требовавшие срочного ремонта. Голенища сапог ради фасона были отвернуты чуть не до половины. Этого паренька мальчишки и называли Витякой.
Анатолий молча наблюдал за игрой, потом сказал:
— А у меня к тебе, Витяка, разговор есть.
Паренек неторопливо оглядел незнакомца. На его лице быстро сменялись выражения любопытства, недоверия и настороженности.
— Чего надо? — развязно спросил он и шумно вытер ладонью нос.
— Есть о чем поговорить. Пошли.
— А что дашь? Никуда я не пойду, — нагло заявил мальчишка. И, не обращая внимания на Анатолия, продолжал играть.
Ребята насмешливо поглядывали на Анатолия. Как отозвать Витяку в сторону? Он молча поднял биту Витяки, сунул ее в карман и не спеша зашагал к воротам.
— Эй, дядька, черт, отдай! — завопил растерявшийся от неожиданности Витяка.
Он схватил Анатолия за руку, силясь вынуть ее из кармана.
— А ты возьми, — спокойно ответил Анатолий, не замедляя шага и волоча за собой уцепившегося мальчишку.
Паренек сунул руку в карман Анатолия, юноша крепко зажал ее и, не отпуская, продолжал идти. Витяка чуть не плакал от злости. Он крикнул:
— Пусти, укушу!
Сзади на почтительном расстоянии свистели и кричали дружки Витяки, камешек просвистел мимо уха. Анатолий пригрозил вздуть хулигана, мальчишки присмирели.
— Эх ты, герой, — сказал Анатолий Витяке и остановился. — А я думал — ты умнее! Ты сначала узнай, в чем дело, а потом действуй.
— Отдай! Отдай! — вопил тот.
Анатолий вспомнил фотографию отца Витяки и вдруг неожиданно сказал:
— Я к тебе от Якова Ивановича Полянчука, а ты дурак дураком. Помнишь отца? —И встретив растерянный взгляд сразу же присмиревшего паренька, пояснил:— Ну, твоего отца, капитана Полянчука, Героя Советского Союза?
— Так он же убитый… — растерянно прошептал парнишка.
— Одним словом, есть у меня разговор от него. А не хочешь, катись к черту! — Анатолий выпустил руку мальчика и швырнул на землю биту. — Буду я с такими канителиться. Ему хочешь добра, а он укусить норовит.
Витяка догнал Анатолия у ворот и, схватив за рукав, просительно зашептал:
— Так вы не сердитесь, дяденька! Я же не знал. Вы бы сразу… Ну, извините. А то тут ходят всякие, ругают почем зря… А какой у вас разговор ко мне?
Он заглядывал Анатолию в лицо. А тот и сам еще не знал, о чем будет говорить с Витякой. Слова об отце выскочили совершенно неожиданно, они явно поразили мальчишку. А как быть дальше?
Они остановились в подворотне, и Анатолий сказал:
— Я вместе с твоим отцом воевал. Таким, как ты, мальцом был, фронтовым воспитанником Якова Ивановича. Много мне добра твой отец сделал. От смерти спас. И я поклялся Якову Ивановичу за все его добрые дела отплатить добром, а не пришлось. Он погиб в Германии, адреса вашего не оставил… А я после войны в армии служил, потом учился, вот только сейчас впервые в Москву попал, с трудом разыскал вас. Ты об отце знаешь что-нибудь?
— Ага… Знаете, какой он герой был? Он разведчик был, пробирался в самые главные фашистские штабы. Он даже гитлеровского генерала поймал и повел через фронт. А сколько «языков» переловил! А меня отец хотел в Суворовское устроить.
— Он тебе это говорил?
— Нет, мамке писал.
— А ты очень хочешь там учиться?
— Еще бы!
— А как у тебя с учебой?
Витяка нахмурился, потупился, шмыгнул носом и молча начал чертить правой ногой по асфальту.
— Так, — понимающе протянул Анатолий. — Значит, плохо?
— Плохо, — прошептал паренек, не поднимая глаз.
— А на что живете? Мать работает?
— Ра-бо-та-ет…— презрительно растягивая слово, проговорил Витяка и бросил подозрительный взгляд на Анатолия, не улыбается ли тот. Но глаза Анатолия были совершенно серьезны, и тут Витяка заговорил горячо: — Если бы работала, как люди, а то так, мотается. Тому постирает, там уберет, то с работой, то без работы… Да разве по ней это? Она шофер первого класса… Орден у нее! Вернули бы ей права, она бы показала, как надо работать. А теперь пьет водку… Говорит — с горя. Ну, и меня лупит. — Он грустно усмехнулся. — Мне что, пусть лупит, лишь бы за дело, а то от злости. Соседи нажалуются, она и давай… Вот брошу все и уеду.
— Куда?
— Куда-нибудь. В Одессу. Моряком стану.
— Моряком интересно быть. Что ж, это тебе может удаться. Кончишь школу, и я тебе помогу. Ты в какой класс перешел?
Витяка потупился и невнятно пробормотал:
— В шестом учился.
— Значит, перешел в седьмой?
Со двора донесся призывный крик мальчишек. Витяка обернулся к ним и досадливо махнул рукой.
— Не перешел я…
— Экзаменов не выдержал?
— А я и не держал. Мне классная руководительница учиться не дает, ненавидит меня, другим учителям наговаривает. Даже прогоняет.
— Прогоняет? Как же это?
— Честное даю! Чуть забалуюсь в классе — все! И хорошо отвечу — другому за такой ответ все четыре, а мне все равно двойка-тройка. Она говорит мне: «Ты позор школы. Уходи от нас!»
— Что же это за зверь такой?
— Софья Осиповна.
