Страница:
– Поздравляю, Светлый Меч, – чопорно проговорил государь Альфред. – Я полагаю, ты сознаешь, что государь Гунтар для тебя сделал…
– Сознаю, господин мой, – поклонился Стурм. – И я клянусь отцовским мечом, – тут он возложил руку на древний клинок, – что жалеть о проявленном доверии ему не придется.
– Да уж, постарайся, молодой человек, – сказал государь Альфред и направился к выходу из зала. Государь Микаэл последовал за ним, не сказав Стурму ни слова.
Но того уже обступили юные рыцари, спешившие высказать ему самые горячие поздравления. Стурм тепло отвечал на рукопожатия, только улыбнуться себя заставить так и не смог. Слишком еще свежа была боль.
Потом, почтительно и неторопливо, он отодвинул в сторону черные розы и убрал меч в ножны на поясе. Взяв одну из роз, он заправил ее за ремень.
– Я должен поблагодарить тебя, господин мой… – обратился он к Гунтару, и голос его задрожал.
– Не за что меня благодарить, сынок, – Гунтар оглядел зал и зябко передернул плечами: – Пошли-ка отсюда куда-нибудь, где потеплее… От стаканчика горячего вина со специями ты, надеюсь, не откажешься?
И двое рыцарей зашагали по каменным коридорам старого замка Гунтара. Позади слышался затихающий цокот подков по каменной вымостке двора, веселые крики, даже воинственные песнопения – это молодые рыцари разъезжались восвояси.
– Я должен поблагодарить тебя, господин мой, – решительно повторил Стурм. – Ты очень многим рискуешь. Право же, я надеюсь, что не посрамлю…
– Рискую? Мальчик мой, что за чепуха! – Потирая замерзшие ладони, Гунтар провел Стурма в маленькую комнату, уже разукрашенную к предстоявшему празднику Середины Зимы алыми зимними розами, выращенными в теплицах, перьями зимородка и маленькими, изящными золотыми коронами. Ярко горел огонь в камине. Гунтар подозвал слуг, и те мигом принесли две кружки с дымящейся жидкостью, распространявшей пряный аромат и тепло.
– Сколько раз твой отец заслонял меня своим щитом и спасал мне жизнь, когда меня валили наземь в бою! – сказал Гунтар.
– Но ведь и ты делал для него то же самое, – ответил Стурм. – Тебе незачем считать себя его должником. Ты поручился за меня своей честью, и это значит, что, если я оплошаю, поплатишься ты. Ты лишишься и звания, и титула, и земель… Уж Дерек о том позаботится, – добавил он угрюмо.
Гунтар потягивал вино, внимательно наблюдая за молодым человеком. Он видел, что Стурм едва пригубил, и то больше из вежливости; рука, державшая кружку, сильно дрожала. Гунтар дружески взял Стурма за плечо и заставил его опуститься в кресло.
– Бывало ли так, чтобы ты подводил кого-нибудь, Стурм? – спросил он.
Стурм вскинул голову, карие глаза вспыхнули:
– Нет, господин мой. Клянусь!
– Так зачем мне тревожиться о будущем? – улыбнулся Гунтар и поднял кружку: – Пью за твои успехи в битвах, Стурм Светлый Меч.
Стурм зажмурился… Вот когда сказалось пережитое напряжение. Он уронил голову на руки и заплакал. Мучительные рыдания потрясли его тело. Гунтар крепко стиснул его плечо.
– Как я тебя понимаю… – тихо проговорил он. Перед глазами вновь встал тот далекий день, когда в точности так же плакал Стурмов отец, только что проводивший молодую жену и маленького сына в изгнание. Ему не суждено было увидеть их еще раз.
Измученный Стурм так и уснул прямо в кресле, положив голову на стол. Гунтар долго сидел подле него, прихлебывая вино и вспоминая давно прошедшие времена. Потом и его одолел сон.
Дни, остававшиеся перед отправлением армии в Палантас, для Стурма промчались как один миг. Помимо прочего, ему было необходимо подыскать себе доспехи, и притом ношенные, поскольку новые ему были не по карману. Отцовские он тщательно упаковал: если уж ему было запрещено их носить, он собирался по крайней мере возить их с собой. Кроме того, он должен был присутствовать на всевозможных собраниях, запоминать порядок боевых построений, изучать накопленные сведения о неприятеле…
Битва за Палантас обещала стать кровавой и упорной: победитель получал господство над всем севером Соламнии. Относительно стратегии разногласий не возникало. На стены предполагалось вывести городскую армию. Сами же рыцари займут Башню Верховного Жреца, запиравшую дорогу через Вингаардские горы… Однако единомыслие троих командующих тем и исчерпывалось. Встречаясь друг с другом, они держались напряженно, холодно и отчужденно.
И вот настал день отплытия. Рыцари садились на корабли. Семьи стояли на берегу; женщины были бледны, но лишь немногие плакали – большинство держалось так же сурово, как и их мужья. Иные жены и сами носили на поясах мечи. Все знали: если битва на севере будет проиграна, вражеского нашествия долго ждать не придется…
Гунтар, облаченный в сверкающие латы, стоял на пристани, разговаривая с рыцарями и прощаясь с сыновьями. Вот они с Дереком обменялись несколькими ритуальными фразами, предписанными Мерой. Вот они обнялись с государем Альфредом, постаравшись при этом едва коснуться друг друга… Потом Гунтар разыскал Стурма. Молодой рыцарь в простых, видавших виды доспехах стоял в стороне от толпы.
– Послушай, Светлый Меч, – негромко сказал ему Гунтар. – Я тут собирался спросить тебя кое о чем, да все было недосуг. Помнится, ты обмолвился, что эти твои друзья тоже собирались на Санкрист. Есть ли среди них такие, чье свидетельство могло бы воздействовать на мнение Совета?
Стурм ответил не сразу… В первый миг он подумал о Танисе, который неизменно вспоминался ему все эти дни. Он ведь даже надеялся, что Танис приедет… Потом надежда исчезла. Где бы ни был теперь Танис, наверняка у него хватало своих собственных трудностей и тягот… Было и еще одно существо, с которым Стурм, невзирая ни на что, упрямо надеялся свидеться. Непроизвольным движением рыцарь нашарил Камень-Звезду, висевший у него на груди. От Камня исходило почти осязаемое тепло, и Стурм каким-то образом знал – Эльхана, находившаяся далеко-далеко, в то же время всегда была здесь… с ним…
Он сказал:
– Лорана!
– Женщина? – нахмурился Гунтар.
– Да, но это дочь Беседующего-с-Солнцами, принцесса Правящего Дома эльфов Квалинести. Она и ее брат Гилтанас вряд ли откажутся свидетельствовать в мою пользу.
