Страница:
Корсаков протянул ему вчерашний номер газеты с опубликованным Указом.
— Читал? — спросил он.
— Не успел.
— Я просил больных в вашей палате не напоминать об этом Указе, — сказал следователь, — чтобы это не повлияло на ваши показания, а теперь можете читать.
— Принято не только это решение, но и другие, очень важные. Как мне известно, письмо Кленова — Русакова очень помогло этому. Поздравляю! — Корсаков крепко пожал руку Анатолию.
Нина заплакала, как только вошла к Анатолию. Несмотря на то что девушка была искренне огорчена, она, как и всегда, оделась с шиком.
— Толечка…— начала Нина и опять заплакала. — Какой ужас, что это случилось в моем доме… Марат, этот негодяй, не случайно заглянул ко мне в тот вечер. Я уверена, Марата бандиты послали на разведку. Не вини меня, я в отчаянии…
— Я тебя и не виню. Но одного не понимаю — как ты могла дружить с таким подлецом? — сказал Анатолий. — Ведь за километр видно, кто он такой.
— Я запуталась, Толя. Я так несчастна, так несчастна… Помоги мне, Толя. Посоветуй. Тогда, при Лике, мне неудобно было откровенно говорить с тобой обо всем.
— Но что я должен сделать?
Нина вынула из сумочки два исписанных листа бумаги. Это было ее заявление, длинное и довольно бестолковое, о темных делах в артели.
— Я через несколько дней понял, что там творится. А ты работала долго и ничего не замечала? Нет, Нина, ты знала, но легкомысленно относилась к этому.
Нина снова заплакала.
— Ладно, — нахмурился Анатолий. — Не теперь об этом говорить. Выйду — встретимся, подумаем о твоей жизни, о работе. А это заявление правильное. Немедленно пошли его.
На следующий день к Анатолию пришла Людмила Зубавина. Рассказала о делах в школе. С Соней, после убийства Шелгунова, очень плохо.
— Соня просила разрешить ей зайти. Она хочет знать все о последних часах Антона. Кроме того, она вас тогда оскорбила и мучается… хочет извиниться. Я думаю, ей это нужно и для себя самой.
В палате появился Леонид Ушков с Витякой. Витяка был чисто одет, он сел возле кровати, взял ладонь Анатолия в свои руки и с восхищением молча смотрел на него. За Витяку можно не беспокоиться! Теперь никакой Хозяин его не собьет!
Визиты не прекращались. Старшая сестра возмущалась, но главврач разрешил… Явился и Мечик Колосовский. Он был немного смущен тем, что рапортовать не о чем, происшествий в последние дни не было. Просто пришел. Говорят, что Анатолий выдержал бой с пятью бандитами, дрался приемами самбо. Пусть Анатолий расскажет, все мальчишки с их улицы просят…
Шли дни. Через три недели Анатолий был уже дома. Из больницы он ехал с Ликой и Юрой. А дома он застал празднично накрытый стол, мать, дядю, Кленовых, Леонида Ушкова и Корсаковых.
Анатолий считал себя человеком с «железной выдержкой», но тут на глазах его показались слезы.
Начался шумный и веселый разговор. В эту минуту Анатолий с грустью вспомнил об Иване Игнатьевиче. Как не хватало здесь его, человека, который вывел Анатолия на правильную дорогу. Ведь если бы не было такого мудрого воспитателя…
Последнее письмо Ивана Игнатьевича сильно взволновало Анатолия и требовало ответа.
«…На мой вопрос, — писал Иван Игнатьевич, — правильно ли я понял твое предыдущее письмо, что судьба малолетних правонарушителей интересует тебя не меньше, чем автомобили или создание моторов и ракет, ты ответил: „Само собой разумеется!“
Я замечал, что поступки, интересы людей, явления жизни, которые, казалось бы, сами собой разумеются, как ни странно, не всегда оцениваются по большому счету теми, кто имеет к ним непосредственное отношение.
Будто стоит такой у самого подножия горы и видит перед собой лишь грязные пятна, лишайники, ползущих насекомых. Не видит он, такой, романтики своей профессии. А отойди от горы подальше, и откроются все красоты этой великолепной громады с ее зелеными лесами, бурными горными реками, неповторимыми очертаниями скал и сверкающей снежной вершиной.
Учись видеть исторический смысл в своей повседневной деятельности. Почему бы тебе, призывающему «не проходить мимо», не взяться за перевоспитание малолетних правонарушителей? Я не призываю тебя стать зауряд воспитателем, отрабатывающим положенное количество часов, а таким, как Макаренко. Обычаи, сноровку, психологию преступной среды ты знаешь. И к душе малолетнего правонарушителя ты находишь ключ. Я тому свидетель. Еще Дзержинский назначал воспитателями чекистов или педагогов из кристально честных. Хорошо, если бы ты окончил педагогический институт и начал работать воспитателем. А педагог, да еще слесарь, и к тому же увлекающийся новейшей техникой, это же клад для политехнического образования.