Анатолий посочувствовал Витяке, обещал, что этого так не оставит, сходит в школу, все выяснит.
— Твой отец немало потратил на меня, — продолжал Анатолий. — Я считаю себя должником и деньги должен вернуть. Как ты думаешь, если я дам сейчас твоей матери денег, она купит тебе ботинки, форменный костюм и пальто?
— Мамка ни за что не возьмет, я знаю, — решительно сказал мальчик.
— А если бы мы пошли вместе и я бы тебе все это сам купил?
— Она увидит, будет плакать, скажет: мы не нищие какие-нибудь. А не скажу откуда, подумает, что купил на краденые, и выбросит в помойку.
— Трудненько! — согласился Анатолий и спросил: — Ну, а что ты посоветуешь?
— Вот если бы она шофером работала, тогда все наладится.
— Дело нелегкое… Но в лепешку расшибусь, а сделаю. Но только без твоей помощи не обойтись. Во-первых, мне надо узнать обстоятельства дела. Как думаешь, где сейчас твоя мать?
— Она у дворника. Придет выпивши и говорить с вами не захочет, — сказал Витяка. — Надо было ей идти хлопотать в прокуратуру. Она выпила для храбрости и говорит: «Я им такой сабантуй устрою, век будут помнить Полину Полянчук!» Ну и пошла, и устроила, а те, ясно, прогнали. А все из-за Димки.
— Какого Димки?
— Как, вы Димку не знаете? — удивился Витяка.
Он нескладно рассказал, как Полина Полянчук захотела помочь племяннику, приехавшему из деревни девятнадцатилетнему Димке. Она взялась обучить его вождению машины. Димка после нескольких уроков уже неплохо ездил. Как-то случилось так, что при перевозке бочек с пивом Полину угостили кружкой пива. Димка сидел за рулем. Машину их обогнала милицейская «Победа», которая круто срезала, чтобы не наскочить на девочку, выбежавшую из дома, и поцарапала свое заднее крыло о буфер грузовика. Будь Полина на месте Димки, она бы успела затормозить. Из «Победы» выскочил милиционер. Димка перепугался и погнал машину. Полина закричала: «Останови, дурак!» Тот, как положено, захотел свернуть к тротуару. Впереди на остановке стоял троллейбус. Димка объезжал автобус, когда впереди, из-за троллейбуса, выбежала женщина. Димка затормозил. И все же женщина упала под колеса грузовика. Пальцы левой руки ей прищемило. Полина повернула ключ зажигания, и грузовик остановился. Та же милицейская «Победа» обогнала их и стала поперек улицы. Полина не успела пересесть за руль, как подбежавший капитан потребовал у Димки права. Полина подала свои. Но ведь машину вел Димка! Значит, Полянчук передала управление грузовиком, не имея на то права! Грузовик Полянчук помял кузов милицейской «Победы», грузовик сбил женщину. Яростно спорившую Полину Полянчук повезли в ОРУД. Там ее заставили подуть через трубочку в воду, и вода порозовела. Значит, Полянчук пила спиртное. А ведь шофер не имеет права находиться за рулем в нетрезвом виде. К счастью, упавшая женщина серьезно не пострадала. И все же, даже учитывая смягчающие вину обстоятельства, Полину Полянчук судили, приговорили условно к двум годам и лишили права вождения машины.
— Вот и получилось — Димка окончил курсы с отличием и уехал работать шофером в Казахстан, а мать осталась без работы… «Я, говорит, заслуженный шофер и добьюсь возврата своих прав!» Ей предлагали любую работу, только не шоферскую, в ее же гараже. Так ни в какую. Уж очень она гордая…— закончил Витяка.
Мальчик провел Анатолия в комнату. Там он показал копию заявления матери в прокуратуру и автоинспекцию с просьбой пересмотреть решение. Анатолий сделал выписки из заявления и ответа с отказом.
— У тебя что же, нет времени прибрать? — Анатолий кивнул на незастланные матрасы на полу.
— Мать спешила, не успела.
— А ты бы хоть за собой прибрал. В армии и во флоте за собой убирают. Дело ведь недолгое.
Витяка поспешно принялся наводить порядок.
— Помогать я вам буду, — сказал Анатолий, — но и ты, как единственный мужчина в доме, помоги мне. Постарайся не доводить мать до слез. Обещаешь?
— Я что? Она сама…
— Сегодня же я буду в автоинспекции. Постараюсь помочь.
В автоинспекции Анатолий направился к начальнику. Это был упитанный моложавый майор в аккуратно отглаженном мундире. Он читал газету. Анатолий обратился к нему со словами «товарищ Орешкин», а не «товарищ майор», и это обстоятельство сразу же настроило Орешкина не в пользу посетителя. На повторный вопрос о деле Полянчук майор чуть скосил глаза и спросил:
— А почему вас это интересует?
Анатолий объяснил свое посещение поручением детской комнаты милиции.
— А где отношение? Нет отношения? Предъявите документ бригадмильца. Нет? Странно. Кто же вы такой?
— Товарищ Орешкин, ну зачем мне врать? Ведь не для развлечения пришел я сюда, не в театр.
— Попрошу не острить!
Орешкин, не глядя на Анатолия, позвонил в детскую комнату милиции. Ася Ларионова подтвердила, что Анатолию Русакову дано такое поручение. Орешкин откашлялся и со всеми подробностями рассказал Анатолию о скандале, который устроила Полина, когда приходила с заявлением.
— Будь моя власть, — говорил он, — я бы таким Полинам закатил годик принудработ… А что касается семейных неурядиц, нервов и прочего, то это в мои функции не входит.
Анатолий стал возражать.
