Страница:
В 1946 году кое-кто из друзей Тито начал подозревать о том, что он неравнодушен к Йованке, хотя она по-прежнему не допускалась в его публичную жизнь и часами дежурила на посту в холле. Другие охранники начали завидовать ей и даже заставляли ее снимать пробу со всех блюд, в приготовление которых она вкладывала всю свою душу. Джилас предложил Ранковичу устроить более тесное знакомство Йованки и Тито, но глава госбезопасности отклонил этот вариант со «странным блеском в глазах»[335].
Йованке пришлось ждать шесть лет, прежде чем между ней и Тито возникла такая степень близости, которая подтолкнула его к решению сделать ее своей женой.
У биографа Тито возникает соблазн быстро перепрыгнуть через три мрачных сталинистских года после 1945-го и сразу приступить к полной драматизма конфронтации с СССР, к либерализации коммунистического строя в Югославии, падению Джиласа и появлению Тито на международной арене. Такие события, которые казались важными и сенсационными при жизни Тито, лишь отвлекают внимание от более глубокой проблемы национальностей, особенно от трений между сербами и хорватами, которые привели Югославию к краху после смерти Тито. Сам Тито всегда очень тонко чувствовал всю серьезность этой проблемы, поскольку наглядно видел на войне ее отвратительные проявления.
В конце второй мировой войны и в первые месяцы после ее окончания из страны пытались бежать сотни тысяч антикоммунистически настроенных югославов. Часть из них ушла в горы, чтобы продолжить борьбу, а другие присоединились к гражданской оппозиции. Усилие Тито разрешить или хотя бы сгладить остроту проблемы национальностей остались почти незамеченными за рубежом, потому что он отказывался публично признать существование такой проблемы. Сербских и хорватских националистов изображали пособниками германских и итальянских оккупантов, буржуазными реакционерами или агентами англо-американского империализма.
В прессе почти не использовались такие термины, как «четник» и «усташ», а те, кого они убивали, зачислялись в разряд «жертв фашизма».
Проблема национальностей нашла выход в кампании «Братство и единство»; так было названо шоссе Загреб-Белград – молодежная стройка, в которой принимали участие югославские юноши и девушки, а также иностранные энтузиасты. Каждое лето вплоть до 1948 года тысячи молодых коммунистов из западных стран приезжали сюда, чтобы помахать киркой, выкрикивая здравицы Сталину и Тито, пофлиртовать с симпатичными девушками – недавними партизанками, а вечером потанцевать коло и угоститься сливовицей под теплым социалистическим небом. Подавляющее большинство из них даже не задумывалось о существовании национальной проблемы.
ГЛАВА 11
Сведение счетов
Британия несет главную ответственность за то, что по меньшей мере 30000 югославов вынуждены были вернуться в Югославию и принять смерть от рук партизан Тито. Она же несет главную ответственность и за невыдачу усташских военных преступников, таких, как Анте Павелич.
Благодаря засекреченности оба этих позорных события остаются во многом скрытыми от внимания историков и общественности. Некоторые авторы, исследовавшие тему принудительной репатриации в Югославию и Советский Союз, позволили чувствам возобладать над рассудком и испортили все дело несостоятельными утверждениями. Я полагался в основном на работу Каугилла и других «Репатриация из Австрии в 1945-м: доклад о расследовании». Один из трех авторов этой работы, журналист Кристофер Букер, продолжил расследования и написал свою собственную книгу, которая еще не опубликована. Он делает вывод, что большая часть из упомянутых югославов была расстреляна по приказу Тито после речи, произнесенной в Любляне.
Югославский историк Богдан Кризман написал книгу об усташской эмиграции «Павелич в бегах». О деятельности этих кругов упоминает и Антон Милетич в своих книгах, посвященных концентрационному лагерю в Ясеноваце. Губерт Батлер написал специальный очерк об обстоятельствах бегства Андрея Артуковича, этого «югославского Гиммлера». В работе австралийского радиожурналиста Марка Ааронса «Нацистские беглецы в Австралии» с подробностями, от которых мороз по коже идет, описывается, чем занимается в Австралии усташское отребье. Эта книга является дополнением к ранее вышедшей книге трех других авторов о влиянии подпольного элемента на австралийскую политику – «Тайное внедрение». Аароне также сотрудничал с Джоном Лофтусом, бывшим прокурором министерства юстиции США в написании книги «Бегство крыс», где рассказывается о нацистских и усташских военных преступниках, которым удалось спастись после второй мировой войны. Многие бывшие усташи, их друзья и родственники уже вернулись в Хорватию.
К концу 1945 года около полумиллиона югославов стали беженцами, или «перемещенными лицами», как их тогда называли. В это число входили те, кого угнали на работу в германский рейх и кто не хотел возвращаться домой после войны, однако сюда не включены 360000 этнических немцев-фольксдойче, изгнанных из Югославии. Не учитывает это число и тех усташей, чьи фамилии не заносились в книги учета организаций, ведавших беженцами[336]. «Перемещенные лица» вскоре влились в состав общин южных славян, которые уже давно существовали в Западной Европе, Северной и Южной Америках, Австралии и Новой Зеландии. С 1950-х годов, когда были сняты все ограничения на выезд за границу, сотни тысяч южных славян и албанцев из Косова, которых в пропорциональном отношении оказалось еще больше, эмигрировали и значительно пополнили собой уже существующие диаспоры. За морями осело очень много югославов, и значительная их часть затаила обиды со времен второй мировой войны, что в определенном смысле усугубляло проблему национальностей внутри страны.