Я понимаю и другое. Нелегко вот так, сразу, да еще после стольких лет, проведенных в колонии с мечтой о свободном полете, снова ориентироваться на колонию.
Но я тебя хорошо знаю. Ты активно непримирим к нарушителям советского образа жизни. И чем дальше, тем активнее ты будешь бороться за социальную справедливость. На своем опыте ты понял, как нелегко бывает колонистам, возвращающимся к трудовой жизни. Организовал бы ты им широкую помощь. Не в устройстве на работу. Их устроят. Им необходима регулярная дружеская поддержка, духовная помощь. Какая — сам знаешь. А колонии — возможно, что колонии вообще через двадцать лет перестанут существовать. Они будут не нужны. Общество не даст подросткам свихнуться».
Анатолий задумался. «Если он и не станет таким, как Иван Игнатьевич или Макаренко, то, уж конечно, будет помогать хлопцам стать на правильный путь. Как же организовать такое шефство над возвращающимися?»
В газете «Вечерняя Москва» появилась заметка, набранная мелким шрифтом о том, что органами милиции захвачена шайка преступников. Шайкой руководил рецидивист Л. С. Ляксин, по кличке «Чума». В шайку входили: М. К. Рыжевич, по кличке «Огурец», С. М. Ханшин, по кличке «Цыган», Г. Н. Санькин, по кличке «Хозяин», и еще семь человек.
Эта шайка в последние месяцы совершила несколько вооруженных грабежей, три убийства. Сейчас следствие закончено, и в ближайшие дни преступники предстанут перед судом.
Июньским утром, в десять часов, начался процесс над шайкой Чумы. Анатолий Русаков был вызван в качестве свидетеля обвинения.
Зал затих, все повернули голову в сторону преступников, которых ввели под конвоем. Они заняли свои места, а затем исподлобья, зло и вызывающе оглядывали публику, стараясь опознать «своих». Милиционеры не сводили глаз с подсудимых, и на это были причины. Ведь первое заседание суда было сорвано преступниками.
В самом начале следствия преступники решительно отрицали все. Чума и его сообщники «темнили», путали, отмалчивались. Все они придерживались одной и той же версии: никакой шайки нет, Антона Шелгунова Чума не убивал. Огурец — Рыжевич взял убийство Шелгунова на себя. Все преступники дружно выгораживали Чуму, словно в этом заключался их шанс на спасение. Уличенные свидетелями и экспертами во лжи и обмане, они были преисполнены решимости защищаться.
После показаний Русакова следователь предъявил Рыжевичу — Огурцу, упрямому тупому малому, Указ о новом законе, карающем злостных убийц смертью. Огурец сначала не поверил, а поверив, испугался и, спасая себя, подтвердил показания Русакова. Да, Чума ударил Шелгунова ножом в грудь. А после него ударили другие.
С признания Огурца и началось разоблачение всей шайки. Хозяин тоже отрекся от Чумы, а за ним и остальные. Круговая порука распалась.
Зная, что виновность их установлена, но, будучи, как все воры, суеверными, они все еще надеялись на счастье.
В первое судебное заседание Чума вдруг запел «В лесу родилась елочка». Он приплясывал, хлопал в такт ладонями и бубнил: «Ладушки, ладушки, где были? У бабушки…» Огурец грохнулся на пол, закатил глаза, скрежетал зубами, пускал пену, колотился головой. Хозяин вел себя, как шизофреник. Адвокат Чумы потребовал медицинского освидетельствования. Суд прервал заседание до получения медицинского заключения.
В клинике, куда его поместили, Чума пытался подкупить санитара, суля деньги, и грозил местью тем, кто ему не поможет.
Теперь, когда все преступники, кроме Чумы, во многом сознались, прерванный было суд продолжался.
…В зале душно. Неторопливо задавались вопросы. Буднично, даже скучно отвечают подсудимые. Яркие дорожки солнечного света наполнены медленно двигающимися пылинками.
Но вот суд вызвал свидетеля Анатолия Русакова. Его показания нарушили неторопливый ход судебного заседания. Преступники заволновались. Чума не мог удержаться от яростных выкриков. Судья то и дело призывал его соблюдать порядок.
Показания Русакова были страшны для подсудимых. Свидетельствовал человек, который, ссылаясь на личное знакомство с деятельностью Чумы, шаг за шагом разоблачал его. Этот человек был очевидцем зверского убийства Антона Шелгунова.
Как свидетель, Анатолий в начале суда не присутствовал в зале. Накануне суда он получил анонимное письмо: ему грозили расправой, если он хоть одним словом упомянет о тех, кто не привлечен по делу. Анатолий догадывался, что авторы этого письма Марат и Рудя. Они после первых допросов у следователя вышли было сухими из воды. В каком соучастии можно было их обвинить? В том, что они угнали машину Троицких? Борис Троицкий показал на следствии, что Рудя ездил на «Победе» с его, Боба, согласия. Связь Марата и Руди с ворами отрицали Чума, Цыган и Хозяин. То ли они хотели сохранить на свободе своих холопов, то ли боялись, как бы Марат и Рудя с перепугу не наговорили лишнего.
