Страница:
— Не буду, — буркнул Боб.
Анатолий безнадежно махнул рукой. Вскоре протокол был подписан.
Троицкая увела Боба. Лика тихо сказала Анатолию:
— Звоните мне. И… не сердитесь.
Анатолий покраснел, но радость омрачало сознание своего бессилия. Даже в таких благоприятных условиях не удалось переломить Боба. Пока поле битвы осталось за ворами. Видно, еще придется повозиться. А все Агния Львовна! Конечно, малолетних допрашивают при родителях, но надо, чтобы они помогали, а не мешали.
Оставшись с дежурным, Анатолий спросил:
— А как будет с ворами?
— Задержим для оперативной проверки. Мальчишка все напортил, настаивает, что не знает их. А за незаконное хранение оружия привлечем к уголовной ответственности. Эх, права наши насчет задержания подозрительных и хулиганов слабоваты! А нас ругают — милиция, мол, бездействует…
— Ну, а паренек?
— Вы о Троицком? Конечно, он наводчик. Ведь оба мы видели, что врет. А как вывести его на чистую воду?
Опять ворвалась Троицкая:
— Как я могла забыть, что вы на нашей машине!
— А я и сам забыл, — хмуро отозвался Анатолий.—
Вот ключ.
— Голубчик, у меня руки дрожат. Не удержу руль.
Последнюю услугу…
— Хорошо, поедемте, — вздохнув, согласился Анатолий.
— Гражданка Троицкая, за сыном получше присматривайте, — посоветовал дежурный.
— Да, да, — отозвалась Агния Львовна.
Вряд ли она слышала, о чем он ей говорит.
На обратном пути Анатолий вел машину молча. Лика, с переднего сиденья обернувшись назад, с лихорадочной поспешностью, гневно пересказывала Агнии Львовне события. Та забилась в угол кабины, прижав к себе Боба.
Когда подъехали к дому, Агния Львовна попросила Анатолия зайти: Павел Авксентьевич должен поблагодарить его, иначе он будет нервничать.
Вся семья собралась в столовой. Павел Авксентьевич заключил Анатолия в объятия и несколько раз горячо поцеловал. Анатолий сердито передал ключи, документы машины и стал прощаться. И все же ему пришлось выпить бокал шампанского, закусить пастилой.
Он начал было говорить о Бобе, но Павел Авксентьевич прервал его на первой же фразе:
— Ни слова! Все понятно. Поверите ли, минуты нет свободной, чтобы заняться воспитанием сына. Да и Агния где-то в чем-то недоглядела.
— Привод в милицию…— снова начал Анатолий. И опять Павел Авксентьевич перебил его:
— Все понятно! Сам займусь, пусть это вас больше не беспокоит.
— А может быть, все же стоит сейчас поговорить? — И Анатолий молча подал ключ от «Победы», сказав: — Дубликат.
— Что ж, какой мальчишка не мечтает прокатиться на отцовской машине? Не будем омрачать минуту радости мелочами.
Ясно было, что домашний суд над Бобом, когда этот блудный сын вернулся на радость маме и папе, не удастся. Анатолий тихо спросил, не считает ли Павел Авксентьевич, что безнаказанность и всепрощение развращают нестойкие характеры.
Тот мгновенно согласился, сделав гримасу, будто проглотил что-то горькое, и обещал, как только появится «окно» во времени, поговорить с Бобом. Судя по снисходительному тону, это был лишь жест вежливости. Надо же чем-то отблагодарить Анатолия…
«Разве Троицкий примет всерьез мои советы? — подумал Анатолий. — Пусть только он назначит встречу, и я приглашу Хлопунова. До чего противно смотреть, как расчувствовавшаяся мамаша заискивает перед самодовольным сынком».
Анатолий встал и, избегая смотреть на Боба, попрощался.
— Сиди, папа. Я провожу и запру дверь, — поспешно предупредила Лика.
В передней, задержав руку Анатолия в своей, она сказала:
— Вы ведь не любите громких слов?
— Терпеть не могу.
— Но все-таки…
— Не надо об этом. Думайте о Бобе. Парень свихнулся, а ваша мать или не видит, или не хочет видеть. А отцу некогда… Прежде всего, не позволяйте ему болтаться на улице и водиться с Пашкой.
Но Лика, казалось, не слышала его слов.
— Толя, — просто сказала она, — скажите откровенно, вы очень на меня сердитесь?
Она пытливо посмотрела ему в глаза, затем порывисто обняла за шею, поцеловала в губы и убежала.
Анатолий захлопнул дверь. Голова слегка кружилась. Что это? Поцелуй благодарности и только? Или?..
— …Что так долго? — спросила Анатолия мать, открывая дверь.
— Пришлось съездить за Бобом Троицким и Ликой. А потом даже пил шампанское у Троицких…
— Значит, повеселился? — Мать улыбнулась.
— Повеселился…
На следующее утро Агния Львовна стремительно вошла в комнату Боба. Он притворился спящим, надеясь, что мать пожалеет будить его и объяснение будет отсрочено.
Ее вчерашнее благодушие было, видимо, временным.
Все началось так… После ужасной ссоры с матерью, поймавшей его на мелкой краже, Боб прибежал к Руде. У него сидел неизвестный Бобу смуглый, видимо очень сильный молодой мужчина, с темными навыкате глазами, в которые Бобу трудно было смотреть.
Играла радиола. Звучала смешная песня «Гоп со смыком». Незнакомец тихонько мычал в тон ей. Рудя уже как-то объяснял Бобу, что эта песенка воровская, «блатная». Боб знал и другое. Такие мотивчики, записанные на рентгеновских пленках, Рудя через Пашку продает любителям. А этот, наверное, покупатель сам пришел.
Заметив любопытные взгляды Боба, незнакомец нахмурился, перестал мычать и спросил:
— Какого черта зенки на меня пялишь? Один пялил, пялил и ослеп!
— Спокойно! Это Вундербоб, —сказал Рудя, —мой друг, знаменитый астроном. В минуты жизни трудные забегает ко мне. Ты чего?
Боб покосился на незнакомца, но Рудя сделал театральный жест рукой и проговорил:
— Не смущайся, Бобик, можешь откровенничать. Дядя добрый, он поймет!
Черноволосый кивнул, блеснул золотым зубом.
Надо сказать, что Рудя боялся Цыгана. И чем дальше, тем сильнее его угнетало сознание собственной глупости, приведшей к этому знакомству.
А было так. Пашка из-под полы в переулке продавал музыкальную продукцию фирмы «Рудя и К°». Проходивший мимо Цыган заинтересовался блатными песнями, хорошо заплатил и обещал заплатить много, если найдется человек, который бы записал на пленку его любимыe песни. Так Рудя познакомился с Цыганом. Рудя, никогда не знавший ни одного вора, вдруг бахвальства ради намекнул на свои якобы связи с ворами. А таким, как Цыган, только палец дай — век не отвяжешься.