– Правящий Дом… – задумался Гунтар. Потом просиял: – Великолепно! Тем более что нам стало известно: сам Беседующий скоро прибудет на Совет Белокамня. Короче, мальчик мой, если все пойдет так, как мы надеемся, я непременно пришлю тебе весточку, и ты снова сможешь надеть свои доспехи. Ты будешь оправдан и станешь носить их, ничего не стыдясь!
– А ты будешь свободен от своего поручительства, – сказал Стурм, крепко и благодарно пожимая ему руку.
– Чепуха! Даже и не думай об этом, – и Гунтар возложил руку на голову Стурму – точно так, как и своим собственным сыновьям. Молодой рыцарь почтительно опустился перед ним на колени. – Прими мое благословение, Стурм Светлый Меч… отцовское благословение, которым я напутствую тебя, ибо твоего батюшки с нами нет. Исполняй свой долг, юноша, и будь достойным сыном своего отца. Да пребудет с тобою дух государя нашего Хумы…
– Спасибо, господин мой, – Стурм поднялся на ноги. – Прощай!
– Прощай, Стурм, – сказал Гунтар. Быстро обняв молодого рыцаря, он повернулся и отошел.
Воины взошли на корабли. Наступал рассвет, но в свинцовом зимнем небе не было солнца. Серые тучи низко висели над темными морскими волнами. Все молчали, только и слышны были команды, которые отдавали капитаны судов, да ответы матросов. Скрипели лебедки, поднимая наверх якоря. Паруса хлопали на ветру.
Один за другим белокрылые корабли покидали причал и брали курс на север. Вот последний парус скрылся за горизонтом, но никто не спешил уходить с пирса – даже когда внезапно налетел дождь и, вымочив всех ледяными каплями, затянул холодное море серой пеленой…
3. ОКО ДРАКОНА. ОБЕТ ВЕРНОСТИ
4. НЕЖДАННЫЕ ГОСТИ
– Сознаю, господин мой, – поклонился Стурм. – И я клянусь отцовским мечом, – тут он возложил руку на древний клинок, – что жалеть о проявленном доверии ему не придется.
– Да уж, постарайся, молодой человек, – сказал государь Альфред и направился к выходу из зала. Государь Микаэл последовал за ним, не сказав Стурму ни слова.
Но того уже обступили юные рыцари, спешившие высказать ему самые горячие поздравления. Стурм тепло отвечал на рукопожатия, только улыбнуться себя заставить так и не смог. Слишком еще свежа была боль.
Потом, почтительно и неторопливо, он отодвинул в сторону черные розы и убрал меч в ножны на поясе. Взяв одну из роз, он заправил ее за ремень.
– Я должен поблагодарить тебя, господин мой… – обратился он к Гунтару, и голос его задрожал.
– Не за что меня благодарить, сынок, – Гунтар оглядел зал и зябко передернул плечами: – Пошли-ка отсюда куда-нибудь, где потеплее… От стаканчика горячего вина со специями ты, надеюсь, не откажешься?
И двое рыцарей зашагали по каменным коридорам старого замка Гунтара. Позади слышался затихающий цокот подков по каменной вымостке двора, веселые крики, даже воинственные песнопения – это молодые рыцари разъезжались восвояси.
– Я должен поблагодарить тебя, господин мой, – решительно повторил Стурм. – Ты очень многим рискуешь. Право же, я надеюсь, что не посрамлю…
– Рискую? Мальчик мой, что за чепуха! – Потирая замерзшие ладони, Гунтар провел Стурма в маленькую комнату, уже разукрашенную к предстоявшему празднику Середины Зимы алыми зимними розами, выращенными в теплицах, перьями зимородка и маленькими, изящными золотыми коронами. Ярко горел огонь в камине. Гунтар подозвал слуг, и те мигом принесли две кружки с дымящейся жидкостью, распространявшей пряный аромат и тепло.
– Сколько раз твой отец заслонял меня своим щитом и спасал мне жизнь, когда меня валили наземь в бою! – сказал Гунтар.
– Но ведь и ты делал для него то же самое, – ответил Стурм. – Тебе незачем считать себя его должником. Ты поручился за меня своей честью, и это значит, что, если я оплошаю, поплатишься ты. Ты лишишься и звания, и титула, и земель… Уж Дерек о том позаботится, – добавил он угрюмо.
Гунтар потягивал вино, внимательно наблюдая за молодым человеком. Он видел, что Стурм едва пригубил, и то больше из вежливости; рука, державшая кружку, сильно дрожала. Гунтар дружески взял Стурма за плечо и заставил его опуститься в кресло.
– Бывало ли так, чтобы ты подводил кого-нибудь, Стурм? – спросил он.
Стурм вскинул голову, карие глаза вспыхнули:
– Нет, господин мой. Клянусь!
– Так зачем мне тревожиться о будущем? – улыбнулся Гунтар и поднял кружку: – Пью за твои успехи в битвах, Стурм Светлый Меч.
Стурм зажмурился… Вот когда сказалось пережитое напряжение. Он уронил голову на руки и заплакал. Мучительные рыдания потрясли его тело. Гунтар крепко стиснул его плечо.
– Как я тебя понимаю… – тихо проговорил он. Перед глазами вновь встал тот далекий день, когда в точности так же плакал Стурмов отец, только что проводивший молодую жену и маленького сына в изгнание. Ему не суждено было увидеть их еще раз.
Измученный Стурм так и уснул прямо в кресле, положив голову на стол. Гунтар долго сидел подле него, прихлебывая вино и вспоминая давно прошедшие времена. Потом и его одолел сон.
Дни, остававшиеся перед отправлением армии в Палантас, для Стурма промчались как один миг. Помимо прочего, ему было необходимо подыскать себе доспехи, и притом ношенные, поскольку новые ему были не по карману. Отцовские он тщательно упаковал: если уж ему было запрещено их носить, он собирался по крайней мере возить их с собой. Кроме того, он должен был присутствовать на всевозможных собраниях, запоминать порядок боевых построений, изучать накопленные сведения о неприятеле…
Битва за Палантас обещала стать кровавой и упорной: победитель получал господство над всем севером Соламнии. Относительно стратегии разногласий не возникало. На стены предполагалось вывести городскую армию. Сами же рыцари займут Башню Верховного Жреца, запиравшую дорогу через Вингаардские горы… Однако единомыслие троих командующих тем и исчерпывалось. Встречаясь друг с другом, они держались напряженно, холодно и отчужденно.