Суд длился два дня. На третий день выступил прокурор.
— Товарищи судьи! Три дня со всей тщательностью вы исследовали улики и доказательства, направленные против сидящих здесь на скамье подсудимых людей, обвиняемых в совершении тягчайших преступных деяний, совершенных умышленно, по корыстным мотивам. Корни преступной деятельности бандита Ляксина уходят в дореволюционное прошлое.
Звериная злоба и ненависть этих преступников были направлены и против тех, кто пытался им мешать совершать преступления, совращать, растлевать детей и подростков, против тех, кто не хотел быть рабом этих бандитов и пытался порвать с ними, честно работать! Так начал прокурор свою обвинительную речь. Он говорил и об ошибках педагогов и родителей, необходимости создать атмосферу общественного негодования против правонарушителей.
А закончил так:
— Я обвиняю не один. Незримо рядом со мной стоит убитый этой преступной бандой человек большой души, неизвестный народу герой, работник уголовного розыска Олег Горевой, который дорожил человеческой жизнью больше, чем собственной. Незримо рядом со мной стоит Антон Шелгунов, убитый бандой. И только благодаря действиям милиции остался жив Русаков, мужественный юноша, не пожелавший подчиниться Ляксину — Чуме.
Во время свершения этого преступления уже вошел в действие Указ о смертной казни за злостное убийство.
Подходит последний час, час расплаты преступников за тяжкие преступления, за убийства. Я обвиняю со всем народом! Гуманизм в данном случае должен заключаться в том, чтобы избавить советских граждан от подлых и коварных убийц. Нет им пощады!
Суд приговорил Леонида Ляксина, по кличке «Чума», к расстрелу, остальных — к различным срокам заключения.
ОТ АВТОРА
Прошло несколько лет. Читателей, конечно, интересует, что же произошло за эти годы с героями этой книги? О жизни не только лучших, но и каждого из них можно было бы написать повесть.
Меньше всего я мог бы сказать о Юре. Он перешел на работу в другое учреждение, защитил диссертацию. На вопрос о том, над чем он работает сейчас, он отшучивается и при этом многозначительно показывает на небо. Зато о своей деятельности начальника комсомольской дружины Юра рассказывает охотно и много.
Коля по-прежнему трудится в Целинном крае. Он работал в совхозе, а затем стал инженером по сельскохозяйственным машинам на одном из ремонтных заводов. Как и прежде, его увлекает труд — как творчество. Конечно, он изобретает и рационализирует и засыпает Юру и Анатолия требованиями достать специальную литературу, инструменты и приборы. У Коли уже есть сын, которого он воспитывает в том же спартанском духе.
Леня Ушков работает слесарем в группе мастера на автозаводе и заочно учится в автомеханическом институте.
Витяка заканчивает школу и мечтает стать таким же, как Корсаков.
Боб Троицкий скоро вернулся из колонии. И в этом снова сказался педагогический талант Ивана Игнатьевича. В первые дни и недели пребывания в колонии Боб слал домой слезные письма. Он пытался разжалобить родителей, убедить их в срочной необходимости «сейчас же нажать на все кнопки», чтобы его отправили домой.
Это были трудные дни для Агнии Львовны. Но Павел Авксентьевич, внимательно прочитав большое письмо Ивана Игнатьевича о Бобе, занял твердую позицию.
Как можно было понять из писем Боба, его раздражала и угнетала дисциплина: необходимость рано вставать, самому стелить свою постель, заниматься физкультурой, убирать в дни дежурства, а главное — учиться труду в мастерских. Регулярно работать и при этом выполнять задания мастера было для него пыткой. Единственное, что не угнетало его, была учеба. При его подготовке и способностях он с первых же дней начал учиться хорошо и даже отлично и стал первым учеником в классе.
Иван Игнатьевич попросил Боба помогать отстающим, а те, в свою очередь, помогали ему на уроках труда и приохотили его к спорту.
Тон писем изменился. Боб уже не просил «нажать на все кнопки». Он просил «прислать побольше вкусненького, так как у меня много друзей». В описаниях «житья-бытья» стали проскальзывать нотки юмора. Боб подробно писал о том, как он стал чемпионом по шахматам и руководит шахматным кружком. Ему разрешили участвовать в организации шахматной олимпиады всех школ города и свободно отпускают в город.
В колонии Боб получил квалификацию слесаря третьего разряда и очень этим гордился.
Няня, открывшая дверь квартиры, не сразу узнала своего воспитанника. В тот же день все знакомые были уведомлены, что «Бобик стал совсем-совсем другим. Он так повзрослел! Он так держится! Он так увлекается спортом. Мужчина, да и только! Просто удивительно, как может за такой сравнительно короткий срок так измениться и вырасти мальчик!»