Цыган с интересом выслушал рассказ о похождениях Вундербоба, несколько преувеличенный Рудей. Было рассказано и о «работе с книгами», о геройском поведении Боба в парке культуры, о лихой игре в карты.
Особенно заинтересовала Цыгана история с ключом от «Победы». Он даже приказал Руде угостить Боба портвейном. Через два часа Цыган попрощался с Рудей и увел изрядно захмелевшего Боба с собой.
— Не умеешь ты обращаться с предками, — учил он. — На измор их возьми. Побегают, поищут тебя — веревки вить из них будешь, Вундербоб.
Цыган скоро сообразил, что на Вундербобе можно хорошо заработать. Этого бесхарактерного паренька — а такие смотрят в рот тому, кого они в эту минуту боятся, — надо использовать. А там — пусть себе кается в колонии… Понравился ему и внешний вид Боба, «интеллигентного мальчика из хорошей семьи». Отличная маскировка, пригодится…
Вор с детских лет, Цыган несколько раз судился, но, попадая в лагеря, вскоре выходил. Помогала огульная система «зачетов». Один день засчитывался за три. Помогала и снисходительность лагерной администрации к осужденным уголовникам-рецидивистам, которые сплотились в местах заключения в привилегированную касту. Ведь происходило это в годы культа личности, когда допускались грубые извращения социалистической законности. Были у Цыгана сестры, мать, но он давно отрекся от семьи, относился к ней с нарочитой грубостью и жестокостью. Сейчас он «работал» на Чуму.
Цыгана удивляла и забавляла наивность мальца, верившего каждому его слову. Цыган напропалую врал Бобу, выдавая себя за сверхгероя. Боб тоже напропалую врал и бахвалился. Приведя Боба к себе, Цыган прежде всего напоил его, а потом начал дразнить:
— Нет, Вундербоб, не выйдет из тебя настоящего парня, деляги. Не из того теста сделан.
— Неправда! Я хоть на Луну могу!
— Просто ты заяц во хмелю. «На Луну, на Луну». На кой она ляд, Луна твоя! А ты вот гроши, деньги достань на хорошую закуску, на такси, чтобы прошвырнуться за город.
— Сколько угодно добуду! Я — как Пит, супермен.
— Кто, кто?
Боб рассказал о похождениях гангстера Пита.
Цыгана заинтересовали эти истории, особенно описанные в них новые способы грабежа и увода автомашин.
А Боба понесло. Ведь его слушают! И он со смаком рассказывал вычитанное им из книжки, которую одолжил ему Рудя.
— Так как же ты монету добудешь?
— Съезжу домой и привезу.
— Тоже мне супермен! Лучше покажи-ка, на что ты без маменькиной сумочки способен. — Цыган покачал головой. — Мы за мамину юбку не держимся, а житуха у нас — во! Смекаешь? Домой только желторотые птенчики торопятся. Говорю же тебе — возьми домашних на испуг. Пусть поищут тебя, помучаются — добрее станут… А небось у тебя да и у папаши твоего куча знакомых? Квартиры, наверное, мировецкие, богатые…
Так зашел разговор о квартирах и фотоаппаратах, костюмах и машинах.
— Да что там машины! — разошелся Боб. — Вот у Ленькиного брата есть лодочный мотор, трофейный, мощностью почти в тысячу сил, — соврал он. — Вот бы его нам на Московское море… Жаль, что Ленькин брат на практику уехал, он геолог, а то бы попросили мотор на недельку.
Так зашел разговор о квартире в Замоскворечье.
Цыган выспросил все: и о хозяевах, и о квартире, и об обстановке.
— Правильно ты задумал, Вундербоб. Осуществим. Не будем дожидаться, пока вернется Ленькин брательник. Возьмем взаимообразно.
— Не дадут.
— А если они такие гордые и презирают тебя, проучим! Возьмем потихоньку, так что и не узнают, а через неделю положим на то же место. Правильно, супермен?
— Правильно!
— Тогда сделай так…— И Цыган поручил Бобу наведаться к Леньке, разузнать, когда хозяева уйдут в гости или поедут на дачу, остается ли кто-нибудь в таких случаях в квартире. — Все! Если обманешь — пожалеешь!
Боб струхнул. Он не был уж так наивен, чтобы не понять, кто такой Цыган. Боб всегда был готов фантазировать, строить планы, которые ни к чему не обязывают. Именно поэтому он размечтался о поездке на чужом моторе. А тут вдруг план превращается в действие! Это его никак не устраивало. Он отлично понял, что мотор только предлог… Ведь Цыган спрашивал и о коврах, фотоаппаратах, даже о том, где стоит гардероб.
Боб начал отнекиваться. Ведь он пошутил, разве бывают подвесные моторы тысячесильными? Да и с Ленькой он в ссоре, поэтому не может идти в гости.
Цыган слушал с улыбкой. Боб тоже улыбался. Вдруг сильный удар бросил его на пол: Цыган ударил, сидя на стуле. Боб вскочил, закричал:
— Как вы смеете!
Цыган медленно поднялся и шагнул к подростку. Боб с ужасом уставился на него, страшного теперь человека, и начал отступать, пока не уперся спиной в стену.
— Не бейте, не надо, я все сделаю!
— Заткнись, дура! Это для закалки, чтобы суперменом был, чтобы никакой боли не боялся. А ты визжишь, как поросенок. Замолчи! Давай пять, будешь меня слушать — другом будешь.
Боб взял дрожащей, взмокшей от страха ладонью протянутую руку Цыгана.
— Домой сейчас не пойдешь. Уговор дороже денег. Утром отправишься на ту квартиру. И смотри мне, не филонь! В провожатые дам Огурца. Если только продашь, он из тебя скелет сделает. А вообще ты парень башковитый и должен понимать, с кем веселее. Мы еще на юг с тобой махнем. Был в Баку?
— Нет…
— А в Сухуми, Сочи?
— Тоже нет.
— Со мной поедешь…
Дверь отворилась. Вошел долговязый детина с землистого цвета лицом и острой головой.
— Наше вам, Огурец! Дельце наклюнулось. — Цыган показал глазами на Боба. — Потом! А сейчас закатимся куда-нибудь, выпьем, поучим Вундербоба. — Цыган нахлобучил на голову кепку и сказал: — А ну, Вундербоб, звездочет-супермен, потопали.
Ох, как не хотелось Бобу идти с ними! Он боялся Цыгана, боялся, как бы не встретить знакомых, боялся бежать домой, боялся завтрашнего утра.
Вот когда он с надеждой вспомнил об Анатолии. Но тут же опять испугался.
Пройдя несколько улиц, они зашли в пивную. Там было людно. Цыган стал в очередь, взял пива, водки на всех и начал внимательно осматривать посетителей. Вскоре он кивнул головой на двух выпивавших. Первый, маленький и плюгавенький, в рваном костюме, судя по разговору с окружающими — завсегдатай пивной, уговаривал второго, рослого человека в простом, но опрятном костюме, «взять еще по сто».