И вот настал день отплытия. Рыцари садились на корабли. Семьи стояли на берегу; женщины были бледны, но лишь немногие плакали – большинство держалось так же сурово, как и их мужья. Иные жены и сами носили на поясах мечи. Все знали: если битва на севере будет проиграна, вражеского нашествия долго ждать не придется…
Гунтар, облаченный в сверкающие латы, стоял на пристани, разговаривая с рыцарями и прощаясь с сыновьями. Вот они с Дереком обменялись несколькими ритуальными фразами, предписанными Мерой. Вот они обнялись с государем Альфредом, постаравшись при этом едва коснуться друг друга… Потом Гунтар разыскал Стурма. Молодой рыцарь в простых, видавших виды доспехах стоял в стороне от толпы.
– Послушай, Светлый Меч, – негромко сказал ему Гунтар. – Я тут собирался спросить тебя кое о чем, да все было недосуг. Помнится, ты обмолвился, что эти твои друзья тоже собирались на Санкрист. Есть ли среди них такие, чье свидетельство могло бы воздействовать на мнение Совета?
Стурм ответил не сразу… В первый миг он подумал о Танисе, который неизменно вспоминался ему все эти дни. Он ведь даже надеялся, что Танис приедет… Потом надежда исчезла. Где бы ни был теперь Танис, наверняка у него хватало своих собственных трудностей и тягот… Было и еще одно существо, с которым Стурм, невзирая ни на что, упрямо надеялся свидеться. Непроизвольным движением рыцарь нашарил Камень-Звезду, висевший у него на груди. От Камня исходило почти осязаемое тепло, и Стурм каким-то образом знал – Эльхана, находившаяся далеко-далеко, в то же время всегда была здесь… с ним…
Он сказал:
– Лорана!
– Женщина? – нахмурился Гунтар.
– Да, но это дочь Беседующего-с-Солнцами, принцесса Правящего Дома эльфов Квалинести. Она и ее брат Гилтанас вряд ли откажутся свидетельствовать в мою пользу.
– Правящий Дом… – задумался Гунтар. Потом просиял: – Великолепно! Тем более что нам стало известно: сам Беседующий скоро прибудет на Совет Белокамня. Короче, мальчик мой, если все пойдет так, как мы надеемся, я непременно пришлю тебе весточку, и ты снова сможешь надеть свои доспехи. Ты будешь оправдан и станешь носить их, ничего не стыдясь!
– А ты будешь свободен от своего поручительства, – сказал Стурм, крепко и благодарно пожимая ему руку.
– Чепуха! Даже и не думай об этом, – и Гунтар возложил руку на голову Стурму – точно так, как и своим собственным сыновьям. Молодой рыцарь почтительно опустился перед ним на колени. – Прими мое благословение, Стурм Светлый Меч… отцовское благословение, которым я напутствую тебя, ибо твоего батюшки с нами нет. Исполняй свой долг, юноша, и будь достойным сыном своего отца. Да пребудет с тобою дух государя нашего Хумы…
– Спасибо, господин мой, – Стурм поднялся на ноги. – Прощай!
– Прощай, Стурм, – сказал Гунтар. Быстро обняв молодого рыцаря, он повернулся и отошел.
Воины взошли на корабли. Наступал рассвет, но в свинцовом зимнем небе не было солнца. Серые тучи низко висели над темными морскими волнами. Все молчали, только и слышны были команды, которые отдавали капитаны судов, да ответы матросов. Скрипели лебедки, поднимая наверх якоря. Паруса хлопали на ветру.
Один за другим белокрылые корабли покидали причал и брали курс на север. Вот последний парус скрылся за горизонтом, но никто не спешил уходить с пирса – даже когда внезапно налетел дождь и, вымочив всех ледяными каплями, затянул холодное море серой пеленой…
3. ОКО ДРАКОНА. ОБЕТ ВЕРНОСТИ
Рейстлин стоял в узкой двери фургончика, озирая золотыми глазами залитый солнцем лес. Все было тихо. Праздник Середины Зимы миновал; ничто не нарушало неподвижности снежного одеяла, укрывшего землю. Спутники, и те разошлись по делам… Рейстлин мрачно кивнул. Великолепно! Повернувшись, он скрылся в фургончике и плотно притворил дверь.
Вот уже несколько дней друзья никуда не трогались с этой поляны в лесу на окраинах Кендермора. Путешествие подходило к концу; везло им пока невероятно. Сегодня они двинутся дальше и под покровом ночной темноты направятся в Устричный. У них было достаточно денег, чтобы нанять целый корабль, и еще оставалось, чтобы купить всевозможных припасов и прожить с неделю в гостинице. Нынче после полудня они дали свое последнее представление.
Перешагивая через кое-как набросанное имущество, молодой маг прошел в заднюю часть фургона. Взгляд его привлекло сверкающее блестками алое одеяние, висевшее на гвозде. Тика порывалась убрать костюм, но маг на нее зарычал, и она, пожав плечами, оставила одеяние на месте и ушла в лес. Она знала, что Карамон не даст ей долго скучать в одиночестве.
Худая рука Рейстлина потянулась к одеянию, длинные пальцы с сожалением погладили переливчатую, расшитую блестками ткань. Ему было жаль, что все кончилось.
– Я был счастлив… – пробормотал он вполголоса. – Как странно! Много ли было в моей жизни дней, о которых я мог бы сказать – «я был счастлив»? В детстве?.. Нет. А эти пять лет – после того, как они искалечили мое тело… исказили мое зрение? С другой стороны, я и не стремился к счастью, ибо что есть счастье по сравнению с моей магией!.. И все же… все же… каким блаженным покоем были полны эти несколько недель! Несколько недель счастья. Вряд ли это когда-нибудь повторится… Особенно после того, что я сейчас совершу…
Какое-то время Рейстлин еще держал в руках облачение, потом скомкал его и отшвырнул в угол. И прошел немного дальше, туда, где он отгородил себе занавесками отдельный покойчик. Войдя внутрь, он плотно задернул за собой занавески.
Ну вот и отлично. Никто не потревожит его здесь в течение ближайших нескольких часов, вернее сказать, до темноты. Танис с Речным Ветром отправились на охоту. Карамон тоже собрался якобы на охоту, хотя все знали – это был только предлог для того, чтобы побыть в лесу с Тикой наедине. Золотая Луна готовила съестное в дорогу. Да, никто не должен был его побеспокоить… Маг удовлетворенно кивнул.
Усевшись за небольшой откидной столик, сооруженный для него Карамоном, Рейстлин бережно вытащил из самого сокровенного кармашка своих одежд неприметный с виду мешочек – самый обычный мешочек, если не считать того, что в нем хранилось Око Дракона. Худые, обтянутые кожей пальцы дрожали, распутывая тесемку. Потом Рейстлин запустил руку вовнутрь, нащупал Око и извлек его на свет. И, положив на ладонь, стал рассматривать – нет ли какой перемены.