Большую часть югославских «перемещенных лиц» составляли бывшие военнослужащие антикоммунистических формирований, сбежавшие в Италию или Австрию, где их приняли как политических беженцев. Прошло много лет, прежде чем на свет всплыли две странные и мрачные особенности политики союзников по отношению к бежавшим югославам. Англичане силой или обманным путем заставили покинуть свою оккупационную зону в Австрии около 30000 сербов, хорватов и словенцев, чья вина состояла лишь в том, что коммунистический строй был для них неприемлем. Многие из них, если не большинство, были почти сразу же преданы смерти. Послав на верную смерть или в лучшем случае тюремное заключение тысячи ни в чем не повинных людей, союзники в то же время отказались выдать и даже взяли под защиту Анте Павелича и почти всех остальных главарей усташского режима.
Первыми антикоммунистами, покинувшими страну, были 10-12 тысяч четников из Хорватии под предводительством православного священника, князя Момчилы Джуича. Он и его люди из района Книна первыми поднялись на вооруженную борьбу против усташей в мае 1941 года и позднее заключили союз с итальянцами. После выхода Италии из войны князь Джуич продолжил войну против усташей, но одновременно договорился с немцами о совместных действиях против партизан. Весной 1945 года Джуич увел свою Динарийскую дивизию в Италию, где его взяла под свое крыло католическая церковь. Ирония судьбы, ничего не скажешь. Ведь именно хорватская католическая церковь пыталась выкорчевать православие в Хорватии. В 1946 году англичане для проверки оставшихся в Италии югославских и украинских «перемещенных лиц» создали специальную комиссию под руководством Фитцроя Маклина, которая должна была отсеять беженцев от военных преступников, пытающихся избегнуть справедливой кары закона. Несмотря на репутацию сторонника Тито, Маклин все же сжалился над четниками, и всем, кто служил в Динарийской дивизии, было в 1947 году позволено обосноваться в Британии, но сам Джуич отправился в Калифорнию[337].
Большинство югославов-антикоммунистов, включая четников из Сербии, Черногории и Боснии и Герцеговины, в мае и начале июня 1945 года устремилось в Австрию. Точно так же, как Тито требовал присоединить к Югославии провинцию Венеция-Джулия, населенную преимущественно итальянцами, с его стороны были выдвинуты притязания и на немецкоязычную южную часть Каринтии из-за проживавшего там славянского меньшинства. Когда 5 мая Пятый корпус английской армии вступил в Клагенфурт, оказалось, что этот город кишит партизанами: «Югославы пытались захватить муниципальные учреждения, а также стратегически важные точки»[338].
Партизаны, расположившиеся по обеим сторонам горного хребта Караванка, намеревались перехватить сотни тысяч деморализованных солдат и офицеров германского вермахта и антикоммунистических югославских воинских формирований, которые хотели сдаться англичанам. Уинстон Черчилль в своей инструкции от 29 апреля дал ясно понять, что всех сдающихся югославов следует разоружать и содержать в лагерях для беженцев в ожидании дальнейшего решения их судьбы. Партизаны тем временем подкрепляли свое требование о репатриации всех югославов бряцанием оружия.
Главной целью Тито было помешать бегству бывших руководителей Независимого Хорватского Государства. 15 мая он приказал командующему Первой армией: «Группировка усташей и присоединившихся к ним четников численностью около 50000 штыков, по сообщению разведки Третьей армии, продвигается по направлению к Дравограду. В составе этой группировки находятся Павелич, Мачек, хорватское правительство и большое количество военных преступников. Их цель – перейти фронт в районе Дравограда и сдаться англичанам. С получением сего вы обязаны немедленно выдвинуть свои войска в район Челье… и после сосредоточения там атаковать колонну противника и уничтожить ее»[339].
Однако, как мы видим, усташским главарям и «большому количеству преступников» удалось пробраться в Австрию, а затем исчезнуть. Довольно много рядовых и младших командиров хорватских формирований сдалось партизанам, обещавшим нормальное обращение с пленными. Партизаны погнали этих людей назад в Югославию. Путь был долгим и трудным, и для многих он закончился смертной казнью. Однако доклад Каугилла, Браймлоу и Букера опровергает утверждение о массовых расстрелах в австрийском городе Блейбурге[340].