— Послушайте, — прервал его Орешкин. — Полянчук условно осуждена, лишена водительских прав. Говорить нам больше не о чем. — Он поднялся и вышел из комнаты.
Огорченный неудачей, Анатолий в нерешительности стоял в коридоре. Нужно было уходить. Но, вспомнив Витяку, его доверчивый взгляд, которым тот проводил его, юноша не мог так, сразу, отступить. Но что же делать?
«Эх, была не была!» — подумал Анатолий и отправился к начальнику Орешкина. Тот оказался совсем не похожим на своего подчиненного. Подполковник внимательно выслушал Анатолия и, добродушно посмеиваясь над горячностью бригадмильца, сказал:
— Вот что, торопыга… Я тебе сочувствую, но закон есть закон. Чтобы сделать исключение и досрочно вернуть права Полянчук, нужны характеристика и рекомендация с ее бывшего места работы и с нынешнего.
— Но та организация ликвидирована и вместе с ней гараж, а теперь она нигде не работает.
— Плохо. Ну, тогда ходатайство депутата, его поручительство… Пересмотр дела в прокуратуре… Ты парень настойчивый. — И начальник весело похлопал Анатолия по спине: — Ну, давай действуй!
Окрыленный; Анатолий поехал в райисполком. Там он застал только дежурную.
— Какой депутат вам нужен? Если депутат Моссовета, то это товарищ Рубцова, она принимает по пятницам от часу до пяти. Или депутат Верховного Совета? Дмитрий Алексеевич Кленов принимает по субботам. Сегодня он уже принимал и уехал. Приходите через шесть дней.
Анатолий позвонил из райисполкома на квартиру к депутату Кленову и узнал, что он уехал на дачу близ Загорска. Женщина, отвечавшая по телефону, отказалась сообщить адрес дачи. «Хоть в субботний вечер и воскресенье дайте человеку отдохнуть», — сказала она.
«Узнаю и так», — решил Анатолий. Не может же быть, чтобы возле Загорска он не нашел дачи Кленова, депутата Верховного Совета.
В поезде, на полпути к Загорску, решимость Анатолия поубавилась. Может быть, депутат действительно не захочет разговаривать с непрошеным посетителем — ведь часы приема прошли. Он может сказать: «Чего ради вы примчались? Ведь не скорая же помощь нужна».
Что тогда? Он ответит: «Дмитрий Алексеевич, извините, что нарушил ваш отдых. Не сердитесь. Полине Полянчук надо помочь немедленно. Дело не только в ней. Здесь решается судьба и ее сына Витяки».
Сойдя с поезда в Загорске, у повстречавшегося железнодорожника он спросил, где живет депутат Кленов.
— Идите обратно, в сторону Москвы, по этой стороне полотна, — он показал рукой, — и, когда за домами пойдет сосновый лесок, спросите у людей.
На краю поселка, отделенного от железной дороги луговиной с редкими деревьями, паслось стадо коров. Было почти безлюдно, если не считать двух-трех человек вдали. Кого же спросить?
Анатолий пошел к стаду. Пожилой человек наполнял дерном ведро. «Хитер пастух, — и стадо пасет и у дачников подрабатывает», — подумал Анатолий и спросил:
— Отец, где дача Кленова?
— Как раз туда несу, — ответил пастух.
Он, понатужившись, поднял ведро. Седые волосы прилипли к потному лбу. На руке набухли жилы, тяжелое ведро чиркало по брюкам. На левой руке пастуха не хватало трех пальцев.
— Давай-ка, отец, поднесу! — Анатолий взялся за дужку ведра.
— Да я сам!
— Не бойся, твоих рублей не отобью. — Анатолий завладел ведром и пошел рядом с пастухом. — На войне пальцы потерял?
— На войне, сынок, да не на этой… Это память о кулаках, с тридцатого года…
Ведро оказалось тяжелым, дужка резала руку.
— Далеко? — спросил Анатолий.
Пастух показал на третью дачу.
— В час разиков пять обернешься, отец?
— Три раза.
Возле калитки пастух поблагодарил и хотел отобрать ведро, но Анатолий донес его, поставил возле грядок с клубникой и сказал, показав на удаляющееся стадо:
— Догоняй, отец. А, кстати, этот депутат как? Строгий? Говорят, он ученый какой-то, профессор… Будет на даче разговаривать о делах?
— А ты по какому делу?
— Это я ему расскажу, а ты спеши, твое стадо вон куда ушло.
Но пастух не торопился -. Он беззвучно смеялся, левой рукой держась за грудь, а пальцами правой вытирая слезы. У Анатолия мелькнула догадка, от которой его в жар бросило.
— Вы… не пастух?..
Пастух вынул платок, вытер слезы:
— Был подпаском в юности… Я тот самый, о ком вы спрашивали. Ничего, не смущайтесь. Посидите здесь, я сейчас переоденусь. Я мигом.
— Давайте я буду носить дерн, а по пути рассказывать, — предложил Анатолий и вывалил дерн из ведра.
— Спасибо. Я сам потом принесу, на сегодня хватит.
— Вы сами это обрабатываете?
— А кто ж еще?.. Посидите день-деньской за бумагами, чертежами, книгами — потянет размяться…
Депутат предложил Анатолию освежиться под душем. Анатолий поблагодарил и отказался.
— Ну, посидите здесь. — Кленов показал на беседку и направился к дощатому сарайчику, над которым высилась железная бочка.