Перемен не было. Зеленый туман все так же клубился внутри. Око было по-прежнему холодно на ощупь – ни дать ни взять гигантская градина. Улыбнувшись, Рейстлин запустил свободную руку под стол, нашаривая трехногую деревянную подставку. Найдя, он поставил ее на стол. Сделана она была довольно скверно, – уж то-то расфыркался бы Флинт, доведись ему увидеть ее. Что поделаешь, мастерить из дерева Рейстлин не умел и не любил. Он втайне трудился над этой подставкой несколько долгих дней, пока их фургончик катился вперед по тряским дорогам. И ему было наплевать, красива она или нет, – лишь бы послужила.
Он положил Око на подставку и стал ждать. Око казалось игрушечным и смешно выглядело на крепкой треноге, но Рейстлин был терпелив. Через некоторое время, как он и ожидал. Око стало расти. А может быть, это уменьшался он сам?.. Рейстлин не взялся бы утверждать наверняка. Он знал только, что Око было как раз такого размера, какого следовало, а сам он был слишком мал, слишком незначителен даже для того, чтобы просто находиться с ним в одном помещении…
Маг решительно тряхнул головой. Он знал, что не должен был поддаваться на подобные хитрости. Что ж, скоро это будут уже не хитрости, а… Горло стиснул спазм. Рейстлин закашлялся, проклиная свои несчастные легкие. Судорожно вздохнув, он заставил себя дышать ровно и глубоко.
Успокойся, приказал он себе. Я должен успокоиться. Я не стану бояться. Я полон сил! Я столько совершил!.. И он мысленно воззвал к Оку: «Внемли, какой волшебной силы я сподобился! Зри, что я совершил в Омраченном лесу! Зри, что сделал я в Сильванести! Я силен. Я тебя не боюсь».
Внутри Ока клубился цветной туман. Оно не отвечало ему.
Маг ненадолго закрыл глаза, чтобы не видеть Ока. Потом, укрепившись душою, вновь посмотрел на него и вздохнул. Решительный миг приближался.
Око достигло своих истинных размеров. Рейстлин почти наяву увидел иссохшие, сморщенные руки Лорака, обхватившие шар… Молодой маг внутренне содрогнулся… Нет! – решительно сказал он себе. Прекрати!
И прогнал видение прочь.
Он снова принудил себя успокоиться, ровно дыша и не сводя с Ока глаз. Потом медленно простер к нему тонкие пальцы, отливавшие металлической желтизной. Помедлив еще миг, он возложил руки на холодный хрусталь и нараспев произнес древние слова:
– Аст билак Мойпаралан
Сух аквлар тантангузар!
Откуда он знал, что именно следовало говорить?.. Откуда пришли старинные слова, которые должны были сообщить Оку о его присутствии, заставить Око понимать его речь? Рейстлин не знал. Он знал только, что слова эти всплыли откуда-то из глубины его разума. Что подсказало их? Тот голос, что говорил с ним в Сильванести?.. Возможно. Впрочем, это не имело значения.
Он повторил:
– Аст билак Мойпаралан
Сух аквлар тантангузар!
Переливчатую, мерцающую зелень Ока медленно поглотили мириады сменяющихся красок, от вида которых у Рейстлина закружилась голова. Хрусталь до боли холодил его ладони. Рейстлин был уверен, что, вздумай он оторвать сейчас руки от поверхности Ока, на гладком хрустале останутся лохмотья кожи и мяса. Стиснув зубы, он запретил себе обращать внимание на боль и снова прошептал колдовские слова.
Пятна и полосы цвета перестали кружиться. В центре шара стал разгораться свет, содержавший в себе все цвета – и ни одного. Рейстлин сглотнул, сражаясь с готовым разразиться приступом кашля.
И вот из источника света явились две руки! Рейстлину отчаянно захотелось отдернуть свои собственные, но прежде, чем он смог хотя бы пошевелиться, эти руки сплелись с его руками в могучем пожатии. Око же исчезло! Исчезла и комнатка! Рейстлин ничего не видел кругом себя. Ни света, ни тьмы – ничего! Ничего, кроме двух рук, крепко державших его. Ужас подстегнул Рейстлина, и он сосредоточил все свое внимание на этих руках.
Человеческие? А может, эльфийские? Старые или молодые?.. Невозможно сказать. Пальцы были длинными, изящными, но хватка их была смертоносна. А выпусти – и будешь плыть в пустоте, пока не сомкнется вокруг милосердная тьма. Цепляясь за эти руки со всей силой, которую придал ему страх, Рейстлин вдруг осознал, что они медленно тянули его куда-то, затягивали его в… в…
И Рейстлин очнулся, как если бы ему плеснули в лицо холодной водой. Нет! – твердо сказал он разуму, присутствие которого ощущалось в движениях неведомых рук. Я не поддамся! Как ни страшно было разрывать спасительное пожатие, оказаться затянутым туда было страшней. Я не отпущу тебя, но и не поддамся, – яростно сообщил он чуждому разуму. Собрав все силы, маг рванул руки к себе!
Все замерло. Две воли схлестнулись, сражаясь не на жизнь, а на смерть. Рейстлин чувствовал, как уходили силы из его тела, как слабели его руки, как на ладонях выступил пот. Руки Ока вновь начали потихоньку притягивать его к себе. Нет!.. Рейстлин собрал воедино все свои духовные силы и до предела напряг каждый мускул хилого тела. Он не поддастся!
И наконец – медленно-медленно, когда он уже думал, что бешено колотящееся сердце вот-вот выпрыгнет из груди либо взорвется объятый пламенем мозг, – Рейстлин почувствовал, что те, чужие руки перестали его куда-то тащить. Они все еще держали его – как и он их – мертвой хваткой. Но они более не состязались друг с другом. В их пожатии было уважение, а не борьба.
Восторг победы и ощущение магической силы окутали Рейстлина теплым золотым светом. Наконец-то он смог расслабиться. Дрожа всем телом, он ощутил, что руки Ока поддерживали его, вливали в него новые силы.
«Что ты такое? – молча спросил он. – Ты доброе? Или злое?»
«Я ни то ни другое, – пришел неслышный ответ. – Я все и ничто. Я сущность драконов, плененная много столетий назад…»
«Как же ты действуешь? – спросил Рейстлин. – Как ты повелеваешь драконами?»
«Прикажи – и я заставлю их явиться ко мне. Они не могут противиться моему зову. Они исполнят приказ».
«Но обратятся ли они против своих нынешних хозяев? Станут ли они мне подчиняться?»