13 мая Тито предупредил англичан о том, что Советский Союз поддерживает Югославию в ее притязаниях на австрийскую территорию, подразумевая прежде всего Южную Каринтию. Вероятно, из-за угрозы Тито и все более агрессивного поведения партизан в Австрии командование 5-го корпуса английской армии изменило свою точку зрения по вопросу о репатриации. 17 мая бригадир Тоби Лоу (будущий лорд Олдингтон) издал приказ, согласно которому: «Все лица югославских национальностей, находящиеся в расположении корпуса, должны быть как можно быстрее переданы силам Тито». На следующий день вышел дополнительный приказ, разъяснявший, что передаче подлежали «все солдаты нетитовских формирований югославских национальностей, а также соответствующие гражданские лица, их сопровождающие». Авторы доклада о репатриации отмечают, что «этот приказ касался как раз тех категорий югославских диссидентов, которые имел в виду Черчилль, когда 29 апреля постановил, что они не подлежат передаче Тито…»[341]
С 18 мая по 2 июня англичане принудительно репатриировали из Австрии железнодорожным транспортом около 26000 югославов-антикоммунистов. Иногда использовалась грубая ложь; жертвам обмана сообщалось, что поезд отправляется в Италию. Порой погрузка производилась насильственным образом, под дулами автоматов. В любом случае такую практику нельзя было характеризовать иначе как позорную, и личный состав британских частей, участвовавших в этой акции, возмущался действиями своего командования. По свидетельству Джиласа, даже сами югославы удивились тому, как легко англичане поддались на их блеф насчет угрозы аннексировать Каринтию. На следующий день после начала репатриации начался вывод частей югославской Народной армии из Австрии, а 9 июня Тито подписал договор, по которому брал на себя обязательство вывести войска из Каринтии и Венеции-Джулии к определенному сроку. В агрессивной речи, произнесенной 27 мая в Любляне, Тито подверг завуалированной критике Советский Союза, а затем призвал покарать югославских «изменников». Очевидно, этот призыв и привел к уничтожению многих, если не всех репатриантов[342].
13 мая глава Независимого Хорватского Государства Анте Павелич, сопровождаемый такими видными деятелями усташского режима, как министр внутренних дел Андрей Артукович, министр по делам религий Миле Будак, архиепископ Сараева Иван Шарич, двинулся по направлению к австрийской границе, возглавляя колонну войск и беженцев из 50000 человек, о чем говорил Тито в своем приказе. В этой же колонне, скорее всего, находился и комендант концентрационного лагеря Ясеновац Макс Любурич. Если об этом стало известно Тито, то уж англичане никак не могли не заметить движения этой колонны по данным наблюдения воздушной разведки, радиоперехвата и донесений механизированных дозоров.
Поскольку почти все усташские главари значились в числе первых в списках вражеских военных преступников, разыскиваемых для предания суду, справедливо было бы предположить, что их имена, описание внешности и особые приметы были известны всем подразделениям американской контрразведки и британским разведывательным органам, и полевая жандармерия союзников должна была производить фильтрацию всех беженцев. И все же в мае 1945 года почти все главари усташей исчезли в Австрии совершенно бесследно, словно в воздухе растворились, и вновь выплыли на поверхность лишь через несколько лет в Аргентине, Испании и Соединенных Штатах. Единственными видными усташами, которых выдали Югославии, оказались отец и сын Кватерники: они попали в немилость к Анте Павеличу из-за того, что стали интриговать против него.
Много лет спустя различные авторы, как в самой Югославии, так и за ее пределами, попытались по отдельным известным фактам восстановить картину тех далеких событий и дать ответ на вопрос, как же все-таки лидерам усташей удалось избежать возмездия. Показания дочери Павелича Марии были, однако, единственным свидетельством из первых уст, оказавшимся в их распоряжении. Мария вернулась в Хорватию, чтобы воссоздать усташскую организацию своего отца, которая теперь называлась Хорватское Освободительное Движение (ХОД). В интервью одному загребскому журналу Мария Пшеничник (такова была ее фамилия по мужу) объяснила, что ее отправили в Австрию заранее, еще до прибытия туда ее отца[343].
Трудно поверить в то, что британская и американская контрразведки не смогли опознать человека, чье лицо в Югославии было так же хорошо известно, как лицо Гитлера в Германии. Еще труднее поверить в то, что они оставили бы без присмотра семью Анте Павелича, если бы действительно хотели найти его, а не передоверили бы все дело австрийской полиции, сотрудники которой сами находились под подозрением как возможные соучастники военных преступлений и должны были заниматься лишь чисто уголовными расследованиями[344].
Далее Мария Пшеничник рассказала о том, как ее отец прожил четыре года в Риме, а затем уехал в Аргентину: «Ранее мы провели наше детство в Италии (в 30-е годы усташи находились в эмиграции)… Там не было ничего похожего на „охоту за ведьмами“. Как отец, так и мать без труда перебрались в Италию… Кто оказал нам наиболее существенную помощь? Орден иезуитов. Они приютили отца, потому что он в свое время посещал школу иезуитов в Травнике. У них такая традиция, что каждый ученик на всю жизнь получает право просить убежища. Вот так они и спасли моего отца»[345].
Очевидно, иезуиты помогли и еще одному своему старому ученику, архиепископу Шаричу из Сараева, однако большинство усташских лидеров посещали школы соперников иезуитов, францисканцев, самой известной из которых была школа в Широком Бриге в Герцеговине. «Бегство Артуковича и многих других усташей организовал отец-францисканец Крунослав Драганович, бывший профессор теологии из Загреба, вдохновитель принятия дискриминационных законов против сербов и евреев, военный капеллан концентрационного лагеря Ясеновац и с 1942 года посланник в Риме. Оттуда в мае 1945 года он руководил деятельностью подпольной организации, снабжавшей нацистов и усташей поддельными документами, билетами и деньгами. В ее распоряжении находилась целая сеть конспиративных квартир, где по пути за границу отсиживались беглые преступники[346].