Юноша уселся в плетеное кресло у беседки, над которой распростерлись игольчатые опахала пяти вековых сосен, и с интересом огляделся. Здесь же, у беседки, стоял недоплетенный диванчик из ивы. На траве лежали пучки ивовых прутьев, уже очищенных от зеленой кожуры. Всюду множество цветов. Ими полны клумбы, окраины дорожек. Стены дачи покрыты вьющимся то ли плющом, то ли хмелем. На темно-зеленом фоне кустов, окаймлявших участок взрыхленной земли, выделялись побеленные известкой стволы фруктовых деревьев. Тихо. Спокойно. Смеркалось, запахло ночной фиалкой. Неподалеку проносились поезда. Надо было подумать о том, как объяснить Кленову свое неурочное посещение и дело Полянчук, а думать не хотелось.
Кленов через веранду ввел Анатолия в небольшую комнату. На столе под темно-зеленым абажуром горела настольная лампа. Вдоль стен в полутьме стояли книжные шкафы. Депутат сел в плетеное кресло, усадил Анатолия. Чуть слышно постукивали большие стенные часы. Кленов выжидательно посматривал на посетителя. Разговор приходилось начинать ему:
«Вот тебе и Боб! — думал Анатолий, выходя из детской комнаты. — Скажи родителям — не поверят, обидятся. Да и не с них надо начинать. Поговорить с Бобом? Или начать с Пашки? Начну-ка я, для практики, с Витяки», — решил Анатолий. Но когда же к нему идти? Сегодня? Сейчас? А когда же он, Анатолий, будет работать и учиться? Пожалуй, прав Коля. Без точного расписания толку не будет. Придется начать с расписания: часы работы, учебы, бригадмильство. Но как составишь расписание, если неизвестны часы работы?
6
Дома на столе лежала записка. Мать подробно писала, где стоит борщ, котлеты, кисель, соленые огурцы. Анатолий отломил кусок ржаного хлеба, густо посолил, взял любимый роман Жюля Верна о капитане Немо и улегся на диване.
Вскоре пришла с работы Ольга Петровна. То, что Анатолий не захотел обедать без нее, радовало, но ведь сыну надо регулярно питаться. О пользе правильного режима Ольга Петровна говорила даже за обедом. Анатолий соглашался и поддакивал. Мать пристально взглянула на него и тихо спросила:
— Что случилось?
— Ничего особенного, только… Ты знаешь, мама, я стал бригадмильцем.
— Боже мой, зачем тебе это?!
— Мне, может быть, и не очень нужно, да ведь комсомольское поручение. Значит, надо выполнять.
— Откажись! Возьми сто более трудных поручений, но только не это. Ну, пусть кто-нибудь другой. Ведь ты и так… Это невозможно!
— Что значит «и так»? — Анатолий начинал сердиться.
— Ну, я не так выразилась. С хулиганами связываться опасно. Давай посоветуемся с дядей.
— Вот что, мама, уж если я взялся, значит, буду делать. Ты ведь знаешь, какой я упрямый. Не спорь…
Идея! А не пойти ли нам в кино? Ты видела индийский фильм «Бродяга»?
— Нет.
— В «Ударнике» идут сразу две серии.
— Так ведь билетов не достанешь. Разве что у перекупщиков.
— Это я, бригадмилец, буду поощрять спекулянтов? Да ты что? Если увижу перекупщика, то обязан задержать его.
— Час от часу не легче! А я должна тебе помогать?
— Конечно! — Анатолий засмеялся…
Глава XV
ТРУДНЫЙ МАЛЬЧИК
1
Анатолию не пришлось звонить в квартиру Полянчуков. Дверь в полуподвал, на которую показывала полустертая временем серая стрела с надписью «Бомбоубежище», видимо, никогда не запиралась. Он вошел в длинный коридор, освещенный матовой лампочкой, и направился на звук голосов и запах жареной рыбы.
В кухне он увидел двух женщин, поздоровался и спросил, в какой комнате живет Полянчук Подана Ивановна. Тщедушная старушка, стоявшая у плиты, живо обернулась, видимо стараясь догадаться, откуда Анатолий и зачем. Она проявила неожиданную для своего возраста прыть, ринулась в коридор, распахнула дверь Полянчуков и, зазвав Анатолия в комнату, сказала:
— Сами видите, никого нет. Вот что тут делается! На полу лежали незастланные тюфяки. Вещи валялись где попало.
— Муж? — спросил Анатолий, указывая на вырезанную из газеты фотографию молодого капитана, пришпиленную к стенке кнопкой.
— Отец Витяки. Да только какой же это муж, если незарегистрированные. Был бы законный брак, тогда бы Витяка получал пенсию. Можно было бы это сделать через свидетелей, так фашисты всех свидетелей порешили, когда жгли деревню. А поглядите на карточку —
Герой Советского Союза! Он им деньги и посылки с фронта присылал.
— Убит?
— Убит, батюшка…
Старушка подробно рассказала о боевых подвигах Полянчука. Видно, Полина гордилась мужем и не раз говорила о нем с соседями.
Из кухни донесся крик: «Рыба горит!» — старушка кинулась из комнаты. Анатолий последовал за ней. Сердито бормоча, она перевертывала на сковороде подгоревшую рыбу. На вопрос, когда можно застать Виктора Полянчука, она язвительно ответила:
— А кто ж его знает, где он болтается? Может, и пять ден не заявится.
Полная блондинка в цветастом халате сидела у стола и не спеша чистила картофель. Она бросила пытливый взгляд на Анатолия и снисходительно спросила:
— А вам, собственно, зачем?
Ответить на этот вопрос оказалось не так-то просто. Сказать прямо, что он пришел по поручению детской комнаты милиции — значит заранее настроить Полянчуков против себя. Отделаться уклончивой фразой — значит лишиться доверия соседей. А Хлопунов советовал установить с соседями наилучшие отношения.