«Это зависит от силы хозяина и от связи между ними двоими. Иногда она столь прочна, что дракон остается во власти хозяина. Но большинство исполнит все, что ты велишь. Они просто не смогут иначе».
– Надо будет обдумать это, – пробормотал Рейстлин, чувствуя, что слабеет. – Что-то я не понимаю…
«Ни о чем не волнуйся. Я тебе помогу. Теперь, когда мы с тобой связаны, ты сможешь часто прибегать к моей помощи. Я знаю множество тайн, утраченных давным-давно. И все они могут стать твоими…»
«Какие тайны?..» – Рейстлин почувствовал, что теряет сознание. Страшное усилие слишком дорого ему обошлось. Он пытался удержать руки, но понял, что его ладони были готовы вот-вот соскользнуть.
Руки Ока поддерживали его бережно, точно руки матери, держащей младенца.
«Успокойся, я не дам тебе упасть. Усни. Ты очень устал».
«Расскажи мне! – молча закричал Рейстлин. – Я должен знать!..»
«Пока я могу сказать тебе лишь одно: ты должен отдохнуть. В Палантасе, в библиотеке Астинуса есть книги – многие сотни книг, принесенных туда древними магами во дни Проигранных Битв. Непосвященным они кажутся всего лишь энциклопедиями, скучными жизнеописаниями волшебников, давно умерших и позабытых…»
Рейстлин увидел подкрадывающуюся тьму и что было сил ухватился за руки.
– Что же в них на самом деле? – прошептал он. И вдруг понял, и накатившая тьма тотчас накрыла его подобно океанской волне.
Тика и Карамон лежали обнявшись в небольшой пещере неподалеку от того места, где остановился фургон. Рыжие кудри Тики беспорядочно, разметались. Всем телом прижавшись к Карамону, она гладила ладонью его лицо, прикасалась губами к его губам.
– Карамон, милый, – шептала она. – Я хочу быть твоей. Я же чувствую, что нас тянет друг к другу. Я ничего не боюсь. Я хочу быть твоей…
Карамон зажмурился. Его лицо блестело от пота, сердце разрывала невыносимая страсть, подобная боли. Он знал способ – блаженный способ – прекратить эту боль. Он заколебался… Душистые волосы Тики щекотали его нос, ее губы ласкали его шею. Это было бы так просто… так чудесно…
Но Карамон со вздохом обхватил могучими ладонями запястья девушки и оторвал ее от себя.
– Нет, – сказал он, пытаясь не задохнуться от переполнявшего его чувства. И поднялся, чтобы повторить: – Нет. Прости меня. Прости, что все зашло так далеко…
– За что прощать? – воскликнула Тика. – Говорю тебе, я не боюсь! Я люблю тебя и ничего не боюсь!
Да уж, подумал он, прижимая ладонью заходившееся сердце. То-то ты в моих объятиях трепещешь, точно кролик в силке.
Тика принялась поправлять завязки своей белой блузки с рукавами-фонариками. Слезы слепили ее, и она дергала тесемки, пока не порвала.
– Вот видишь, что ты наделал! – И она бросила на пол пещеры обрывок шелкового шнурка. – Я из-за тебя блузку испортила! Придется чинить! И все, конечно, поймут, что у нас было! Или подумают!.. Я… я…
И Тика, отчаянно расплакавшись, закрыла руками лицо.
– А мне наплевать, что там они скажут! Или подумают! – проговорил Карамон, и голос его отдался эхом под низкими сводами. Богатырь не стал утешать Тику. Он знал: если он к ней прикоснется, то совладать со своей страстью уже не сможет. – Да и что они могут подумать? Они же наши друзья. Они нас любят…
– Да знаю я, знаю! – всхлипнула Тика. – Все дело в Рейстлине, правда ведь? Я не нравлюсь ему. Он меня ненавидит!
– Не говори так. Тика, – голос Карамона был тверд. – Но даже если бы… и даже будь он сильнее… Какое это имело бы значение? И вообще, какое мне дело, кто там что скажет… Все только и хотят, чтобы мы были счастливы. Они никак в толк не возьмут, почему мы не… ну… почему мы еще не вместе. Танис, тот прямо в глаза меня дураком обозвал…
– И правильно! – Волосы, падавшие Тике на лицо, промокли от слез.
– Может быть. А может быть, и нет.
Что-то в голосе Карамона заставило девушку утереть глаза. Он повернулся к ней, и она подняла глаза.
– Послушай, Тика. Ты ведь не знаешь, что стряслось с Рейстом в Башне Высшего Волшебства. Никто из вас не знает. И никогда не узнает. А я знаю. Я там был. И все видел. Они заставили меня смотреть! – Содрогнувшись, Карамон провел рукой по лицу. Тика смотрела на него, замерев. Карамон тяжело вздохнул. – «Его сила спасет мир», сказали они. Какая сила? Внутренняя, наверное. Потому что его внешняя, телесная сила – это я… Я… я не очень-то понял, но тогда, во сне, Рейст сказал мне, что мы с ним – одна личность, которую Боги, прокляв, поместили в два разных тела. И мы нуждаемся друг в друге – по крайней мере сейчас… – Лицо великана омрачилось. – Быть может, когда-нибудь это изменится. Быть может, когда-нибудь он приобретет и внешнюю силу…
Карамон замолчал. Тика сглотнула и вытерла ладонью лицо.
– Я… – начала было она, но Карамон перебил:
– Подожди, дай договорить… Я люблю тебя. Тика. Очень люблю. И очень хочу, чтобы ты была моей. Не будь мы замешаны в этой дурацкой войне, ты бы стала моей прямо сегодня… Сейчас… Но я не могу. Потому что с этой минуты я должен был бы посвятить тебе всю свою жизнь. Я в первую очередь думал бы только о тебе, ведь ты этого заслуживаешь. Так вот. Тика, я не могу дать подобного обета. Мой первый долг – это долг перед братом…
Тика снова заплакала, жалея на сей раз не себя, а его.
– Я хочу, чтобы ты была свободна, – сказал великан. – Ты еще встретишь мужчину, который…
– Карамон!.. – встревоженный зов Таниса нарушил мирную послеполуденную тишину. – Карамон, скорее сюда!
– Рейстлин! – ахнул тот и, не добавив более ни слова, кинулся из пещеры наружу. Тика проводила его взглядом и начала приглаживать растрепанные кудри.
Карамон тем временем ворвался в фургончик:
– Что случилось? Рейст?..
Танис угрюмо кивнул:
– Я только что его обнаружил… – И полуэльф отдернул занавески, отгораживавшие комнатку мага.