Но больше всего озадачила Агнию Львовну перемена, происшедшая в отношениях Боба и Анатолия.
Конечно, все они, Троицкие, благодарны Русакову, но матери было неприятно, что ее сын так благоговеет перед Анатолием. Агния Львовна спросила об этом Боба с плохо скрытым раздражением. И тут он рассказал об Анатолии все, что узнал от Ивана Игнатьевича, воспитанников и дядьки Грицька. Получалось так, будто Русаков почти легендарная личность.
Боб поступил в МГУ и не без влияния Юры, с которым его познакомил Анатолий, уже не по-детски, а всерьез занялся астрономией.
Рудольф Милич работает в промышленно-художественной артели, помогает оформлять Доски почета, витрины магазинов, рекламу, вывески. Он по-прежнему «оформляет себя» в необычном, крикливом, ультрастиляжьем стиле, ставшем уделом не оригинальных личностей. Он мало изменился, но с ворами уже не водится. И в выборе друзей и знакомых стал осторожнее.
Марат был осужден за спекуляцию валютой и попал в тот же лагерь, где отбывал срок заключения Хозяин, и даже в ту же бригаду «дорожников». Вот когда Марату пришлось поработать! Хозяин хотел, чтобы ему и другим зачли срок за отличную работу, и заставлял всех в своей бригаде, Марата в том числе, работать до седьмого пота…
А как же сложилась судьба главных героев — Анатолия и Лики?
Что можно сказать о людях, которые в нелегкой борьбе завоевали свое право на счастье и поэтому так берегут его?
Прежде всего — они счастливы. Теперь они живут вместе с Ольгой Петровной, вышедшей на пенсию. Лика окончила МГУ и преподает в школе.
Анатолий работает на автозаводе и учится в автодорожном институте. Страсть к автомашинам и моторам победила. Но в обсерватории и в доме Кленовых он частый гость.
Анатолий — начальник штаба народной дружины и, кроме того, шефствует над несколькими воспитанниками, вернувшимися из колонии. Он делает все возможное, чтобы изменить судьбу подростков, сбившихся с правильного пути.
Ольга Петровна недовольна, что у нее нет внуков. Она считает, что Анатолий и Лика слишком много души отдают чужим детям.
Депутат Д. А. Кленов охотно принимает помощь Анатолия в делах, касающихся правонарушителей, и сам охотно помогает ему, в частности организовать шефство активных пенсионеров над возвращающимися к трудовой жизни…
Дорогие читатели! Я не мог не написать этот роман о гражданском мужестве. Я считал необходимым предостеречь неопытных, только начинающих жить от возможных ошибок.
Мне могут задать вопрос, почему я показываю не только хорошее. Ведь хорошее задает тон нашей жизни. Только положительные герои осуществляют строительство коммунизма. И это верно! Но ведь писать об Анатолии Русакове, юноше со сложной судьбой, это значит показать и его друзей и врагов — хорошее и плохое.
Образы героев этой повести, драматические положения, фон, на котором развиваются события, не выдуманы, но кое-что изменено: например, имена и фамилии людей, ставших прообразами героев повести. Местоположение обсерватории не там, где оно указано. Поэтому не ищите директора, по фамилии Кленов, — там его нет. И не ищите Анатолия на улице Воровского в доме, где почта, он живет в другом месте. Точных адресов колоний тоже не указано, но все, о чем написано в романе, взято из жизни.
Роман, как уже говорилось, рассказывает о событиях, характерных для 1950—1954 годов. С того времени многое изменилось. Жизнь обогнала роман. Приняты важные законы, помогающие поскорее покончить с преступностью. Комсомольские рейды и оперативные комсомольские отряды по борьбе с антиобщественными явлениями уже узаконены в виде добровольных народных дружин. Правы оказались те, кто сумел увидеть в них одну из форм общественного самоуправления.
Изменений много, но пережитки живучи.
При всех положительных качествах человека его нельзя считать настоящим гражданином, если он живет по принципу «моя хата с краю», занимает мещанскую позицию невмешательства.
Каждый из нас должен помогать борьбе милиции с преступниками и их вредным влиянием на молодежь. Только с помощью общественности наша милиция может выполнить свой благородный долг.
Мне очень хотелось бы развеять одно очень распространенное заблуждение у молодежи, будто настоящее мужество, настоящая храбрость потребуются только в будущем, для свершения великих, героических дел, а сейчас, мол, всего этого не надо. Это величайшее заблуждение. Для борьбы с уродливыми явлениями в нашей жизни, с проявлениями пережитков капитализма в сознании людей каждому советскому человеку, в том числе и детям, подросткам и юношам, необходимы иногда храбрость и мужество в самой будничной, «домашней» обстановке. В этой борьбе закаляется характер человека. Гражданское мужество — героика мирного времени!