— Да мне, как комсомольцу, поручили помочь Виктору Полянчуку стать человеком, а я его и в глаза не видел. Вот и хочу с ним познакомиться.
— И-и-и, милый! Много тут вашего брата ходило, — ворчливо отозвалась старушка, — а толку чуть. Избавил бы ты нас от этой заразы, век бы за тебя бога молила. За ним глаз да глаз нужен. Из кастрюли мясо тащит, окаянный. Ну никакой управы на него нет. Я уже три заявления в милицию снесла — и ничегошеньки. Дворникам бы им заняться, а им, вишь, лень порядок во дворе среди ребят навести.
— Как же это вы собираетесь из него человека сделать? — не скрывая иронии, спросила блондинка.
Анатолий смутился.
— Я хотел бы прежде всего заставить парня не болтаться на улице, а учиться, готовить уроки.
— Перво-наперво, чтобы у своих не воровал, — вмешалась старушка. — Уж я ему твердила: «Кради, говорю, где хочешь, а в своей квартире — ни-ни!»
— Ну, а он что? — поинтересовался Анатолий.
— Не признается, стервец. «Я, говорит, за ваших кошек не в ответе». Уж я и Полину, мать его, уму-разуму учила: «Дура, говорю, до чего сына распустила! Люди говорят, он билетами в кино спекулирует, по двадцать копеек у прохожих просит. Дери ты его, как Сидорову козу. Выбей ты из него, подлеца, начисто всю дурь».
— Била?
— Уж как старалась, сердечная. Да разве такой материнскую науку поймет? Одно слово — безотцовщина. Тут мужской характер нужен. А у матери сердце-то слабое, отходчивое, особливо как пригубит водочки. Парень глаза еще не продрал, а она ему в рот сует конфетку.
И снова вмешалась блондинка:
— Скажите, пожалуйста, какими чудодейственными средствами вы хотите этого «милого» ребенка привести в человеческий вид? Поделитесь своим секретом.
Анатолий и вида не подал, что его задел тон, каким был задан вопрос.
— Никакого секрета не имею и что буду делать, сам не знаю, — несколько неожиданно для самого себя признался он.
Молодая женщина сразу перестала иронически улыбаться.
— У меня, — продолжал Анатолий, — есть желание помочь ему, а опыта нет. Но свет не без добрых людей. Не пропадать же парню! Найдется добрая душа, подскажет мне, чудаку, как надо действовать. Вот вы, например, в миллион раз лучше меня знаете этого Витяку и если спрашиваете, какими методами я хочу воздействовать, то ведь не для того, чтобы высмеять, а хотите помочь, подсказать. Вот и посоветуйте.
Во взгляде Анатолия было столько простодушного доверия, что старушка даже сочувственно вздохнула. Молодая женщина бросила в таз картошку с ножом и вытерла руки фартуком.
— Все, что я могла бы вам посоветовать, я уже перепробовала сама — без успеха… Потому-то и усомнилась в ваших силах. Что толку говорить с Полиной, если она считает, что ее навек унизили, когда лишили шоферских прав. Поэтому она и выпивает. Сына она любит по-глупому: то тиранит его, то балует и тогда покрывает все его грешки. Единственное спасение для него — воспитательная колония. А Полина считает, что если мы, соседи, ей советуем, значит, хотим ей досадить. Да и сам Витяка панически боится колонии.
— Так что же делать?
— Изменить ее жизнь, а для этого надо вернуть ее к любимой работе — вернуть шоферские права.
— Может быть, вы мне все-таки поможете?
— Вам лучше действовать без нас, — отозвалась молодая женщина. — Полина со всеми нами в ссоре. Вы сами поговорите и с Полиной и с мальчишкой, сумейте расположить ее к себе. Она сейчас у дворника, над нами, квартира семь. Комната у дворника хорошая, большая, вот там и происходят, как говорит муж, большие и малые «ассамблеи» картежников и выпивох.
— Как же я пойду, меня ведь не знают?
Женщина засмеялась, молча развела руками и снова принялась чистить картошку.
— А ты, милок, — посоветовала старушка, — зайди и спроси, когда домоуправление работает, вот тебе и дело.
— Спасибо. Вот видите, свет не без добрых людей, — сказал Анатолий, чем вызвал довольный смех обеих женщин. — А где мне найти Витяку?
— А это ты у мальчишек во дворе спроси. Все-то они знают, да не каждому откроются.
2
У полукруглого кирпичного угла дома ребята по очереди ударяли битой в стенку так, чтобы, отскакивая, она падала возле монеты, лежавшей на земле. Слышались возгласы: «кон», «доваливаю», «остыл», «чир»…
Игрой командовал невысокий, плотный, коротко подстриженный белобрысый подросток с озорными светлыми глазами. Он был одет в поношенные темные штаны, белую майку и старые сапоги, требовавшие срочного ремонта. Голенища сапог ради фасона были отвернуты чуть не до половины. Этого паренька мальчишки и называли Витякой.
Анатолий молча наблюдал за игрой, потом сказал:
— А у меня к тебе, Витяка, разговор есть.
Паренек неторопливо оглядел незнакомца. На его лице быстро сменялись выражения любопытства, недоверия и настороженности.
— Чего надо? — развязно спросил он и шумно вытер ладонью нос.
— Есть о чем поговорить. Пошли.
— А что дашь? Никуда я не пойду, — нагло заявил мальчишка. И, не обращая внимания на Анатолия, продолжал играть.
Ребята насмешливо поглядывали на Анатолия. Как отозвать Витяку в сторону? Он молча поднял биту Витяки, сунул ее в карман и не спеша зашагал к воротам.
— Эй, дядька, черт, отдай! — завопил растерявшийся от неожиданности Витяка.