Рейстлин лежал на деревянном полу. Лицо у него было белое, из угла рта текла кровь. Он чуть заметно дышал. Карамон опустился рядом с ним на колени и бережно поднял его.
– Рейстлин… – прошептал он. – Братик… Что случилось?
– Вот что, – Танис вытянул руку.
Карамон вскинул голову, и на глаза ему тотчас попалось Око Дракона. Он увидел, что оно вновь приняло свои первоначальные размеры, памятные ему по Сильванести. Око покоилось на вытесанной Рейстлином подставке и переливалось яркими живыми цветами. Карамон взмок от ужаса, мгновенно вспомнив Лорака. Лорака невменяемого, умирающего…
– Рейст!.. – простонал он, прижимая брата к груди.
Рейстлин чуть шевельнул головой. Его веки затрепетали. Потом дрогнули губы.
– Что ты сказал? – Карамон склонился над ним. Слабое дыхание мага холодило его кожу.
– Мои… – прошелестел Рейстлин. – Заклинания… древних… Они мои… мои…
Его голова бессильно мотнулась, голос умолк. Но лицо излучало спокойствие и даже умиротворение. Он ровно дышал, а тонкие губы раздвинула победная улыбка.
Вот уже несколько дней друзья никуда не трогались с этой поляны в лесу на окраинах Кендермора. Путешествие подходило к концу; везло им пока невероятно. Сегодня они двинутся дальше и под покровом ночной темноты направятся в Устричный. У них было достаточно денег, чтобы нанять целый корабль, и еще оставалось, чтобы купить всевозможных припасов и прожить с неделю в гостинице. Нынче после полудня они дали свое последнее представление.
Перешагивая через кое-как набросанное имущество, молодой маг прошел в заднюю часть фургона. Взгляд его привлекло сверкающее блестками алое одеяние, висевшее на гвозде. Тика порывалась убрать костюм, но маг на нее зарычал, и она, пожав плечами, оставила одеяние на месте и ушла в лес. Она знала, что Карамон не даст ей долго скучать в одиночестве.
Худая рука Рейстлина потянулась к одеянию, длинные пальцы с сожалением погладили переливчатую, расшитую блестками ткань. Ему было жаль, что все кончилось.
– Я был счастлив… – пробормотал он вполголоса. – Как странно! Много ли было в моей жизни дней, о которых я мог бы сказать – «я был счастлив»? В детстве?.. Нет. А эти пять лет – после того, как они искалечили мое тело… исказили мое зрение? С другой стороны, я и не стремился к счастью, ибо что есть счастье по сравнению с моей магией!.. И все же… все же… каким блаженным покоем были полны эти несколько недель! Несколько недель счастья. Вряд ли это когда-нибудь повторится… Особенно после того, что я сейчас совершу…
Какое-то время Рейстлин еще держал в руках облачение, потом скомкал его и отшвырнул в угол. И прошел немного дальше, туда, где он отгородил себе занавесками отдельный покойчик. Войдя внутрь, он плотно задернул за собой занавески.
Ну вот и отлично. Никто не потревожит его здесь в течение ближайших нескольких часов, вернее сказать, до темноты. Танис с Речным Ветром отправились на охоту. Карамон тоже собрался якобы на охоту, хотя все знали – это был только предлог для того, чтобы побыть в лесу с Тикой наедине. Золотая Луна готовила съестное в дорогу. Да, никто не должен был его побеспокоить… Маг удовлетворенно кивнул.
Усевшись за небольшой откидной столик, сооруженный для него Карамоном, Рейстлин бережно вытащил из самого сокровенного кармашка своих одежд неприметный с виду мешочек – самый обычный мешочек, если не считать того, что в нем хранилось Око Дракона. Худые, обтянутые кожей пальцы дрожали, распутывая тесемку. Потом Рейстлин запустил руку вовнутрь, нащупал Око и извлек его на свет. И, положив на ладонь, стал рассматривать – нет ли какой перемены.
Перемен не было. Зеленый туман все так же клубился внутри. Око было по-прежнему холодно на ощупь – ни дать ни взять гигантская градина. Улыбнувшись, Рейстлин запустил свободную руку под стол, нашаривая трехногую деревянную подставку. Найдя, он поставил ее на стол. Сделана она была довольно скверно, – уж то-то расфыркался бы Флинт, доведись ему увидеть ее. Что поделаешь, мастерить из дерева Рейстлин не умел и не любил. Он втайне трудился над этой подставкой несколько долгих дней, пока их фургончик катился вперед по тряским дорогам. И ему было наплевать, красива она или нет, – лишь бы послужила.
Он положил Око на подставку и стал ждать. Око казалось игрушечным и смешно выглядело на крепкой треноге, но Рейстлин был терпелив. Через некоторое время, как он и ожидал. Око стало расти. А может быть, это уменьшался он сам?.. Рейстлин не взялся бы утверждать наверняка. Он знал только, что Око было как раз такого размера, какого следовало, а сам он был слишком мал, слишком незначителен даже для того, чтобы просто находиться с ним в одном помещении…
Маг решительно тряхнул головой. Он знал, что не должен был поддаваться на подобные хитрости. Что ж, скоро это будут уже не хитрости, а… Горло стиснул спазм. Рейстлин закашлялся, проклиная свои несчастные легкие. Судорожно вздохнув, он заставил себя дышать ровно и глубоко.
Успокойся, приказал он себе. Я должен успокоиться. Я не стану бояться. Я полон сил! Я столько совершил!.. И он мысленно воззвал к Оку: «Внемли, какой волшебной силы я сподобился! Зри, что я совершил в Омраченном лесу! Зри, что сделал я в Сильванести! Я силен. Я тебя не боюсь».
Внутри Ока клубился цветной туман. Оно не отвечало ему.
Маг ненадолго закрыл глаза, чтобы не видеть Ока. Потом, укрепившись душою, вновь посмотрел на него и вздохнул. Решительный миг приближался.
Око достигло своих истинных размеров. Рейстлин почти наяву увидел иссохшие, сморщенные руки Лорака, обхватившие шар… Молодой маг внутренне содрогнулся… Нет! – решительно сказал он себе. Прекрати!
И прогнал видение прочь.
Он снова принудил себя успокоиться, ровно дыша и не сводя с Ока глаз. Потом медленно простер к нему тонкие пальцы, отливавшие металлической желтизной. Помедлив еще миг, он возложил руки на холодный хрусталь и нараспев произнес древние слова:
– Аст билак Мойпаралан
Сух аквлар тантангузар!
Откуда он знал, что именно следовало говорить?.. Откуда пришли старинные слова, которые должны были сообщить Оку о его присутствии, заставить Око понимать его речь? Рейстлин не знал. Он знал только, что слова эти всплыли откуда-то из глубины его разума. Что подсказало их? Тот голос, что говорил с ним в Сильванести?.. Возможно. Впрочем, это не имело значения.
Он повторил:
– Аст билак Мойпаралан
Сух аквлар тантангузар!
Переливчатую, мерцающую зелень Ока медленно поглотили мириады сменяющихся красок, от вида которых у Рейстлина закружилась голова. Хрусталь до боли холодил его ладони. Рейстлин был уверен, что, вздумай он оторвать сейчас руки от поверхности Ока, на гладком хрустале останутся лохмотья кожи и мяса. Стиснув зубы, он запретил себе обращать внимание на боль и снова прошептал колдовские слова.
Пятна и полосы цвета перестали кружиться. В центре шара стал разгораться свет, содержавший в себе все цвета – и ни одного. Рейстлин сглотнул, сражаясь с готовым разразиться приступом кашля.
И вот из источника света явились две руки! Рейстлину отчаянно захотелось отдернуть свои собственные, но прежде, чем он смог хотя бы пошевелиться, эти руки сплелись с его руками в могучем пожатии. Око же исчезло! Исчезла и комнатка! Рейстлин ничего не видел кругом себя. Ни света, ни тьмы – ничего! Ничего, кроме двух рук, крепко державших его. Ужас подстегнул Рейстлина, и он сосредоточил все свое внимание на этих руках.
Человеческие? А может, эльфийские? Старые или молодые?.. Невозможно сказать. Пальцы были длинными, изящными, но хватка их была смертоносна. А выпусти – и будешь плыть в пустоте, пока не сомкнется вокруг милосердная тьма. Цепляясь за эти руки со всей силой, которую придал ему страх, Рейстлин вдруг осознал, что они медленно тянули его куда-то, затягивали его в… в…
И Рейстлин очнулся, как если бы ему плеснули в лицо холодной водой. Нет! – твердо сказал он разуму, присутствие которого ощущалось в движениях неведомых рук. Я не поддамся! Как ни страшно было разрывать спасительное пожатие, оказаться затянутым туда было страшней. Я не отпущу тебя, но и не поддамся, – яростно сообщил он чуждому разуму. Собрав все силы, маг рванул руки к себе!
Все замерло. Две воли схлестнулись, сражаясь не на жизнь, а на смерть. Рейстлин чувствовал, как уходили силы из его тела, как слабели его руки, как на ладонях выступил пот. Руки Ока вновь начали потихоньку притягивать его к себе. Нет!.. Рейстлин собрал воедино все свои духовные силы и до предела напряг каждый мускул хилого тела. Он не поддастся!
И наконец – медленно-медленно, когда он уже думал, что бешено колотящееся сердце вот-вот выпрыгнет из груди либо взорвется объятый пламенем мозг, – Рейстлин почувствовал, что те, чужие руки перестали его куда-то тащить. Они все еще держали его – как и он их – мертвой хваткой. Но они более не состязались друг с другом. В их пожатии было уважение, а не борьба.
Восторг победы и ощущение магической силы окутали Рейстлина теплым золотым светом. Наконец-то он смог расслабиться. Дрожа всем телом, он ощутил, что руки Ока поддерживали его, вливали в него новые силы.
«Что ты такое? – молча спросил он. – Ты доброе? Или злое?»
«Я ни то ни другое, – пришел неслышный ответ. – Я все и ничто. Я сущность драконов, плененная много столетий назад…»
«Как же ты действуешь? – спросил Рейстлин. – Как ты повелеваешь драконами?»
«Прикажи – и я заставлю их явиться ко мне. Они не могут противиться моему зову. Они исполнят приказ».
«Но обратятся ли они против своих нынешних хозяев? Станут ли они мне подчиняться?»
«Это зависит от силы хозяина и от связи между ними двоими. Иногда она столь прочна, что дракон остается во власти хозяина. Но большинство исполнит все, что ты велишь. Они просто не смогут иначе».
– Надо будет обдумать это, – пробормотал Рейстлин, чувствуя, что слабеет. – Что-то я не понимаю…
«Ни о чем не волнуйся. Я тебе помогу. Теперь, когда мы с тобой связаны, ты сможешь часто прибегать к моей помощи. Я знаю множество тайн, утраченных давным-давно. И все они могут стать твоими…»
«Какие тайны?..» – Рейстлин почувствовал, что теряет сознание. Страшное усилие слишком дорого ему обошлось. Он пытался удержать руки, но понял, что его ладони были готовы вот-вот соскользнуть.
Руки Ока поддерживали его бережно, точно руки матери, держащей младенца.
«Успокойся, я не дам тебе упасть. Усни. Ты очень устал».
«Расскажи мне! – молча закричал Рейстлин. – Я должен знать!..»
«Пока я могу сказать тебе лишь одно: ты должен отдохнуть. В Палантасе, в библиотеке Астинуса есть книги – многие сотни книг, принесенных туда древними магами во дни Проигранных Битв. Непосвященным они кажутся всего лишь энциклопедиями, скучными жизнеописаниями волшебников, давно умерших и позабытых…»
Рейстлин увидел подкрадывающуюся тьму и что было сил ухватился за руки.
– Что же в них на самом деле? – прошептал он. И вдруг понял, и накатившая тьма тотчас накрыла его подобно океанской волне.
Тика и Карамон лежали обнявшись в небольшой пещере неподалеку от того места, где остановился фургон. Рыжие кудри Тики беспорядочно, разметались. Всем телом прижавшись к Карамону, она гладила ладонью его лицо, прикасалась губами к его губам.
– Карамон, милый, – шептала она. – Я хочу быть твоей. Я же чувствую, что нас тянет друг к другу. Я ничего не боюсь. Я хочу быть твоей…
Карамон зажмурился. Его лицо блестело от пота, сердце разрывала невыносимая страсть, подобная боли. Он знал способ – блаженный способ – прекратить эту боль. Он заколебался… Душистые волосы Тики щекотали его нос, ее губы ласкали его шею. Это было бы так просто… так чудесно…
Но Карамон со вздохом обхватил могучими ладонями запястья девушки и оторвал ее от себя.
– Нет, – сказал он, пытаясь не задохнуться от переполнявшего его чувства. И поднялся, чтобы повторить: – Нет. Прости меня. Прости, что все зашло так далеко…
– За что прощать? – воскликнула Тика. – Говорю тебе, я не боюсь! Я люблю тебя и ничего не боюсь!
Да уж, подумал он, прижимая ладонью заходившееся сердце. То-то ты в моих объятиях трепещешь, точно кролик в силке.