— Ни-ни, — твердил высокий. — Жена заругает. Итак перебрали с получки. У меня хозяйка строгая. — Он вынул бумажник и, стараясь аккуратно раскладывать деньги на мокром столе, бубнил:—Это на жизнь… Вовке на штанишки… Это за квартиру… Бабке послать… Видишь, все в аккурате, так что отцепись.
Огурец подмигнул Цыгану и выругался. Боба передернуло. До чего же не нравился ему Огурец! Лицо землистое, не хватает зубов, потный. Улыбнется — толстые губы кривятся в одну сторону, вниз.
Рабочий двинулся к двери, отталкивая уцепившегося за него плюгавенького.
— Эй, пьянчуга, отлепись от порядочного человека! — сказал Цыган и толкнул плюгавого.
Тот взмахнул руками, не удержался и опрокинулся на пол. Боб рванулся было, чтобы помочь упавшему. Огурец подставил ногу, Боб ударился плечом и головой о стол.
— За нами, звездочет! — прошипел Цыган.
Рабочего они увидели в сквере. Цыган быстро зашагал, нагнал его, пошел рядом, потом опередил. Огурец плелся следом за рабочим, увлекая за собой очень неохотно идущего Боба.
За поворотом на боковую дорожку Огурец вдруг показал кулак Бобу и издалека крикнул рабочему:
— Эй, гражданин, пиджак-то у вас, пиджак!
Тот остановился в нерешительности. Боб увидел, что вся спина у него белая, будто в известке или зубном порошке. Удивительно! Только что пиджак был совсем чистый. Цыган тоже остановился и почему-то стал снимать свой пиджак.
— Не у вас, гражданин, у другого! — крикнул Огурец.
Рабочий снял свой пиджак, ругнулся.
— Вот черт, в пивной, наверное… Спасибо, братцы! Хозяйка у меня строгая, а тут — будто под забором валялся.
Цыган, сочувственно приговаривая, помог чистить пиджак.
Огурец с Бобом прошли мимо, вышли из сквера к трамвайной остановке. Скоро к ним присоединился Цыган.
Все сели в трамвай, потом сошли, купили водки.
Боб все еще не понимал, зачем нужна была эта комедия. Но все объяснилось на квартире Цыгана, когда тот вытащил пачку денег. Огурец передразнил рабочего, как тот распределял свою получку: «Гришке коврижки, Мишке штанишки…» Цыган хохотал и предложил выпить за «Мишкины штанишки». Тут же он дал Бобу сто рублей — его «пай». Боб отказался взять деньги.
— Почему не берешь? — грозно спросил Цыган.
— Да я ведь случайно с вами, — робко объяснил Боб.
— Я тебе покажу—случайно! Ты вор, уркан, и ты участвовал в деле. Обязан взять.
— Я не вор, — запротестовал Боб.
— Что-о-о? Ты сам рассказывал про работу с книгами, с Пашкой. Ты уже пропащий! Теперь ты наш, господин супермен. Амба!
— Нет, я не вор…
Цыган, зло улыбаясь, больно ударил Боба. Боб заплакал. Затем его заставили выпить. Он размяк и снова стал бахвалиться.
Утром Боб проснулся потный от страха. Он попытался незаметно уйти, но его не оставляли одного. Цыган с дружками караулили. Один из них был послан к Чуме предупредить о предстоящем деле. В час дня Боб вернулся с Огурцом из Замоскворечья и сообщил, что завтра вечером все из квартиры пойдут в кино, останется одна бабушка. Цыган отправился к Руде «организовать» машину. На следующий день, в десять вечера, Цыган и Огурец повели Боба к кино на Пятницкой. Там его нашла Лика. Все хорошо обошлось. Цыган сбежал, и теперь он, Боб, будет подальше от этой ужасной компании.
На этот раз Агния Львовна не пожалела Боба. Она трясла его за плечо все настойчивее. Он вынужден был открыть глаза и, чтобы не смотреть на мать, уставился в одну точку.
— Ты заболел? Боб не ответил.
— Сейчас с тобой будет говорить отец. Он вне себя. Не вздумай сердить его, возражать. Я понимаю, ты травмирован, но все же…
Вошел отец. Сердитый, насупленный, он резко подвинул стул, сел и строго уставился на сына.
— Ну? — крикнул отец, ожидая покаяния.
— Я травмирован…— поспешно прошептал Боб.
До этого он жалел себя, нервничал, а сейчас, в страхе перед расплатой, заплакал. «Ну что у меня за жизнь? — думал он.—Пашке подчиняйся. Руде, Цыгану, Огурцу подчиняйся, папе и маме подчиняйся… Анатолий и тот напустился. Почему я такой несчастный?»
— Ну, миленький, ради бога успокойся, — бросилась к нему мать.
Боб, трясясь, зарыдал еще громче. Агния Львовна многозначительно кивнула на сына и шепнула мужу:
— Придется прощать сейчас же.
Павел Авксентьевич огорченно вздохнул, присел на край кровати и положил руку на голову Боба.
— Да будь же ты мужчиной, не реви! — сердито сказал отец и попытался повернуть голову Боба к себе, но тот упрямо зарывался лицом в подушку. — Ты поступил ужасно, Борис, ужасно! Откуда у тебя такие задатки?
Когда отец сердился, он всегда называл сына полным именем. Рыдания усилились.
— Да не мучь ты ребенка, — шепнула мать.
— Я вижу, ты даже не осознаешь, — продолжал отец, — и не представляешь всей глубины возможного падения. Дурные привычки приобрести легко, избавиться от них крайне трудно.
Рыдания Боба переходили в истерику.
— Да скажи же ему, скажи! — громко шептала мать.
— Мы обсудили и осудили твое позорное поведение, — продолжал отец, — и решили так: мы простим тебя, если ты обещаешь, что это никогда больше не повторится, что ты исправишься, будешь учиться и вести себя должным образом.
— Ну, маленький, ну скажи — обещаю. Ну что тебе стоит! Ну успокой же папочку и мамочку.
Боб был слишком потрясен вчерашними событиями, чтобы капризничать. Мальчик ждал разноса, строгого наказания, серьезного предупреждения. Услышав о том, что его прощают, он сразу перестал плакать.
— Обещаю, — поспешно пробормотал он, все еще не веря, что все сошло так просто и легко.
— Ну вот и хорошо. — Агния Львовна облегченно вздохнула и, тронув мужа за плечи, шепнула: — Он слишком травмирован, чтобы оценить по достоинству твои назидания. Пусть успокоится.
Родители ушли. Из-за двери донесся раздраженный голос отца:
— У меня нет времени воспитывать, но ты, кого растишь ты? Лентяя? Лгуна? Растленное существо?
— Поль, что ты!
— Да, растленное существо! Нет, так больше нельзя! Его надо было выпороть, да, выпороть! Не будь я так интеллигентен, я бы шкуру ему спустил!..
Боб вскочил с кровати и радостно запрыгал на месте. Заметив укоризненный взгляд вошедшей няни, он смутился и сделал вид, что занимается гимнастикой. Няня не стала стелить постель, а передала требование родителей, чтобы отныне он сам прибирал за собой.