Он схватил Анатолия за руку, силясь вынуть ее из кармана.
— А ты возьми, — спокойно ответил Анатолий, не замедляя шага и волоча за собой уцепившегося мальчишку.
Паренек сунул руку в карман Анатолия, юноша крепко зажал ее и, не отпуская, продолжал идти. Витяка чуть не плакал от злости. Он крикнул:
— Пусти, укушу!
Сзади на почтительном расстоянии свистели и кричали дружки Витяки, камешек просвистел мимо уха. Анатолий пригрозил вздуть хулигана, мальчишки присмирели.
— Эх ты, герой, — сказал Анатолий Витяке и остановился. — А я думал — ты умнее! Ты сначала узнай, в чем дело, а потом действуй.
— Отдай! Отдай! — вопил тот.
Анатолий вспомнил фотографию отца Витяки и вдруг неожиданно сказал:
— Я к тебе от Якова Ивановича Полянчука, а ты дурак дураком. Помнишь отца? —И встретив растерянный взгляд сразу же присмиревшего паренька, пояснил:— Ну, твоего отца, капитана Полянчука, Героя Советского Союза?
— Так он же убитый… — растерянно прошептал парнишка.
— Одним словом, есть у меня разговор от него. А не хочешь, катись к черту! — Анатолий выпустил руку мальчика и швырнул на землю биту. — Буду я с такими канителиться. Ему хочешь добра, а он укусить норовит.
Витяка догнал Анатолия у ворот и, схватив за рукав, просительно зашептал:
— Так вы не сердитесь, дяденька! Я же не знал. Вы бы сразу… Ну, извините. А то тут ходят всякие, ругают почем зря… А какой у вас разговор ко мне?
Он заглядывал Анатолию в лицо. А тот и сам еще не знал, о чем будет говорить с Витякой. Слова об отце выскочили совершенно неожиданно, они явно поразили мальчишку. А как быть дальше?
Они остановились в подворотне, и Анатолий сказал:
— Я вместе с твоим отцом воевал. Таким, как ты, мальцом был, фронтовым воспитанником Якова Ивановича. Много мне добра твой отец сделал. От смерти спас. И я поклялся Якову Ивановичу за все его добрые дела отплатить добром, а не пришлось. Он погиб в Германии, адреса вашего не оставил… А я после войны в армии служил, потом учился, вот только сейчас впервые в Москву попал, с трудом разыскал вас. Ты об отце знаешь что-нибудь?
— Ага… Знаете, какой он герой был? Он разведчик был, пробирался в самые главные фашистские штабы. Он даже гитлеровского генерала поймал и повел через фронт. А сколько «языков» переловил! А меня отец хотел в Суворовское устроить.
— Он тебе это говорил?
— Нет, мамке писал.
— А ты очень хочешь там учиться?
— Еще бы!
— А как у тебя с учебой?
Витяка нахмурился, потупился, шмыгнул носом и молча начал чертить правой ногой по асфальту.
— Так, — понимающе протянул Анатолий. — Значит, плохо?
— Плохо, — прошептал паренек, не поднимая глаз.
— А на что живете? Мать работает?
— Ра-бо-та-ет…— презрительно растягивая слово, проговорил Витяка и бросил подозрительный взгляд на Анатолия, не улыбается ли тот. Но глаза Анатолия были совершенно серьезны, и тут Витяка заговорил горячо: — Если бы работала, как люди, а то так, мотается. Тому постирает, там уберет, то с работой, то без работы… Да разве по ней это? Она шофер первого класса… Орден у нее! Вернули бы ей права, она бы показала, как надо работать. А теперь пьет водку… Говорит — с горя. Ну, и меня лупит. — Он грустно усмехнулся. — Мне что, пусть лупит, лишь бы за дело, а то от злости. Соседи нажалуются, она и давай… Вот брошу все и уеду.
— Куда?
— Куда-нибудь. В Одессу. Моряком стану.
— Моряком интересно быть. Что ж, это тебе может удаться. Кончишь школу, и я тебе помогу. Ты в какой класс перешел?
Витяка потупился и невнятно пробормотал:
— В шестом учился.
— Значит, перешел в седьмой?
Со двора донесся призывный крик мальчишек. Витяка обернулся к ним и досадливо махнул рукой.
— Не перешел я…
— Экзаменов не выдержал?
— А я и не держал. Мне классная руководительница учиться не дает, ненавидит меня, другим учителям наговаривает. Даже прогоняет.
— Прогоняет? Как же это?
— Честное даю! Чуть забалуюсь в классе — все! И хорошо отвечу — другому за такой ответ все четыре, а мне все равно двойка-тройка. Она говорит мне: «Ты позор школы. Уходи от нас!»
— Что же это за зверь такой?
— Софья Осиповна.
Анатолий посочувствовал Витяке, обещал, что этого так не оставит, сходит в школу, все выяснит.
— Твой отец немало потратил на меня, — продолжал Анатолий. — Я считаю себя должником и деньги должен вернуть. Как ты думаешь, если я дам сейчас твоей матери денег, она купит тебе ботинки, форменный костюм и пальто?
— Мамка ни за что не возьмет, я знаю, — решительно сказал мальчик.
— А если бы мы пошли вместе и я бы тебе все это сам купил?
— Она увидит, будет плакать, скажет: мы не нищие какие-нибудь. А не скажу откуда, подумает, что купил на краденые, и выбросит в помойку.
— Трудненько! — согласился Анатолий и спросил: — Ну, а что ты посоветуешь?
— Вот если бы она шофером работала, тогда все наладится.