Тика принялась поправлять завязки своей белой блузки с рукавами-фонариками. Слезы слепили ее, и она дергала тесемки, пока не порвала.
– Вот видишь, что ты наделал! – И она бросила на пол пещеры обрывок шелкового шнурка. – Я из-за тебя блузку испортила! Придется чинить! И все, конечно, поймут, что у нас было! Или подумают!.. Я… я…
И Тика, отчаянно расплакавшись, закрыла руками лицо.
– А мне наплевать, что там они скажут! Или подумают! – проговорил Карамон, и голос его отдался эхом под низкими сводами. Богатырь не стал утешать Тику. Он знал: если он к ней прикоснется, то совладать со своей страстью уже не сможет. – Да и что они могут подумать? Они же наши друзья. Они нас любят…
– Да знаю я, знаю! – всхлипнула Тика. – Все дело в Рейстлине, правда ведь? Я не нравлюсь ему. Он меня ненавидит!
– Не говори так. Тика, – голос Карамона был тверд. – Но даже если бы… и даже будь он сильнее… Какое это имело бы значение? И вообще, какое мне дело, кто там что скажет… Все только и хотят, чтобы мы были счастливы. Они никак в толк не возьмут, почему мы не… ну… почему мы еще не вместе. Танис, тот прямо в глаза меня дураком обозвал…
– И правильно! – Волосы, падавшие Тике на лицо, промокли от слез.
– Может быть. А может быть, и нет.
Что-то в голосе Карамона заставило девушку утереть глаза. Он повернулся к ней, и она подняла глаза.
– Послушай, Тика. Ты ведь не знаешь, что стряслось с Рейстом в Башне Высшего Волшебства. Никто из вас не знает. И никогда не узнает. А я знаю. Я там был. И все видел. Они заставили меня смотреть! – Содрогнувшись, Карамон провел рукой по лицу. Тика смотрела на него, замерев. Карамон тяжело вздохнул. – «Его сила спасет мир», сказали они. Какая сила? Внутренняя, наверное. Потому что его внешняя, телесная сила – это я… Я… я не очень-то понял, но тогда, во сне, Рейст сказал мне, что мы с ним – одна личность, которую Боги, прокляв, поместили в два разных тела. И мы нуждаемся друг в друге – по крайней мере сейчас… – Лицо великана омрачилось. – Быть может, когда-нибудь это изменится. Быть может, когда-нибудь он приобретет и внешнюю силу…
Карамон замолчал. Тика сглотнула и вытерла ладонью лицо.
– Я… – начала было она, но Карамон перебил:
– Подожди, дай договорить… Я люблю тебя. Тика. Очень люблю. И очень хочу, чтобы ты была моей. Не будь мы замешаны в этой дурацкой войне, ты бы стала моей прямо сегодня… Сейчас… Но я не могу. Потому что с этой минуты я должен был бы посвятить тебе всю свою жизнь. Я в первую очередь думал бы только о тебе, ведь ты этого заслуживаешь. Так вот. Тика, я не могу дать подобного обета. Мой первый долг – это долг перед братом…
Тика снова заплакала, жалея на сей раз не себя, а его.
– Я хочу, чтобы ты была свободна, – сказал великан. – Ты еще встретишь мужчину, который…
– Карамон!.. – встревоженный зов Таниса нарушил мирную послеполуденную тишину. – Карамон, скорее сюда!
– Рейстлин! – ахнул тот и, не добавив более ни слова, кинулся из пещеры наружу. Тика проводила его взглядом и начала приглаживать растрепанные кудри.
Карамон тем временем ворвался в фургончик:
– Что случилось? Рейст?..
Танис угрюмо кивнул:
– Я только что его обнаружил… – И полуэльф отдернул занавески, отгораживавшие комнатку мага.
Рейстлин лежал на деревянном полу. Лицо у него было белое, из угла рта текла кровь. Он чуть заметно дышал. Карамон опустился рядом с ним на колени и бережно поднял его.
– Рейстлин… – прошептал он. – Братик… Что случилось?
– Вот что, – Танис вытянул руку.
Карамон вскинул голову, и на глаза ему тотчас попалось Око Дракона. Он увидел, что оно вновь приняло свои первоначальные размеры, памятные ему по Сильванести. Око покоилось на вытесанной Рейстлином подставке и переливалось яркими живыми цветами. Карамон взмок от ужаса, мгновенно вспомнив Лорака. Лорака невменяемого, умирающего…
– Рейст!.. – простонал он, прижимая брата к груди.
Рейстлин чуть шевельнул головой. Его веки затрепетали. Потом дрогнули губы.
– Что ты сказал? – Карамон склонился над ним. Слабое дыхание мага холодило его кожу.
– Мои… – прошелестел Рейстлин. – Заклинания… древних… Они мои… мои…
Его голова бессильно мотнулась, голос умолк. Но лицо излучало спокойствие и даже умиротворение. Он ровно дышал, а тонкие губы раздвинула победная улыбка.
4. НЕЖДАННЫЕ ГОСТИ
Проводив рыцарей, отплывших в Палантас, государь Гунтар отправился в свой замок, надеясь поспеть домой к празднику Середины Зимы. Поездка, занявшая несколько дней, оказалась не из легких: дороги развезло, грязь была по колено. Конь то и дело спотыкался, и Гунтар, любивший верного коня едва ли меньше, чем собственных сыновей, время от времени спешивался и вел его под уздцы. Надо ли удивляться, что в замок он прибыл насквозь мокрым, измученным и замерзшим.
Главный конюх сам принял у него скакуна.
– Пусть его хорошенько почистят, – наказывал Гунтар, не без труда покидая седло. – Приготовь теплой овсянки и…
Конюх терпеливо кивал, выслушивая подробнейшие наставления, хотя, правду сказать, выглядели они так, словно он в своей жизни живой лошади не видал. И верно, Гунтар готов был лично вести любимца в конюшню, но тут из дому появился старый слуга. Звали его Уиллс.
– К тебе пришли, господин, – сказал он, почтительно проводя Гунтара в замок. – Двое. Прибыли несколько часов назад…
Главный конюх сам принял у него скакуна.
– Пусть его хорошенько почистят, – наказывал Гунтар, не без труда покидая седло. – Приготовь теплой овсянки и…
Конюх терпеливо кивал, выслушивая подробнейшие наставления, хотя, правду сказать, выглядели они так, словно он в своей жизни живой лошади не видал. И верно, Гунтар готов был лично вести любимца в конюшню, но тут из дому появился старый слуга. Звали его Уиллс.
– К тебе пришли, господин, – сказал он, почтительно проводя Гунтара в замок. – Двое. Прибыли несколько часов назад…