«Югославский Гиммлер» Андрей Артукович некоторое время провел в британском лагере, откуда был освобожден благодаря «вмешательству какой-то таинственной силы», как охарактеризовал это событие Губерт Батлер. В Австрии его встретил бывший глава дипломатической службы мусульманин Махмед Алиябегович: «Артукович показал мне пропуск с печатью, выданный англичанами, которым удостоверялось, что он не представляет опасности общественному порядку и безопасности. Он сказал, что этот документ был выдан ему и другим членам правительства при их освобождении из лагеря в Шпиттале»[347].
Авторы книги «Бегство крыс» предположили, что Артукович работал на британскую разведку еще с довоенных времен. В ноябре 1945 года в одном австрийском монастыре Артукович встретил отца францисканца Драгановича, который помог ему перебраться в Швейцарию, а затем в Ирландию, где он в течение года жил у монахов в Дублине и Гэлвее, прежде чем отправиться к своему брату в Калифорнию[348].
За исключением отца и сына Кватерников, всем остальным видным усташам удалось спастись. Писатель Мила Будак, который впервые предал гласности принципы усташской политики по отношению к сербам, – «одну треть обратить в католичество, другую треть изгнать, и последнюю треть уничтожить» – стал советником Хуана Перона, аргентинского диктатора, по вопросам безопасности. Сараевский архиепископ, доктор Шарич удалился в Испанию, где опять принялся сочинять стихи, восхвалявшие архиепископа Степинаца и Анте Павелича. Комендант концентрационного лагеря Ясеновац Макс Любурич отдыхал на вилле в Испании. Позднее он порвал с Павеличем и создал экстремистскую террористическую организацию, действовавшую в Европе и Австралии[349].
После второй мировой войны Югославию покинуло около полумиллиона противников Тито, но еще большее их количество осталось внутри страны. В основном это были сербские и хорватские националисты, которые необязательно являлись сепаратистами, но все же центростремительные тенденции сильнее ощущались среди меньших наций, таких, как словенцы и боснийские мусульмане. Вооруженное сопротивление Тито оказала лишь горсточка усташей в Хорватии и Западной Боснии и Герцеговине, а также довольно крупные отряды четников в Восточной Боснии, Черногории и Западной Сербии, особенно в районе Равны Горы, прибежища Дражи Михайловича.
Многие антикоммунисты цеплялись за надежду, что западные союзники, и в особенности Соединенные Штаты, спасут их от коммунизма. Мы знаем, что еще в начале 1943 года советник Рузвельта кардинал Спеллман заверил представителя НХГ в том, что Соединенные Штаты выступают за существование независимой римско-католической Хорватии. До самого конца войны правительство Соединенных Штатов продолжало поддерживать четников в Сербии. Милован Джилас говорит, что даже в августе 1946 года американское посольство вынашивало планы интервенции: «Его сотрудники вели себя нагло и провокационно и даже обещали некоторым лицам – нашим врагам и лидерам бывших партий, что скоро будет выброшен парашютный десант на Белград, а военно-морской флот США захватит Адриатическое побережье»[350].
Сопротивление усташей вскоре было сломлено, потому что оно не имело поддержки среди хорватского крестьянства. С четниками, однако, дело обстояло сложнее. Они по-прежнему пользовались популярностью в Сербии. Большая часть из них сбрила после войны бороды и стала вести с виду мирный образ жизни, беря в руки винтовки по ночам. ОЗНА (так называлась тайная полиция – предшественница УДБА) вела неустанный поиск четников, обращаясь с сербскими крестьянами как с гражданами оккупированной страны. Даже Ранкович пришел в ужас, узнав, что в центре города Тузла, что в Восточной Боснии, его сотрудники на всеобщий осмотр выставили отрубленную голову четника[351].
В марте 1946 года был схвачен Дража Михайлович. Одного из его старших командиров обманом заманили в Белград, арестовали и перевербовали. Затем ОЗНА отправила этого человека назад в Равну Гору, чтобы заманить в ловушку теперь уже самого Михайловича. Не зря еще со времен Косовской битвы сербы больше всего опасались предательства. Когда начались приготовления к процессу, Ранкович был в Москве, и заниматься формулировкой обвинения поручили Джиласу. Во избежание упреков в национальных предрассудках судьями и прокурором назначили сербов из самой Сербии. В целях нейтрализации враждебной заграничной пропаганды обвинение сосредоточило основное внимание на сотрудничестве Михайловича с немцами, а не на его оппозиции коммунизму. В то время почти никому не было известно, что и сам Тито сотрудничал с немцами в ходе «мартовских консультаций» 1943 года.
Михайловича не пытали, не накачивали наркотиками или спиртным, хотя если у него являлось желание выпить, ему не отказывали в бренди. Он честно давал показания, ибо его совесть была чиста. Он произнес трогательную речь со скамьи подсудимых, цитируя слова поэта Негоша о том, как его захватил «мировой вихрь». Тито колебался по поводу вынесения смертного приговора на процессе, который, по его собственному признанию, имел «политический» характер, однако «ведущий триумвират» в составе Карделя, Джиласа и Ранковича высказал мнение, что всякий иной вердикт был бы воспринят негативно партизанами и вызвал бы гнев родственников жертв четников. «Тито молча дал себя убедить этими аргументами, тем более что сам он не был решительно настроен против смертного приговора»[352].
Да, Джилас курировал подготовку обвинения и настаивал на смертном приговоре, но несмотря на это, он с уважением говорит о Драже Михайловиче:
Процесс над Дражей Михайловичем и приговор к смертной казни через расстрел, приведенный в исполнение 17 июля 1946 года, вызвали резкую критику Тито со стороны западных государственных деятелей, в особенности Черчилля и де Голля. Однако осуждение Тито – это одно дело, а сочувствие и реальная поддержка многострадальным соотечественникам Михайловича – совсем другое. Большая часть сербов в Сербии, в отличие от православного населения в Хорватии и Боснии и Герцеговине, действительно, по выражению Джиласа, была «глубоко религиозной, патриотичной и всей душой преданной королю и родине…» Иными словами, они были антикоммунистами.
Благодаря засекреченности оба этих позорных события остаются во многом скрытыми от внимания историков и общественности. Некоторые авторы, исследовавшие тему принудительной репатриации в Югославию и Советский Союз, позволили чувствам возобладать над рассудком и испортили все дело несостоятельными утверждениями. Я полагался в основном на работу Каугилла и других «Репатриация из Австрии в 1945-м: доклад о расследовании». Один из трех авторов этой работы, журналист Кристофер Букер, продолжил расследования и написал свою собственную книгу, которая еще не опубликована. Он делает вывод, что большая часть из упомянутых югославов была расстреляна по приказу Тито после речи, произнесенной в Любляне.
Югославский историк Богдан Кризман написал книгу об усташской эмиграции «Павелич в бегах». О деятельности этих кругов упоминает и Антон Милетич в своих книгах, посвященных концентрационному лагерю в Ясеноваце. Губерт Батлер написал специальный очерк об обстоятельствах бегства Андрея Артуковича, этого «югославского Гиммлера». В работе австралийского радиожурналиста Марка Ааронса «Нацистские беглецы в Австралии» с подробностями, от которых мороз по коже идет, описывается, чем занимается в Австралии усташское отребье. Эта книга является дополнением к ранее вышедшей книге трех других авторов о влиянии подпольного элемента на австралийскую политику – «Тайное внедрение». Аароне также сотрудничал с Джоном Лофтусом, бывшим прокурором министерства юстиции США в написании книги «Бегство крыс», где рассказывается о нацистских и усташских военных преступниках, которым удалось спастись после второй мировой войны. Многие бывшие усташи, их друзья и родственники уже вернулись в Хорватию.
К концу 1945 года около полумиллиона югославов стали беженцами, или «перемещенными лицами», как их тогда называли. В это число входили те, кого угнали на работу в германский рейх и кто не хотел возвращаться домой после войны, однако сюда не включены 360000 этнических немцев-фольксдойче, изгнанных из Югославии. Не учитывает это число и тех усташей, чьи фамилии не заносились в книги учета организаций, ведавших беженцами[336]. «Перемещенные лица» вскоре влились в состав общин южных славян, которые уже давно существовали в Западной Европе, Северной и Южной Америках, Австралии и Новой Зеландии. С 1950-х годов, когда были сняты все ограничения на выезд за границу, сотни тысяч южных славян и албанцев из Косова, которых в пропорциональном отношении оказалось еще больше, эмигрировали и значительно пополнили собой уже существующие диаспоры. За морями осело очень много югославов, и значительная их часть затаила обиды со времен второй мировой войны, что в определенном смысле усугубляло проблему национальностей внутри страны.
Большую часть югославских «перемещенных лиц» составляли бывшие военнослужащие антикоммунистических формирований, сбежавшие в Италию или Австрию, где их приняли как политических беженцев. Прошло много лет, прежде чем на свет всплыли две странные и мрачные особенности политики союзников по отношению к бежавшим югославам. Англичане силой или обманным путем заставили покинуть свою оккупационную зону в Австрии около 30000 сербов, хорватов и словенцев, чья вина состояла лишь в том, что коммунистический строй был для них неприемлем. Многие из них, если не большинство, были почти сразу же преданы смерти. Послав на верную смерть или в лучшем случае тюремное заключение тысячи ни в чем не повинных людей, союзники в то же время отказались выдать и даже взяли под защиту Анте Павелича и почти всех остальных главарей усташского режима.
Первыми антикоммунистами, покинувшими страну, были 10-12 тысяч четников из Хорватии под предводительством православного священника, князя Момчилы Джуича. Он и его люди из района Книна первыми поднялись на вооруженную борьбу против усташей в мае 1941 года и позднее заключили союз с итальянцами. После выхода Италии из войны князь Джуич продолжил войну против усташей, но одновременно договорился с немцами о совместных действиях против партизан. Весной 1945 года Джуич увел свою Динарийскую дивизию в Италию, где его взяла под свое крыло католическая церковь. Ирония судьбы, ничего не скажешь. Ведь именно хорватская католическая церковь пыталась выкорчевать православие в Хорватии. В 1946 году англичане для проверки оставшихся в Италии югославских и украинских «перемещенных лиц» создали специальную комиссию под руководством Фитцроя Маклина, которая должна была отсеять беженцев от военных преступников, пытающихся избегнуть справедливой кары закона. Несмотря на репутацию сторонника Тито, Маклин все же сжалился над четниками, и всем, кто служил в Динарийской дивизии, было в 1947 году позволено обосноваться в Британии, но сам Джуич отправился в Калифорнию[337].
Большинство югославов-антикоммунистов, включая четников из Сербии, Черногории и Боснии и Герцеговины, в мае и начале июня 1945 года устремилось в Австрию. Точно так же, как Тито требовал присоединить к Югославии провинцию Венеция-Джулия, населенную преимущественно итальянцами, с его стороны были выдвинуты притязания и на немецкоязычную южную часть Каринтии из-за проживавшего там славянского меньшинства. Когда 5 мая Пятый корпус английской армии вступил в Клагенфурт, оказалось, что этот город кишит партизанами: «Югославы пытались захватить муниципальные учреждения, а также стратегически важные точки»[338].
Партизаны, расположившиеся по обеим сторонам горного хребта Караванка, намеревались перехватить сотни тысяч деморализованных солдат и офицеров германского вермахта и антикоммунистических югославских воинских формирований, которые хотели сдаться англичанам. Уинстон Черчилль в своей инструкции от 29 апреля дал ясно понять, что всех сдающихся югославов следует разоружать и содержать в лагерях для беженцев в ожидании дальнейшего решения их судьбы. Партизаны тем временем подкрепляли свое требование о репатриации всех югославов бряцанием оружия.
Главной целью Тито было помешать бегству бывших руководителей Независимого Хорватского Государства. 15 мая он приказал командующему Первой армией: «Группировка усташей и присоединившихся к ним четников численностью около 50000 штыков, по сообщению разведки Третьей армии, продвигается по направлению к Дравограду. В составе этой группировки находятся Павелич, Мачек, хорватское правительство и большое количество военных преступников. Их цель – перейти фронт в районе Дравограда и сдаться англичанам. С получением сего вы обязаны немедленно выдвинуть свои войска в район Челье… и после сосредоточения там атаковать колонну противника и уничтожить ее»[339].
Однако, как мы видим, усташским главарям и «большому количеству преступников» удалось пробраться в Австрию, а затем исчезнуть. Довольно много рядовых и младших командиров хорватских формирований сдалось партизанам, обещавшим нормальное обращение с пленными. Партизаны погнали этих людей назад в Югославию. Путь был долгим и трудным, и для многих он закончился смертной казнью. Однако доклад Каугилла, Браймлоу и Букера опровергает утверждение о массовых расстрелах в австрийском городе Блейбурге[340].
13 мая Тито предупредил англичан о том, что Советский Союз поддерживает Югославию в ее притязаниях на австрийскую территорию, подразумевая прежде всего Южную Каринтию. Вероятно, из-за угрозы Тито и все более агрессивного поведения партизан в Австрии командование 5-го корпуса английской армии изменило свою точку зрения по вопросу о репатриации. 17 мая бригадир Тоби Лоу (будущий лорд Олдингтон) издал приказ, согласно которому: «Все лица югославских национальностей, находящиеся в расположении корпуса, должны быть как можно быстрее переданы силам Тито». На следующий день вышел дополнительный приказ, разъяснявший, что передаче подлежали «все солдаты нетитовских формирований югославских национальностей, а также соответствующие гражданские лица, их сопровождающие». Авторы доклада о репатриации отмечают, что «этот приказ касался как раз тех категорий югославских диссидентов, которые имел в виду Черчилль, когда 29 апреля постановил, что они не подлежат передаче Тито…»[341]
С 18 мая по 2 июня англичане принудительно репатриировали из Австрии железнодорожным транспортом около 26000 югославов-антикоммунистов. Иногда использовалась грубая ложь; жертвам обмана сообщалось, что поезд отправляется в Италию. Порой погрузка производилась насильственным образом, под дулами автоматов. В любом случае такую практику нельзя было характеризовать иначе как позорную, и личный состав британских частей, участвовавших в этой акции, возмущался действиями своего командования. По свидетельству Джиласа, даже сами югославы удивились тому, как легко англичане поддались на их блеф насчет угрозы аннексировать Каринтию. На следующий день после начала репатриации начался вывод частей югославской Народной армии из Австрии, а 9 июня Тито подписал договор, по которому брал на себя обязательство вывести войска из Каринтии и Венеции-Джулии к определенному сроку. В агрессивной речи, произнесенной 27 мая в Любляне, Тито подверг завуалированной критике Советский Союза, а затем призвал покарать югославских «изменников». Очевидно, этот призыв и привел к уничтожению многих, если не всех репатриантов[342].
13 мая глава Независимого Хорватского Государства Анте Павелич, сопровождаемый такими видными деятелями усташского режима, как министр внутренних дел Андрей Артукович, министр по делам религий Миле Будак, архиепископ Сараева Иван Шарич, двинулся по направлению к австрийской границе, возглавляя колонну войск и беженцев из 50000 человек, о чем говорил Тито в своем приказе. В этой же колонне, скорее всего, находился и комендант концентрационного лагеря Ясеновац Макс Любурич. Если об этом стало известно Тито, то уж англичане никак не могли не заметить движения этой колонны по данным наблюдения воздушной разведки, радиоперехвата и донесений механизированных дозоров.
Поскольку почти все усташские главари значились в числе первых в списках вражеских военных преступников, разыскиваемых для предания суду, справедливо было бы предположить, что их имена, описание внешности и особые приметы были известны всем подразделениям американской контрразведки и британским разведывательным органам, и полевая жандармерия союзников должна была производить фильтрацию всех беженцев. И все же в мае 1945 года почти все главари усташей исчезли в Австрии совершенно бесследно, словно в воздухе растворились, и вновь выплыли на поверхность лишь через несколько лет в Аргентине, Испании и Соединенных Штатах. Единственными видными усташами, которых выдали Югославии, оказались отец и сын Кватерники: они попали в немилость к Анте Павеличу из-за того, что стали интриговать против него.
Много лет спустя различные авторы, как в самой Югославии, так и за ее пределами, попытались по отдельным известным фактам восстановить картину тех далеких событий и дать ответ на вопрос, как же все-таки лидерам усташей удалось избежать возмездия. Показания дочери Павелича Марии были, однако, единственным свидетельством из первых уст, оказавшимся в их распоряжении. Мария вернулась в Хорватию, чтобы воссоздать усташскую организацию своего отца, которая теперь называлась Хорватское Освободительное Движение (ХОД). В интервью одному загребскому журналу Мария Пшеничник (такова была ее фамилия по мужу) объяснила, что ее отправили в Австрию заранее, еще до прибытия туда ее отца[343].
Трудно поверить в то, что британская и американская контрразведки не смогли опознать человека, чье лицо в Югославии было так же хорошо известно, как лицо Гитлера в Германии. Еще труднее поверить в то, что они оставили бы без присмотра семью Анте Павелича, если бы действительно хотели найти его, а не передоверили бы все дело австрийской полиции, сотрудники которой сами находились под подозрением как возможные соучастники военных преступлений и должны были заниматься лишь чисто уголовными расследованиями[344].
Далее Мария Пшеничник рассказала о том, как ее отец прожил четыре года в Риме, а затем уехал в Аргентину: «Ранее мы провели наше детство в Италии (в 30-е годы усташи находились в эмиграции)… Там не было ничего похожего на „охоту за ведьмами“. Как отец, так и мать без труда перебрались в Италию… Кто оказал нам наиболее существенную помощь? Орден иезуитов. Они приютили отца, потому что он в свое время посещал школу иезуитов в Травнике. У них такая традиция, что каждый ученик на всю жизнь получает право просить убежища. Вот так они и спасли моего отца»[345].
Очевидно, иезуиты помогли и еще одному своему старому ученику, архиепископу Шаричу из Сараева, однако большинство усташских лидеров посещали школы соперников иезуитов, францисканцев, самой известной из которых была школа в Широком Бриге в Герцеговине. «Бегство Артуковича и многих других усташей организовал отец-францисканец Крунослав Драганович, бывший профессор теологии из Загреба, вдохновитель принятия дискриминационных законов против сербов и евреев, военный капеллан концентрационного лагеря Ясеновац и с 1942 года посланник в Риме. Оттуда в мае 1945 года он руководил деятельностью подпольной организации, снабжавшей нацистов и усташей поддельными документами, билетами и деньгами. В ее распоряжении находилась целая сеть конспиративных квартир, где по пути за границу отсиживались беглые преступники[346].
«Югославский Гиммлер» Андрей Артукович некоторое время провел в британском лагере, откуда был освобожден благодаря «вмешательству какой-то таинственной силы», как охарактеризовал это событие Губерт Батлер. В Австрии его встретил бывший глава дипломатической службы мусульманин Махмед Алиябегович: «Артукович показал мне пропуск с печатью, выданный англичанами, которым удостоверялось, что он не представляет опасности общественному порядку и безопасности. Он сказал, что этот документ был выдан ему и другим членам правительства при их освобождении из лагеря в Шпиттале»[347].
Авторы книги «Бегство крыс» предположили, что Артукович работал на британскую разведку еще с довоенных времен. В ноябре 1945 года в одном австрийском монастыре Артукович встретил отца францисканца Драгановича, который помог ему перебраться в Швейцарию, а затем в Ирландию, где он в течение года жил у монахов в Дублине и Гэлвее, прежде чем отправиться к своему брату в Калифорнию[348].
За исключением отца и сына Кватерников, всем остальным видным усташам удалось спастись. Писатель Мила Будак, который впервые предал гласности принципы усташской политики по отношению к сербам, – «одну треть обратить в католичество, другую треть изгнать, и последнюю треть уничтожить» – стал советником Хуана Перона, аргентинского диктатора, по вопросам безопасности. Сараевский архиепископ, доктор Шарич удалился в Испанию, где опять принялся сочинять стихи, восхвалявшие архиепископа Степинаца и Анте Павелича. Комендант концентрационного лагеря Ясеновац Макс Любурич отдыхал на вилле в Испании. Позднее он порвал с Павеличем и создал экстремистскую террористическую организацию, действовавшую в Европе и Австралии[349].
После второй мировой войны Югославию покинуло около полумиллиона противников Тито, но еще большее их количество осталось внутри страны. В основном это были сербские и хорватские националисты, которые необязательно являлись сепаратистами, но все же центростремительные тенденции сильнее ощущались среди меньших наций, таких, как словенцы и боснийские мусульмане. Вооруженное сопротивление Тито оказала лишь горсточка усташей в Хорватии и Западной Боснии и Герцеговине, а также довольно крупные отряды четников в Восточной Боснии, Черногории и Западной Сербии, особенно в районе Равны Горы, прибежища Дражи Михайловича.
Многие антикоммунисты цеплялись за надежду, что западные союзники, и в особенности Соединенные Штаты, спасут их от коммунизма. Мы знаем, что еще в начале 1943 года советник Рузвельта кардинал Спеллман заверил представителя НХГ в том, что Соединенные Штаты выступают за существование независимой римско-католической Хорватии. До самого конца войны правительство Соединенных Штатов продолжало поддерживать четников в Сербии. Милован Джилас говорит, что даже в августе 1946 года американское посольство вынашивало планы интервенции: «Его сотрудники вели себя нагло и провокационно и даже обещали некоторым лицам – нашим врагам и лидерам бывших партий, что скоро будет выброшен парашютный десант на Белград, а военно-морской флот США захватит Адриатическое побережье»[350].
Сопротивление усташей вскоре было сломлено, потому что оно не имело поддержки среди хорватского крестьянства. С четниками, однако, дело обстояло сложнее. Они по-прежнему пользовались популярностью в Сербии. Большая часть из них сбрила после войны бороды и стала вести с виду мирный образ жизни, беря в руки винтовки по ночам. ОЗНА (так называлась тайная полиция – предшественница УДБА) вела неустанный поиск четников, обращаясь с сербскими крестьянами как с гражданами оккупированной страны. Даже Ранкович пришел в ужас, узнав, что в центре города Тузла, что в Восточной Боснии, его сотрудники на всеобщий осмотр выставили отрубленную голову четника[351].
В марте 1946 года был схвачен Дража Михайлович. Одного из его старших командиров обманом заманили в Белград, арестовали и перевербовали. Затем ОЗНА отправила этого человека назад в Равну Гору, чтобы заманить в ловушку теперь уже самого Михайловича. Не зря еще со времен Косовской битвы сербы больше всего опасались предательства. Когда начались приготовления к процессу, Ранкович был в Москве, и заниматься формулировкой обвинения поручили Джиласу. Во избежание упреков в национальных предрассудках судьями и прокурором назначили сербов из самой Сербии. В целях нейтрализации враждебной заграничной пропаганды обвинение сосредоточило основное внимание на сотрудничестве Михайловича с немцами, а не на его оппозиции коммунизму. В то время почти никому не было известно, что и сам Тито сотрудничал с немцами в ходе «мартовских консультаций» 1943 года.
Михайловича не пытали, не накачивали наркотиками или спиртным, хотя если у него являлось желание выпить, ему не отказывали в бренди. Он честно давал показания, ибо его совесть была чиста. Он произнес трогательную речь со скамьи подсудимых, цитируя слова поэта Негоша о том, как его захватил «мировой вихрь». Тито колебался по поводу вынесения смертного приговора на процессе, который, по его собственному признанию, имел «политический» характер, однако «ведущий триумвират» в составе Карделя, Джиласа и Ранковича высказал мнение, что всякий иной вердикт был бы воспринят негативно партизанами и вызвал бы гнев родственников жертв четников. «Тито молча дал себя убедить этими аргументами, тем более что сам он не был решительно настроен против смертного приговора»[352].
Да, Джилас курировал подготовку обвинения и настаивал на смертном приговоре, но несмотря на это, он с уважением говорит о Драже Михайловиче:
Это был храбрый человек, однако его взгляды отличались крайней нестабильностью, что влияло на принятие им решений. Традиционалист, он оказался неспособным понять суть происходящих бурных перемен, не говоря уже о том, чтобы успешно провести свой корабль в шторм, лавируя между коварными препятствиями. Простой народ, особенно сербы, всегда казался ему глубоко религиозным и патриотичным и всей душой преданным королю и родине. Хотя его отряды – иногда по его прямому приказу – совершали массовые карательные акции против несербского населения, уничтожали коммунистов и сочувствующих им, сам Дража не считался изувером или фанатиком[353].
Процесс над Дражей Михайловичем и приговор к смертной казни через расстрел, приведенный в исполнение 17 июля 1946 года, вызвали резкую критику Тито со стороны западных государственных деятелей, в особенности Черчилля и де Голля. Однако осуждение Тито – это одно дело, а сочувствие и реальная поддержка многострадальным соотечественникам Михайловича – совсем другое. Большая часть сербов в Сербии, в отличие от православного населения в Хорватии и Боснии и Герцеговине, действительно, по выражению Джиласа, была «глубоко религиозной, патриотичной и всей душой преданной королю и родине…» Иными словами, они были антикоммунистами.