— Дело нелегкое… Но в лепешку расшибусь, а сделаю. Но только без твоей помощи не обойтись. Во-первых, мне надо узнать обстоятельства дела. Как думаешь, где сейчас твоя мать?
— Она у дворника. Придет выпивши и говорить с вами не захочет, — сказал Витяка. — Надо было ей идти хлопотать в прокуратуру. Она выпила для храбрости и говорит: «Я им такой сабантуй устрою, век будут помнить Полину Полянчук!» Ну и пошла, и устроила, а те, ясно, прогнали. А все из-за Димки.
— Какого Димки?
— Как, вы Димку не знаете? — удивился Витяка.
Он нескладно рассказал, как Полина Полянчук захотела помочь племяннику, приехавшему из деревни девятнадцатилетнему Димке. Она взялась обучить его вождению машины. Димка после нескольких уроков уже неплохо ездил. Как-то случилось так, что при перевозке бочек с пивом Полину угостили кружкой пива. Димка сидел за рулем. Машину их обогнала милицейская «Победа», которая круто срезала, чтобы не наскочить на девочку, выбежавшую из дома, и поцарапала свое заднее крыло о буфер грузовика. Будь Полина на месте Димки, она бы успела затормозить. Из «Победы» выскочил милиционер. Димка перепугался и погнал машину. Полина закричала: «Останови, дурак!» Тот, как положено, захотел свернуть к тротуару. Впереди на остановке стоял троллейбус. Димка объезжал автобус, когда впереди, из-за троллейбуса, выбежала женщина. Димка затормозил. И все же женщина упала под колеса грузовика. Пальцы левой руки ей прищемило. Полина повернула ключ зажигания, и грузовик остановился. Та же милицейская «Победа» обогнала их и стала поперек улицы. Полина не успела пересесть за руль, как подбежавший капитан потребовал у Димки права. Полина подала свои. Но ведь машину вел Димка! Значит, Полянчук передала управление грузовиком, не имея на то права! Грузовик Полянчук помял кузов милицейской «Победы», грузовик сбил женщину. Яростно спорившую Полину Полянчук повезли в ОРУД. Там ее заставили подуть через трубочку в воду, и вода порозовела. Значит, Полянчук пила спиртное. А ведь шофер не имеет права находиться за рулем в нетрезвом виде. К счастью, упавшая женщина серьезно не пострадала. И все же, даже учитывая смягчающие вину обстоятельства, Полину Полянчук судили, приговорили условно к двум годам и лишили права вождения машины.
— Вот и получилось — Димка окончил курсы с отличием и уехал работать шофером в Казахстан, а мать осталась без работы… «Я, говорит, заслуженный шофер и добьюсь возврата своих прав!» Ей предлагали любую работу, только не шоферскую, в ее же гараже. Так ни в какую. Уж очень она гордая…— закончил Витяка.
Мальчик провел Анатолия в комнату. Там он показал копию заявления матери в прокуратуру и автоинспекцию с просьбой пересмотреть решение. Анатолий сделал выписки из заявления и ответа с отказом.
— У тебя что же, нет времени прибрать? — Анатолий кивнул на незастланные матрасы на полу.
— Мать спешила, не успела.
— А ты бы хоть за собой прибрал. В армии и во флоте за собой убирают. Дело ведь недолгое.
Витяка поспешно принялся наводить порядок.
— Помогать я вам буду, — сказал Анатолий, — но и ты, как единственный мужчина в доме, помоги мне. Постарайся не доводить мать до слез. Обещаешь?
— Я что? Она сама…
— Сегодня же я буду в автоинспекции. Постараюсь помочь.
3
В автоинспекции Анатолий направился к начальнику. Это был упитанный моложавый майор в аккуратно отглаженном мундире. Он читал газету. Анатолий обратился к нему со словами «товарищ Орешкин», а не «товарищ майор», и это обстоятельство сразу же настроило Орешкина не в пользу посетителя. На повторный вопрос о деле Полянчук майор чуть скосил глаза и спросил:
— А почему вас это интересует?
Анатолий объяснил свое посещение поручением детской комнаты милиции.
— А где отношение? Нет отношения? Предъявите документ бригадмильца. Нет? Странно. Кто же вы такой?
— Товарищ Орешкин, ну зачем мне врать? Ведь не для развлечения пришел я сюда, не в театр.
— Попрошу не острить!
Орешкин, не глядя на Анатолия, позвонил в детскую комнату милиции. Ася Ларионова подтвердила, что Анатолию Русакову дано такое поручение. Орешкин откашлялся и со всеми подробностями рассказал Анатолию о скандале, который устроила Полина, когда приходила с заявлением.
— Будь моя власть, — говорил он, — я бы таким Полинам закатил годик принудработ… А что касается семейных неурядиц, нервов и прочего, то это в мои функции не входит.
Анатолий стал возражать.
— Послушайте, — прервал его Орешкин. — Полянчук условно осуждена, лишена водительских прав. Говорить нам больше не о чем. — Он поднялся и вышел из комнаты.
Огорченный неудачей, Анатолий в нерешительности стоял в коридоре. Нужно было уходить. Но, вспомнив Витяку, его доверчивый взгляд, которым тот проводил его, юноша не мог так, сразу, отступить. Но что же делать?
«Эх, была не была!» — подумал Анатолий и отправился к начальнику Орешкина. Тот оказался совсем не похожим на своего подчиненного. Подполковник внимательно выслушал Анатолия и, добродушно посмеиваясь над горячностью бригадмильца, сказал:
— Вот что, торопыга… Я тебе сочувствую, но закон есть закон. Чтобы сделать исключение и досрочно вернуть права Полянчук, нужны характеристика и рекомендация с ее бывшего места работы и с нынешнего.