— Читал? — спросил он.
— Не успел.
— Я просил больных в вашей палате не напоминать об этом Указе, — сказал следователь, — чтобы это не повлияло на ваши показания, а теперь можете читать.
— Принято не только это решение, но и другие, очень важные. Как мне известно, письмо Кленова — Русакова очень помогло этому. Поздравляю! — Корсаков крепко пожал руку Анатолию.
16
Нина заплакала, как только вошла к Анатолию. Несмотря на то что девушка была искренне огорчена, она, как и всегда, оделась с шиком.
— Толечка…— начала Нина и опять заплакала. — Какой ужас, что это случилось в моем доме… Марат, этот негодяй, не случайно заглянул ко мне в тот вечер. Я уверена, Марата бандиты послали на разведку. Не вини меня, я в отчаянии…
— Я тебя и не виню. Но одного не понимаю — как ты могла дружить с таким подлецом? — сказал Анатолий. — Ведь за километр видно, кто он такой.
— Я запуталась, Толя. Я так несчастна, так несчастна… Помоги мне, Толя. Посоветуй. Тогда, при Лике, мне неудобно было откровенно говорить с тобой обо всем.
— Но что я должен сделать?
Нина вынула из сумочки два исписанных листа бумаги. Это было ее заявление, длинное и довольно бестолковое, о темных делах в артели.
— Я через несколько дней понял, что там творится. А ты работала долго и ничего не замечала? Нет, Нина, ты знала, но легкомысленно относилась к этому.
Нина снова заплакала.
— Ладно, — нахмурился Анатолий. — Не теперь об этом говорить. Выйду — встретимся, подумаем о твоей жизни, о работе. А это заявление правильное. Немедленно пошли его.
На следующий день к Анатолию пришла Людмила Зубавина. Рассказала о делах в школе. С Соней, после убийства Шелгунова, очень плохо.
— Соня просила разрешить ей зайти. Она хочет знать все о последних часах Антона. Кроме того, она вас тогда оскорбила и мучается… хочет извиниться. Я думаю, ей это нужно и для себя самой.
В палате появился Леонид Ушков с Витякой. Витяка был чисто одет, он сел возле кровати, взял ладонь Анатолия в свои руки и с восхищением молча смотрел на него. За Витяку можно не беспокоиться! Теперь никакой Хозяин его не собьет!
Визиты не прекращались. Старшая сестра возмущалась, но главврач разрешил… Явился и Мечик Колосовский. Он был немного смущен тем, что рапортовать не о чем, происшествий в последние дни не было. Просто пришел. Говорят, что Анатолий выдержал бой с пятью бандитами, дрался приемами самбо. Пусть Анатолий расскажет, все мальчишки с их улицы просят…
Шли дни. Через три недели Анатолий был уже дома. Из больницы он ехал с Ликой и Юрой. А дома он застал празднично накрытый стол, мать, дядю, Кленовых, Леонида Ушкова и Корсаковых.
Анатолий считал себя человеком с «железной выдержкой», но тут на глазах его показались слезы.
Начался шумный и веселый разговор. В эту минуту Анатолий с грустью вспомнил об Иване Игнатьевиче. Как не хватало здесь его, человека, который вывел Анатолия на правильную дорогу. Ведь если бы не было такого мудрого воспитателя…
Последнее письмо Ивана Игнатьевича сильно взволновало Анатолия и требовало ответа.
«…На мой вопрос, — писал Иван Игнатьевич, — правильно ли я понял твое предыдущее письмо, что судьба малолетних правонарушителей интересует тебя не меньше, чем автомобили или создание моторов и ракет, ты ответил: „Само собой разумеется!“
Я замечал, что поступки, интересы людей, явления жизни, которые, казалось бы, сами собой разумеются, как ни странно, не всегда оцениваются по большому счету теми, кто имеет к ним непосредственное отношение.
Будто стоит такой у самого подножия горы и видит перед собой лишь грязные пятна, лишайники, ползущих насекомых. Не видит он, такой, романтики своей профессии. А отойди от горы подальше, и откроются все красоты этой великолепной громады с ее зелеными лесами, бурными горными реками, неповторимыми очертаниями скал и сверкающей снежной вершиной.
Учись видеть исторический смысл в своей повседневной деятельности. Почему бы тебе, призывающему «не проходить мимо», не взяться за перевоспитание малолетних правонарушителей? Я не призываю тебя стать зауряд воспитателем, отрабатывающим положенное количество часов, а таким, как Макаренко. Обычаи, сноровку, психологию преступной среды ты знаешь. И к душе малолетнего правонарушителя ты находишь ключ. Я тому свидетель. Еще Дзержинский назначал воспитателями чекистов или педагогов из кристально честных. Хорошо, если бы ты окончил педагогический институт и начал работать воспитателем. А педагог, да еще слесарь, и к тому же увлекающийся новейшей техникой, это же клад для политехнического образования.
Я понимаю и другое. Нелегко вот так, сразу, да еще после стольких лет, проведенных в колонии с мечтой о свободном полете, снова ориентироваться на колонию.
Но я тебя хорошо знаю. Ты активно непримирим к нарушителям советского образа жизни. И чем дальше, тем активнее ты будешь бороться за социальную справедливость. На своем опыте ты понял, как нелегко бывает колонистам, возвращающимся к трудовой жизни. Организовал бы ты им широкую помощь. Не в устройстве на работу. Их устроят. Им необходима регулярная дружеская поддержка, духовная помощь. Какая — сам знаешь. А колонии — возможно, что колонии вообще через двадцать лет перестанут существовать. Они будут не нужны. Общество не даст подросткам свихнуться».
Анатолий задумался. «Если он и не станет таким, как Иван Игнатьевич или Макаренко, то, уж конечно, будет помогать хлопцам стать на правильный путь. Как же организовать такое шефство над возвращающимися?»
17
В газете «Вечерняя Москва» появилась заметка, набранная мелким шрифтом о том, что органами милиции захвачена шайка преступников. Шайкой руководил рецидивист Л. С. Ляксин, по кличке «Чума». В шайку входили: М. К. Рыжевич, по кличке «Огурец», С. М. Ханшин, по кличке «Цыган», Г. Н. Санькин, по кличке «Хозяин», и еще семь человек.
Эта шайка в последние месяцы совершила несколько вооруженных грабежей, три убийства. Сейчас следствие закончено, и в ближайшие дни преступники предстанут перед судом.
Июньским утром, в десять часов, начался процесс над шайкой Чумы. Анатолий Русаков был вызван в качестве свидетеля обвинения.
Зал затих, все повернули голову в сторону преступников, которых ввели под конвоем. Они заняли свои места, а затем исподлобья, зло и вызывающе оглядывали публику, стараясь опознать «своих». Милиционеры не сводили глаз с подсудимых, и на это были причины. Ведь первое заседание суда было сорвано преступниками.
В самом начале следствия преступники решительно отрицали все. Чума и его сообщники «темнили», путали, отмалчивались. Все они придерживались одной и той же версии: никакой шайки нет, Антона Шелгунова Чума не убивал. Огурец — Рыжевич взял убийство Шелгунова на себя. Все преступники дружно выгораживали Чуму, словно в этом заключался их шанс на спасение. Уличенные свидетелями и экспертами во лжи и обмане, они были преисполнены решимости защищаться.
После показаний Русакова следователь предъявил Рыжевичу — Огурцу, упрямому тупому малому, Указ о новом законе, карающем злостных убийц смертью. Огурец сначала не поверил, а поверив, испугался и, спасая себя, подтвердил показания Русакова. Да, Чума ударил Шелгунова ножом в грудь. А после него ударили другие.
С признания Огурца и началось разоблачение всей шайки. Хозяин тоже отрекся от Чумы, а за ним и остальные. Круговая порука распалась.
Зная, что виновность их установлена, но, будучи, как все воры, суеверными, они все еще надеялись на счастье.
В первое судебное заседание Чума вдруг запел «В лесу родилась елочка». Он приплясывал, хлопал в такт ладонями и бубнил: «Ладушки, ладушки, где были? У бабушки…» Огурец грохнулся на пол, закатил глаза, скрежетал зубами, пускал пену, колотился головой. Хозяин вел себя, как шизофреник. Адвокат Чумы потребовал медицинского освидетельствования. Суд прервал заседание до получения медицинского заключения.
В клинике, куда его поместили, Чума пытался подкупить санитара, суля деньги, и грозил местью тем, кто ему не поможет.
Теперь, когда все преступники, кроме Чумы, во многом сознались, прерванный было суд продолжался.
…В зале душно. Неторопливо задавались вопросы. Буднично, даже скучно отвечают подсудимые. Яркие дорожки солнечного света наполнены медленно двигающимися пылинками.
Но вот суд вызвал свидетеля Анатолия Русакова. Его показания нарушили неторопливый ход судебного заседания. Преступники заволновались. Чума не мог удержаться от яростных выкриков. Судья то и дело призывал его соблюдать порядок.
Показания Русакова были страшны для подсудимых. Свидетельствовал человек, который, ссылаясь на личное знакомство с деятельностью Чумы, шаг за шагом разоблачал его. Этот человек был очевидцем зверского убийства Антона Шелгунова.
Как свидетель, Анатолий в начале суда не присутствовал в зале. Накануне суда он получил анонимное письмо: ему грозили расправой, если он хоть одним словом упомянет о тех, кто не привлечен по делу. Анатолий догадывался, что авторы этого письма Марат и Рудя. Они после первых допросов у следователя вышли было сухими из воды. В каком соучастии можно было их обвинить? В том, что они угнали машину Троицких? Борис Троицкий показал на следствии, что Рудя ездил на «Победе» с его, Боба, согласия. Связь Марата и Руди с ворами отрицали Чума, Цыган и Хозяин. То ли они хотели сохранить на свободе своих холопов, то ли боялись, как бы Марат и Рудя с перепугу не наговорили лишнего.
Суд длился два дня. На третий день выступил прокурор.
— Товарищи судьи! Три дня со всей тщательностью вы исследовали улики и доказательства, направленные против сидящих здесь на скамье подсудимых людей, обвиняемых в совершении тягчайших преступных деяний, совершенных умышленно, по корыстным мотивам. Корни преступной деятельности бандита Ляксина уходят в дореволюционное прошлое.
Звериная злоба и ненависть этих преступников были направлены и против тех, кто пытался им мешать совершать преступления, совращать, растлевать детей и подростков, против тех, кто не хотел быть рабом этих бандитов и пытался порвать с ними, честно работать! Так начал прокурор свою обвинительную речь. Он говорил и об ошибках педагогов и родителей, необходимости создать атмосферу общественного негодования против правонарушителей.
А закончил так:
— Я обвиняю не один. Незримо рядом со мной стоит убитый этой преступной бандой человек большой души, неизвестный народу герой, работник уголовного розыска Олег Горевой, который дорожил человеческой жизнью больше, чем собственной. Незримо рядом со мной стоит Антон Шелгунов, убитый бандой. И только благодаря действиям милиции остался жив Русаков, мужественный юноша, не пожелавший подчиниться Ляксину — Чуме.
Во время свершения этого преступления уже вошел в действие Указ о смертной казни за злостное убийство.
Подходит последний час, час расплаты преступников за тяжкие преступления, за убийства. Я обвиняю со всем народом! Гуманизм в данном случае должен заключаться в том, чтобы избавить советских граждан от подлых и коварных убийц. Нет им пощады!
Суд приговорил Леонида Ляксина, по кличке «Чума», к расстрелу, остальных — к различным срокам заключения.
ОТ АВТОРА
Прошло несколько лет. Читателей, конечно, интересует, что же произошло за эти годы с героями этой книги? О жизни не только лучших, но и каждого из них можно было бы написать повесть.
Меньше всего я мог бы сказать о Юре. Он перешел на работу в другое учреждение, защитил диссертацию. На вопрос о том, над чем он работает сейчас, он отшучивается и при этом многозначительно показывает на небо. Зато о своей деятельности начальника комсомольской дружины Юра рассказывает охотно и много.
Коля по-прежнему трудится в Целинном крае. Он работал в совхозе, а затем стал инженером по сельскохозяйственным машинам на одном из ремонтных заводов. Как и прежде, его увлекает труд — как творчество. Конечно, он изобретает и рационализирует и засыпает Юру и Анатолия требованиями достать специальную литературу, инструменты и приборы. У Коли уже есть сын, которого он воспитывает в том же спартанском духе.
Леня Ушков работает слесарем в группе мастера на автозаводе и заочно учится в автомеханическом институте.
Витяка заканчивает школу и мечтает стать таким же, как Корсаков.
Боб Троицкий скоро вернулся из колонии. И в этом снова сказался педагогический талант Ивана Игнатьевича. В первые дни и недели пребывания в колонии Боб слал домой слезные письма. Он пытался разжалобить родителей, убедить их в срочной необходимости «сейчас же нажать на все кнопки», чтобы его отправили домой.
Это были трудные дни для Агнии Львовны. Но Павел Авксентьевич, внимательно прочитав большое письмо Ивана Игнатьевича о Бобе, занял твердую позицию.
Как можно было понять из писем Боба, его раздражала и угнетала дисциплина: необходимость рано вставать, самому стелить свою постель, заниматься физкультурой, убирать в дни дежурства, а главное — учиться труду в мастерских. Регулярно работать и при этом выполнять задания мастера было для него пыткой. Единственное, что не угнетало его, была учеба. При его подготовке и способностях он с первых же дней начал учиться хорошо и даже отлично и стал первым учеником в классе.
Иван Игнатьевич попросил Боба помогать отстающим, а те, в свою очередь, помогали ему на уроках труда и приохотили его к спорту.
Тон писем изменился. Боб уже не просил «нажать на все кнопки». Он просил «прислать побольше вкусненького, так как у меня много друзей». В описаниях «житья-бытья» стали проскальзывать нотки юмора. Боб подробно писал о том, как он стал чемпионом по шахматам и руководит шахматным кружком. Ему разрешили участвовать в организации шахматной олимпиады всех школ города и свободно отпускают в город.
В колонии Боб получил квалификацию слесаря третьего разряда и очень этим гордился.
Няня, открывшая дверь квартиры, не сразу узнала своего воспитанника. В тот же день все знакомые были уведомлены, что «Бобик стал совсем-совсем другим. Он так повзрослел! Он так держится! Он так увлекается спортом. Мужчина, да и только! Просто удивительно, как может за такой сравнительно короткий срок так измениться и вырасти мальчик!»
Но больше всего озадачила Агнию Львовну перемена, происшедшая в отношениях Боба и Анатолия.
Конечно, все они, Троицкие, благодарны Русакову, но матери было неприятно, что ее сын так благоговеет перед Анатолием. Агния Львовна спросила об этом Боба с плохо скрытым раздражением. И тут он рассказал об Анатолии все, что узнал от Ивана Игнатьевича, воспитанников и дядьки Грицька. Получалось так, будто Русаков почти легендарная личность.
Боб поступил в МГУ и не без влияния Юры, с которым его познакомил Анатолий, уже не по-детски, а всерьез занялся астрономией.
Рудольф Милич работает в промышленно-художественной артели, помогает оформлять Доски почета, витрины магазинов, рекламу, вывески. Он по-прежнему «оформляет себя» в необычном, крикливом, ультрастиляжьем стиле, ставшем уделом не оригинальных личностей. Он мало изменился, но с ворами уже не водится. И в выборе друзей и знакомых стал осторожнее.
Марат был осужден за спекуляцию валютой и попал в тот же лагерь, где отбывал срок заключения Хозяин, и даже в ту же бригаду «дорожников». Вот когда Марату пришлось поработать! Хозяин хотел, чтобы ему и другим зачли срок за отличную работу, и заставлял всех в своей бригаде, Марата в том числе, работать до седьмого пота…
А как же сложилась судьба главных героев — Анатолия и Лики?
Что можно сказать о людях, которые в нелегкой борьбе завоевали свое право на счастье и поэтому так берегут его?
Прежде всего — они счастливы. Теперь они живут вместе с Ольгой Петровной, вышедшей на пенсию. Лика окончила МГУ и преподает в школе.
Анатолий работает на автозаводе и учится в автодорожном институте. Страсть к автомашинам и моторам победила. Но в обсерватории и в доме Кленовых он частый гость.
Анатолий — начальник штаба народной дружины и, кроме того, шефствует над несколькими воспитанниками, вернувшимися из колонии. Он делает все возможное, чтобы изменить судьбу подростков, сбившихся с правильного пути.
Ольга Петровна недовольна, что у нее нет внуков. Она считает, что Анатолий и Лика слишком много души отдают чужим детям.
Депутат Д. А. Кленов охотно принимает помощь Анатолия в делах, касающихся правонарушителей, и сам охотно помогает ему, в частности организовать шефство активных пенсионеров над возвращающимися к трудовой жизни…
***
Дорогие читатели! Я не мог не написать этот роман о гражданском мужестве. Я считал необходимым предостеречь неопытных, только начинающих жить от возможных ошибок.
Мне могут задать вопрос, почему я показываю не только хорошее. Ведь хорошее задает тон нашей жизни. Только положительные герои осуществляют строительство коммунизма. И это верно! Но ведь писать об Анатолии Русакове, юноше со сложной судьбой, это значит показать и его друзей и врагов — хорошее и плохое.
Образы героев этой повести, драматические положения, фон, на котором развиваются события, не выдуманы, но кое-что изменено: например, имена и фамилии людей, ставших прообразами героев повести. Местоположение обсерватории не там, где оно указано. Поэтому не ищите директора, по фамилии Кленов, — там его нет. И не ищите Анатолия на улице Воровского в доме, где почта, он живет в другом месте. Точных адресов колоний тоже не указано, но все, о чем написано в романе, взято из жизни.
Роман, как уже говорилось, рассказывает о событиях, характерных для 1950—1954 годов. С того времени многое изменилось. Жизнь обогнала роман. Приняты важные законы, помогающие поскорее покончить с преступностью. Комсомольские рейды и оперативные комсомольские отряды по борьбе с антиобщественными явлениями уже узаконены в виде добровольных народных дружин. Правы оказались те, кто сумел увидеть в них одну из форм общественного самоуправления.
Изменений много, но пережитки живучи.
При всех положительных качествах человека его нельзя считать настоящим гражданином, если он живет по принципу «моя хата с краю», занимает мещанскую позицию невмешательства.
Каждый из нас должен помогать борьбе милиции с преступниками и их вредным влиянием на молодежь. Только с помощью общественности наша милиция может выполнить свой благородный долг.
Мне очень хотелось бы развеять одно очень распространенное заблуждение у молодежи, будто настоящее мужество, настоящая храбрость потребуются только в будущем, для свершения великих, героических дел, а сейчас, мол, всего этого не надо. Это величайшее заблуждение. Для борьбы с уродливыми явлениями в нашей жизни, с проявлениями пережитков капитализма в сознании людей каждому советскому человеку, в том числе и детям, подросткам и юношам, необходимы иногда храбрость и мужество в самой будничной, «домашней» обстановке. В этой борьбе закаляется характер человека. Гражданское мужество — героика мирного времени!