— А обед для себя я тоже должен готовить? — обиженно спросил Боб.
— Готовить обед — мое дело, — ответила няня. — Где же это видано, чтобы убирать за таким большим! Водку жрать горазд… Не дите, прости господи! После такого скандалу и покаяться не грех!
— Ну, ну, — крикнул Боб, — не твое дело, дура!
За завтраком, поглощая бутерброды с ветчиной, отец прочувственно говорил о чести и бесчестии, о благородстве и подлости, о героизме, о дружбе.
— А Васька слушает да ест, —не вытерпела Лика, зло поглядывая на брата.
— Он уже обещал, и мы простили, — поспешила предупредить мать.
— А я не могу простить, не могу! Выдрать его надо!
— У своего Анатолия научилась, — буркнул Боб.
— Почему это у моего? — возмутилась Лика.
— Ас кем целовалась в подъезде?
— Подлец! — крикнула Лика, побледнела и выбежала из комнаты.
— Борис, ты сейчас же пойдешь и попросишь извинения у сестры, — решительно заявил отец.
— А мне Пашка говорил…
— Ты должен попросить прощения за все. Мало ли что болтают.
Боб после препирательства пошел в комнату сестры. Мать с трудом заставила дочь вернуться к столу.
После чая отец поручил сыну сходить в аптеку за лекарством. Боб не двигался с места. Он боялся улицы, боялся встреч. Отец повторил, но раздраженно. Если бы Боб в эту минуту сказал, почему он боялся показаться на улице, если бы он признался в том, что там ждут его мучители… Но он ни в чем не признался. У него не хватило смелости сказать правду. Он лгал, он отговаривался тем, что надо готовить уроки, готовиться к конференции юных астрономов.
— Кто же был прав? —закричал отец.—Мы его простили, а он не считается с нами даже в мелочах!
И отец шлепнул Боба по затылку.
— Ну что ты, Поль! Это непедагогично. Бобик пойдет. Ты пойдешь, да?
— Сбегаю, — буркнул он, не глядя в глаза отцу.
Глава XIX
Посмотреть на Боба со стороны — он стал образцово-показательным мальчиком: в школу прибегает вовремя, не пропускает уроков, уходит из школы со всеми и почти все свободное время готовит уроки и читает.
Дошло до того, что мать сама предлагала ему: «Сходи, Бобик, в кино, отдохни», — а он, подумать только, отказывается. Если и выходит погулять, то только с мамочкой. Агния Львовна не могла нарадоваться! С удовольствием она выслушала просьбу Боба не пускать Пашку в дом, если тот появится.
Пашка наведывался два раза, но получил в прихожей такой яростный отпор от Агнии Львовны, такие ощутимые подзатыльники, что больше не рисковал соваться.
Лику тоже радовало поведение Боба. Лишь отец никак не мог взять в толк, почему сын сиднем сидит дома даже в свободное от занятий время. Однажды в воскресный день отец попросил его сбегать купить газету. Боб пошел только после третьего, очень грозного приказания.
В подворотне Боб увидел Пашку, развлекавшегося дракой двух маленьких мальчишек. Он заставил их драться, пригрозив, что изобьет обоих, если они не послушаются. Боб хотел прошмыгнуть мимо, но было уже поздно. Пашка увидел его и вместо приветствия сказал:
— А ну, гони мои сто монет, прохиндей несчастный! — Забыл долг?
— Нет у меня, Пашечка, честное слово.
— Знать ничего не знаю! Ты проиграл, ты и отдавай.
— Пашечка, миленький. Честное слово! Честное слово, на днях отдам.
— «На днях», «честное слово»! — передразнил Пашка. — Может, честное пионерское? А разве не ты книги крал в магазине?
— Тише, услышат, — зашептал Боб, испуганно оглядываясь.
— А кто крал деньги у папочки и мамочки, кто крал водку, вино и папиросы? Я, что ли? — Пашка кричал, но, впрочем, так, чтобы не услышали жильцы дома.
— Ну, Пашечка, ну ради бога…
— Сегодня в семь вечера приходи к моему дому. Дам тебе отыграться.
— Я не хочу играть в очко. Я обещал папе.
— А вот я пойду и скажу твоему папочке про сто рублей. Что тогда будет? Знаешь?
На глазах Боба навернулись слезы. Он остро жалел себя, он тосковал по свободе, которую потерял так неожиданно. Он опутан Пашкой, опутан Рудей и тем Цыганом, за которым стоит невидимый и страшный Леня Чума, которого даже Цыган боится. Он один, Боб. У него нет прежних друзей. Даже на конференцию в Планетарий он не смеет пойти теперь. А может быть, права нянька? Надо было потихоньку покаяться в церкви, поцеловать крест, икону, и все бы сняло? Не было бы рядом Пашки. А теперь Пашка стоит тут и насмешливо говорит:
— Ты не заснул, крокодил?
— Пашечка, будь другом, — пролепетал Боб, — давай на послезавтра. У меня сегодня доклад…
Пашка многозначительно свистнул, придвинулся и презрительно смерил Боба взглядом с головы до ног:
— А вот я спою твоему папочке: «Солнце всходит и заходит, а в тюрьме моей темно». Чтобы как из пушки! Придешь?
— Приду, — еле выдавил из себя Боб.
Сутулясь, Боб стоял возле дома Пашки. Не так-то просто отвечать на вопросы знакомых, куда он исчез, когда его мама «все телефоны оборвала». Заметив Ликиных подруг, Боб повернулся к ним спиной и медленно двинулся вперед по улице. Когда девушки поравнялись, Боб, чтобы его не узнали, быстро повернулся, побежал обратно, но наскочил на худенького Гарика Морова, долговязого, вечно смешливого Юзика Бернштейна и коренастого Женю Хлебникова. Мальчики окружили Боба.
Боб приветственно взмахнул рукой и попытался улизнуть. Женя схватил его за руку. Мальчики засыпали его вопросами. Почему его не видно в Планетарии? Будет ли на конференции? Почему его искали родители?
— Летал с дядей… Поехал провожать его на аэродром… Дядя вылетел на Северный полюс, ну и я увязался… незаметно спрятался в багажнике…
— Ты был на полюсе?
— Не совсем… Дядя облетывал новый самолет, и вдруг вынужденная -посадка… Тайга! Болото, медведи… Радио отказало. Поэтому дядя не смог сообщить обо мне домой.
— А самолет? — спросил Женя.
— Самолет? — переспросил Боб и ответил так, как на такие вопросы отвечал дядя. — Государственная тайна!
Боб врал вдохновенно, но, чтобы его не уличили, повторял:
— Не могу рассказать, государственная тайна.
И идет он сейчас в аптеку. Там, в тайге, медведь погнался за ним. Он, Боб, даже плыл, а вода холодная, ну и вот… Боб взялся за горло и надрывно закашлял.
— А медведя застрелили?
Анатолий безнадежно махнул рукой. Вскоре протокол был подписан.
Троицкая увела Боба. Лика тихо сказала Анатолию:
— Звоните мне. И… не сердитесь.
Анатолий покраснел, но радость омрачало сознание своего бессилия. Даже в таких благоприятных условиях не удалось переломить Боба. Пока поле битвы осталось за ворами. Видно, еще придется повозиться. А все Агния Львовна! Конечно, малолетних допрашивают при родителях, но надо, чтобы они помогали, а не мешали.
Оставшись с дежурным, Анатолий спросил:
— А как будет с ворами?
— Задержим для оперативной проверки. Мальчишка все напортил, настаивает, что не знает их. А за незаконное хранение оружия привлечем к уголовной ответственности. Эх, права наши насчет задержания подозрительных и хулиганов слабоваты! А нас ругают — милиция, мол, бездействует…
— Ну, а паренек?
— Вы о Троицком? Конечно, он наводчик. Ведь оба мы видели, что врет. А как вывести его на чистую воду?
Опять ворвалась Троицкая:
— Как я могла забыть, что вы на нашей машине!
— А я и сам забыл, — хмуро отозвался Анатолий.—
Вот ключ.
— Голубчик, у меня руки дрожат. Не удержу руль.
Последнюю услугу…
— Хорошо, поедемте, — вздохнув, согласился Анатолий.
— Гражданка Троицкая, за сыном получше присматривайте, — посоветовал дежурный.
— Да, да, — отозвалась Агния Львовна.
Вряд ли она слышала, о чем он ей говорит.
6
На обратном пути Анатолий вел машину молча. Лика, с переднего сиденья обернувшись назад, с лихорадочной поспешностью, гневно пересказывала Агнии Львовне события. Та забилась в угол кабины, прижав к себе Боба.
Когда подъехали к дому, Агния Львовна попросила Анатолия зайти: Павел Авксентьевич должен поблагодарить его, иначе он будет нервничать.
Вся семья собралась в столовой. Павел Авксентьевич заключил Анатолия в объятия и несколько раз горячо поцеловал. Анатолий сердито передал ключи, документы машины и стал прощаться. И все же ему пришлось выпить бокал шампанского, закусить пастилой.
Он начал было говорить о Бобе, но Павел Авксентьевич прервал его на первой же фразе:
— Ни слова! Все понятно. Поверите ли, минуты нет свободной, чтобы заняться воспитанием сына. Да и Агния где-то в чем-то недоглядела.
— Привод в милицию…— снова начал Анатолий. И опять Павел Авксентьевич перебил его:
— Все понятно! Сам займусь, пусть это вас больше не беспокоит.
— А может быть, все же стоит сейчас поговорить? — И Анатолий молча подал ключ от «Победы», сказав: — Дубликат.
— Что ж, какой мальчишка не мечтает прокатиться на отцовской машине? Не будем омрачать минуту радости мелочами.
Ясно было, что домашний суд над Бобом, когда этот блудный сын вернулся на радость маме и папе, не удастся. Анатолий тихо спросил, не считает ли Павел Авксентьевич, что безнаказанность и всепрощение развращают нестойкие характеры.
Тот мгновенно согласился, сделав гримасу, будто проглотил что-то горькое, и обещал, как только появится «окно» во времени, поговорить с Бобом. Судя по снисходительному тону, это был лишь жест вежливости. Надо же чем-то отблагодарить Анатолия…
«Разве Троицкий примет всерьез мои советы? — подумал Анатолий. — Пусть только он назначит встречу, и я приглашу Хлопунова. До чего противно смотреть, как расчувствовавшаяся мамаша заискивает перед самодовольным сынком».
Анатолий встал и, избегая смотреть на Боба, попрощался.
— Сиди, папа. Я провожу и запру дверь, — поспешно предупредила Лика.
В передней, задержав руку Анатолия в своей, она сказала:
— Вы ведь не любите громких слов?
— Терпеть не могу.
— Но все-таки…
— Не надо об этом. Думайте о Бобе. Парень свихнулся, а ваша мать или не видит, или не хочет видеть. А отцу некогда… Прежде всего, не позволяйте ему болтаться на улице и водиться с Пашкой.
Но Лика, казалось, не слышала его слов.
— Толя, — просто сказала она, — скажите откровенно, вы очень на меня сердитесь?
Она пытливо посмотрела ему в глаза, затем порывисто обняла за шею, поцеловала в губы и убежала.
Анатолий захлопнул дверь. Голова слегка кружилась. Что это? Поцелуй благодарности и только? Или?..
— …Что так долго? — спросила Анатолия мать, открывая дверь.
— Пришлось съездить за Бобом Троицким и Ликой. А потом даже пил шампанское у Троицких…
— Значит, повеселился? — Мать улыбнулась.
— Повеселился…
7
На следующее утро Агния Львовна стремительно вошла в комнату Боба. Он притворился спящим, надеясь, что мать пожалеет будить его и объяснение будет отсрочено.
Ее вчерашнее благодушие было, видимо, временным.
Все началось так… После ужасной ссоры с матерью, поймавшей его на мелкой краже, Боб прибежал к Руде. У него сидел неизвестный Бобу смуглый, видимо очень сильный молодой мужчина, с темными навыкате глазами, в которые Бобу трудно было смотреть.
Играла радиола. Звучала смешная песня «Гоп со смыком». Незнакомец тихонько мычал в тон ей. Рудя уже как-то объяснял Бобу, что эта песенка воровская, «блатная». Боб знал и другое. Такие мотивчики, записанные на рентгеновских пленках, Рудя через Пашку продает любителям. А этот, наверное, покупатель сам пришел.
Заметив любопытные взгляды Боба, незнакомец нахмурился, перестал мычать и спросил:
— Какого черта зенки на меня пялишь? Один пялил, пялил и ослеп!
— Спокойно! Это Вундербоб, —сказал Рудя, —мой друг, знаменитый астроном. В минуты жизни трудные забегает ко мне. Ты чего?
Боб покосился на незнакомца, но Рудя сделал театральный жест рукой и проговорил:
— Не смущайся, Бобик, можешь откровенничать. Дядя добрый, он поймет!
Черноволосый кивнул, блеснул золотым зубом.
Надо сказать, что Рудя боялся Цыгана. И чем дальше, тем сильнее его угнетало сознание собственной глупости, приведшей к этому знакомству.
А было так. Пашка из-под полы в переулке продавал музыкальную продукцию фирмы «Рудя и К°». Проходивший мимо Цыган заинтересовался блатными песнями, хорошо заплатил и обещал заплатить много, если найдется человек, который бы записал на пленку его любимыe песни. Так Рудя познакомился с Цыганом. Рудя, никогда не знавший ни одного вора, вдруг бахвальства ради намекнул на свои якобы связи с ворами. А таким, как Цыган, только палец дай — век не отвяжешься.
Цыган с интересом выслушал рассказ о похождениях Вундербоба, несколько преувеличенный Рудей. Было рассказано и о «работе с книгами», о геройском поведении Боба в парке культуры, о лихой игре в карты.
Особенно заинтересовала Цыгана история с ключом от «Победы». Он даже приказал Руде угостить Боба портвейном. Через два часа Цыган попрощался с Рудей и увел изрядно захмелевшего Боба с собой.
— Не умеешь ты обращаться с предками, — учил он. — На измор их возьми. Побегают, поищут тебя — веревки вить из них будешь, Вундербоб.
Цыган скоро сообразил, что на Вундербобе можно хорошо заработать. Этого бесхарактерного паренька — а такие смотрят в рот тому, кого они в эту минуту боятся, — надо использовать. А там — пусть себе кается в колонии… Понравился ему и внешний вид Боба, «интеллигентного мальчика из хорошей семьи». Отличная маскировка, пригодится…
Вор с детских лет, Цыган несколько раз судился, но, попадая в лагеря, вскоре выходил. Помогала огульная система «зачетов». Один день засчитывался за три. Помогала и снисходительность лагерной администрации к осужденным уголовникам-рецидивистам, которые сплотились в местах заключения в привилегированную касту. Ведь происходило это в годы культа личности, когда допускались грубые извращения социалистической законности. Были у Цыгана сестры, мать, но он давно отрекся от семьи, относился к ней с нарочитой грубостью и жестокостью. Сейчас он «работал» на Чуму.
Цыгана удивляла и забавляла наивность мальца, верившего каждому его слову. Цыган напропалую врал Бобу, выдавая себя за сверхгероя. Боб тоже напропалую врал и бахвалился. Приведя Боба к себе, Цыган прежде всего напоил его, а потом начал дразнить:
— Нет, Вундербоб, не выйдет из тебя настоящего парня, деляги. Не из того теста сделан.
— Неправда! Я хоть на Луну могу!
— Просто ты заяц во хмелю. «На Луну, на Луну». На кой она ляд, Луна твоя! А ты вот гроши, деньги достань на хорошую закуску, на такси, чтобы прошвырнуться за город.
— Сколько угодно добуду! Я — как Пит, супермен.
— Кто, кто?
Боб рассказал о похождениях гангстера Пита.
Цыгана заинтересовали эти истории, особенно описанные в них новые способы грабежа и увода автомашин.
А Боба понесло. Ведь его слушают! И он со смаком рассказывал вычитанное им из книжки, которую одолжил ему Рудя.
— Так как же ты монету добудешь?
— Съезжу домой и привезу.
— Тоже мне супермен! Лучше покажи-ка, на что ты без маменькиной сумочки способен. — Цыган покачал головой. — Мы за мамину юбку не держимся, а житуха у нас — во! Смекаешь? Домой только желторотые птенчики торопятся. Говорю же тебе — возьми домашних на испуг. Пусть поищут тебя, помучаются — добрее станут… А небось у тебя да и у папаши твоего куча знакомых? Квартиры, наверное, мировецкие, богатые…
Так зашел разговор о квартирах и фотоаппаратах, костюмах и машинах.
— Да что там машины! — разошелся Боб. — Вот у Ленькиного брата есть лодочный мотор, трофейный, мощностью почти в тысячу сил, — соврал он. — Вот бы его нам на Московское море… Жаль, что Ленькин брат на практику уехал, он геолог, а то бы попросили мотор на недельку.
Так зашел разговор о квартире в Замоскворечье.
Цыган выспросил все: и о хозяевах, и о квартире, и об обстановке.
— Правильно ты задумал, Вундербоб. Осуществим. Не будем дожидаться, пока вернется Ленькин брательник. Возьмем взаимообразно.
— Не дадут.
— А если они такие гордые и презирают тебя, проучим! Возьмем потихоньку, так что и не узнают, а через неделю положим на то же место. Правильно, супермен?
— Правильно!
— Тогда сделай так…— И Цыган поручил Бобу наведаться к Леньке, разузнать, когда хозяева уйдут в гости или поедут на дачу, остается ли кто-нибудь в таких случаях в квартире. — Все! Если обманешь — пожалеешь!
Боб струхнул. Он не был уж так наивен, чтобы не понять, кто такой Цыган. Боб всегда был готов фантазировать, строить планы, которые ни к чему не обязывают. Именно поэтому он размечтался о поездке на чужом моторе. А тут вдруг план превращается в действие! Это его никак не устраивало. Он отлично понял, что мотор только предлог… Ведь Цыган спрашивал и о коврах, фотоаппаратах, даже о том, где стоит гардероб.
Боб начал отнекиваться. Ведь он пошутил, разве бывают подвесные моторы тысячесильными? Да и с Ленькой он в ссоре, поэтому не может идти в гости.
Цыган слушал с улыбкой. Боб тоже улыбался. Вдруг сильный удар бросил его на пол: Цыган ударил, сидя на стуле. Боб вскочил, закричал:
— Как вы смеете!
Цыган медленно поднялся и шагнул к подростку. Боб с ужасом уставился на него, страшного теперь человека, и начал отступать, пока не уперся спиной в стену.
— Не бейте, не надо, я все сделаю!
— Заткнись, дура! Это для закалки, чтобы суперменом был, чтобы никакой боли не боялся. А ты визжишь, как поросенок. Замолчи! Давай пять, будешь меня слушать — другом будешь.
Боб взял дрожащей, взмокшей от страха ладонью протянутую руку Цыгана.
— Домой сейчас не пойдешь. Уговор дороже денег. Утром отправишься на ту квартиру. И смотри мне, не филонь! В провожатые дам Огурца. Если только продашь, он из тебя скелет сделает. А вообще ты парень башковитый и должен понимать, с кем веселее. Мы еще на юг с тобой махнем. Был в Баку?
— Нет…
— А в Сухуми, Сочи?
— Тоже нет.
— Со мной поедешь…
8
Дверь отворилась. Вошел долговязый детина с землистого цвета лицом и острой головой.
— Наше вам, Огурец! Дельце наклюнулось. — Цыган показал глазами на Боба. — Потом! А сейчас закатимся куда-нибудь, выпьем, поучим Вундербоба. — Цыган нахлобучил на голову кепку и сказал: — А ну, Вундербоб, звездочет-супермен, потопали.
Ох, как не хотелось Бобу идти с ними! Он боялся Цыгана, боялся, как бы не встретить знакомых, боялся бежать домой, боялся завтрашнего утра.
Вот когда он с надеждой вспомнил об Анатолии. Но тут же опять испугался.
Пройдя несколько улиц, они зашли в пивную. Там было людно. Цыган стал в очередь, взял пива, водки на всех и начал внимательно осматривать посетителей. Вскоре он кивнул головой на двух выпивавших. Первый, маленький и плюгавенький, в рваном костюме, судя по разговору с окружающими — завсегдатай пивной, уговаривал второго, рослого человека в простом, но опрятном костюме, «взять еще по сто».
— Ни-ни, — твердил высокий. — Жена заругает. Итак перебрали с получки. У меня хозяйка строгая. — Он вынул бумажник и, стараясь аккуратно раскладывать деньги на мокром столе, бубнил:—Это на жизнь… Вовке на штанишки… Это за квартиру… Бабке послать… Видишь, все в аккурате, так что отцепись.
Огурец подмигнул Цыгану и выругался. Боба передернуло. До чего же не нравился ему Огурец! Лицо землистое, не хватает зубов, потный. Улыбнется — толстые губы кривятся в одну сторону, вниз.
Рабочий двинулся к двери, отталкивая уцепившегося за него плюгавенького.
— Эй, пьянчуга, отлепись от порядочного человека! — сказал Цыган и толкнул плюгавого.
Тот взмахнул руками, не удержался и опрокинулся на пол. Боб рванулся было, чтобы помочь упавшему. Огурец подставил ногу, Боб ударился плечом и головой о стол.
— За нами, звездочет! — прошипел Цыган.
Рабочего они увидели в сквере. Цыган быстро зашагал, нагнал его, пошел рядом, потом опередил. Огурец плелся следом за рабочим, увлекая за собой очень неохотно идущего Боба.
За поворотом на боковую дорожку Огурец вдруг показал кулак Бобу и издалека крикнул рабочему:
— Эй, гражданин, пиджак-то у вас, пиджак!
Тот остановился в нерешительности. Боб увидел, что вся спина у него белая, будто в известке или зубном порошке. Удивительно! Только что пиджак был совсем чистый. Цыган тоже остановился и почему-то стал снимать свой пиджак.
— Не у вас, гражданин, у другого! — крикнул Огурец.
Рабочий снял свой пиджак, ругнулся.
— Вот черт, в пивной, наверное… Спасибо, братцы! Хозяйка у меня строгая, а тут — будто под забором валялся.
Цыган, сочувственно приговаривая, помог чистить пиджак.
Огурец с Бобом прошли мимо, вышли из сквера к трамвайной остановке. Скоро к ним присоединился Цыган.
Все сели в трамвай, потом сошли, купили водки.
Боб все еще не понимал, зачем нужна была эта комедия. Но все объяснилось на квартире Цыгана, когда тот вытащил пачку денег. Огурец передразнил рабочего, как тот распределял свою получку: «Гришке коврижки, Мишке штанишки…» Цыган хохотал и предложил выпить за «Мишкины штанишки». Тут же он дал Бобу сто рублей — его «пай». Боб отказался взять деньги.
— Почему не берешь? — грозно спросил Цыган.
— Да я ведь случайно с вами, — робко объяснил Боб.
— Я тебе покажу—случайно! Ты вор, уркан, и ты участвовал в деле. Обязан взять.
— Я не вор, — запротестовал Боб.
— Что-о-о? Ты сам рассказывал про работу с книгами, с Пашкой. Ты уже пропащий! Теперь ты наш, господин супермен. Амба!
— Нет, я не вор…
Цыган, зло улыбаясь, больно ударил Боба. Боб заплакал. Затем его заставили выпить. Он размяк и снова стал бахвалиться.
Утром Боб проснулся потный от страха. Он попытался незаметно уйти, но его не оставляли одного. Цыган с дружками караулили. Один из них был послан к Чуме предупредить о предстоящем деле. В час дня Боб вернулся с Огурцом из Замоскворечья и сообщил, что завтра вечером все из квартиры пойдут в кино, останется одна бабушка. Цыган отправился к Руде «организовать» машину. На следующий день, в десять вечера, Цыган и Огурец повели Боба к кино на Пятницкой. Там его нашла Лика. Все хорошо обошлось. Цыган сбежал, и теперь он, Боб, будет подальше от этой ужасной компании.
9
На этот раз Агния Львовна не пожалела Боба. Она трясла его за плечо все настойчивее. Он вынужден был открыть глаза и, чтобы не смотреть на мать, уставился в одну точку.
— Ты заболел? Боб не ответил.
— Сейчас с тобой будет говорить отец. Он вне себя. Не вздумай сердить его, возражать. Я понимаю, ты травмирован, но все же…
Вошел отец. Сердитый, насупленный, он резко подвинул стул, сел и строго уставился на сына.
— Ну? — крикнул отец, ожидая покаяния.
— Я травмирован…— поспешно прошептал Боб.
До этого он жалел себя, нервничал, а сейчас, в страхе перед расплатой, заплакал. «Ну что у меня за жизнь? — думал он.—Пашке подчиняйся. Руде, Цыгану, Огурцу подчиняйся, папе и маме подчиняйся… Анатолий и тот напустился. Почему я такой несчастный?»
— Ну, миленький, ради бога успокойся, — бросилась к нему мать.
Боб, трясясь, зарыдал еще громче. Агния Львовна многозначительно кивнула на сына и шепнула мужу:
— Придется прощать сейчас же.
Павел Авксентьевич огорченно вздохнул, присел на край кровати и положил руку на голову Боба.
— Да будь же ты мужчиной, не реви! — сердито сказал отец и попытался повернуть голову Боба к себе, но тот упрямо зарывался лицом в подушку. — Ты поступил ужасно, Борис, ужасно! Откуда у тебя такие задатки?
Когда отец сердился, он всегда называл сына полным именем. Рыдания усилились.
— Да не мучь ты ребенка, — шепнула мать.
— Я вижу, ты даже не осознаешь, — продолжал отец, — и не представляешь всей глубины возможного падения. Дурные привычки приобрести легко, избавиться от них крайне трудно.
Рыдания Боба переходили в истерику.
— Да скажи же ему, скажи! — громко шептала мать.
— Мы обсудили и осудили твое позорное поведение, — продолжал отец, — и решили так: мы простим тебя, если ты обещаешь, что это никогда больше не повторится, что ты исправишься, будешь учиться и вести себя должным образом.
— Ну, маленький, ну скажи — обещаю. Ну что тебе стоит! Ну успокой же папочку и мамочку.
Боб был слишком потрясен вчерашними событиями, чтобы капризничать. Мальчик ждал разноса, строгого наказания, серьезного предупреждения. Услышав о том, что его прощают, он сразу перестал плакать.
— Обещаю, — поспешно пробормотал он, все еще не веря, что все сошло так просто и легко.
— Ну вот и хорошо. — Агния Львовна облегченно вздохнула и, тронув мужа за плечи, шепнула: — Он слишком травмирован, чтобы оценить по достоинству твои назидания. Пусть успокоится.
Родители ушли. Из-за двери донесся раздраженный голос отца:
— У меня нет времени воспитывать, но ты, кого растишь ты? Лентяя? Лгуна? Растленное существо?
— Поль, что ты!
— Да, растленное существо! Нет, так больше нельзя! Его надо было выпороть, да, выпороть! Не будь я так интеллигентен, я бы шкуру ему спустил!..
10
Боб вскочил с кровати и радостно запрыгал на месте. Заметив укоризненный взгляд вошедшей няни, он смутился и сделал вид, что занимается гимнастикой. Няня не стала стелить постель, а передала требование родителей, чтобы отныне он сам прибирал за собой.
— А обед для себя я тоже должен готовить? — обиженно спросил Боб.
— Готовить обед — мое дело, — ответила няня. — Где же это видано, чтобы убирать за таким большим! Водку жрать горазд… Не дите, прости господи! После такого скандалу и покаяться не грех!
— Ну, ну, — крикнул Боб, — не твое дело, дура!
За завтраком, поглощая бутерброды с ветчиной, отец прочувственно говорил о чести и бесчестии, о благородстве и подлости, о героизме, о дружбе.
— А Васька слушает да ест, —не вытерпела Лика, зло поглядывая на брата.
— Он уже обещал, и мы простили, — поспешила предупредить мать.
— А я не могу простить, не могу! Выдрать его надо!
— У своего Анатолия научилась, — буркнул Боб.
— Почему это у моего? — возмутилась Лика.
— Ас кем целовалась в подъезде?
— Подлец! — крикнула Лика, побледнела и выбежала из комнаты.
— Борис, ты сейчас же пойдешь и попросишь извинения у сестры, — решительно заявил отец.
— А мне Пашка говорил…
— Ты должен попросить прощения за все. Мало ли что болтают.
Боб после препирательства пошел в комнату сестры. Мать с трудом заставила дочь вернуться к столу.
После чая отец поручил сыну сходить в аптеку за лекарством. Боб не двигался с места. Он боялся улицы, боялся встреч. Отец повторил, но раздраженно. Если бы Боб в эту минуту сказал, почему он боялся показаться на улице, если бы он признался в том, что там ждут его мучители… Но он ни в чем не признался. У него не хватило смелости сказать правду. Он лгал, он отговаривался тем, что надо готовить уроки, готовиться к конференции юных астрономов.
— Кто же был прав? —закричал отец.—Мы его простили, а он не считается с нами даже в мелочах!
И отец шлепнул Боба по затылку.
— Ну что ты, Поль! Это непедагогично. Бобик пойдет. Ты пойдешь, да?
— Сбегаю, — буркнул он, не глядя в глаза отцу.
Глава XIX
«КЛУБ ПОДКИДНЫХ ДУРАКОВ»
1
Посмотреть на Боба со стороны — он стал образцово-показательным мальчиком: в школу прибегает вовремя, не пропускает уроков, уходит из школы со всеми и почти все свободное время готовит уроки и читает.
Дошло до того, что мать сама предлагала ему: «Сходи, Бобик, в кино, отдохни», — а он, подумать только, отказывается. Если и выходит погулять, то только с мамочкой. Агния Львовна не могла нарадоваться! С удовольствием она выслушала просьбу Боба не пускать Пашку в дом, если тот появится.
Пашка наведывался два раза, но получил в прихожей такой яростный отпор от Агнии Львовны, такие ощутимые подзатыльники, что больше не рисковал соваться.
Лику тоже радовало поведение Боба. Лишь отец никак не мог взять в толк, почему сын сиднем сидит дома даже в свободное от занятий время. Однажды в воскресный день отец попросил его сбегать купить газету. Боб пошел только после третьего, очень грозного приказания.
В подворотне Боб увидел Пашку, развлекавшегося дракой двух маленьких мальчишек. Он заставил их драться, пригрозив, что изобьет обоих, если они не послушаются. Боб хотел прошмыгнуть мимо, но было уже поздно. Пашка увидел его и вместо приветствия сказал:
— А ну, гони мои сто монет, прохиндей несчастный! — Забыл долг?
— Нет у меня, Пашечка, честное слово.
— Знать ничего не знаю! Ты проиграл, ты и отдавай.
— Пашечка, миленький. Честное слово! Честное слово, на днях отдам.
— «На днях», «честное слово»! — передразнил Пашка. — Может, честное пионерское? А разве не ты книги крал в магазине?
— Тише, услышат, — зашептал Боб, испуганно оглядываясь.
— А кто крал деньги у папочки и мамочки, кто крал водку, вино и папиросы? Я, что ли? — Пашка кричал, но, впрочем, так, чтобы не услышали жильцы дома.
— Ну, Пашечка, ну ради бога…
— Сегодня в семь вечера приходи к моему дому. Дам тебе отыграться.
— Я не хочу играть в очко. Я обещал папе.
— А вот я пойду и скажу твоему папочке про сто рублей. Что тогда будет? Знаешь?
На глазах Боба навернулись слезы. Он остро жалел себя, он тосковал по свободе, которую потерял так неожиданно. Он опутан Пашкой, опутан Рудей и тем Цыганом, за которым стоит невидимый и страшный Леня Чума, которого даже Цыган боится. Он один, Боб. У него нет прежних друзей. Даже на конференцию в Планетарий он не смеет пойти теперь. А может быть, права нянька? Надо было потихоньку покаяться в церкви, поцеловать крест, икону, и все бы сняло? Не было бы рядом Пашки. А теперь Пашка стоит тут и насмешливо говорит:
— Ты не заснул, крокодил?
— Пашечка, будь другом, — пролепетал Боб, — давай на послезавтра. У меня сегодня доклад…
Пашка многозначительно свистнул, придвинулся и презрительно смерил Боба взглядом с головы до ног:
— А вот я спою твоему папочке: «Солнце всходит и заходит, а в тюрьме моей темно». Чтобы как из пушки! Придешь?
— Приду, — еле выдавил из себя Боб.
***
Сутулясь, Боб стоял возле дома Пашки. Не так-то просто отвечать на вопросы знакомых, куда он исчез, когда его мама «все телефоны оборвала». Заметив Ликиных подруг, Боб повернулся к ним спиной и медленно двинулся вперед по улице. Когда девушки поравнялись, Боб, чтобы его не узнали, быстро повернулся, побежал обратно, но наскочил на худенького Гарика Морова, долговязого, вечно смешливого Юзика Бернштейна и коренастого Женю Хлебникова. Мальчики окружили Боба.
Боб приветственно взмахнул рукой и попытался улизнуть. Женя схватил его за руку. Мальчики засыпали его вопросами. Почему его не видно в Планетарии? Будет ли на конференции? Почему его искали родители?
— Летал с дядей… Поехал провожать его на аэродром… Дядя вылетел на Северный полюс, ну и я увязался… незаметно спрятался в багажнике…
— Ты был на полюсе?
— Не совсем… Дядя облетывал новый самолет, и вдруг вынужденная -посадка… Тайга! Болото, медведи… Радио отказало. Поэтому дядя не смог сообщить обо мне домой.
— А самолет? — спросил Женя.
— Самолет? — переспросил Боб и ответил так, как на такие вопросы отвечал дядя. — Государственная тайна!
Боб врал вдохновенно, но, чтобы его не уличили, повторял:
— Не могу рассказать, государственная тайна.
И идет он сейчас в аптеку. Там, в тайге, медведь погнался за ним. Он, Боб, даже плыл, а вода холодная, ну и вот… Боб взялся за горло и надрывно закашлял.
— А медведя застрелили?