— Но та организация ликвидирована и вместе с ней гараж, а теперь она нигде не работает.
— Плохо. Ну, тогда ходатайство депутата, его поручительство… Пересмотр дела в прокуратуре… Ты парень настойчивый. — И начальник весело похлопал Анатолия по спине: — Ну, давай действуй!
Окрыленный; Анатолий поехал в райисполком. Там он застал только дежурную.
— Какой депутат вам нужен? Если депутат Моссовета, то это товарищ Рубцова, она принимает по пятницам от часу до пяти. Или депутат Верховного Совета? Дмитрий Алексеевич Кленов принимает по субботам. Сегодня он уже принимал и уехал. Приходите через шесть дней.
Анатолий позвонил из райисполкома на квартиру к депутату Кленову и узнал, что он уехал на дачу близ Загорска. Женщина, отвечавшая по телефону, отказалась сообщить адрес дачи. «Хоть в субботний вечер и воскресенье дайте человеку отдохнуть», — сказала она.
«Узнаю и так», — решил Анатолий. Не может же быть, чтобы возле Загорска он не нашел дачи Кленова, депутата Верховного Совета.
4
В поезде, на полпути к Загорску, решимость Анатолия поубавилась. Может быть, депутат действительно не захочет разговаривать с непрошеным посетителем — ведь часы приема прошли. Он может сказать: «Чего ради вы примчались? Ведь не скорая же помощь нужна».
Что тогда? Он ответит: «Дмитрий Алексеевич, извините, что нарушил ваш отдых. Не сердитесь. Полине Полянчук надо помочь немедленно. Дело не только в ней. Здесь решается судьба и ее сына Витяки».
Сойдя с поезда в Загорске, у повстречавшегося железнодорожника он спросил, где живет депутат Кленов.
— Идите обратно, в сторону Москвы, по этой стороне полотна, — он показал рукой, — и, когда за домами пойдет сосновый лесок, спросите у людей.
На краю поселка, отделенного от железной дороги луговиной с редкими деревьями, паслось стадо коров. Было почти безлюдно, если не считать двух-трех человек вдали. Кого же спросить?
Анатолий пошел к стаду. Пожилой человек наполнял дерном ведро. «Хитер пастух, — и стадо пасет и у дачников подрабатывает», — подумал Анатолий и спросил:
— Отец, где дача Кленова?
— Как раз туда несу, — ответил пастух.
Он, понатужившись, поднял ведро. Седые волосы прилипли к потному лбу. На руке набухли жилы, тяжелое ведро чиркало по брюкам. На левой руке пастуха не хватало трех пальцев.
— Давай-ка, отец, поднесу! — Анатолий взялся за дужку ведра.
— Да я сам!
— Не бойся, твоих рублей не отобью. — Анатолий завладел ведром и пошел рядом с пастухом. — На войне пальцы потерял?
— На войне, сынок, да не на этой… Это память о кулаках, с тридцатого года…
Ведро оказалось тяжелым, дужка резала руку.
Пастух показал на третью дачу.
— В час разиков пять обернешься, отец?
— Три раза.
Возле калитки пастух поблагодарил и хотел отобрать ведро, но Анатолий донес его, поставил возле грядок с клубникой и сказал, показав на удаляющееся стадо:
— Догоняй, отец. А, кстати, этот депутат как? Строгий? Говорят, он ученый какой-то, профессор… Будет на даче разговаривать о делах?
— А ты по какому делу?
— Это я ему расскажу, а ты спеши, твое стадо вон куда ушло.
Но пастух не торопился -. Он беззвучно смеялся, левой рукой держась за грудь, а пальцами правой вытирая слезы. У Анатолия мелькнула догадка, от которой его в жар бросило.
— Вы… не пастух?..
Пастух вынул платок, вытер слезы:
— Был подпаском в юности… Я тот самый, о ком вы спрашивали. Ничего, не смущайтесь. Посидите здесь, я сейчас переоденусь. Я мигом.
— Давайте я буду носить дерн, а по пути рассказывать, — предложил Анатолий и вывалил дерн из ведра.
— Спасибо. Я сам потом принесу, на сегодня хватит.
— Вы сами это обрабатываете?
— А кто ж еще?.. Посидите день-деньской за бумагами, чертежами, книгами — потянет размяться…
Депутат предложил Анатолию освежиться под душем. Анатолий поблагодарил и отказался.
— Ну, посидите здесь. — Кленов показал на беседку и направился к дощатому сарайчику, над которым высилась железная бочка.
Юноша уселся в плетеное кресло у беседки, над которой распростерлись игольчатые опахала пяти вековых сосен, и с интересом огляделся. Здесь же, у беседки, стоял недоплетенный диванчик из ивы. На траве лежали пучки ивовых прутьев, уже очищенных от зеленой кожуры. Всюду множество цветов. Ими полны клумбы, окраины дорожек. Стены дачи покрыты вьющимся то ли плющом, то ли хмелем. На темно-зеленом фоне кустов, окаймлявших участок взрыхленной земли, выделялись побеленные известкой стволы фруктовых деревьев. Тихо. Спокойно. Смеркалось, запахло ночной фиалкой. Неподалеку проносились поезда. Надо было подумать о том, как объяснить Кленову свое неурочное посещение и дело Полянчук, а думать не хотелось.
5
Кленов через веранду ввел Анатолия в небольшую комнату. На столе под темно-зеленым абажуром горела настольная лампа. Вдоль стен в полутьме стояли книжные шкафы. Депутат сел в плетеное кресло, усадил Анатолия. Чуть слышно постукивали большие стенные часы. Кленов выжидательно посматривал на посетителя. Разговор приходилось начинать ему: